Роковой подарок Устинова Татьяна

– Вот по этой дорожке?

– Ну да. Максим рассказывал, что здесь был бурелом, спрашивал, почему я в Беловодске живу, а не в Сочи.

– И почему?

– Господи, да не хочу я в Сочи! А здесь в заповеднике у моей подруги прекрасный дом, она мне разрешила в нём пожить. Мне работать надо, а в Москве не получается.

– Да, – сказал следователь Раневский. – Работа у вас… своеобразная. Неужели правда кто-то до сих пор книжки читает?

Маня оскорбилась.

– Представьте себе! И многие! Лучше книг ничего не может быть на свете! Если у вас есть еда и книги – значит, жизнь есть!..

Они прошли ещё немного.

– Вот здесь мне показалось, что в кустах кто-то сидит, и я спросила, не водятся ли здесь медведи. Максим пошёл посмотреть и даже крикнул что-то, какое-то имя, я забыла. Вроде: «Саша, это ты?»

– Именно Саша?

– Я не помню точно!

– Придётся вспомнить.

– Ну вот, он пошёл, а Волька стал рычать и кидаться, а потом побежал, и я за ним.

– Здесь?

Маня кивнула, и Раневский полез в траву.

– Вот там он лежал, где примято, видите? А в ту сторону кто-то убежал, Волька его напугал. По-моему, даже укусил, я слышала вскрик. А может, и не укусил, а просто прогнал.

Следователь обошёл место, где Маня нашла Максима, и углубился в лес. За деревьями его почти не было видно.

Маня задрала голову. Деревья качались в вышине, и небо было голубое и золотое, вечернее.

Очень хотелось домой, лечь и поплакать как следует.

– Вы меня видите, Мария Алексеевна? – позвал издали Раневский.

– Нет, – встрепенулась Маня. – Но я в принципе плохо вижу!

Затрещали ветки, закачались кусты, и следователь показался из леса.

– Ну, я нашёл место, откуда стреляли, – заговорил он на ходу. – Там дерево такое… с развилкой, можно локти удобно поставить, чтоб прицелиться как следует. И трава везде притоптана сильно. Так что поджидали вас, Мария Алексеевна.

Маня посмотрела на него.

– Пистолет нужно ещё поискать, вряд ли стрелок его с собой забрал. Вы не знаете, враги у потерпевшего были?

– Я его сегодня увидела в первый раз в жизни.

– А с женой у него какие отношения?

– Послушайте, – с сердцем сказала Маня, – я вас не обманываю! Спросите Рому Сорокалетова, он вам скажет! Максим Андреевич – его приятель и партнёр по бизнесу! Когда я Роме сказала, что хочу написать про похищение иконы, он мне сразу предложил съездить к этому Максиму как к величайшему знатоку!.. Так и было! Ну, правда!

– Я верю, верю.

– А этот ваш… подельник не верил, – наябедничала Маня. – Ну тот, второй. Он всё меня заставлял чистосердечно признаться!

– Ну, признались бы, нам работы меньше, – отмахнулся Раневский.

– Да ведь я никого!..

– Я понял, понял! Значит, из города не уезжайте, когда понадобитесь, вызовем, просьба явиться. Где этот ваш дом?

– На территории заповедника, деревня Щеглово, дом тридцать девять.

– Это за первым постом или за вторым?

– За вторым.

– А кто вам пропуска выписывает?

– Хозяйка, моя подруга Марина. Это же её дом!..

– К вам туда и не проедешь, – проговорил следователь задумчиво. – Всякий раз нужно пропуск выписывать.

– У меня постоянный.

И вдруг он попросил, нет, даже велел:

– Покажите.

– Сумка на диване осталась, где мы чай пили, – припомнила Маня. – Пойдёмте!

Напрямик через ухоженный газон они подошли дивану, и Маня достала пропуск. Следователь повертел его в руках и вернул.

И спросил неожиданно:

– Автограф дадите?

– У меня с собой книжки нет, – растерялась Маня.

– Ничего, в другой раз. Мы же с вами не навсегда расстаёмся!

Всё это было… странно, двусмысленно, и она так и не поняла до конца, верит он ей или нет.

– А как вы собирались обратно добираться?

– Я об этом не подумала, вот, совсем!.. Вызову такси, когда-нибудь же оно приедет!

– Такси на территорию заповедника не пускают.

– Господи, я езжу до первого поста, а там меня местные подвозят! Есть такой дядя Николай! Он всех безлошадных от поста забирает и везёт куда кому надо.

– Странно, что вы из Москвы уехали в нашу глухомань, – сказал следователь задумчиво. – Вы же… знаменитость вроде! И в деревне поселились.

– Я не навсегда, как вы выражаетесь.

– Да и на время – странно. Скучно, небось, одной-то.

– Ко мне подруга должна приехать. У неё в школе каникулы начнутся, и она приедет.

– Подруга, – повторил следователь. – Значит, до кордона я вас на служебной отправлю, а там вы этого своего дядю вызовете.

– Да не нужно, спасибо.

– Нужно, нужно, – заключил Раневский, и Мане показалось, он хочет убедиться, что она не врёт насчёт заповедника.

К дому номер тридцать девять в деревне Щеглово Маня добралась, когда уже совсем вечерело. В летнем платье было холодно – никакой куртки она не захватила, потому что была уверена: отправляется из дома ненадолго.

…Никто, уходя из дома, по-настоящему не знает, когда вернётся и вернётся ли!

Почему люди об этом не думают?…

Волька, обнаружив родной забор, до того обрадовался, что стал подскакивать, как бочка, на всех четырех лапах. Он поскакал, потом принялся нюхать траву и орошать кустики, а потом опять скакать.

– Пойдём ужинать, – позвала Маня. – Для тебя у меня ужин есть, а для себя нету!..

Она отперла замок – ключ был снаружи вставлен в замочную скважину, здесь все так оставляли ключи, мало ли, кому-нибудь из соседей понадобится спички взять или чаю отсыпать, – и зашла в дом.

Всего в Манином распоряжении было три комнаты – одна большая, с русской печкой прямо посередине, и две поменьше, окнами в сад. В одной из них Маня спала. К дому были подведены электричество, вода и газ, что очень облегчало жизнь, хотя свет часто выключали и приходилось коротать вечера при свечах, но Мане всё нравилось.

Она кинула сумку на великолепный кожаный диван, стоявший по левую руку, – этот диван подруга Марина, хозяйка дома, привезла когда-то из своего рабочего кабинета. На нём после многочасовой встречи с читателями однажды заснул кто-то из великих, то ли Орхан Памук, то ли Харуки Мураками, и Марина диван сберегла. Маня время от времени прикладывалась на нём полежать – чтоб набраться умных мыслей и писательского мастерства. Помогало не слишком, но Маня в диван верила.

– Волька, ужин! Неси посуду!

Пес загремел миской: у них с Маней была такая игра, как только она говорила «ужин» или «завтрак», он сразу тащил миску. Маня щедро положила собачьего паштета, сунула Вольке и вдруг поняла, что она не одна.

Кажется, Волька понял тоже, потому что напрягся и зарычал.

– Кто здесь? – спросила Маня испуганно. – Есть кто?

Тотчас ей почудились качающиеся кусты, убегавшая в лес фигура, два сухих выстрела и человек, раскинувший руки, с аккуратными дырками в спине.

Маня схватила со стола каменную штуку, держатель для бумажных полотенец. Штука была тяжёлая и холодная.

И повернулась.

За печкой явно кто-то прятался.

– Выходите! – приказала Маня. – Немедленно выходите!

Бультерьер зашёлся лаем, кинулся вперёд, и Маня бросилась за ним.

Анна Иосифовна, глава огромного издательского дома, член всевозможных книжных союзов, большой знаток и любитель литературы, умела ценить всё самое лучшее и подлинное.

В издательство покупалась удобная и дорогая мебель, на Новый год привозили живые ёлки, на Пасху заказывали настоящие куличи, а издавались исключительно талантливые, востребованные и модные авторы.

Самой яркой звездой среди них был Александр Шан-Гирей, писавший под псевдонимом Алекс Лорер. Он писал мало и нерегулярно, зато каждая его книга становилась событием не только в литературном, но и во всём культурном мире. Его обсуждали, хвалили, ругали, звали в умные телевизионные программы и к модным интервьюерам в «Ютуб». Он старательно от всех прятался, но всё же время вот времени его… настигала слава, он был вынужден «рассказывать о себе», чего терпеть не мог, но Анна Иосифовна оставалась довольна: как-то сама собой соблюдалась необходимая степень открытости и тайны, самое лучшее сочетание из возможных.

На этот раз издательница пригласила своего самого драгоценного автора не для того, чтобы попенять ему на то, что он мало пишет. В данный момент её больше заботила ещё одна литературная звезда – автор детективных романов Марина Покровская, то есть Маня Поливанова.

В последнее время Анна Иосифовна, которой до всего было дело, стала замечать, что Маня ведёт себя странно: почти не бывает в Москве, перестала приезжать в издательство, где раньше страшно любила просиживать долгие часы за кофе и компьютером, мало общается со своей подругой Катей Митрофановой, по совместительству редактором.

Анна Иосифовна попыталась вызвать Маню на разговор, но та, наученная опытом жизни с Алексом Шан-Гиреем, ловко уклонялась от встречи.

Издательница спокойно выжидала, но после сегодняшнего более чем странного и тревожного телефонного звонка поняла, что медлить больше нельзя.

И решила действовать немедленно.

– Алекс, душа моя!

Анна Иосифовна грациозно выбралась из-за стола и пошла навстречу Алексу, распахнув руки. Тот хотел было броситься наутёк, но всё же дал себя обнять.

В этом кабинете, полном антикварной мебели, дорогих безделушек и драгоценных книг, он всегда чувствовал себя неловко.

– Алекс, что такое? – Анна Иосифовна покачала головой и даже погрозила пальцем, на котором сиял гигантский изумруд, а может, сапфир. – Совсем забыли меня, старуху! Не звоните, не приезжаете!

Нужно было ответить, что никакая она не старуха, а молодая и прекрасная женщина, но Алекс этого не понял. Он вообще почти никогда не слушал, что ему говорят.

– Я занят, Анна Иосифовна, – сказал он. – Я пытаюсь писать, но у меня не получается.

Издательница посмотрела на него и вздохнула.

Как с ним можно… жить? Любить, ухаживать, терпеть? Бедная, бедная Маня!.. Впрочем, он гений, а гению можно простить всё. По крайней мере, так считается.

– Хотите кофе? С булочкой? Который час?

– Около шести.

– Как раз сейчас в буфете должны быть готовы булочки! – Анна Иосифовна вернулась за стол и нажала кнопку на переговорном устройстве: – Настенька, нам, пожалуйста, свежих булочек и кофе. Александру Павловичу, как обычно, с молоком, а мне эспрессо.

– Сейчас всё будет, Анна Иосифовна.

– Как вы поживаете, Алекс? – продолжала издательница, благожелательно рассматривая великого писателя. – Как Манечка? Я так давно её не видела!

– Я тоже.

– Что это значит? – не теряя благожелательности, весело удивилась Анна Иосифовна. – Разве вы не вместе?

– Почти нет, – сказал Алекс равнодушно. Он правда не понимал, к чему эти расспросы. – Я в Москве, а она с прошлой зимы то и дело в Питере, или вот сейчас в этом… как это называется… ну, в городе… Прошу прощения, я забыл.

– В Беловодске, – сухо подсказала Анна Иосифовна, переменив тон.

– Да-да.

Они помолчали.

Издательница прикидывала, как продолжить разговор, чтобы он имел смысл. Писатель думал о своём.

– Вы расстались? – не придумав ничего лучшего, спросила Анна Иосифовна.

– Кажется, нет.

– Алекс!

Он поднял на неё глаза.

…Господи, какие глаза!.. А ресницы! А кудри! Такие ресницы и кудри должны были барышне достаться, а достались… литературному гению!

– Алекс, что происходит?

Он пожал плечами.

– Простите, Анна Иосифовна, я не понимаю, какое это к вам имеет отношение.

– Ах, боже мой, разумеется, никакого, и я не собираюсь лезть к вам в душу, просто мне важно, чтоб у моих авторов всё было хорошо. У вас всё хорошо?

– По-разному.

– Алекс, поговорите со мной.

Он удивился: они же разговаривают!

– В прошлом году Манечка потеряла родственницу, тётю, – продолжала Анна Иосифовна. – И после этого всё изменилось. Она стала другой. Книга, которую она написала после трагедии… отличается от всех её прежних работ. Я не говорю, что она хуже, но – другая. Вы читали, Алекс?

– Нет.

– Как?!

Алекс повернулся и стал смотреть в окно. За окном плыли вечерние облака и качались ветки деревьев, одетые молодой жизнерадостной листвой.

Секретарша Настя внесла поднос, и сразу в кабинете запахло кофе и свежей сдобой, очень вкусно.

– Угощайтесь, Алекс. – Анна Иосифовна пододвинула ему чашку, сплела пальцы, посидела, задумавшись.

Алекс тоскливо думал, что сейчас придётся возвращаться домой, где никого нет, есть только стопка исписанной бумаги и компьютер, который станет смотреть на него квадратным темным глазом, требуя, чтоб Алекс включил его и начал работать, а он не хочет и не может.

…Всё бессмысленно. Никому не нужно. Особенно писательская работа.

Мане повезло. Она живёт, ни о чем не думая! И пишет тоже как придётся, не скорбя и не терзаясь. Ей всё легко, а так бывает только от… благоглупости и скудоумия.

Он отлично знал, что она неглупа и отважна, но сейчас ему хотелось думать по-другому. Так проще.

– Алекс, мне кажется, вы слишком погружены в себя.

– Как любой пишущий человек, – тут же ответил он. – Вы видели писателей, погружённых в кого-то другого, кроме себя?

– Душа моя, я не хочу вас обидеть! Но послушайте меня, может быть, вам стоит… развеяться? Поезжайте к Манечке, побудьте с ней, помогите ей! Я попрошу водителя, вас отвезут, не придётся ехать на поезде.

– Анна Иосифовна, я сейчас не в состоянии никому помогать. Да и Маня, как мне кажется, ни в чьей помощи не нуждается.

– Вы ошибаетесь. Маня – очень ранимый и тонкий человек.

– Маня жизнерадостна и полна сил, как молодая лошадь.

Они посмотрели друг на друга.

– Нет, – пробормотал Алекс наконец, – я совсем не то имел в виду…

– Да, – согласилась Анна. – Я поняла. Ну что ж… тогда мне придётся рассказать вам всё без утайки.

– Что такое?

– Примерно час назад нам звонили из следственного комитета Беловодска, прислали запрос. Требовалось подтвердить личность Марии Алексеевны Поливановой и то, что она и писательница Марина Покровская – одно лицо.

– Зачем? – не понял Алекс.

– Она стала свидетельницей убийства. И, насколько я поняла, подозреваемой.

– Час от часу не легче, – пробормотал Алекс.

– Вот именно. Поэтому я прошу… нет, настоятельно рекомендую вам отправиться в Беловодск и на месте удостовериться, что с Манечкой всё в порядке. Или я вынуждена буду поехать сама.

Алекс опять уставился в окно.

«Да соображай же быстрее! – с раздражением подумала Анна. – Что ты за пень такой, никак не раскачаешься!»

– Анна Иосифовна, в Беловодск я не поеду, – выговорил наконец великий писатель. – Во-первых, Маня меня с собой не приглашала. Во-вторых, она живёт в доме Марины, директора книжного магазина на Тверской…

– Я знаю.

– …А Марина меня терпеть не может. Я не могу ни с того ни с сего нагрянуть в её дом.

– Алекс, душа моя, дело-то не в доме, а в том, что Маня попала в передрягу.

Алекс вспылил:

– Она то и дело попадает в передряги, ваша Маня! – Он фыркнул и поднялся. – Кажется, вам это нравится, потому что потом она описывает их в детективах, и вы получаете очередной бестселлер!.. Я не могу срываться с места и кидаться невесть куда только потому, что вам что-то такое показалось, Анна Иосифовна! И потом!.. Я никогда не жил в деревне и не стану! Мне и так плохо, вы хотите, чтоб я там окончательно сошёл с ума?

– Боже сохрани, – пробормотала Анна. Такого поворота она не ожидала.

– Поверьте мне, у Мани всё прекрасно, – продолжал Алекс. – Иначе она звонила бы каждую минуту и скулила, что ей нужны помощь и моё присутствие! Раз не звонит, значит ни то ни другое ей не требуется.

– Вы уверены, что мы говорим об одной и той же Мане Поливановой?

Он осёкся и посмотрел на издательницу.

– Я всё поняла, Алекс. – Анна Иосифовна улыбнулась. – Придётся действовать по-другому, хотя, честно признаться, вы меня удивили.

– Хорошо, что я хоть на это способен, – проскрежетал Алекс. – Кого-то удивлять!..

Он вышел из кабинета, Анна проводила его глазами.

…Нужно что-то делать, только вот непонятно, что именно. Она подумала немного. Ехать – она только перепугает и стеснит девочку, Анна Иосифовна отлично знала, какой репутацией пользуется у авторов и сотрудников издательства. Оставить всё как есть – немыслимо.

…Как странно ведёт себя Алекс Шан-Гирей! Не может быть, чтобы она, Анна Иосифовна, так в нём ошибалась!

Или может?

Она немного походила по кабинету, мягко ступая лакированными туфельками по богатому ковру, сплетая и расплетая пальцы.

Потом открыла дверь в приёмную. Там было полно народу – весёлые и озабоченные молодые люди с ноутбуками, папками и ежедневниками в руках. Анне Иосифовне нравилось, когда сотрудники именно в таком настроении: весёлые и озабоченные.

– Я всех, всех приму, – уверила она разом смолкших коллег. – Настенька, зайдите ко мне.

Секретарша торопливо вбежала в кабинет, плотно прикрыла за собой дверь и приготовилась выполнять поручения.

– Вот что, найдите Наталью Леонидовну, которая сенатор в Совете Федерации, и свяжите её со мной. Скажите, что мне нужен контакт в Беловодске, как можно более ответственный, например губернатор или на худой конец начальник полиции. Попросите бухгалтерию перевести Марии Поливановой небольшой внеплановый аванс за моей подписью, конечно. И на всякий случай узнайте, какие гостиницы есть в Беловодске, мне нужна самая лучшая. Сделаете?…

– Нет, ты ненормальная! – Маня всплеснула руками. – А если б я тебя стукнула этой штукой по лбу?!

«Эта штука» так и валялась на полу, куда Маня её бросила, обнаружив за печкой не злоумышленника, а подругу Лёлю.

– Манечка, я же не знала, что ты на меня кинешься!..

– А что мне было делать? Собака рычит, мне страшно! Я должна защищаться!

– Манечка, я задремала и не слышала, как ты вошла. Я ехала долго.

– Почему ты мне не позвонила, дура?!

– Я хотела сюрпризом, – смешалась Лёля. – Ты меня извини.

– Сегодня человека убили, – продолжала неистовствовать Маня. – Прямо у меня на глазах!

– Как?!

– Я вся на нервах, а тут ещё ты за печкой!

– Маня, что случилось?!

– Со мной ничего, – отрезала Маня Поливанова. – Меня хотели посадить в тюрьму, но не посадили. Велели не уезжать из города и ждать вызова в следственный комитет.

– Маня!

– Да, да! Так всё и было!

Она с размаху бухнулась в кресло и заплакала.

Лёля подошла и растерянно присела рядом.

Маня плакала, кулаками размазывала по щекам слезы.

– Я хотела Алексу позвонить. Ну ведь я тоже человек! Мне нужно кому-нибудь позвонить, когда я в беде! И… и не стала…

– Позвонила бы мне!

– Да что от тебя толку!

– Можно подумать, от твоего Алекса толку больше.

– Главное, я им говорю, что вижу человека, ну Максима, которого застрелили, в первый раз в жизни, а мне никто не верит! Даже следователь, по-моему, не поверил и отпустил только потому, что на книге увидел мой портрет.

– Маня, я ничего не понимаю. Давай я тебя покормлю, и ты всё расскажешь по порядку.

– Есть нечего.

– Да я всё привезла! – Лёля вскочила. – Еле донесла! Я даже печёнку купила, чтоб оладьи сделать, ты же обожаешь оладьи из печёнки.

– Обожаю, – подтвердила Маня, шмыгая носом.

– Ну вот, сейчас всё будет! И Вольке мячик такой зелёный, с пищалкой! Где у тебя свет зажигается?

Маня кивком показала, где выключатель. Он был старинный, круглый, его следовало не нажимать, а поворачивать, к нему шёл толстый витой шнур наружной проводки, как положено в деревенских домах.

Мане всё это было по душе и очень нравилось.

Лёля моментально распаковала объёмистую сумку и стала вынимать и выкладывать свёртки.

– У тебя есть мясорубка?

Маня вытащила советскую металлическую мясорубку и присобачила её к краю стола.

– Гляди, какая вещь! Как полагается! А дядя Николай мне винт наточил, так она теперь режет, как песню поёт, без всяких усилий!

– Мясорубка поёт? – усомнилась Лёля.