Новый мир. Трансформация Урусова Анна

Пролог

Пассажирский самолёт итальянской авиакомпании Volotea, выполнявший обычный перелёт между Бриндизи и Венецией, уже скоро должен был заходить на посадку. Некоторые пассажиры дремали, некоторые – читали, слушали музыку или смотрели фильмы. И только темноволосая девушка лет двадцати пяти зачарованно смотрела в иллюминатор. Изредка она обращалась к попутчице – ухоженной даме, которой с равным успехом могло быть и сорок, и шестьдесят лет – предлагая той полюбоваться Адриатическим морем, островами и похожей на гигантского голубя мира Венецией.

Казалось, всё будет, как обычно: посадка, степенный выход пассажиров, получение багажа… Но внезапно небо над Венецией озарила зеленоватая вспышка, и самолёт исчез с радаров. Очень долго наземные службы пытались выйти на связь с экипажем, но только тишина и слабый шум помех были им ответом. Самолёт искали и в небе – с помощью дронов, и в Венецианском заливе – с помощью самого современного подводного оборудования. Но спасателям так и не удалось найти ни одного из пятидесяти пассажиров, ни единой детали. Самолёт пропал, словно его и не было вовсе.

Некоторые особы, причастные к страшнейшим тайнам мироздания, сразу же объявили таинственное исчезновение делом когтистых рептилоидных пальчиков; операцией враждебных инопланетян по массовому сбору образцов для исследований; происками недобитых масонов… Но никто так и не узнал, что же на самом деле случилось в тот день.

И снится нам…

Я очнулась от прикосновения чего-то мягкого и влажного, похожего на пипку кошачьего носа, к моей руке. Лёгкое дыхание щекотало кожу, и я убедилась, что лежу у себя дома на кровати, а вредный мейн-кун Конкистадор снова открыл дверь и пробрался туда, где бывать не должен. Значит, мы с родителями всё ещё не улетели в Италию, а прогулки по старинным городам и полёт в Венецию, завершившийся утонувшим в ослепительном изумрудном пламени самолётом – всего лишь сон.

Конкистадор продолжал обнюхивать мою руку, и я решительно открыла глаза, намереваясь высказать наглому коту всё, что думаю о его поведении. Открыла, и тут же закрыла. Потому что над моей головой медленно раскачивались широкие кожистые листья странного розоватого оттенка, сидевшие на коротких жёлто-зелёных ветках. Этого в моей спальне точно не может быть.

Может быть, я всё ещё сплю?

Я снова открыла глаза, но ничего не изменилось – листья, ветки, ощущение щекочущего и влажного тепла на руке. Скосила глаза вправо и вниз – надо же понять, откуда в этом странном месте оказался мой любимый жёсткий и немного пружинящий матрас. Нет, во сне, конечно, всё возможно, но какая-то внутренняя логика должна быть. Если уж лес, то никаких матрасов!

Матраса и впрямь не было. Я лежала на чём-то большом и коричневатом, судя по торчащему из-под моего плеча краю – округлом или сферическом. Шляпка гриба? Меня разобрал нервный смех: сон это или явь, но всё становится слишком уж похоже на книги Кэррола.

– Почему ты смеёшься, двуногая? – Ленивый голос, с мурчащими интонациями, растягивающий «ррр», мог принадлежать только коту. Вот только коты, говорящие по-итальянски, хоть и с ошибками, мне пока не попадались. Впрочем, если это сон по мотивам «Алисы», то ничего удивительного. Кот мог и на древнеегипетском заговорить.

– Потому что я сплю, и мне снится забавный сон по мотивам Кэрроловской Алисы. Которую я, кстати, не особо люблю. А до этого мне снилось, что мы летим в самолёте, и нас накрывает изумрудно-зелёное пламя. – Я наклонила голову, стараясь рассмотреть кота. Но увидела только серо-белую голову, торчащее практически параллельно земле ухо, и шикарные белые усы. Значит, кот достаёт до моей руки, сидя на земле. Отлично, можно вставать без опасений. Хоть это и сон, скорее всего, но падать всё равно не хочется.

– Вот так новость. Ты не знаешь нашего языка.

Кот смешно шевельнул ухом, и лизнул мою руку. Удивительно, но его язык не был шершавым, как у земных пушистиков. Но почему он меня не понял? Я говорила по-русски, но это же сон! Тут не должно быть разницы в языках! Ладно, повторим всё по-итальянски. Вот так учишь язык, чтобы читать Данте в оригинале, а в итоге со сновидческими котами разговариваешь.

– О, так ты знаешь наш язык? А на каком в первый раз говорила?

Всё-таки это не ошибки. Этот итальянский слегка отличается от того, который знаю я. Немного другие числительные, некоторые предлоги употребляются иначе. Понять можно, и без проблем. Но какого дьявола? Неужели мой мозг способен изобрести для сна вполне логичную версию знакомого мне языка? Ладно, сейчас встанем с грибной постельки, всё осмотрим и хорошенько подумаем.

С этой мыслью я села на грибе, свесила ноги и, не удержавшись на гладкой пружинистой поверхности, съехала вниз.

И сразу же поняла, что фатально ошиблась, оценивая, на какой высоте я нахожусь. Хорошо ещё, что падала я медленно, плавно, успевая разглядеть пухлые бежевые грибные ножки и тонкие, покрытые жёлто-зелёной корой, стволы деревьев. Интересно, насколько же здесь сила тяжести меньше земной? И почему я раньше этого не почувствовала? И, всё-таки, сон это или нет?! Потому что если нет, то у меня очень, очень большие проблемы.

Внезапно по моей шее скользнули два острых клыка, затем что-то шерстяное и мягкое и, наконец, влажный кошачий нос уткнулся мне в затылок, зубы сомкнулись на вороте блузки, и моё падение остановилось. Уж не знаю, каким образом, но кот отбуксировал меня на сухую желтоватую землю и отпустил только тогда, когда убедился, что я твёрдо стою на ногах.

– Глупая двуногая. Не умеешь летать, а прыгаешь с высоты. Или ты думала, что тут появится этот твой самолёт?

–Как ты это сделал?

Я не стала долго объяснять коту, что оценивала высоту гриба по его голове, и вообще до сих пор не совсем уверена, что всё происходящее – не сон. Гораздо важнее было понять, как кот умудрился поймать меня в воздухе, и плавно опустить на землю. Ну ладно, на гриб смог бы залезть любой кот: цепляйся когтями и лезь, грибы – штука мягкая. А вот дальнейшее никак не укладывалось в моей голове. Вот он сидит передо мной и глядит с фирменным кошачьим прищуром: серо-белый, остромордый, худой и длиннолапый. Обычный, в общем-то, кот. Из странностей – только уши, торчащие под прямым углом к голове. Крыльев нет, да и не слышала я никакого шума, пока кот тащил меня вниз. Но как тогда, как?

– Сделал что?

– Опустил меня на землю.

– Легко. Взял тебя за ворот, и полетел. В твоём мире коты не летают?

– Нет. А как ты держишься в воздухе? У тебя же нет крыльев.

– Пфф. Местные двуногие прекрасно умеют летать, не имея крыльев. Которые, кстати, у меня есть. – Кот повёл лопатками, и два больших крыла возникли буквально из ничего, прикрепившись к пушистой спине. – Давай так: ты мне сейчас всё о себе рассказываешь, а я расскажу тебе, что это за мир. Иначе мы так ещё долго будем друг друга не понимать. Примерно день у нас есть.

– А что будет потом? – Я поёжилась, ожидая любого ответа, от «потом я тебя съем» до «потом мир будет уничтожен взбесившимися троглодитами».

– Потом сюда придёт орден святого Меноккио – они обязаны следить за этой точкой выхода, тебя расспросят, и, скорее всего, отведут в Новую Венецию. Пойду ли я с тобой – вопрос, не люблю бывать в человеческих городах.

– И что со мной сделают потом? – Я надеялась, что это прозвучало не слишком испуганно.

– Не знаю. Зависит от того, почему ты тут оказалась.

– Понятно. Только я сама не знаю, почему тут оказалась. – Я села прямо на землю, обхватив коленки, обтянутые модными голубыми джинсами. – Зовут меня Светлана Раева, мне двадцать шесть лет. Родилась в России, в городе Новороссийск, в семье моряка и оперной певицы. В школе училась на отлично по всем предметам. Мне всё давалось легко, но особых склонностей к какому-то предмету не было. Потом поступила на лингвиста, поучилась пару лет – не понравилось. Потом пару лет училась на астронома, поняла, что не моё. Папа устроил работать в одно интернет-издание для военных, было весело. А этой весной решили с семьёй слетать в Италию, давно хотели там побывать. Были в Риме, были в Бриндизи, полетели самолётом в Венецию, почти уже прилетели, и вошли в какое-то изумрудно-зелёное пламя. Потом я потеряла сознание, а очнулась уже здесь. Вот.

– Так. У вас тоже есть Венеция, и язык ты наш знаешь. Значит, ты пришла с Терры. Это хорошо – быстро освоишься на Террине.

– Терриной вы называете этот мир? – В принципе, это и так было понятно, дать такое название новому миру мог только человек, сильно скучающий по Земле, которая по-итальянски, как раз таки, Терра. Но уточнить всё равно стоило.

– Да. Сейчас расскажу тебе историю нашего мира, и ты всё поймёшь. – Кот улёгся, положив голову на передние лапы, и широко зевнул. – Писание говорит, что по летоисчислению мира-прародителя то был 1586 год. Отец Меноккио, сидя в тюрьме инквизиции, смог подслушать разговор двоих высокопоставленных священников о том, что пора бы покончить с мерзкими бенанданти1. Пока всё понятно?

– Да. Продолжай, пожалуйста.

– Отец Меноккио смог предупредить своего сына об облаве. Среди бенанданти были люди разных сословий, и место в их внутренней иерархии определялось не деньгами или родом, а только личной силой и способностью противостоять злым колдунам. И Захария был одним из сильнейших. Получив от отца предупреждение, он направился в Венецию, к Антонио Моста, сыну предыдущего дожа. Вместе они собрали всех бенанданти, которых только смогли найти, и в 1587 году отплыли на восток, в поисках свободы и лучшей жизни. Больше о них в Венеции никто не слышал. Дело в том, что не успел корабль выйти из залива, как его поглотило изумрудно-зелёное пламя. – Кот прищурил глаза и снова зевнул. – А потом они все оказались здесь. И не только они. Несколько крылатых котов2, оберегающих бенанданти, прошли сквозь Врата вместе с ними. Только на Земле они не могли нас видеть, там для этого слишком мало свободной энергии. А здесь её много, и мы можем материализоваться. Вот так.

– Я читала историю Меноккио. – Я тяжело вздохнула. Нет, такой забористый бред ни одному сну не под силу выдать. Я всё-таки попала в другой мир. Не то фэнтези я читала, ой не то. Книги Робин Хобб и Андрэ Нортон мне сейчас ничем не помогут. Помнится, попаданцы были в Гобеленах, но тут скорее надо молиться, чтобы этот мир был максимально не похож на Фьоннавар. – Как тебя зовут?

– Канделиус.

– Канделиус, ты говорил, что сюда перенеслись все, кто был на корабле. Значит ли это, что здесь все пассажиры самолёта? Просто нас выкинуло в разных местах. – Я сжала кулаки, надеясь, что кот скажет «да».

– Нет. С тех пор ещё три раза к нам приходили жители Терры, но всегда в одиночку. И всегда они путешествовали на чём-то, на чём были и другие люди. – Непрошенная слеза скатилась по моей щеке. Что же сталось с мамой и папой? Неужели они погибли? – Тихо, не реви. Наши учёные думают, что перемещения происходят, когда в одном месте собираются люди, нужные нескольким мирам. Это даже подтверждают какие-то факты. Так что не переживай: твои родители, скорее всего, живы. Не уверен, что они вместе, или что вы ещё увидитесь, но радуйся хотя бы тому, что они живы.

– Понятно. – Я вытерла лицо и с надеждой спросила. – А эти люди, которые приходили сюда до меня, они смогли вернуться домой?

– Только если после смерти, переродившись. – Кот встал и потянулся. – Так, ты скоро проголодаешься, а охотиться ты точно не умеешь. И не знаешь, кого тут можно есть, а кого не стоит. Так что сиди здесь, и жди меня.

За спиной Канделиуса развернулись крылья, кот подпрыгнул, оттолкнувшись задними лапами, и вскоре скрылся между деревьями. А я легла на землю и позорно разревелась.

Вдоволь наплакавшись, я решила наконец-таки выяснить, что осталось в моих карманах после перемещения между мирами. Собственно, там и было-то немного: смартфон и несколько евро, которые я зачем-то сунула в карман, купив сок в зале ожидания. Хорошо хоть смарт был заряжен на полную и выключен – мама ужасная паникёрша, и требует от нас с отцом отключать телефоны в самолёте. Европейские деньги образца 2018 года тут бесполезны, разве что коллекционеру какому-то загнать, как иномирную диковинку. Есть довольно дорогие украшения, но это в нашем мире, продав комплект украшений из коралловой коллекции Микимото, я могла бы спокойно прожить два-три месяца. Нет никакой гарантии, что в этом мире они будут стоить хоть что-то. Итог: денег нет, особо полезных вещей нет, каких-то уникальных знаний тоже нет. Не считать же таковыми начальные разделы физики, астрономии, астрофизики и лингвистики. Так зачем я понадобилась этому миру?

Кот вернулся, неся в зубах мелкого зверька, похожего одновременно на белку и на кролика. Крови на мягком мехе видно не было, наверное, у зверька была свёрнута шея.

– Вот. Двуногие называют их кониттоло. Вкусные зверюшки.

Канделиус положил добычу у моих ног, отошёл на пару метров и принялся умываться. А я смотрела на животное и чувствовала, как внутри меня разгорается паника. Как я должна это приготовить?!

В книгах, которые я читала, всё получается легко и просто: шкурку – на перчатки, внутренности – дружественному зверю, мясо – на прутик и на костёр. Ну, зверь у меня есть, и костёр я смогу развести. А как этого кониттоло разделывать вообще?

Я присела на корточки и принялась разглядывать зверя. Длинные округлые уши, мощные задние лапы с тупыми, плоскими когтями; пушистый хвост, чуть короче беличьего. Мех коричневый с красноватым отливом, густой. Передние лапки совсем короткие, но каждая с четырьмя хорошо развитыми пальчиками. Действительно, кроликобелка.

– Не волнуйся, он правда съедобный. Я такого и себе поймал, уже съел. – Канделиус закончил вылизываться и, не мигая, принялся смотреть на меня. – Веток для костра я тебе нарву наверху, огонь вызывать умею – будет, на чём жарить.

– Огонь, это хорошо. Но я же не буду жарить его прямо так.

– Двуногие обычно снимают шкуру, отрезают голову и вынимают внутренности. Глупые. Самое вкусное, и не едят. – Кот облизнулся. Потом наклонил голову и задумчиво проговорил, почти промурчал. – Я понял: у тебя нет ножа. И ты не умеешь свежевать животных.

– Да.

– Не переживай, я тебе помогу. Сейчас я вспорю ему брюхо, тогда ты сможешь пальцами отодрать шкуру от плоти. Ну и голову отгрызу, так и быть.

Стоило представить, как я голыми окровавленными руками отрываю шкуру кониттоло, как меня затошнило. Нет, и ещё раз нет! Я не вегетарианка, люблю вещи из натуральной кожи и меха, но освежевать зверька, в прямом смысле, собственными руками?! Должен быть другой выход.

– Ну, чего ждём? Через три часа стемнеет. Хоть из долины и будут видны огни Сегретты, но этого света тебе не хватит, чтобы справиться с кониттоло. А поджигать весь лес я не намерен.

– Что за Сегретта?

– Городок, перекрывающий вход в это место. Не отвлекайся.

– А там можно купить еду? – Я задержала дыхание. Ответь «да», милый Канделиус, ну пожалуйста.

– Можно, наверное. Я уже лет пятьдесят не живу среди двуногих. Но вряд ли у них всё настолько изменилось.

– А ты сможешь меня туда отнести?

– Отнести не смогу – ты для меня слишком тяжёлая. Зачем тебе туда понадобилось? Давай, разделывай кониттоло.

– Я не могу. Правда. – Я жалобно посмотрела на кота. – Я понимаю, что у меня нет местных денег, но я что-нибудь придумаю. Ну скажу, что я иномирянка, и за меня заплатит Орден Меноккио. Заплатит же?

– Может сработать. И мимо Сегретты они точно не пройдут – других дорог нет. Уверена, что не будешь есть кониттоло?

– Я бы с удовольствием, но я правда не смогу руками содрать с него шкуру.

– Какие вы всё-таки хлипкие, двуногие. – Канделиус подошёл к тушке, и ткнул её лапой. Тут же кониттоло исчез, а за спиной кота выросли крылья. – Я буду лететь перед тобой, показывать дорогу. Если ходишь ты лучше, чем обращаешься с дичью, то через полтора часа будем на месте.

Мерно взмахивая крыльями, кот полетел вперёд. Я озадаченно посмотрела на место, на котором лежала тушка: и как Канделиус это сделал?

Склон был очень пологим, так что идти было легко. Мне даже почти не было жаль моих остромодных летних сапожек из денима. Интересно, есть здесь подобная обувь? Что тут вообще носят?

Бежевые грибные, и жёлто-зелёные древесные стволы становились всё меньше и меньше. Сначала десятиметровые исполины превратились в пятиметровые, потом – в трёхметровые. Потом красноватые листья нижних веток стали цеплять мои волосы, при том, что во мне всего сто семьдесят сантиметров роста. Когда мы с Канделиусом вышли на ровную поверхность, грибы и деревья уже были мне по пояс.

Впереди, метрах в пятидесяти от нас, насколько хватало взгляда, тянулась стена, выглядящая так, словно её целиком отлили из чистого серебра. Высотой стена была метров пять. И ворот в ней не было.

– И где здесь Сегретта?

Я надеялась, что кот промурчит какое-нибудь заклинание, и город станет виден. Но он, не останавливаясь, вытянул переднюю лапу вперёд.

– Там, за стеной. Сразу за воротами.

– За какими воротами?

– Ты их пока не увидишь. Они специально сделаны против таких, как ты. Против иномирян.

– Дружелюбные тут живут люди, ничего не скажешь. Они что же, до сих пор боятся инквизиции?

– Нет. Терра – не единственный мир, откуда приходят гости. И не всегда эти гости полезны или безобидны.

Разговаривая, мы с Канделиусом почти дошли до стены. Это было потрясающее сооружение: жидкий металл, больше похожий на ртуть, чем на серебро, плавно двигался по спирали, не ограниченный ничем.

– А когда совсем стемнеет, она будет светиться. Неярко, но всё равно заметно. – Кот замер перед стеной, затем опустился на землю и заставил крылья исчезнуть. – Теперь надо провести тебя сквозь стену. Выбирай: листик съешь или гриб?

– Так грибы съедобные? И ты всё это время молчал? – Пылая праведным гневом, я сложила руки на груди.

– Грибы ядовитые, и листья тоже. Если съесть их много. А если одну штучку, то ничего страшного с тобой не случится. По-другому пройти сквозь стену нельзя. Советую есть листик, они не такие противные.

– Хорошо. – Я наклонилась и оторвала с дерева, сравнявшегося размером с карликовыми берёзами тундры, лист. – Может объяснишь, зачем такие сложности?

– Здесь естественная точка перехода, я говорил. Не всегда иномиряне мирные и полезные. Агрессивные и хищные создания попадаются намного чаще. Для защиты от них Совет построил эту стену, привязав её к принадлежности этому миру. Но бывают же и полезные гости. Для них оставили проход – эти грибы и растения. А чтобы не получилось так, что какой-то монстр просто сожрал их с голоду, сделали ядовитыми. Причём, чем больше ты их съешь, тем опаснее яд. Скуола алхимиков год трудилась в полном составе.

– Понятно.

Я засунула в рот лист и, не жуя, проглотила. Надеюсь, у кота нет каких-то тайных причин желать мне смерти.

Снова посмотрела на стену. Никаких изменений. Быть может, нужно подождать, пока лист переварится?

– Что стоишь? Иди давай.

– Куда? Я всё ещё не вижу ворота.

– И не должна. Здесь ворота – особое место в барьере, удерживающем гранталл. Я его вижу, сильные бенанданти его видят. Ещё один уровень защиты. Просто иди вперёд.

Чувствуя себя Гарри Поттером, я сделала шаг вперёд. И ещё один. На третий шаг я вошла в чудесную стену. Находясь внутри, я отчётливо видела движение и свечение металла. Казалось, что я стою посреди плотной серебристой воды, почему-то не касающейся моего тела. Это было потрясающее зрелище, которым хотелось любоваться и любоваться, но я продолжила идти. Воздух в лёгких заканчивался, а вдыхать внутри стены я опасалась. Кто знает, вдруг это ещё одна система защиты, о которой Канделиус не знает или не помнит.

На то, чтобы пройти стену насквозь, понадобилось пятнадцать шагов. Когда я вынырнула из жидкого металла, кот уже сидел возле стены, и сосредоточенно вылизывал крыло.

Буквально в пятистах метрах передо мной была ещё одна стена: каменная, замшелая, местами выщербленная, прорезанная мощными железными воротами.

– Добро пожаловать в один из старейших городов Террины.

Кот перестал вылизываться и пошёл вперёд. Я последовала за ним.

Коготок увяз – всей птичке пропасть

Подойдя к воротам, я остановилась, соображая, что теперь делать. Из воспоминаний по земной военной истории и прочитанных книг я знала, что возле ворот обычно бывают башни, на которых сидят вооружённые до зубов стражники. Башни были. Как и положено: круглые, каменные, с острыми крышами, крытыми волнистой красной черепицей. Но из бойниц башен никто не высовывался, желая узнать, что делает в сумерки у городских стен одинокая странно одетая путешественница.

– И как нам попасть внутрь?

– Да просто толкни ворота. Они облегчённые. Это днём тут двуногие из галереи бывают, в старинных кирасах, с мушкетами и пищалями. Ну и для путешественников сценку входа в старинный город разыгрывают. А сейчас для кого стараться?

Мда, вот почему я была уверена, что они тут остановились на уровне развития, соответствующем Возрождению?

– То есть, Сегретта – город музей?

Я толкнула ворота, и действительно, обе неподъёмные на вид створки с лёгкостью двинулись внутрь. Странно. Элементарная же вещь: если не хочешь, чтобы твою дверь выбил кто-то, стоящий снаружи, не делай её открывающейся вовнутрь. Мне казалось, это ещё древние римляне знали.

– Что такое музей? – Выслушав моё объяснение, кот важно кивнул. – В основном. Ещё база для скуолы Свободных Воинов, один из семи городов, в которых есть Университас дель Арс3, ну и так, по мелочи: отделение госпитальеров, всякие ремесленные скуолы, народные школы. В общем, идём уже в город – сама всё узнаешь.

Да что за странный сплав фэнтези с современностью тут творится?

Но толком рассмотреть город мне не удалось. Я успела пройти примерно сто метров, и увидеть только высокий двухэтажный дом, покрытый разноцветными витражами от первого этажа до крыши, как кот припал к брусчатке, зашипел и яростно забил хвостом по камням, глядя в небо.

– Беги в дом! Быстро! Если понадобится – выбей окно! Будешь внутри – прячься в комнату без окон!

К сожалению, спрятаться я не успела. Всего лишь на секунду я подняла голову, желая разглядеть угрозу, и эта секунда стала решающей. Трое покрытых мехом существ, держащихся в воздухе на двух парах огромных стрекозиных крыльев каждое, подхватили меня под мышки, и потянули вверх.

Единственный совет, который я усвоила из всех папиных рассказов о самообороне: если тебя куда-то тащат против твоей воли – расслабься, так ты усложнишь противнику задачу. То ли расслабиться у меня так и не получилось, то ли существа были намного сильнее обычного человека, но совет не сработал. Без видимых трудностей меня подняли выше городских крыш и споро понесли куда-то. Судя по проплывающим подо мной домам, в центр города. И что мне не сиделось в горах и не свежевалось кониттоло?

Мне было настолько страшно, что я не могла ни рассматривать крыши, ни собственных похитителей. Из всего полёта я запомнила только жёсткие лапы, вцепившиеся в кожу, и неотступно преследующую меня фразу «коготок увяз – всей птичке пропасть».

Приземление было жёстким. Твари, не сбавляя скорости, неаккуратно поставили меня на пол, не заботясь о том, чтобы замедлиться и погасить инерцию. Естественно, я не удержалась на ногах, и чуть не разбила себе лицо о камни. Хорошо хоть успела выставить руки вперёд и «легко отделалась» стёсанными в кровь ладонями.

Странный свистящий смех сопровождал моё прибытие.

Я замерла, не в силах поднять голову и посмотреть в лицо тем, кто так странно смеялся. Ведь если опасности не видишь, то её вроде бы и нет?

Подняться меня заставили просто: схватили за волосы, и дёрнули вверх. Доходчиво, ничего не скажешь.

Встав на ноги, я волей неволей увидела хозяев летающих тварей. Передо мной стояли трое существ, похожих на оживший кошмар. Их вытянутые морды были покрыты чёрной чешуёй, слабо мерцающей в тусклом свете, источник которого я не видела. Высокие, не меньше двух метров, они не носили одежды как минимум до пояса – смотреть дальше мне совершенно не хотелось. Мощные руки были похожи на человеческие, но предплечье было намного длиннее плеча и заканчивалось шестипалой ладонью с двумя противолежащими большими пальцами: по одному с каждой стороны ладони. Когти на этих пальцах сделали бы честь Росомахе.

Центральный ящер издал несколько шипящих звуков. Стоящий справа от него зашипел и защёлкал. Третий их сородич сохранял молчание. Хотела бы я знать, о чём они разговаривают. Интересно, едят ли они людей?

Ящеры раздвинулись, и из-за их спин ко мне шагнул самый настоящий человек. Вот только выглядел он очень и очень странно. Длинный красный плащ развевался за его плечами, на тело было надето доходящее до колен белое одеяние, отдалённо похожее на греческую тунику. Волнистые светлые волосы, расчёсанные на прямой пробор, обрамляли лицо типичного итальянца. Вместе с небольшой бородкой и тонкими усами всё это делало человека похожим на нечто среднее между Понтием Пилатом и Христом. Интересно, это тут мода такая или у него мания величия?

– Кто ты такая? – Он смерил меня пренебрежительным взглядом.

– Я… – Интересно, в каком случае мне достанется меньше? Если я скажу правду или попытаюсь прикинуться местной жительницей? Сам он явно терринец, ибо разговаривает на местном итальянском, да ещё и без акцента. А значит, раскусит меня в два счёта, прикинься я здешней.

– Меня зовут Светлана, и я тут всего два дня. Отпустите меня, пожалуйста. – Я расплакалась безо всяких усилий.

– И кто же привёл тебя сюда, Светлана?

Он пристально рассматривал меня, даже не пытаясь скрыть это. Хотя чего ему опасаться, спрашивается? Не знаю, что тут произошло, но он явно хозяин положения.

– Не знаю, какие-то местные жители. Я спустилась с горы, ходила вокруг серебристой такой стены, а потом стала кричать. Ну и пара человек вышли, услышав мои крики. Сказали съесть гриб. Вот так я сюда и попала.

– Понятно. Отведите её в тюрьму. Будем допрашивать. – Правый ящер снова засвистел и защёлкал, и человек покачал головой. – Не надо палачей. Я сам ей займусь попозже.

Не отдавая себе отчёт в том, что делаю, я кинулась бежать. Благо, за волосы меня уже никто не держал.

Естественно, далеко убежать я не смогла. Сделав несколько шагов, я почувствовала, как какая-то неведомая сила прижимает меня к камню. Потом эта же сила подняла меня в воздух и заставила принять позу эмбриона.

– Свяжите её, пока я её держу. И отнесите в тюрьму.

Ящеры сноровисто обмотали меня верёвкой и затянули её так сильно, что я почувствовала себя большой рыбой, попавшей в очень маленькую сеть. Потом один из них с лёгкостью взял меня под мышку и, широко шагая, куда-то понёс.

Развязали меня только в камере – узком тёмном помещении размером примерно два на три метра, отделённом от других камер толстыми железными решётками. Единственным, что было в моей камере, оказался – нет, мне это не почудилось! – пушистый ковёр неизвестного цвета. В другое время я бы с удовольствием поразмыслила о том, как ковёр тут очутился, но сейчас было совершенно не до этого.

– Эй, есть тут кто живой?

Тишина. Глухая, давящая тишина. Я повторила свой вопрос ещё несколько раз, в последний раз сорвавшись на крик. Ничего.

Спустя некоторое – не особо большое – время я поняла, чем так страшна пытка тишиной. Потолок камеры давил на меня так, словно именно здесь все 10 g вместо стандартных 9,8. Тьма начала казаться живой и дышащей, скапливающейся в углах, сочащейся сквозь решётку, тянущей ко мне свои бесформенные пальцы. Мой смартфон всё ещё был при мне, и я могла бы включить его. Но это было ещё страшнее. Кто знает, какими силами владеет тип в красном плаще, и смогут ли противопоставить ему что-нибудь наши земные армии. Пусть лучше ничто, кроме одежды, не выдаёт во мне чужачку.

А тьма всё давила. Кажется, я бы обрадовалась даже крысиному писку, хоть и недолюбливаю хвостатых тварей. Я громко читала стихи до тех пор, пока не сорвала голос. И даже тогда я, хрипя, продолжала декламировать. Когда за мной пришли, я как раз дочитывала любимое стихотворение Северянина:

– Так как же не расхохотаться,

Не разрыдаться, как же жить,

Когда возможно расставаться,

Когда возможно разлюбить?!

Увидев ящера, отодвигающего часть решётки в сторону, я резко осеклась, понимая, впрочем, что это бессмысленно. Он уже слышал – не мог не слышать, как я разговариваю на русском. Он расскажет об этом своему хозяину. И кто знает, какие выводы тот сделает из всего этого. От сознания своей глупости хотелось завыть, но ящер не дал мне такой возможности.

От резкого удара в живот я согнулась, кашляя и хватая воздух ртом, а ящер принялся деловито обматывать меня верёвкой. Закончив, он поднял меня и куда-то понёс. Мне оставалось только тихо всхлипывать в коленки, вспоминая презрительный взгляд человека в красном плаще и его обещание заняться мною позже.

Его глаза – подземные озёра…

От неудобной позы скоро затекли спина и шея, разболелась голова. Так что, когда меня боком опустили на что-то мягкое, я даже обрадовалась. Что бы со мной не собирался сделать тип в плаще, вряд ли это будет намного хуже того, что было в тюрьме и по дороге оттуда.

– Если пообещаешь вести себя хорошо – я тебя развяжу.

Знакомый голос прозвучал так близко, словно говорящий стоял прямо надо мной. Когда он успел подойти? Я не слышала звука шагов.

– Я буду хорошо себя вести, правда.

– И убегать больше не будешь?

– Не буду. Я просто очень испугалась, когда ты приказал отвести меня в тюрьму, и пообещал заняться мною лично.

Тихий смех, и верёвка начинает медленно сползать с меня.

Как хорошо снова иметь возможность выпрямиться! Я открыла глаза, но переворачиваться пока что не стала. Кто знает, вдруг этот тип взбесится, если что-то сделать без его прямого приказа.

Лёжа на боку, я могла видеть только часть комнаты: письменный стол, простое деревянное кресло даже без мягкой подушечки для сиденья. Стены были покрыты фресками, очень похожими на античные. Я опознала только два сюжета: похищение Европы и Данаю.

– Вставай.

Теперь голос звучал за моей спиной. Я послушно встала, медленно повернулась. Тип в красном плаще возлежал – по-другому и не скажешь – на каменном ложе. Интересно, они тут подушки принципиально не используют? Или он местный йог?

– За моей спиной две двери. Правая ведёт в купальню. Левая – в коридор. Сделай правильный выбор.

Обойдя мужчину по широкой дуге, я толкнула правую дверь. Надеюсь, кроме купальни тут есть ещё и туалет.

В отличие от комнаты, купальня не заигрывала с античной историей. Просторное помещение было поделено на две части. В одной стояла огромная ванна, над которой парило несколько разноцветных шаров. Ни крана, ни каких-то труб видно не было. Я решила, что для включения воды используют шарики.

Туалет был в другом помещении и выглядел почти похоже на наши, земные. Только вместо бачка была спинка, и всё сооружение моментально приняло форму моего тела, стоило мне опуститься на него.

Вернувшись в половину с ванной, я разделась, залезла в монументальную ёмкость и, недолго подумав, прикоснулась к красному и синему шарам. Помнится, кто-то из однокурсников, интересовавшихся достижениями нейробиологии, авторитетно утверждал, что холодную и горячую воду во всём мире маркируют одинаково, так как ассоциации с красным, как с цветом огня и тепла, одинаковы для всего человечества и происходят из какой-то там древней системы в мозгу. Логично предположить, что у местных представителей человечества эта древняя система никуда не делась.

Спустя пару секунд после касания шары засветились, зажужжали и принялись прицельно плеваться в меня какой-то остропахнущей жижей. Я инстинктивно закрыла глаза, чувствуя, как всё моё тело покрывается твердеющей на воздухе субстанцией. Шары жужжали и плевались с минуту, не больше. Но этого времени мне с лихвой хватило, чтобы превратиться в скульптуру «девушка, сидящая в ванной». Интересно, к какому искусству это бы отнесли земные искусствоведы: к классическому или к современному?

Так я и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Ну, хоть не мёрзну, и на том спасибо. В металлической ванне у меня бы уже зуб на зуб не попадал от холода. По моим внутренним ощущениям прошло не меньше часа, когда моё уединение нарушил похититель.

– Как себя чувствуешь?

Всё, что я смогла – жалобно промычать что-то нечленораздельное. Губы то жижа тоже залепила.

– Вот и наказание за враньё. Если бы ты действительно провела в городе целых два дня, то знала бы, что спрятано в этих шарах, и как добыть воду. Ещё врать будешь?

И как я, по его мнению, должна ответить?

– Ладно, авансом освобожу тебя. Но запомни, в следующий раз наказание за ложь будет намного болезненнее.

Не знаю, что он сделал, но на меня полилась приятная тёплая вода. В которой эта омерзительная субстанция и растворилась. Едва вода освободила мои руки, как я принялась плескать её себе на лицо и остервенело умываться: за сегодняшний день я провела в темноте намного больше времени, чем мне хотелось бы. И первым, что я увидела, открыв глаза, был мой похититель, бесстыдно наблюдающий за сидящей по пояс в воде мной. Мда. Ситуация.

– Нравлюсь?

Он что, надеялся, что я заору и спрячусь под воду? Судя по краске, залившей его лицо – да. Какая прелесть. Тут что, так и не было сексуальной революции?

– Купайся. Мыло не нужно – его в ванне и так хватает. Одежду я положил на полу у двери. Вытираться не нужно, как только ты выйдешь из ванны – подует тёплый воздух, он тебя высушит.

А он ещё не совсем стесняшка: покраснеть – покраснел, а отвернуться и не подумал. Но что же всё-таки это за мир? Магия? Высокоуровневые технологии? Как мне разобраться в увиденной смеси Средних веков, античности и ещё непонятно чего. Право, лучше бы это был Фьоннавар. Там хоть сеттинг понятен.

– Может, расскажешь мне об этом мире, пока я буду ванну принимать?

Я, конечно, не из стеснительных, но полностью одетый мужчина, истуканом стоящий над обнажённой мной, всё-таки нервирует. А вот бояться его уже не получается. Без плаща и своих рептилий он выглядит скорее учёным, чем жестоким полководцем. А может я просто устала бояться. Слишком много всего случилось сегодня.

– Нет. Мы поговорим за ужином.

Похититель наконец-то оставил меня в одиночестве. Надо бы всё-таки спросить, как его зовут.

В ванне хотелось посидеть подольше. В идеале – до того момента, как этот мир поймёт, что я ему бесполезна, и отправит меня обратно. Благо, вода не остывала. Но голод оказался сильнее, властно выгнав меня из временного убежища.

Потоки тёплого воздуха, похожие на лёгкий ветерок – замечательная штука! Лучше любого полотенца! Я полностью обсохла, не успев дойти до аккуратно сложенного чего-то красного, лежащего, как мне и обещали, у двери. При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось туникой наподобие той, которую носил мой похититель. Была она мне, естественно, широка и длинна. И, если ноги скрытые до лодыжек ноги выглядели прилично, то грудь была надёжно прикрыта только спереди. В общем, ужинать мне сегодня словно чопорной английской леди, прижав локти к бокам. Ибо дразнить человека, нагло пялящегося на меня в ситуации, когда нечем прикрыться, это одно, а вот намеренно его провоцировать – совершенно другое.

Пока я затвердевала, а потом отмокала в ванне, в комнате произошли некоторые перестановки. Кресло и полностью заставленный блюдами стол оказались придвинуты к ложу. Похититель снова возлежал на голом камне, изображая йога-патриция. Интересно, как он собирается есть? Или роль раба отведена мне?

– Устраивайся поудобнее. – Он указал взглядом на кресло. – И да, меня зовут Доменике Орсеолли.

Я скептически посмотрела на кресло, но села. Ничего страшного, лучше сидеть за столом на жёстком кресле, чем сидеть под столом или вообще прислуживать за ним.

– Так всё-таки, что это за мир? Канделиус рассказывал мне кое-что, но я уже перестала понимать хоть что-либо.

Я приоткрыла ближайшее блюдо, и глубоко вдохнула божественный запах, поднимающийся от залитых густым соусом квадратных кусочков чего-то или кого-то.

– О великий Меноккио, неужели в нашем родном мире совсем позабыли о манерах? Сначала еда, потом, за десертом и вином, разговоры. Я надеюсь, ты сможешь справиться одной лишь ложкой?

– В вашем родном мире успели изобрести вилки и ножи. Но я постараюсь действительно забыть о манерах и есть ложкой. Мне вот только интересно, как будешь есть ты? Я не вижу здесь рабов.

Ненавижу, когда со мной обращаются, как с дурой! Ненавижу!

– Будешь дерзить – увидишь. – Взгляд Доменике потяжелел, и я внезапно вспомнила, почему бросилась бежать, когда он сказал, что займётся мной сам. Уточнять, где именно я увижу рабов, я остереглась. – Я, да будет тебе известно, один из сильнейших бенанданти поколения. И мне нет нужды пользоваться столовыми приборами или чьей-то помощью.

Крышка с плоского блюда аккуратно взлетела вверх, открыв несколько кусочков белого хлеба, на которые были уложены ломти чего-то, похожего на запечённый паштет. Один из бутербродов взлетел, ловко обогнул крышку и завис перед самыми губами Доменике. Стоило тому откусить кусочек, как бутерброд плавно опустился на серебристую тарелку, стоящую перед мужчиной. Ничего себе!

– Прости. Я не хотела тебя оскорбить. Я же не знала, что ты умеешь такое.

Поймав ещё один презрительно-усталый взгляд, я сочла за лучшее молча приняться за еду.

Когда мы покончили с основными блюдами, а еда здесь, надо сказать, не так уж далеко и ушла от знакомой мне итальянской кухни, Доменике заставил почти всю посуду вылететь за дверь. На столе остались лишь несколько блюд с фруктами и маленькими пирожными, небольшая глиняная амфора, закупоренная сургучом, и два золотых кубка.

– Теперь поговорим. С чего начнём: с тебя или с мира?

– С меня. Зачем ты меня похитил? И что вообще происходит в этом городе?

– Последние две недели не происходит ничего интересного: все жители мертвы, а моя армия тщательно отлавливает путешественников, не в добрый час решивших навестить Сегретту. Так что, на самом деле, я не собирался тебя похищать. Шмели убили бы тебя, успей ты переодеться в местную одежду.

– Меня пощадили потому, что я иномирянка?

– Тебя пощадили потому, что я предполагал, что с Терры кто-то придёт и дал соответствующие указания. Но я не ожидал, что это будешь именно ты, Светлана.

Только сейчас я обратила внимание, что он как-то странно произносит моё имя. «С», небольшая пауза, «ветта-лана». Ну да, в моём имени скрыты «вершина» и «шерсть», но что в этом такого? Он же не может не понимать, что на Земле много разных языков.

– И что во мне такого особенного?

– В тебе – пока не знаю. А вот твоё имя фигурировало в одном любопытном пророчестве, по легенде, сделанном Меноккио перед смертью. В нём говорится, что в час величайшей нужды из мира-прародины придёт она – мягкая, словно шерсть, и твёрдая, словно горная вершина. И решит судьбу Террины. В принципе, твоё имя – одно из возможных толкований пророчества.

Доменико наполнил кубки густой фиолетовой жидкостью из амфоры, но пить не стал. Я последовала его примеру, кто знает, что это за напиток и насколько он крепок.

– То есть, я должна спасти Террину?

– Ты решишь её судьбу. Но только в том случае, если я не убью тебя сейчас.

Когда-то давно, читая гумилёвское стихотворение «Портрет мужчины4», я не могла себе представить его лирического героя. И только сейчас, спустя почти десять лет, я поняла, о чём говорил поэт. Сидящий передо мной мужчина был тем, кто мог ласкать колдуний и ведать кровавые распятья. И он был злобен, но не истеричной злобой святотатца, опасной своей неразборчивостью и непредсказуемостью. Нет, это было холодное, рассудочное зло, способное к долговременному планированию, и опасное самим фактом своего существования. Я поёжилась и, успокоения ради, схватилась за свой кубок. Был ещё один вопрос, который необходимо было прояснить прямо сейчас. Но я не могла заставить себя не то, что озвучить его – даже подумать о нём. Я сидела и смотрела в непроницаемые глаза Доменике, чувствуя себя одной из тех игрушечных мышей, которых я покупала для Конкистадора.

– И нет, пока что я не стану тебя убивать. И на то есть очень важная причина. – Он не стал выдерживать паузу, наслаждаясь моим страхом. Ну да, Конкистадору тоже неважно, что чувствуют плюшевые мышки. – Мне безумно интересно, прав ли был Меноккио, и как именно ты повлияешь на судьбу мира. Ради этого я научу тебя управлять энергиями, расскажу о своих планах и даже, возможно, найду для тебя какое-то посильное дело.

– А что будет, если я откажусь?