Юся и Эльф Демина Карина

– Знаешь, – Грета сглотнула, – я думаю, что если для презентации, то нам хватит, да?

– Определенно.

Барсика отмывали в ванне, а потом отмывали ванну от Барсика, и Грета добрым словом поминала как всех эльфов, так и конкретно этого, в которого ее угораздило влюбиться.

– А может, – она поднялась с колен, – ты его соблазнишь?

– Зачем?

– Чтобы он потерял голову от страсти и забыл… – она обвела рукой ванную комнату. Мазь ее, которая при контакте с водой пенилась, шипела и плевалась, вновь сменила цвет. И теперь на бледно-желтых стенах ванной комнаты расцветали алые пятна весьма зловещего вида.

Скажем так, на месте добропорядочного человека, ну или эльфа, увидев этакую комнату, я бы заподозрила, что хозяева, в частности одна хозяйка, с дипломом некроманта, не чурается брать работу на дом. А это, между прочим, прямое нарушение закона.

– Я не могу его соблазнить, – разогнулась я с немалым трудом.

И мысленно прокляла и эльфа с его стремлением творить добро, и сестрицыны эксперименты. А ведь вечер так хорошо начинался… цикады, эклеры… луна полная…

– Если думаешь, что я ревную, то нет, – Грета поскребла кончик носа. – Я поняла, что он не тот мужчина, с которым я готова провести остаток жизни. А вот ты… взгляни на себя!

Я взглянула.

Отчего б и вправду не взглянуть, когда зеркало имеется, тоже, к слову, заляпанное, и брызгами мелкими, темно-красными. Вот в жизни не скажешь, что мазь это, а не чья-то кровь.

В зеркале же, верно, глубоко оскорбленном столь непочтительным с ним обращением – то ли дело тетушка с ее манией чистоты и привычкою натирать зеркало и прочие блестящие поверхности ежедневно, – отразилась хмурая всклоченная девица.

– Ты сама на эльфийку похожа…

– Я?

Разве что ростом, который удался в матушку, и худобой, правда, не наследственною, но благоприобретенной. С такой-то жизни и не похудеть…

– Он перед тобой не устоит… – новая безумная мысль завладевала разумом Греты. – Мы оденем тебя так, что он про Барсика мигом забудет…

И сестрица, к величайшему ужасу моему, сдержала слово. А что делать… кровавые следы начинались с кухни, и пусть стол мы прикрыли парадной тетушкиной скатертью, но остатки мази умудрялись просвечиваться и сквозь нее.

Потеки на стенах. И следы на полу.

Ванна и сонный кот, который, против всякой логики и Гретиных надежд, шерстью не оброс, но лишился ее остатков. Ныне он напоминал освежеванную тушку, причем свежеванную явно наспех. Шкура его окрасилась неравномерно, старые шрамы набрякли и теперь походили на шрамы свежие, недавно полученные и отнюдь не в дворовых схватках. Темные пятна лишая открылись язвами…

В общем, эльфу Барсика показывать было нельзя.

– Он… он на чердаке посидит, – предложила Грета.

Я кивнула.

Мною овладела странное чувство безысходности, потому как я точно знала, что соблазнить эльфа не выйдет… не у меня…

Я вообще соблазнять не умею.

– Ты, главное, помалкивай. – Грета самолично вымыла мне волосы и уложила их в высокую башню, куда воткнула для красоты пару матерчатых цветков. Помнится, некогда они украшали парадную теткину шляпу, но возражать сил не было. Потому и приняла я что цветы в прическе, что шелковое платье, купленное Гретой по случаю. Так она сказала, правда, что за случай, объяснить не удосужилась, как и факт, отчего платье это было узким и длинным, шитым явно не для Гретиной фигуры.

– И смотри загадочно… мужик на загадку клюет.

Котик, запертый на чердаке, взвыл…

– Может, его опять… ну, того…

Я покачала головой. Заклинание, конечно, хорошее, но знакомый целитель уверял, что отнюдь не безвредное. В ином-то случае не было бы забот: усыпил пациента и лечи себе. Ан нет, не больше трех дней кряду, и то…

Может, вообще он от магии этой и пооблез?

– Пожрать ему надо, – выдвинула я предложение, и Грета скривилась.

Жрал котик… скажем так, орочьи волкодавы небось столько не жрут, как этот котик. С утра ведро овсянки, с мелкою рыбой мешанной, впер и не мурлыкнул даже, только брюхо тощее раздулось.

– И все-таки…

Вой стал громче. Заунывней.

– Давай его свяжем и пасть заткнем, – выдвинула я предложение.

– Знаешь… это как-то жестоко, – Грета поплевала в баночку с тушью, которой мы не пользовались давненько, вот и засохла она, – а если зельем?

Вот эта мысль мне понравилась.

– Действуй, – разрешила я, раздумывая, слышали ли Барсика соседи… а эльф, пришел уже? Выглянув в окно, я убедилась, что улица наша была пуста, и значит, есть небольшой шанс, что нам повезет. Впрочем, если верить зеркалу, то шанс был не просто небольшим – мизерным.

Соблазнить эльфа… Что за бред?

На рынок Грета отправилась ближе к полудню, по этакому поводу и для конспирации обрядившись в старое теткино платье с тюльпанами. На голову она напялила соломенную шляпку, которой нехватка цветков лишь на пользу пошла.

Корзинку взяла.

– Я скоро вернусь, дорогая… – сказала она громко, небось чтоб соседи слышали.

Уж не знаю насчет слышимости, но видеть они умудрялись буквально все, что происходило рядом. И эльфа, который крутился поблизости, не могли не заметить. Он же, при появлении Греты шарахнувшийся было в сторону, проводил сестрицу взглядом и к калитке двинулся. К задней.

Нет, вот ничему его жизнь не учит!

Один раз вытащила, а он снова. И, подхватив юбку – узкая, неудобная, – я бросилась спасать растреклятого эльфа. Впрочем, оказалось, что благой мой порыв, как и прочие мои благие порывы в большинстве своем, был неуместен.

Эльф не собирался лезть в малину. Он ее подкармливал. Ветчиной.

Доставал из кулечка тонюсенький ломтик, подцеплял его на вилку, двузубую, серебряную, и с поклоном протягивал малине. А та… сторожевое, чтоб его, растение, шелестела листьями, тянулась, обвивала ветчину нитяными побегами…

Благодать.

– Не мешаю? – поинтересовалась я, и малина стыдливо свернула листья.

По ее мнению, мое присутствие не то что не требовалось, оно разрушало почти любовную идиллию. Правда, любили все разное: эльф – малину, а та – ветчину. Но это уже детали.

– Извините, – Эль привычно порозовел. – Мне подумалось вчера, что она голодная, должно быть. Вот я и решил… не стоило, да?

– Да уж докармливайте.

Не хватало, чтобы голодная малина затаила на меня обиду.

Эльф, вытряхнув остатки ветчины прямо в куст – малина аж затряслась от удовольствия, – повернулся ко мне и замер.

Небось красотой пораженный. Неземною.

Я, как и советовала сестрица, молчала, выразительно так молчала. В конце концов, чего тут еще скажешь, когда платье само за себя говорит, особенно – вырезом. Грета назвала его несколько смелым, но, как по мне, был он совершенно безумным. И кружевная накидка, прихваченная мной в вялой надежде, что если вдруг платье на выпуклостях моих не удержится – были они не столь уж выпуклы, – то хоть совсем голой не останусь.

– И-извините… – эльф опустил взгляд и вновь покраснел, на сей раз густенько.

Вот что с нелюдями сила красоты творит.

– Что-то не так? – осведомилась я со всем возможным участием.

Но он решительно мотнул головой:

– Н-нет.

– Тогда пройдемте?

Вести его в дом не хотелось, но, во-первых, вряд ли он сам отвяжется, во-вторых, не соблазнять же его в кустах малины. Боюсь, она не поймет.

Шел он медленно, нога за ногу, и у дверей остановился, вперившись в них взглядом, преисполненным тоски. А что, двери я починила. Петли новые навесила, так что выдержат, в случае чего, эльфийский напор. Должны, по крайней мере.

– Проходите, – велела я. Пожалуй, тон выбран был не совсем тот, и эльф вздрогнул и голову в плечи втянул. На меня покосился и этак, по стеночке, в дом прошмыгнул.

Вот же… можно подумать, я его бить собираюсь.

– Здесь у нас прихожая, – я повернулась к нему спиной, позабыв, что там вырез был еще более смелым и тоненькие шнурочки, скреплявшие две половины платья, если и могли что скрыть, то исключительно родинку на пояснице.

– А…

– Что? – я повернулась к эльфу.

– Н-ничего… п-прихожая… м-мило. Очень м-мило, – он от меня отодвинулся, насколько это вообще было возможно в тетушкиной прихожей.

Скажу сразу, у него не вышло.

– Там кухня… – я небрежно махнула в сторону кухни. – Смотреть станете? Или сразу в гостиную пройдем?

Взгляд его метался меж двумя дверьми, пытаясь, верно, угадать, какое из помещений предоставит большую свободу маневра.

– Кухня, правда, невелика, но если вы полагаете, что можно ставить эксперименты там… – я придвинулась, тесня эльфа к гостиной. И для полноты образа соблазнительницы говорила голосом низким, с придыханием.

Надо же, сработало… не так, конечно, как сестрица надеялась, но тоже неплохо.

– Н-на к-кухне? Эк-ксперименты?

Похоже, в ушастой этой голове не укладывалась такая простая мысль, что оборудовать собственную лабораторию не всякому по карману, а кухня от лаборатории мало чем отличается.

Вот и славно.

– В… – он немалым усилием воли отвел взгляд, – в… г-гостиную п-пройдемте…

И, не дожидаясь приглашения, в эту самую гостиную ускользнул. В кресло забился. Выставил перед собой любимую тетушкину статуэтку – гнома с секирой. Статуэтка была внушительной, отлитой из бронзы и подаренной старым тетушкиным поклонником.

– Ч-чудесный эк-кземпляр народного т-творчества, – эльф поднял статуэтку, заслоняясь гномом от меня. – Н-никогда н-не видел н-ничего п-подобного…

– Хотите, подарю? – поинтересовалась я в приступе щедрости.

А что? Гном был здоровым и имел отвратительную привычку перемещаться по гостиной, всякий раз оказываясь в новом, неожиданном месте. Да ладно бы просто оказываясь, так я ж об него или спотыкалась, или рукой задевала. В общем, синяков он мне наставил преизрядно. Выкинула бы давно, но Грете он нравился. Говорила, что папеньку напоминает. Может, и так, но помнится, что папенька ее не был столь криворож и страшен.

– Спасибо… н-но как я м-могу лишить вас этого… п-предмета искусства? – все же врать эльфу было непривычно.

Так мы и молчали… а что тут скажешь? Разве что…

– В общем, наверху еще спальни…

Пальцы, вцепившиеся в гнома, побелели.

– Осматривать будете?

– З-зачем?

– Как зачем? На предмет несчастных животных, над которыми здесь ставили эксперименты… – произнесла я, глядя прямо в зеленые эльфийские очи.

И губы облизала.

А что, помада у сестрицы на редкость поганая. Я вообще косметику не жалую, некроманту она ни к чему: нечисти все равно, а клиент, ежели перестараешься, не поймет. Вот и раздражала эта липкая гадость на губах. Впрочем, эльф, похоже, истолковал все по-своему.

– Не надо спальни осматривать… – очень жалобным тоном попросил он.

– Тогда в подвал?!

Эль не покраснел – посерел. И уши его задергались. И гнома несчастного к сердцу прижал. Отбиваться, что ли, будет?

– Ясно. – Я плюхнулась в кресло, при этом платье на шнурочках угрожающе затрещало. – Тогда что вы собираетесь предпринять в нашей ситуации?

Попыталась забросить ногу за ногу, но платье для этаких экзерсисов предназначено не было. Ткань натянулась, потянулась, и вырез из очень смелого стал просто-таки неприличным. Я несколько поспешно – роковые соблазнительницы так точно не поступают – расправила шарфик, жалея лишь, что кружево его было недостаточно плотной вязки. И вообще, надо было не кружевной брать, а теткин, шерстяной, в клеточку.

И теплее было бы…

– Я… – Эль поспешно вскочил, – п-пожалуй, п-пойду… я… уверен, что в-вы…

На меня он старательно не смотрел. А гнома держал на вытянутых руках.

– В-вы… н-не м-могли п-причинить вред животному!

– Я вас провожу, – я попыталась выбраться из кресла, что оказалось непростой задачей.

– Н-не стоит. Я… я сам…

Зря я вздохнула с немалым облегчением, подумав, что вот оно, получилось…

Почти получилось.

Он уже стоял в прихожей, когда с чердака донесся заунывный вой. Душераздирающий просто. Меня и то пробрало, да так, что из кресла не выбралась – выскочила.

– Что это? – совсем иным тоном поинтересовался эльф.

– Где?

Ну, сестрица, а обещала, что пара часов у нас точно есть… зелье сонное… а я, дура, и поверила. Надо было по старинке действовать: спеленать покрепче и пасть заткнуть.

Так нет, гуманизм треклятый.

– Там, – эльф ткнул пальцем в потолок.

Кот выл. Душевно. С переливами.

– Н-не знаю, – я испустила томный вздох, но очарование момента было разрушено, и голос долга у эльфа заглушил все прочие голоса.

В том числе и разума.

– Вы мне солгали! – возвестил он. – Вы… вы… п-поступили неп-порядочно! Ведите!

– В спальню?

– Если несчастное животное в спальне… – договаривал он уже на бегу.

Животное, которое, как по мне, вовсе не было несчастным, выводило рулады, и в тоскливом вое его мне отчетливо слышались мотивы каторжных песен, тех, которые о жалобной доле повествуют. И, задрав юбку так, что стал виден кружевной край чулок – не пригодятся они мне в новой жизни, – я ринулась за эльфом.

Нагнала на чердаке.

Дверь его сестрица предусмотрительно заперла на замок, солидный такой, амбарного типа… где только взяла? Или лучше мне не вдаваться в такие вот детали сестриной жизни? Как бы там ни было, замок эльфа остановил. Ненадолго.

– Откройте немедленно! – потребовал он и пнул дверь.

Вот тебе и воспитанное создание. Между прочим, я себе не позволяю чужие двери пинать. За дверью стало вдруг подозрительно тихо, впрочем, длилась тишина недолго. Послышался скрежет, затем хруст… такой вот выразительный хруст, эльф и тот вздрогнул.

Но решимости ему было не занимать:

– Открывайте!

– А может, не надо?

Честно говоря, не было у меня ни малейшего желания сталкиваться с котиком нос к носу. Хрустела-то наверняка клетка…

– Послушайте, – вздохнула я. – Давайте я вам все объясню, и мы никуда не пойдем.

Вот чувствую я не то что сердцем, всеми органами буквально, что не пылает Барсик благодарностью ни ко мне, ни к сестрице моей, чтоб ей… гулялось по рынку в удовольствие.

– Нет, – эльфийские брови сошлись на переносице, и вид у Эля был не то чтобы совсем уж грозным, скорее впечатляющим.

А все равно хорош… жаль, не про мою душу.

– В-вы м-мне с-солгали!

