Маг-новобранец Горбенко Людмила

«…Струя воды, вытекающая из разинутой пасти каменного льва, ударилась об подставленную ладонь и рассыпалась радужными брызгами. Контуры двух мужских фигур на воде подернулись рябью.

– Бедн… май … ват! – пожаловался стройный молодой человек в ярком тесном костюме, страдальчески сгибаясь пополам.– Бр…ми и бж… аки пес! Оскар, ми…»

До меня не сразу дошло, что я смотрю на собственный фильм-отчет, каждый кадр которого полит потом и кровью. Мало того, что мерзавцы нагло взяли пленку на складе без моего разрешения, они даже не удосужились использовать электронного переводчика-расшифровщика!

Я включил свет и рванул по проходу, цокая копытами, как молодая лань.

– А ну фтой! Пвекватить покаф! – заорал я, пытаясь заслонить собой экран.

Не подумайте только, что я страдаю нарушениями дикции: просто в данный момент во рту у меня был непрожеванный сандвич с сыром. Одним мощным глотком отправив в глубь желудка остаток завтрака и чуть при этом не подавившись, я бросился коротким путем в будку механика и вырубил аппарат ударом хвоста по кнопке.

– В чем дело? – недовольно спросил из первого ряда мой постоянный напарник Третий, развалившийся в кресле и лениво жующий корн.– Хорошее кино.

– Спасибо за высокую оценку моей работы, но это не совсем кино! Точнее, совсем не кино! – ядовито сказал я, плюясь крошками и упирая руки в бока.– Почему начали показ без меня? Кто разрешил?

– Куратор сказал, что можно предварительно ознакомиться,– пожал плечами Третий, задумчиво почесывая рог.

– Почему тогда электронного переводчика не включили? Из-за шума воды ни одного слова толком разобрать невозможно,– уже миролюбивей спросил я (с кураторами лучше не спорить, себе дороже).

– Ты же знаешь, он иногда применяет несоответствующие синонимы. И так все понятно.

– Рад за твои широкие лингвистические познания. Переведи тогда, что только что слышал с экрана.

– Слова красавчика?

– Да.

– Ругнулся он на этого Оскара. Пес ты вшивый, говорит.

– Правда? А на самом деле он сказал: «Бедный мой живот. Урчит как голодная собака»,– ехидно прищурился я.

– Не придирайся,– буркнул Третий, сбрасывая походный рюкзак с соседнего сиденья, чтобы освободить мне место.– Сейчас все включим.

Пока механик, поминая через слово ангелов, отматывал пленку на начало и настраивал переводчика, я отдышался и постепенно успокоился. Третий, как и положено настоящему другу, ободряюще похлопал меня по плечу – не дрейфь, все самое неприятное уже позади.

Воспользовавшись свободной минуткой, представлюсь: носитель отрицательной сущности, полевой работник четвертого ранга.

Проще говоря, я тот, кого вы обычно вспоминаете, когда у вас не забивается гвоздь, сбегает молоко, рвутся последние колготки или уходит из-под носа поезд. Вы нервничаете, злитесь, кричите: «Черт! Черт побери!» – и я… не прихожу.

Причем не прихожу согласно инструкции: если каждый из нас станет являться по первому требованию несдержанных на язык индивидуумов, то никаких кадров не хватит. Нет, мы приходим только согласно полученной разнарядке, с одобрения курирующего администратора (куратора) и делаем свою работу быстро, качественно и незаметно.

К тому же я не уверен, что вы узнаете меня при личной встрече – народные предания порядком исказили темные образы наших героев. Не так уж я страшен, как меня малюют: высок ростом, строен, мускулист, из моего рта пахнет не серой, а мятной свежестью, а шерстяной покров блестит от хороших моющих средств и постоянной работы на свежем воздухе. И хотя на срезе моих рогов уже три кольца, что означает утрату целых трех жизней, еще шесть осталось у меня в запасе, и я намерен прожить их так, чтобы потом не было больно за бесцельно потраченные годы.

Взять, к примеру, последнее задание – чем не подвиг? Начиналось все как рядовая рутина, плавно переросло в запутанный шпионский детектив, после чего мирно завершилось масштабными военными действиями с применением колдовской силы.

Впрочем, все эти подробности запечатлены в фильме-отчете, с которым можно ознакомиться прямо сейчас. Тем более что механик закончил копаться и по экрану уже ползут серые буквы «ПРИЛОЖЕНИЕ К ОТЧЕТУ полевого работника инвентарный номер 437/138-5». Некоторые кадры, кстати, я сам еще не видел.

В зале раздались тихие смешки: по закону подлости куратор поместил под заголовком тот кадр, где я сую под хвост ишаку горящий факел. Не поленился даже увеличить – вот сволочь! К счастью, свет вовремя погас, маскируя краску стыда на моих щеках.

В боковых колонках зашуршал кашель электронного переводчика. Наконец, спустя долгие секунды и секунды (а также метры и метры казенной пленки) появилось расплывчатое изображение лошади и двух мужских фигур, идущих прямо на зрителя. По мере того как они приближались, контуры тел становились отчетливей и ясней.

Стало возможно различить сложное переплетение кружев на воротнике куртки молодого человека и морщинки в уголках карих глаз его старшего спутника.

И именно в этот момент, когда я перестал дышать и весь замер в предвкушении, Третьему приспичило выставить свой жирный зад, обтянутый комбинезоном, прямо перед моим носом.

– Я за корном,– сказал он.– Тебе взять?

Вместо ответа я ухватил его за промасленный карман (Третий имеет похвальную привычку после еды вытирать руки) и силой усадил обратно в кресло.

– Пока ты отлеживался на больничной койке, я отдувался за двоих, а это, между прочим, было самое запутанное дело в Организации за последние три года! Так что теперь сиди и внимательно смотри! – прошипел я, прежде чем мой голос заглушил усиливающийся шум воды.

Город, раннее утро

…Струя воды, вытекающая из разинутой пасти каменного льва, ударилась о подставленную ладонь и рассыпалась радужными брызгами. Контуры двух мужских фигур на воде подернулись рябью.

– Бедный мой живот! – пожаловался стройный молодой человек в ярком тесном костюме, страдальчески сгибаясь пополам.– Урчит, как собака! Оскар, мы скоро будем есть?

Тот, кого голодный щеголь назвал Оскаром, ответил не сразу. Это был темноглазый и черноволосый, с седыми искорками в густой шевелюре мужчина лет пятидесяти, совершенно обыденной внешности: среднего роста, средней полноты; черты лица настолько ординарны, что не поддаются точному описанию. Единственное, что обращало на себя внимание,– очень прямая осанка, какая бывает у особ королевской крови и профессиональных танцоров. Он сосредоточенно брился у фонтана с помощью небольшого кинжала и кусочка мыла, используя поверхность воды вместо зеркала.

– Немного терпения, Хендрик. Сначала нужно привести себя в порядок. Ты же хочешь произвести благоприятное впечатление на местных дам?

– Я еду с тобой на одной лошади, потому что моим конем мы расплатились за гостиницу. Кроме того, у меня истерты ноги, а на куртке птичий помет. Какое впечатление я могу произвести в таком виде? Хочу жрать и спать. Желательно на кровати, а не под кустом. Еще хочу снять эти проклятые обтягивающие штаны и никогда их больше не видеть. Они мне врезаются в самый… самые…

– Сочувствую,– понимающе кивнул Оскар, тщательно соскребая остатки щетины лезвием ножа и промокая влажные щеки грязным носовым платком с изящным вензелем.– Ничего не поделаешь, дружище. Зато они подчеркивают твои выдающиеся достоинства. Чутье подсказывает мне, что сегодня нам повезет. Должно повезти.

– Что-то не нравится мне этот город,– капризно проворчал Хендрик. Облокотившись на парапет фонтана, он брезгливо зачерпнул несколько капель воды и размазал по заспанному, но все равно ангельски красивому лицу.– И вообще мне надоело скитаться. Вся эта чужеземная экзотика… шашлык-машлык… стакан-бардак… Котлет хочу. И пирога с мясом, как дома. Господи, я уже и не помню, как выглядит моя родина!

– Я напомню тебе, друг,– прищурился Оскар, пряча кинжал в ножны.– Родина выглядит так: голубая река, огибающая город; храмы с золотыми куполами; приветливо улыбающиеся красивые девушки; белые дома с резными ставнями. Просто рай. Жаль только, что на стене почти каждого дома висит бумажка с твоей смазливой рожей и подписью: «Особо опасный преступник. Награда за поимку – 1000 монет». Тебя все еще мучит ностальгия, или отпустило?

– Отпустило,– буркнул Хендрик. Подняв с земли щепку, он с ее помощью разделил белокурые волосы, подстриженные по моде на уровне ушей, на тонкий ровный пробор и наклонился над фонтаном пониже, чтобы пригладить непослушные локоны на лбу.

– Вот и ладушки,– сказал Оскар, начищая сапоги все тем же носовым платком.– Страховые полисы у тебя целы?

– Куда они денутся… Еще с полпачки осталось.

– Легенду не забыл?

Хендрик тоскливо закатил в небо голубые глаза и отбарабанил скороговоркой:

– Мы подданные тьмутараканского императора, в этом городе проездом. Ты финансист, известная дипломатическая персона, я твой несчастный, страдающий от любви племянник, которого подло бросила невеста. Карета с вещами и деньгами под охраной вооруженного отряда отстала и будет только завтра. Аминь.

Оскар удовлетворенно кивнул и, порывшись в пыли, поднял оброненный кем-то недоеденный леденец. Сполоснув его под струей воды, он торжественно вручил конфету напарнику.

– Угощайся, Хендрик. Это твой завтрак. А пока ты будешь наслаждаться этим чудесным безголовым петушком на палочке, будь добр – залезь в фонтан и собери монетки, которые лежат на дне.

– Опять? – Голубые глаза красавчика наполнились гневом.– Мы же не нищие, Оскар! Это, в конце концов, унизительно!

– Лезь, лезь. Поверь мне как финансисту, иметь деньги вовсе не унизительно. Унизительно их не иметь. Ну, что там? Семь монеток? Вот видишь! А ты сопротивлялся, дурашка. Счастливое число, хороший знак! Нутром чую – сегодня нам повезет!

– Все равно,– упрямо пробурчал Хендрик, по очереди отряхивая мокрые ноги и всовывая их в узорчатые щегольские сапожки с новыми блестящими подковками на подметках.– Не нравится мне этот город!

– А он и не должен нам нравиться,– философски заметил Оскар, пряча добычу в кожаный кошель и запрыгивая на спину флегматичной серой лошади.– Главное, чтобы мы с тобой понравились ему. А вот и солнышко!

Хендрик с ненавистью сощурился на поднимающееся солнце, будто надеясь убить его взглядом, и с кряхтением занял свое место позади Оскара.

– Куда теперь? – буркнул он.

– Туда, где разбитое сердце молодого красавца сможет найти кратковременное утешение, а старый дипломат послушает свежие сплетни. В трактир, конечно! Подлюка, ищи трактир!

Общеизвестно, что животные, прожившие рядом с людьми длительное время, неплохо понимают человеческую речь. Подлюка была умной конягой, списанной из цирка по причине пожилого возраста. Славное артистическое прошлое сделало ее незаменимой спутницей путешественника. Лошадь могла неделю питаться исключительно окурками, прекрасно понимала слова «трактир», «базар» и «бордель» на любом языке и находила вышеперечисленные заведения, руководствуясь одной ей известными приметами.

К сожалению, имелась и оборотная сторона медали. Услышав звук, хотя бы отдаленно похожий на аплодисменты, лошадь низко кланялась, сгибая колени и роняя седоков. А изредка, задумавшись во время монотонной скачки, начинала по старой привычке бегать по кругу, что невероятно раздражало Оскара и смешило Хендрика.

Получив команду «в трактир», рассеяно жующая окурок Подлюка встрепенулась. Сделав на радостях круг почета по пустой площади, она получила двумя парами пяток по бокам, деловито понюхала воздух и уверенно зацокала копытами в выбранном направлении.

– Вот увидишь, это окажется мерзкая забегаловка, полностью соответствующая этому мерзкому городишке! – упрямо буркнул Хендрик.

Оскар засмеялся.

– Дорогой племянник! Твое детское желание непременно оставить за собой последнее слово просто умиляет! Ручаюсь, у того ангела, что следит за каждым твоим грехом и пишет подробные отчеты, уже пальцы отваливаются. Хотя всю писанину можно свести всего лишь к трем словам: любвеобилен, хитер, везуч. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Хендрик скептически ухмыльнулся.

– А вот с этим, дядюшка, я категорически не согласен. Если верно то, что в небесной канцелярии на каждого из нас заведено подробное досье, содержащее правду, всю правду и только правду, то в моем случае тремя словами не отделаешься. Я бы на месте своего ангела начал так: «Хендрик. На редкость красивый молодой человек, сирота. Был в младенчестве подкинут добрыми людьми к воротам монастыря…»

– Нашли куда подкинуть,– подчеркнуто язвительно хохотнул Оскар.– Клали бы уж сразу под дверь борделя с запиской: «Осторожно. Опасен для женщин моложе шестидесяти».

– Некоторое время был монахом… – упрямо продолжил Хендрик.

– Причем очень недолгое время. Пока первую девку через забор не увидел,– прокомментировал Оскар.

– Успешно совмещал послушание в монастыре с частыми тайными отлучками в город…

– Где имел большое (зачеркнуто), очень большое (зачеркнуто), огромное количество любовных связей! Список прилагается! – подсказал Оскар.

– Ты думаешь, мое досье все исчеркано? – обиделся Хендрик.– Сколько можно меня оскорблять?! Да, я люблю женщин! Потому что у меня чувствительная, нежная натура!

– Скажи лучше честно, что страдаешь невоздержанностью и перепадами настроения.

– Неправда! В душе я поэт!

– Ага. И еще какой поэт! Достаточно вспомнить твой шедевр, посвященный дочке мэра:

  • Твои глаза – брильянты в два карата,—
  • Меня убили просто наповал.

– А что? Ей понравилось,– пожал плечами Хендрик.

– Конечно, понравилось. И не могло не понравиться, ведь в этот момент, скорее всего, ты нежно держал ее за гм… руку. Но потом ты ушел, бедная девушка остыла, пришла в себя, оделась и побежала в ювелирную лавку. Покупать тебе на память о ее глазах кольцо с двумя бриллиантами по два карата.

– Правда? Я и не знал. А что было дальше? – заинтересовался Хендрик.

– Что-что. Дальше была настоящая трагедия, и ты должен стыдиться своей безграмотности, друг мой. Ювелир выложил перед ней бриллианты, и бедняжка немедленно попыталась покончить с собой, задушившись золотым колье. К счастью, ювелир не позволил. Чтоб ты знал, племянничек, два карата – это глаза кузнечика, но никак не хорошенькой девушки. Маловаты они для человеческого лица, понятно?

– Ну откуда я…

– Конечно! Ты вообще не слишком образован.

– Зато остроумен!

– Привычка высмеивать все подряд еще не является признаком остроумия.

– Ты мне завидуешь, потому что я молод, обладаю красивым телом, а ловкостью и гибкостью значительно превосхожу тебя!

– Еще бы! У тебя были прекрасные возможности для тренировок! Столько раз убегать от рогатых мужей по крышам, прыгать из окон, протискиваться через дымоход или каминные трубы!

– Да! И эти умения помогли мне бежать!

– Эти умения? – саркастически прищурился Оскар.– В критический для твоей прекрасной шкурки момент бежать тебе помог я! И ты по гроб жизни должен быть мне благодарен за то, что я спас тебя от унизительной публичной порки и пожизненного заключения!

– Я благодарен! Спасибо, спасибо, спасибо…

Закончив отбивать шутовские поклоны, Хендрик надулся, и в воздухе повисла напряженная пауза. Первым ее нарушил Оскар, чувствующий, что слегка перегнул палку.

– Долго молчим. Кажется, еще один страж родился,– сказал он.

– У нас в монастыре говорили «еще один ангел»,– все еще обиженным голосом откликнулся Хендрик.

– Монахам виднее,– миролюбиво согласился Оскар, пиная задумавшуюся лошадь пятками, что никак не отразилось на ее скорости.

Оба приятеля ошибались.

На самом деле в эту секунду родился не очередной страж и даже не ангел, а самый обыкновенный черт.

Он вылупился в ячейке с инвентарным номером 666, что в принципе считалось хорошим предзнаменованием, но был невероятно мал и слаб. Горячий воздух инкубатора оказался непереносимым испытанием для новорожденного, и за какие-то недолгие полчаса чертенок успел умереть восемь раз. Посчитав заморыша нежизнеспособным, автоматика нацепила на его худую шейку опознавательный жетон, пометила правую ягодицу клеймом с рогатым профилем над аббревиатурой СС – «Собственность САМОГО» и выкинула на поверхность земли, согласно инструкции дав новорожденному последний, девятый шанс.

Некоторое время дрожащее тельце валялось в пыли под забором, видимое только кошками. Было раннее утро, и на горизонте не просматривалось ни одного объекта, подходящего для того, чтобы слиться с ним и на время получить кров и пищу. Когда забракованный чертенок уже потерял остатки надежды и еле дышал, совсем близко послышался стук копыт.

– Оп-па! Кажется, мы уже приехали.

– Ты думаешь, это трактир?

– А что еще может скрываться под вывеской «Дырявый бубен»? Тпру, Подлюка, спешиваемся. Мне нравится название, особенно отсутствующая буква «е», а тебе, Хендрик? Судя по тому, что стекла не выбиты, место из разряда приличных. Может, тут даже музыканты вечерами играют.

– Ага, на дырявых бубнах,– с подчеркнутым сарказмом отозвался Хендрик, сползая на землю.

Из последних сил чертенок увернулся от его сапог, сияющих новенькими серебряными подковками. Цепочка, на которой болтался жетон, поддетая носком сапога, хрустнула и слетела с субтильной шейки, моментально потеряв невидимость. Что-то учуявшая Подлюка тревожно заржала и начала пятиться.

– Ух ты! – по-детски обрадовался Хендрик, поднимая с земли блестящий металлический прямоугольник с выдавленными цифрами.– Какой кулончик!

– Тпру! – прикрикнул на лошадь Оскар.

С радостью черт обнаружил, что обувь этого человека не представляет никаких препятствий. На ней не то что подков – и подметок-то толковых не было. Ввинтившись под широкую штанину, черт ужом проскользнул по теплому телу человека и замер, прижавшись к его ребру. Оскар невольно охнул.

– Что? Что с тобой? – рассеянно спросил Хендрик, любуясь находкой.

– В боку кольнуло.

– А все почему? Давно пора есть,– назидательно сказал Хендрик, пряча жетон в карман.– Я уже устал повторять, что в твоем возрасте надо больше заботиться о себе. Не пренебрегать теплом и регулярным питанием.

– Бывший циркач никому не нужен,– тихо проворчал Оскар.– Пока ты женишься на богатой панночке и обеспечишь мне тепло с регулярным питанием, я два раза скончаться успею.

Мимоходом он ласково почесал за ухом черную кошку, сидящую на заборе, шерсть которой от этого прикосновения встала дыбом, и отцепил от седла мягкую сумку со сменой белья, комплектом метательных ножей, парфюмерной водой, туалетными принадлежностями и пачкой страховых бланков – их имуществом.

Отдельно, замотанная в шелковый шейный платок, покоилась ценность: рулон новомодного «клозет-папира», прихваченный Оскаром на память из гостиницы, где они с Хендриком целый месяц роскошно жили и столовались, расплатившись за свое пребывание колечком с продолговатым сапфиром, презентованным красавчику очередной возлюбленной.

Лошадь пришлось привязывать к забору самостоятельно, так как никто из прислуги не вышел с заднего двора, чтобы помочь. Перед дверью, правда, крутился угрюмый прыщавый паренек с метлой, но он демонстративно повернулся к посетителям задом и начал собирать на совок пылинки с таким тщанием, будто они были золотыми.

Первейшая заповедь путешественника гласит: не спеши. Семь раз загляни, один войди.

Оскар поднялся по ступенькам и осторожно приоткрыл дверь. Из щели вырвались на свободу клубы табачного дыма, аромат копченых свиных ног, вонь кислой капусты и звуки, больше всего похожие на то, что внутри тошнит какого-то крупного животного.

– Порядок,– удовлетворенно сказал Оскар, переступая порог и одобрительно осматриваясь.

Темные потолочные балки, проступающие в дымном тумане контуры колеса люстры и приятная для глаза матовость столов (которой можно добиться, если в течение нескольких лет их не мыть, а просто смахивать мусор) неопровержимо свидетельствовали: трактир самый что ни на есть классический. Попроси в таком месте фрикасе и получишь за непристойное предложение в глаз, зато градус напитков и накал человеческого общения превзойдут твои самые смелые ожидания.

Мокрый тростник, которым был устлан пол, зачавкал под большими ногами Оскара, решительно направившегося к стойке. Страдающий от несчастной любви граф скромно побрел следом.

В этот ранний час трактир был почти пуст.

На вешалке у входа висели всего три куртки из грубой буйволиной кожи и почему-то карнавальный костюм – черная мантия волшебника и колпак из плотного картона, обтянутый шелком. Прямо на шелк были патокой наклеены золотые звездочки, и вокруг них роем вились мухи.

За маленьким столиком у стены, протянув ноги на свободные стулья, лицами в тарелках мирно спали трое. В том, как тараканы облепили рассыпанные остатки их еды, было что-то успокаивающее, домашнее, и напряженный Хендрик немного расслабился.

– Ых-ых-ых!

Оглянувшись, Оскар обнаружил в соседнем углу под связками лука и сухих перцев источник странных животных звуков. Уронив голову на скрещенные руки, горько плакал немолодой лысый мужчина в кожаном фартуке. Скользнув затуманенным взглядом по вошедшим посетителям, он на минуту прекратил рыдания и вытер глаза клетчатым носовым платком. Стало слышно, как на кухне капает вода и кто-то храпит. За стойкой было пусто.

Оскар с интересом кинул взгляд на ряды пузатых бутылок с засунутыми в них перцами, корешками, змейками и ящерками и деликатно кашлянул. Хендрик, который жаждал запить хоть чем-нибудь приторно сладкий леденец, нетерпеливо постучал по столешнице костяшками пальцев.

Существо, материализовавшееся за стойкой по этому сигналу, можно было назвать взрослым человеком исключительно условно.

Это был хлипкий белокурый юноша в шерстяном свитере колючей домашней вязки, из рукавов которого торчали худые запястья. По цвету и форме его лицо напоминало вялый огурец и имело соответствующее выражение. Юноша выжидающе посмотрел на двоих нетерпеливых посетителей, но ничего не сказал.

Первым молчание решился нарушить Оскар.

– Доброе утро,– поздоровался он.– Э-э-э… кажется, это трактир? Мы хотели бы выпить что-нибудь тонизирующее. «Мертвую Мэри», например.

– И попить,– добавил Хендрик, сглатывая липкую слюну.– Мы в городе проездом. Так что если вы составите нам компанию и расскажете о свежих новостях, будем очень рады.

Юноша широко открыл бледно-голубые глаза и уставился на них так укоризненно, словно у него попросили лом и лопату, чтобы немедленно отправиться на местное кладбище и вволю поглумиться над трупами.

– Сегодня «Дырявый бубен» закрыт,– трагически опустив уголки губ, выдавил он из себя наконец.

– А эти? – возмущенно ткнул пальцем в сторону спящей за столиком троицы Хендрик.

– Это вчерашние.

– Вчерашние?! – От возмущения в голосе Хендрика прорезались высокие петушиные ноты.– Ты издеваешься над нами? Дай хоть стакан воды!

– Не кричите на мальчика, у него горе. Я вас сам обслужу.– Эти слова были полны такого неподдельного страдания, что Оскар и Хендрик дружно оглянулись.

Человек, минуту назад рыдающий за столиком, прошаркал разношенными тапками без задников в сторону стойки. Поставив перед Хендриком стакан воды, он приготовил две пустые стопки и приступил к приготовлению «Мертвой Мэри», дрожащими руками отмеряя вустерский соус.

Только сейчас, и то исключительно по кожаному фартуку, Оскар догадался, что это и есть настоящий владелец заведения. Лицо «Дырявого бубна», так сказать.

Осознав этот удивительный факт, Оскар совсем не обрадовался и даже больше того – насторожился. Потому что из всех трактирщиков, виденных дипломатическим работником в жизни (а их было немало), этот был самым необычным.

Оскару встречались за стойкой хронические пьяницы, тайком отпивающие из стаканов посетителей, абсолютные трезвенники, под неодобрительным взглядом которых даже глоток слабого пива застревал в горле, и прочие оригиналы. Чего стоил только один глухой как пень старичок, которому приходилось выкрикивать заказ непосредственно в ухо! Но еще ни разу Оскару не приходилось видеть несчастного трактирщика. Плачущий трактирщик – нонсенс, столь же неестественное явление, как радостно хохочущий гробовщик.

Оскар молча, но выразительно мотнул головой «племяннику», намекая на то, что лучше выйти на улицу и поискать другое заведение. Страдающий от жажды Хендрик успел с ворчанием отклеить зад от высокой табуретки, как произошло нечто уж совсем странное.

Трактирщик встретился взглядом с Оскаром и вдруг расплылся в изумленной улыбке, словно бы нечаянно узрел чудо. В сочетании с заплаканными глазами и ножом в дрожащей руке, улыбка производила жутковатое впечатление. Пока компаньоны, не сговариваясь, пятились к двери, хозяин успел выскочить из-за стойки с резвостью козла и преградить им путь. Широко расставив руки, словно тореадор, идущий на быка, он заключил Оскара в крепкие объятия и присосался к его щеке.

Оскар, который как дипломатическая персона искренне считал, что обматерить незнакомого человека на иностранном языке значит оказать ему уважение, от неожиданности громко выругался сразу на трех. Трактирщик отвалился от его щеки словно сытая пиявка и радостно заорал:

– Мама миа! Робертино! Теперь я уверен – это точно ты! Кендрино, сынок, посмотри сюда – это же мой лучший друг Робертино!

Вялый юноша вежливо наклонил голову.

– Друг? – осторожно повторил Оскар, продолжая отступать задом к выходу и толкая плечом Хендрика.

– Это же я, Солли! – закричал трактирщик.– Неужели ты не помнишь меня, Робертино? Захолустная деревушка Дольчезадо, наша веселая компания и ты– ее душа! Мио мафиозо! Тино!

Оскар резко затормозил. Всего секунду его лицо выражало замешательство.

Потом он решительно раскрыл объятия, растянул свой большой рот в самую широкую улыбку, на которую был способен, и с преувеличенной аффектацией, свойственной провинциальным актерам, заорал:

– Солли! Старина Солли! Прости, не признал тебя сразу, ты немного изменился!

– Прего, Тино! И ты, каро мио, ты тоже очень изменился! Но эти хитрые глаза я узнаю даже через тысячу лет! Ох, Тино, шельма синьоре!

– Сколько же мы не виделись? – осторожно осведомился Оскар.

– Уно, дуе, тре, кватро… почти десять лет, Тино, друг! Помнишь, как ты приходил к нам в гости? Джульетта частенько тебя вспоминает. Особенно когда готовит твои любимые фетучини или лазанью и они пригорают. Ты так любил чуть пригорелое! Поздравь меня, каро Тино. Перед тобой отец семерых сыновей и двух белла-беллисима дочек! Кендрино – мой младшенький!

– Солли! Как я рад за тебя! Твой сын такой красавец, вылитый ты в молодости! Огромный привет Джульетте! Разве можно забыть ее горелые фетучини? А угольки на боках лазаньи? Мне до сих пор снится этот вкус! Просто божественно!

– Да, Джульетта готовит, как богиня! У нее золотые руки.

– И непростой характер,– лукаво хохотнул Оскар.

– Это точно! – расхохотался Солли.– Каро мио! Помнишь, как она швыряла в нас тарелки?

– Еще бы! – с притворным испугом потер лоб Оскар.– Джульетта никогда не промахивалась!

– Садись, Тино. Я лично подам тебе и твоему спутнику…

– Это мой племянник.

– Я сам обслужу дорогих гостей! Темпо-темпо!

– Одну минутку, Солли. Сначала я должен позаботиться о нашей лошади. Все копыта сбила, бедняга.

– О чем речь, дружище! Моя конюшня к твоим услугам!

– Кто этот ненормальный? – спросил окончательно проснувшийся Хендрик, когда возбужденный трактирщик в сопровождении сына укатился за занавеску.

– Понятия не имею,– шепотом признался Оскар.– Первый раз в жизни вижу этого типа.

– Но ты обнимался с ним!

– Я подумал, что иметь в незнакомом городе близкого друга, знающего тебя много лет, не помешает.

Хендрик недоверчиво ухмыльнулся.

– Ты разыгрываешь меня, да? Точно разыгрываешь. А как же Джульетта? Ее характер, то, как метко она метает тарелки?

– Господи, какой же ты еще наивный, Хендрик! Мы путешествуем вместе не один год, за это время ты наставил столько рогов, что хватило бы на приличное оленье стадо. Я понимаю, ты просто не успевал изучить своих избранниц подробно, но признайся – хоть одна из них могла похвастаться простым характером?

– Но тарелки…

– Хендрик, запомни на всю жизнь и расскажи сыновьям, если они у тебя когда-нибудь будут. Если женщина берет в руки ружье и целится в утку, она в лучшем случае ни в кого не попадет. Но стоит ей как следует разозлиться и взять в руки тарелку… Она не промахивается. Понял?

Хендрик кивнул.

– Вот и не задавай больше глупых вопросов.

– Оскар?

– ?

– Последний глупый вопрос. Что такое лазанья?

– А черт ее знает,– искренне ответил Оскар и широко зевнул.– Какой-нибудь вонючий овощ, судя по названию. Да что ты скалишься? Что ты скалишься, осел? Сделай грустное лицо, ты же страдаешь! И не дергайся так, сними куртку, расслабься. Не могу же я бросить старого друга после многолетней разлуки, сам понимаешь. Значит, придется вместе выпить, поесть, а может быть, и заночевать. Естественно, за счет Солли, чтобы его не обидеть. Кстати! Пока он на радостях добрый и щедрый, прикажи слугам покормить Подлюку.

– Будет сделано! – выкрикнул страдающий от горя Хендрик, высовывая счастливое лицо в окно.– Эй! Гарсон или как тебя там! Бой! Парень с совком! Да откликнешься ты или нет?

Оскар насмешливо покачал головой и покровительственно похлопал Хендрика по плечу.

– Никогда не унижайся до вульгарного крика, племянник. Родственнику известного дипломата это не по чину. Смотри и учись, красавчик.

Оскар величественно вышел на улицу, но воспитательную сценку чуть было не испортил слуга, подвернувшийся ему под ноги. Красный как рак паренек даже не заметил, что кому-то помешал. Он обеими руками держался за свой совок и визгливо кричал. С другой стороны совок тянула к себе желтыми от табака зубами Подлюка, косясь на предмет раздора: огрызок плюшки, попавшийся среди прочего мусора. Судя по напряженным лицам, ни кобыла, ни человек уступать не собирались.

– Не ори на лошадь, она тебе в матери годится!– строго сказал Оскар, отряхивая штаны и хватая двумя пальцами слугу за ухо.

От неожиданности паренек взвизгнул и выпустил совок из рук. Мусор рассыпался по крыльцу, а Подлюка тут же сцапала вожделенную плюшку.

Прокрутив пареньковое ухо несколько раз вокруг оси, так что оно покраснело и стало похоже на перезрелый помидор, Оскар подчеркнуто брезгливо вытер руку о вышитый носовой платок и коротко рыкнул, указывая на Подлюку:

– Быстрро! Припарковать и заправить!

База. За кадром

На экране появилось красное изображение циферблата. Дрожащая стрелка застыла на шестерке.

Как же, как же, отлично помню это утро!

Третьего только что увезли прямо с борта капсулы в лазарет с жестокой диареей (во время выполнения нашего прошлого задания толстяк не смог себе отказать в устрицах, но не потрудился убедиться в их свежести); дежурная бригада ликвидировала последствия крестного хода; трое опытнейших полевых работников по закону подлости застряли в пентаграммах; а на меня в качестве внеочередного подарка свалилась вся их работа. Спасибо, хоть временного напарника взамен выбывшего по болезни Третьего обещали дать в помощь.

Как сказал куратор:

– Думаю, это будет сюрприз для тебя, ха-ха.

Сюрприз? Наверное, дадут в напарники какого-нибудь древнего ископаемого старичка со склерозом, у которого на срезе рогов уже восемь колец, а оставшуюся девятую жизнь он проводит, постоянно рассказывая молодым о своих подвигах.

Я вошел в архив и остановился перед грифельной доской, на которой мелом были отмечены инвентарные номера и титулы работников. Вот это номер моего нового помощничка, самый дальний стол. Всего-навсего начальный ранг? Да это оскорбление.

Остро заточенная черная стрелка часов, висящих на стене прямо над моей головой, добралась до цифры «восемь». Маленькое окошечко распахнулось и оттуда, словно его пнули ногой, вывалился птичий скелетик. Плюясь кровью, костяная кукушка проскрипела восемь раз и скрылась за дверкой.

Как это всегда бывает в конце рабочей ночи, сидящие за столами писари оживились.

«Перспективные», «Особо ценные», «Безнадежные», «Обмен» и составляющие абсолютное большинство «Топливо» или «Массовка», как любят говорить в котельной,– эти типы людей размножались столь активно, что наш архив давно перерос помещение, в котором размещался. Для того чтобы протиснуться между рядами полок с папками, нужно быть, по меньшей мере, йогом. Я уже не говорю о том, что за столами можно работать только спиной к спине, как сиамские близнецы.

А чего еще ждать в нашей провинции? Все правильно, дыра – она и есть дыра…

Кукушечий хвост как раз исчезал за маленькой дверкой, когда я двинулся по проходу. Не хвастаясь, хочу отметить, что взгляды всех сидящих дружно обратились на меня, и не случайно.

Я намеренно не стал переодеваться после предыдущего задания и щеголял чернильно-черным шелковым костюмом-тройкой и дымящейся сигарой в уголке рта. Зрачок левого глаза напоминал вертикальную прорезь копилки. Мой правый (на самом деле абсолютно здоровый, если не считать несвежего синяка) глаз закрывала тоже черная шелковая повязка, наискосок обнимающая голову и для надежности закрепленная на левом роге двойным узлом. В глубине узла скрывалась кнопка приемного наушника, а у самого подбородка приютился крохотный микрофон.

Эффектное пунктуальное появление должно было сразу обозначить некую границу между напарником и мной. Я полевой работник со стажем – он скромная рабочая пчелка. Кроме того, я надеялся, что дорогой костюм намекнет на то, что я прибыл в архив непосредственно с задания, что называется, с бала на корабль, и куратор даст мне часок-другой отдохнуть.

Как же, отдохнешь с ними!

– Пятый! Пятый! Вызывает база! Забирай напарника – и на склад! Срочно!

Плюнув с досады, я свысока оглядел сидящих писарей и тихо заскользил к самому дальнему столу. И тут меня ждал он – обещанный куратором сюрприз. Точнее, она.

Тесный белый корсаж на шнуровке, распираемый бюстом; юбка, кружевной пеной струящаяся по бедрам и теряющаяся глубоко под столом; белая фата, небрежно переброшенная через спинку стула; платиновые кудряшки; сосредоточенный взгляд голубых глаз; в руке перо, которое со скоростью молнии строчит по бумаге.

Только алтаря и священника не хватает.

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвя...
Расследование – ее хобби. Но Лариса Котова, хозяйка модного в городе ресторана, берется не за всякое...
«…Я увидела все еще жующего охранника, вышедшего к лестнице посмотреть, что же там происходит. Перех...
С того дня, когда была жестоко избита и изнасилована семнадцатилетняя Леля Величкина, прошло немало ...
В труднейшей борьбе Хельги завоевал право возглавить дружину молодых воинов. И теперь ведет их в пох...
 После убийства на показе мод миллионера и депутата Ландерса спокойная жизнь для Али Егоровой законч...