Ритуалист. Том 1 Корнев Павел

Часть первая: Ведьма

Глава 1

1

Ночь или день. Тьма или свет. Сон или боль.

Ночь дольше. Тьма чаще. Сон – почти беспрестанно. И не сон даже, а плотное и вязкое забытье, в котором тонули чувства и разум; тонуло все, даже боль. Проявлялась она, лишь когда начинал рассеиваться мрак и понемногу из небытия выплывали смутные силуэты окружающих предметов. Огненные пальцы тут же принимались терзать внутренности, а малейшая попытка пошевелиться вызывала судороги и корчи.

Тогда меня прижимали к тюфяку и вливали в рот теплое сладкое питье. Молоко, мед, лесные травы, маковый настой. И я проваливался во мрак, в благословенное ничто, а откуда-то из неведомого далека вслед за мной летела заунывная колыбельная. В немудреной песенке не удавалось разобрать ни слова, но это не имело ровным счетом никакого значения. Я засыпал.

Засыпал и пробуждался. Раз за разом, день за днем, ночь за ночью. Пока однажды не проснулся и не обнаружил, что боли больше нет. Ну, почти нет…

Чья-то рука приподняла голову, и к губам поднесли блюдечко, но я захрипел, не желая пить дурманное зелье.

– Воды!

Слово вырвалось сиплым хрипом, обожгло пересохшее горло, заставило закашляться, но меня услышали и поняли. И даже сочли нужным исполнить просьбу.

Вода! Чистая вода! Ангелы небесные, до чего хорошо! Я жадно глотал, присосавшись к деревянному черпаку, потом без сил откинулся на подушку и шумно выдохнул. Голова закружилась, тени взвились и пошли кругом. Какое-то время удавалось балансировать на самой грани беспамятства, а затем свет окончательно померк.

– Не сейчас!

Хлесткая пощечина вырвала из мягких объятий забытья, к губам вновь поднесли блюдце. И снова я не пожелал пить теплое молоко, приправленное медом, маковым зельем и настоем лесных трав.

– Не надо…

– Тогда не спи! – потребовали от меня. – Не засыпай, слышишь?

– Слышу… – просипел я, пытаясь продраться через паутину беспамятства.

Меня ткнули ножом. Да! Клинок угодил в поясницу, и я, истекая кровью, полз неведомо куда. Потерял сознание и должен был умереть, но не умер. Не умер ведь?!

Я вздохнул поглубже и хрипло кашлянул; боль наждаком продрала нутро. Нет, не умер! Ни на небесные палаты, ни на пыточные запределья мое нынешнее пристанище нисколько не походило. Неужели кто-то из добрых горожан наткнулся на истекающего кровью чужака, приволок к себе и взялся выхаживать? Чего только не случается в этой жизни!

Сил оторвать голову от подушки не было, да и темень комнату заполонила слишком уж непроглядная. Не видно было ни зги; взгляд различал лишь смазанные силуэты.

Тени, тени, тени. Одна из них разговаривала со мной и дала напиться. Молодая женщина или даже девушка. Голоса зачастую обманчивы, но женщина или девушка – точно, здесь ошибки быть не могло.

Я попытался подняться, но меня тут же скрутил приступ сухого кашля, а когда кое-как удалось подавить его и отдышаться, силы окончательно иссякли. На этот раз отказываться от молока я не стал.

Ночь или день. Беспамятство или свет. Тьма или боль.

Впрочем – нет, все было не совсем так. Вместо дня – утро, вместо света – густой полумрак, а боль затаилась и утихла, лишь изредка царапая своими острыми коготками спину. Я чувствовал себя гораздо лучше прежнего. Куда лучше, нежели того стоило ожидать.

И вновь колыхнулась одна из теней, мне приподняли голову и поднесли ко рту кружку.

– Пей!

Я послушался, и глоток заполнил рот горечью травяного настоя. Напиток провалился вниз теплой волной, позволил немного расслабиться и отогнать уже подступивший к горлу кашель.

Напоив, целительница позволила мне опуститься обратно на подушку и отошла, враз растворившись в тенях; в темноте она ориентировалась словно сова. Я же почти ничего не видел, только различал слегка светившийся край неплотно задернутой шторы.

Попробовал вдохнуть поглубже и попытался распознать наполнявшие помещение запахи. Травы, травы, травы. Плотный и даже душный аромат множества трав властвовал здесь безраздельно. Да еще – запах болезни и вонь нечистот. Но это уже от меня.

Второй вдох разжег в груди огонь, меж лопаток заворочалась болезненная ломота. Меня скрутил приступ хриплого кашля; показалось, будто еще немного и выхаркаю собственные легкие, но рядом тут же возник женский силуэт. На этот раз я беспрекословно осушил блюдечко молока и в изнеможении распластался на тюфяке.

Спать! Ничего иного мне сейчас попросту не оставалось…

День. Свет. Слабость.

На этот раз в комнате оказалось непривычно светло; солнечные лучи проникали через забранные слюдяными пластинами оконца. Я с трудом оторвал голову от подушки и огляделся. Первое, что бросилось в глаза, – это висевшие на стенах пучки сушеных трав. Меж них хватало матерчатых мешочков, и весь этот, выражаясь ученым языком, гербарий наполнял помещение сонмом невообразимых ароматов и запахов.

А еще – окованные железом сундуки, монументальная печь с полатями, стол с кухонной утварью и полки, сплошь заставленные стеклянными бутылями и банками, глиняными кувшинчиками и горшочками, деревянными бочоночками. Больше всего хижина походила на обиталище знахарки. Да и куда бы еще приволокли раненого, если не к целительнице?

Я попытался перевернуться на бок и сползти с тюфяка, но в груди немедленно разгорелось жгучее пламя и легкие начал рвать невыносимый кашель. Пришлось повалиться обратно и замереть в ожидании, когда наконец минует приступ.

Скрипнула дверь, с улицы ворвались клубы морозного воздуха, закружились над полом, быстро развеялись. Хозяйка скинула длинную шубу, посмотрела на меня, осуждающе покачала головой и принялась разуваться. Затем наполнила из стоявшей на столе кастрюльки глиняную кружку, подошла и дала напиться. Кашель отступил, и я с облегчением перевел дух.

Целительница оказалась совсем молодой еще девчонкой с волосами, отливавшими тусклым серебром, и льдисто-серыми, едва ли не бесцветными глазами. Невысокая, бледная и худенькая, в простом невзрачном платье. А вот лицо выглядело очень живым и выразительным, правда, сейчас его сковало непонятное напряжение. Узкая ладошка с длинными тонкими пальцами вытерла выступивший у меня на лбу пот; я собрался с силами и прохрипел:

– Где я?

Маска напряженного отчуждения треснула, в уголках девичьих глаз залегли смешливые морщинки.

– Здесь. Ты – здесь. Лежишь на тюфяке в моем доме.

Я был не в настроении шутить, каждое слово рвало легкие болью, разжигало в груди огонь, разливалось меж лопаток мерзкой ломотой. Ангелы небесные! Да что со мной такое?!

Несколько неглубоких вдохов помогли собраться с мыслями, и я продолжил расспросы:

– Кто ты?

Девушка задумалась и ответила далеко не сразу.

– Знахарка, – в итоге сказала она, а после явственной паузы добавила: – Меня зовут Марта.

Говорила знахарка на североимперском наречии чисто, но как-то слишком неуверенно, словно сначала фразы строились на каком-то другом языке. Ей определенно не хватало практики.

– Филипп, – представился я и сглотнул, пытаясь избавиться от неприятной щекотки в горле, предвестницы сухого и злого кашля. – Как я сюда попал, фрейлейн Марта?

Из голубовато-серых глаз с необычайно крупными зрачками враз пропало всякое веселье. Марта поправила шерстяное одеяло и, глядя куда-то в сторону, произнесла:

– Я возвращалась из города, когда наткнулась на тебя. Ты истекал кровью. Замерзал.

Девичье лицо помрачнело, вспоминать о случившемся знахарке точно не хотелось. И я не мог ее за это осуждать. Все же не каждый день натыкаешься ночью на раненого незнакомца.

Важно было совсем другое: она не оставила меня умирать. Не бросила, хоть и могла, а выходила. Это дорогого стоило.

– Моя рана… – просипел я, тщетно пытаясь перебороть кашель. – Она…

– Зажила, – уверила меня Марта. – Но на ее лечение ушли все мои силы, а ты слишком ослаб и замерз, началась лихоманка и грудная холодянка. Летом я бы не допустила такого, а сейчас лес спит. Придется полагаться на отвары.

Названия болезней ни о чем не говорили, и оставалось лишь надеяться, что они не прикончат меня, как едва не прикончил загнанный в спину нож. А раны в пояснице я и в самом деле больше не ощущал, словно и не пропарывало плоть стальное острие.

– Лес спит? Тебе не хватает трав? – выдавил я из себя и стиснул зубы, из последних сил удерживая в себе кашель.

Марта странно глянула на меня, затем подтвердила:

– Именно так, – но подтвердила с едва скрываемой усмешкой, будто говорила с неразумным ребенком.

Не в силах больше сдерживаться, я принялся выкашливать собственные легкие, тогда знахарка отошла к столу. Вскоре она вернулась с теплым молоком, молча и решительно влила его мне в рот. Не подавился лишь чудом.

– Спи! – приказала Марта. – Тебе надо больше спать!

Я кое-как отдышался и спросил:

– Долго я здесь?

– Не слишком.

– А точнее? Какой сегодня день?

Думал, ответа уже не дождусь, но сквозь подступающую дремоту все же расслышал:

– Вчера начался стужень.

Миг я силился понять ответ знахарки, потом коротко выдохнул:

– Ангелы небесные!

Стужень! Народное название двенадцатого месяца!

Я провалялся в бреду без малого три седмицы!

2

На следующий день меня напоили куриным бульоном, наваристым и прозрачным. Изменение в рационе донельзя порадовало, иначе желудок рисковал окончательно присохнуть к позвоночнику. Отощал ужасно.

Запив бульон травяным настоем, я выпростал из-под одеяла правую руку и посмотрел на едва ли не полупрозрачную кисть. Опустил ее, потряс, и перстень легко соскользнул с пальца, со звоном покатился по полу.

Марта подошла и, не говоря ни слова, убрала серебряную, с золотой накладкой университетского герба печатку на одну из полок.

– Я заплачу за лечение, фрейлейн, – пообещал я.

Та глянула на меня, и в льдисто-серых глазищах мелькнула несомненное веселье.

– Заплатишь, – кивнула знахарка так, будто иначе и быть не могло, обулась, облачилась в шубу и вышла за дверь. Насколько удалось заметить, снега там намело почти по колено.

Стоило бы подняться и хоть немного размяться, но по здравом размышлении я делать этого не стал. Пусть самочувствие и улучшилось, а приступы кашля сегодня почти не донимали, до полного выздоровления все же было еще далеко. Меня лихорадило, тело ломило.

Холодянка и лихоманка? Знать бы еще, что это за напасти…

Я попытался обратиться к незримой стихии, но нисколько в этом не преуспел, лишь закружилась голова. Для работы с эфиром следовало хоть немного окрепнуть.

Солнце начало клониться к закату, слюдяные окошки налились оранжевым сиянием, понемногу стали сгущаться тени. Со скрипом распахнулась дверь; Марта закатила внутрь заиндевевшую кадку, выставила ее у печи, вышла и вернулась с парой деревянных ведер. Вывалила заполнявший их снег в бадью и вновь скрылась на улице.

Я перевалился на бок, откашлялся и принялся с интересом следить за действиями девчонки. После кадки знахарка наполнила снегом котел и поместила его в печь, а некоторое время спустя слила кипяток в бадью и начала перемешивать его палкой. Затем рукой оценила температуру воды и поставила растапливаться очередную порцию снега.

Вскоре над кадкой заклубился пар, воздух в доме смягчился, запах трав усилился пуще прежнего. В отдельной кастрюльке Марта заварила какие-то ягоды, еловые иглы, листья и корешки, вылила пахучий настой в бадью, и по комнате разошелся густой аромат хвои. После этого знахарка оценивающе взглянула на меня и принялась закатывать рукава платья.

Я спокойно выдержал взгляд льдистых глаз, про себя гадая, сколько же лет моей хозяйке. Ей с равным успехом могло оказаться и пятнадцать, и двадцать – едва ли больше и никак не меньше, – а вот точнее определить возраст не получалось. Лицо отличалось правильными чертами и показалось бы даже красивым, если б не его предельная худоба. Из-за этого линия подбородка выглядела излишне жесткой, а губы – слишком тонкими, ситуацию лишь отчасти скрашивали высокие точеные скулы. И глаза. Льдинки голубовато-серых глаз смотрели из-под светлых, практически белых волос на редкость пронзительно и строго. Слишком уж взросло.

– Сможешь встать? – спросила Марта, приблизившись.

Я хрипло закашлялся, отдышался и приподнялся, давая сползти с плеч одеялу.

– Смогу.

Ни ночной сорочки, ни исподнего на мне не было, но трудно придумать вещь более глупую, нежели стесняться человека, который обихаживал тебя в беспомощном состоянии, обтирал и делал невесть что еще. Я начал подниматься и сразу покачнулся, тогда Марта придержала, помогла устоять на ногах.

Девичьи запястья были тонкими, а руки будто прутики, но хрупкость оказалась мнимой – знахарка без всякого труда довела меня до бадьи и помогла усесться внутрь. Я поместился в кадке, из воды остались торчать лишь торс и колени.

Хорошо!

Марта вручила мне кусок мыла и жесткую мочалку, а сама выволокла на улицу тюфяк. Вскоре девчонка вернулась с грязным покрывалом, кинула его у порога и потребовала:

– Мойся! Вода остывает.

Я не без сожаления сбросил оцепенение, стал намыливать плечи и спросил:

– Мы ведь не в городе? Далеко до него?

На эту мысль натолкнула тишина. Она не была абсолютной, время от времени где-то поблизости кричал петух, а если прислушаться, получалось разобрать козье блеянье, но в остальном никаких привычных уху звуков не раздавалось. Ни криков лоточников и колокольного звона, ни лошадиного ржания и стука копыт по мостовой.

– До города? – Марта испытующе посмотрела на меня и пожала плечами. – Часа полтора на повозке ехать. Через лес.

Девчонка принялась готовить для меня новый тюфяк, а я завел руку за спину и попытался нащупать рану на пояснице, но от той не осталось и следа. Даже рубца не смог нашарить, будто удар ножом всего лишь привиделся.

Закончив с тюфяком, знахарка сунула мне полотенце; я кое-как обтерся и вернулся на свое место уже без посторонней помощи, словно помывка неким чудесным образом придала сил. Даже кашель на время перестал беспокоить.

Закутавшись в одеяло, я почувствовал себя заново родившимся и, к немалому своему удивлению, ощутил голод. Марта принесла миску бульона, где на этот раз обнаружилось немного лапши и две половинки вареного яйца, а в завершение трапезы вручила мне кружку подслащенного медом травяного настоя.

За окном окончательно сгустились сумерки, в комнате стемнело, но ни лучин, ни свечей Марта зажигать не стала. Послышался шорох платья, мелькнуло в полутьме что-то белое, легонько плеснула в бадье вода.

Я не стал подглядывать и закрыл глаза. Хотелось спать, да и в любом случае было слишком темно…

На следующее утро разбудило пение. Негромкое и приятное, оно вырвало меня из дремоты, заставило встрепенуться, продрать глаза и оглядеться по сторонам.

Пела Марта. Она сидела у окна, напевала что-то негромко и штопала дыру на пропоротом ударом ножа плаще. Выстиранное и починенное белье, рубаха и штаны уже лежали рядом с тюфяком.

– Разбудила? – огорчилась девчонка, заметив мое движение.

– Вовсе нет, – уверил я ее.

Голос знахарки был весьма мелодичным, ее пение и в самом деле нисколько не мешало. Но Марта замолчала, лишь продолжила что-то едва слышно мурлыкать себе под нос.

Я натянул исподнее, затем уселся на тюфяке и выгнулся, разглядывая поясницу. Удар ножом не был наваждением: на коже белел шрам, очертаниями отдаленно напоминавший запятую. След смещался вниз и в сторону, как если бы я сам расширил рану, разворачиваясь к убийце. Именно к убийце! По всему выходило, что нож проткнул почку, ранение, вне всякого сомнения, было смертельным.

Святые небеса! Не наткнись на меня знахарка, давно отпели бы и закопали в мерзлую землю! Немудрено, что нападавший не стал тратить время на то, чтобы добить. Дело было сделано одним-единственным ударом. Но кто и за что?

И как умудрилась знахарка поставить меня на ноги? Никакие целебные травы не смогли бы заживить рану столь быстро. Три седмицы для подобного ранения не срок.

Я хотел было справиться о своем необъяснимом исцелении, но вновь начался приступ кашля. На этот раз – не сухого и рвущего болью легкие, а влажного, рот наполнился мокротой. И что делать? Не плевать же на пол?

Я начал перебирать одежду в поисках носового платка; Марта поняла мои затруднения и подсказала:

– У двери.

Прошлепав босыми ступнями по холодным доскам, я заглянул в небольшой закуток и обнаружил там наполненное свежим снегом ведро. Сплюнул в него мокроту, затем использовал по прямому назначению, помочившись. Поясницу со стороны проткнутой почки неприятно кольнуло, закружилась голова.

Я оперся на стену и немного постоял так, после вернулся на тюфяк. Прогулка в пару десятков шагов оставила без сил, но удивляться этому не стоило – отощал просто жутко. В нынешнем состоянии меня легко возьмут экспонатом в любой анатомический музей.

Рядом со сложенной аккуратной стопкой одеждой обнаружился подсумок с книгой о ментальном доминировании, туда же моя хозяйка убрала кошель. Я распустил тесемки и сказал:

– Сколько с меня за лечение?

Марта лишь фыркнула.

– Куда-то собрался, колдун?

Колдун? Ах да! Она же видела перстень…

Я кинул кошель на тюфяк, натянул через голову рубаху и сообщил:

– Пойду в город.

Девчонка скривила гримасу нарочитого удивления.

– Пешком? Не пройдешь и половины пути! Замерзнешь в лесу!

Я припомнил, какого труда стоило дойти до входной двери, и поморщился. Но отказаться от своей затеи и не подумал. И без того слишком много времени потеряно впустую.

– Никто не возьмется меня довезти? Я хорошо заплачу!

– Кто?! – фыркнула знахарка. – Здесь кругом только медведи да волки!

Я захлопал глазами в неприкрытом изумлении.

– Так это не хутор? Ты что же, живешь посреди леса совсем одна?

– А где еще жить ведьме, скажи на милость?

Ответ знахарки вверг меня в ступор. Ведьма? Она – ведьма?!

Зачесалась поясница, я непроизвольно потер то место, где была рана, и неуверенно улыбнулся.

– Ты ведь шутишь, да?

Марта ничего не ответила, отложила шитье и отошла к печи, выудила ухватом чугунный горшок и позвала меня за стол.

– Иди завтракать. А то смотреть больно, одни кожа и кости. А нам, лесным ведьмам, нравятся упитанные. В них мяса больше.

Я подумал-подумал и отказываться от приглашения не стал. Не на убой же меня, в самом деле, откармливают. В этом случае лечить попросту не требовалось – бери и разделывай, отрезай лучшие куски. Уже даже кровь спустили.

При этой мысли меня передернуло.

Завтракали пшеничной кашей с топленым маслом, белым хлебом и залитыми медом лесными орехами на десерт. Не обошлось и без травяного настоя, а вот теплым молоком хозяйка меня потчевать уже не стала.

Хоть я и был голоден как волк, есть старался без спешки, настороженно прислушиваясь к желудку, но организм принял пищу без неожиданностей и никаких неприятных сюрпризов не преподнес. Под конец трапезы я вновь завел разговор об оплате лечения.

– Сколько с меня, фрейлейн?

– Потом! – беспечно отмахнулась Марта и стала убирать со стола грязную посуду.

Я поднялся на ноги и неожиданно обнаружил, что ростом девчонка уступает мне от силы на половину головы, а впечатлению хрупкой малышки обязана исключительно худобе и очень бледной коже. Она словно состояла из сплошных углов, и даже белые волосы торчали во все стороны неровно подстриженными прядями.

Не приходилось удивляться тому, что горожане полагали ее ведьмой. Но настоящая ведьма… Нет, не может быть!

Решив убедиться наверняка, я воспользоваться истинным зрением, и Марта резко обернулась, будто мой взгляд уколол ее в спину. Льдисто-серые глаза гневно сверкнули.

– В могилу себя свести решил, колдун? – возмутилась она.

Я ничего не ответил. Просто не смог. Меня скрутил жесткий кашель, комната закружилась перед глазами, пол заходил ходуном. Я кое-как доковылял до ведра и долго отхаркивал мокроту. Потом улегся на тюфяк и нисколько не удивился, когда знахарка принесла горячего молока с медом и невесть чем еще.

Без пререканий осушив глубокое блюдце, я какое-то время смотрел на качающийся потолок и сам не заметил, как уснул.

3

Очнулся я от вязкой липкой дремоты уже под вечер, когда за окном стемнело и хозяйка запалила лучины. Поначалу вслушивался в негромкое пение, затем сказал:

– Завтра пойду в город.

Дневной сон прогнал усталость; я почувствовал себя бодрым и полным сил.

Марта в ответ на мои слова лишь рассмеялась.

– Завтра будет буран, – сообщила она, будто знала погоду наперед.

– С чего ты это взяла?

– Ты говоришь с ведьмой, забыл? – В глазах льдисто-серого оттенка весело сверкнул отблеск горящей лучины.

Я воздержался от расспросов, не желая лезть в чужую жизнь. Завтра я уйду из этого дома и не вернусь сюда никогда, надо только расплатиться за лечение и собрать вещи. С этого и решил начать.

– Это все, что было со мной, фрейлейн Марта? – спросил я, указав на стопку одежды и подсумок.

– Меч и кинжал – на полке у двери, – подсказала знахарка, взяла ухват и вытащила из печи горшок. Пахло варево весьма аппетитно.

Я сглотнул слюну и непроизвольно покрутил левым запястьем. Не ощутил привычной тяжести и забеспокоился:

– А четки? Янтарные четки с символом веры? Не видела их?

Марта пожала худыми плечами.

– Должно быть, слетели по дороге. Было темно, я не заметила. Дорогие?

– Семейная реликвия.

– Мне жаль.

– Брось! – махнул я рукой. – Ты спасла мне жизнь! Это бесценно!

– Что бесценно, то ничего не стоит, – печально улыбнулась знахарка, вдруг показавшись старше своих лет, задумчиво потерла переносицу и указала на подсумок. – А там ты смотрел? Кажется, я убирала какие-то бусы…

Бусы?! Я принялся рыться в подсумке и – о чудо! – на самом дне отыскал заветные четки с одним оплавленным янтарным зерном и золотой семиконечной звездой с извилистыми лучами.

– Да! Вот они!

Марта улыбнулась и позвала:

– Иди ужинать, колдун.

По имени она ко мне упорно не обращалась.

Колдун и ведьма? Ну-ну…

Утро выдалось ясным. Сняв толстенный брус, я приоткрыл дверь, вдохнул морозный воздух и сразу закашлялся. Было свежо; солнце бесцветным пятном горело на безоблачном небе, на снегу сияли ослепительные искорки, не виднелось ни облачка.

Идти через заснеженный лес нисколько не хотелось, но, если не отправлюсь в путь прямо сейчас, снегопады заметут перевалы Тарских гор и в Сваами попаду только с приходом тепла. А это неприемлемо! Я кровь из носу должен сохранить расположение епископа Вима. Его преосвященство имеет все шансы войти в круг курфюрстов, а заступничество столь влиятельной персоны заставит спасовать даже Гепарда. Вице-канцлер уже понизил меня до магистра-надзирающего; кто знает, что придет в голову злопамятному гаду в следующий раз? А если он, не приведи небеса, возглавит Вселенскую комиссию, тогда и вовсе в порошок сотрет. Без высоких покровителей придется лихо.

К тому же не терпелось ознакомиться с трудом «Размышления о нереальности нереального». Возможно, на страницах этой книги скрывался ответ на вопрос, что именно разожгло в душе профессора Костеля опрометчивое стремление обуздать одного из князей запределья. Я питал надежду, что еретический труд поможет вникнуть в суть его замысла, ведь всех тайн самоуверенный глупец не раскрыл ни одному из своих учеников. Основная канва злополучного действа не составляла секрета, но детали ритуала Роберт Костель не разглашал никому и держал их в голове, не доверяя ни школярам, ни бумаге. Магистры Вселенской комиссии перевернули его квартиру вверх дном, но так и не отыскали ни дневника, ни каких-либо черновых записей и расчетов.

Долг и любопытство влекли на север, да и не дожидаться же в этой глуши прихода весны! Так и рехнуться недолго!

– Иди завтракать, колдун! – позвала меня знахарка.

Смолотив четыре сваренных вкрутую куриных яйца и пару бутербродов, я напился травяного настоя и развязал кошель. Высыпал на стол монеты, разделил ладонью на две неравные части, меньшую вернул обратно. Помимо серебра у меня оставались еще два золотых, голодать не придется.

– Возьми. Это плата за лечение, – сказал я знахарке.

Фрейлейн Марта изогнула бровь и спросила:

– Куда-то собрался?

Я натянул свитер, взял стеганую куртку и спросил:

– Покажешь дорогу в город?

Голубовато-серые глазищи заискрились неподдельным весельем.

– Покажу, – улыбнулась знахарка и протянула мне вязаный шарф. – Возьми, горло простудишь.

– А как же ты? – заколебался я.

– Пустяки, – отмахнулась девчонка. – Вернешься – отдашь.

– Я не собираюсь возвращаться.

– Тогда оставишь себе, – легкомысленно пожала плечами Марта, обулась и принялась застегивать крючки длинной шубы. Мне так и не удалось понять, шутит она или говорит всерьез.

Я замотал шею шарфом, надел плащ, шапку и взял подсумок.

– Меч не забудь, колдун, – напомнила девчонка. – И кольцо.

И точно – печатка лиценциата тайных искусств так и лежала на полке. Опасаясь, как бы перстень не слетел с похудевшего пальца, я сунул его в мешочек к остальным кольцам, натянул варежки и подпоясался оружейным ремнем.

Фрейлейн Марта оценивающе посмотрела на меня и покачала головой, но ничего говорить не стала, распахнула дверь и первой вышла в огороженный высоким частоколом двор. Сбоку к дому приткнулась пристройка, где содержалась живность. С другой стороны стоял сарай, дальше из снега торчала жердь колодезного журавля.

И кругом – лес. Высоченные ели вставали настоящей зеленой стеной; дом оказался выстроен на небольшой прогалине.

– Идем! – позвала меня знахарка.

Ворота замело, со двора мы вышли через калитку. За голенища сапог посыпался снег, стало сыро и холодно. Идти куда-либо незамедлительно расхотелось, но я не повернул назад, не сбежал в уют теплого дома и решительно потопал дальше.

Под соснами снега оказалось немногим меньше; фрейлейн Марта довела меня до поляны с кряжистым дубом и указала на облетевшее дерево.

– Запомни его, колдун. Заблудишься – всегда сможешь вернуться. Оглянись – отсюда виден дом.

Я вежливо улыбнулся и спросил:

– И куда мне теперь?

– Туда, – указала знахарка на прогалину между деревьями. – Держи солнце за правым плечом. Через полчаса начнется овраг, иди вдоль него до камышей. Напрямик через болото не суйся, забирай к деревьям. К этому времени уже увидишь черную скалу, равняйся на нее, но на сам холм подниматься нет нужды, обогни по склону.

– А дальше?

– А дальше будет дорога. Тебе направо, – сообщила девчонка и невесть чему загадочно улыбнулась. – Удачи, колдун! – помахала она на прощанье, развернулась и зашагала к дому.

Я глянул вслед знахарке и неожиданно для себя крикнул:

– И никакого бурана, как видишь!

Фрейлейн Марта лишь покачала головой, даже не обернулась. И я остался один в зимнем лесу. Ощущение было… неприятным.

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Исповедуя расхожий тезис о том, что каждый человек от рождения имеет право быть богатым, автор подро...
Книгой Стивена Р. Кови «Семь навыков высокоэффективных людей: Мощные инструменты развития личности» ...
Вот и настал тот момент, когда Алексею все же пришлось вступить в противоборство с Гильдией стражей....
– Зараза, ходит тут, задом своим целлюлитным трясет… – пробормотал он злобно, и только я собиралась ...
Их всегда было трое. Сергей Полярников, Ярик Линдт, а между ними – Лиза. Пока Серый с Яром пропадали...
В двадцать втором веке человечество вошло в контакт с внеземными цивилизациями. Для обычного человек...