Инквизитор. Раубриттер Конофальский Борис
Служанка Мария, без которой госпожа уже не могла обходиться, тут же покрыла этот стол простой материей и поставила на него кувшин с вином. Злая Брунхильда села за стол и сидела там, попивая вино. Пила и ждала возможности ещё нагрубить кавалеру.
Сам же Волков зашёл в шатёр. За ним Сыч и Максимилиан внесли дорогой красивый ящик с дорогими и красивыми доспехами. Достали их и стали облачать кавалера.
Брунхильда пила вино и была в дурном расположении духа. Так и дальше было бы, не остановись у дороги четыре всадника. То были молодые господа, по коням и одежде сразу было видно, что это люди из хороших семей, все они были юны, старшему едва ли было восемнадцать.
Именно он спешился и, подойдя к красавице, низко поклонился и спросил с максимальной учтивостью:
– Дозволено ли будет мне и моим друзьям поприветствовать столь прекрасную госпожу?
Она посмотрела на красивого юношу поверх стакана и сказала не без высокомерия, присущего красивым женщинам:
– Дозволяю, приветствуйте.
– А не будет ваш муж, или батюшка, или брат против, если я и мои друзья поговорят с вами? – Всё так же вежливо говорил молодой человек, снова кланяясь.
– Батюшки у меня нет, – сказала красавица и после прибавила голоса, чтобы и в шатре её было слышно. – Мужа у меня тоже нет, а если братцу моему что не по нраву будет, так ничего – потерпит. Говорите, добрый господин, что вы хотели?
Все остальные господа тоже спешились, один остался при конях, а двое других присоединились к разговору.
Сначала они все представились, но Брунхильда запомнила лишь имя первого заговорившего с ней – фон Литтен.
– Госпожа, не соблаговолите назвать ваше имя. – Начал он вести разговор на правах старшего изо всех.
– Имя моё Фолькоф. Девица Брунхильда Фолькоф, а братец мой Иероним Фолькоф – владетель Эшбахта.
– Ах, вот как! – Юные господа переглянулись.
И один из них продолжил:
– А почему же тогда вы поставили шатёр с фамильными гербами Ливенбахов?
– Да, – поддержал его другой, – все интересуются, где же вы взяли этот шатёр?
– Почем мне знать, – Брунхильда пожала плечами. – У моего братца много всяких вещей, что были когда-то не его.
– Он их покупает? – Осторожно поинтересовался самый юный из господ.
– Вот уж нет, – засмеялась красавица, чем очень обрадовала юных господ, им по нраву пришёлся её смех. – Не большой он любитель покупать, он всё больше отнимает.
– Так шатёр он тоже отнял? – С сомнением спросил фон Литтен.
– Уж точно не купил, – продолжала смеяться Брунхильда. – Убить кого-нибудь да отнять – это он мастер…
Она не успела договорить, полог шатра отлетел в сторону и из него вышел Волков, а за ним Сыч и Максимилиан. Кавалер был облачён в тот прекрасный доспех, что подарил ему архиепископ. Только шлема он не надевал.
– Господа, я фон Эшбахт, чем могу помочь? – Начал он без особой любезности.
Юные господа все представились ему. Они раскланялись, и фон Литтен произнёс:
– Господин Эшбахт, ваш шатёр взывает много вопросов у окружающих. Вот мы и решили узнать о нём. И госпожа Брунхильда милостиво соизволила нам рассказать про него.
Волков был весьма недоволен всем этим, он взглянул быстро на красавицу и спросил у юноши:
– Госпожа Брунхильда по женскому слабоумию села на солнце вино пить. Много ли умного она могла вам сказать?
– Мы просто хотели узнать, не из Ливенбахов ли вы? Странно было бы видеть многолетних врагов нашего герцога в нашем графстве.
– Нет, я Фолькоф, а шатёр я взял в бою.
– В бою? Неужели кто-то из Ливенбахов сбежал, бросив свой шатёр? – Удивился один из молодых людей. – Ливенбахи бахвалятся своей храбростью.
– Никуда он не сбежал, – холодно произнёс кавалер, – я убил его.
– Убили? – Вот тут молодые господа уже точно ему не верили.
Они приглядывались и, кажется, улыбались теми улыбками, которыми вежливые люди маскирую своё недоверие. – И как же вы его убили? В поединке? Копьём?
– Его убил мой стрелок, пуля попала Ливенбаху в открытое забрало, стрелок, кстати, здесь со мной. А через пару дней я разгромил отряд Ливенбаха, часть людей убил, часть взял в плен. И сам видел труп Ливенбаха. Я взял ещё его знамена и его обоз.
– А где это случилось?
– В Фёренбурге, ещё во время чумы, когда весь город был завален мертвецами, а Ливенбах грабил его.
Он говорил так твёрдо и убедительно, что у юношей, кажется, не осталось сомнений.
А вот прекрасная девица Фолькоф так и сидела со стаканом в руке и закатывала глаза, удивляясь и восхищаясь тем, как кавалер мастерски хвастается. Она то и дело фыркала или хмыкала так по-женски ненавязчиво, привлекая к себе внимание юных господ.
– Здесь помимо стрелка где-то ходит и ротмистр Брюнхвальд, – продолжал Волков, – он там тоже был в то время.
– А доспех вам не от Ливенбаха достался? – Поинтересовался один из юношей.
– Нет, – отвечал кавалер, – это награда от архиепископа Ланна за деяния во славу Матери нашей, Святой Церкви.
– И меч тоже от архиепископа?
– Этот мечом меня наградил старый герцог де Приньи после сражения у озера Боло.
Больше вопросов у юных господ не нашлось, и тогда фон Литтен сказал:
– А не соблаговолите ли вы быть с госпожой Брунхильдой к нашему шатру на ужин?
– Не соблаговолят они, – бесцеремонно влезла в разговор мужчин красавица, – они приглашены на ужин и бал во дворец графа.
– Как прекрасно, – воскликнул один из юношей, – мы и забыли про бал, значит, прекрасная Брунхильда будет на балу?
– А танцы вы уже расписали? – Робко спросил самый юный из господ, который до сих пор всё больше молчал.
– Расписали? Это как? – Не поняла девушка.
– Кто те счастливцы, что будут танцевать с вами? Есть ли господа, которым вы отдали свои танцы? Кто танцует с вами первый? – Робко продолжал юноша.
Волков смотрел на этого сопляка и чуть не морщился, так ему было это противно, а вот Брунхильда так прямо и расцветала от внимания молодых людей.
– Нет, никому я свои танцы не обещала, – сказал она.
Тут же фон Литтен подошёл к ней, поклонился и сказал:
– Могу ли я надеяться, что вы окажите мне милость и будете танцевать свой первый танец со мной?
– Хорошо, – чуть покраснев, отвечала красавица.
И тут же второй, тот, что был робок, попросил второй танец у неё, и третий юноша тоже просил танец. И она всем обещала, после чего они стали целовать ей руку, и Волков всем своим видом показывал, как это всё ему не нравится, хоть он и молчит.
Кавалер уже думал, как побыстрее от них избавиться, но так, что бы это не выглядело невежливым, как тут приехали помощники распорядителя, и один из них сказал:
– Господин Эшбахт, турнир на сегодня закончился, остальные выезды будут уже завтра, а сейчас распорядитель просит вас с вашими людьми идти к арене, маршал и граф будут смотреть всех там. Дайте знать, как будете готовы.
– Я и мои люди готовы, мы идём немедля.
Глава 6
Он думал, как ему лучше: выехать, надев на прекрасные доспехи фальтрок, или показать их во всей красе. Но решил, что скромность будет ему крашением, а доспех и так будет виден в виде поручей, перчаток и наголенников. Тем более что фальтрок, этот бело-голубой халат из великолепного шёлка, и сам был весьма неплох.
Только шлем он надевать не стал. Шлем и отличную его секиру вёз за ним Сыч.
