Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей Аберкромби Джо
– Спокойно, Ферро! – прошипел Юлвей, хватая ее за руку. – Ты ничем не можешь им помочь!
Девочка нагнулась и помогла старому рабу подняться на ноги. Кнут щелкнул снова, хлестнув по ним обоим. Раздался вопль боли. Кто это кричал – девочка или старик?
Или сама Ферро?
Она стряхнула с себя руку Юлвея и достала стрелу.
– Я убью этого подонка! – воскликнула она.
Солдат резко повернул голову в их сторону: он хотел знать, что происходит. Юлвей снова схватил Ферро за руку.
– И что потом? – прошипел он. – Даже если ты убьешь всех шестерых, что потом? У тебя есть пища и вода для сотни рабов? А? Ты же спасла их! А когда их хватятся? И найдут тела убитых охранников? Что тогда? Ты сможешь спрятать сотню рабов? Я не смогу!
Ферро уставилась в черные глаза Юлвея, скрежеща зубами и тяжело дыша. Она подумала, не попытаться ли еще раз убить его.
Нет.
Он прав, черт его побери. Медленно-медленно она запрятала свой гнев в глубь сердца – так глубоко, как только могла. Она убрала стрелу и снова повернулась к веренице пленников. Старый раб потащился дальше, и девочка двинулась следом за ним. Ярость грызла внутренности Ферро, словно голод.
– Эй, ты! – крикнул солдат, подталкивая коня ближе к ним.
– Ну вот, ты добилась своего! – шепнул Юлвей и низко поклонился охраннику. – Мои извинения, господин. Понимаете ли, мой сын немного…
– Заткнись, старик! – Солдат поглядел вниз на Ферро с седла. – Ну, парень, небось она тебе понравилась?
– Что? – прошипела она сквозь стиснутые зубы.
– Да не стесняйся ты! – засмеялся солдат. – Я же видел, как ты на нее смотрел!
Он повернулся к колонне.
– Эй! Попридержите-ка их! – крикнул он.
Рабы снова остановились. Солдат наклонился с седла и ухватил тощую девочку под мышку, грубо вытащив ее из колонны.
– Отличная девчонка, – произнес он, подтаскивая рабыню к Ферро. – Маловата, но уже готова. Чуток помыть, и будет отменная шлюха. Слегка прихрамывает, но это пройдет – просто мы их быстро гоним. Зубы хорошие… Покажи ему зубы, сука! – Девочка медленно разлепила растрескавшиеся губы, выполняя приказ. – Хорошие зубы. Ну, что скажешь, парень? Возьму за нее десятку золотом. Хорошая цена!
Ферро не сводила глаз с девочки. Та отвечала ей безразличным взором больших неживых глаз.
– Послушай, – продолжал солдат. – Она стоит вдвое больше, но никто ничего не заметит! Когда мы доберемся до Шаффы, я скажу, что она умерла по дороге. Никто не удивится, так случается часто! Я беру десять, и тебе остается десять. Все выигрывают!
Все выигрывают. Ферро подняла взгляд на охранника. Он стащил с себя шлем и вытирал пот со лба тыльной стороной ладони.
– Спокойно, Ферро, – прошептал Юлвей.
– Ну хорошо, восемь! – крикнул солдат. – Смотри, какая у нее улыбка! Улыбнись ему, сука! – Уголки рта девочки слегка дернулись вверх. – Ну вот, видишь! Восемь. Ты меня грабишь!
Кулаки Ферро сжались, ногти глубоко вошли в ладони.
– Спокойно, – повторил Юлвей.
– Зубы господни! Ты умеешь торговаться, парень! Семь, и это мое последнее слово! Семь, черт меня побери! – Солдат раздраженно махнул в воздухе шлемом. – Обращайся с ней получше, и через пять лет ее цена возрастет! Это отличное вложение денег!
Лицо солдата находилось в нескольких футах от Ферро. Она видела каждую крохотную каплю пота на его лбу, каждый волосок щетины на его щеках, каждый дефект, трещинку и пору на его коже. Она почти чувствовала его запах.
Настоящая жажда – это когда человек готов пить мочу, соленую воду или масло, не думая о последствиях, настолько велика его потребность в жидкости. Ферро видела это в Бесплодных землях. Сейчас она именно так жаждала убить охранника. Она бы растерзала солдата на части голыми руками, изорвала зубами его лицо. Желание было таким сильным, что Ферро почти не могла ему сопротивляться.
– Спокойно! – прошипел Юлвей.
– У меня нет денег, – услышала Ферро собственный голос.
– Ты мог сказать сразу, парень, и избавить меня от хлопот! – Солдат снова напялил свой шлем. – Впрочем, ты не виноват, что засмотрелся на нее. Девочка действительно хороша.
Нагнувшись, он ухватил рабыню и потащил обратно к остальным.
– В Шаффе за нее дадут двадцать! – прокричал он через плечо.
Колонна тронулась. Ферро не сводила глаз с девочки, пока рабы не исчезли за гребнем холма – спотыкающиеся, хромающие, ковыляющие в неволю.
Теперь она почувствовала холод. Холод и пустоту. Она жалела, что не застрелила охранника, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. Убийства помогали ей заполнить пустоту внутри, хотя бы на время. Именно так они действовали на нее.
– Я однажды шла в такой же колонне, – медленно проговорила Ферро.
Юлвей глубоко вздохнул:
– Знаю, знаю. Однако судьба выбрала и спасла тебя. Поблагодари ее, если умеешь.
– Ты должен был позволить мне убить его.
– Ох… – Старик неодобрительно щелкнул языком. – Кажется, ты готова убить весь мир! Есть в тебе хоть что-то, кроме жажды смерти, Ферро?
– Когда-то было, – пробормотала она. – Но они выбивают это кнутом. Хлещут тебя, пока не убедятся, что ничего не осталось.
Юлвей остановился и опять поглядел на нее с жалостью. Странно, но Ферро больше не сердилась на него.
– Мне жаль, Ферро. И тебя, и их. – Юлвей снова шагнул на дорогу, качая головой. – Но это лучше, чем смерть.
Мгновение она стояла и смотрела на пыль, что поднималась за шагающей вперед колонной рабов.
– Это то же самое, – прошептала она.
Больное место
Логен перегнулся через парапет, прищурился на утреннем солнце и стал рассматривать открывающийся отсюда вид.
Так же он стоял – теперь казалось, давным-давно – на балконе своей комнаты у Байяза. Однако то, что он видел с башни библиотеки, разительно отличалось от нынешнего зрелища. Сейчас – восход солнца над зубчатым ковром городских зданий, жара, ослепительно яркий свет и отдаленный шум. Тогда – прохладная и туманная долина, тихая, пустая и спокойная, как смерть. Логен помнил то утро; он помнил, как ощутил себя другим человеком. Сейчас он совершенно определенно чувствовал себя другим человеком – дураком. Маленьким, испуганным, уродливым и ничего не понимающим.
– Логен!
Малахус вышел на балкон и встал рядом с ним, улыбаясь солнцу и искрящейся бухте за городом, где уже быстро сновали лодки.
– Прекрасно, правда?
– Ну, если ты так считаешь… Но я не вижу ничего прекрасного. Все эти люди… – Логен поежился, ощущая пот на своей коже. – Здесь есть что-то неправильное. Этот город пугает меня.
– Пугает? Тебя?
– Постоянно.
Логен почти не спал с тех пор, как они прибыли сюда. В городе никогда не бывало по-настоящему темно и по-настоящему тихо. Слишком жарко, слишком тесно, слишком плохо пахло. Враги бывают ужасными, но с ними можно сражаться и избавиться от них. Их ненависть Логен понимал. Однако нельзя сражаться с безликим, не обращающим на тебя внимания, грохочущим городом, который ненавидит все.
– Для меня тут нет места. Я буду счастлив, когда мы уедем.
– Нам еще придется остаться здесь на время.
– Я знаю. – Логен глубоко вздохнул. – И поэтому собираюсь сойти вниз и посмотреть на Агрионт поближе. Я хочу выяснить о нем все, что смогу. Некоторые вещи просто необходимо делать, и лучше сделать их, чем жить в страхе перед ними. Так всегда говорил мой отец.
– Хорошие слова. Я пойду с тобой.
– Нет, не пойдешь! – раздался голос Байяза. Маг стоял в дверном проеме, гневно глядя на своего ученика. – Ты ничего не успел за последние несколько недель, это просто позор. Даже для тебя. – Он вышел вперед, на открытый воздух. – Пока мы бездействуем, ожидая милости его величества, я предложил бы тебе использовать эту возможность и продолжать обучение. Другой случай может представиться очень не скоро.
Малахус шмыгнул внутрь, не оборачиваясь. Он хорошо знал, что не стоит мешкать, когда учитель в таком настроении. Байяз утратил все свое благодушие, как только они прибыли в Агрионт. Логен его понимал – с ними обращались как с пленниками, а не как с гостями. Девятипалый мало знал об этикете и манерах, но нетрудно было угадать значение мрачных взглядов со всех сторон и стражи у дверей.
– Невозможно поверить, как вырос город, – проворчал Байяз, хмурясь на расстилающийся перед ним огромный город. – Я помню времена, когда Адуя походила на скопище лачуг, облепивших Дом Делателя, как мухи – свежее дерьмо. Тогда не было никакого Агрионта; не было даже Союза. В те дни они не вели себя так гордо, как сейчас, уверяю тебя. Они поклонялись Делателю, словно богу.
Он презрительно сплюнул. Логен проследил, как плевок перелетел через ров и исчез где-то среди белых зданий внизу.
– Я дал им все это, – прошипел Байяз.
Логен снова ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок – по-видимому, действовало недовольство старого мага.
– Я дал им свободу, и какую благодарность я получаю? Презрительные взгляды писарей, самодовольных мальчиков на побегушках?
Вылазка вниз, где царил дух подозрительности и безумия, уже казалась Логену счастливым избавлением. Он бочком пробрался к двери и нырнул обратно в комнату.
Если они действительно стали пленниками, то Логен не мог не признать: ему приходилось бывать и в более суровых тюрьмах. Здешняя круглая гостиная подошла бы и для короля – во всяком случае, по мнению северянина: тяжелые кресла темного дерева с изящной резьбой, толстые гобелены на стенах с изображениями лесов и сцен охоты. Бетод уж точно расположился бы в таких покоях как дома, но Логен чувствовал себя тут неуклюжим увальнем. Он ходил на цыпочках, опасаясь что-нибудь разбить. В центре комнаты на столике стоял высокий кувшин, разрисованный яркими цветами. Логен подозрительно покосился на него, пробираясь к выходу на длинную лестницу, что вела вниз, в Агрионт.
– Логен! – Байяз стоял в проеме двери, сдвинув брови. – Будь осторожен. Это место может показаться странным, а люди здесь еще более странные.
Вода пенилась и булькала, узкой струей вырываясь вверх из металлической трубы, вырезанной в виде рыбьего рта, и затем с плеском падала в широкую каменную чашу. Фонтан – так назвал эту штуку тот надменный молодой человек. Трубы проложены под землей, так он сказал. Логен представил себе подземные потоки, текущие прямо под ногами, подмывая само основание города. Такая мысль вызывала легкое головокружение.
Площадь была просторной – огромная равнина, выстланная плоскими камнями и окаймленная отвесными утесами белых зданий. Эти утесы украшались колоннами и резьбой, в них сверкали высокие окна, а внутри суетились люди. Сегодня, похоже, происходило что-то особенное: по периметру площади возводилось огромное наклонное сооружение из деревянных брусьев. Целая армия рабочих копошилась на нем, рубила и вбивала колья, перебрасываясь раздраженными криками. Повсюду громоздились горы досок и бревен, бочонки гвоздей, штабеля инструментов; их хватило бы, чтобы построить десять огромных залов, если не больше. Местами сооружение уже вознеслось довольно высоко над землей. Его вертикальные стояки взмывали в воздух, словно мачты огромных кораблей, и соперничали высотой с огромными зданиями позади.
Логен стоял, подбоченившись, и глазел на чудовищный деревянный скелет, чье назначение оставалось для него загадкой. Он обратился к низенькому мускулистому человеку в кожаном переднике, яростно пилившему доску:
– Что это такое?
– А? – Человек даже не поднял голову от работы.
– Вот это. Зачем оно?
Пила прошила дерево насквозь, обрезок с грохотом упал на землю. Доски прибавились к груде деревяшек, которая росла рядом с плотником, а сам он повернулся, с подозрением глянул на Логена и вытер пот с блестящего лба.
– Стойки для трибун. Сиденья.
Логен непонимающе уставился на рабочего. Как можно стоять и сидеть одновременно?
– Для турнира! – выкрикнул плотник прямо в лицо Девятипалому.
Логен медленно отступил назад. Чепуха. Бессмысленные слова. Он повернулся и поспешно удалился, стараясь держаться подальше от огромных деревянных конструкций и копошащихся на них людей.
Он набрел на широкий переулок, похожий на глубокое ущелье между нависающими белыми зданиями. По обеим сторонам лицом друг к другу стояли статуи размером гораздо больше настоящих людей. Они свысока сурово взирали на головы многочисленных прохожих, спешащих мимо. Лицо ближайшей статуи показалось Логену странно знакомым. Он подошел к изваянию, оглядел его сверху донизу и расплылся в ухмылке. Первый из магов набрал немного веса с той поры, как его высекли в камне. Должно быть, хорошо питался в своей библиотеке. Логен повернулся к маленькому человечку в черной шляпе, проходившему мимо с большой книгой под мышкой.
– Байяз, – произнес он, показывая на статую. – Мой друг!
Человечек испуганно посмотрел на Логена, потом на статую, затем снова на северянина и поспешил прочь.
Статуи возвышались с двух сторон по всей длине переулка. Короли Союза, как предположил Логен, располагались слева. Некоторые держали в руках мечи, свитки или крошечные корабли, у ног одного сидела собака, другой зажал под мышкой сноп пшеницы, но внешне они почти не различались. Все увенчаны одинаковыми высокими коронами, и все одинаково суровы. При взгляде на них и представить было невозможно, чтобы они хоть раз в жизни сказали или сделали глупость либо почувствовали необходимость сходить в сортир.
Логен услышал сзади тяжелый топот и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть того надменного молодого человека, что встречал их возле ворот: он несся вдоль улицы в мокрой от пота рубашке. Логен подивился, куда он так торопится, однако не собирался бежать следом по такой жаре. Здесь и так хватало загадок, требующих разрешения.
Переулок выходил на широкое зеленое поле. Казалось, какие-то гигантские руки нашли его где-то за городом и перенесли сюда, в пространство между высокими зданиями. Поле не походило ни на одну сельскую местность, когда-либо виденную Логеном. Трава расстилалась мягким гладким одеялом сочной зелени, подстриженная почти до корней. Здесь были цветы, но они росли рядами, кругами и прямыми линиями, составляя яркие разноцветные узоры. Пышные кусты и деревья были стиснуты, огорожены и острижены до неестественных форм. Была здесь и вода: по камням журчали ручейки, а большой плоский пруд по берегам был обсажен печального вида деревьями, склонившимися к воде.
Логен прошел через это место, хрустя сапогами по дорожке из маленьких серых камушков. Множество людей пришли сюда, чтобы насладиться солнцем. Они катались в лодочках на миниатюрном озере – тихо гребли и плавали по кругу без цели – или сидели на траве, ели и пили, болтали друг с другом. Одни показывали на Логена и что-то кричали, другие перешептывались или просто отворачивались.
Гуляющие выглядели весьма странно, особенно женщины. Бледные и бесплотные, они носили замысловатые платья, а волосы зачесывали вверх, укладывали в сложные прически, сплошь унизанные шпильками, гребнями и огромными перьями, и украшали бесполезными крошечными шляпками. Эти дамы походили на тот высокий кувшин в круглой комнате – слишком хрупкий, чтобы применить его для чего-нибудь полезного, и слишком разукрашенный. Но Логен так давно не видел женщин, что улыбнулся им радостно, надеясь сам не зная на что. Некоторые, похоже, при виде его испытали шок, другие в ужасе заахали. Логен вздохнул – старые чары никуда не делись.
Подальше, на другой широкой площади, Логен остановился, чтобы посмотреть на обучающихся солдат. На сей раз там оказались не голодранцы или женоподобные юнцы, а крепкие люди в тяжелых доспехах, с отполированными до зеркального блеска нагрудниками и ножными латами, с длинными копьями на плечах. Они стояли плотным строем почти неподвижно, как статуи, – четыре квадрата человек по пятьдесят.
По приказу низенького человека в красной куртке – вождя, как понял Логен, – все развернулись, опустили копья и двинулись вперед, дружно топоча тяжелыми сапогами. Одинаково одетые, одинаково вооруженные, шагающие в ногу… Да, это зрелище впечатляло: ощетинившиеся квадраты блестящего металла двигались размеренно, сверкая остриями копий, словно гигантские прямоугольные ежи с двумя сотнями ног. На большом плоском пространстве такое воинство, без сомнения, отразит нападение противника, если тот выстроится прямо напротив. А как пойдет дело на пересеченной скалистой местности, под моросящим дождем, в лесных зарослях – тут Логен сомневался. Люди быстро устанут под тяжестью доспехов, а если квадраты будут разбиты, что станут делать солдаты, привыкшие всегда действовать вместе? Смогут ли они сражаться в одиночку?
Логен побрел дальше, через широкие дворы и аккуратные садики, мимо журчащих фонтанов и горделивых статуй, по чистеньким улочкам и широким проспектам. Он поднимался и спускался по узким лестницам, пересекал мосты, перекинутые над потоками, над дорогами, над другими мостами. Он видел стражников в разнообразных роскошных мундирах возле сотни ворот, стен и дверей, и каждый из них оглядывал северянина с недобрым подозрением. Солнце всходило все выше, высокие белые здания проплывали мимо, а Логен наконец понял, что стер ноги и почти заблудился. Шея его заболела, потому что он постоянно задирал голову и смотрел вверх.
На месте оставалась лишь чудовищная башня: она вздымалась высоко-высоко над городом, и рядом с ней огромные здания казались крохотными. Она была видна отовсюду, ее всегда можно было заметить над верхушками крыш в отдалении. Логен медленно приближался к башне, пока не очутился в каком-то заброшенном тупике возле цитадели, в ее тени.
На краю заросшей лужайки, около большого ветхого строения – оно заросло мхом и плющом, а с его крутой проседающей крыши осыпалась черепица – стояла старая скамейка. Логен плюхнулся на нее, перевел дух и принялся разглядывать громадную массу там, над стенами, – черный силуэт, словно вырезанный в голубом небе, рукотворную гору из мертвых голых камней. Ни одно растение не цеплялось за эту глыбу, ни клочка мха не виднелось в щелях между огромными блоками. Дом Делателя, так назвал его Байяз, не походил ни на один из домов, знакомых Логену: без крыши, без единой двери или окна. Просто пучок мощных каменных столбов с острыми углами. Зачем понадобилось строить такую громадину? И кем, собственно, был сам мастер Делатель? Неужели все, что он сделал, – вот это гигантское, никому не нужное сооружение?
– Вы не возражаете, если я присяду?
Перед Логеном остановилась женщина – во всяком случае, ее он скорее назвал бы женщиной, чем тех странных бесплотных созданий в парке. Симпатичная темноволосая женщина в белом платье стояла и смотрела на него сверху вниз.
– Я? – переспросил он. – Нет, я не возражаю. Забавно, но больше никто не хочет со мной сидеть.
Она опустилась на дальний конец скамейки, оперлась локтями о колени и положила подбородок на руки, без интереса поглядывая вверх, на нависающую башню.
– Возможно, они вас боятся.
Логен проводил глазами человека, что спешил мимо со стопкой бумаг под мышкой, уставившись на северянина расширенными глазами.
– Я начинаю думать то же самое.
– Вы действительно выглядите немного… опасным.
– То есть страшным – вы ведь это слово искали?
– Я обычно нахожу слова, которые ищу. Я сказала – опасным.
– Что ж, внешность обманчива.
Она приподняла бровь и медленно окинула его взором сверху донизу:
– Так вы, наверное, мирный человек?
– Хм-м… не совсем.
Они сидели, искоса посматривая друг на друга. Женщина не казалась ни испуганной, ни высокомерной, ни даже просто любопытствующей.
– Почему вы не боитесь? – спросил Логен.
– Я родом из Инглии и знаю ваших людей. Кроме того, – она положила голову на спинку скамьи, – больше никто не станет разговаривать со мной. Я отчаянная.
Логен покачал обрубком своего среднего пальца взад и вперед, стараясь отогнуть его как можно дальше.
– Да, похоже на то. Я Логен.
– Хорошо вам. А я никто.
– Каждый человек – кто-то.
– Только не я. Я никто. Я невидима.
Логен нахмурился и посмотрел на нее: она сидела вполоборота к нему, в лучах солнца, откинувшись на спинку скамьи. Ее длинная гладкая шея была вытянута, грудь мягко вздымалась и опускалась.
– Я вас вижу, – возразил он.
Она повернула к нему голову:
– Вы… вы джентльмен.
Логен фыркнул. Кем только его ни называли в свое время, но только не так. Однако женщина не разделяла его веселья.
– Я здесь чужая, – сказала она.
– Как и любой из нас.
– Да. Но это мой дом. – Она поднялась со скамьи. – До свидания, Логен.
– Прощай, никто.
Она повернулась и медленно пошла прочь. Логен смотрел ей вслед, качая головой. Байяз прав: место это странное, но люди здесь еще более странные.
Логен проснулся, болезненно дернувшись, моргнул и повел дикими глазами вокруг себя. Темно. Нет, не совсем темно, конечно, поскольку здесь всегда слабо отсвечивали огни города. Послышался какой-то звук, но теперь все стихло. Жарко. Жарко, тесно и невыносимо душно, несмотря на липкий сквознячок от открытого окна. Логен простонал, откинул влажное одеяло, смахнул с груди пот и вытер руки о стену позади себя. Свет раздражал его даже через сомкнутые веки. И это была не худшая из проблем. Хочешь сказать про Логена Девятипалого – скажи, что ему надо отлить.
К несчастью, в этом месте никто не мог просто пописать в горшок. Зато здесь имелась специальная штука вроде плоского деревянного уступа с дыркой, помещавшаяся в отдельной маленькой комнатке. Логен заглянул в ту дырку в первый день, когда они прибыли сюда, недоумевая, для чего она может предназначаться. Там было очень глубоко и плохо пахло. Малахус потом объяснил ему это бессмысленное варварское изобретение: туда надо садиться – прямо на жесткое дерево, чтобы неприятный сквозняк обдувал твои яйца. Такова уж цивилизация, насколько мог понять Логен: людям нечем заняться, и они выдумывают способы сделать простые вещи сложными.
Он выбрался из постели и двинулся в ту сторону, где, как он помнил, была дверь. Он нагнулся вперед и ощупывал руками воздух перед собой: слишком светло, чтобы спать, но слишком темно, чтобы толком что-то разглядеть.
– Долбаная цивилизация, – пробормотал он, возясь с защелкой на двери.
Наконец, осторожно ступая босыми ногами, он выскользнул в большую круглую комнату между спальнями.
Там было прохладно. Голая кожа обрадовалась холодному воздуху после влажной жары в спальне. Почему он не лег спать здесь вместо этой духовки в спальне? Не вполне очнувшись от мучительной сонной одури, Логен щурился на тонувшие в тени стены и пытался вычислить, какая из дверей ведет к дыре для опорожнения. При его везении можно ненароком вломиться в спальню Байяза и помочиться на первого из магов. Подходящее дело, чтобы улучшить дурное настроение волшебника.
Логен шагнул вперед и с грохотом ударился обо что-то – врезался ногой в угол стола. Выругавшись, схватился за ушибленную голень и тут вспомнил про кувшин. Он нырнул вперед и едва успел поймать уже падающую посудину за край. Теперь глаза Логена немного приспособились к полумраку, и он даже слабо различал цветы, нарисованные на холодной блестящей поверхности. Он хотел поставить кувшин обратно на стол, как вдруг его осенило. Зачем идти куда-то, когда под рукой есть отличный горшок? Логен огляделся по сторонам, пристроил кувшин в подходящее положение… и застыл.
Он был не один.
Высокая стройная фигура, неотчетливая в полумраке. Логен едва различал длинные волосы, развевавшиеся на сквозняке из раскрытого окна. Он напряг глаза, вглядываясь в темноту, но не смог рассмотреть лица.
– Логен…
Женский голос, тихий и нежный. Однако Логену совсем не понравилось его звучание. В комнате было холодно, очень холодно. Он крепче сжал кувшин.
– Кто ты? – гаркнул он неожиданно громко в мертвой тишине.
Что это, сон? Он потряс головой, стиснул в руке кувшин – нет, все реально. До ужаса реально.
– Логен…
Женщина беззвучно придвинулась ближе к нему. Тусклый свет из окна позволил увидеть сбоку ее лицо: белая щека, залитая тенью глазница, уголок рта. Затем все опять кануло во тьму.
В ней было что-то знакомое… Логен отчаянно рылся в памяти и пятился назад, не отводя глаз от женского силуэта и держась так, чтобы между ними все время оставался стол.
– Чего ты хочешь?
В его груди было ощущение холода, предчувствие беды. Он знал, что должен крикнуть, позвать на помощь, разбудить остальных, но зачем-то ему требовалось узнать, кто здесь. Ему нужно знать… Воздух стал леденящим. Логен уже видел собственное дыхание, клубящееся перед лицом. Его жена мертва, он знал это; мертва, и ее холодное тело вернулось в грязь много лет назад, далеко отсюда. Он сам видел деревню, сожженную дотла и заваленную трупами. Его жена мертва… однако…
– Телфи? – прошептал он.
– Логен…
Ее голос! Ее голос! Логен раскрыл рот. Она протянула к нему руку через полосу света, падавшего из окна. Бледная рука, бледные пальцы, длинные белые ногти… В комнате стоял холод, ледяной холод.
– Логен!
– Ты мертва!
Логен поднял кувшин, чтобы разбить его о голову женщины. Рука потянулась к нему, широко разведя пальцы…
Внезапно в комнате стало светло, как днем. Еще светлее. Сверкающий, ослепительный свет. Смутные контуры дверей и мебели превратились в жесткие белые кромки и черные тени. Логен плотно стиснул веки, прикрыл глаза рукой, вскрикнул, отшатнулся к стене. Раздался оглушительный треск, похожий на грохот обвала; разрывающийся, раскалывающийся звук, словно падало огромное дерево. Комнату заполнила вонь горящей древесины. Логен приоткрыл один глаз и посмотрел через щелку между пальцами.
Комната странно изменилась. Она снова погрузилась в темноту, но не такую густую, как прежде. Свет просачивался внутрь через огромную рваную дыру в стене – там, где раньше было окно. Два кресла исчезли, третье балансировало на трех ножках, а обломок четвертого слабо светился и дымился, словно сук, долго горевший в костре. Стол, который мгновение назад стоял прямо перед Логеном, валялся в другом конце комнаты, расколотый пополам. Часть потолка рухнула, оторвавшись от стропил, пол был завален кусками камня и штукатурки, обломками дерева и осколками стекла. От странной женщины не осталось и следа.
Байяз в ночной рубашке, хлопавшей его по толстым икрам, нетвердыми шагами пробрался по руинам к зияющей дыре в стене и выглянул в ночную тьму.
– Его больше нет.
– Его? – Логен уставился в дымящееся отверстие. – Она знала мое имя…
Волшебник доковылял до единственного уцелевшего кресла и рухнул в него, вымотанный до предела.
– Скорее всего, это был едок, посланный Кхалюлем.
– Кто? – переспросил в замешательстве Логен. – Посланный кем?
Байяз вытер пот с лица.
– Ты, кажется, говорил, будто не хочешь знать.
– Верно.
Этого Логен не мог отрицать. Он почесал подбородок и поглядел в дыру на рваный кусок ночного неба, гадая, не пора ли переменить свое отношение к событиям. Но было уже поздно: в дверь отчаянно заколотили.
– Открой, ладно?
Логен пробрался сквозь хаос обломков на полу и отодвинул засов. В комнату, оттолкнув его плечом, ворвался рассерженный стражник со светильником в одной руке и обнаженным мечом в другой.
– Я слышал шум!
Свет его лампы скользнул по обломкам, добрался до рваного края выдранной штукатурки, до вывороченных камней и бездонного ночного неба в проеме.
– Мать твою… – прошептал стражник.
– К нам явился незваный гость, – буркнул Логен.
– Аа… Я… Я должен уведомить… – Стражник выглядел совершенно сбитым с толку. – Уведомить кого-нибудь…
Он попятился к двери, наткнулся на рухнувшую балку и чуть не упал. Логен слышал, как его сапоги загрохотали вниз по лестнице.
– Что такое едок? – спросил Девятипалый.
Ответа не последовало. Волшебник уже спал, его глаза были закрыты, на лице застыло суровое выражение, грудь мерно вздымалась. Логен опустил глаза и с удивлением обнаружил, что до сих пор сжимает в правой руке кувшин, изящный и хрупкий. Он осторожно расчистил место на полу и поставил посудину среди обломков.
Одна из дверей с шумом распахнулась, и сердце Логена подпрыгнуло. Но это был всего лишь Малахус, испуганно озиравшийся вокруг. Волосы на голове ученика торчали дыбом.
– Какого… – Он пробрался к дыре и боязливо выглянул в ночную темноту. – Черт!
– Малахус, что такое едок?
Тот резко повернул голову и посмотрел на Логена. Лицо ученика мага было воплощением ужаса.
– Запрещено, – прошептал он. – Запрещено поедать человеческую плоть…
Вопросы
Глокта торопливо заталкивал в рот овсянку в надежде съесть хотя бы половину, прежде чем каша начнет проситься обратно. Он глотал, давясь и содрогаясь. Наконец он отодвинул от себя миску, словно само ее наличие унижало его.
«Собственно, так оно и есть».
– Надеюсь, у тебя что-то важное, Секутор, – проворчал он.
Практик поднял руку и отвел назад падавшие на лицо сальные волосы.
– Зависит от того, что вы называете важным, – ответил он. – Это насчет наших магических друзей.
– Ах да, первый из магов и его храбрые спутники! И что с ними такое?
– Прошлой ночью в их покоях была тревога. Они говорят, что к ним кто-то вломился. Произошла какая-то схватка или что-то в этом роде. Кажется, нанесен какой-то ущерб.
– Кто-то вломился? Какая-то схватка? Какой-то ущерб? – Глокта неодобрительно покачал головой. – Кажется? Мне кажется, этого для нас недостаточно, Секутор.
– На сей раз придется удовлетвориться тем, что есть. Стражник не сумел рассказать подробностей. На мой взгляд, он чертовски встревожен. – Секутор погрузился в кресло еще глубже, подняв плечи до самых ушей. – Кому-нибудь все равно надо разузнать про это дело, так почему бы и не нам? Попробуем рассмотреть их с близкого расстояния. Возможно, зададим несколько вопросов.
– Где они сейчас?
– Вам понравится: они в Цепной башне.
Глокта угрюмо насупился, убирая языком остатки овсянки с беззубых десен.
«Ну конечно. Еще и на самом верху, могу поклясться! Сплошные ступеньки».
– Что-то еще?
– Северянин вчера отправился прогуляться, ходил кругами по всему Агрионту. Мы, конечно, наблюдали за ним. – Практик фыркнул и поправил маску. – Уродливый ублюдок.
– А, наш печально знаменитый северянин! И что, совершал ли он какие-нибудь бесчинства? Изнасилования, убийства, что-нибудь еще в этом роде? Может, поджег несколько зданий?
– Да честно говоря, не особо. Целое утро – сплошная скука для тех, кто следил. Он только бродил и глазел вокруг. Поговорил с парой человек.
– Что за люди?
– Ничего особенного. Один из плотников, что строят помосты для турнира. Какой-то служащий, проходивший по аллее Королей. Еще девчонка возле Университета – с ней он говорил подольше.
– Девчонка?
Глаза Секутора ухмыльнулись.
– Точно, и прехорошенькая. Как же ее зовут? – Он защелкал пальцами. – Я же узнал ее имя… Ее брат служит в Собственных Королевских… Вест! Фамилия – Вест.
Читать бесплатно другие книги:
