Карта дней Риггз Ренсом
– Сядьте, мистер Портман…
– Нет! Я не стану жить в сумасшедшем доме! Я не отдам мою семью во власть этого безумия!
– Все может получиться, говорю тебе… – начал я.
Отец подлетел ко мне, и я даже успел подумать, что он меня сейчас ударит. Но он остановился.
– Я тоже сделал выбор, Джейкоб. Уже давно. А теперь ты, судя по всему, сделал свой.
Мы стояли почти вплотную; папа был весь красный и тяжело дышал.
– Я все еще твой сын, – прошептал я.
Зубы его были крепко сжаты, но губы дрогнули, словно он хотел еще что-то сказать. Но нет. Отец развернулся, проследовал в угол и снова сел в кресло, обхватив руками голову. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только его неровным дыханием.
– Скажи, чего ты хочешь, – сказал я наконец.
Он поднял голову, но на меня не взглянул. Прижал палец к виску.
– Давайте, – хрипло произнес он. – Стирайте. Вы ведь и так собирались это сделать.
На меня обрушилось отчаяние.
– Если ты не хочешь… Если думаешь, что…
– Я этого хочу, – сказал он, глядя на мисс Сапсан. – Только на сей раз доделайте работу до конца.
Он откинулся на спинку и обмяк. Казалось, свет в его глазах погас. Мисс Сапсан посмотрела на меня. Онемение медленно накрыло меня волной, от макушки до пяток. Я кивнул.
И вышел из комнаты.
Эмма перехватила меня, когда я бежал вниз по лестнице.
– Все хорошо? Я не слышала, что у вас там произошло…
– Я в порядке, – бросил я.
Ни в каком порядке я не был, но пока еще не понимал, как об этом говорить.
– Джейкоб, пожалуйста, поговори со мной.
– Не сейчас.
Мне срочно надо было остаться одному. Если точнее, мне нужно было поорать в окно быстро едущего автомобиля, пока не кончится дыхание.
Она отпустила меня. Я не оглянулся: не хотел видеть выражения ее лица. Я промчался мимо прикорнувшей на кушетке мамы, мимо друзей, сбившихся в нервный, шепчущийся клубок. Выхватив ключи из деревянной чаши на кухонной стойке, я кинулся в гараж и нажал на кнопку у двери. Дверь издала болезненный скрежещущий стон и честно попыталась открыться, но задний бампер машины так основательно в ней застрял, что мгновение спустя она сдалась и затихла.
Я выругался и пнул ближайшее, что попалось под ногу. Это оказался толстый старый телевизор, засунутый под рабочий верстак. Моя босая нога провалилась внутрь, осколки пластика полетели во все стороны. Ступня онемела, наверняка останется порез. Я резко выдернул ногу обратно, похромал через боковую дверь во двор и принялся орать на деревья. Узел кипящей ярости в груди немножко ослаб.
Я обогнул дом и, пройдя через лужайку на заднем дворе, спустился на наш маленький, выбеленный солнцем причал, выходивший на залив. Яхты у родителей не было и каноэ тоже. Причалом я пользовался только с одной целью: сидеть мрачно в самом конце, опустив ноги в коричневую воду, и думать о всяких неприятных вещах. Именно этим я сейчас и занялся. Через пару минут по доскам сзади простучали шаги. Я уже был готов развернуться и рявкнуть, чтобы они – кто бы там на самом деле ни был – проваливали к черту, но ее выдала слегка неровная походка. Я не мог заставить себя нагрубить мисс Сапсан.
– Осторожнее, там гвозди торчат, – сказал я, не оборачиваясь.
– Благодарю, – отозвалась она. – Могу я присесть?
Я пожал плечами, не отрывая глаз от воды. Вдалеке прошла лодка.
– Все готово, – сказала она. – Твои родители пребывают в восприимчивом состоянии и готовы к внушению. Мне нужно знать, что им сказать.
– Мне все равно.
Несколько секунд прошло в молчании. Мисс Сапсан села на причал рядом со мной.
– Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, – сказала она, – у меня с моими родителями было что-то наподобие этого.
– Мисс Сапсан, я правда сейчас не хочу говорить.
– Значит, будете слушать.
Иногда спорить с мисс Сапсан было просто невозможно.
– На несколько лет я уехала в Академию имбрин мисс Шилоклювки, – начала она. – Но в какой-то момент я вспомнила, что у меня все еще есть мать и отец, и, наверное, будет здорово снова их повидать. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я встала на крыло и была довольно бесцеремонно изъята из родного дома, и я подумала, что они, возможно, увидят меня теперь в несколько ином свете – как личность, как дочь, наконец, – а не просто как какую-то мерзкую ошибку природы.
Родителей я нашла в лачуге на самом краю деревни. Их выселили туда из-за меня. Даже родственники, и те отказывались теперь знаться с ними: все верили, что они пособники дьявола. Я попробовала как-то задобрить их… – они все еще любили меня, но куда больше боялись. Кончилось тем, что мать прокляла тот день, когда я появилась на свет, а отец прогнал меня из дому раскаленной кочергой. Много лет спустя я узнала, что они умерли: набрали камней в карманы и ушли в море.
Она вздохнула. Налетел ветерок и на секунду развеял летний зной. Казалось почти невозможным, чтобы такой мир, как она описывает, мог существовать рядом с этим.
– Мне ужасно жаль, что это с вами случилось, – сказал я.
– Наши близкие часто не в силах пережить правду, – ответила она.
Я подумал об этом немного и вдруг рассердился.
– Час назад вы говорили совсем другое. Вы сказали, что ради правды стоит попытаться, или что-то в этом роде.
Она досадливо поерзала, отряхнула песок с колен.
– Я подумала, что должна дать вам шанс.
– Зачем? – мой голос начал предательски забирать вверх.
– Не мое дело учить вас, как быть сыном ваших родителей.
– Насколько я понимаю, родителей у меня больше нет.
– Не говорите так, – осадила меня она. – Я знаю, они наговорили вам ужасных вещей, но нельзя же…
Я вдруг встал и спрыгнул в море.
Я задержал дыхание и остался под водой, надеясь, что тьма и внезапный холод смоют мысли прочь: он знать тебя не хочет… Он предпочел все забыть, лишь бы не знать тебя…
И тогда я закричал в мутные илистые глубины, и кричал, пока у меня действительно не кончилось дыхание.
Когда я вынырнул футах в двадцати от пристани, мисс Сапсан стояла на ногах, готовясь нырять за мной.
– Джейкоб! Ты…
– Я в порядке, в порядке.
Тут было так мелко, что я легко мог достать до дна.
– Я же сказал, что не хочу разговаривать.
– Сказал.
Она стояла на причале, а я – в море, по пояс в воде, утопая ступнями в иле. Мелкая рыбешка пощипывала меня за ноги.
– Я сейчас кое-что скажу, – сообщила она. – И имейте в виду, устраивать припадки в ответ не разрешается.
– Отлично.
– Я понимаю, что прямо сейчас вам эта идея категорически не понравится, но, поверьте, потом вы горько пожалеете, если сейчас откажетесь от этой своей нормальной жизни.
– Какой еще жизни? У меня здесь нет друзей. Мои родители боятся и стыдятся меня.
– Зато ваши родители живы, чего большинство из нас сказать не может. И они уже не помнят того, что случилось пять минут назад.
– Зато я помню. И я не собираюсь всю оставшуюся жизнь притворяться, что я не тот, кто на самом деле. Если такова цена за то, чтобы быть их сыном, оно того не стоит.
На мгновение мне показалось, что она сейчас закричит на меня, но мисс Сапсан проглотила так и не сорвавшиеся с губ слова.
– Я никогда не утверждала, что странным и особенным быть легко, – сказала она, помолчав. – Быть одним из нас – у этого много неприятных и трудных сторон. И, возможно, самая трудная – это научиться взаимодействовать с миром людей, которые тебя не понимают и не хотят понимать. Многие считают это невыносимым и уходят жить в петли. Но для вас, мистер Портман, я такого будущего никогда не видела. У вас есть уникальный дар, и я сейчас не о пусттах говорю. Вы – своего рода оборотень, Джейкоб, способный легко переходить из одного мира в другой. Вам не суждено жить привязанным только к одному дому, только к одной семье. Их у вас будет много – как у вашего дедушки.
Я посмотрел вверх: там проплыл пеликан. При каждом взмахе его крыльев раздавалось негромкое «ффух». Я попробовал представить себе жизнь дедушки: большую ее часть он провел в паршивом маленьком домишке на краю болота. Жена и дети едва его знали. Год за годом он рисковал жизнью, сражаясь за странное дело, а наградой в конце жизни… наградой ему стало отношение окружающих как к выжившему из ума старому чудаку.
– Я не хочу быть похожим на деда. Я не хочу такой жизни.
– У тебя такой и не будет. Ты проживешь свою. Как насчет школы?
– Не уверен, что вы меня слушали. Я больше не хочу… – я отвернулся, раскинул пошире руки и проорал в водную даль: – ВСЕГО! ЭТОГО! ДЕРЬМА!
С красным лицом я повернулся обратно.
– Вы закончили? – спокойно спросила она.
– Да, – тихо ответил я.
– Хорошо. Теперь, когда вы полностью проинформировали меня о том, чего в не хотите… поведайте, чего же вы хотите.
– Я хочу помогать единственным людям в мире, которым действительно есть до меня какое-то дело. Странным. Особенным. И я хочу делать что-то важное. Что-то большое.
– Что ж, очень хорошо, – она нагнулась и протянула мне руку. – Можете начать прямо сейчас.
Я дал ей свою, и она подняла меня на пристань.
– У меня есть для вас работа чрезвычайной важности, которую не может выполнить никто в странном мире – кроме вас, – сказала она, когда мы уже шли к дому.
– О’кей. И что это за работа?
– Детям нужна современная одежда. Мне нужно, чтобы вы сходили с ними по магазинам.
– По магазинам?! – я даже остановился. – Да вы, должно быть, шутите.
Она повернулась ко мне. Ее лицо абсолютно ничего не выражало.
– И не думала.
– Я сказал, что хочу делать что-то важное! В странном мире!
Она сделала шаг ко мне и оказалась совсем близко. Ее голос был тихим, но напряженным.
– Я уже говорила об этом раньше, но, видимо, не помешает повторить. Для будущего того мира необычайно важно, чтобы дети научились ориентироваться в этом. И научить их не сможет никто, кроме вас, Джейкоб. Кому еще я могу поручить эту работу? Те, кто десятилетиями жил в петлях, ничего не знают о современной реальности – да они бы даже улицу перейти не смогли! А те, кто в свое время не ушел в петли, либо уже очень стары, либо совсем молоды и такие же новички в странном мире, как мы – здесь.
Она схватила меня за плечи и крепко их сжала.
– Я все знаю. Вы очень рассержены, вы хотите уйти. Но я прошу вас остаться еще ненадолго. Думаю, я знаю способ, как вам здесь существовать, – только время от времени, когда сами захотите, – параллельно делая важнейшую работу с нами, в петлях.
– Да? – скептически отозвался я. – И что же это за способ?
– Дайте мне время до… – она достала из кармана брюк часы и посмотрела на них. – До наступления ночи. Тогда вы все узнаете. Годится?
Первым делом я подумал, что это как-то связано с Панпитликумом в Дьявольском Акре, но ближайшая петля, которой они воспользовались, чтобы добраться сюда прошлой ночью, находилась в нескольких часах от дома, посреди болота. В любом случае мотаться туда-сюда, как житель пригорода – в город на работу, мне совершенно не улыбалось.
Я твердо хотел оставить все это позади. Уехать и не возвращаться. Но мисс Сапсан просто так «нет» не скажешь, и к тому же я обещал помочь друзьям хоть немного познакомиться с настоящим. Брать такое обещание назад было бы как-то неправильно.
– Ладно, – сказал я. – Сегодня вечером.
– Превосходно.
Она уже собиралась уходить, как вдруг что-то вспомнила.
– О, пока не забыла, – вытащив конверт из другого кармана, она протянула его мне. – На покупки.
Я заглянул внутрь: конверт был битком набит пятидолларовыми купюрами.
– Этого будет достаточно?
– Гм… Да, думаю, будет.
Она элегантно кивнула и направилась к дому, оставив меня с конвертом в руке и слегка ошеломленного.
– Столько дел, столько дел, – бормотала она на ходу, потом крикнула мне через плечо: – Сегодня вечером!
И подняла указательный палец вверх.
Глава третья
Поскольку родительский трехдверный седан мог вместить только половину группы, нам пришлось отправиться по магазинам в две смены. В первую входила Эмма, потому что я всегда оказывал ей особое внимание и не собирался этого скрывать; Оливия – потому что она была веселая, а я сейчас не отказался бы чуть-чуть повеселиться; Миллард, потому что он все равно не оставил бы меня в покое, и Бронвин, потому что только она смогла бы открыть застрявшую гаражную дверь. Хью, Горацию, Еноху и Клэр я пообещал, что приеду за ними через пару часов. Правда, Гораций все равно заявил, что обзаводиться новой одеждой не собирается.
– В тот день, когда деним стал приемлем для повседневного ношения, – сказал он, искоса глядя на меня, – современная мода полностью утратила мое доверие. Подиум сейчас выглядит, как сборище бродяг.
– Тебе нужна новая одежда, – возразила Клэр. – Так сказала мисс Сапсан.
– Мисс Сапсан сказала, мисс Сапсан сказала, – Енох сердито посмотрел на нее. – Ты похожа на заводную игрушку.
Мы оставили их препираться сколько душе угодно, а сами отправились в гараж. С помощью некоторого количества скотча, проволоки и точечной сварки (осуществленной Эммой) мы сумели навесить обратно водительскую дверь. Она все равно не открывалась и не закрывалась, но с четырьмя дверями шансов, что к тебе придерутся любопытные полицейские, все-таки меньше, чем с тремя. Закончив ремонт, мы набились внутрь и уже через минуту катили в тени баньянов по улице, бежавшей вдоль хребта Нидл-Ки. По обе стороны возвышались большие дома, между ними проглядывало море. Мои друзья впервые увидели столько этого мира при свете дня. Они молча впитывали открывшееся им зрелище: девочки прилипли к окнам сзади; дыхание Милларда туманило стекло с пассажирской стороны. Я попробовал представить себе, как все выглядит для них – эти пейзажи, для меня давным-давно ставшие почти невидимыми. К югу остров сделался же, большие особняки уступили место домам поменьше, а те в свою очередь – россыпи приземистых многоквартирных муравейников родом из семидесятых, чьи названия были написаны на аляповатых табличках: «Полинезийские острова», «Райские берега», «Остров фантазии». В коммерческой зоне красок стало больше: лавки с розовыми крышами, торговавшие всякой всячиной – от крема против загара до чехлов на пивные банки; ярко-желтые магазинчики рыболовных принадлежностей; риелторские офисы под полосатыми навесами. И, разумеется, бары – ряды бамбуковых факелов пляшут, двери так и летают туда-сюда, пропуская морской бриз внутрь и скрипучие трели караоке, слышные до самого моря, наружу. Ехать тут было можно только со скоростью ледника, а дорога так была запружена пьяными от солнца пляжниками, что ничего другого не оставалось, кроме как петь. За всю мою жизнь здесь ровным счетом ничего не изменилось. Словно в пьесе, которая идет на сцене уже который год, можно было выставлять часы по движениям актеров и смене декораций: вот европейские туристы, красные как лобстеры, вянут в тени капустных пальм, хоть эти пальмы толщиной с карандаш; вон рыбаки выстроились, как постовые, вдоль моста: поля шляп и животы обвисли, удочки заброшены на мелководье, рядом – переносные холодильники.
Оставив остров позади, мы взлетели над заливом, сверкающим в лучах солнца. Шины мерно жужжали по металлическим решеткам моста. Спустившись на «Большую землю», мы оказались в архипелаге мини-моллов и шопинг-центров, окруженных океанами парковок.
– Какой странный пейзаж, – заметила Бронвин, нарушая затянувшуюся тишину. – Почему из всей Америки Эйб решил поселиться именно здесь?
– Флорида раньше была одним из лучших мест, где могут спрятаться странные, – объяснил Миллард. – Так, во всяком случае, было до пусттных войн. Здесь зимовали передвижные цирки: вся середина штата – гигантское бездорожное болото. Говорили, что любой чужак, каким бы странным он ни был, может найти здесь себе место – или исчезнуть.
Мы оставили позади бежевый центр города и устремились в захолустье. Мимо закрытого стокового центра, мимо недостроенного жилого квартала, медленно сдающегося под напором подлеска, – за всем этим вставал самый огромный из всех мегамаркетов. Туда-то мы и направлялись.
Я свернул на Пайни-Вудс-роуд – коридор длиной в милю, вдоль которого столпились все городские дома престарелых, трейлер-парки для тех, кому больше пятидесяти пяти, и кварталы для пенсионеров. По обеим сторонам улицы выстроились билборды, без обиняков рекламировавшие больницы, клиники неотложной помощи и кладбища. Все в городе звали Пайни-Вудс-роуд «Дорогой на небеса».
Увидев большой знак с изображением круга из сосен, я начал тормозить, но в себя пришел, только когда уже повернул: в шопинг-центр, куда мы направлялись, можно было доехать несколькими разными способами, но привычка привела меня именно на этот маршрут. Я отвлекся и машинально повернул к Сркл-виллидж – району, где жил дедушка.
– Упс, не туда, – проворчал я, остановился и сдал на попятный.
Но не успели мы развернуться и опять выехать на дорогу, как заговорила Эмма.
– Подожди минутку, Джейкоб. Погоди.
Моя рука замерла на рычаге переключения передач, а по всему телу прокатилась легкая волна ужаса.
– Да?
Эмма огляделась, вытянув шею, чтобы посмотреть в заднее окно.
– Здесь же раньше жил Эйб, да?
– Да.
– Ой, правда? – воскликнула Оливия, нагибаясь между водительским и пассажирским сиденьем.
– Я свернул случайно, – сказал я. – Ездил сюда так много раз… просто мышечная память сработала.
– Как интересно, – заявила Оливия. – Можем мы тут осмотреться?
– Извините, сегодня на это никак нет времени.
Я украдкой бросил взгляд на Эмму в зеркало заднего вида. Мне было видно только ее затылок: она развернулась и глядела в заднее окно на пост охраны у въезда в квартал.
– Но мы ведь уже здесь, – возразила Оливия. – Помните, мы же всегда говорили, как было бы хорошо сюда заехать? Неужели вам не интересно, в каком доме он жил?
– Нет, Оливия, – возразил Миллард. – Это плохая идея.
– Ага, – поддакнула Бронвин и качнула головой в сторону Эммы. – Может, в другой раз.
До Оливии наконец-то дошел намек.
– Ох. Да. Знаете, мне вообще-то тоже не хочется…
Я включил поворотник и уже собирался выехать обратно на дорогу, когда Эмма посмотрела, наконец, на меня.
– Я хочу заехать. Хочу посмотреть его дом.
– Правда? – удивился я.
– Ты уверена? – осторожно спросил Миллард.
– Да, – она нахмурилась. – И не надо так на меня смотреть.
– Так – это как? – не понял я.
– Как будто я с этим не справлюсь.
– Никто такого не говорил, – запротестовал Миллард.
– Зато вы это думали.
– А как же покупка одежды? – я все еще надеялся увильнуть.
– Думаю, мы должны принести ему дань уважения, – твердо сказала Эмма. – Это важнее одежды.
Идея устроить им экскурсию в полупустой дом Эйба выглядела совершенно нездоровой, но отказывать сейчас было бы жестоко.
– Ну, ладно, – нерешительно сказал я. – Только на минуточку.
Для всех остальных это наверняка был просто вопрос любопытства – узнать, каким стал Эйб после того, как покинул их петлю. Но для Эммы – очевидно нечто большее. Я знал, что с самого прибытия во Флориду она думает о моем дедушке. Долгие годы она пыталась представить себе, как и где он живет, собирая картинку его жизни в Америке по отдельным письмам. Долгие годы она мечтала о том, как навестит его, – и вот, оказавшись наконец здесь, не могла выбросить эту идею из головы. Я прямо чувствовал, как она старается сделать это и снова терпит поражение. Слишком долго она грезила – о нем, об этом месте, и теперь мне было ново и тревожно ощущать, как дедушкин призрак маячит между нами в самые личные и интимные моменты.
Возможно, увидев место, где он жил – и умер, – она наконец сможет даровать прошлому покой.
Я уже много месяцев не был дома у дедушки – с тех пор, как мы с папой уехали в Уэльс. С тех давних времен, когда я еще ничего не знал.
Из всех сюрреалистических эпизодов, случившихся с того момента, когда ко мне в гости вдруг завалились друзья, ни один не был больше похож на сон, чем вот эта поездка по извилистой дороге через сонную дедушкину деревню в одной машине именно с теми людьми, на поиски которых дед меня и отправил. Как мало здесь все изменилось! Тот же охранник пропустил нас через ворота – физиономия его была призрачно-белой от солнцезащитного крема. Те же газонные гномики, пластмассовые фламинго и ржавеющие почтовые ящики в форме рыбы. И дома за всем этим – совершенно одинаковые, как ячейки в коробочке с выцветшей пастелью. Те же угловатые привидения медленно раскатывали на своих ортопедических трехколесных велосипедах между площадкой для шафлборда и общественным клубом. Словно и это место тоже застряло во временной петле.
Может быть, это-то дедушке в нем и нравилось.
– Какое скромное местечко, – заметил Миллард. – Никому бы и в голову не пришло, что тут живет знаменитый охотник на пустт, это уж точно.
– Уверена, он его специально выбрал, – сказала Эмма. – Эйбу приходилось держаться незаметно.
– Пусть даже и так, но я ожидал чего-то более… величественного.
– А я считаю, что тут мило, – сказала Оливия. – Маленькие домики, и все в один ряд. Жалко только, что после всех этих лет, когда мы ждали возможности нанести Эйбу визит, некому больше выйти нам навстречу.
– Оливия! – прошипела бдительная Бронвин.
Оливия поглядела на Эмму и понурилась.
– Все в порядке, – легко сказала Эмма, но тут я поймал ее взгляд в зеркале заднего вида, и она быстро отвела глаза.
Уж не для того ли она захотела приехать сюда, чтобы доказать мне что-то? Что она пережила это чувство и старые раны больше не болят?
А потом я завернул за угол, и перед нами оказался дом – невзрачный, как обувная коробка, в самом конце заросшего тупика.
Вдоль всей Морнингберд-лейн дома выглядели какими-то слегка заброшенными – большинство соседей уехали на север на лето, – но дом Эйба казался хуже всех: газон совершенно зарос, крыша начала желтеть и осыпаться по краю. Соседи вернутся осенью и обнаружат, что Эйб покинул их навсегда.
– Ну, вот и он, – сказал я, сворачивая на подъездную дорожку. – Самый обычный дом.
– А как долго он здесь жил? – спросила Бронвин.
Я уже собирался ответить, но тут меня отвлекло кое-что незнакомое, до сих пор успешно не попадавшееся мне на глаза: табличка «Выставлено на продажу», воткнутая в траву. Я вылез из машины, пересек двор, вытащил знак и швырнул его в канаву.
Никто мне ничего не сказал.
Ну, еще бы они сказали: я бы устроил скандал, а родители явно не хотели разбираться еще и с этим. Мои эмоции были для всех той еще проблемой. Сзади подошла Эмма.
– Ты в порядке?
– Это я должен тебя спрашивать, – возразил я.
– Со мной все в порядке. Это ведь просто дом, так?
– Так. И я не понимаю, с какой стати мне так противно, что родители решили его продать.
Она обняла меня со спины.
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю.
– Спасибо. А я пойму, если ты захочешь отсюда уехать. В любой момент, только скажи.
– Со мной все будет хорошо, – сказала она и добавила совсем тихо: – Но все равно спасибо.
Сзади произошла какая-то суета: обернувшись, мы увидели, что Бронвин и Оливия стоят возле кузова машины.
– Там что-то есть, в багажнике! – закричала Бронвин.
Мы подбежали к ним. Приглушенный голос что-то вопил. Я нажал кнопку на брелке, и кузов открылся.
Оттуда выглянул Енох.
– Енох! – воскликнула Эмма.
– Что ты здесь делаешь? – возмутился я.
– Ты правда думал, что я останусь дома? – он заморгал, ослепленный внезапным солнцем. – Тогда подумай еще раз.
– Ну, ты даешь, – покачал головой Миллард. – Иногда это уже ни в какие ворота не лезет.
– Да, нередко моя прозорливость захватывает людей врасплох.
Енох выкарабкался на подъездную дорожку и немного растерянно огляделся.
– Так, погодите. Это не магазин готового платья.
– Боже, да он и правда гений! – восхитился Миллард.
– Вообще-то это дом Эйба, – сообщила Бронвин.
У Еноха отвалилась челюсть.
– Что?! – он поднял бровь и со значением поглядел на Эмму. – И чья же это была идея?
– Моя, – сказал я, надеясь задушить неуклюжий разговор на корню.
– Мы приехали принести дань уважения, – пояснила Бронвин.
– Ну, раз ты так говоришь, – согласился Енох.
Ключей от дома я с собой не взял, но это было и неважно: запасной ключ был спрятан в огороде под раковиной – о нем знали только дедушка Портман да я. Было что-то такое, очень уютное, в том, чтобы найти его там, где ему и полагалось быть.
Я открыл парадную дверь, и мы вошли внутрь.
Большую часть лета кондиционер здесь явно не работал: воздух внутри оказался горячий и затхлый. Но еще хуже температуры оказалось открывшееся нам зрелище. Одежда и бумаги были свалены шаткими кучами на полу, домашняя тварь – разбросана по всем поверхностям, мусор извергался наружу из пирамиды мешков в углу.
Папа с тетей так и не закончили разбирать дедушкины вещи. Папа забросил это дело, а с ним и дом, когда мы отчалили в Уэльс, и просто воткнул снаружи табличку о продаже, в надежде, что кто-нибудь другой сделает все за него. Внутри дом был больше похож на разграбленный склад Армии спасения, чем на жилище почтенного старика. Меня захлестнуло волной стыда. Захотелось сразу начать извиняться, объясняться и наводить порядок, словно был еще шанс спрятать то, что друзья и так уже увидели.
– Ого, – сказал Енох, оглядываясь по сторонам и щелкая языком. – Должно быть, скверно он жил в последнее время.
– Нет… – принялся запинаться я, зачем-то хватая стопку старых журналов с сиденья дедушкиного кресла. – Тут… тут никогда не было… – так. По крайней мере, пока он был жив.
– Джейкоб, погоди, – сказала Эмма.
– Ребята, может, вы подождете минутку на улице, пока я тут…
– Джейкоб! – она поймала меня за плечи. – Стоп!
Читать бесплатно другие книги:
