Тревожные люди Бакман Фредрик

Глава 1

Ограбление банка. Захват заложников. Выстрел. На лестничной клетке – толпа полицейских, которые собираются брать штурмом квартиру. На месте заложников мог оказаться кто угодно, это гораздо проще, чем можно подумать. Все, что для этого нужно, – одна по-настоящему плохая идея.

Это история обо всем на свете, но главным образом – об идиотах. Идиотом, скажем прямо, можно назвать любого, вот только не стоит забывать: быть человеком – дело вообще трудное до безумия. Особенно если рядом с тобой люди, перед которыми ты пытаешься выглядеть хорошим.

В наше время человеку то и дело приходится отвечать самым разным ожиданиям. Нужно иметь работу, крышу над головой, платить налоги, следить за тем, чтобы на тебе всегда были чистые трусы, помнить пароль от своего чертова вайфая. Многим из нас так никогда и не удается упорядочить этот хаос, а жизнь идет своим чередом, земля вращается в космосе со скоростью два миллиона километров в час, и мы трясемся на ней от страха, словно потерявшиеся носки. Сердце становится как мокрое мыло – стоит на секунду расслабиться, и оно вылетает из рук, несется вперед, влюбляется и разбивается на куски. С этим ничего не поделаешь. Мы учимся притворяться, постоянно, на работе, в семье, с детьми и во всем остальном. Мы притворяемся образованными, нормальными, понимающими выражения «процентные ставки по кредитам» и «темпы инфляции». Делаем вид, что знаем толк в сексе. На самом деле с сексом у нас примерно такие же отношения, как с USB-разъемом, в который попадаешь примерно с четвертой попытки. (Не входит; другим концом; опять не так; ну, НАКОНЕЦ-ТО!) Мы строим из себя хороших родителей, но в действительности способны лишь обеспечить детям еду, одежду и отчитать их за то, что они жуют найденную на полу жвачку. Когда-то мы попробовали держать в аквариуме экзотических рыбок – так они все сдохли. В сущности, мы знаем о детях не больше, чем об аквариумных рыбках, и ответственность за их жизни приводит нас в ужас каждое утро. У нас нет никакого плана, мы пытаемся хоть как-то пережить этот день, потому что завтра наступит новый.

Иногда нам становится больно, невыносимо больно, потому что мы чувствуем себя чужими в собственной коже. Мы впадаем в панику при мысли о неоплаченных счетах, о том, что взрослые – это мы; а мы до сих пор не научились ими быть, поскольку попытку быть взрослым ничего не стоит провалить.

Потому что все мы кого-то любим, а тот, кто любит, пережил много бессонных ночей, раздумывая, где взять силы, чтобы остаться человеком. Иногда для этого мы совершаем поступки, которые впоследствии кажутся нам странными и непонятными, но в тот момент представляются единственным выходом.

Одна-единственная плохая, по-настоящему плохая идея. Вот и все, что нужно.

К примеру, однажды утром человек тридцати девяти лет выходит из дома с пистолетом в руке – каким же надо быть идиотом? Но это станет понятно только потом. Все обернулось той самой историей с захватом заложников, хотя человек ничего такого не планировал. Вернее, планы-то были, вот только заложники в них не входили. Человек планировал ограбить банк. Но что-то пошло не так, и все покатилось к чертовой матери – при ограблении банков такое случается. Тридцатидевятилетнему человеку пришлось бежать, хотя плана побега у него на тот момент не было, – не зря говорила мама: «Раз башка не варит, шевели ногами», – когда в детстве человек забывал принести из кухни лед и ломтики лимона и вынужден был бежать обратно. (Здесь стоит добавить, что мать нашего грабителя была насквозь проспиртована джином с тоником, и по этой причине, когда она почила в бозе, кремировать ее не решились, испугавшись возможного взрыва в крематории.) Так вот, когда после ограбления банка (который так и не удалось ограбить) на место преступления прибыла полиция, грабитель со всех ног бросился на улицу, а затем юркнул в первую попавшуюся дверь. Пожалуй, это недостаточная причина, чтобы назвать его идиотом, но… сами понимаете. Разумным решением это не назовешь. Дверь эта вела в подъезд, а других выходов из подъезда не было, поэтому грабителю не оставалось ничего другого, как побежать по лестнице наверх.

Не будем упускать тот факт, что физические возможности тридцатидевятилетнего грабителя полностью соответствовали этому возрасту. Не как у тех столичных жителей, которые, чтобы справиться с кризисом среднего возраста, покупают модные дорогостоящие велосипедные трико и купальные шапочки, и заполняют черные дыры в душе своими красивыми картинками в Инстаграме. Нет, наш грабитель был не из таких. Он относился к той категории тридцатидевятилетних, которые ежедневно потребляют сыр и глютены в количествах, которые с медицинской точки зрения были не столько диетой, сколько криком о помощи. Так что, добравшись до верхнего этажа, грабитель чувствовал, что все железы его организма работают на пределе, и пыхтел так, будто стоял у порога такого клуба, куда не зайдешь, не назвав в дверное окошко секретный пароль. Шансы спастись были, мягко говоря, ничтожными.

Но, оглянувшись, грабитель обнаружил открытой дверь одной из квартир. Эту квартиру выставили на продажу, и как раз проходил ее показ риелтором. И вот в нее врывается запыхавшийся грабитель с пистолетом на взводе, и начинается пресловутая драма с захватом заложников.

А дальше все как полагается: здание окружает полиция, приезжают журналисты с телеканалов и ведут репортажи с места событий. На все про все уходит несколько часов. Наконец грабитель сдается. А какой еще у него выбор? Восемь заложников – семь покупателей и один риелтор – выходят на свободу. Через несколько минут полицейские берут квартиру штурмом. Но она пуста.

Куда подевался грабитель, неизвестно.

Собственно говоря, это все, что вам нужно знать на данный момент. А теперь начинаем историю.

Глава 2

Десять лет назад на мосту стоял человек. Впрочем, наша история – не о нем. Так что о нем сейчас постарайтесь не думать. У вас, конечно же, это не получится. Это все равно что сказать «не думайте о печеньках» – тогда вам о печеньках ни за что не забыть. Так что лучше не думайте о печеньках!

Все, что вам нужно знать, – это то, что десять лет назад один человек стоял на мосту. Точнее, на парапете, высоко над водой, в конце своего жизненного пути. Постарайтесь сейчас о нем не думать. Вспомните что-то приятное.

Думайте о печеньках.

Глава 3

Дело было в одном маленьком городке накануне Нового года. В комнате для допросов сидели полицейский и женщина-риелтор: полицейскому на вид лет двадцать, хотя на самом деле, возможно, и больше, а риелтору – лет сорок с хвостиком, хотя, возможно, на самом деле моложе. Полицейскому была маловата его форма, риелтору – великоват ее пиджак. Риелтору явно хотелось находиться где-то в другом месте. Через четверть часа полицейскому тоже захотелось, чтобы риелтор находилась где-то еще. Риелтор нервно улыбнулась и раскрыла рот, чтобы что-то сказать. Полицейский вдохнул и выдохнул так, будто не решил для себя, то ли ему не хватает воздуха, то ли он хочет высморкаться.

– Просто ответьте на мой вопрос, – сказал он.

Энергично кивнув, риелтор выпалила:

– Респект!

– Я просил ответить на мой вопрос! – повторил полицейский с выражением лица, какое бывает у человека, разочаровавшегося в жизни еще в самом детстве и пребывающего в таком состоянии по сей день.

– Вы спросили, как называется агентство, в котором я работаю! – неуклонно продолжала риелтор, барабаня пальцами по столу таким образом, который вызывал у полицейского желание запустить в риелтора каким-нибудь предметом с острыми углами.

– Я не спрашивал, как называется ваше агентство. Я задал вопрос о злоумышленнике, который удерживал вас в заложниках вместе с…

– «Респект», понимаете?! Потому что наши клиенты нуждаются в уважении. С этим не поспоришь. Поэтому, когда мне звонят, я всегда отвечаю: «Добрый день, вы позвонили в агентство недвижимости «Респект»! Мы уважаем ваше решение».

Риелтор только что перенесла серьезную психологическую травму, ей угрожали пистолетом и держали в заложниках, от этого кто угодно слетит с катушек и будет нести всякую чушь. Полицейский постарался набраться терпения. Он закрыл глаза и надавил большими пальцами на веки с такой силой, словно это были кнопки, которые надо удерживать в нажатом положении десять секунд, чтобы вернуть действительность к заводским настройкам.

– Хорошо… А теперь я задам несколько вопросов о квартире и злоумышленнике, – простонал полицейский.

У него тоже выдался тяжелый день. Участок у них, конечно, маленький, ресурсы – скромные, но компетенция – на самом высоком уровне. Это он сразу после ситуации с захватом заложников тщетно пытался объяснить по телефону начальнику начальника своего начальника. Начальник намеревался направить следственную группу из Стокгольма, чтобы дело передали ей. Начальник делал ударение не на «следственной группе», а на слове «Стокгольм», будто волшебная суперсила может прибыть только из столицы. Да это, черт побери, диагноз, подумал полицейский. Он сильнее надавил на веки. Это последний шанс доказать начальству, что он способен и сам во всем разобраться, но разве с такими свидетелями что-то докажешь?

– Окидоки, – прощебетала риелтор, словно в шведском языке есть такое слово.

Полицейский заглянул в свои записи.

– Странное время вы выбрали для показа. За день до Нового года.

Риелтор усмехнулась, покачав головой:

– Для агентства «Респект» плохих дней не существует.

Полицейский сделал несколько интенсивных вдохов и выдохов.

– Понятно. Продолжим разговор. Какой была ваша первая реакция при виде злоумы…

– Вы же сказали, что сначала будете спрашивать о квартире. Вы так и сказали: «о квартире и злоумышленнике». Вот я и подумала, что сначала…

– Ладно! – прорычал полицейский.

– Ладно! – прощебетала риелтор.

– Поговорим о квартире. Вы хорошо знакомы с ее планировкой?

– Разумеется, я же риелтор! – воскликнула риелтор, поборов желание добавить «…агентства недвижимости «Респект», потому что мы уважаем своих клиентов», поскольку полицейский явно жалел о том, что вычислить по пуле его табельное оружие не составит труда.

– Опишите ее, пожалуйста.

Риелтор просияла:

– Квартира мечты! Уникальная возможность приобрести эксклюзивное жилье в спокойном районе, но вместе с тем неподалеку от самого сердца города. Открытая планировка! Оптимальная освещенность!

На этой фразе полицейский ее перебил:

– Я имею в виду, есть ли в квартире чулан, подсобные помещения, которые не бросаются в глаза, – что-то в этом роде…

– Вам не нравится открытая планировка? Вам нравятся стены? Что ж, в этом нет ничего плохого! – попыталась подбодрить его риелтор, хотя в ее голосе слышалось разочарование: стены любят только крайне ограниченные люди.

– Может быть, в квартире есть гардеробы, которые не…

– А я уже говорила про освещенность?

– Да.

– Исследования подтверждают, что свет делает человека счастливее! Вам это известно?

Полицейскому явно не хотелось, чтобы его счастье зависело от освещенности. Некоторые предпочитают сами определять меру счастья в собственной жизни.

– Давайте по существу.

– Окидоки!

– Есть ли в квартире скрытые помещения, не обозначенные в плане?

– А район просто создан для семьи с ребенком!

– Какое отношение это имеет к делу?

– Я просто хотела добавить штрих к картине. Респект во всем. Это место – просто рай для детей! Впрочем, конечно… если не считать сегодняшнего происшествия. Так вот, не считая этого: район приспособлен для жизни с детьми! А дети, они такие, сами знаете, они обожают полицейские автомобили!

Риелтор задорно взмахнула рукой и изобразила голосом полицейскую сирену.

– Больше похоже на мелодию из фургона с мороженым.

– Ну, вы меня поняли.

– Я бы попросил вас просто отвечать на вопросы.

– Извините. Так о чем это мы?

– Каков точный размер квартиры?

Риелтор растерянно улыбнулась:

– А вы разве не хотите спросить о грабителе? Я думала, мы поговорим про ограбление.

Полицейский напрягся так, словно мог дышать только ногтями на пальцах ног.

– Да-да. Конечно. Расскажите о злоумышленнике. Какова была ваша первая реакция на…

Риелтор рьяно перебила:

– Грабитель? Точно! Он ворвался в квартиру прямо посреди показа и стал целиться в нас пистолетом! Знаете почему?

– Нет.

– Открытая планировка! Иначе он не смог бы целиться во всех одновременно!

Полицейский помассировал брови.

– Хорошо, давайте попробуем так: есть ли в квартире места, где можно спрятаться?

Риелтор заморгала так медленно, будто только что научилась это делать, и отрабатывала новый навык.

– Места, где можно спрятаться?

Запрокинув голову, полицейский решительно уставился в потолок. Говорила ему мама, что полицейские – это мальчики, которые так и не смогли придумать себе новые мечты. Всех мальчиков в детстве спрашивают: «Кем ты хочешь стать?» – и в какой-то момент почти все отвечают: «Полицейским!» – хотя у большинства из них позднее появляются более интересные планы. На мгновение ему захотелось, чтобы подобные планы в свое время тоже созрели в его голове – возможно, тогда его жизнь стала бы проще, может быть, он даже обзавелся семьей. Надо сказать, мама всегда им гордилась, она никогда не критиковала его выбор. Мама была пастором и понимала, что не все профессии – только способ зарабатывать деньги. А вот папа всегда был против того, чтобы сын носил форму. Похоже, это до сих пор тяжелым грузом лежало на сердце молодого полицейского; он поднял усталый взгляд на риелтора:

– Да. Именно это я и хотел сказать. Мы предполагаем, что злоумышленник остался в квартире.

Глава 4

А дело было так. Грабитель согласился отпустить заложников – и риелтора, и покупателей. Когда они выходили, на лестнице стоял полицейский. Дверь за заложниками захлопнулась, и те со спокойной душой двинулись вниз по лестнице и вышли на улицу, где их ждали полицейские автомобили. Дежуривший у двери полицейский дождался, пока наверх поднимутся его коллеги. Переговорщик позвонил грабителю. После чего полицейские взломали дверь и обнаружили, что квартира пуста. Дверь на балкон и все окна оказались закрыты, а других путей к отступлению не было.

И тут, блин, не надо приезжать аж из самого Стокгольма, чтобы сообразить: либо злоумышленнику помог скрыться кто-то из заложников, либо он остался в квартире.

Глава 5

Так вот. Человек стоял на мосту. Теперь вы можете об этом подумать.

Он написал письмо и отправил его по почте, отвел детей в школу, забрался на парапет и стоял там, глядя вниз. Спустя десять лет незадачливый грабитель возьмет восьмерых человек в заложники во время показа квартиры. С парапета был виден балкон той самой квартиры.

Все это, понятное дело, не имеет к вам никакого отношения. Но тут такой момент. Ведь вы – обычный, хороший человек. Вот что бы вы сделали, увидев человека, стоящего на парапете? Подобрать нужные слова тут очень трудно, с этим не поспоришь. Но вы бы постарались любой ценой удержать его от прыжка. Пусть вы о нем ничего не знаете, но где-то глубоко, на уровне инстинкта в нас заложено стремление предотвратить попытку самоубийства.

Вы попытались бы заговорить с ним, завоевать его доверие, не позволить ему спрыгнуть. Ведь и у вас в глубине души живет тревога, и у вас случались дни, когда боль поселялась в таком месте, которое не увидишь на рентгене, и у вас не хватало слов объяснить это людям, которые вас любят. Где-то внутри, где хранятся сокровенные воспоминания, в которых мы не решаемся признаться самим себе, мы знаем, что от человека, стоящего на мосту, нас отделяет лишь тонкая грань. У большинства из нас бывали черные дни, и даже по-настоящему счастливые люди, сами понимаете, не каждую минуту своей жизни настолько безумно счастливы. Вот почему вы бы попытались спасти человека, стоящего на мосту. Жизнь может оборваться нечаянно, но прыгнуть с моста – это сознательный выбор. Для этого надо забраться наверх и сделать один шаг вперед.

Вы хороший человек. Вы не пройдете мимо.

Глава 6

Молодой полицейский потрогал шишку на лбу величиной с детский кулак.

– Где это вы так приложились? – спросила риелтор. По всему было видно, что она едва удержалась, чтобы не добавить что-нибудь про респект.

– Ударился, – буркнул полицейский и, посмотрев в свои бумаги, продолжил: – Как вам показалось – злоумышленник имеет навыки обращения с оружием?

Риелтор удивленно улыбнулась:

– Вы имеете в виду… пистолет?

– Да. Он волновался – или было заметно, что он держит пистолет в руках не впервые?

Полицейский задал этот вопрос, чтобы понять, не был ли преступник бывшим военным. Но в ответ риелтор, сияя улыбкой, ответила:

– Что вы, что вы, пистолет был игрушечный!

Полицейский, прищурившись, посмотрел на риелтора: она шутит или правда настолько наивна?

– Почему вы так решили?

– Да всем было видно, что это просто игрушка, разве нет?

Полицейский молча уставился на риелтора. Она не шутила. В его глазах мелькнуло что-то вроде симпатии.

– То есть вы… даже не испугались?

Риелтор помотала головой:

– Нет-нет-нет! Сами понимаете, чего тут бояться. Грабитель не нанес бы нам никакого вреда!

Полицейский углубился в свои бумаги. Он понял, что риелтор – святая простота.

– Воды? – сочувственно предложил он.

– Нет, спасибо. Вы уже предлагали, – беззаботно прощебетала агент.

Полицейский все же решил принести ей воды.

Глава 7

Дело в том, что никто из заложников не знал, что произошло после того, как их выпустили, и до того, как полицейские взяли квартиру штурмом. Заложники сели в полицейские машины, и их повезли в участок, а полицейские тем временем собрались на лестничной клетке возле квартиры. Затем специальный переговорщик, назначенный стокгольмским начальником местного начальника, – потому что стокгольмцы полагают, будто по телефону никто, кроме них, разговаривать не умеет, – позвонил грабителю в надежде, что тот добровольно сложит оружие и выйдет из квартиры. Но грабитель не ответил. Когда полицейские взломали дверь, было уже поздно. Войдя в гостиную, они наступили в лужу крови.

Глава 8

На кухне в полицейском участке молодой полицейский встретил старого. Молодой налил себе воды, старый пил кофе. Отношения у них были сложные, как это часто бывает между полицейскими разных поколений. В конце своей карьеры человек стремится к смыслу, а в начале – к цели.

– Здрасте, – крякнул старый.

– Привет, – огрызнулся молодой.

– Предложил бы я тебе кофе, да ты небось по-прежнему не любитель? – Старый хмыкнул с таким видом, будто нелюбовь к кофе делала человека ущербным.

– Не любитель, – ответил молодой с таким видом, будто ему предложили отведать человечинки.

Старый и молодой кардинально расходились в вопросах еды и питья, как, впрочем, и во всех остальных вопросах, что было причиной постоянных раздоров, когда они патрулировали город в полицейской машине и наступал обеденный перерыв. Старый обожал сосиски с порошковым пюре, купленные на заправке, а когда они вместе с молодым ходили в местный ресторанчик и заказывали шведский стол, то вырывал свою пустую тарелку из рук официанта с криком: «Я еще не доел! Это ведь шведский стол! Как доем, сам увидишь – лягу под стол и свернусь клубочком!» Любимым блюдом молодого полицейского было – выражаясь языком старого – «всякая хрень, вроде водорослей, морской капусты и сырой рыбы – он, видать, вообразил себя раком-отшельником». Один любил кофе, другой – чай. Один смотрел на часы в ожидании обеда, другой – конца обеденного перерыва. Старший считал, что для полицейского главное – поступать по совести, младший – вести себя корректно.

– Уверен? Могу сделать тебе это чертово фраппучино, или как там его. Я даже купил специально соевое молоко, вот только вопрос, кого они для этого доили! – Старший раскатисто захохотал, при этом искоса с беспокойством поглядывая на молодого.

– Мм, – ответил молодой, пропустив саркастическое замечание мимо ушей.

– А как поговорили с чокнутой риелторшей? – бросил старший таким тоном, будто просто сострил, а тема его ничуть не волнует.

– Прекрасно! – заверил его молодой с плохо скрываемым раздражением и двинулся к двери.

– Ты сам-то как? – спросил старший.

– Я в полном порядке! – простонал молодой.

– Точно?

– Точно!

– А это что? – старый посмотрел на лоб молодого.

– Все в порядке. Ну все, мне пора.

– Ну да, ну да. Может, помочь тебе с допросом той чокнутой тетки? – Старый выдавил улыбку, силясь отвести озабоченный взгляд от ботинок молодого.

– Сам справлюсь.

– А то смотри, я готов помочь.

– Спасибо, не надо!

– Уверен? – крикнул старый вслед молодому. Но ответом была тишина.

Старый полицейский стоял на кухне один и допивал свой кофе. Когда ты старый, то не знаешь, как объяснить молодому, что ты за него волнуешься. Трудно подобрать слова, если все, что ты хочешь сказать, умещается в одной фразе: «Я вижу, что тебе больно».

На полу, где стоял молодой полицейский, остались красные пятна. У человека подошвы до сих пор в крови, а он даже не замечает. Старый полицейский отжал тряпку и осторожно протер пол. Руки его дрожали. А может, молодой не соврал? Может, у него и правда все в порядке? А вот у старого-то нет.

Глава 9

Молодой полицейский вернулся в допросную и поставил на стол стакан воды. Глядя на него, риелтор подумала, что полицейский из тех людей, которые открывают пиво коробочкой снюса. Разумеется, без осуждения, нет-нет, это совершенно нормально.

– Спасибо, – сказала она неуверенно, обращаясь к стакану, о котором не просила.

– Должен задать вам еще несколько вопросов, – извиняющимся тоном сказал полицейский и достал помятую бумагу, похожую на детский рисунок.

Риелтор кивнула, но не успела она раскрыть рот, как дверь осторожно открылась и в комнату вошел старый полицейский. Риелтор про себя отметила, что для такого роста руки у него длинноваты, и если он сейчас прольет кофе, то максимум обожжет голени.

– Здравствуйте, здравствуйте! Я к вашим услугам… – проговорил старый полицейский.

Молодой закатил глаза к потолку.

– Я же говорил, спасибо, помощь не требуется. Все под контролем.

– Ну да, ну да. Просто подумал, что могу быть полезным, – закивал старый.

– Нет, нет, какого ч… спасибо, не надо! Ты, видно, забыл про профессиональную этику! Нельзя врываться в кабинет посреди допроса! – прошипел молодой.

– Да, конечно, прошу прощения, просто хотел спросить, как далеко вы продвинулись, – смущенно прошептал старый, не в силах больше скрывать, что заботится о молодом.

– Я как раз собирался спросить о рисунке, – огрызнулся молодой таким тоном, будто родители учуяли от него табачный дух, а он отпирается и сваливает все на товарища.

– Спросить кого? – поинтересовался старый.

– Риелтора! – взорвался молодой, тыча в риелтора пальцем.

Эта неосторожная фраза дала риелтору повод отрекомендоваться. Она тотчас вскочила со стула и выкинула вперед кулак:

– Да-да, меня! Я представляю агентство недвижимости «Респект»!

Риелтор с торжествующим видом выдержала эффектную паузу, невероятно довольная своим выпадом.

– О господи, только не это… – вздохнул молодой, пока риелтор набирала воздуху, чтобы продолжить:

– Мой вам респект!

Старый вопросительно посмотрел на молодого.

– Не обращай внимания, это повторяется каждые пять минут, – сообщил молодой, массируя брови.

Старый полицейский, прищурившись, посмотрел на риелтора. Он привык смотреть так на странных людей, и от этой привычки кожа у него под глазами со временем оплыла, как подтаявшее мороженое. Риелтор, которая, судя по всему, решила, что ее не услышали, пояснила:

– Понимаете? Агентство недвижимости «Респект». С респектом к своим клиентам. Все просто!

Старый полицейский все понял и даже уважительно посмотрел на риелтора, но молодой снова ткнул пальцем в ее сторону и помахал рукой, изображая поступательные движения вверх-вниз.

– Сидеть! – сказал он тоном, каким обращаются к детям, собакам и непослушным риелторам.

Улыбка сбежала с лица риелтора. Женщина неуклюже приземлилась на стул и перевела взгляд с молодого на старого.

– Извините. Я первый раз на допросе. Вы же не будете… ну, вы знаете… как в фильмах бывает: плохой коп и хороший коп? Один типа вышел из кабинета, чтобы налить кофе, а другой тем временем стал бить меня телефонным справочником с криком: «Где ты спрятала тело?!»

Риелтор нервно хохотнула. Старый полицейский улыбнулся, но молодой сидел с мрачным видом, и риелтор взволнованно продолжила:

– Да ладно, я пошутила. Сейчас и справочников телефонных нет! Что делать будете? Пытать меня планшетом?

Риелтор замахала руками, изображая, как ее пытают, и выкрикивая воображаемые реплики полицейских:

– Ах ты, черт, я случайно лайкнул фотку моей бывшей в инсте! Сброс! Отмена!

Молодой полицейский сидел с каменным лицом, чем несколько напряг риелтора. Старый тем временем заглянул в листочек с его пометками и спросил так, будто риелтора в комнате не было:

– И что она говорит про рисунок?

– Я не успел спросить, потому что пришел ты! – отрезал молодой.

– А что за рисунок? – спросила риелтор.

– Так вот что я хотел сказать, прежде чем меня перебили. Мы нашли этот рисунок на лестнице и решили, что, возможно, его обронил преступник. Мы хотели бы, чтобы вы… – начал молодой, но старший его перебил:

– Ты про пистолет ее спрашивал?

– Хватит вмешиваться! – гаркнул молодой.

После чего старый развел руками и пробормотал:

– Молчу, молчу, извините, что я вообще есть.

– Да он был ненастоящий! Я про пистолет. Это была игрушка! – встряла риелтор.

Старый полицейский удивленно перевел взгляд с агента на молодого полицейского, а затем прошептал голосом, какой только мужчина определенного возраста может счесть за шепот:

– Ты что… не сказал ей?

– Не сказал что? – спросила риелтор.

Молодой вздохнул и сложил рисунок так тщательно, как хотел бы сложить физиономию своего старшего коллеги.

– Мы подошли к этому разговору… Понимаете, когда злоумышленник выпустил вас и других заложников и мы привезли вас в полицейский участок…

Старый полицейский тотчас пришел на помощь:

– Злоумышленник, в смысле – грабитель! Он застрелился!

Молодой полицейский крепко сцепил руки, чтобы не удушить старого на месте. Он что-то сказал, но риелтор его не услышала: ее барабанные перепонки сотрясал монотонный звон, перерастающий в грохот; она была в шоке. Позднее она будет рассказывать, что в окно лупил дождь, хотя в помещении для допросов окон нет. Риелтор с отвисшей челюстью уставилась на полицейских.

– Значит… пистолет был?.. – выдавила она.

– Пистолет был настоящий, – подтвердил старый полицейский.

– Я… – сказала риелтор, но у нее пересохло в горле.

– Воды? – услужливо предложил старый полицейский, как будто это он ходил за стаканом.

– Спасибо… я… но раз пистолет был настоящим, значит, мы все могли… погибнуть?! – прошептала риелтор и сделала глоток, задним числом впадая в ужас. Старый полицейский кивнул со значительным видом, взял листочек с заметками молодого и начал там что-то писать.

– Может, начнем с начала? – утвердительным тоном спросил старый полицейский, после чего молодой, выдержав небольшую паузу, вышел в коридор и стал биться лбом об стенку.

Дверь хлопнула так, что старый полицейский подскочил на месте. Трудно подобрать правильные слова, если ты уже старый и все, что ты хочешь сказать, – это: «Я чувствую твою боль, и мне от этого больно». Под стулом, на котором сидел молодой полицейский, остались пятна спекшейся крови. Старый удрученно посмотрел туда. Именно по этой причине он и не хотел, чтобы его сын стал полицейским.

Глава 10

Первым, кого увидел человек на мосту десять лет назад, был подросток, чей отец хотел, чтобы мальчик мечтал о другой профессии. Мальчик мог бы дождаться, пока кто-то придет на помощь, но как поступили бы на его месте вы? Когда мама пастор, а папа полицейский и ты вырос в полной уверенности, что людям надо помогать, если можешь, и никогда не оставлять человека в беде.

Никогда.

Мальчик выбежал на мост и что-то крикнул мужчине. Тот повернулся. Мальчик не знал, что делать, поэтому просто… заговорил с ним. Попытался вызвать доверие. Попробовал уговорить его сделать два шага назад, а не шаг вперед. Ветер легонько трепал их куртки, моросил дождь, в воздухе висело предчувствие зимы. Мальчик пытался найти слова о том, что нужно жить, даже если кажется, что все кончено.

У человека на мосту было двое детей – об этом он сказал мальчику. Возможно, тот напомнил ему кого-то из них. Мальчик в панике выговаривал по слогам: «Не надо прыгать, пожалуйста!»

Человек на мосту посмотрел на него спокойно, почти сочувственно, и сказал: «Знаешь, что самое паршивое, когда ты родитель? О тебе всегда судят по худшим твоим проявлениям. Ты можешь все делать правильно, но достаточно одной-единственной осечки, и ты навсегда останешься тем отцом в парке, который смотрел в телефон, когда ребенку прилетело по лбу качелями. Мы сутки напролет не спускаем с них глаз, но стоит отвлечься на сообщение в телефоне, и все лучшее мгновенно обесценивается. Люди ходят к психотерапевту не для того, чтобы обсуждать, как в детстве им не прилетело качелями по лбу. О родителях судят по их ошибкам».

Подросток не понял, о чем говорил человек на мосту. Руки его дрожали, когда он опустил взгляд и увидел внизу смерть. Человек слегка улыбнулся и сделал полшага назад. Мир сжался до одной-единственной точки.

Затем человек рассказал, что у него была хорошая работа, он открыл довольно успешное предприятие, купил неплохую квартиру. Вложил все свои сбережения в акции предприятия, занимавшегося недвижимостью, чтобы его дети получили работу получше, чем была у него, и купили квартиры попросторнее, и не ложились бы спать в изнеможении, считая гроши с калькулятором в руках. Потому что родители должны подставлять плечо. Сидя на плечах у родителей, маленькие дети открывают для себя мир. Когда они подрастают, то, стоя на плечах у родителей, они могут дотянуться до облаков. Они могут уткнуться в плечо, если стоят перед выбором и сомневаются. Они верят нам, и это непосильная ответственность, ведь они не понимают, что мы сами ничего не знаем об этом мире. Поэтому человек на мосту так и сделал: притворился, что что-то знает. Знает, почему какашки коричневые, что происходит после смерти и почему белые медведи не едят пингвинов. Дети выросли. Иногда он на мгновение забывал об этом и пытался взять их за руки. Господи, как они этого стыдились. Он тоже. Трудно объяснить двенадцатилетнему человеку, что, когда он был маленьким и ты шел слишком быстро, а он догонял тебя и брал за руку, это были счастливейшие моменты твоей жизни. Его мягкие пальчики в твоей ладони. Он пока что не знал, что ты лузер.

Человек на мосту притворялся – во всем. Финансовые эксперты пообещали, что акции этого предприятия – надежное капиталовложение, ведь все знают, что недвижимость не падает в цене. И все же она упала.

Случился финансовый кризис, банк в Нью-Йорке обанкротился, а человек в маленьком городке на другом конце потерял все, что имел. После беседы со своим адвокатом в окне своего офиса он увидел мост. Дело было рано утром, было необычайно тепло для того времени года, но моросил дождь. Человек как ни в чем не бывало отвез в школу детей. Сделал вид, что все в порядке. Шепнул им на ухо «люблю», и сердце его разрывалось, когда они закатывали глаза. Затем он поехал к реке. Припарковался в запрещенном месте, оставив ключ зажигания в замке, вышел на мост и забрался на парапет.

Все это он рассказал подростку, и тот понял, что теперь все наладится. Потому что, если человек на мосту тратит время на то, чтобы рассказать незнакомому мальчику о том, как любит своих детей, ясно, что прыгать он не собирается.