Люди его построились, все понимали важность момента, офицеры короткими окриками выравнивали строй. Сначала Брюнхвальд и его великолепные люди, настоящие доппельзольднеры. Затем люди Рене и Бертье, которые были тоже неплохи, а уже последними стояли люди Рохи.
Может, и неказисты на первый взгляд, но каждый при отличном мушкете. Все офицеры в бело-голубых шарфах, сержанты с бело-голубыми бандами на левой руке. Барабанщики тоже. А первым стоял Максимилиан с роскошным бело-голубым знаменем, на котором чёрный ворон сжимал в когтистых лапах факел.
«Долго ли придётся ждать?» – Только подумал Волков, как из ворот арены быстро вышел распорядитель и громко крикнул:
– Ступайте! Ваше время.
Стал призывно махать руками, зазывая кавалера на арену.
Кавалер на мгновение задумался, понял было руку, чтобы дать команду, но это было бы неправильным действием. Люди сзади его бы не увидали. Но вот Брюнхвальд знал, что делать:
– Барабанщики! – Заорал он. – Походный шаг бить!
Быстрая барабанная дробь и…
Бум-м… Бум-м… Бум, бу-рум, бум, бум, бум…
Максимилиан тронул коня, Волков поехал за ним, оборачиваясь и видя, как колыхнулись ряды его людей, как поднял руку Брюнхвальд, а за ним и Рене, и люди пошли.
Максимилиан молодец, кираса сияла, голова повёрнута к трибунам, подбородок поднят. Весь вид мальчишки говорил о том, что он горд быть знаменосцем. Волков тоже повернул лицо к главной трибуне. А там дамы, дамы, дамы – все прекрасны, нарядны, все в парче, перьях и золоте. Все на него смотрят, все ему улыбаются благосклонно. Он тоже отвечает им улыбкой. Господа, конечно, там тоже есть, но он их не замечает, пока не доезжает до середины трибуны. Там, в задрапированной ложе с балдахином от солнца, сидят важные люди. Там и граф с семьёй, и важные господа в золотых цепях, не иначе, как маршал и гауптманы. И старый епископ маленский. А рядом с креслом его два монаха, один незнакомый, а один… Волков на секунду опешил даже. По левую руку от кресла епископа стоял пройдоха брат Семион и улыбался ему. Ручкой ему помахивал.
Впрочем, все ему улыбались благосклонно. И граф, и епископ, и, кажется, маршал. Он свернул к трибуне, остановил коня перед ложей и поклонился.
Один из людей графа тут же подошёл к перилам и крикнул ему:
– Кавалер, как проведёте своих людей, так приходите сюда, граф и маршал будут ждать вас.
– Непременно, – обещал Волков.
Он поехал и встал на своё место. В конце арены Максимилиан развернулся и поехал по другую строну барьера, у другой трибуны. Там люд был попроще, но и приветствовали они Волков и его людей намного радостней.
Его люди отлично прошли, все без исключения, даже стрелки были молодцами. Роха, Хилли и Вилли всё делали правильно. Никто не отстал и не зазевался.
Когда они выходили с арены, туда готовился войти не кто иной, как барон фон Фезенклевер со своим рыцарским выездом. Признаться, два десятка всадников в хорошей броне и на хороших лошадях в шелках и в перьях произвели на Волкова впечатление.
Барон и Волков раскланялись, улыбались друг другу, всё-таки соседи.
Волков отправил всех обратно в лагерь, только Максимилиана и Сыча оставил с собой. Когда он готов был уже повернуть и ехать к стойлам за ареной, чтобы там спешиться, его окликнул Брюнхвальд:
– Кавалер, вы уделите мне минуту вашего времени?
– Да, друг мой, что вы хотели? – Остановил коня Волков.
– Я взял сыра с собой. – Начал ротмистр.
– Я видел, вы взяли целый воз хороших сыров. Понять не мог, зачем.
– То для графа, отвезу этот сыр к его двору. В подарок.
– Это разумно, Карл, это разумно.
– Но я хотел бы, чтобы вы с ним поговорили обо мне, – продолжал Брюнхвальд, заметно смущаясь, видно, что этот разговор старому солдату давался нелегко. – Понимаете, ездил я в Мален недавно.
– Так, и что?
– Хотел выкупить или арендовать себе место на рынке, поставить туда сына для торговли сыром. Так мне отсоветовали.
– Отчего же и кто вам отсоветовал?
– Отсоветовал мне старший городской советник, сказал, что пока не урегулирую вопрос с гильдией молочников и сыроваров, лучше мне деньги на аренду не тратить.
– Ясно, гильдия не дозволит вам торговать в стенах города, пока вы не станете членом гильдии.
– Именно.
– Вы, конечно, пошли в гильдию.
– Пошёл.
Брюнхвальд невесело вздохнул.
– И сколько они запросили?
– Даже говорить о том не хочу.
– Сколько? – Настоял Волков.
– Восемьсот двадцать талеров земли Ребенрее за вступление и ещё годовой взнос, про него я и спрашивать не стал. – Произнёс с очередным вздохом ротмистр. – Вот я и подумал, не могли бы поговорить с графом по моему делу.
– Я обязательно поговорю по вашему делу с графом, только сразу скажу, что это вряд ли поможет, Карл.
– Я буду вам очень признателен, кавалер, – сказал ротмистр.
– Но после этого разговора мы будем знать, что делать дальше.
На том они и расстались.
В стойлах за ареной он оставил коней и Сыча, а Максимилиана взял с собой и пошёл с ним наверх, в графскую ложу.
Там его сразу отвели к графу и маршалу, он им кланялся, и они были с ним любезны. А маршал, грузный и седой человек с золотой цепью на груди, так и вовсе сказал:
– Отличных людей вы привели. Отличных.
– Вы их наняли для смотра, кавалер? – Спросил один из серьёзных мужей, что сидел сразу за маршалом, видимо, один из гауптманов. – Если так, то это будет неправильно.
– Нет, они живут в моей земле, я выделил им наделы. – Ответил Волков.
– Неужто в вашем плохом поместье нашлось столько хорошей земли, – удивлялся граф.
– Хорошей земли у меня вовсе нет, на моей глине только рожь растёт, но солдаты неприхотливы, им и рожь в радость.
– А чем же вы прельстили офицеров, они у вас, кажется, тоже неплохи? Ну, на первый взгляд. – Спросил маршал.
– Мои офицеры отличны и тоже просты, как и солдаты, им я тоже выделил наделы и участки под дома. Вот они со мной и остались.
– Мудро, мудро, – говорил маршал. – Говорят, что вы много где в войнах бывали.
– Много, господин маршал, много в войнах мне быть довелось, – отвечал Волов. – И люди, что перед вами шли, тоже во многих компаниях отметились.
– Нам добрые люди всегда нужны, – заметил всё тот же неприветливый гауптман, – но если вы полагаете, что за приведённых сверх меры людей вам будет из казны вспомоществование, то ждёте вы напрасно. В казне денег нет.
– Я не уповаю на награду, – скромно отвечал Волков.
Тут граф покосился на маршала, по-товарищески похлопал того по руке и сказал:
– Ну, какое-нибудь вспомоществование я от своей казны выделю, – он улыбнулся Волкову. – Тройку возов с бобами, пару бочек с толчёным салом, пару возов муки да хороший баран, думаю, лишними не будет.
– Премного вам признателен, – сказал Волков с поклоном. – Мои люди не избалованы, ваш приз будет для них большой радостью.
– Ну, раз так, – сказал маршал, – то путь и от меня будет им пол свиньи и пару бочек пива, – он обернулся на своих помощников, – гауптман Фильшнер, распорядитесь.
– Распоряжусь немедленно, господин маршал, – сказал неприветливый гауптман.
Волков поклонился и маршалу. Кажется, все дела были закончены, он думал уже поцеловать руку епископу и убраться отсюда, всё-таки, здесь он чувствовал себя не совсем уверенно, уж слишком важны были люди, что сидели в ложе. Но старший сын графа, Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален, поймал кавалера за локоть и, усмехаясь, сказал:
– Собираетесь сбежать? Даже и не надейтесь, вас ждут.
– Кто же? – Искренне удивился Волков.
Но молодой граф не ответил, он только указал рукой, продолжая загадочно усмехаться:
– Вам туда, кавалер.
Теодор Иоганн был молод, но искушён. Он прекрасно чувствовал себя с седыми мужами рядом, выделяясь и умом, и характером. И умел лишь тоном своим, а не только словами, повелевать. Волков даже и не подумал ослушаться его.
Он развернулся в ту сторону, в какую указывал молодой фон Мален и сразу понял, о чём тот говорил.
Ему улыбалась сама Элеонора Августа, девица фон Мален, четвёртая дочь графа. Незамужняя дочь. Она сидела рядом с красивой женщиной с рыжими волосами, которая тоже ему улыбалась. Немного… нет, не робея, с чего бы ему робеть перед женщинами? Он неспеша он двинулся к ней, на каждом шагу кланяясь тем дамам и господам, что сидели в ложе до неё. Нелегко в латах и при мече, никого не коснуться и не задеть, пробираясь между кресел. Так дошел до Элеоноры с красивой дамой, остановился и поклонился им низко.
– Бригитт, уступите кавалеру место, – сказала Элеонора Августа, улыбаясь ему ласково.
Красивая женщина тут же встала, её лицо в веснушках было приветливо, она улыбалась, стараясь сгладить неловкость и освобождая ему место, но Волков не сел в освободившееся кресло.
– Что же вы, кавалер? – Настаивала Элеонора, похлопав ладонью по подлокотнику. – Садитесь, Бригитт моя служанка, она постоит.
– Госпожа, я так не могу, – улыбался Волков.
– Садитесь, кавалер, – произнесла рыжая Бригитт. – Садитесь, я просто берегла место.
– Нет, госпожа, – настоял он. – То не достойно будет.
– Ах, как вы щепетильны, – сказала Элеонора и на её лице мелькнула тень недовольства. Видно, не привыкла дочь графа, что бы кто-то не выполнял её просьб. Но она не стала настаивать. – Лакеи, лакеи, кресло рыцарю!
Кресло нашлось сразу, но вот чтобы поставить его, втиснуть меж других, пришлось многим господам привстать. Ничего, Волоков о том не волновался, а вот красивая женщина Бригитт краснела и стеснялась от доставляемых всем неудобств.
– Спасибо, – сказал Бригитт негромко.
Кавалер в ответ молча поклонился.
Наконец, все расселись, и Волков стал разговаривать с дочерью графа. И опять заметил, что она неглупа, хотя очень своенравна. Она с удовольствием смеялась его шуткам, Бригитт тоже, хотя намного скромнее. Особенно им нравилось, когда он шутил над важным видом господ рыцарей, что один за другим с людьми своими выходили, чтобы пройти пред маршалом и гауптманами.
И всё было бы хорошо, только вот жарко ему было сидеть в доспехах да ещё в фальтроке поверх них. Хорошо, что лакеи разносили разбавленное вино с ледяной крошкой. И хорошо, что не стал он под доспех надевать стёганку, а надел их прямо на рубаху. Не на войну же шёл. Впрочем, ничего, ему было не привыкать, на службе в гвардии иногда так стоял он в доспехе часами на солнце, и ничего, не помер.
Сидеть пришлось недолго, оказывается, он со своими людьми проходил где-то в середине. За ним не так уж много господ было.
Из тех, что он увидал, были все неплохи. Кавалер за шутками с дамами заметил, что только с этого графства можно собрать не менее тысячи хороших бойцов.
Протрубили трубы, всё, конец. Герольд прокричал, что завтра на заре начнётся второй день турнира, где и встретятся все те, кто сегодня одержал победу, и попросил всех расходиться.
– Кавалер, друг мой, – его поймал граф, когда все расходились из ложи, – не убегайте, скажите, осчастливите ли вы меня?
