Облом для властного, или Я твой Зайчик Лазарева Ярослава

ГЛАВА 2

Царь

Утро после попойки с особым размахом.

Какое оно должно быть?

Радостным – для соседнего магазина, в котором был сметен с полок самый дорогой коньяк.

Хлопотным – для уборщицы Марии Петровны.

Нервным – для секретарши Милочки.

Веселым – для завхоза Саныча.

И очень-очень хреновым для господина Луганского.

Его светлость Василий Михайлович, а по совместительству – глава района, изволил почивать на дорогом кожаном диване, когда в его мозг, словно молотком по наковальне, шандарахнул стук в дверь и громогласное:

– Махалыч!

Мужчина судорожно дернулся, резко открыл глаз и тут же застонал от того, как больно резанул свет по воспаленным глазам.

– М-м-м… – простонал несчастный и, спрятав лицо в ладонях, перевернулся на другой бок.

– Махалыч! – снова громыхнуло, под аккомпанемент яростного пинания двери. – У тебя через час открытие детского садика. А тебе еще опохмелиться надобно.

Мужчина на диване снова дернулся и, бормоча проклятия, натянул на голову, валяющийся рядом пиджак.

– Махалыч!!! Ты там живой?!

– Да лучше б я умер! – не выдержал Луганский и, с трудом подняв свою немалую тушу с дивана, пошатываясь и прихрамывая, словно старый дед, поплелся открывать дверь кабинета.

В помещение, словно энерджайзер, влетел маленький плотный мужичок, моментально распространяя позитивный заряд энергии. В одной руке у него была бутылка хорошей водки, а во второй – коробка с кефиром, от вида которой у хозяина кабинета моментально спазмом сжался желудок, грозя избавиться от интоксикации прямо на начищенный паркетный пол.

– А ты чего за спину-то держишься? – узрев сильно пожеванное начальство, первым делом выдал Саныч.

Не удостоив завхоза ответом, Василий поплелся обратно на диван, в надежде, что там осталось немного минералки. Надежда сдохла, а вернее, закончилась вместе с минералкой.

– Что, плохо тебе? – ехидно пропел завхоз, нагло устраиваясь в царском кожаном кресле. – А я тебе говорил: не мешай водку с пивом. Вот, на меня посмотри-ка – как огурчик! А все почему? – Саныч с дельным видом поднял палец кверху. – Правильно: главное – знать свою норму.

– Угу, – промычал Вася, обводя кабинет жадным взглядом – авось, где-то еще минерала завалялась. – А самое главное – жену иметь под боком, которая с утра пораньше рассольчика принесет и с попойки палкой пригонит. Скажи спасибо Галке. Это она все твои нормы на зубок выучила…Умник…

Саныч с некоторой долей превосходства посмотрел на друга и протянул:

– Галка, да… Она может. – Чуть подумал и добавил: – Жениться тебе, Вась, надо. Жениться.

Луганский, оставив попытки найти воду, с задумчивым видом посмотрел на стол, заставленный остатками вчерашнего пиршества, подцепил бутылку с пивом и сделал два жадных глотка.

О, да!

Сейчас чуть отпустит.

– Я уже пробовал. Женился, на свою дурную голову.

– Да ты женись на нормальной бабе! – тут же встрепенулся Саныч. – Детишек заведи. Что ты один, как сыч на болоте?

– Сань, ты решил мое поганое утро сделать еще гаже? – хмуро поинтересовался Вася, падая обратно на диван.

Ответить тот не успел: дверь со скрипом отворилась, и мужчины тут же болезненно поморщились от высокого, чуть визгливого голоса Марии Петровны.

– Батюшки!!! Вы чем, охальники, тут ночью занимались?!

Низкорослая, полная дама лет пятидесяти в голубом халате уборщицы и с сильно выбеленными волосами застыла на пороге в угрожающей позе, а рука в резиновой перчатке воинственно сжалась на черенке деревянной швабры.

– Опять нажрались до поросячьего визга?!

Вася глухо сглотнул и, повернувшись к другу, с легкой иронией поинтересовался:

– Сань, напомни, пожалуйста, почему мы взяли Марию Петровну на работу?

– Потому что она – моя тетя, – развел руками завхоз.

– Именно это и останавливает меня уволить ее за несоблюдение субординации.

– Но-но-но! – ничуть не смутившись, воскликнула импозантная дама, – Я, между прочим, в отличие от некоторых не бездельничаю. – И покосилась на приемную, где Милочка, пользуясь временным отсутствием работоспособности у начальства, с особым усердием маникюрила ноготки.

Губы страшного и ужасного повелителя администрации сжались в тонкую ниточку, глаза недобро свернули, рот приоткрылся, и он как гаркнет:

– Мила!!!

Девушка от неожиданности подскочила на месте, перевела испуганные, как у суслика, глаза на дверь и едва слышно промямлила:

– Да, Василий Михайлович?

– Зайди, – коротко и повелительно приказал Луганский.

Милочка была очень хорошей девушкой – доброй, отзывчивой, красивой. Луганский даже мог бы в нее влюбиться, если бы не редкая, непроходимая, как джунгли жгучей Бразилии, тупость. Овечка Долли по сравнению с Милой просто доктор овечьих наук. Помимо тупости девушка была крайне забывчивой. Все в совокупности мешало ей в выполнении даже самых простых и безобидных заданий.

Почему он ее еще не уволил?

Хороший вопрос!

Наверное, из жалости.

При всей своей глупости, Мила на редкость бесхитростной, а это качество Луганский в последние годы ценил все больше и больше.

Как и водится в администрации, ее попросил пристроить на тепло место один знакомый. И теперь Вася каждое утро пьет какую-то непонятную бурду вместо нормального кофе, давится просроченными булочками, которые этой наивной простоте втюхивают в магазине, и с тоской вспоминает свою несменную «баклажаниху» в колхозе. Вот кто был поистине незаменим, особенно по части сплетен.

Не то чтобы Василий не был в курсе кто, чем дышит администрации, благо, Мария Петровна, пока убирала по утрам его кабинет, успевала пересказать все местные новости. Так он узнавал, кто с кем крутит романы на работе, ворует казенный бензин, халтурит на ремонте, а так же, что коллеги придумали ему новое прозвище, которое, к слову, было гораздо приятнее предыдущего. Если еще год назад местный бомонд с большой долей ехидства обзывал его не иначе как «наш Князек», то теперь его уважительно величали «Царь». Мелочь, а приятно!

– Милочка, – почти нежно проворковал Луганский, глядя на ковыляющую на умопомрачительных шпильках девушку, – надеюсь, ты забрала мой запасной костюм из химчистки?

Секретарша ожидаемо округлила глаза, и из испуганно приоткрытого рта вырвалось ее коронное:

– Ой, забыла!

Сказала и тут же спряталась за широкой спиной Марии Петровны. Дура дурой, а инстинкт самосохранения у нее заложен в ДНК.

– Та-а-к… – с напускным спокойствием протянул Луганский, грозно хмуря брови. – И как мне теперь на людях показываться в этом? – И продемонстрировал девушке, опасливо выглядывавшей из-за плеча Петровны, мятый и пыльный пиджак.

– Так мы… это… – Мила сглотнула и проблеяла: – Подчистим…

– И погладим, – поддакнула Мария Петровна.

– Значит, погладим, – тихо повторило начальство, именуемое Царём, и, будто отрабатывая свое прозвище, как рыкнет: – А ну, живо ходули в ноги – и за костюмом! И без него на работу не возвращайся!

Милочка пискнула и поспешила скрыться за дверью. Мария Петровна слоником протопталась следом. И только Саныч, гаденько захихикав, резонно заметил:

– Все равно не успеет.

Василий скривился и тут же поморщился.

– Ты бы опохмелился, что ли. Вдруг настроение улучшится.

Завхоз как настоящий друг налил полрюмки «беленькой». Вася благодарно принял вожделенное лекарство, да так и застыл, не донеся тару до рта, услышав из приемной полузадушенный стон:

– Ходули? Какие ходули, теть Маш?

И далее – уже паническое:

– Где мне взять ходули?!

Саныч закрыл лицо руками и затрясся в истерическом смехе, а Василий Луганский задумчиво посмотрел на рюмку и понял, что надо пить полную.

Разумеется, утреннюю планерку пришлось перенести: слишком красноречив был помятый вид Василия Михайловича. Не то чтобы подчиненные не знали о вчерашних посиделках в кабинете главы района, но показываться в таком виде Васе совсем не хотелось, тем более – строить из себя строгое всезнающее начальство.

Пока он умывался и приводил себя в божеский вид в туалете, в голову невольно стали закрадываться всякого рода бредовые мысли.

Вот как так вышло что глава района, уважаемый человек, спит на рабочем диване в обнимку с бутылкой коньяка, как самый обычный среднестатистический алкоголик? Будто дома у него своего нет!

А есть он! Огромный двухэтажный особняк. Квартиру он продал еще два года назад, потому что его жене хотелось жить на природе. Жена ушла, а дом остался – огромный, холодный и ужасно одинокий. Он стал местом, куда совершенно не хотелось возвращаться по вечерам.

В последние полгода Луганскому стало казаться, что он просто потерял вкус к жизни, перестал к чему-то стремиться. Зачем, если у него и так все было, и даже больше? Деньги, положение в обществе, женщины на любой вкус – все это теряет ценность после того, как становится слишком доступным. Пресно, скучно, однообразно.

Василий со щемящей тоской вспоминает былые времена. Поле, ферма, колхозная контора и… Женька. Маленькая вредная идеалистка.

Давно ли это все было?

Кажется, в другой жизни. Тогда все казалось каким-то живым, настоящим, ярким, как и чувства к этой невозможной в своей нелогичности девушке.

Жалел ли он, что тогда пошел на поводу у своей вспыльчивой натуры и разбил все то хорошее, что только зарождалось между ним и этой девушкой?

Жалел, чего уж тут…

Особенно когда осознал, что его глупостью воспользовался друг и ловко окольцевал это непокорное сокровище.

У них теперь двое детей. Любимое дело. Уютный дом, полный счастливых моментов.

А у него?

Постылая работа, деньги, которые некому тратить, и постоянное чувство горечи от разрушенных надежд, которые были связаны с Людмилой.

– Босс! – Настойчивый стук в дверь. – Мы уже опаздываем.

Пора ехать. Его водитель Стас уже на месте. Секунда в секунду. Точнее только швейцарские часы.

Зайка

Проснулась я от ощущения, что кто-то по мне активно ползает.

– Насть, отстань, – сонно промычала я в подушку и перевернулась на другой бок.

– Мам, вставай! – Девочка легонько толкнула меня в плечо.

– Настюнь, ну еще пять минуток. Сходи, оладушек скушай, – пробурчала я и снова провалилась в сон.

– Мам…

– Да-да. – Я чуть приподняла голову и в следующую секунду накрылась с головой одеялом. – Компот в холодильнике.

– Мам… ты на лаботу опоздаешь.

Это ведь сон, правда? Пожалуйста, пусть это будет просто кошмар. Как же спать хочется!

– Работу? – пробормотала я. – Какую работу? – И вскочила как ошпаренная. – Блин, сегодня же открытие!

– Блин? – озадаченно повторила дочка.

– Не бери в голову, золотце. Иди, зубки чисти скорее. В садик поедем.

– Ула!!! В садик! – завопило мое растрепанное счастье и побежало умываться.

Я посмотрела на часы. Спасибо Настиной привычке рано вставать. Мы еще не проспали, а могли бы. Легла я вчера в начале первого. Нужно было приготовить и обед, и ужин. Сегодня Данил остается дома один за главного.

Быстренько сгоняла в бодрящий летний душ. Холодно? А то! Но деваться-то некуда. Детей я обычно отправляю купаться к баб Даше: у нее котел газовый и огромная угловая ванная (или ванна?). Сын старший постарался. А мы и рады пользоваться.

Заряженная, как батарейка, утренним позитивным закаливанием, растолкала близнецов и посадила их за стол завтракать. Пока они пытались разлепить сонные глаза, натянула белое воздушное платье с красивой синей вышивкой, расчесала свою непокорную гриву, привычно заплела толстую косу и, даже не бросив взгляд в зеркало, помчалась собирать Кирилла с Ильей.

– Мам, я соблалась! – известила меня Настя.

Девочка уже стояла в дверях в надетом задом наперед платье, с кривым бантом и в разных гольфах. А в руках у этого чуда был целый баул с игрушками.

– Настенька, зачем тебе столько игрушек? – отчаянно стараясь не кипятиться, спросила я, одновременно переодевая ее.

– Нужно, – тут же насупилось золотко, предчувствуя, что в садик я ее с игрушками не пущу. – Я Ангелине обещала показать своих кукол.

– А давай мы пригласим Ангелину на чай, и ты дома покажешь ей своих куколок? Так будет интересней. Давай?

– Давай, – нехотя согласилась Настя и позволила забрать у нее огромный пакет с игрушками.

В общем, из дома мы вышли почти по графику. Я быстро распихала детей по детским креслам. Причем в этот раз между Кирей и Ильей дипломатично посадила Настю: через сестру не посмеют драться.

Выдохнула.

Пора на работу.

Работаю я в детском садике воспитателем. Куда же мне еще с педагогическим образованием было податься? Говорила мне Аня, что педагог – неперспективная профессия, но кто ж знал, что в жизни все так сложится?

Работу я свою люблю, хоть и устаю адски. Дома дети, на работе дети – не каждая психика выдержит. Моя почему-то выдерживает и даже пребывает в спокойствии, как обожравшийся удав.

Платят в садике немного, и я бы ни за что не прокормила бы четверых детей на какие-то пятнадцать тысяч в месяц, если бы не деньги от аренды за квартиру Ани и Ромы – их единственное наследство. Не знаю, что произошло с бизнесом моего зятя, но когда пришло время заниматься оформлением наследства, оказалось, что все счета Роминой фирмы арестованы, а имуществом вообще владеет чужой человек.

В тот момент мне было совершенно не до разборок с адвокатами, нотариусами и полицией. Я была вне себя от горя, с младенцем на руках и тремя совершенно неуправляемыми детьми, которым я никак не могла объяснить, почему мамы с папой больше нет.

Закрадывалась ли у меня мысль о возможной подставе? Закрадывалась, и не раз. Но хорошо воевать, если у тебя есть хоть малейшая поддержка, а я вскоре после ухода Егора осталась одна, с полностью связанными руками. Что я могла сделать?

Уехать в село, где мне предложили работу и места для детей в садике, утроиться на новом месте и начать новую жизнь, в которой только я сама решаю наши с детьми общие проблемы.

Наш быт в селе складывался весьма неплохо. Видимо, судьба все же сжалилась надо мной. На работе все спорилось. Я быстро влилась в коллектив, подружилась с малышами. Соседи по квартире попались хорошие, отзывчивые, а, узнав про то, что я в студенческие годы работала аниматором, пристроили меня в местный театральный коллектив.

Теперь я подрабатываю, играя на детских праздниках. Какая-никакая, а все же копейка в кармане.

Вот и сегодня мне предстояло выступить на празднике в честь открытия нового корпуса нашего садика. В этом году администрация раскошелилась и отстроила целых две новых группы для дошколят.

На открытие должен был пожаловать сам глава администрации, поэтому сорвать праздник своим опозданием было сродни государственной измене, и посему я летела на своей старушке раскрылив покоцанный спойлер на багажнике.

По дороге меня попытался подрезать черный внедорожник с блатными номерами, но я нагло уперлась рогом и не пустила его, гневно посигналив и ткнув пальцем в знак «В машине ребенок», которым были помечено, и переднее, и заднее стекло – так, на всякий случай, для таких вот парнокопытных особей.

Водитель шикарного «БМВ», видимо, сказал что-то пакостное в отношении блондинки за рулем, потому что представительного вида мужик на пассажирском сиденье с интересом покосился на меня и гаденько ухмыльнулся, на что я, окончательно разозлившись, показала им обоим средний палец и стартанула в направлении садика.

– Мама, а почему ты дяде пригрозила пальчиком? – послышался тоненький голос Насти.

– Э-э-э, я просто показала дяде дорогу, – ласково отозвалась я, а на заднем сиденье, с трудом сдерживая смех, в унисон захрюкали близнецы.

Здание садика встретило нас праздничным настроением. На главной игровой лужайке поставили большой батут для детей. Разумеется, Киря и Ильей сразу потащили меня туда, глядя жалобными глазами. Конечно, я сдалась и потратила последние десять минут до начала церемонии, скача, словно дикая коза неандертальца, по всему батуту за близнецами.

В итоге сдала детей своей коллеге Людмиле Васильевне, и бегом, переходя на турбоскорость, сь новый корпус, где отгрохали шикарный актовый зал.

– Зая! – воскликнул Марик, мой творческий руководитель, а по совместительству еще Буратино на сегодняшнем торжестве. – Ты катастрофически не успеваешь. Марш одеваться!

Под впечатлением от его грозного тона я поспешила в подсобку, которую заведующая выделила специально для нашей театральной студии. Влетела в комнату и кинулась наносить грим. Не жалую косметику, но иначе лицо со сцены будет выглядеть бледным и невыразительным.

Накрасила свои светлые ресницы темной тушью, чуть подвела тонкие брови, щедро нанесла румяна на скулы. Спасибо моему бывшему мужу за умение стильно одеваться и краситься. Он всегда считал, что его любимая супруга должна быть визитной карточкой мужа, дорогой и шикарно одетой. Поэтому он с удовольствием оплачивал мне походы по дорогим салонам, а я смотрела и на ус наматывала.

Теперь, вот, пользуюсь. Если сильно прижмет в финансовом плане, то пойду новомодный маникюр колхозницам делать. А что? Очень даже прибыльная профессия.

Закончив макияж, я вынула из чехла заранее оставленный Мариком костюм цветочной феи, и как всегда меня посетило чисто девчачье чувство восхищения. Платье было великолепно! Нежно-сиреневого цвета, с легкой пышной юбкой длиной до щиколотки, кружевным корсажем. Платье дополняли блестящие крылышки, которые ловко крепились к спине и кокетливо колыхались при каждом движении.

Натянула на себя все это великолепие, расправила складки тонкого шифона на груди, потянула молнию и…с ужасом поняла, что молния не застегивается.

– Черт! – в негодовании, дергая злосчастную молнию сбоку, шипела я. – Это ж надо так разожраться, чтобы в платье не влезть!

Как я ни старалась вдохнуть поглубже, мои пышные формы никак не хотели умещаться в лифе платья. От такой несправедливости хотелось расплакаться.

У всех нормальных баб толстеет только попа, а у меня – грудь. Как так-то?

Дверь с едва слышным скрипом распахнулась, явив мое ошалелое от нервотрепки начальство.

– Ты еще не готова?! – возмутился Марик, узрев меня в полуголом состоянии. – Зая, ты срываешь мне премьеру!

Помпончик на красной шапочке Буратино яростно покивал в знак солидарности с его обладателем и нервно дернулся, когда я жалобно запричитала:

– Марик, я у меня платье не застегивается!

Взор нашего гения режиссуры сфокусировался на моих наполовину прикрытых прелестях, и даже с расстояния я заметила, как в нервных конвульсиях задергался его левый глаз.

– Мать твою за ногу, Зая! И что мне теперь делать?!

Закатив дергающийся глаз, Марик упал на стул и протяжно застонал:

– Все пропало! Мы опозоримся! – И для пущей убедительности схватился за сердце, отчего бумбончик грустно съехал на затылок. – Я этого не переживу!

– Маричек! – кинулась я к своему начальству. – Не все пропало. Где костюм белого кролика из «Алисы»? В него я точно влезу.

– Какой кролик, Зая! У нас «Буратино»! – вскричал Марик и снова завыл: – Все пролало-о-о…

– Придумай что-нибудь, а мы с ребятами сымпровизируем. Давай, соберись, ты же гений.

Марик перестал кривить губы и с интересом посмотрел на меня.

– Ты права, Зая. Переодевайся, у нас еще есть немного времени, чтобы перекроить сценарий.

С этими словами воспрянувший духом мужчина соскреб себя со стула и с удивительным энтузиазмом побежал делать перестановки в основном составе актеров, приговаривая:

– Это будет гениально! Такого еще никто не делал!

Как только за ним захлопнулась дверь, я со вздохом стащила с себя чудесное платье и, отыскав костюм белого кролика, привычно натянула его на себя.

Мне было жаль сиреневый наряд. Теперь Марик наверняка подберет другую актрису на роль феи, если я не похудею в ближайшее время настолько, чтобы снова влезть в платье.

Частично стерла яркий грим, поправила задорные ушки, прикрепила носик и с каким-то тоскливым чувством поплелась опять играть белого кролика.

Дернула за дверную ручку, но та почему-то не поддалась.

Попробовала второй раз, усиливая нажим, – та же песня.

Что за фигня?!

Пару раз моргнула, тупо пялясь на внезапно заклинившую дверь, и, ругнувшись со всей дури стала ее дергать.

– Да что же это такое?! – выругалась я, когда дверная ручка после такого яростного натиска просто осталась у меня в руке. – Кто вообще так строит?! Голову пробить этим строителям!

Попинала еще дверь, постучала, даже поорала, но меня никто не слышал из-за грохота музыки в зале.

А у меня спектакль горит. Марик порвет зубами наш скудный репертуар, если я опоздаю!

Что же делать?

Взгляд затравленно заметался по комнате, пока не остановился на сумке. Точно! Как же я могла забыть про телефон?!

Но и здесь меня ждал облом, потому что моего тоненького беленького смартика в сумке просто не оказалось. В памяти смутно пронеслось, как в машине я давала Илье поиграть в него. Выходит, он бросил телефон где-то на заднем сиденье.

Просто очаровательно!

Примерилась к широкому подоконнику большого пластикового окна. А это выход! Только стрёмно как-то.

Минут пять нерешительно потопталась на месте, раздираемая противоречиями, все еще надеясь, что кто-то меня откроет, но Марик, видимо, уже начал спектакль и вышел на сцену. А кроме него меня просто некому было искать.

Настенные часы неумолимо отсчитывали последние минуты до выхода. Делать нечего, нужно решаться.

Открыла створку, высовываясь на улицу, чтобы оценить расстояние до земли.

Этаж первый, но из-за высокого цоколя просто так из окна не спустишься. Придется как-то прыгать.

Влезть на подоконник не составило труда, а вот дальше дела обстояли в разы хуже. Снаружи к стене крепился хлипкий отлив, по которому я надеялась на животе соскользнуть вниз.

На четвереньках повернулась спиной и стала осторожно по очереди спускать ноги.

Вы хоть представляете, как это смотрелось со стороны?

Большая поролоновая попа белого зайца с задорным хвостиком протискивается в окно и зависает, отчаянно дергая короткими лапками. Большие уши дрыгаются вместе с попой, так как я активно верчу головой в попытке понять, далеко ли там до земли.

Надеюсь, никто не станет свидетелем моего акробатического номера.

Это ж позорище! Воспитательница лазает по окнам!

С трудом найдя какой-то едва ощутимый выступ на кирпичной стене, я уперлась в него носками белых балеток и осторожно опустила корпус, хватаясь за отлив.

Ура! Я справилась!

Почти…

Отлив как-то подозрительно хрустнул, сердце ухнуло в пятки от понимания очевидного, и я в обнимку с куском профиля полетела на мягкий зеленый газончик.

Надеюсь, директриса меня не прибьёт, когда узнает, кто вытоптал под корень посеянную собственноручно ею травку.

Ударилась я не сильно. Спасибо плюшевому костюму, который, к слову, почти не пострадал.

С силой отбросила многострадальный отлив и решила, что точно заморочусь и найду шарашкину контору, что тут строительством занималась, и того гада, что подписал им акт сдачи в эксплуатацию. Я еще не знала, что именно им сделаю, но пару разгромных роликов точно обеспечу. Понастроили черте что!

Воровато оглянувшись, нырнула за большие кусты сирени и тихонько приставила многострадальный отлив к стеночке, так, чтобы не очень бросался в глаза. Мало ли кто мог его оторвать? Правда же?

Ага, а я. Типа, просто мимо проходила.

Быстренько отряхнувшись, реактивной ракетой устремилась в актовый зал.

Злость придавала мне ускорения, и я, опустив голову, чтобы глаза не слезились от ветра, придерживая яростно мотающиеся из стороны в сторону заячьи уши, в три прыжка заскочила на ступеньки заднего входа.

Дверь была распахнута настежь, так что, не меняя вектора направления, я понеслась по коридору, шурша поролоном.

Наконец, показались кулисы актового зала и мои коллеги в сказочных костюмах, попивающие кофе из пластиковых стаканчиков.

Слава Богу! Похоже, я успела!

И так я обрадовалась, что как-то пропустила внезапно образовавшуюся преграду, возникшую на пути моего стремительного движения. Из-за поворота неожиданно выскочил мужчина, и я со всей дури врезалась в его твердую грудь, да с такой силой, что опрокинула его навзничь, а сама, чуть ли не перекувыркнувшись через голову, приземлилась рядом на свой мягкий заячий зад.

– Блин-н-н! – со стоном протянула я, потирая ушибленную голову.

Сбоку послышались витиеватые ругательства, от которых у особо нервных обычно уши в трубочку сворачиваются.

– Мало у меня голова болела! – прорычал прибитый мужик, соскребая себя с жесткого кафеля. – Куда ты, курица, неслась так?!

– Кто?! – Мне послышалось, или меня только что обозвали курицей?

Пришибленный, кряхтя, как старая коряга, поднялся на ноги и, опираясь одной рукой о стену, а другой, потирая ушибленную спину, иронично посмотрел на меня.

– Ой, извини, ошибся, зайчонок. – И расплылся в обаятельной улыбке.

Э-э-э. А чего это он так поменялся?

И смотрит таким лоснящимся, как у кота на сметану, взглядом. Проследила за этим самым взглядом и почувствовала, как щеки обдало жаром.

Оказывается, у меня костюм порвался, да и еще на самом интересном месте, и теперь этому наглому котяре открывается чудный вид на кружевной лифчик цвета шампанского и, собственно, то, что он поддерживает.

Нет, ну где справедливость?! Уши на месте, хвостик на месте, даже носик не сбился, а сиськи наружу.

Прикрыла рукой безобразие и, сделав морду кирпичом, строго посмотрела на улыбающегося мужчину.