Когда я падаю во сне Уайт Карен

Один

Айви
2010

Джорджтаун, Южная Каролина

Кажется, я умерла, но все равно чувствую аромат вечерней примулы. До меня доносится трескотня ласточек, парящих в кроваво-красном закатном небе над почерневшими коринфскими колоннами и полуразрушенными дымовыми трубами Карроумора. Этот дом назван в честь легендарного ирландского «тонкого места». Я слышу голос Сисси: она объясняет, что означает это название и почему мне следует держаться отсюда подальше, но, как всегда, я ее не слушаю.

Мы с Карроумором – старые развалины: фасад растрескался, фундамент подточен. По иронии судьбы мне суждено умереть именно в этом доме. В детстве я едва здесь не погибла. Похоже, Карроумор все эти годы ждал второго шанса.

Вдалеке слышится рокот мотора – это «Мустанг» Эллиса шестьдесят шестого года выпуска. Если бы я могла двигаться, то выбежала бы ему навстречу, пока Эллис не нажал на гудок. Папа терпеть не может Эллиса, его длинные волосы и этот автомобиль.

Но мне не шевельнуться. Единственное, что я помню, – у меня под ногой провалилась половица, послышался треск прогнившего дерева, и вот я лежу здесь, разбитая вдребезги.

Разум напоминает мне, что Эллис умер сорок лет назад, а свою драгоценную машину продал в шестьдесят девятом году, перед тем как отправиться в форт Гордон[1]. На меня волной накатывает едкий запах выхлопа. Может, Эллис все-таки жив? Наконец-то он приехал за мной.

В кулаке у меня что-то мягкое и шелковистое. Видимо, в момент падения я судорожно сжала пальцы.

Лента для волос. Я взяла ее из комода у Ларкин. Ларкин, моя милая девочка… Она так стремилась походить на меня, а я, наоборот, боялась, что она станет такой, как я. Мне хотелось, чтобы моя дочь была счастлива. Ларкин уже не ребенок и давно выросла из ленточек для волос, но я сохранила ее комнату в неприкосновенности, надеясь, что однажды она вернется домой, когда найдет силы простить всех нас и саму себя.

Я помню, как черным фломастером выводила на ленте жирные буквы, выплескивая свою злость. Но это мое единственное ясное воспоминание. Я больше не чувствую злости и не помню ее причину. Помню только, как писала на ленте, а потом упала. Память играет со мной злую шутку – я в мельчайших подробностях вижу события сорокалетней давности, а то, что произошло всего полчаса назад, словно заперто в темном шкафу.

В голове раздаются громкие хлопки, перед глазами мелькают вспышки света, похожие на падающие звезды. Наверное, это ласточки прошлого, поселившиеся в моих воспоминаниях. Наконец приходит боль, раскаленная и четкая: она зарождается в основании черепа, поднимается и огромной рукой медленно сдавливает мозг.

Темнота накрывает меня, словно маска. Все вокруг погружается во мрак. Остается лишь запах выхлопных газов старой машины да пронзительный щебет ласточек, вернувшихся домой, чтобы свить гнезда.

Два

Ларкин
2010

Услышав вступительные аккорды старой песни, я оторвалась от компьютера и удовлетворенно огляделась. Люблю свой рабочий стол. Дело не в красоте или необычном дизайне – в нем нет ни того ни другого: просто мне по душе его обыденная функциональность.

Мой стол ничем не отличается от столов прочих копирайтеров из «Вокс и Крэндалл» – рекламного агентства, где я работаю уже пять лет, – за исключением одного: на нем нет личных вещей. Ни фоторамок, ни безвкусных безделушек, ни шариков из канцелярских резинок. На стенках, огораживающих мое рабочее место, – ни бумажки, ни фотографии, ничего, что напоминало бы о четырех годах, проведенных в Фордхэме[2]. Единственная моя связь с прошлым – золотая цепочка с тремя подвесками; я ношу ее под одеждой, не снимая, и никому не показываю.

Никто не спрашивает, почему на моем столе так пусто, и слава богу. В Нью-Йорке никому не интересно, откуда ты пришел; здесь интересуются лишь тем, куда ты стремишься. Все принимают как данность, что у меня нет ни мужа, ни возлюбленного, ни детей, ни братьев или сестер. И это правда. Люди, с которыми я работаю, знают, что я родом откуда-то с юга, и то лишь из-за говора – я изредка растягиваю гласные или пропускаю слоги. Я никому не рассказывала, что родилась и выросла в Джорджтауне, Южная Каролина, а если закрою глаза, то ощущаю запах соленых болот и рек, окружающих мой город. Должно быть, мои коллеги думают, что я ненавижу свою малую родину и потому сбежала оттуда. Они ошибаются.

Чтобы покинуть отчий дом, есть и другие причины, помимо ненависти.

– Тук-тук.

У входа в мою кабинку топталась Джозефина – не «Джо», не «Джози», а именно «Джозефина». Из-за отсутствия дверей приходится выдумывать разнообразные способы, чтобы попросить разрешения войти. Джозефина – одна из наших секретарей; если с ней ладить, она вполне милая, но если кто ей не понравится, тому лучше держаться от нее подальше.

– Ты занята? – спросила она.

В этот момент я стучала по клавиатуре, так что ответ на вопрос был очевиден, однако Джозефина не склонна замечать подобные мелочи. Она из тех женщин, которые привлекают всеобщее внимание одним своим видом – изящная фигурка, блестящие каштановые волосы и неизменный загар, – поэтому считает, что для получения желаемого достаточно просто улыбнуться.

Я слушала музыку на «Пандоре»[3]. Не могу отвлечься от песни, пока не вспомню ее название: старая привычка, от которой никак не избавиться. «Мечтай», группа «Аэросмит». Я удовлетворенно улыбнулась.

– Что-что? – переспросила Джозефина. Кажется, я произнесла это вслух.

– Вообще-то… – начала я, но осеклась.

Неясное беспокойство, преследовавшее меня с самого утра, переросло в дурное предчувствие.

«Кто-то прошелся по твоей могиле», – сказала бы Сисси. Это из-за сна, который снился мне ночью: я падала в черную бездну, каждый миг ожидая удара о землю.

Не замечая моей напряженности, Джозефина подошла ближе.

– Может, растолкуешь сон, который я видела прошлой ночью? Я куда-то бежала, но ноги будто увязли в смоле.

Я положила руки на стол, не поворачиваясь в кресле, надеясь, что Джозефина поймет намек.

– Просто погугли. В интернете много всего написано про сны. – Я снова занесла пальцы над клавиатурой.

– Да, знаю, но проще спросить тебя. Ты ведь у нас эксперт по снам. – И она лучезарно улыбнулась.

Пришлось со вздохом повернуться. Никакой я не эксперт, просто много читала на эту тему. Долгие годы я пыталась анализировать сны моей матери в попытке узнать ее получше. Наивно надеялась разобраться, что творится у нее в голове. Мне казалось, это поможет понять причины ее печали и тревоги, и с моей помощью мама наконец обретет душевный покой. У меня ничего не вышло, зато я живо заинтересовалась снами – окнами в подсознание. Теперь, если вдруг случайно попадаю на вечеринку, мне есть о чем поговорить, когда заканчиваются темы для разговора.

– У твоего сна миллион разных толкований. Например, ты не можешь достигнуть цели в карьере или в личной жизни, будто что-то тебя удерживает.

Джозефина смотрела на меня, недоуменно моргая, – то ли до нее не дошел смысл моих слов, то ли ей не под силу представить, что на ее пути к цели могут возникнуть препятствия.

– Спасибо, – наконец произнесла она, вновь безмятежно улыбаясь; все ее сомнения быстро рассеялись. – Ты едешь с девочками из отдела продаж в Хэмптонс[4] на выходные?

Я отрицательно покачала головой. Скорей бы уже вернуться к работе. Каждый день в пять тридцать у меня тренировка в спортзале, значит, нужно уйти из офиса ровно в пять. Я привыкла держаться в форме, так что не могу себе позволить тусоваться после работы. Нет, я ничего не имею против коллег – они веселые, молодые и креативные, и даже тридцатилетние ведут себя совсем не как тридцатилетние. Просто предпочитаю общаться с ними в офисе, чтобы можно было ретироваться на рабочее место, если вдруг кто-то вздумает задавать вопросы помимо «в каком районе ты живешь?» и «как тебе проще добираться до работы – на метро или на такси?».

– Нет, – ответила я. – На выходных останусь в городе. – Что за люди? Жалуются на перенаселенность и тем не менее едут в одно и то же время на одни и те же пляжи, чтобы влиться в ту же самую толпу, от которой пытаются сбежать. – Все равно вода еще ледяная, апрель на дворе.

Джозефина сморщила носик; больше ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она говорила, что использует ботокс лишь в качестве превентивной меры, но, судя по ее виду, скоро она станет совсем как женщины-горгульи, бродящие по бутикам на Пятой авеню. Как сказала бы Сисси, это просто неестественно.

– Не холоднее, чем обычно, – заявила она. – Давай с нами, будет весело. Мы сняли огромный дом в Монтоке. В моей комнате две большие кровати, если ты не против жить со мной. Истолкуешь всем сны.

Искушение было велико. Я никогда не тусовалась в компании и не водила дружбу с девушками, арендующими дома на курортах. В начальной школе у меня были подружки, но к средней школе все они разбились на группки, ни в одну из которых я не попала. Правда, я всегда дружила с Мейбри и ее братом-близнецом Беннеттом. Наши мамы были лучшими подругами, нас в младенчестве даже купали в одной ванночке. С тех пор мы все делали вместе – до выпускного класса, когда наша дружба приказала долго жить.

Воспоминания помогли мне побороть соблазн.

– Спасибо за приглашение, но я, пожалуй, останусь дома. Надо переставить мебель. Давно уже собираюсь.

Джозефина удивленно взмахнула ресницами.

– Ладно. Наверное, это к лучшему. Не хочу оказаться с тобой рядом, когда ты наденешь бикини.

– К твоему сведению, я не ношу бикини. – Мне как-то ближе футболка и шорты. – Но все равно спасибо. Может, в следующий раз.

На столе зажужжал мобильник. Для этого номера нет ни картинки, ни имени – я помню его наизусть. Я не шевельнулась, чтобы ответить на звонок.

– Не будешь брать трубку? – осведомилась Джозефина.

Ей даже не пришло в голову уйти и дать мне поговорить в уединении. Я сбросила звонок.

– Нет. Потом ему перезвоню.

– Ему?

– Это мой отец.

Я принципиально не отвечала, сколько бы он ни пытался дозвониться. Когда я только приехала в Нью-Йорк, он часто звонил; где-то через год количество звонков сократилось до одного в неделю. Папа набирал мой номер в разные дни и разное время суток, словно хотел застать врасплох. Он не сдавался. Я тоже, ведь фамильное упрямство Ланье у меня от него.

– Значит, у тебя есть отец, – выжидательно произнесла Джозефина.

– А у кого его нет?

Телефон снова зажужжал. Я хотела положить мобильник в ящик стола, но на экране высветился другой номер – тоже знакомый, однако его обладательница никогда не звонит в рабочее время. Это Сисси – женщина, вырастившая мою мать; мне она как бабушка. Сисси с благоговением относится к тому, что я работаю в Нью-Йорке, поэтому не решается отрывать меня от дел. Не иначе что-то стряслось.

– Извини, – сказала я Джозефине. – На этот звонок я должна ответить.

– Ладно, только имей в виду: если твое мертвое тело найдут в мусорном баке где-нибудь на окраине Квинсленда, мы не будем знать, кому сообщить.

Пропустив слова Джозефины мимо ушей, я повернулась к ней спиной.

– Сисси, – сказала я в трубку. – Что случилось? У тебя все в порядке?

– Нет, золотце, боюсь, что нет. – Голос у нее хриплый, как будто простуженный. – Твоя мама…

– Что с ней?

Айви Ланье всегда была непредсказуемой, и я уже привыкла к ее чудачествам, но слова Сисси даже меня выбили из колеи.

– Она пропала. Ее никто не видел со вчерашнего утра. Твой папа вечером вернулся с работы, а дома ни мамы, ни машины. Мы обзвонили всех ее подруг… Никто ничего о ней не знает.

– Ее нет со вчерашнего утра? Вы вызвали полицию?

– Да, сразу же, как только поняли, что она исчезла. Шериф составил рапорт и отправил людей на поиски.

Мой разум переполнился и тут же опустел, как болото при отливе. Цепляясь за жалкие остатки слов, оказавшиеся в моем распоряжении, я наконец сформулировала вопрос:

– Где она была вчера утром?

Молчание.

– У меня. Айви приходит сюда каждый день – уже целый месяц реставрирует старый стол ее отца в гараже. Она заходила в дом; на кухне полный кавардак. Все, что лежало в ящиках, валяется на полу. Похоже, она что-то искала.

– Ты догадываешься, что именно? – Меня удивили панические нотки в моем голосе.

Сисси задумалась.

– Может, ей понадобились чистые тряпки для работы. У меня в кладовке их целый мешок. Правда, сейчас он пустой. Наверное, она забыла, что все извела.

– Но ведь мама искала в ящиках и буфетах.

– Да, верно. Я увидела – машины нет, и решила, что Айви просто уехала в хозяйственный магазин, но полиция проверила – она там не появлялась. Мы с твоим папой с ума сходим от беспокойства.

Я закрыла глаза, предугадав ее следующие слова.

– Возвращайся домой, Ларкин. Не хочу быть одна. Мне страшно… – Голос Сисси пресекся.

– Ты же знаешь, мама любит сорваться с места и куда-нибудь уехать. Ты сама прозвала ее одуванчиком, помнишь? Она не в первый раз уезжает, никому ничего не сказав.

Я понимала, насколько пусты и лицемерны мои слова. Снова вспомнился мой сон, и у меня перехватило дыхание, будто я наконец ударилась о землю.

– Но ведь она всегда возвращалась в тот же день, – настойчиво заявила Сисси. – Полиция проверила все дороги на сто миль от города. Твой отец проехал по семнадцатому шоссе от Миртл-Бич до самого Чарльстона… Не хотела тебе говорить, но ночью мне снился сон. Как будто я падаю.

Я невидящим взглядом уставилась на черные буквы, мерцающие на экране компьютера, – эти безликие символы мгновенно утратили для меня свое значение.

– Ты приземлилась?

– Не помню. – Сисси надолго замолчала. – Прошу тебя, Ларкин, приезжай. У меня плохое предчувствие. Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Мы все хотим, чтобы ты вернулась домой.

Я закрыла глаза и мысленным взором увидела родные края, ручьи и болота моего детства, впадающие в бескрайний Атлантический океан. Когда я была маленькая, папа говорил, что у меня в жилах течет морская вода. Наверное, именно поэтому я приезжаю домой только на Рождество: боюсь, что меня утащит приливом и я растворюсь в океане. Существует много разных способов утонуть.

– Ладно. – Я открыла глаза, ожидая почувствовать прикосновение травы к босым ногам, но вместо этого обнаружила лишь металлический рабочий стол и лампу дневного света. – Сяду на первый рейс до Чарльстона и возьму машину. Позвоню из аэропорта, чтобы ты знала, когда меня ждать.

– Спасибо. Скажу твоему папе.

– Позвони, если появятся новости о маме.

– Разумеется.

– Ты уже звонила Битти?

– Не думаю, что ей стоит… – возразила Сисси.

– Тогда я сама ей позвоню, – перебила я. – Если с мамой действительно что-то случилось, она захочет приехать.

– От нее одна только суматоха.

– Возможно. – И все же, несмотря на взбалмошный нрав, Битти дарила мне спокойствие во время бурь. – Битти любит маму не меньше твоего. Она должна знать, что произошло.

– Ладно. Звони, если хочешь, – недовольно буркнула Сисси. – Только приезжай как можно скорее.

Стоило мне повесить трубку, мобильник снова зажужжал. Я узнала код «843», однако номер был мне незнаком. Решив, что это могут быть новости о маме, я ответила:

– Алло?

Раздался низкий мужской голос, знакомый, как шум дождя, льющегося в полноводную протоку:

– Привет, Ларкин. Это Беннетт.

Не ответив, я сбросила звонок и перевела телефон в режим «без звука». Я как будто вернулась в свой сон – падаю и падаю в темную пропасть, не зная, сколько еще лететь, прежде чем ударюсь о твердую землю.

Три

Сисси
2010

Сисси стояла во дворе между входом на кухню и гаражом, пытаясь восстановить путь Айви и понять, что ей было нужно. Она осмотрела старый стол, похожий на гигантскую выпотрошенную рыбу, – полировка ободрана, ящики вынуты наружу, – потом еще раз проверила кладовую и кухонный сервант, чтобы определить, не пропало ли что-нибудь.

Однако Сисси так ничего и не нашла, и от этого тревога лишь усилилась. Она решила снова заглянуть в гараж, но тут раздался кашель мотора. На подъездной дорожке показался шлейф черного дыма. Сисси сразу поняла, кто это, еще до того как заметила пылающую на солнце огненно-рыжую шевелюру и выцветшую, облезлую обшивку некогда бледно-голубого автомобиля «Фольксваген Жук» семидесятого года выпуска.

Уже в семидесятых Битти была малость старовата для «жука», а теперь и подавно. Она утверждает, что этот автомобильчик точно ей по размеру, но все равно выглядит в нем нелепо, особенно с рыжими волосами и в несуразном цветастом балахоне. У нее вечно такой вид, будто она только что со школьной вечеринки, где все поливают друг друга краской. Незамужняя, отвергшая множество безутешных поклонников учительница рисования на пенсии, Битти обитала в Фолли-Бич, вела богемный образ жизни и ради заработка писала картины, изредка вторгаясь в размеренную жизнь Сисси.

Впрочем, Сисси не возражала. Когда-то, по словам ее матери, они были неразлейвода: Битти, Сисси и Маргарет, три девочки в коротких платьицах и лакированных сандалиях, неразлучные со школьной скамьи. Однако со временем их дружба потускнела и окислилась, словно медная кастрюля.

Битти подъехала ближе и дважды нажала на клаксон, заставив Сисси вздрогнуть от неожиданности – не иначе нарочно. Заскрежетали тормоза, и вот уже Битти проворно бежит навстречу, раскинув руки. Только оказавшись в ее объятиях, Сисси вспомнила ощущение надежности, которое дарит старая дружба: она словно видавший виды, поеденный молью свитер – его все носишь и носишь, потому что когда-то в нем было тепло.

– Выглядишь неважно, – сообщила Битти вместо приветствия.

– А ты воняешь, как старая пепельница. – Сисси с неудовольствием оглядела ярко-голубые тени и алые пятна румян на лице подруги. Ее макияж не меняется аж с шестидесятых. – Если бы я так же красилась, все равно бы выглядела ужасно, разве что следов усталости на лице было бы поменьше.

– Я тоже рада тебя видеть, – сказала Битти, разжимая объятия. – Так что стряслось с нашей Айви?

Наша Айви. В Сисси всколыхнулся старый гнев. Как бы Битти того ни хотела, Айви ей не родная. Строго говоря, она и Сисси не родная, да только Сисси ее вырастила и девочка называла ее мамой. Что же это, как не родство?!

– Надо думать, ты хочешь кофе. – Битти – единственная из ее ровесниц, кто пьет крепкий кофе и потом спит как убитая. Подруги начали пить кофе в старшей школе, взяв пример с Маргарет, и с тех пор невосприимчивость Битти к кофеину действовала Сисси на нервы. – И не смей курить в доме.

Подъехала еще одна машина.

– Это Ларкин, – сказала Сисси. Битти радостно замахала руками – видимо, уже разглядела, кто за рулем. – Это Ларкин, – ревниво повторила Сисси.

«Нужно выйти вперед, чтобы девочке не пришлось выбирать, кого обнять первой», – запоздало подумала она. Однако Битти уже бежала навстречу красивой молодой женщине с золотистыми волосами, такими же, как у ее бабушки Маргарет. Битти и Ларкин обнялись, смеясь и плача одновременно, словно над шуткой, о которой Сисси ничего не знает.

Наконец Ларкин с улыбкой повернулась к Сисси. Та заключила ее в объятия, а потом, отстранившись, критически оглядела с ног до головы.

– Какая же ты худышка! Тебя, наверное, ветром сдувает. Пока ты здесь, буду готовить все, что ты любишь – кукурузный хлеб и жареного цыпленка.

– Здравствуй, Сисси. Есть новости о маме?

Ларкин взглянула на Сисси ярко-голубыми глазами, и той снова показалось, что перед ней Маргарет. Милая, любимая, невообразимо красивая Маргарет. Не «Мэгги», не «Мардж», не «Мег» – именно «Маргарет». Маргарет Дарлингтон из Карроумора, что на реке Санти. Все Дарлингтоны были умны и красивы, а об их удачливости ходили легенды. Легенды лгали.

Сисси положила руки на плечи Ларкин, ощутив под пальцами острые косточки.

– Нет, золотце, к сожалению, никаких новостей. Пойдем-ка в дом, поешь чего-нибудь, а я позвоню твоему папе, скажу, что ты добралась благополучно.

– Я уже поела. Может, кофе?

Битти подошла с другой стороны и обняла ее за талию:

– Вот это моя девочка. Я многому тебя научила, верно?

Ларкин прижалась щекой к ее макушке:

– Да, многому. Например, водить машину с механической коробкой передач, помнишь?

Однако от обмена воспоминаниями тревога за Айви не уменьшилась. За мою Айви. Не оборачиваясь, Сисси прошла на кухню и заварила крепкий кофе, а потом позвонила Мэку, чтобы пригласить его на ужин. Она не сомневалась – Ларкин остановится у нее, а не у родителей. В этом девочку сложно упрекнуть. Трудно простить отца, с позором лишившегося героического ореола в глазах единственной дочери.

Сисси с отсутствующим видом поднесла телефон к уху, вновь и вновь оглядывая опрятные кухонные полки и красивый чайный сервиз, с которого ежедневно смахивала пыль. Она потянулась поправить полотенце, висящее на ручке духовки, и замерла.

В щели между плитой и шкафом, почти у самого пола, что-то застряло.

Сисси оставила голосовое сообщение Мэку, положила телефон и с трудом опустилась на корточки. Колени хрустнули, словно битое стекло. Просунув палец в щель, она зацепила неопознанный предмет и извлекла его наружу.

– Тебе что, не встать? – поинтересовалась Битти, подойдя к ней.

Сисси хотела ответить, однако лишилась дара речи, разглядев наконец свою находку. Не обращая внимания на протянутую руку Битти, она ухватилась за кухонный стол и медленно выпрямилась.

– Это что такое? – спросила Битти.

Сисси показала ей белую картонную бобину с выцветшим, но еще читаемым ценником магазина «Холлмарк». На ней был намотан небольшой кусок подарочной ленты из золоченой фольги, закрепленный пожелтевшим скотчем. Взгляды подруг встретились.

– Что вы там нашли? – подошла к ним Ларкин.

Сисси и Битти повернулись к ней, не в силах вымолвить ни слова. Ларкин взглянула на бобину.

– Это что, лента?

– Да, – наконец выдавила Сисси. – Наверное, лежала в ящике для мелочей. Думаю, твоя мама случайно ее уронила.

Ларкин наморщила лоб, совсем как Айви, когда удивлялась или сердилась. Точно так же делала и Маргарет.

– В чем дело? Почему вы обе так смотрите на эту штуку?

– Кажется, мы знаем, где твоя мама, – проговорила Битти.

– Поехали. – Сисси взяла с полки мобильник и ключи от «Кадиллака». – По пути расскажем.

– По пути куда? – Ларкин выхватила ключи у нее из рук. – Я поведу, а вы рассказывайте. Только скажите, куда ехать, и я домчу нас быстрее ветра.

Сисси
Апрель 1951

Три девушки – мама Сисси упорно называла их женщинами, потому что им уже исполнилось по восемнадцать, – сидели в комнате Маргарет на большой кровати с балдахином, застеленной оборчатым покрывалом. Перед ними лежали три пары маникюрных ножниц и пышная нижняя юбка из шелкового тюля. Всего месяц назад подруги окончили школу, и Маргарет пригласила Сисси и Битти в Карроумор на уикенд, пообещав им большой сюрприз.

– А твоя мама не будет против? – робко спросила Сисси.

Ее мама была бы еще как против. Как супруга пастора методистской церкви миссис Тильден Пернелл всеми силами старалась подавать пример набожности, благопристойности и нестяжания. Нет, они не жили в бедности (мистер Пернелл никогда бы этого не допустил), но Сисси и два ее младших брата считали – мать возвела бережливость в такую степень, что их шотландские предки могли бы ей гордиться. Ее коронным блюдом был суп, который варился на всю неделю, и каждый день в него добавлялись остатки еды от ужина. Ллойд, старший из братьев Сисси, шутил, что только благодаря особым отношениям отца с Богом никто из Пернеллов до сих пор не отравился.

Такую же бережливость миссис Пернелл проявляла и в выражении любви к детям, хотя Сисси и ее братья не сомневались – мать их обожает. Она выказывала свою любовь тихо, без бурных излияний: ласковым рукопожатием, улыбкой за спиной у отца, читающего длинную нотацию из-за пустякового проступка, лишним куском пирога, пока никто не видит.

Маргарет элегантно приподняла левую бровь. Посмотрев «Унесенные ветром», девушки часами практиковались перед зеркалом, однако лишь Маргарет удалось овладеть этим умением.

– Мама позволяет мне делать все, что душе угодно. Сегодня моей душе угодно испортить новую нижнюю юбку, чтобы нам было с чем идти к Древу Желаний.

Сисси и Битти переглянулись, взяли ножницы и принялись разрезать юбку на полоски. Никто, включая Маргарет, не знал, когда и каким образом узкое дупло в стволе старого дуба, росшего на границе владений семьи Дарлингтонов, стало хранилищем желаний, тонким местом, ведущим в потусторонний мир. Дуб получил свое название во время Войны за независимость: тогда первая миссис Дарлингтон положила в дупло ленту с посланием для мужа, ушедшего воевать. Дерево послужило и в Гражданскую войну (учитель истории заставлял школьников называть те события именно так, несмотря на то что здесь – Южная Каролина, и недавно скончавшаяся бабушка Маргарет величала их не иначе как «Недавняя размолвка»[5]), и в тяжелые времена, последовавшие для Дарлингтонов по ее окончании.

Мама Маргарет считала дерево божественным даром, посланным самим Создателем, и символом их фамильного везения. После Войны за независимость их предок вернулся домой целым и невредимым, стал отцом четырнадцати детей, и с тех пор в семействе царили достаток и благополучие. Даже во время Гражданской войны поместье Дарлингтонов не пострадало, поскольку тогдашний глава семьи был масоном.

Отец Сисси считал, что писать на лентах записки и совать их в дупло – чистой воды язычество, не то что старая добрая молитва. Тем не менее Маргарет упорно называла огромный дуб «Древом Желаний» и ходила к нему, когда нуждалась в дарлингтонской удаче.

Язычество или нет, но записки работали. Все, к чему прикасались Дарлингтоны, превращалось в золото. Их мужчины были красивы, женщины – ослепительны, а дети – умны. Они всегда казались чуть-чуть лучше других. Если бы Сисси не любила Маргарет всей душой, она бы обязательно ее возненавидела.

Мать Сисси это знала, поэтому всячески старалась охладить их отношения. Зависть – один из семи смертных грехов; даже если попытаешься замаскировать зеленоглазое чудовище под видом дружбы или восхищения, оно все равно будет таиться в засаде, готовясь вонзить в тебя когти.

– Я принесла кисти и краски, как ты просила, – сказала Битти.

Ее отец был директором школы, а мама – учительницей рисования. Родители Сисси и Маргарет не одобряли их дружбы с девочкой, мать которой работает, однако, несмотря на все усилия взрослых, узы, соединяющие подруг с первого класса, разорвать было невозможно.

– Отлично, – одобрила Маргарет, вставая с кровати. – Подумайте как следует, а потом напишите на лентах, какой хотите видеть свою жизнь. – Она блаженно улыбнулась.

Сисси вглядывалась в ленту, напряженно размышляя. Родители Битти позволили ей учиться живописи, а Маргарет еще с прошлого года пачками получает предложения руки и сердца от достойных молодых людей из хороших семей и с твердым положением в обществе. Она даже поступила в колледж Уэллсли[6], но только потому, что жене сенатора (и в этом Маргарет была единодушна с родителями) следует иметь хорошее образование.

Будущее Сисси не подлежало обсуждению. Не то чтобы ее мнение ничего не значило, просто это дело решенное. Ей предстояло выйти замуж, желательно не за дурака или урода – и не за чрезмерно пылкого, лоснящегося от бриллиантина Уилла Харриса, на десять лет старше, посылающего ей многозначительные взгляды на воскресных службах. К сожалению, он был единственным кандидатом в мужья; больше никто не решался оказывать знаки внимания дочери пастора и проходить строгую проверку под ястребиным взором ее матери.

Заметив затруднения Сисси, Маргарет взяла ее за руку. Миссис Пернелл считала юную мисс Дарлингтон неглубокой и поверхностной, но Сисси точно знала – мама ошибается. Если человек родился безупречным, это не означает, что он не способен сочувствовать несовершенствам других.

– Не думай о реальности, Сисси. Думай о возможностях, мечтай! Представь себе то, о чем даже помыслить невозможно, и напиши.

– Ну, это просто. – Битти открыла баночку с красной краской, уселась на деревянный пол, разложила на нем ленту и кончиком кисточки вывела аккуратные алые буквы: «Я хочу стать выдающейся художницей».

– Ты, наверное, имела в виду «великой художницей»? – уточнила Маргарет, наморщив изящный носик.

– Нет, – ответила Битти. Несмотря на малый рост, она на все имела собственное мнение и не стеснялась выражать его вслух. – «Великий» – понятие субъективное. Пойди разбери, кого считать великим, а кого нет. Вот если мое творчество сможет заставить людей задуматься, значит, оно выдающееся. – Она скатала две чистые полоски ткани и отложила их в сторону. – Больше мне ничего не нужно.

– Теперь твоя очередь, – обратилась Маргарет к Сисси. – Хорошенько подумай. Помни – ты можешь изменить свою судьбу.

Сисси, стиснув зубы, сердито взглянула на подругу. Маргарет легко, она же Дарлингтон. Ее жизнь – тихая лагуна, в которой полно устриц, и под каждой раковиной скрыта жемчужина. Можно мечтать о чем угодно. Сисси же понимала – ей самой уготована скучная жизнь, предсказуемая, словно приливы и отливы.

Повинуясь внезапному порыву непокорности, она взяла у Битти кисточку и написала самыми большими буквами, под стать ее мечте: «Я хочу выйти замуж за идеального мужчину – красивого, доброго, с хорошими перспективами, и моя любовь к нему будет бесконечна».

Она положила кисточку в пустую банку и подняла глаза на Маргарет. Та удивленно взглянула на нее, но промолчала.

– Теперь ты, – сказала Сисси.

– А я уже написала, – с лукавой улыбкой ответила Маргарет.

Битти и Сисси вновь уселись на кровать; на полу сохли ленты. Удостоверившись, что внимание подруг безраздельно принадлежит ей, Маргарет откашлялась и театральным тоном произнесла:

– А теперь – мой вам подарок в честь нашего выпуска.

Она сделала паузу, загадочно взирая на них ярко-голубыми глазами. Наконец Сисси не выдержала. Когда девочки ходили в кино, она единственная во время страшных сцен закрывала лицо руками.

– Ну же, Маргарет! Говори скорее!

– Папа, мама и тетя Дороти разрешили нам две недели пожить с тетей и дядей Милтоном в их доме в Миртл-Бич! Едем сразу после выпускного бала. Мама обещала договориться с вашими родителями – вы же знаете, она кого хочешь уговорит. Возьмем ее «Линкольн Космополитен» с откидным верхом.

Девушки взвизгнули от восторга и в обнимку запрыгали по комнате, стараясь не наступить на банки с краской. «Эта поездка станет прощанием с девичеством и пригласительным билетом в мир взрослых женщин, – подумала Сисси. – Может, по пути удастся немного повеселиться».

Маргарет подбежала к туалетному столику и достала из ящика сложенную ленту.

– Пойдемте скорее, вот-вот дождь начнется. Нужно вернуться домой, прежде чем мама примется обзванивать ваших родителей. – Она остановилась и торжественно взглянула на подруг. – Начинается новая жизнь. Навсегда запомните этот момент.

Все трое бегом спустились по изогнутой парадной лестнице в просторный холл. Из открытой задней двери пахло дождем и рекой. Мрачные тучи над горизонтом закрыли солнце, сгустили краски зелени и болота.

По пути к Древу Желаний Сисси оглянулась. Ей всегда нравился Карроумор, его изящная архитектура и точные пропорции. Однако сегодня тень от тучи приглушила ослепительно-яркую белизну фасада, отчего старый дом и весь пейзаж показались призрачными, словно ускользающие воспоминания.

На ветвях берез, вязов и дубов висели выдолбленные тыквы, обозначающие границу, отделяющую лужайку от сада. Вечерело. Вокруг деревьев порхала стайка ласточек, возвращающихся в гнезда внутри тыкв. Сисси на минутку остановилась, чтобы поглядеть на птиц, послушать их свист и чириканье. Теперь каждый раз при виде ласточек она будет вспоминать этот день и рубеж, который ей предстоит пересечь.

На краю луга, у самой реки стоял древний дуб, широко простирающий мощные ветви, точно приветствуя гостей. Маргарет подошла к дуплу и засунула туда свернутую ленту.

– Давайте быстрее. Сейчас хлынет, а я только что сделала прическу.

– А вдруг кто-нибудь вытащит наши ленты и прочтет, что там написано? – спросила Битти.

– До них доберутся ласточки и совьют гнезда, – объяснила Маргарет. – Дедушка говорил, птицы – это посланники, летающие между мирами. Они заберут твое желание и донесут туда, где его услышат.

– Что ты написала на ленте? – поинтересовалась Битти.

В небе полыхнула молния, и на щеку девушки упала большая дождевая капля.

– Идемте, – поторопила их Маргарет, уже повернувшая к дому.

Битти и Сисси засунули свои ленты в дупло, даже не подумав, насколько абсурдным это выглядит со стороны. Маргарет Дарлингтон обладала властью, заставляющей здравых людей совершать безумные поступки.

– Так что ты написала на ленте? – спросила Сисси, и ее голос утонул в раскате грома.

Маргарет рассмеялась своим знаменитым смехом, гортанным и мелодичным, как у кинозвезды. Когда она смеялась, все оборачивались.

– То же самое, что и ты!

Стройная и длинноногая, она быстро обогнала подруг и первая добежала до заднего крыльца. Ее золотистые волосы, потемневшие от дождя, приобрели оттенок спелой ржи.

Сильный порыв ветра толкнул Сисси в спину. До нее донесся странный звук. На ветвях раскачивались тыквы; сквозь круглые отверстия, похожие на рты, зловеще завывал ветер.

Содрогнувшись, она пустилась бежать. Маргарет, вся мокрая, уже стояла на пороге. Она казалась еще прекраснее, чем обычно: волосы намокли и разгладились, обрисовав изящный овал лица. Сисси снова разозлилась на Маргарет за то, что та вечно выглядит лучше всех, не прилагая никаких усилий. А еще за то, что пришлось разделить с ней свою заветную мечту.

Только намного позже Сисси поняла – в каждой легенде есть доля правды. Мама не зря говорила: «Будь осторожнее в своих желаниях».

Четыре

Ларкин
2010

За полтора часа пути из Чарльстона до Джорджтауна ко мне, кажется, вернулось ощущение, каково это – оказаться дома. Я случайно обнаружила радиостанцию, транслирующую рок-хиты, и каждую песню узнавала с первых аккордов. Есть в этом нечто обнадеживающее; видимо, я все-таки не полностью переродилась.

В последний раз я приезжала в Южную Каролину полтора года назад. Прошлое Рождество я пропустила, наврав, что собираюсь покататься на лыжах с подругами. Мне было проще провести праздник в одиночестве бруклинской квартирки, чем возвращаться в детство. Каждый раз, попадая сюда, я словно сдираю с сердца пластырь. Не хочу снова и снова испытывать эту боль.

Приземлившись в Чарльстоне, я взяла напрокат машину и помчалась по семнадцатому шоссе. Не надо было и окон открывать: едва ощутив пьянящий запах болот и увидев щиты, предлагающие масляные бобы и наживку, я поняла, что преодолела гораздо больше, чем шестьсот миль, отделяющие Джорджтаун от Нью-Йорка. Говорят, в гостях хорошо, а дома лучше. Тот, кто придумал эту глупую пословицу, не знаком с моей семьей.

Дважды звонили папа и Беннетт. Я не взяла трубку, убеждая себя, что безопасность на дороге превыше всего. Можно подумать, мне нужны отговорки. Добравшись до дома Сисси, я наконец перестала плакать и сделала вид, будто у меня все в порядке. Этим навыком я владею в совершенстве.

Не прошло и десяти минут после моего приезда, и вот я снова в пути. Сисси обещала рассказать, куда мы едем, но они с Битти то и дело перебивали друг друга, так что я ничего не смогла разобрать.

– Говорите по очереди! – прикрикнула я. Перелет, долгая дорога и нехватка кофе сделали свое дело. – Ты первая, – обратилась я к Сисси, зная, что ей будет приятно.

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

В своем загородном доме убит высокопоставленный чиновник.Преступником может быть кто угодно из самых...
Книга о том, как воспитать свободного и счастливого ребёнка. Как баловать, не балуя. Как получить уд...
Светлому дракону и темной ведьме не по пути! Но что делать, если от нежеланного замужества придется ...
Большая удача встретить в своей жизни замечательных людей. Людей волшебных, увлеченных тем, что они ...
История любви в эпоху Тиндера и медицинских масок. Мужчина средних лет подозревает, что он смертельн...
Удивительно теплая и нежная проза Олеси Куприн за одно мгновение перенесет вас из суетного настоящег...