Соль. Судьба первородной Александрова Марина

Пролог

Песок. Куда ни посмотри, он будет везде. Бескрайнее песчаное море, в котором не боишься потеряться, ибо, сделав лишь шаг по бескрайней пустыне Элио, ты можешь считать, что уже потерян. Найден ты будешь лишь в день, когда великие духи Элио решат отпустить твое тело и душу. Поймешь ли ты, что песка больше нет в этот миг? Или пустыня отнимет последние крупицы твоего разума, подменив его своими образами и видениями? Всякий ступивший на этот путь надеется, что удача будет на его стороне. Всякий идущий в поисках края пустыни верит, что он непременно есть. Но не каждому дано найти место, где обрывается песчаное море.

Фигура, с ног до головы укутанная в плотную темно-коричневую ткань, неспешно ступала по песчаной насыпи. Из-за палящего солнца казалось, что силуэт дрожит на фоне лазурного неба. Но человек шел уверенно и твердо, словно не в первый раз ступал по бескрайней глади Элио. Из-за одежды было сложно понять, кто этот странник с шестом в руке. Мужчина ли? Женщина?

Каждый знает: по Элио нельзя ходить в одиночестве. Только караваном, только с людьми, которые смогут подстраховать и не дадут заблудиться или сойти с ума. Но человек, бредущий сейчас по волнам из золотого песка, не знал об этом или в этом не нуждался. Так или иначе, поступь его была тверда, и в ней читалась уверенность в направлении. Его лицо было закрыто отрезом ткани, лишь глаза пристально изучали то, что вот-вот должно было всколыхнуть мнимое спокойствие песков.

«Не успею», – коротко подумал человек, подсознательно отмечая оставшееся время до того, как неукротимая буря всколыхнет окружающее пространство. Вздыбится золотая гладь миллионами крошечных песчинок, взметнутся они в едином порыве в воздух, и не устоит ничто живое на пути очнувшейся ото сна стихии. Бежать нет никакого смысла. Да и не убежишь от того, что лежит под ногами, готовясь очнуться ото сна.

Фигура неожиданно остановилась. Казалось, человек пристально всматривается куда-то вдаль. Некоторое время он стоял, словно размышляя о выборе пути. Но стоило ли терять время на размышления? Решение было принято еще в тот момент, когда странник увидел неестественно изогнутую фигуру на песке в нескольких десятках метров от себя. Как-то досадливо тряхнув головой, человек решительно ступил в сторону, где, раскинув руки широко в стороны, лежал мужчина.

Легко скользя по песчаной насыпи, странник быстро преодолел расстояние до тела, которое так не вовремя заметил.

«Лучше бы тебе умереть», – не к месту подумал он, опускаясь перед мужчиной на четвереньки. Стоило путешественнику осмотреть лежащего перед ним «человека», как он озабоченно нахмурился и что-то прошипел сквозь сжатые зубы. И это было неудивительно, ведь перед ним был настоящий аланит – представитель древнего народа нелюдей.

Странник решительно стянул тугую перчатку, обнажая необычайно хрупкую ладонь, больше похожую на девичью или подростковую, и быстро провел рукой над телом мужчины.

– Живой, – несколько разочарованно пробормотал путник. – И чего бы тебе не отдать свою душу на суд Литы хоть мгновением ранее?! – возмущенно пробормотал человек, резким движением скидывая свой мешок со спины и ставя рядом с умирающим. – Чего поперся в пустыню, если за себя не в состоянии постоять? Чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе век одни беды на голову сыпались! Как я вас ненавижу, гадов! Чтоб вас сплющило и раздавило! И что вы все болеете?! Лучше б сразу ручки сложили и прямым ходом по назначению! – продолжал шипеть странник, выуживая из сумки совсем простой на вид медальон перехода. – Одни растраты с вами! И мимо не пройдешь, и с собой тащить не больно надо! Что за жизнь? Что за жизнь?! И за что мне это только! – сокрушался человек, казалось бы, бестолково водя руками над телом аланита. Правда, бестолково это выглядело лишь для тех, кто смотрел на мир, не владея истинным зрением…

– Ничего, я буду не я, если задаром тебя с того света вытащу, – зло буркнул человек, ухватив пострадавшего за подбородок, который, как и все тело мужчины, был в густой, почти запекшейся крови. Наклонившись над, судя по количеству оружия и одежде, воином, он весьма повелительно шикнул, приложив к этому и необходимый энергетический импульс: – Открой глаза, балбес!

«Балбес» болезненно поморщился, но глаза все же открыл. Сперва глаза цвета ночи никак не могли сфокусироваться, но уже спустя пять секунд они внимательно смотрели на странника.

– К-кто т-ты… – тяжело выдохнул аланит на всеобщеимперском наречии.

– А ты? – раздраженно скривился странник, а голос его вдруг стал неожиданно хриплым, старческим. – Ты мне одно скажи: тебя спасать надо или как? Жить хочешь? – почти не рассчитывая на отрицательный ответ, осведомился человек, так и не открыв лица.

Аланит тяжело сглотнул и, словно собрав все оставшиеся силы, резко кивнул, теряя сознание.

– Кивнул или судорога? – задумчиво пробормотал человек, прекрасно понимая, что тот кивнул; после чего он тяжело вздохнул и активировал амулет перехода.

Эрдан Иль Таррэн приходил в себя с трудом. Все тело болело. Ощущения были не из приятных. И не удивительно, учитывая то, какие раны ему нанесли при последнем покушении. Потом принудительная телепортация и выброс в самой что ни на есть пустыне. Он должен был умереть. Должен… и умер бы. Если бы не тот человеческий дед, что совершенно непостижимым образом оказался в самом центре безжизненных песков. Он смутно помнил, каким именно образом оказался под сводом этой странной пещеры, совсем не помнил того, как дед раздел, отмыл его, залечил наружные раны и уложил на жесткий топчан в самом углу этого каменного жилища. Эрдан не принадлежал к расе людей, иначе, после того как странник столь умело излечил его тело, он сумел бы встать и забыть о том, что с ним произошло. Но ранения у него были такими, что изуродованы оказались энергетические потоки внутри, пробоины были серьезными, и он продолжал терять силы. Но и человек, что лечил его, превзошел все ожидания аланита. Он не знал Целителей подобной силы. Ни разу не встречал подобных… первородных, настоящих – во плоти, а не героев сказок и легенд. Все эти мысли пронеслись в сознании Эрдана, стоило ему в первый раз прийти в себя после лечения. Сейчас он лежал на спине и без интереса разглядывал свод пещеры. От ощущения собственного бессилия мужчина то и дело резко сжимал кулаки, и это было единственным, на что он сейчас был способен.

– Ну, ну, давай: еще раз десять сожмешь и опять потеряешь сознание дня на три, – ехидный голос старика раздался от входа в пещеру. Эрдан подслеповато сощурился, стараясь разглядеть того, кто спас ему жизнь. Судя по одежде, что скрывала мужчину с головы до ног, его подобрал некто, привыкший ходить по пескам Элио. Вот только никогда он не слышал о том, чтобы люди имели глупость путешествовать в одиночестве в этих местах. – Мне лично так даже лучше. Я могу хотя бы представить, что тебя тут нет.

– К-к… – попытался было сказать Эрдан, но вовремя понял, что для этого слишком слаб; правда, перед этим его больно ударили палкой по лбу.

– Я тебе что – «Имперская благотворительная организация»? – хрипло осведомился дед, не выпуская из рук посоха. – Откроешь рот, когда разрешу! Если не дошло, ты меня стесняешь. Я не люблю гостей, особенно тех, что остаются погостить. Чем дольше ты болен, тем дольше ты будешь тут и тем несчастнее буду я. Доступно излагаю? – фыркнул дедок, легким движением руки убирая ушиб со лба Эрдана. – Теперь пей, спи и не дергайся лишний раз – мне надо работать над твоими потоками. Твои травмы мешают мне жить, так что сделай милость, выздоравливай и уматывай, – пробурчал дед, подсовывая под нос Эрдану глиняную плошку, сильно воняющую чем-то неподдающимся описанию. Не успел мужчина сделать и несколько глотков, как его веки наполнились свинцовой тяжестью, и он даже не понял, что отключился.

– Так гораздо лучше, – едва слышным шепотом проговорил склонившийся над аланитом целитель. – Эх, всего-то неделя прошла, а я уже ненавижу тебя пуще всех на свете.

Когда Эрдан пришел в себя во второй раз, он не поверил собственным ощущениям. До того изуродованные энергоартерии, казалось, полностью зажили. Он чувствовал себя если не хорошо, то очень сносно в сравнении с прошлым разом. Сейчас его тело будто налилось приятной тяжестью силы. Она наполняла собой его нутро, давая опьяняющее чувство, что он способен на все. Несмело пошевелив руками, он решил, что вполне может встать, и даже попытался это сделать. Но тут случилось нечто невообразимое! Его вновь ударили по голове! А совсем рядом упало что-то и звонко разбилось. И только после того, как это произошло, он понял, что не смог среагировать вовремя! Даже не почувствовал, как дед, а больше было некому, запустил в него маленькую глиняную пиалу.

– Ты что – тупой? – без обиняков поинтересовались у него из глубины пещеры.

– Зачем вы швырнули в меня эту миску? – неожиданно слабо прохрипел Эрдан, втайне ненавидя себя за слабость, с которой не мог справиться.

– Потому, что ты идиот и нормальных слов не понимаешь. Что непонятного я тебе сказал, когда просил не вставать без разрешения? – вкрадчиво поинтересовался старик. – Ты еще слишком слаб, а работы с тобой получилось столько, что легче было бы тебя просто удавить по-тихому. И что я вижу? Зенки распахнул, немного ожил – и к демонам все, о чем просил человек, что тебя спас.

Во время этой отповеди старик подошел к небольшому топчану, на котором и лежал сейчас аланит. Неровно чадящая свеча выхватила образ старика, что замер в ногах Эрдана. Необычайно живые и проницательные аквамариновые глаза смотрели строго. От этого Эрдану стало не по себе! А учитывая, что он в принципе не помнил, когда ему было не по себе в последний раз, ощущение оказалось не из приятных.

– Я хоть и восстановил твои артерии, но воспользоваться силой ты не сможешь месяц, а то и полтора.

– Как?! – пораженно выдохнул мужчина. – Я не могу так долго…

– «Я не могу так долго», – передразнил его дед и тут же жестко сказал: – Болезный, если думаешь, что я буду с тобой возиться полтора месяца, то глубоко ошибаешься. Завтра вещички соберешь, и чтоб духу твоего тут больше не было.

– Но…

– Блоки сможет снять любой недоучка-знахарь за звонкую монету, так что более не задерживаю, – проворчал самый невероятный и противный целитель, что когда-либо встречался Эрдану за всю его жизнь. – И так уже сил нет терпеть вонь твоей болезни и страданий! Всегда одно и то же! Не ценят ни здоровье, ни жизнь, а потом ноют без конца. Почему у них глисты? Почему печень раздулась? А я тебе скажу, – препротивно заворчал дед, – потому, что жрать меньше надо что попало и где попало! А что касаемо тебя, идиота, то нечего мечи к заднице прикручивать, коли пользоваться не умеешь!

– Вы же первородный, – из последних сил призывая себя к спокойствию, заговорил Эрдан. – Откуда такое отношение к живым и нуждающимся в помощи и исцелении?

– О! – воскликнул дед. – Поумничать решил? А ты поживи с мое – я на тебя посмотрю! Полечи дебилов, потеряй всех, кто был тебе братом, а потом скажи, каково быть таким, как я, и сколько любви к живым в тебе еще останется? Или ты думаешь, я от хорошей жизни торчу в этой дыре? – поинтересовался дедок, сверкнув злым взглядом в сторону больного. – Вот вы все где у меня, – зло указав ладонью на шею, сквозь зубы процедил он.

– Но… послушайте, я не последний аланит в империи и занимаю достаточно высокое положение при дворе, потому имею достойное образование и знаю, что первородные целители не могут так относиться к живым людям! Они – само воплощение любви…

После этих его слов пещера буквально взорвалась от каркающего хриплого смеха. Потом дед вдруг резко замолчал и пристально посмотрел в черные глаза мужчины, что лежал перед ним, своими необыкновенными аквамариновыми глазами.

– Скажи-ка мне, не последний муж империи с хорошим образованием, когда исчезли последние первородные целители Двуликого Бога, а?

– Последние первородные исчезли после Десятилетней войны, – заученно пробормотал Эрдан. – Это была великая битва, в которой родилась наша империя!

– Это была Великая резня, в которой вы кромсали, сжигали, травили и Двуликий ведает что еще делали друг с другом. Первородных сгоняли на поля сражений, как скот! Кидали нас в самое пекло, заставляя лечить! Зная, что ни один из нас не пойдет против зова. Не сможет отвернуться от чужой боли. Полагали, что наш дар безграничен, а значит, высасывать его из нас можно бесконечно. Знаешь, сколько из нас выжило после этого?

– В-все, – неуверенно, но все же сказал Эрдан, мысленно прикидывая, сколько же лет этому старику, если война, о которой они говорят, произошла не одно столетие назад.

– И куда же мы делись? – усмехнулся дед. – Раз после нас никто не видел?

– По велению императора Актавия вам была дарована высшая милость Великой Империи Алании, а именно десять тысяч золотых асс, земельный надел в плодородных землях провинции Эсай… – по памяти перечислял Эрдан то, что некогда сумел запомнить на уроке истории у достопочтимого господина Соруса. – Свобода воли в выборе службы и места ее прохождения, а также пособие из казны империи. Но гордые первородные отвергли щедрое предложение империи за оказанные услуги, отринули долг перед родиной и предпочли скитания и вольнодумие, – весьма патетично закончил Эрдан, отчего-то чувствуя, что сморозил глупость. И что тому было причиной: презрительный прищур аквамариновых глаз или же сам факт, озвученный, вдруг показался ему каким-то ненастоящим, что ли?

– Ну-ну, – фыркнул дед, отворачиваясь от мужчины и тем самым показывая, что не желает больше с ним говорить.

Целитель оставил своего подопечного одного, вышел через узкий скалистый проход из своего логова, спустился к подножью горы, в которой жил так давно, что уже и не пытался считать время. У самой кромки скалы начиналось песчаное море Элио. Здесь его никто и никогда не стал бы искать. В таком месте не стали бы искать даже жалкие крупицы жизни. Днем Элио раскалялась до невыносимых температур, ночью был такой холод, что мороз, царящий в занесенном снегами Амарио, любому показался бы незначительной прохладой. А он тут жил… и берёг…

Взгляд сам собой упал на десятки каменных валунов, рассыпанных у подножья горы. Казалось, что камнепад случился не одно десятилетие назад. Да камни так и остались лежать, утопая в песках, не потревоженные никем. Вот только он знал имя каждого валуна, хранившего покой его братьев и сестер.

– Айрин, – коснулась рука первого камня, – Дарэн, – и второго камня касается ладонь, – Сорэн, Тим, Лила, Сорэйя, Ксандер, Айтон, Эмма, Лиссан, Джо, – хрипло усмехнулся дедок, вспоминая что-то погребенное под пеплом прожитых лет, но все еще не забытое. – Антей, Шиман, Зорис, Там-Там, – и вновь улыбка слышится в голосе. – Дон, Юрис, Катлин, Ром, Симус, Шонтай…

Камней много, и у каждого есть свое имя, у каждого своя история и место в его воспоминаниях – когда они совсем еще юные, молодые, отмеченные касанием Двуликого, вступали на свой путь целителя. Когда никто еще и подумать не мог, как их дар растопчут, а жизнь изуродуют непрекращающимися войнами империи. И все, что останется, – это безымянные надгробия на краю безжизненной пустыни Элио. Кладбище самоубийц, сгоревших первородных, безумных и потерянных. Где дом их хранителя, последнего, того, кто сумел выжить, кто не поддался безумию, кто сумел уберечь свой дар и разум, а вместе с тем и жизнь…

– Слышали, что бормочет этот идиот? Оказывается, вы скрываетесь. Конечно скрываетесь, – согласно кивнул он. – Под непроницаемым покрывалом Элио, под жаром палящего солнца и безумием ледяных ночей. Мы сокрыты так, что ни один из них нас не найдет. Следовало бросить этого недоросля умирать, – покачал он головой, будто соглашаясь с кем-то невидимым, – я знаю. До сих пор чувствую, что влечет за собой опрометчивое решение, но зов все еще поет в крови… Надежда, что ушли мы достаточно далеко от них, тает с каждой секундой. Все зря… – тяжело вздохнул старик. – Если бы не страх, что живет во мне столь долго, я бы… мы были бы вместе сейчас. Но я так хочу жить, – тяжело перевел он дыхание. – Двуликий, почему я все еще хочу жить? – не ожидая ответа, он устремил свой ясный взор к небу, привычно вслушиваясь в тишину и шепот песков.

Эрдан ощущал, что былая сила возвращается в его тело. С трудом, но он уже мог сидеть. Как же не вовремя приключилось это покушение. Сейчас, когда он так нужен своему Дому, он лежит на вонючем топчане на задворках их мира и все, о чем в состоянии думать, – как выползти наружу, чтобы справить нужду. К слову сказать, вместе с тем, как в его тело возвращалась сила, он начинал понимать и еще кое-что. Во-первых, он выжил, а дома наверняка все считают его мертвым. Ведь, похоже, при принудительной телепортации он потерял свой амулет, который мог бы дать знать его брату, куда именно направить поисковый отряд и в каком состоянии он находится. Если брат решит, что он мертв, то скорее всего предпримет шаги на опережение. Начнутся массовые репрессии, а зная нрав брата, утяжеленный его нынешним состоянием…

На этой мысли Эрдан запнулся и нервно перевел взгляд на выход из пещеры. Ну конечно же… Вот оно! Это не просто судьба, а само провидение! Должно быть, богиня Лурес истинно благоволит к нему. Пусть сквозь страдания и лишения, но он нашел то, что так долго искал и не надеялся обрести!

Стараясь скрыть охватившее его возбуждение, он мысленно призвал себя к спокойствию. Не стоит раньше времени поддаваться эмоциям. Ведь то, что он задумал, не так-то просто сделать в его нынешнем состоянии. Как бы то ни было, дед не простой человек. А если говорить точно, то и вовсе не человек… первородный, отмеченный Двуликим Богом, сильнейший целитель их мира. Что еще он знает о таких, как этот дед? Почему живет он на окраине мира, забыв о деньгах, славе и долге? Какое имеет он право так бездарно тратить свой дар?! И потом, разве будет он неблагодарным по отношению к своему спасителю, если даст тому все то, чего он достоин, в обмен всего на одну услугу? Пусть дед сперва и не поймет, как ему повезло, но признает это позже непременно! Ах, если бы не это ранение и, как следствие, невозможность пользоваться силой! Все было бы куда как проще… А так – придется рассчитывать лишь на себя и благоволение Лурес. Ему нужен амулет перехода, которым уже однажды воспользовался его спаситель. И он очень надеялся, что на амулете еще остались заряды для перемещения.

Когда через несколько часов по пещере поплыли запахи съестного, Эрдан невольно начал жадно принюхиваться. Сколько он не ел? Сколько времени прошло с тех пор, как он оказался тут? Все, что он помнил, – как в его рот проникает влага. А это могло значить лишь то, что дед его все же поил. Но боги, как же ему хотелось сейчас есть! Громкое урчание в животе стало тому ярким подтверждением. Он был не из тех, кто стеснялся говорить, а точнее – заявлять о своих желаниях, но сейчас отчего-то испытывал робость. Не желая признаваться даже себе в том, что странный целитель вызывает в нем легкую оторопь, он все же попытался встать на ноги и самолично отправиться на зов искушающих запахов. Но не успел он толком сесть, как в проходе показался уже знакомый силуэт.

– Что? – скептически изогнув бровь, поинтересовался спаситель. – Решил протереть мне пол своим телом? Чтоб ты знал, до утра можешь даже не пытаться встать. Но уже завтра днем будешь сносно стоять на ногах для того, чтобы убраться из моего дома.

– Но, – постаравшись придать своему голосу необходимых жалостливых интонаций, начал Эрдан, – как?

– Ножками, как еще? – хмыкнул дед, ловко усаживаясь на пол прямо перед спасенным и опуская перед собой поднос с бульоном.

– Но ведь мы же…

– В самом сердце Элио? Да, – уверенно кивнул целитель.

– Я не дойду, – возмущенно воскликнул аланит.

– Чёй-то? – усмехнувшись, поинтересовался дед.

– Это будет самоубийство, – с силой сжав кулаки и призвав себя к спокойствию, Эрдан попытался состроить жалостливую гримасу.

– Да ладно, – отмахнулся дед. – Таскать вон тот ворох оружия, – указал он на два фамильных клинка, доставшихся Эрдану в свое время в качестве подарка на совершеннолетие, а теперь небрежно брошенных в углу пещеры, – не умея им владеть как следует, вот это – самоубийство. А ножками потопать – это для здоровья самое то.

– Если я не умру от жажды, то замерзну ночью! – все же вспыхнул аланит, не сумев подавить раздражения.

– Значит – судьба, не моя забота, – легко пожал плечами собеседник.

– Но у вас же есть амулет перехода, – отбросив надежду вывести собеседника на нужную ему тему, Эрдан решил повернуть беседу в интересующее его русло сам.

– Есть, да не про твою честь, – фыркнул дед и, не давая возможности сказать Эрдану что-то в ответ, сунул тому ложку с огненным бульоном в рот.

«Да, так дело не пойдет, – мысленно рассуждал Эрдан, лежа в полной темноте и вперив взгляд в окружающую его тьму. – Завтра, только завтра, если верить заверениям этого ненормального, я смогу вновь ощутить себя полным сил и встать на ноги. Дед выглядит до смешного тщедушным. Так что, даже несмотря на то что силы мои заблокированы, есть шанс просто оглушить его… А там – стоит вернуться домой, и я сумею найти достойный аргумент, чтобы он согласился еще раз мне помочь. Нельзя упускать такую возможность, никак нельзя!»

Глава 1

Приходить в себя после того, как едва не отдавший богу душу придурок решил воспользоваться твоим радушием и шарахнул тебя по голове не пойми чем, – то еще удовольствие, скажу я вам. Особенно приятно осознать, что твои руки туго связаны, лицом ты упираешься в каменный, изрядно отполированный пол, а в пяти сантиметрах от твоих глаз находятся чудесные сандалии из кожи молодого бычка на огромных лапищах неизвестного мужика. Почему мужика? Ну, думается мне, мало найдется красоток со столь внушительным размером ноги и повышенной волосатостью кожного покрова. Еще одним, безусловно приятным, открытием становится тот факт, что этот мужик здоров как бык. Именно поэтому от него не пахнет ни старыми хворями, ни острыми болями. Чист, аки младенец. Чушь, просто кто-то не поленился и затянул на мне петлю Двуликого.

– Я же просил быть с ним поаккуратнее, – откуда-то издалека послышался встревоженный голос моего давешнего знакомого-мерзавца. – Поднимите его с пола, пока он не пришел в себя, и развяжите руки. Это ни к чему. Нет, Римс, петлю не трогай, только руки, – засуетился где-то рядом тот, кого все же стоило бросить умирать в пустыне. Паренек-то оказался не просто аланитом, что само по себе было премерзким фактом, а еще и подлым уродцем.

Я занималась им добрых две недели. Две недели постоянной усталости, недосыпания и магического истощения, не говоря уже о горшках и прочих радостях по уходу за лежачим больным. И что в итоге? А в итоге… все как всегда. Жадность живых не имеет предела. Эгоистичность и алчность – вот что движет этим миром, который уже слишком давно забыл, что такое любовь, самоотдача, сострадание. Что говорить, я и сама пытаюсь забыть, но мой проклятый дар расставляет приоритеты в моей жизни. И его вовсе не волнует, как мне опостылело все это. Как устала я от глупости и порочности живых. Как ненавистны мне чужие хвори и неблагодарность спасенных мною людей.

Тем не менее я заставила себя прикрыть глаза и еще крепче сжать челюсти, чтобы, не дай Двуликий, не испортить свое и без того незавидное положение. Перед тем как ударить меня, «больной» сказал, что ему нужна всего одна услуга… Они всегда так говорят. Это успокаивает их совесть. Так им кажется, что они вовсе не неблагодарные твари, а всего лишь просящие. Я точно знаю, что им всегда будет мало. Тем более если человек или нелюдь наделен властью. Такие люди развращены тем, что имеют. Они наивно полагают, что вправе владеть всем, чем им захочется. Даже жизнями других. Им кажется, что все в этом мире создано для них и ради них. Они верят в собственную значимость и исключительность, а на деле… каждый из них – всего лишь существо, которому рано или поздно предназначено превратиться в тлен у ног живых. Тем временем здоровяк Римс легко поднял меня на руки и куда-то пошел, не особо задумываясь, удобно ли мне висеть кверху ногами, уткнувшись носом в его пухлый зад. Отвратительное начало дня!

– Осторожнее, Римс, осторожнее, – кудахтал где-то сбоку мой давешний больной. – Положи его вот сюда. Да осторожнее же ты! Ой… ты что, не видишь, что это подлокотник, а не подушка! Он и так пострадал, не стоит усугублять! Мне он нужен здоровым!

«Стоило подумать об этом прежде, чем приложить меня головой о деревянный подлокотник два раза подряд!» – хотелось высказаться мне, но оставалось лишь с удвоенной силой сжимать челюсти.

Что за жизнь…

Стоило мне почувствовать, как этот самый Римс опустил меня на небольшую кушетку и отошел в сторону, я решила, что пора немного поохать и открыть глаза. Не хватало только, чтобы они еще и в чувства меня соизволили привести.

– Кажется, приходит в себя, – прокомментировал мои стоны бывший больной.

– Прихожу, – пробурчала я старческим голосом, не имея никакой возможности поправить голосовые связки, поскольку петля, небрежно накинутая на мою шею, этого бы не позволила.

Я привыкла общаться с окружающими в обличье пожилого мужчины. Так было проще. Быть девушкой чревато, когда не уверена, что сможешь постоять за себя в любой ситуации. Быть старухой не солидно. Пожилых женщин в империи не воспринимают вовсе. Юношей? То же самое, что и старухой. Возраст меняется, отношение остается. Потому быть мужиком в летах – оптимальный вариант… особенно учитывая мой прескверный характер, скрывать который я не вижу ни необходимости, ни желания. Почему? Да просто слишком долго я брожу по дорогам Айрис, чтобы все еще быть милой, общительной и вечно улыбающейся. Хотя не факт, что даже в молодости я имела вышеперечисленные достоинства.

– Простите меня! – тем временем накинулся на меня Неблагодарный Уродец. – Я не хотел, чтобы все было именно так, но по-другому вы бы не согласились! Мне пришлось…

– Ага, – не желая слушать весь этот насквозь фальшивый монолог, решила все же избавить себя от сомнительного удовольствия выслушивать об угрызениях совести, что теперь будут изводить этого хлыща прям-таки до конца его дней. – Я так вот сразу и понял. Особенно хорошо мне стало ясно, как сильно ты не хотел, когда ты обчищал мои карманы, предварительно оглушив.

– Послушайте, – на мгновение вспыхнул мужчина, явно подбирая слова. – Я понимаю ваше раздражение, но, на мой взгляд, следует все же понимать, с кем вы говорите, прежде чем произносить нечто подобное! Вы хоть знаете, кто я такой?!

Вот он. Мой любимый момент, когда маска лживой услужливости слетает с лица того, кто привык получать от жизни все, что захочет, по простому щелчку пальцев. Когда вся эта насквозь фальшивая шелуха слетает с красивого лица, обнажая неприкрытую спесь.

– Нет, – против воли улыбка все равно расцветает на моих губах. И почему этот олух полагает, что мне есть дело до того, кто он? – И мне совершенно нет до этого дела, – легко пожимаю я плечами. – Все, что нужно мне знать, я вижу и так. Ты молодой аланит. Тебе нет и тридцати. Слишком молод для того, чтобы так высоко взлететь самостоятельно. Твои крылья тени еще не окрепли. Больше скажу, у тебя задержка в развитии и взлетишь ты еще не скоро… Почему? Потому, что твои предки грешили с близкородственными браками. Это приводит к патологиям в роду. Я пробовал твою кровь, потому не стоит выпячивать глаза и возмущенно сопеть, я знаю о тебе столько, сколько ты сам вряд ли бы выяснил за всю свою жизнь. У тебя застарелая инфекция мочевыводящих путей к тому же. Не будешь лечить – бубенчики откажут раньше, чем сможешь расправить крылья. Ну что ты покраснел, будто девица на выданье, разве не затем решил спереть первородного, чтоб всю правду о своих перспективах на жизнь выведать? Да ты не расстраивайся, коли нечем будет погреметь там, – выразительно посмотрела на его бедра, – то хоть, может, драться научишься. Жизнь – такая штука. В одном месте затор, так в другом пролезть завсегда можно, – легко пожала я плечами. – А баб впредь поосмотрительнее выбирай… Ну, это так, на будущее, конечно… – Тут я позволила себе тяжелый вздох и начала разглядывать убранство помещения, в котором очутилась. Все же аланит и впрямь оказался молодым, потому еще никак не мог отойти от переживаний о своей погремушке… М-да… дети.

И «ребенок» этот был явно не из бедненьких. Огромная зала, белоснежный мраморный пол, изысканная мебель и пушистые ковры. Я сидела на небольшой кушетке, обитой ис’шерским шелком, и буквально чувствовала, как мой пропыленный зад оскорбляет труд тех людей, что не жалея сил ткут это совершенство. За моей спиной было огромное окно в пол, за которым находилась широкая терраса, судя по размерам и множеству цветов, высаженных на ней, предполагалось, что господа аланиты будут проводить на ней вечера, предаваясь романтическим мечтаниям, или гуляниям, или еще чем-то более осязаемым, но непременно романтическим.

– Знаешь что, – вдруг зло оскалился мой «пациент». – Я хотел с тобой по-доброму! Так, чтобы и тебе выгода была! Ведь как это ни печально признавать, но я вроде как обязан тебе! Но будь я проклят, если стану терпеть подобное! И уж тем более не стану позориться перед братом, показывая ему тебя, предварительно не укротив твой нрав!

– Мальчик, – устало посмотрела я на него, – что ты можешь такого, что я еще не видел в своей жизни? Что ты можешь сделать со мной, чего уже не сделали подобные тебе?

– Как насчет того, чтобы укоротить твой поганый язык?! – зло вызверился аланит, обжигая меня темным взглядом.

– Он отрастет уже на следующий день, – пожала я плечами. – Ты забываешь, кто я такой, малец. Дар Двуликого, как и его творец, имеет две стороны.

На миг мне показалось, что мой ответ шокировал этого мелкого поганца настолько, что он готов был обнять меня и извиниться. Но мерзкий пройдоха лишь окликнул своего слугу:

– Римс, отведи нашего гостя в подвал и позаботься, чтоб ему было там комфортно…

– «Было там комфортно»! Вот же скотина бескрылая, что б тебе не сдохнуть в пустыне?! – зло сплюнула я, понимая, что еще пару часов – и я перестану чувствовать руки. Тоже хороша, и чего мне не сиделось на той чудесной кушетке?! Эх, язык мой воистину – мой самый лютый враг. Но и я уже не в том возрасте, когда так легко удержаться от старческого ворчания… Хорошо, не от ворчания! Оно могло бы быть и безобидным. Просто не могу я уже сдержаться. Не могу терпеть, когда надо бы помолчать. Настолько я устала от этого мира. Настолько тяжело мне играть по правилам, которые так любят соблюдать сильные мира сего, раздуваясь от собственной важности, будто их не первый день пучит.

– Эй, – писклявый голосок от противоположной стены заставил меня вынырнуть из собственных мыслей и обратить внимание на человека, что был прикован напротив. Тощий паренек лет шестнадцати буквально висел на кандалах, потому как сил стоять у него, похоже, уже не было. – Ради Лурес, не могли бы вы потише, – взмолился он. – Если они услышат, то нам обоим несдобровать.

– Похоже, то, что ты вот-вот отдашь душу на суд Литы от истощения, – это несомненная удача, не так ли?

– Может быть хуже, – зловещим шепотом поведал он.

– Ребенок, тебе не говорили, что ты довольно здраво мыслишь для своих лет?

– О чем вы? – устало промямлил он, явно находясь на грани обморока.

– Всегда может быть хуже – золотые слова, малец. Кстати, случаем не подскажешь дедушке, где мы?

– Вы что, тупой? – как-то обреченно посмотрел он на меня.

В то время как я невольно прониклась к парню. Вопросы задает по существу и мыслит трезво.

– Это темница, пыточные подвалы…

– Чьи?

– Ну ты, дед, даешь, тебя там по голове не били случаем? – несколько оживился паренек.

– Вообще-то били, – не считая нужным отрицать сей факт, призналась я.

– А, ну ясно… – сочувственно кивнул пацан, и голова его устало упала на грудь.

– Эй, ответь на вопрос старика прежде, чем… спать, – тактично подметила я.

На этот раз малец лишь вяло попытался запрокинуть голову, а в результате начал бубнить себе поднос.

– Дом семьи Наньен…

– Наньен?

– Паньен…

– Паньен?

– Ариен! – все же подняв голову, вызверился пацан и тут же вновь сник.

– Так бы сразу и сказал…

Ариен, значит, м-да. Могло быть и хуже. Последний из живых Ариен, которого знала я лично, был на службе у тайной канцелярии. Думаю, мало что изменилось с тех пор для этой семьи. Аланиты живут в мире, где всем заправляют касты. Младшие дети еще могут перейти из одного сообщества в другое, но только не наследники либо те, кто согласен стать таковым для всего рода. Ариен – это незыблемый столп, на котором зиждется власть в империи. И то, что меня занесло в родовые пыточные подвалы, значит, что я оказалась в объятиях тех, от кого столь долго пыталась держаться как можно дальше.

– Стесняюсь спросить, – вновь обратилась я к парнишке, который, казалось, потерял всякий интерес к реальности, – как так вышло, что столь юное создание находится в казематах, предназначенных для врагов империи?

Парень тягостно вздохнул и как-то обреченно сказал:

– По дурости…

– Ну, пока ты явно умнее тех, кого я встречал за последние десятилетия… – пробурчала я себе под нос, восхищаясь тем, как здраво оценивает этот человеческий ребенок себя и мир в целом. – А конкретнее? – Ну, мне было скорее скучно, нежели любопытно. Прошло уже более четырех часов, как я оказалась прикованной к каменной сырой стене в промозглом подвале. Пока никто не желал отрезать от меня куски плоти, всячески издеваться и прочее, потому приходилось тихо мерзнуть и уговаривать свой организм, что ему только кажется, что пора бы отлучиться по нужде. Одним словом, нужно было с кем-то поговорить.

– Да, – досадливо протянул пацан, – связался с одним хмырем. Он предлагал хорошие деньги, если помогу перейти ему через перевал…

– Перевал? – заинтересовалась я.

– Ну да, ко мне частенько обращаются в обход имперских станций перехода. Сами знаете, – тяжело сглотнул он, – любой переход в империи…

– …да благословит император, – фыркнула я.

Вот именно под таким придурковатым предлогом они заставляли всех жителей империи приучаться к легальным станциям перехода и не пересекать границы в обход таможни. Естественно, что кроме благого напутствия приходилось платить и пошлину. В принципе, простой люд успешно игнорировал «благословение» и жил во грехе, путешествуя самостоятельно. «Благословители» на таких обычно закрывали глаза. Что возьмешь с простого нищего крестьянина, а вот купцам и прочим со звонкой монетой в кармане греховничать было не к лицу и следовало регулярно получать «благость» сверху.

– Я хорошо знаю наши места, и у меня никогда не было проблем с клиентами, а тут…

– Замели? – участливо поинтересовалась я.

Вместо ответа парень выразительно глянул на меня, как если бы вновь озвучил вопрос о моем умственном состоянии, и с непередаваемым выражением на лице тряхнул цепями. Ну, попытался тряхнуть.

– Нет, сам пришел, – пробормотал он. – Тот гад какие-то штуки пер в своей сумке – как оказалось, очень империи нужные. А я вроде как сосучапником оказался… шут его знает, что это значит, – устало вздохнул он.

– С таким произношением я и сам не возьмусь судить, – пожала я плечами.

Мужчина откинулся на спинку кресла, устремив свой потемневший взор на линию горизонта. Взгляд его был сосредоточен, темные брови напряженно нахмурены, губы сурово поджаты. Мысли, витавшие в его голове, были мрачны и тяжелы. Он умирал. Пусть медленно, но необратимо развивалось то, что совсем скоро сотрет его с лица земли. Единственное, что не давало ему впасть в пучину отчаянья, – это его работа. Желание, чтобы жизнь его оказалась хотя бы в какой-то степени не напрасной. Сделать так, чтобы его род процветал, а империя стабильно развивалась. Ничто не помешает ему исполнить то, что он должен. Он давно разучился чувствовать радость жизни, ее неповторимый вкус. Самому себе он казался мертвецом, который все же нуждался пока в еде, женщинах, сне и прочей ерунде. Но все это было ограничено лишь физиологией. Пища на вкус давно стала пресной, женщины – потребностью, сон – необходимостью. Простые жители империи его называли Тенью Императора. Его боялись. Им пугали детей, своенравных подростков, нерадивых мужей и оступившихся с пути закона граждан. Ему было все равно, любим ли он народом. Боятся ли его. Главное, чтобы это шло на пользу его делу. Страх имперцев перед ним был ему на руку, потому он не возражал и не пытался выглядеть как-то по-другому. Тень Императора… да, он и впрямь был похож на тень. Всегда в черном, какая бы ни была погода, какое бы ни было событие. Только ему было дозволено посещать любые мероприятия, не изменяя черному цвету одежды, не обнажая кистей рук. Жаль только, все выше перечисленное не было стилем, который так ему нравился. Просто единственная часть его тела, которая пока не пострадала от одолевавшей его болезни, была именно голова. Хотя даже волосы его были цвета воронова крыла, так что всё в тон. Лучший мечник империи, первый красавец и самый завидный жених семьи Ариен, несгибаемый глава тайной службы его императорского величества. Аланит, с которым мало кто решился бы поспорить, одно имя которого навевало страх на окружающих его существ, а для самого себя – просто калека, которому недолго осталось на этом свете. Как плакала его мать, когда узнала, что сделали с ее сыном, что, несмотря на невероятное здоровье их расы, на силы, что дарованы им богами, он никогда не сможет победить заразу, которая ныне прочно засела в его теле. Ни один целитель, маг или знахарь не способны поделать с этим хоть что-то. Как уговаривала она его оставить службу и попытаться найти выход, спасти себя. Но Рэйнхард знал: все это пустое. Он никогда не страдал от мечтательного склада характера. Лишь одно тяготило его: преемника на свое место он не видел среди собственных родственников. Его двоюродный младший брат – самое большое его разочарование. Эрдан никогда не будет достаточно готов для того, чтобы занять его место. Не было в нем ни остроты ума, ни усидчивости, ни терпения и выдержки, чтобы разыгрывать долгие партии по вычленению тех, от кого следует избавиться во имя Алании. Недавно его брат пропал. Мать умоляла сосредоточить все силы, подвластные Рэйну, на его поисках, но сам Рэйн всегда отделял личное от того, что действительно необходимо в данной ситуации. Вместо того чтобы искать брата, заглядывая в каждый уголок империи, он искал того, кто поднял руку на члена его семьи. Ту гниль, что необходимо было искоренить. Завтра должна была состояться казнь. На эшафот поднимется Сориен Иль Варгус, некогда лучший друг его брата, а точнее сказать тот, с кем его младший брат проматывал состояние семьи, изображая богатого наследника рода. Рэйн был зол на брата за то, что он подпустил к себе так близко шпиона Илонии. Хотя и признавал, что и самому ему стоило быть внимательнее, но он все это время занимался отцом Сориена, считая его тем, кто работает на «дружественное» империи государство. В разработке был и сын, но он никак не проявлял себя, кроме как в качестве участника светских раутов, загульных оргий, азартных зрелищ, всяческого проматывания отцовского состояния и частого гостя их резиденции. Не проявлял до тех самых пор, пока не организовал покушение на его брата.

Теперь на центральной площади готовилось два торжественных события. Казнь для Сориена и игрища для его отца, где Сориен-старший попробует отстоять свое право на прощение, вступив в бой с ящерами сцима. Ядовитые твари, огромные и безжалостные, которых невозможно одолеть без магии и силы, заключенной в крыльях каждого аланита. По традиции такие сражения требовали блокировки сил…

Прерывистый стук в дверь заставил Рэйна против воли вздрогнуть. Слишком глубоко он погрузился в пучины воображаемого безрадостного будущего. На самом деле больше всего его мысли занимало «время», а если точнее – сколько у него осталось этой странной субстанции.

– Войдите, – холодно бросил он, прекрасно зная, кого принесло к его дверям.

Еще утром он получил вести, что его двоюродный брат чудесным образом сумел избежать смерти и вернулся под заботливое крылышко матери. Он был жив и здоров – а в таком случае их встреча могла обождать окончания рабочего дня. Весь день Рэйн провел во дворце, а домой вернулся лишь пятнадцать минут назад, так что он знал, кто мог прийти к нему так скоро без предварительной договоренности. Эрдан с радостной улыбкой на лице буквально ворвался в его кабинет и тут же с размаху упал в кресло, что стояло напротив рабочего стола Рэйна.

Не было крепких объятий и братских похлопываний по спине не только потому, что Рэйн не выносил, когда влезают в его личностное пространство без должной причины, но и потому, что это принесло бы ему лишь боль. Хотя он ощущал ее постоянно. Менялись лишь оттенки.

– Ты жив, – констатировал он.

Эта его реплика заставила брата улыбнуться еще шире, подняться на ноги и покружиться вокруг себя, демонстрируя целостность собственного тела.

– Как видишь! Хотя, скажу тебе откровенно, рассчитывать на такой исход не приходилось!

– Слушаю, – серьезно произнес мужчина, оставаясь совершенно безучастным к легкомысленному веселью братца.

– Э, нет! Не так просто! Попробуй угадать, как я остался жив, когда эти ублюдки сделали все возможное, чтобы подобного не произошло!

На такое предложение Рэйн и вовсе отказался отвечать, лишь многозначительно изогнул черную бровь.

– Ну, тебе что, сложно подыграть в честь моего спасения?! Обещаю, ты не пожалеешь, если попробуешь!

Смерив брата тяжелым взглядом, Рэйн глубоко вздохнул, напоминая себе, что его боль – его проблема. Раздражение, которое он испытывает постоянно от глупой болтовни, что ослабляла его концентрацию над собственными ощущениями, не должно затрагивать ни семью, ни работу.

– Тебя воскресил жрец Двуликого, – неохотно вступил он в игру, предположив самое нереальное из того, что могло бы быть, лишь бы поскорее перейти к сути.

Но вместо очередного смешка лицо брата вдруг стало серьезным, и он несколько разочарованно пробормотал:

– Как это-то ты узнал?

– Прости? – уже раздраженно бросил Рэйн, не понимая, к чему ведет его чересчур легкомысленный брат.

– Это должно было стать сюрпризом! Как ты узнал?

– Узнал о чем? – все еще спокойно переспросил Рэйн.

– О жреце Двуликого, ты же сам сказал!

– Повтори, – скупо бросил он, решив, что ослышался либо же что брат сейчас начнет глупо хихикать и восклицать, что сумел-таки обмануть старшего брата.

– Меня спас первородный. Ты что, издеваешься надо мной? Сам же все уже выведал ума не приложу как, так еще и меня заставляешь повторять, – Эрдан казался не на шутку задетым, что его ожидания не оправдались. И, вместо того чтобы увидеть неподдельный интерес брата, он чувствовал, как закипает в нем гнев.

– Первородные исчезли не одно десятилетие назад, ты ведь должен был хоть чему-то научиться на тех бесчисленных уроках, что оплачивал твой отец? – Обжигающий прищур черных глаз задел Эрдана за живое. Совсем не так он представлял себе реакцию брата, когда сообщит ему умопомрачительную новость о целителе, которому подвластно не только исцелять раны и легкие хвори. Эрдан представлял себе, как вечно невозмутимый Рэйн будет благодарить его, едва ли не валяясь в ногах, стоит ему узнать, что Эрдан привел того самого целителя в их дом!

– Скажи это мерзкому старикашке, что я доставил для тебя, между прочим, и который наверняка уже наделал в штаны от страха в наших родовых подвалах, – зло огрызнулся Эрдан, порядком раздраженный тем пренебрежением, с которым разговаривал с ним старший брат.

– Еще раз! – Рэйн и сам не помнил, когда в жизни он не мог понять то, что ему говорят, с первого раза. Но сейчас произнесенное Эрданом больше всего походило на горячечный бред. Ему не дал погибнуть первородный? Хорошо, допустим. Хотя больше всего походило на то, что младшего брата просто надул мошенник, который выдал себя за жреца Двуликого. Но Эрдан-то верит, что целитель настоящий! И что приходит на ум его брату? Посадить величайшую драгоценность их мира, возможно последнего представителя редчайшего дара, на цепь. Боги, за что?! Хотелось воскликнуть мужчине, но вместо этого он лишь ждал, когда Эрдан наконец пояснит то, что с ним произошло. Под конец рассказа брата Рэйн думал лишь об одном: в кого его брат родился таким… хотя о чем это он, ясное дело, в кого – в мать.

– То есть, – чересчур спокойно начал Рэйн в то время, как с лица Эрдана начала сползать восторженная улыбка. Младший брат всегда чувствовал, когда надвигается гроза. – Ты совершенно серьезно заявляешь мне, что оглушил первородного, надел на него петлю Двуликого и приковал цепями в пыточной? – вкрадчиво поинтересовался Рэйн.

– Да… – несколько растерянно кивнул брат.

– И все это ты провернул с мыслью о том, что он станет лечить меня?

На этот раз Эрдан лишь коротко кивнул и вздрогнул, когда Рэйн начал перебирать пальцами, мягко ударяя подушечками по поверхности стола. Взгляд старшего брата стал несколько отстраненным и как будто бы стеклянным. Эрдан хорошо знал, что именно так, с того самого момента как тело его брата начала жрать болезнь, он выражает крайнюю степень ярости. Не было ни криков, ни гневных слов, лишь этот мягкий ритмичный перебор пальцев по деревянной поверхности стола.

– Я надеялся, – тихо сказал он спустя продолжительную паузу, – что ты умнее, – холодно бросил он.

И эти простые слова, не несущие в себе ни гнева, ни тени другой эмоции, били куда сильнее, чем любое ругательство. Только Рэйн мог заставить его почувствовать себя настоящим ничтожеством, бросив всего одно простое слово.

– Я… – начал было Эрдан, пытаясь подобрать слова, которые бы следовало сказать сейчас, но когда Рэйн смотрел на него с такой холодностью, они упорно исчезали из головы. Он был младшим. Он привык к тому, что с самого детства на него смотрят с обожанием, умилением, любовью. Так смотрели мать, сестра, младший брат, бабушки, няньки, даже отец. Потом так же на него всегда смотрели девушки, женщины, друзья, но не Рэйн. Не его старший брат, который никогда не давал ему дополнительных баллов. Не обожал его просто так, как делала это мать. Брат всегда был строг и холоден, и невероятно то, что именно Рэйна Эрдан любил больше всего на свете. Он обожал его, боготворил – и в то же время боялся, а порой и ненавидел. Этот невероятный коктейль эмоций всегда толкал его на нечто большее, чем ему самому хотелось. Он старался ради брата и только ради одного его доброго слова готов был на очень и очень многое. Вот только делал он все это ради собственного эго, которое ущемляло такое отношение Рэйна, или же на самом деле беззаветно любил старшего брата, он не взялся бы судить. Да и не задумывался никогда.

– Тебе стоит отдохнуть сейчас, – поднимаясь с кресла, обронил Рэйн и отправился в сторону двери. – Сэптим, – чуть повысив голос, позвал он.

– Да, господин, – в дверях возник пожилой мужчина-человек и, глубоко поклонившись, замер в ожидании приказа своего хозяина.

– Пойдешь со мной, – сказал он и, ни разу больше не взглянув на брата, вышел из своего кабинета.

Эрдан смотрел ему вслед, и постепенно тот задорный огонек неподдельной радости в его глазах от встречи с братом и предвкушения его реакции на известие, которое он принес, исчезал. Плечи поникли, а губы скривились в горькой усмешке.

«Все как всегда…» – подумалось ему, а рука в этот момент взметнулась, чтобы со всей силы швырнуть на пол дорогое пресс-папье.

– Да угомонитесь вы уже! – злое шипение оборвало меня на самом интересном. Еще пару минут – и я начала бы петь похабные частушки моей студенческой молодости. – Вы такой старый, а такую непотребщину несете! – возмутился пацан и, кажется, даже собрался с силами, чтобы попытаться дотянуться до меня. – Чего вам спокойно не висится?

– Потому, молодой человек, что мне ужасно не хочется оконфузиться перед вами, – горделиво ответила я и вновь заерзала так, что теперь на всю темницу загремели цепи.

– Чего? Можете фузиться сколько влезет, только хватит уже! Дайте тишины!

– Послушай, мне надо по нужде! Очень надо! И примерно с тех пор, когда моя матушка сподобилась выделить мне горшок, я не привык дуть себе в штаны.

– А придется, – ехидно усмехнулся пацан, явно внутренне радуясь тому, что я буду чувствовать себя неловко, в то время как он почувствует себя отомщенным.

– Ты, – набрав побольше воздуха в легкие, я уж было приготовилась высказать парню все, что следовало бы, как дверь в наш маленький подвал отворилась и на пороге возник рослый, наголо обритый детина в простых тряпичных брюках и сапогах. При всей внушительной комплекции у него были совершенно крошечные поросячьи глазки, такие, что от одного взгляда на него хотелось улыбнуться, если бы я точно не знала, что этот пухлый и розовощекий амбал – мастер пыток семьи Ариен. Об этом наглядно свидетельствовала татуировка в виде крошечной птички на его груди. Мужик молча подошел ко мне и стал откручивать кандалы от специальных креплений, на которых я все это время и висела. Я не пыталась протестовать или что-то спрашивать у этого мужчины, поскольку занятие это было бесполезным. Палачам отрезали языки, как только они вставали на этот путь. Это не было насильственным актом в понимании имперцев. Всего лишь традиция, с которой приходят в профессию. Либо так, либо работай где-нибудь еще… Хотя обычно профессия переходила от отца к сыну. Я уже говорила, что кастовость в Алании была одной из основ правопорядка. Женщины, младшие дети могли перемещаться между родами, выходя замуж или поступая в услужение, но только не наследники семей, если, конечно, по объективным причинам они не могли занять положенный пост. Вот, например, мой бывший пациент оказался натуральным придурком, конечно, его нельзя сажать во главе Ариен. Проще сразу распустить империю. Это так, к слову пришлось…

Как только мои руки упали двумя бесчувственными плетьми, мириады острых иголочек ударили по нервным окончаниям. Я невольно скривилась, но разумно не стала ни возмущаться, ни протестовать. Тем временем пыточных дел мастер ухватил меня за цепь и буквально поволок из камеры, поскольку затекли не только руки, но и ноги. Пока мы шли по длинным мрачным коридорам, я несколько раз падала, колени мои кровили и нещадно болели. Хотя чего это я, болело все. Голова, руки, ноги, желудок… предатель думал о своем, ему-то хоть война, лишь бы пожрать! Шли мы, по моим ощущениям, вечность, на деле, думаю, – не больше двадцати минут до того, как перед нами возникла высокая дверь из темного дерева. Палач резко встал как вкопанный, я же решила обняться на прощанье и врезалась в его широкую спину. Поросячьи голубые глазки злобно сверкнули на меня сверху, я фыркнула… хотела фыркнуть, в результате хрюкнула. Вот и поговорили.

После обмена любезностями я ожидала, что начнется самое интересное. Отворится дверь – и я окажусь в старательно забытом месте. Хотя кому я вру, никогда я не забуду, как пахнет пыточная. Равно как никогда не перестанут сниться мне одни и те же сны, где я оперирую тяжело раненного солдата, находясь в тогда еще королевском госпитале. Операционные там были всем на зависть. Чистые, светлые, просторные, отменно оснащенные. Да и персонал в больнице всегда был вышколенным. Приятно работать. Я беру скальпель и делаю надрез – а уже в следующую секунду это я лежу на столе, в темной комнате, пропитанной человеческими испражнениями, страхом, кровью и болью. И это меня вскрывает не целитель, а палач… Конечно, я пленная, я должна быть допрошена со всей жестокостью, как требует закон военного времени. Вот только он режет, а раны мои не затягиваются ровно до тех пор, пока он не стаскивает с меня «петлю», давая повреждениям исчезнуть, и тогда все повторяется вновь… а я так измождена, что вместо криков боли, от которой агонизирует все внутри меня, вырываются лишь сиплые всхлипы, пока чернота заботливо не укрывает сознание на жалкие доли секунд.

– Нам будет весело, поверь, – холодно сказала я, даже не пытаясь сопротивляться и бежать.

Я пробовала однажды. Теперь знаю, что это бесполезно. Внутри все будто заледенело. Сколько бы я ни храбрилась, страшно мне было все равно.

Тем временем здоровяк, не обращая внимания на мои слова, коротко постучался, а после решительно открыл дверь.

То, что меня привели не в пыточную, стало понятно тут же. Это место скорее походило на рабочий кабинет. Просторная чистая комната, в которой витали запахи бумаги, чернил и дорогого парфюма. Впрочем, обладателя этого самого парфюма я увидела сразу. Он сидел за широким деревянным столом, сложив руки, утянутые в черную кожу, перед собой. К слову сказать, мужчина был весь в черном, даже его волосы и глаза были глубокого черного цвета. Только кожа на лице казалась совершенно бледной, будто давно не знала солнца. Он внимательно смотрел на нас, и чувствовалось, что за его пристальным взглядом сокрыт глубокий проницательный ум. И даже несмотря на то, что внешне он был весьма привлекателен, я бы посчитала его очередным уродцем, если бы не этот острый пронизывающий взгляд, который свидетельствовал о наличии интеллекта. Ну что сказать, я питала слабость к умным людям. Их я могла уважать.

– Присаживайтесь, – заговорил мужчина, указывая взглядом на глубокое кресло перед письменным столом, за которым он сидел. – Трион, сними кандалы, я же просил, – вкрадчиво заметил он, остро взглянув на палача. Толстяк под его взглядом, кажется, вздрогнул и уже немного подрагивающими руками поспешил разомкнуть кандалы, то и дело промахиваясь ключом мимо скважины.

Мужчина лишь молчаливо наблюдал за тем, как неуклюже возится с замком Трион. Он был воплощением вселенского спокойствия, но казалось, нервировал здоровяка тем самым еще больше. Наконец кандалы были сняты, и я с облегчением плюхнулась на кресло. Да, я умела наслаждаться предоставленными мгновениями, не стесняясь окружающих. Сейчас мои ноги болели, гудели и вибрировали так, что стесняться и говорить, мол, я лучше постою, я не собиралась.

– Свободен, – лишь коротко бросил он тому, кто привел меня. Дверь затворилась, и мы остались вдвоем.

На его лице не дрогнул ни один мускул, пока темный взгляд скользил по мне, будто бы ощупывая и тщательно осматривая каждый сантиметр моего тела. При этом он хранил молчание, не пытаясь брезгливо фыркать, когда его взгляд упал на мою изрядно истоптанную обувь или когда он осматривал мой пропыленный песками Элио наряд. Я оценила. В то же самое время я сама беззастенчиво осматривала мужчину, что сейчас сидел передо мной. Ну, что я могу сказать… кроме того, что он являлся обладателем весьма привлекательного лица, его вещи регулярно стирали, а может, после носки тут же выкидывали, не дозволяя господину пользоваться одним и тем же нарядом дважды. Богатенький гаденыш, заключила я, переключившись на обстановку в кабинете. И будто почувствовав, что им больше не интересуются, мужчина заговорил:

– Мое имя Рэйнхард Эль Ариен. – Одно его имя заставило меня вновь обратить внимание на его обладателя. Старший сын семьи, пронеслось в голове, и это знание заставило напрячься все тело. Младшие дети носили в имени приставку Иль, а далее шла девичья фамилия матери. – И я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего брата, – сказал он и замолчал, будто бы ожидая что-то в ответ. Я же не спешила с ответом, потому как после «спасибо» такие люди обычно добавляли «но». – Я понимаю, это не совсем та, – многозначительно посмотрел он на меня, – благодарность, на которую вы рассчитывали, но…

Вот оно!

– …Так уж сложились обстоятельства.

Не оно!

И вновь взглянул на меня, пленяя мой взгляд своим, будто завладевая разумом и сознанием.

– Могу я узнать ваше имя? – не спеша переходить к делу, поинтересовался он.

– Соль.

– Соль?

– Просто Соль, – кивнула я.

– Необычное имя…

– Просто слишком старое, чтобы им до сих пор пользовались.

– Хотите пить, Соль?

– Нет.

– Нет? – явно удивился он.

– Я хочу в туалет, – припечатала я. – А потом пить, – решив, что второй раз могут не предложить, решила-таки пользоваться ситуацией. – И есть, – немного поразмыслив, добавила я.

Рэйнхард никак не показал, что мои три желания его как-то задели или удивили, хотя если подумать, то ничего сверхъестественного я не потребовала. Раз благодарен, то сперва напои, накорми, маленькую просьбу исполни, а потом уж и ответ вели держать. Как-то так…

– Сэптим, – коротко позвал он, и тут же из небольшой ниши в стене, куда не доходил свет, выступил пожилой мужчина-человек. – Ты слышал, о чем просит гость, – позаботься.

– Прошу вас, – склонился мужчина и, указав рукой на ту самую нишу, как бы предложил туда проследовать.

Спорить и противиться я не собиралась, потому как если не там, то здесь это случится. И лучше уж в теньке…

Как оказалось, зря я так переживала. Мне не предложили нагадить в углу, а всего лишь проследовать в отдельную уборную. Вернулась я в прекрасном расположении духа. И теперь мои разбитые ладони, колени, мучавшие меня голод и жажда не казались чем-то уж настолько существенным, без чего я не могла бы обойтись. Потому следовало бы изначально решить все насущные вопросы, купить себе время и безопасное существование, прежде чем в очередной раз вырваться из-под гнета власти, и начать жизнь заново. Не в первый раз, дай Двуликий, и не в последний. Так что когда я села перед старшим Ариен, чувствовала себя не в пример увереннее, чем прежде. Придется потерпеть, а это я могу.