– Бывает.

Но это еще не повод обвинять меня во всех смертных грехах разом.

– Значит, вы отказываетесь сотрудничать? – холодно осведомился Эль. А я его, неблагодарного, еще из малины вытаскивала.

Он направил раскрытую ладонь на замок, и тот, слабо хрустнув, развалился пополам.

Это уже ни в какие рамки не лезет!

– Да что вы себе…

Меня отстранили движением руки. Широким таким движением… и рука оказалась сильною, а по виду и не скажешь. По виду-то он тощенький, хиленький, а на деле, выходит… эх.

– Кис-кис… – произнес эльф ласково… и замер.

А я ведь предупреждала!

Кис-кис был готов к встрече. Он восседал на остатках клетки, словно на троне, разглядывая эльфа, как мне показалось, с гастрономическим интересом.

– Что эт-то? – Эль попытался отступить, но котик оскалился и издал рокочущий звук, в нем мне послышалось предупреждение.

И эльф благоразумно оному внял.

– Котик, – пискнула я. – Мы его Барсиком назвали…

Котик нагло ухмылялся. А я пыталась понять, как за пару часов появилось… это.

– Б-барсик… – тон эльфа был странным, и всхлипнул он весьма выразительно.

И я его понимаю. Я вот тоже… удивлена. Где наше лысое недоразумение? И неужели у сестрицы моей хоть что-то да получилось?

Шерсть у Барсика отросла… да что там отросла, она была густой и длинной, увеличивая немалые объемы котика вдвое. Впрочем, ныне оную зверюгу котиком назвать язык не поворачивался. Какой-то округлый, с виду мягкий, но мягкость эта отчего-то не вызывала ни малейшего желания котика погладить. Масти удивительной, бледно-голубой, да с полосами более темного оттенка, в бирюзу… Где-то я о таком читала, вот только где…

– В-вы п-понимаете, кто это? – шепотом поинтересовался эльф.

И меня за спину задвинул, осторожненько так, только эта его забота не осталась незамеченной. Барсик испустил низкий рык и поднялся.

А впечатляет… Когти впились в дерево.

– Когда я скажу, бегите…

– Да что вы…

– Бегите, – Эль буквально отшвырнул меня в сторону. Я попыталась устоять на ногах, но треклятые каблуки… да чтоб я еще раз надела такие туфли… Я покатилась по узкой лестнице, ощущая ребрами каждую ступеньку. Благо было их пять.

А в довершение и затылком о косяк приложилась.

Последняя мысль была отчетлива: не поладят Эль с Барсиком… вот печенкой чую, что не поладят.

В чувство меня привела вода, которая тонкою струйкой лилась на лицо. От воды почему-то пованивало болотом, да и вкус она имела весьма специфический.

Воду я выплюнула. И глаз приоткрыла. Левый. Мало ли…

– Я знаю, что в-вы п-пришли в-в себя, – с упреком произнесли над головой, отчего у меня сразу очнулась совесть: негоже воспитанной девице с полстакана воды в сознание возвращаться.

Но делать было нечего. Не разыгрывать же длительный обморок в надежде, что Эль полезет мне искусственное дыхание делать. Хотя, с другой стороны…

– Н-не заставляйте м-меня п-прибегать к н-нюхательным солям.

– У нас в доме нет нюхательных солей, – произнесла я, но открыла оба глаза.

Потолок.

Судя по рисунку трещин, нахожусь я в спальне. А судя по связкам бумажных сердечек, спальня Гретина. Была у моей сестрицы дурная привычка бумагу портить: когда-то ей гадалка сказала, что, как только Грета вырежет десять тысяч сердечек из розовой бумаги, то и встретит истинную свою любовь. Вот она и повадилась резать…

Я со стоном села.

Лицо рукавом отерла, голову потрогала. Целая вроде бы. На затылке шишка, под волосами прощупывается явно. Сами волосы растрепались, а еще и мокрые, повисли влажными прядками… и цветы еще искусственные с тетушкиной шляпки в них запутались.

Небось похожу я на свежую утопленницу.

Может, поэтому меня и не удосужились на кровать переложить? Прямо на полу водицей и поливали. Никакой в том романтики, одна печальная проза жизни вроде луж на паркете и пары вялых роз. Эльфа раздраженного с вазой в руке… точно, ваза Гретина, розы из сада… на той неделе я самолично их подрезать пыталась.

Вазу Эль вернул на столик и, воздев очи к потолку, поинтересовался:

– Вы п-понимаете, что едва не п-произошла т-трагедия?

Если я была мокрой и ушибленной, то Эль… живописные лохмотья рубашки – надо будет посоветовать ему закупаться оптом, так оно дешевле выйдет, а то при нынешней его работе и разориться недолго – прикрывали живописные же царапины.

Затянувшиеся.

Но…

Характерный бурый колер лохмотьев – а помнится, некогда рубашка сияла белизной – однозначно свидетельствовал, что царапины эти кровили, и преизрядно. Однако эльф был жив, бодр и гневен. А вот котик наш молчал, и это молчание мне совершенно не нравилось.

– М-могли п-пострадать люди!

– Ага, – я встала на карачки, может, поза и не самая изящная, однако наиболее в моем положении устойчивая… что-то захрустело, и платье вдруг начало расползаться.

Твою ж…

– Это в высшей степени б-безответственно! – он и не подумал помочь даме подняться. То ли не держал меня за даму, в чем я, честно говоря, его понимала, то ли просто был слишком раздражен, чтобы обращать внимание на такие вот мелочи. Я же, сдернув с Гретиной постели покрывало – розовое и густо расшитое сердечками, – замоталась в него с головой.

– Что вы сделали с нашим котиком?

– Что? – Эль раскрыл было рот, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, хотя и не понимаю, с чего бы ему злиться, это ведь он к Барсику полез. Ушел бы потихоньку, как и планировалось, и все было бы замечательно.

– С котиком нашим, – сказала я, присаживаясь на кровать, – что сделали?

Ноги не держали.

То ли из-за треклятых каблуков, то ли от волнения.

– Котика помните? – я попыталась содрать туфлю, но она, еще недавно сама норовившая соскочить с ноги, теперь будто намертво к ней приклеилась. – Там был. – И я пальцем в потолок ткнула.

Терзали меня смутные сомнения, что тишина на чердаке не сама собою воцарилась. Эль кивнул.

– Мы его Барсиком назвали…

– Б-барсиком… – повторил он тихо.

– Вот… так что вы с ним сделали?

– Л-ликвидировал…

– Что?

Нет, говорила мне мама, не связывайся с эльфами! До добра не доведут… или она это про гномов? Или вообще про мужчин? Неважно.

А маму надо было слушать.

– Ликвидировал, – повторил эльф, точно я на глухоту жаловалась.

– Как?

– Об-быкновенно…

Вот значит… обыкновенно… защитник животных, чтоб его. Я все-таки содрала треклятые туфли, жалея, что не могу поступить подобным образом и с платьем. Оно, съехав с груди, на бедрах держалось крепко, и промокший подол самым отвратительным образом лип к ногам.

– В-вы к-куда?

– Я туда, – я мрачно указала на лестницу, хотя пассаж о ликвидации не оставлял сомнений, что Барсика больше нет. И значит, пропали наши сорок пять золотых, уплаченные за участие в выставке, и вообще сам план, который в кои-то веки имел все шансы на успех. Мазь в отличие от прочих Гретиных изобретений работала! А теперь вот…

Я рванула подол вверх, походя отметив, что шелковые чулки тоже не пережили падения с лестницы. Тетушка, конечно, предложила бы их заштопать или на худой конец использовала бы для хранения лука, но меня подобная альтернатива ввергала в глубокую меланхолию.