Кровь и пламя Михайлов Дем

– Нет уж! – категорично отрезал я. – Как-нибудь перебьемся!

Не знаю, кто скульптор – а я обязательно узнаю! – но пусть эти два образчика искусства продолжают стоять на песчаном берегу подземного озера, мрачно вглядываясь в низвергающуюся с водопада воду. Вдруг чудом уцелевшие и выползшие на берег шурды при виде моих статуй – особенно второй – разом окочурятся от страха. Хоть польза будет.

– Теперь ко мне в гости? – с надеждой осведомился плутоватый гном.

– Пошли. – со вздохом согласился я, отводя взор от скульптур.

– Грибная настойка есть! Оченно хорошая!

– Пожалуй, я выпью. – задумчиво отозвался я, все еще не придя в себя после ознакомления с местным творчеством.

– Не иначе как идолопоклонничеством гнусным попахивает. – сварливо проворчал хриплый голос, рядом со скульптурами остановился седоволосый худощавый старик, с неопределенным выражением синих глаз принявшийся оглядываться статуи. Особенно внимательно он смотрел на статую с вздыбившимися над головой щупальцами.

Засмеявшись, я оглядел отца Флатиса, отмечая произошедшие за последние дни изменения. Балахон тщательно отстиран и аккуратно заштопан, седая борода и волосы хорошо расчесаны, кожа лица хоть и не розовая как у младенца, но и не серая как у мертвеца. Наш священник пришел в себя после тягот путешествия. Оклемался старче.

В десятке шагов позади него стояло еще трое человек – два брата-монаха и седоволосый юноша-фанатик.

– Как спалось, отче?

– Твоими молитвами, Корис. – тонко усмехнулся отец Флатис, по-прежнему глядя на статую.

– То есть кошмары мучали всю ночь? – с надеждой предположил я.

– Узнаю прежнего ершистого юнца. – парировал старик и, наконец-то повернувшись ко мне, предложил: – Прогуляемся по бережку?

– Да мы только что… хотя можно. – пожал я плечами, прикидывая назначенный самому себе график. – Вот только с очередной закавыкой непонятной разберусь и сразу пойдем по бережку гулять.

– Закавыкой? Какой?

– А вон. – угрюмо кивнул я на стоящую поодаль троицу и, повысив голос, рявкнул: – Эй, бездельники! Какого Темного вы тут прохлаждаетесь?! У нас работы на всех хватит! А если не хотите работать, то я вмиг покажу, где выход из нашего дома!

– Мы сопровождаем святого отца…

– Я его сам сопровожу! – рыкнул я, приходя еще в большую ярость. – Три здоровых мужика! Слоняются без дела! А на кухню за обедом и ужином приходить не забываете! Ложками бодро стучите! А как работать – так сразу в сторонку отбегаете! Отец Флатис! Либо эти трое бездельников сейчас же берутся за дело, либо мне придется поступить по-своему. А вы меня знаете!

– Всем надлежит трудиться, спорить не буду, – кивнул священник, – но наш разговор был важен, Корис. Пока мы шагали, успели обсудить защитные меры, что следует предпринять в случае атаки нежити. Нет пользы в громком чтении отгоняющей зло молитвы, если она читается не там, где следует. Каждый должен точно знать, что ему делать и куда идти в случае нападения.

– Хм… – я начал остывать, но все же не удержался и добавил: – Так и надо было говорить: «обсуждаем защитные меры!». А то заладили одно и то же какой день подряд: «сопровождаем… сопровождаем…». Успели все обсудить? Вот и хорошо – а теперь за работу! И подумайте вот о чем, монахи любезные – если церковная братия каждый день будет просто шататься по поселению и всячески избегать работы, то какой пример вы подадите людям?

– И гномам! – радостно поддакнул Тикса. – Оченно плохой пример! Бездельники!

– Тикса! – одернул я коротышку и, позабыв о монахах, спросил священника: – А может, в гости к Тиксе заглянем? Посмотрим, как гномы живут. Только прошу, не надо здесь поминать Создателя – гномы молятся своему богу.

– Знаю. – вздохнул святой отец, потрепав молодого гнома по плечу. – Закоренелые язычники. Еще с древних времен существует договор между людьми и гномами касательно веры. Мы не пытаемся обратить их в свою веру, а они нас в свою. Именно о вере я и хотел с тобой побеседовать, Корис. И о твоей душе.

– О спасении моей души от геенны огненной? Может, сначала расхлебаем уже заварившуюся кашу, а потом уж будем печься о вечном спасении моей души?

– Нет. Просто о твоей душе. Непринятой «туда», как ты сам говорил. Пошли, прогуляемся.

Ведомые Тиксой мы вступили в черту строящегося города гномов. Города не по размерам, а по внешнему виду. Солидные каменные дома и выровненная скалистая поверхность единственной улицы прямо кричали об этом.

Приветственно кивая встреченным женщинам гномов, занятым хозяйством, мы медленно шли вперед. Я внимательно слушал священника, зашедшего слишком издалека.

– Начну я, пожалуй, с веры. Долгое время я убеждал себя, что вступил в светлые ряды Церкви по одной единственной причине. Потому что это – мое призвание. – говорил отец Флатис. – Если же говорить истину, то первые годы моей стези Искореняющего Ересь я вообще не задумывался о причинах, слепо выполняя приказы и везде, где только можно, находя и выжигая ересь и тьму. Моя душа разрывалась на части, ведомая местью и поиском утешения. Сейчас же, постарев, потеряв истовость и фанатичность, я начал задумываться о прошедших годах. Я начал задумываться о Церкви. И осознал одну ужасную правду, познанную мною уже давно, но старательно загоняемую в самые далекие уголки моей души. Светлая Церковь вот уже долгие века печется не об окончательном истреблении тьмы в нашем мире, а лишь о своем благоденствии. Впервые я об этом задумался, когда мы преследовали отряд еретиков, пытавшихся скрыться от кары в далеких предгорьях Йердорахона, что высятся неподалеку от тех мест, откуда родом Рикар. Мало того, что они ускользнули от нас, так еще и силой захватили с собой нескольких ни в чем неповинных людей – женщин и детей. Мы почти нагнали приспешников тьмы, но в этот миг пришла «весть» от одного из иерархов Церкви, и наш старший приказал прекратить преследование и свернуть в сторону на более срочный и важный зов. Мы подчинились приказу. Мы свернули. И, не щадя лошадей, добрались до места, указанного «вестником». Знаешь, что именно мы там обнаружили?

– Боюсь, что нет. – пожал я плечами, коротким жестом одергивая попытавшегося было высказать предположение Тиксу.

– Мы обнаружили очень богатое поместье. – зло сверкнув глазами изрек отец Флатис. – Высокие стены, огромный цветущий сад, белокаменное здание посреди этого великолепия. Куда не глянь – цветы, фрукты, тугие струи фонтанов и беседки под сенью деревьев. Настоящий рай на земле. И портила его тишину и покой только крупная банда разбойников, среди которых был маг, перебившая охрану поместья и принявшаяся его разграблять. Мы как раз подоспели к моменту, когда из дома выносили награбленные вещи и грузили в две большие повозки – золото, картины, оружие и все прочее ценное. Разбойники были хороши в ратном деле, но противостоять ударному отряду Искореняющих Ересь не могли. Большую часть мы уничтожили, остальные разбежались кто куда. Вот только во время короткой битвы меня не оставляло чувство недоумения – ведь мы карали не приспешников тьмы, мы убивали простых людей. Пусть они преступники, пусть они убийцы, но это обычные люди. И для таких случаев существует мирская стража, которой должно найти и покарать негодяев. Это не дело Церкви! Но приказ мы выполнили. Пресекли грабеж, уничтожили и рассеяли разбойников. А затем выяснилось, что это отдаленное богатейшее поместье принадлежит одному из важных церковных иерархов. Он сам был в полной безопасности – скрылся в специальных потайных покоях вместе с челядью, где и переждал все неприятности. Он появился лишь в конце, небрежно одетый, распоясанный, брызгающий слюной и вопящий о том, что мы торопились слишком медленно и что многие картины и другие предметы искусства безнадежно испорчены. Он стоял посреди двора, окруженный окровавленными трупами своих стражей и разбойников, и орал на боевых священников, многие из которых получили серьезные ранения, защищая его дом! Он не обратил внимания на молоденькую служанку с раскроенной головой, с задранной юбкой, жестоко изнасилованную. Его не печалило тело старого слуги, умершего на ступеньках дома с топором в руках, до последнего пытающегося защитить своего хозяина – выходя он попросту переступил через труп, брезгливо поддернув края богатого халата. Церковного иерарха волновали лишь испорченные вещи. И в тот миг, зажимая рукой рассеченное плечо и теряя кровь, я впервые задумался – почему мы пришли на его защиту? Ведь он из рядов Церкви! И если уж пришла беда, он должен был достойно принять разграбление или даже свою собственную смерть! Но вместо этого он с помощью «вестников» остановил отряд ордена Искореняющих Ересь, преследующий темных!

Замолчав, священник утер ладонью рот и машинально принял от Тиксы пузатую кожаную флягу. Сделал глоток и тут же поперхнулся и надсадно закашлялся.

– Крепкая! – довольно заулыбался гном, забирая флягу обратно. – Друг Корис? Пробовать?

– Пробовать. – кивнул я и приложился к горлышку фляги. Закашляться не закашлялся, но брага на самом деле крепка. И явственно ощущается вкус грибов и чего-то еще.

Дождавшись пока я проглочу, отец Флатис продолжил:

– Последней каплей оказались две девушки, выбежавшие вслед за иерархом. Хоть и молоденькие, но явно не его внучки, судя по откровенным нарядам и поведению. Провожаемые гневными криками хозяина поместья мы вскоре покинули его дом и продолжили преследование. Но время было упущено. Приспешникам тьмы удалось добраться до предгорий и затеряться в горах. Мы вернулись ни с чем. Эту горстку еретиков удалось выследить снова лишь через пару лет, в тот раз я вел Искореняющих, и после изнурительных поисков мы нашли их проклятое гнездо. Во время допроса я выяснил судьбу похищенных женщин и детей. Всех их жестоко замучили до смерти! А тела обратили в мертвяков! Ты когда-нибудь видел восставшего из мертвых ребенка пяти лет, Корис? А ведь тогда мы могли бы их спасти, могли бы успеть! Это был первый раз, когда я усомнился. И видит Создатель, за следующие годы мне приходилось терзаться сомнениями еще много раз. Не пойми превратно – я не усомнился в вере в Создателя Милостивого, но я усомнился в Церкви. Это был долгий путь, начавшийся со слепой веры и закончившийся тяжким потрясением всех моих духовных основ. А последние дни лишь утвердили меня в осознании самой главной истины – Церковь прогнила до самого основания. В ней еще остались честные и светлые люди, истовые служители, пытающиеся защитить и спасти души. Но очень много и тех, кто лишь изображает веру, скрывая свою темную натуру за маской священника. В том небольшом прибрежном городке, где ты впервые увидел костяной кинжал, практически на том же самом месте я собственноручно испепелил предателя, перекинувшегося на сторону ереси. Именно тогда я и осознал окончательно – Церкви верить нельзя. И это откровение наполнило мою душу печалью…

– И снова – боюсь, не знаю что сказать…

– А и не надо. Я лишь хотел выговориться. – открыто признал священник, вновь беря флягу и делая большой глоток. – Иногда мне кажется, что я растратил свою жизнь зря. Но порой вспоминаются лица спасенных людей, и чувство тоски отступает. Я веду речь к тому, что больше не считаю себя священником, Корис. Меня не отлучили от Церкви, не лишали сана, но выполнять их приказы я больше не собираюсь. Ибо нет во мне доверия к их словам.

– Вы кому-нибудь еще это говорили, отче?

– Нет. А что?

– И не говорите. – попросил я. – Люди обрадованы возвращением сурового, но справедливого святого отца. Пусть так и остается.

– Это звучит мудро. – кивнул старик. – Многие нуждаются в согревающих душу ободрениях. Многие нуждаются в исповеди. И раз меня не лишили сана, я все еще остаюсь священником, хотя мои устои заметно поколебались. В свое время вера спасла меня, спасает и сейчас. Почему мы остановились?

– Мой дом! – радостно осклабился Тикса, указывая на совершенно пустой участок, находящийся промеж двух домов.

Впрочем, не совсем пустой – внутри имелась каменная лежанка, сложенный из камней невысокий стол и несколько хорошо обтесанных камней в качестве стульев. На лежанке имелось одеяло и несколько шкур.

– Это и есть твой дом? – оценив представшую взору картину, осведомился я.

– Да! Хороший дом! Кровать есть, стол есть! И шкаф есть!

Точно, за лежанкой спрятался сложенный из каменных плит шкаф с тремя полками, заполненными всякой всячиной. Какие-то камешки, глиняная посуда, наконечники для стрел и еще много-много чего.

– А стены? Крыша?

– Нету! – развел руками коротышка. – Я еще не женат! Дом строить некому.

– Весело вы живете. – признал я. – Точно… дома-то у вас жены строят.

– Снимать обувь! – потребовал Тикса.

– Это еще зачем?! У тебя дома нет!

– Это дом! Хороший дом! Если обувь не снимать – хотя бы вытирать! Вот половичок!

Тщательно вытерев ноги о действительно обнаружившийся у едва намеченного входа половичок, мы вошли «внутрь». Строго тут у них… нет ни малейшего уединения для холостых гномов, перешагнувших подростковый возраст. Четкое разделение по статусам. Хочешь собственный дом – женись. А если не думаешь о продолжении рода, то и дом тебе не нужен, хватит каменной лежанки и пары звериных шкур. Суровая правда жизни…

Тикса хлопотал как радушный хозяин, ничуть не смущаясь отсутствием стен и прочих непременных атрибутов жилища. Нас усадили на стулья, на столе появилось несколько мисок и три кружки. Сноровисто орудуя ножом, гном быстро нарезал ломоть вяленого мяса, добавил пару лепешек и разлил по кружкам гномью брагу. Можно приступать к скромной трапезе. Чем мы и занялись, не забывая о разговоре. Вернее, я больше слушал отца Флатиса, сегодня оказавшегося неожиданно разговорчивым.

Неспешно пережевав волоконце мяса, священник продолжил ненадолго прерванный разговор:

– Все изменилось. Обросший щупальцами ледяной мертвец всеми силами защищает людей от нежити и шурдов. А светлые священники осознанно примыкают к приспешникам тьмы, начиная творить страшное зло. Скажи мне кто подобное лет двадцать назад, я бы приказал казнить его за столь еретические безумные слова. Теперь же эти слова слетают с моих собственных губ. Воистину, мы живем в ужасные времена, Корис.

– Не буду спорить. – пожал я плечами, в свою очередь подхватывая кусочек мяса и отправляя его в рот.

– Здесь не с чем спорить. И не о чем говорить. Я стал стар и брюзглив, совсем как те деревенские старики, над которыми мы любили подсмеиваться втихую и беззлобно, когда были детьми…

– Не думаю, что деревенские старики успели уничтожить столько нежити и прочей тьмы за свою жизнь. – заметил я. – Мечом, огнем и верой.

– Мечом, огнем и верой. – повторил отец Флатис. – Девиз ордена Искореняющих Ересь. Не знал, что ты его знаешь.

– Просто всплыло в памяти. – признался я. – Словно выплыло из какого-то темного закоулка души.

– Это хорошо, что ты вспомнил про свою душу. Именно о ней я и хотел с тобой побеседовать, Корис. О твоей бессмертной душе. На самом деле бессмертной, это не просто красивые слова, взятые из сочинения богослова. В отличие от тела, от бренной оболочки, душа существует вечно. И для тебя, Корис, это означает долгие годы, наполненные мучениями.

– Вот тут я несколько недопонял, отче. – удивленно произнес я. – Пророчите мне попадание в ад?

– Хуже! Гораздо хуже! – буркнул старик. – Тебе нет ходу ни в ад, ни в рай! Ведь ты уже умирал, верно?

– Было дело. – кивнул я, начиная понимать, куда клонит старый священник.

– И тебя вернули. Потому как нет места твоей душе ТАМ. Я могу поверить, что душа вернулась из ада или рая. Так уже случалось. Тот же Риз Мертвящий скорбный тому пример – при помощи темной магии некромантии можно вырвать оттуда душу и при помощи мерзких ритуалов вселить в тело другого человека. Так было и с тобой, когда душа незнакомца была помещена в тело юного барона Кориса Ван Исер. Тем незнакомцем был ты… и раз уж после смерти твою душу не приняли, то возникает лишь один вопрос – откуда же ты взялся? Душа твоя пришла не из ада, не из рая… но откуда?

– Я не знаю. Либо знаю, но не помню. Память моя еще не вернулась, она словно бы повреждена и я никак не могу воскресить свои истинные воспоминания.

– Вот! – мне в лицо уткнулся сухой палец священника. – Верные слова! Твоя память повреждена, Корис! Она словно бы выжжена, словно бы стерта, но еще не до конца, ведь изредка ты вспоминаешь и говоришь странные и никем ранее не слышанные слова. Например, словечко «сталагмит», коим ты нарек эти светящиеся каменные сосульки. – священник кивнул на величественные каменные колонны покрытые светящимся мхом.

– Гериста. – тихонько пробубнил Тикса, называя созданные природой колонны на гномьем языке.

– Прошли долгие месяцы, после твоего появления здесь. Ты был ранен, затем выздоровел, снова получил ранение, умер, воскрес, превратился в ледяную нежить, избавился от своего страшного недуга, но ты так ничего и не вспомнил… – помолчав, священник спросил: – Что ты знаешь о том, куда душа отправляется после смерти тела?

– В раю прекрасные гурии и цветущие сады. – пожал я плечами. – В аду огонь и котлы с кипящей смолой, где варятся грешники.

– Это лишь сказка для мирян! – отмахнулся отец Флатис. – Но в ней есть изрядная доля правды. В аду – страдания и ужас. В раю – бесконечная радость. А на самом деле это все едино!

– Рай и ад едины? Святой отец, а вы, случаем, с гномьей брагой лишку не хватили? – изумился я.

– Слушай! Я пытаюсь донести до тебя свои мысли о твоей бессмертной душе! И не учи меня пить! Уж хмельного я побольше твоего выпил в своей жизни!

– Слушаю. – примиряющее произнес я. – Прошу прощения.

– Для мирян сия истина немыслима – что рай и ад едины, что это одно и тоже место. Но Церковь знает. Или верит в это… Представь себе вот такой большой круг. – обмакнув палец в брагу, отец Флатис вывел на столешнице довольно ровную окружность. – Теперь представь, что внешняя, самая большая и самая удаленная от ярко сияющего центра часть – это ад. Именно туда попадают грешники. Эта часть самая темная, но, если верить словам побывавших в аду и вернувшихся, там воистину адское пекло. Вечная тьма и вечный обжигающий жар, пронизывающий тебя до самого нутра, опаляющий и одновременно очищающий твою душу. Средняя часть куда более светлая, но все столь же жаркая. У самой середки ослепляющий яркий свет не обжигающий, а согревающий душу и наполняющий ее великим ликованием и счастьем. Это и есть рай. А сама середка… это путь назад, путь вниз, в мир живых. Именно оттуда приходят новые и полностью очищенные души. И рождаются заново невинными младенцами, вновь начиная свой жизненный путь. Наши предки были куда более сведущи в этих делах. И они называли круг Великим Круговоротом, ибо все души умерших людей постоянно движутся по все сужающейся спирали, ведущей к центру, ведущей к выходу. Конец путь знаменует очищение и новое рождение. Такова истина, Корис, такова правда о рае и аде.

– Вот это да… – протянул я, ошарашенный нарисованной картиной.

– Самое главное в моих словах – очищение. Именно эти слова для тебя наиболее важны, Корис. Ты понимаешь, что значит очищение?

– Очищение от грехов. – предположил я.

– Да. И не только. – кивнул старик. – Душа бессмертна. И обязательно вновь вернется назад, обязательно познает новое рождение в новом теле. Но прежде чем вернуться, она должна быть очищена. И от грехов, и от старых воспоминаний, и от старой личности. Ибо рожденный младенец невинен, память его пуста, он как книга с чистыми страницами, на которых лишь предстоит написать новые строки. Первый шаг, первое слово, лицо матери, первая любовь, первое убийство… Самые страшные грешники попадают во внешнюю часть Великого Круговорота и они медленно плывут по спирали сквозь тьму, постоянно ощущая немыслимую боль от выжигающего из их душ всю скверну пламени. Говорят, что самые страшные грехи, такие как детоубийство, оставляют на душе самые глубокие следы и воспоминания. Они как безобразные шрамы и раны на бестелесной бессмертной душе. Требуются столетия, чтобы выжечь эти следы без остатка. Одновременно с этим выжигаются твои воспоминания… это как медленно тлеющий пожар в библиотеке памяти. Все книжные тома медленно горят, сгорает страница за страницей. Вот ты уже не помнишь, как звали твоего отца, а теперь напрочь забыл, как выглядит лицо любимой женщины, с которой прожил всю жизнь. И под конец, когда душа подплывает к самому центру Великого Круговорота, она не помнит вообще ничего, пребывая в божественном экстазе и ликовании, пронизанная слепящим сиянием. А затем и новое рождение… новая смерть… и снова назад в Великий Круговорот.

– Погодите! Святой отец, хотите сказать, что именно поэтому моя память…

– Верно! Твоя душа пребывала в Великом Круговороте, Корис! Все же она там была! И была уже очень давно. Возможно, тысячи лет. Ведь воспоминания не могут стереться так быстро. На это требуется очень долгое время адского огня, медленно сжигающего самую твою суть, оставляя после себя лишь девственную чистоту. И снова на язык просится Риз Мертвящий – этого рыжего еретика, сумасшедшего детоубийцу и палача Тарис вернул из ада. Но Риз не превратился в ничего не помнящего недоумка. Хотя он пробыл в аду целых два столетия! Двести лет безжалостное пламя выжигало его душу, испепеляя его воспоминания миг за мигом. Но и он не мог не измениться! Возможно, он стал куда ущербней, чем раньше. Немного глупее, что-то забыл, что-то словно в тумане. Точно так же как и ты, Корис. Он тоже потерял часть себя навеки, ибо адское пламя на то и пламя, чтобы выжигать все без остатка. Вы оба, словно побывавшие в пылающей кузнечной домне корнеплоды – верхняя часть сожжена, превратилась в пепел, уцелело лишь самое нутро. Риза достали из печи гораздо быстрее, чем тебя. А вот ты до-о-олго пылал, Корис. Ты потерял куда больше. И только Создатель Милостивый ведает, что именно ты потерял, какие именно части твоей души превратились в прах.

– М-мать… то есть я…

– Ты жестоко обожжен, Корис. – с печалью кивнул священник и, ненадолго припав к глиняной кружке, добавил: – Твоя душа почти сгорела, почти очистилась. До возвращения в мир живых оставалось всего ничего, каких-то пару столетий безудержного ликования в раю, но тебя выдернули оттуда, силой заключив в тело барона Кориса Ван Исер.

– Но ведь я умер! И меня не вернули.

– Да. Не вернули. Что может говорить только об одном… что хоть ты и был в Великом Круговороте, вот только не в том, куда отправятся все ныне живущие после своей смерти. Твоя душа пылала где-то еще. И хотя мой разум подсказывает ответ, моя душа содрогается от нежелания принять его…

– Моя душа была выдернута из совсем другого Великого Круговорота… не из того, куда попадают все души этого мира…

– Моя душа в смятении… но во всем есть замысел Создателя! И не будем же сейчас рассуждать, откуда именно ты явился. Я завел речь об адском пламени лишь для того, чтобы дать тебе понять – если я прав, то твои воспоминания не вернутся никогда! Ибо они сожжены и развеялись прахом! Да, кое-что все же остались – твои странные словечки, твои рассуждения об обороне, о тактике ведения боя, твое поведение. Дорожи тем, что осталось, Корис. И не печалься, если мои предположения окажутся истиной. Ведь каждый день ты получаешь новые воспоминания. Чего тебе стоит бояться, так это смерти.

– Смерти боятся все. – ответил я, пребывая в глубокой задумчивости. – И как бы меня вновь не вернули обратно.

– Да… – кивнул отец Флатис. – Может, и вернут… если будет куда! В отличие от души, твое тело бренно! А что если тебя убьют, а тело сожгут на костре? А что если разрубят на куски? И куда тогда денется твоя мятущаяся душа?

– Вы страшный человек, отче. Я только недавно избавился от состояния заживо замороженного, но вместо того, чтобы ободрить меня, вы пытаетесь повергнуть меня в еще большую пучину отчаяния.

– Радуйся!

– Тому, что мне уготовано?

– Тому, что от тебя ничего не скрывается! Я всю жизнь жил в потемках! Всю жизнь мне говорили лишь полуправду, иногда вообще ничего, а чаще всего просто лгали! Я же поступаю с тобой куда как более справедливо, Корис. Я говорю тебе правду. Какая бы она не была, это правда. Пусть горькая, пусть страшная, но, это правда. И не напугать тебя я хочу, а предостеречь – в следующий раз думай, что делаешь. Думай, когда бросаешься грудью на острые копья. Думай, когда в первых рядах врываешься во вражеские порядки. Ибо если ты падешь, а тело будет уничтожено, кто знает, что произойдет тогда.

– Мои воины тоже смертны, – пожал я плечами, – они тоже могут погибнуть, когда идут в первых рядах.

– Да. Тоже смертны. Но в отличие от тебя, Корис, они хотя бы знают, куда попадут! Им ведома их дорога. Прямиком в рай. Или в ад. А затем божественное очищение и перерождение. И зная это, смерти можно не бояться! А что касательно тебя – либо бесконечное скитание твоей души в бестелесной форме, либо еще что похуже. Поэтому в следующий раз, когда ты вновь примеришь на себя плащ полководца, помни – ты тот, кто командует, а не тот, кто теряет разум, бросаясь вперед в жажде убийства. Что ж… о душе мы побеседовали. Вернемся к делам приземленным… ты решил перейти к глухой обороне? Уйти в землю как крот?

– Эй! – воскликнул Тикса, но быстро увял под суровым взглядом старого священника.

– Почти. Если я и буду кротом, то очень кусачим. И в моей норе будет много выходов. А что?

– План хорош. Но я хочу поделиться с тобой знаниями. Последние дни я много говорил с людьми. В том числе с теми, кто пришел от разоренного Островного поселения. Эти ужасные мясные комы, перекатывающиеся сами по себе и поглощающие все живое…. Я знаю, что это. Древнее творение некромантов, последний раз замеченное в Диких Землях во времена великого восстания Западных Провинций. Замеченное в больших количествах. В те времена по несчастным деревушками перекатывались сонмы подобных тварей. Потом, после падения Тариса, после постройки Пограничной Стены, когда некромантов почти истребили, а выжившие затаились в темных крысиных норах, столь мощных тварей почти не было. Лишь изредка, когда то один, то другой некромант выползал из своего убежища и пытался возродить старые деньки. Так вот, Корис, мясные шары, Пожиратели, Крушители, Поглощающие плоть, они опасные не сами по себе, а тем, что они порождают.

– Порождают?

– Помнишь летающую тварь? Нежить, отрастившую себе крылья?

– Хотите сказать?..

– Это Пожиратель! Громадный ком мертвой плоти – это лишь первый шаг, самое начало. Он накапливает в себе жизненную энергию убитых людей или животных, после чего останавливается и начинает меняться внутри. Меняться по приказу хозяина-некроманта. Если тот возжелает птицу – из Пожирателя вылупится мерзкое крылатое создание. Если захочет большого зверя – появится клыкастая тварь. Захочет, чтобы Пожиратель распался на десяток меньших мясных комьев – случится и это. Пожелает больше силы – Пожиратель послушно отдаст ему всю накопленную жизненную энергию. Все зависит от надобностей и целей некроманта. И Пожиратель для него словно яйцо, из которого может вылупиться все, что он только пожелает. Пожиратель может создать даже твою полную копию, Корис – выглядящую так же, разговаривающую, но не имеющую твоей памяти. Твоя кукла, слепленная из мертвого мяса. Но если Пожиратель тебя пожрет, то он сможет поглотить не только твою жизненную силу и плоть, но твою память! Пусть не целиком, что-то будет потеряно, но кукла, слепленная по твоему образу и подобию будет многое помнить о тебе.

– Инкубатор. – помрачнев, произнес я. – Слепленное из мяса яйцо, могущее вылуплять из себя все, что потребуется некроманту. Плохо… да еще и копии людей. Перевертыши…

– Да. Перевертыши. В те времена пропавший было на несколько дней охотник часто возвращался обратно домой к радости семьи. А ночью вырезал не только жену и детей, но и всех обитателей остальных домов. А бывало, что такой вот «охотник», превращался в крохотный мясной ком и начинал собирать кровавую жатву. Когда на следующее утро к деревне подходил некромант, она была абсолютно пуста и мертва, а на околице его дожидался выросший в разы Пожиратель, что убил и поглотил не только людей, но и всю скотину и птицу! Вот чем страшны некроманты, Корис – они могут найти источник силы буквально везде, где есть что-нибудь живое. Раньше ты сталкивался только с шурдами. Темные гоблины, вечно болеющие, почти ничего не знающие, кроме создания обычной нежити – мертвяки, пауки. Да, среди них попадаются шурды, умеющие чуть больше. Как тот старик, что восседал верхом на плененном сгархе. Но даже он по сравнению с некромантами древних времен просто ничтожество. А Тарис Ван Санти из числа тех, кто сравнялся в могуществе и знаниях с наидревнейшими темными жрецами. А может, и превзошел их. Превзошел самих Раатхи.

– Видимо, он любил почитать. – невесело хмыкнул я, пытаясь «уложить» нарисованную отцом Флатисом картину в своей голове.

– Читать? Немыслимо! – громыхнул священник, со стуком опустив кружку на стол. – У него был учитель! Невозможно научиться тому, чего достиг Тарис, просто изучая случайно и тайно найденные книги! Его кто-то наставлял. Кто-то очень многое знающий! Тарис был неудачником от рождения! Второй мальчик в правящей династии! Принц на замену – если престолонаследник Империи внезапно умрет, что при постоянном нахождении рядом с ним лучших Исцеляющих почти невозможно! Он с детства видел, как воспитывают из его брата настоящего Императора, сам при этом оставаясь в тени. Лучшие подарки на торжествах – брату! Лучшие и красивейшие девушки улыбаются не ему – брату! На дни рождения брату дарят меч и доспехи, а Тарису достаются книги и красивые одежды. Брату читают лекции по полководческому делу, возят в войска, знакомят с героями и генералами! А младшему принцу намекают, что для него нет лучшей доли, чем уйти в лоно Церкви и стать священником! А затем, когда брат занял престол, Тариса и вовсе отправили с глаз долой в Западные Провинции, лишь бы он не мозолил глаза в столице. И тут, всего спустя несколько лет, Тарис становится весьма сведущим некромантом, причем до самого последнего момента об этом не подозревал никто, включая придворных священнослужителей и собственного исповедника принца! Такое немыслимо без постоянного участия опытнейшего наставника, умудрившегося остаться незамеченным по сей день! Кто-то страшный и грозный, темный еретик, ненавидящий Свет и поклоняющийся Тьме, взял руку Тариса и долго вел его за собой, показывая темные закоулки некромантии. Обучил, как остаться незамеченным, как сохранить все в секрете, как не выдать себя исповеднику. Показал или создал место, где можно свободно практиковаться в мерзких ритуалах, как приносить жертвы. И научил, как отбирать людей, что удержат язык за зубами, по одному слову похитят и доставят деревенских девушек, юношей или детей из отдаленных селений и положат их на кровавый алтарь. И не будут задавать вопросов. Мы, орден Искореняющих Ересь, наши патриархи, мои учителя, а теперь я сам и многие мои боевые товарищи долгие годы искали эту тварь! В наших летописных анналах ему даже дали имя – Источник Скверны! В эти толстые тома мы вписывали все случаи, где за спинами ничтожеств, в темноте, скрывался кто-то очень опасный, опытный, умелый, ловко дергающий за ниточки марионеток – новоявленных некромантов, еретичных проповедников. Мы уничтожали гнездо за гнездом, пытали еретиков, попавших в наши руки живыми. И многие под пытками сознавались – да, был учитель! Был наставник! Но либо не знали его имени, либо же называли имя вымышленное, никуда не ведущее! Но его голос! Его голос все они описывали одинаково – проникновенный, ласковый, успокаивающий и толкающий на свершения. Иногда голос менялся и становился шипящим, злобным, грозным! Все пойманные нами еретики, некоторые из которых скрывались от отрядов священников целыми десятилетиями, все они первым делом вспоминали не о внешнем облике и не об имени, но о Голосе! О путеводном для них Голосе, всегда готовом подсказать особо жестокий и темный путь для достижения своей цели! Тарис… принц Тарис, некромант Тарис… он всего лишь обычный завистливый человечишка, пытающийся стать кем-то значимым! И лорд Ван Ферсис – он похож на Тариса. Не только своим стремлением к запретным знаниям и могуществу, но и отголоском звенящего Голоса за его спиной! Они оба испили из источника скверны!

– Яростная речь, отче. – с трудом проглотив гномью настойку, просипел я. – Вам бы в столичных церквях проповеди читать. Но мне их читать не надо, святой отец, уж не в обиду пусть будет сказано. Меня больше интересуют не странные голоса, а вещи более простые. Пожиратели. Как их уничтожить? Если быстрый безотказный способ?

– А есть ли быстрый и безотказный способ убить человека? Ответ – зависит от убийцы, от условий и самого человека. Так и здесь, Корис. Сжечь. Развоплотить. Заморозить, как сделал тот маг с Острова. Резать или рубить бесполезно. В старину их загоняли в ловушку – обычную глубокую яму. Так поступали, когда под рукой не оказывалось магов или священников. В яму, куда рухнул Пожиратель, сыпали дрова, уголь, выливали масло и поджигали. Тварь горела долго, бесновалась, но горела. Но у нас здесь не земля. У нас под ногами прочный гранит.

– Оченно прочный! – согласился гном, доливая нам настойку щедрой рукой и себя не забывая. – Красивый! Прочный!

– Вырыть много ям, а вернее вырубить их в камне не удастся. А когда под руками столь мало рабочих рук…

– Значит, полная блокада, – кивнул я. – и подготовка дополнительных путей для отхода. Тикса…

– Да? – обрадовался гном, что его наконец-то заметили и допустили к беседе.

– Сколько времени потребуется гномам, чтобы, к примеру, прорубить в скале очень длинный подземный проход?

– Как длинный? Как большой?

– Три… четыре лиги. Чтобы могли пройти люди и сгархи.

– У-у-у-у-у…

– Это немыслимо, Корис. – качнул головой священник.

– Мыслимо! – не согласился Тикса. – Но оченно долго! Оченно-оченно! Гномов мало!

– Погодите! – поднял я ладонь. – Это если рубить в цельном камне. Если заново прорубать штольню, проход. А если расширить уже имеющийся? И для начала сделать коридор не столь уж широким и высоким. Лишь бы люди и гномы сумели пройти по одному.

– Уже имеющийся? – хором спросили священник и гном, причем у Тиксы внезапно пропал акцент. Причем полностью. Не иначе как от удивления – где-то есть проход, а гномы о нем не знают.

– Тот, по которому из озера уходит избыток воды. – не стал я томить собеседников. – Целая река! Целая широкая река уходит в скалу и выходит из нее где-то далеко. Я не поверю, что за долгие века река изрядно не расширила себе проход с избытком, и что там нет мест, где есть воздух для дыхания.

– О-о-о-о… – теперь в голосе Тиксы звучало не уныние, а неподдельное восхищение. – Друг Корис! Оченно… оченно… о-о-о-о!

– Предположим, рубить потихоньку только верхнюю часть стока, – продолжал развивать я свою мысль, – причем не большими глыбами, а маленькими кусками, размером с кулак, может, чуть больше. Отбитые камни упадут в воду, и их унесет бурным течением. Не будет завалов, не понадобится оттаскивать кучи камня в сторону. Не придется даже решетку убирать. Пусть работать будет только один гном… медленно, но постоянно.

– Мы уже так делать! В других местах!

– Уверен, что кое-где у подземного стока окажется настолько высокий свод, что и рубить не придется – можно будет просто пройти.

– Вода ледяная… – заметил отец Флатис.

– Ледяная. – согласился я. – Но уверен, что гномы найдут способ рубить камень и при этом не касаться воды. Много горячего травяного настоя и немного гномьей браги. Теплая одежда. В общем – все решаемо. Я не уверен, что затея выполнима. Но разведать это направление просто необходимо.

– А зачем? Ради побега?

– Чтобы было! – жестко ответил я. – Если что – да, для побега! А также для глубоких вылазок в тыл врага. Ради вылазок за продовольствием, если уж совсем припрет. А еще я хочу отправить в Дикие Земли малый, но хорошо снаряженный и вооруженный отряд. С парой надежных и знающих свое дело братьев-монахов.

– Куда именно? За помощью к Пограничной Стене? Не выйдет…

– Я знаю. Не к Стене. А к ближайшим отметкам на карте, обозначающим еще живые людские поселения. Не последние же мы остались? Причем отряд я хочу отправить, если не сегодня, так завтра. Потому что если проклятый Тарис возродился и вытащил из ада еще одного дикого зверя Риза, то вскоре на всей территории Диких Земель не останется ничего живого! Людей надо предупредить: либо пусть присоединяются к нам, либо пусть бегут прочь. Если не поверят – что ж, значит, им суждено умереть. Отряд уйдет через наш черный выход. К тому времени, когда он вернется, если будет осада, мы окажемся в кольце врагов. Поэтому понадобится еще один вход, причем скрытый и расположенный далеко от Подковы. А также мне понадобится еще десяток пташек как тот глухарь, доставляющий послания. Только более хорошие летуны. Для того чтобы отряд мог отсылать нам сообщения. Я надеюсь, отец Флатис, что вам под силу попросить пташек нам помочь и послужить на благое дело. И «вестники» …

– «Вестники»?

– У меня осталось довольно много этих бесполезных, но столь красивых разноцветных шариков. Если это возможно – сможете их перепрограммировать и переадресовать на другого получателя?

– Что сделать, сын мой?

– М-м-м… изменить имя получателя. Несколько шариков на мое имя. Несколько на предводителя отряда и на его заместителя. Кровь из носа, но мне нужна возможность обмениваться сообщениями с теми, кто вне стен Подковы. Если не «вестники» – какой-нибудь еще способ кроме птиц, что иногда столь медленны и столь легко убиваемы из вражеского лука.

– Планы твои… велики, Корис.

– Оченно!

– Мои планы грандиозны! Иначе нельзя. – ответил я. – Если мыслить лишь о том, как забиться в темный угол и попытаться переждать беду… долго мы так не протянем!

– Я сделаю все, что в моих силах.

– А я побежать за Койн! Друг Корис, ты ведь сказать, чтобы Тикса рубить камень, а не другой гном?

– Благодарю вас всех. – улыбнулся я.

– Насчет отрядов, Корис… я рад слышать, что ты так сильно переживаешь за другие поселения. Это достойно похвалы. Но отправить слишком большие отряды мы не можем, а если посылать слишком маленькие – они могут погибнуть в любой стычке.

– Знаю… – угрюмо ответил я. – Знаю… Но что делать? Оставить все как есть?

– Почему же? Ты уже назвал способ, Корис. Птицы.

– Продолжайте, отче. – уже догадываясь, попросил я.

– Я много раз видел здесь птиц, обитающих прямо на Подкове, на карнизах и в щелях. Среди них есть и скалистые горлицы. Птахи небольшие, легкие, остающиеся на зимовку, к еде неприхотливы и умеют добывать пищу в любое время года. Чем не самый лучший разведчик? И кто обратит внимание на парочку серых неприметных горлиц, перепархивающих с ветви на ветвь или летящих куда-то по своим птичьим делам? Доставьте мне пару десятков этих птах, и я попрошу их помочь благому делу.

– Попросите помочь? – задумался было я, но отмахнулся от размышлений и дал утвердительный ответ: – Хорошо! Сегодня же мы попробуем поймать столько горлиц, сколько сможем. Но смогут ли они понять, где нежить или шурды, и отличить их от живых людей?

– О да! Именно поэтому скалистых горлиц в старину приучали селиться прямо на зданиях церквей. Специально для них строили широкие карнизы и оставляли промежутки в кирпичной кладке. И в городах раньше горлиц ой как привечали! И сейчас им рады, хотя за века благополучия многое подзабылось. Увидев и почуяв нежить, эти птицы взлетают в воздух и начинают кружить над домами с тревожным криком. Так что да, Корис – эти птицы умеют отличить нежить от живых людей. Да и я немного нашепчу им.

– И привязать к лапе крохотный кусочек тонкой кожи с нацарапанным предупреждением о беде. – добавил я, воодушевляясь все больше.

– Не сразу, – качнул головой старик, – сначала пусть найдут живое поселение. Птиц отправим парами. И если отыщут таковое, одна останется приглядывать, а другая вернется назад. И вот тогда мы отправим с ней послание. Ведь не хочешь же ты, чтобы враги невольно узнали о твоих планах? Если же в поселение вторгнется нежить, птаха-соглядатай тут же полетит обратно, неся нам предупреждение.

– Отче, а каковы шансы на успех? Долетят ли?

– Веры в успех мало. Хищные звери, непогода, нежить… но все лучше, чем, если бы вместо горлиц гибли люди, верно?

– Тогда так и поступим. Святой отец… а можно ли несколько горлиц направить к лагерю врага? И посмотреть, чем эти твари заняты…

– Я думал, ты и не спросишь. – усмехнулся священник. – Можно. Птица подлетит, посмотрит и вернется обратно. Но считать и писать горлица не умеет, поэтому нам придется довольствоваться лишь обрывками видений, столь быстро исчезающих из крохотной головы мелкой птички. А если по дороге обратно птаха отвлечется на жирного червяка или упитанную муху…

– Все лучше, чем ничего. – заметил я, довольно потирая ладони. – Великолепно! А какой груз могут поднимать горлицы?

– О чем ты, Корис? Груз? Послание переправить?

– Да нет. Скажем, пронести над лагерем врага дырявый мешочек с молотым цветком Раймены… или там наконечник стрелы уронить. Можно простой, а можно отравленный или освященный. А лучше все вместе сразу. Чтобы какую-нибудь тварь поганую и ранило, и отравило ядом и святой силой шарахнуло! А если крупную птицу отправить? Того же тетерева! Он и мешочек побольше унесет…

– Корис…

– Или сразу пять-шесть крупных птиц…

– Корис!

– А? Простите, отче, замечтался.

– Только я один посвящен в то, как «уговорить» птицу, создание божье, помочь в беде. Научиться этому можно, но учиться придется долго. Я сам в день смогу «поговорить» с двумя-тремя птахами, на что уйдет очень много сил. Поэтому, если ты уже представил, как на врагов летит сотня птиц, несущих заговоренные божьим словом наконечники для стрел, камни и мешочки с молотой Райменой… забудь об этом. На разведку птицу невеликую послать смогу. Ту же горлицу. И ответ от нее получить, пока он из памяти у беззаботного создания не исчез. Смогу и пару горлиц отправить в указанную тобой сторону, дабы искали они людей.

– Эх… отец Флатис, а как же птицы-разведчики? Они ведь дни и ночи лететь будут, много времени пройдет. Они не забудут наказа?

– Наказ – это не видение, Корис. Его так просто из памяти не сотрешь. Но и он не вечен, со временем исчезает.

– Ясно… хоть по-прежнему очень жаль. Отче, я так понял, что «уговаривать» птичку вы будет с помощью жизненной силы, а не магии. И раз так – только не серчайте сразу – в чем разница между Церковью и некромантами?

– Тьфу на тебя! Как можно не видеть разницу! Я у птахи ни единой крохи ее силы не возьму! Наоборот – поделюсь своей! Вот почему я не могу проделать то же самое сразу с десятком горлиц или тетеревов. Мои силы не бесконечны. И я уже стар. А с годами сил не прибавляется. Еще лет десять назад я мог попросить помощи сразу у пяти или шести птиц. Да и волка мог уговорить помочь, один раз и медведь мне на помощь пришел. А те друиды, что из лесов, этим и живут! Волки им мясо приносят, птицы как око в небе, а лисицы предупредят о врагах, скрывающихся под кронами деревьев. Оттого Рикар меня и называл друидом.

– И снова – жаль, очень жаль…

– Довольствуйся малым и будет тебе многое даровано Создателем! – нравоучительно заметил отец Флатис, и я скривился как от кислого яблока.

– Даровано… спорить не буду. Однако, отче, если вы это проделать можете, то сумеет ли Тарис?

– Да!

– Проклятье!

– Свои силы он на птичку-невеличку не потратит, но у него и заемной жизненной энергии хватает! Надо будет – пару гоблинов замучит до смерти, зачерпнет их силы и напоит хоть десяток птиц. Этим часто пользуются поганые некроманты, скрывающиеся в глуши. Отряд Церкви спешит на его поимку, а эта погань уже получила весточку от замороченного божьего создания и улепетывает со всех ног.

– Друиды, некроманты, священники… – пробормотал я. – Вы жили и живете за счет одной и той же силы. Но в свое время Светлая Церковь решила объявить монополию на этот источник могущества… иначе и не скажешь.

– Монополию? Такого слова не ведаю, но не иначе как хулу возводишь на смиренных слуг Создателя!

– Да нет… мысли вслух. – улыбнулся я, одним махом допивая оставшуюся в кружке гномью настойку. – Отец Флатис, а я смогу?

– Что? Довести меня до белого каления? Это у тебя воистину хорошо и часто получается!

– Нет… поделиться с птичкой своей силой?

– Эка на что замахнулся-то!

– А что? Разве нам помешает пара лишних зорких глаз в небе? Пойдемте, отче, пора отправлять разведчика пернатого к стану врага. – усмехнулся я вставая. Пошатнулся, ухватился рукой за стол. – Вот это настойка!

– Да-да! – засиял Тикса. – Оченно крепкая!

– Пойдем уж. – вздохнул старик, поднимаясь совершенно ровно и не выказывая ни малейших признаков опьянения. – Но птицу ловить сами будете! Я еще в свои-то годы по скалам чтобы прыгал! Нет уж!

– Я прыгать! – заверил нас гном. – Оченно хорошо прыгать!

– А спьяну не промахнешься мимо камня и в бездну не ухнешь? – усомнился я, заглядывая в чересчур блестящие глаза Тиксы.

– Не ухнуть!

– И чего ты столь выпил-то!

– Как чего? Одному пить запрещено! – удивленно отозвался коротышка, поддерживая меня под локоть. – Древний закон! Только с кем-то!

– Ну и обычаи у вас. – вздохнул я. – Ладно, пошли, хитрый ты наш. Отец Флатис! Куда вы так рванули? Я едва ноги переставляю после пары кружек!

– Не те нынче мужики пошли! Ох, не те! – донесся из зеленоватого сумрака сварливый голос старика. – Жду!

– Так почему я не смогу поделиться с птицей частью своей силы?

– Причин много! Например, запомни одну истину, Корис – малое всегда притягивается к большему! Уходит без остатка!

– Это к чему вы сейчас? Малое… к большему.

– У кого жизненной силы больше? У тебя, здорового лба, или у птички-невелички?

– У меня, думаю. Вот теперь понял, к чему клоните.

– Сделаешь что не так – и вместо того, чтобы вдохнуть в птаху чуть больше силы, выпьешь ее досуха! И получишь крохотное безжизненное тельце и грех на душу возьмешь! Можно птицу аль зверя копьем или стрелой бить, но вот так промышлять… то грех великий! Что ни на есть некромантия темная! А можешь в другом ошибиться – отдашь чересчур много! И тогда сам заболеешь, ослабнешь, может и рука омертветь и отсохнуть. Ну или иная часть тела. Чаще всего недоучки-священники слепнут или ноги у них на время отнимаются. Иногда и умирают! Не забывай – некроманты спокойны в своих мерзких ритуалах лишь потому, что если и делятся силой, то не своей!

– Я бы все же хотел попробовать. – пожал я плечами. – Особо терять нечего, когда под стенами такая мерзость засела. Но для начала посмотрю, как это делаете вы. Вдруг что увижу и пойму.

– Посмотрит он… – пробрюзжал отец Флатис, размашисто шагая по скальному дну обжитой приозерной пещеры. Мы с Тиксой едва за ним поспевали, при этом гном втихаря пихал мне флягу с остатком браги, успев к ней сам основательно приложиться. – Посмотрит он… В этом и есть разница между нами и некромантами. Те берут без спроса чужое, а мы отдаем свое! А темной волшбой кто увлекается… их утробы мерзкие ненасытны! Читал я в одной книге старой из нашей орденской церковной библиотеки про подобных кровопийц, до такой степени упившихся чужой силой, что по сравнению с ними Тарис Некромант всего лишь пустое место! Раньше жрецы поганого темного бога, настолько напитывались силой, что стоило им зайти, к примеру, в наполненный людьми зал, как там все падали мертвыми! За один миг лишались жизни, а жрец всего лишь сделал шаг вперед! Всего лишь вошел в дверь!

– Вот это да… – выдохнул я, представив подобный кошмар.

Обычный с виду человек просто заходит в людное место и одним только своим присутствием там обращает его в могильник…

– Почему же никто не вспоминал о подобных некромантах, отче? У всех только Тарис на языке.