– Чем же господин граф? – Удивился Волков.
– Маршал, – продолжал граф, обращаясь уже не к Волкову, – вы представить себе не можете, какой бриллиант хранит этот счастливец.
– Какой же? – Продолжал не понимать кавалер.
– Да про сестру я говорю про вашу, про Брунхильду! – Граф молитвенно сложил руки и поглядел на небо. – Ах, вот поистине ангельская красота, вы не поверите, маршал, она сочетает в себе силу и жизненность простой крестьянки и благороднейшую красоту прекрасной девы. Жизнь, жизнь так и струится из неё!
Тут граф был прав, Волков тоже так считал, только высказаться он так не смог бы.
– Так привезли вы свою сестру? – Полюбопытствовал маршал.
– Да, господа, привёз. – Ответил кавалер.
– Так отчего же она не была с нами в ложе? – Негодовал граф.
– Она охраняла мой шатёр! – Спокойно и с улыбкой ответил кавалер.
– Варвар! Дикарь! – Закричал граф. – Немедля её ко мне во дворец, я буду танцевать с ней.
– И я, если она действительно так прекрасна. – Добавил маршал.
– Хорошо, но первые танцы она уже обещала, – сказал Волков.
– Обещала? Да кому же? – Неистовствовал фон Мален.
– Каким-то трём юнцам.
– Имена, вспените их имена, я велю не пускать этих мерзавцев во дворец. – Притворно злился граф, и все господа, стоявшие рядом и слышавшие их разговор, смеялись.
И Волков смеялся. Так же, как и эти господа, он вдруг поймал себя на мысли, что они не отличают его от себя, принимают его за такого же, как они. Да, он стал таким же, как они, и ни один из них даже не вздумает этого оспаривать. Он был им ровней. Он мог шутить с графом! С графом! С господином целой земли. Он запросто говорил с первым маршалом курфюрста, большого сеньора. Раньше, пять лет назад, он мог только кланяться ему и выполнять его приказы. Даже ценой своей жизни. А теперь этот маршал стоит и с улыбкой рассуждает об очереди на танец с его «сестрой».
– Скорее, скачите за Брунхильдой, кавалер! Нам не терпится видеть вашу сестру.
Волков поклонился:
– Загоню коня, но доставлю её вам, господа, к первому танцу, – сказал он.
Все присутствующие опять смеялись, но этот смех не был обидным, они все смеялись не над ним, а над его шуткой.
Что ни говори, а над человеком, который может поставить под руку свою восемьдесят добрых людей, не сильно и посмеёшься. А вот шутки его всегда будут казаться смешными.
Глава 7
Зал обеденный был огромен, у герцога де Приньи и то такого зала не было. Нет, не беден был граф, не беден. Столы стояли так, что граф фон Мален, сидевший в центре главного, видел всех людей, которые были в зале. А гостей было под сотню. Два десятка лакеев едва успевали носить кушанья и разливать вина.
Жареные поросята, печёные с травами бараны, голуби и вальдшнепы, пироги, пироги, пироги. Волков уже не считал, сколько их было. Оленьи паштеты, паштеты из гусиных печёнок. Томлёные кабаньи ноги, зайцы и куропатки.
И ко всему этому соусы: и белые, и красные, и острые, и винные, и с чесноком, и из сливок. Было даже пять видов вин: красное двух урожаев, белое, херес и портвейн. Самое плохое из этих вин было изысканней, чем то, что покупал себе Волков.
А потом были фрукты и сладости. Сто лет кавалер не ел апельсинов и гранатов. С тех пор, как подался с юга в гвардию.
И он почти не разговаривал, он в основном слушал, как говорит Элеонора Августа. Она, кажется, знала всех людей, что были в зале, молодая женщина была умна и остра на язык. Она рассказала ему обо всех гостях. Ну, конечно, о тех, что были достойны её внимания. Кавалер разглядывал присутствующих, и вдруг с тоской понял, что он, кажется, единственный за столами, кто нацепил на себя серебряную цепь. У всех остальных цепи были либо золотые, либо их не было вовсе. Он уже подумывал, как бы снять её тайком между переменами блюд.
Уж больно часто люди посматривали на него. Не из-за этой ли простой и не очень дорогой цепи, которую носят, возможно, одни бедные провинциалы. Или, может, смотрели они на него по другому поводу. Может, потому, что по правую руку от графа сидел старый епископ Малена, отец Теодор, а по левую руку графа сидел вовсе не его гость, не первый маршал Его Высочества и не сын его, молодой граф фон Мален, а сидела там девица Брунхильда Фолькоф. Вот и хотели все господа графства знать, кто они – эти брат и сестра? Отчего такая милость им? Почему девица сидит рядом с графом? Потому что у брата её самый сильный отряд в графстве или оттого, что она самая красивая в графстве женщина?
И тут на балконе заиграла музыка, и это были не лютни тихие, что и так играли во время обеда, а настоящий оркестр. Он стал играть громко и призывно.
– Ну, наконец-то! – Воскликнула Элеонора Августа, отпихивая от себя чашку с фруктами, залитыми мёдом и присыпанными льдом. – Танцы! Бал, господа! Хватит есть!
Лакей кинулся отодвигать ей стул, и Волков тоже стал вставать. Вставал он со совей ногой, видимо, неуклюже, и дочь графа это заметила:
– Ах, да, вы, наверное, танцевать не будете?
– Думаю, что это удовольствие мне недоступно. – С сожалением улыбнулся Волков. – Но я буду смотреть, как танцуете вы.
Тут женщина подняла призывно руку и крикнула:
– Барон, барон, идите ко мне!
Высокий человек увидал её и с улыбкой двинулся к ним. Это был великолепно одетый господин, совсем ещё нестарый, ему не было и тридцати. Был он высок, едва ли не выше Волкова, цепь у него была золотая. Он подошел, учтиво кланяясь и улыбаясь. И сначала Волкову он не понравился. Ну, всем был хорош этот барон. Просто записной красавец.
– Вы знакомы, господа? – Спросила Элеонора.
– Не имел чести, хотя много слышал о вас, господин Эшбахт. – Учтиво сказал барон.
– Кавалер, это ваш сосед, кажется… Я права, барон?
– Да, наши владения граничат, – кивнул красавец.
– Да. Значит, вы соседи, это кавалер Иреном Фолькоф фон Эшбахт. – Продолжала дочь графа. – А это Адольф Фридрих Баль, барон фон Дениц. – Она чуть понизила голос добавляя. – Не ссорьтесь с ним, он лучший рыцарь нашего графства.
– А вы, кавалер, выезжаете к барьеру? – Спросил барон.
– К сожалению, нет, – ответил Волков.
– Ах, простите мою бестактность, я совсем забыл, мне говорили о ваших ранах. – Барон положил руку ему на плечо. – Я забыл, что вы получали свои раны в настоящих делах, конечно, вам не до глупых забав богатых повес.
Кавалер не нашёлся, что ответить, он не понимал, говорит ли барон с сарказмом или искренне, а барон продолжал:
– Кстати, у вас редкая цепь.
Волков уже ожидал, что вот теперь-то и начнутся шуточки насчёт его серебряной цепи. Он жалел, что не снял её.
– В этом зале всего две такие цепи, – рассказывал фон Дениц. – Одна у вас, а другая у гауптмана Линкера. Гауптман получил её от герцога за оборону Клюнебурга. Он просидел там в осаде полтора года, отразив девять штурмов еретиков. А вы за что получили такую цепь?
Волоков опять не понимал, язвит ли барон или и вправду интересуется. Кажется, барон язвил, сравнивая его ловлю ведьм с настоящим военным делом. Но Волков не собирался что-то скрывать или стесняться своих деяний.
– Я сжёг кучу ведьм в Хоккенхайме. – Твёрдо и спокойно сказал он.
– О! Видно, для этого потребовалось много мужества, – сказал барон, кажется, впечатлённый таким деянием.
Читать бесплатно другие книги:
