Гномка в помощь, или Ося из Ллося Мари Ардмир

Глава первая

Я Осока, коротко Ося. Миловидная, домовитая и очень экономная гномка двадцати четырех неполных лет. Вернее, полугномка, или даже четверть гномка, хотя, по маминым и бабушкиным заверениям, во мне и десятины нет от горного народа. И только нос картошкой от прадедов достался, а может, еще и рыжинка, что прячется в темных косах и выглядывает лишь в солнечный день. Так это или нет, но саму себя я ощущала гномкой. Приземистой, тяжелой и, чего греха таить, страшной. Особенно на фоне теток, бабушки, мамы, сестер, как родных, так и дальних. Все они высокие и либо стройные – звонкие, либо фигуристые, пышностью тела манящие. А я, видимо, пошла в родню деда или прадеда и от них же характер взяла под стать фигуре, тяжелый – говорила родня, мужской – успокаивал папа, отвратный – шептались наши ллосевцы и были правы. Сватов я разворачивала задолго до родного дома, перегородив дорогу собой и палицей, с коей знакома с детских лет.

Хватило трех таких от ворот поворотов, чтобы ко мне охладели все любители вдовьей благодарности. Пусть в несчастливом браке я стараниями покойного поганца-мужа провела лишь год, три недели и два часа, этого хватило, чтобы отбить у меня всякое желание повторного замужества. А коли жить хочу свободно и легко, должна жизнь начать заново. Именно так я решила спустя почти пять лет вдовства в одно июньское утро. Решила и ушла из родного Ллося в направлении столицы.

Августовские ветра, излюбленно воспеваемые в королевстве Дагати, я встретила в самом большом из шести промышленных городов, а первые холодные дожди – уже в столице. Осень обещала быть промозглой, зима снежной, весна мерзопакостной, именно поэтому я искала работу не в цехах или на пристани, а в теплых домах горожан – прачкой, кухаркой, служанкой или нянечкой. В отличие от прочих, на нянечек спрос был большой, отбор нешуточный и до внешности скрупулезный. Порой казалось, что надсмотр и опека не детям нужны, а их отцам, ибо на службу брали лишь хорошеньких. А я гномка.

И долго бы я еще по агентствам трудоустройств побиралась, деньги на проезд впустую тратила и спала в дешевой таверне на тюфяке, если бы один господин меня не приметил. Тощий как жердь, осунувшийся и желтоглазый, он мне сразу показался неприятен, а как тростью в меня ткнул и заявил: «Вот эту мне отрядите», так и вовсе стал омерзителен.

– А чего это тебе? И кем отрядить-то? – Я оттолкнула ярко-красную трость от своей груди и уперла руки в бока. – Ты, задохлик, может, не знаешь, но в королевстве нашем народ свободный. И если надо чего, то скажи чего, а затем спроси, согласна я или нет. А не тыкай, понимаешь ли, зубочисткой своей на предмет твердости…

И пока я говорила, у визитера бровь медленно ползла вверх, а у агентши, ответственной за нянечек, так же медленно падало давление. Бледная как полотно, она пыталась на знаках что-то объяснить. Что именно – я не видела и видеть не собиралась, пока не выскажусь. А потому весьма удивилась, когда остальные претендентки выскочили за дверь, а с виду робкая мадам Турри выпрыгнула из-за стола, одной рукой схватила меня за шиворот, второй закрыла мне рот.

– Простите, ваше превосходительство!

– Не прощу. Кто это? – ледяным тоном поинтересовался, по-видимому, высокородный гость.

– Это?.. – Секундная заминка, и агентша, что за два месяца выучила мою анкету назубок, вдруг заявила: – А я не знаю. Право слово, вижу в первый раз!

Мои глаза явно стали больше, а дыхание и вовсе оборвалось, когда я услышала последующую ложь:

– Эта хамка, простите за прямоту, явно из деревни пожаловала… пробралась в мой кабинет… И подсунула анкету!

– Так, значит, прошла мимо вооруженной охраны? Предварительно получив форму нянечек вашего агентства? Вот это наглость! – сыронизировал задохлик и обратился ко мне, в очередной раз ткнув в мою грудь фигурным набалдашником трости: – И как же вас зовут, хамочка?

– Никак! Она уже уходит. Охрана! – возопила мадам – предательница кадров, и была оборвана моим локтем. Прямо под дых, чтобы неповадно было.

Она мягко шлепнулась на стул, я же представилась некоторым желтоглазым.

– Я Ося из Ллося, – тросточка гостя приятно хрустнула в моих руках и разлетелась на щепки, – а ты, хиляк, сейчас поплатишься за «хамочку»!

– Сомневаюсь, – улыбнулся он, в оскале показав увеличенные клыки.

– Святые угодники… – шепнула я. И палица, выуженная из-под формы, с тихим «хрясь» упала на Турри.

С магами в нашем добром королевстве законодательно приказано не связываться. Осененные божественной искрой, они и без того физически слабы, а после подавления восстаний в кланах двуликих еще и потрепаны, считай, покусаны. С покусанными магами и, как нередко бывает, одержимыми зверем рекомендовано не сталкиваться взглядами. А самых буйных из них, красной тростью отмеченных, надлежит обходить стороной.

Мне повезло нарушить все пункты личной безопасности граждан Дагатии, в том числе и закон о неприкосновенности чужого имущества. Задохлик, он же граф Лофре и многоуважаемый оружейный мастер Вардо Регген, оказался покусанным и ныне одержимым магом с пометкой «буйный», а еще мстительной сволочью, не простившей мне тросточки. Именно это нарушение судья и двое присяжных посчитали недопустимым и в высшей мере наказуемым. По прошествии недолгого совещания они обязали меня в течение полугода добросовестно отработать у графа стоимость обычной палки с набалдашником и наконечником. На резонный вопрос, а не многовато ли изделие стоит, мне ответили:

– Трость была бесценной, из сверхпрочного терракотового дерева и латунных вставок, она являла собой…

– Да какой там! Я ж ее собственными руками расщепила. Кусок изъеденной жуками сосны и самый обычный чугун. Такая трость за четвертину серебрушки продается в столице на каждом шагу. – Я поднялась со скамьи подсудимых и уверенно продолжила: – Да мне проще деньгами отдать, чем собственным временем и трудом… Вы хоть представляете, что можно сделать за шесть месяцев жизни?

– Убрать весь дом, отремонтировать конюшню, застеклить оранжерею, покрасить скамейки в саду, – начал перечислять присутствующий здесь же граф-задохлик-маг-хиляк.

Члены суда внимали ему со священным ужасом на лицах, уперев взгляды в пол.

– Чего?! Да ты меня из нянечек выбрал. Домашняя работа – не моя забота!.. – возопила я и на полуслове была перебита.

– Что ж, добавим готовку, стирку и присмотр за зверьем. Понянчитесь вдоволь. – Так называемый наниматель улыбнулся, сверкнув не только клыками, но и желтым взглядом, и спросил: – Что скажете?

– Ничего.

В гробовом молчании я опустилась на скамью, и слово взял прокурор.

– Думаю, со всем списком дел она справится за десять месяцев, – постановил этот мрачный пучеглазый злыдень. – Ваша честь, ваше слово.

– Год, – решил судья, тучная черноволосая свинья со шрамом на подбородке.

– Согласны, – поддакнули присяжные, два стручка-сморчка. Стук молотка лишил всяческих надежд одну не в пример строптивую гномку.

И чего хорошего я ожидала от кучки негодяев в изъеденных молью париках? Зачем искала поддержку в их глазах, а главное, ждала защиты? От кого?! От тех, кто, увидев задохлика, мгновенно сдулись и, забыв о собственной важности, чуть не полезли под столы! Нужно было сразу уходить. Глядишь, не попала бы на целый год в услужение к одержимому магу.

В обвинительном безмолвии меня вывели в узкий коридор, оттуда по шаткой деревянной лестнице – к скрипучей двери бокового входа. На улице нас ожидали наемный экипаж и тучный возничий.

– Ну и зачем ты настаивала на суде? – полюбопытствовал одержимый маг, когда сопровождавшие нас стражи закона ушли, а мы сели в карету.

Ему легко удалось перейти на «ты», принятое у господ со слугами, в то время как я с трудом вспомнила о надлежащем «вы» в обращении к господам.

– Справедливости хотела.

– Ты ее получила. – Он крикнул вознице «Трогай!» и со смешком заметил: – По-моему, год работ – это более чем справедливо.

– За трость?! – возмутилась я.

– За глупость. Видишь ли, Ося, тростью в нашей прекрасной Дагатии буйные одержимые пользуются не просто так. – На удивленное «Чего? Вы ж не хромаете» он пояснил: – Вынуждены. Не хромать, носить вынуждены. Хоть и не любим этот усмиряющий зверя атрибут – колокольчик прокаженного.

– И поэтому вы ею в меня тыкали. Хотели, чтобы я ее сломала.

– Чтобы обратила внимание на цвет дерева и набалдашник в виде оскалившейся морды зверя. Знак двуликого, оборотня. Трость полгода как ввели. – И процедил сквозь зубы: – Глава контроля постарался, чтобы весть прошла по всей Дагатии.

– До Ллося еще не докатилась, мы у самой границы с Т’Агро. – В деталях вспомнила недавнюю встречу и возмутилась: – То есть там, в агентстве, вы своей тростью предупреждали с вами не связываться и не спорить? Но сигнала «Не смотри в глаза» вы не давали!

– Я улыбнулся, – заявил он и в очередной раз оскалился, обнажив звериные клыки.

– Ну, знаете ли, вы использовали его после, а не до!

Ответом мне была тишина, правда, недолгая. Маг таки снизошел до объяснений:

– Я, можно сказать, соскучился по прямым открытым взглядам, захотел продлить его на миг.

– На год! Будь судья неладен… А заодно вы разучились читать.

– Спорное заявление.

– Да? А с чего вдруг вы прислугу среди нянечек пришли искать? Агентша Турри только по ним и специализировалась. По узконаправленным, для круглосуточного присмотра за детьми.

– Она единственная, кто меня не раздражает… И не пытается спрятаться, завидев трость.

Я понятливо кивнула и отвернулась, не желая видеть счастливый графский оскал.

Карета давно выехала из центральной части города и теперь катилась по району ремесленников и рабочих. Мимо проплывали однотипные двухэтажные домишки с красными черепичными крышами, белыми ставнями и белыми же дверьми. Все как один они были сложены из неукрепленного желтого песчаника, поэтому расползались и вид имели слегка распоясавшийся.

На первом этаже обыкновенно располагались мастерские и магазинчики, на втором жилые комнаты под съем. Маленькие и пыльные, без воды и отопления, оборудованные крохотным углом-нужником, где ночную вазу можно вылить, но никак не помыть. Такие комнатки стоили в десять раз больше снимаемого мною угла в таверне, однако и разместить могли опять-таки один лишь тюфяк. Так что, когда владелец «Старого феникса» предложил мне за ночлег всего лишь четверть серебрушки, я согласилась, не думая и не спрашивая, отчего таверну считают легендарной. А зря.

Как оказалось, есть у нее способность сгорать и возрождаться. Сгорает она благодаря пьянчужкам, не желавшим расплатиться по счету, а восстанавливается благодаря заезжему магу. Добродетель, услышав о тяжелой судьбе пятикратного погорельца, снизошел до проблем несчастного хозяина и таверну восстановил, запечатав ее первоначальный образ как истинный. С тех пор горела она раз двадцать и столько же раз возрождалась со всем обустройством и утварью, что были в таверне на магов приезд. Вот только вещей новоприбывших постояльцев в ней как ранее не оставалось, так и не остается… И надо ж было такому случиться: пока я сидела у агентурши Турри, какая-то пьянь решила не платить.

– Простите, Осока, но все сгорело… – смущенно вещал владелец заведения, стоя на пороге абсолютно новой деревянной таверны, от которой лаком и мастикой разило на версту. Я смотрела на свежевыкрашенные ставни, обшитые деревом стены, на крыльцо с резными перилами и вспоминала, что я оставила в комнатушке и чего лишилась навсегда.

Два летних платья, два теплых, три комплекта белья, чулки, туфли уличные… Тапочки домашние, зимние сапоги, шапка, шарф, перчатки, подбитый мехом плащ… И два брачных браслета, единственная память о муже. Единственная хорошая память, на всем остальном – от предметов быта до поцелуев – он решительно экономил. Деньги и аптечку я всегда ношу с собой, документы тоже, а вот одежду было решительно жаль, даже больше, чем сундук – наследие бабушки. Где еще я найду добротные сапоги и плащ, способные выдержать столичные морозы?

– Вам придется возместить ущерб деньгами, – я требовательно посмотрела на владельца «новостроя», – пять золотых.

Тораниус Тобириус, более похожий на бочонок с ножками, чем на человека, невесть каким образом дотянулся пухлой рукой до собственного подбородка, поскреб его, оценивая мой внешний вид. Затем покосился на карету за моей спиной, не преминув скользнуть взглядом по задохлику. Что-то подсчитал и предложил:

– Три золотых, и ни серебрушкой больше.

– Но этого едва ли хватит на одежду! – всплеснула я руками.

– Так у вас только она и была, – ответил он, отмахнувшись, и позвал помощника: – Ибрагим, принеси мне кошель.

– А как же браслеты?!

Вертикальная морщина задумчивости пересекла лоб Тораниуса.

– Какие браслеты?

– Два брачных браслета из меди и серебра! С тонкой вязью рун на благополучие.

– Какой-какой вязью? – протянул недоверчиво, но мне-то видно, издевается мужик. Кошель ему уже принесли, и все, что он теперь желает, это отдать мне лишь три золотых. И спровадить.

– Вы слышали! – отрубила грозно и шагнула на него. – Два браслета с гномьей вязью рун. На одном была трещина, на втором у замочка небольшой, едва заметный скол.

– А, эти… типа артефакты, – протянул владелец таверны, дождался моего кивка и заявил: – Не… этих там не было. Держите ваши деньги…

– Пять, – потребовала я.

– Три, – воспротивился Тораниус.

– Мы возьмем десять! – раздалось из кареты, и два желтых глаза засветились в ее глубине. – Извольте, уважаемый, нас не задерживать, до темноты осталось чуть-чуть.

– Одержимый… – всхлипнул вмиг побледневший мужик, бросил мне кошель и сбежал, хлопнув дверью таверны.

Хм… В легкой задумчивости я отсчитала десять монет и, завязав тесемки, оставила кошель у двери. Вернувшись в карету, поблагодарила неожиданного заступника и вроде как нанимателя.

– Не за что. С тебя пять золотых, – ответил он, забирая из моих рук половину звонких.

– За что?

– За помощь. Не вступись я, ты получила бы только три.

– Это грабеж средь бела дня! Как не стыдно обирать меня, безвинно пострадавшую, вы же граф! – возмутилась я.

– Графом я стал относительно недавно. Так что… не стыдно, нет.

Масштаб свободы задохлика от общественного мнения на тот момент я интуитивно оценила как большой, а увериться в своих суждениях смогла, когда карета подкатилась к местообитанию его превосходительства. Это произошло ближе к вечеру, экипаж давно выехал из столицы и основательно удалился от нее в северном направлении. Красоты частных богатых владений давно сменились крестьянскими поселениями, а те, в свою очередь, медленно, но верно перешли в заброшенные промышленные районы со множеством угасших и потрескавшихся печных труб, развалившихся складов и покосившихся амбаров, некогда деревянных и зачарованных на прочность, а теперь в основе своей трухлявых и гнилых.

На вопрос, куда мы едем, Вардо Регген прозаично ответил: «Домой» – и попросил возничего поторопиться.

– Скоро совсем стемнеет, – вздохнул он, не обращая внимания на мое возмущенное сопение. – Бурфо ночью не так безопасен, как днем.

Интересное замечание, вызывающее куда более интересный вопрос:

– Ну и зачем я вам… там?

– За надом.

– Съесть хотите? – спросил я и удостоилась удивленного желтого взгляда. Возмущение, плескавшееся на дне его зрачков, частично обнадеживало, но успокоиться не давало. – Или вы меня везете для зверья в качестве игрушки?

– Какой игрушки? – удивился маг, косвенно подтвердив, что какое-то зверье все же есть.

– Которую не жалко… Порвет и не заметит, а через год обо мне уже никто не вспомнит.

– За кого ты меня принимаешь? – не столько вопросил, сколько возмутился Регген, даже не представляя, как я рада поделиться своим мнением на этот счет.

– За негодяя! Подлеца, толкнувшего меня на конфликт и нагло пожинающего плоды своего беззакония…

– Что? – Он резко повернулся.

– То, что слышали! Вы можете и далее разыгрывать мнимое благородство, но я-то видела, как вы своей улыбкой клыкастой получили пять монет. А это, как и мое пленение, прямо говорит о том, что вы успешно пользуетесь статусом покусанного и…

– Так это из-за денег?! – изумился граф-задохлик и вновь откинулся назад, чтобы из глубины своего угла посмотреть на меня с интересом. – Ося, а в твоем роду, случаем, не было гномов? А то, знаешь ли, есть в тебе что-то от них… помимо невысокого роста и переваливающейся походки.

Аж задохнулась от негодования. Пусть в чем-то я и гномка, у меня нормальный рост и вполне изящная походка. Но я ему втолкую это потом, а сейчас главное другое.

– Не переводите тему! Вы принесете меня в жертву?

– Только если попросишь.

Его лицо в очередной раз осветила широкая улыбка.

– Посадите в камеру?

– Это ни к чему, в доме есть пара свободных комнат! – хохотнул маг-хиляк, нисколько меня не разуверив.

– То есть закроете в комнате и будете опыты проводить?

– Я оружейник, Ося… – напомнил он, поморщившись, как от зубной боли. – Оружейник, слышишь? О каких опытах может быть речь?

– Поставите вместо мишени, – выдала я первое пришедшее в голову и удостоилась очередной демонстрации клыков.

– А это идея достойна рассмотрения! – Регген выглянул в окно и крикнул возничему: – Сбавьте ход, подъезжаем.

Подъехали мы к обшарпанному домику, обласканному временем и ветром. Наполовину скрытый забором и поросшим плющом, он смотрелся жалко и убого даже в свете заходящего солнца, когда палитра оранжево-красных цветов наполняет стены и окна огнем и заставляет гореть их на фоне насыщенного фиолетово-синего осеннего неба.

– И мне в этом жить целый год? – прошептала я, цепенея. И как в насмешку, одна из черепиц крыши с шорохом покатилась вниз, зацепила ветку дерева и разбила окно. Удачно разбила, дом мне будто подмигнул. – Святые угодники…

– Ося, выходим, – раздалось громкое у самого уха, а затем полушепотом: – И будь добра, с возницей расплатись.

– Чего?!

– Не хочешь? В таком случае разменяй, – приказал граф-задохлик и протянул на ладони золотой. Тот самый золотой, что он с наглой уверенностью стребовал вначале с владельца таверны, а затем и с меня. – И что ты сидишь и смотришь? Не хочешь менять или у тебя тоже нет денег?

– Что значит «тоже»? – возмутилась я, но кошель достала. Золотой разменяла и с неудовольствием проследила за тем, как маг отдал мужику вместо двадцати серебрушек целых двадцать пять.

– Спасибо, ваше… – начал тот радостно.

– Вам спасибо за то, что подбросили, – добродушно ответил Регген и улыбнулся. – Езжайте!

Но, вопреки пожеланию, возница оцепенел на долгие десять секунд, за которые успел побледнеть, посереть и взмокнуть. Посмотрел на клыки мага, затем с ужасом на меня, опять на мага и… чуть было не побежал впереди кареты, показывая лошадям верный путь до столицы. И это при комплекции в сто тридцать килограммов!

– Куда? – Задохлик с невероятной силой дернул мужика назад, заставляя того сесть на козлы. В одну дрожащую руку всучил кнут, в другую поводья и назидательно произнес: – Я сказал, езжайте, а не сбегайте. Разницу понимаете?

Вечернюю тишь огласил истошный вопль «Д-да!», а затем не менее истошный «Н-но!», и карета почти мгновенно скрылась в наползающем на Бурфо тумане.

– И так всегда. Делаешь человеку добро, а он впадает в панику.

– Вы ему улыбнулись, – укорила я, отметив про себя, что маг не такой уж и хиляк.

– Да? – искренне удивился он. – Я и не заметил.

С этими словами граф-задохлик толкнул створку незапертых ворот, открыв прекрасный вид на свое обиталище. Ветхий домик при ближайшем рассмотрении оказался заброшенной каменной махиной, ранее именовавшейся поместьем. Этакий клоповник с длинной историей побед и поражений. Поражений, судя по фасаду, было больше, чем побед. Иначе как объяснить дыры в стенах и черепичной крыше?

– Вы получили его после осады? – поинтересовалась я, внимательно изучая подпалины на выбеленных солнцем камнях и обгорелые головешки балясин на перилах главной лестницы.

– После удачного испытания метательных орудий.

Маг знаком поманил меня за собой и пошел показывать дорогу. И там было что показывать, потому как если дом дворцового типа стал мишенью для обстрела, то двор – площадкой для ям и траншей. И я старалась не отходить от графа, чтобы не угодить в одну из них в надвигающихся сумерках и уплотняющемся тумане. Мы пересекли двор, перепрыгнули глубокую трещину неизвестного происхождения и поднялись по главной лестнице. Регген распахнул натужно скрипнувшую входную дверь и широким жестом хозяина пригласил меня войти.

– Не стесняйся…

– Да куда уж мне! – фыркнула насмешливо и с опаской шагнула вперед.

Как оказалось, внутренний вид махины ни в чем не уступал внешнему. Выбитые стены, обугленные конструкции, хлам, плесень и паутина. Где-нигде на стенах виднелись признаки былого величия: позолота и деревянная инкрустация в традиционном для Дагатии стиле – с растительным орнаментом. От пола, некогда покрытого паркетом, а теперь грязью, мало что осталось, а вот витражи двухсветного холла уцелели в почти первозданной красоте.

– Ух ты… – Затаив дыхание и задрав голову вверх, я смотрела на это чудо с трепетом и восхищением.

– Нравится? – полюбопытствовал хозяин дома.

– Да! Дух захватывает! – прошептала я и вдруг услышала:

– Спасибо, иллюзии мне всегда давались хорошо.

– Так это морок? – Регген кивнул и предложил мне следовать дальше. Но я не сдвинулась с места. – А ну снимите.

– Не могу, – ответил он уже из бокового коридора.

– Это еще почему?

Я прищурилась, ожидая подвоха, и дождалась.

– Там пауки-ткачи. Не скажу, что большие, но их полчища тебя вряд ли обрадуют. Предпоследняя прислуга сбежала из дома от одного лишь их вида, – донеслось от одержимого мага.

– Так это еще не повод для паники.

– А последнюю пауки вытолкнули сами, – добавил он чуть погодя, и стало ясно: паника обоснована. И меня все больше пугает необходимость совместного с задохликом проживания.

– Как так? – Я догнала мага и дернула его за рукав. – Как они смогли?

– Боевые, что с них взять… Ранее были простыми, но после магических поединков, что проводились здесь, все обитатели поместья несколько видоизменились. – Мои пальцы аккуратно расцепили, погладили, успокаивая и в то же время пугая новыми сведениями: – Стали разумны, сложно убиваемы и отчасти воинственны.

– Все… обитатели… – повторила глухо и сглотнула ставший в горле комок. – Помимо пауков, есть кто-то еще?

Маг кивнул и повел меня дальше.

В ходе короткой экскурсии и не менее короткой инструкции выяснилось, что боевые пауки обитают на верхних этажах и временами забегают на первый, где буйствуют сырость и плесень, а бронированные слизни и странная капуста занимают весь подвал. Куда ни сунься, везде «вооруженные» хозяева.

Единственным чистым и свободным помещением оказалась пристроенная к дому кузня, она же мастерская и оружейная. По всем стенам от пола и до потолка разместилось триста, а может, и все пятьсот полок с деталями, металлическими коробками и чем-то плотно набитыми мешочками. На одной узкой стороне располагались печь и наковальня, на другой – выставка разнообразных ружей. Рядом с ней стояло большое кресло, в центре кузни – массивный стол, а под ним – деревянная лежанка с тюфяком, застеленным покрывалами.

– Это что, моя кровать?

– Моя, – ответил по всем статьям непритязательный граф-задохлик и отодвинул меня подальше от стола. – Свою ты обустроишь сама.

– Где?

Мое недоумение было понятным. Кто ж в здравом уме пойдет соседствовать с обитателями поместья?

– Наверху, под самой крышей, есть чистая, теплая комнатка без пауков, – ответил Регген. – Но если очень хочешь, то можно расположиться и под лестницей, в подвале. Слизни туда не заползают.

В трудном выборе между слизнями и пауками выиграли вторые. Мне выдали ключи от комнатушки, вполне приличные тюфяк, покрывало, подушку и приказ не спать с открытой дверью. Тихо хмыкнула его совету и пошла наверх.

Тоже мне радетель выискался. Я не просто дверь закрою, я ее еще и перегорожу, окно заколочу и дыры заделаю. А все потому, что одержимый маг до сих пор и слова не сказал, зачем искал прислугу. Для чего на целый год привез меня в полуразрушенное поместье, где уборка как мертвому припарка, а каждый второй обитатель опасен и умен. Уж не паукам ли на закуску? Или слизням для откупа? А может, все дело в плесени, и я нынче, как подопытная гномка, должна от нее озвереть? Вот тебе сразу и объяснение приказа о закрытой двери. Зверей, Ося, взаперти и по дому средь ночи не бегай.

С этой мыслью я застыла на лестнице, так и не добравшись до комнатушки. И долго бы я там стояла, если бы не вспомнила, что пауки выгнали последнюю прислугу, а не попытались ею закусить. К слову, о закуси… Надеюсь, Регген не вспомнит, что он вменил мне готовку. А если и вспомнит, то я утомилась уборкой и давно уже сплю!

Через полчаса, прибравшись на выделенной мне территории и забаррикадировав старым комодом вход, я действительно уснула. День был тяжелым и не сказать чтобы отрицательным. Работу в доме горожанина я все-таки нашла, занятость на год вперед обеспечила, а то, что услуги мои не оплачиваются, не беда. На чем заработать и где развернуться, я всегда найду, главное, чтобы граф-задохлик преградой не стал. Иначе будет жизнь моя точь-в-точь как замужняя.

Вечер мягко перешел в ночь, а ночью пошел дождь. Мелко накрапывающий, он меня не особо тревожил, пока не полил как из ведра. Количество щелей в крыше значительно превышало пару дыр, а потому вскоре промок не только мой тюфяк, но и вся комнатушка. Спускаться на первый этаж, где и без дождя вечно сыро, я не рискнула, не говоря уже о том, чтобы ночевать в подвале в обнимку с капустой и слизняками. Именно поэтому вместе с покрывалом, подушкой и вещами я явилась в кузню.

Была бы милой девочкой, не знавшей мужиков, легла бы на полу, а может, и на подоконнике. Но в силу характера и уже имевшего место замужества я подвинула мага и легла подле него. Доходяга оказался прытким. Почувствовав шевеление за спиной, он быстро перевернулся, обнял меня шаловливой рукой, носом в волосы ткнулся и попытался ногой придавить крутое бедро.

– Холодная… – пожаловался в ходе облапывания.

– Еще и злая. Руки уберите, иначе вырву! – пообещала я и ткнула сластолюбца локтем.

В первое мгновение он даже не понял, что к чему, воспротивился и получил… повторно. Ругнулся, зажег магический кристалл и несказанно мне удивился.

– Ося?! Что ты тут делаешь?

– Сплю.

– Я же сказал, ложись наверху и на ключ закройся, – прогнусавил Регген, утирая кровоточащий нос.

– Сами ложитесь, а я тут прикорну.

– Это как понимать?!

– Как непослушание прямому приказу, – зевнула я. – Уходя, свет погасите. И это… дверь на ключ закройте, если вам так неймется меня защищать.

– Ося, – позвал он настойчиво, но ответа не дождался. Пригретая под маговским боком, я засопела быстрее, чем хозяин ложа, а потому без боя завоевала все «подстолье».

Граф-оружейник с ворчанием вышел, свет погасил и дверь на ключ закрыл. Временами где-то чем-то гремел, шуршал, а затем вернулся точно такой же холодный и раздраженный, какой была я. С едва заметным рычанием он пытался меня не то разбудить, не то сдвинуть на пол, но я не поддалась. Отмахнулась от мокрого и недовольного задохлика, завернулась в покрывало с головой и была такова.

Глава вторая

Проснулась от того, что вначале что-то тяжелое прогрохотало по лестнице, стукнулось о стену, затем о дверь. Мощного удара деревянное полотно не вынесло, с протяжным скрипом слетело с петель и рухнуло на пол. Вот, собственно, от этого завершающего аккорда я потеряла связь со сном.

– Святые угодники! Регген, вы всегда так шумите поутру?

– Ося?.. Живая? – несказанно удивился маг и вместе с покрывалом выудил меня из-под стола.

– Я еще и злая.

– Это мелочи, главное, ты цела, – отмахнулся он, тщательно ощупывая меня. – Ведь ты цела?

– Я-то цела, но вас сейчас покалечу. Руки!

Ученый, он тут же отступил, рукой с содранными костяшками прикрыл все еще красный нос. Растрепанный и чуток опухший, в одних штанах и расстегнутой на груди рубашке, маг красовался впалым животом, костлявой грудью и кружевом редких белых волос на оной. Словом, задохлик – он и есть задохлик, с какой стороны ни смотри. И за год такого вряд ли откормишь.

Под моим изучающим взглядом он поспешил запахнуться.

– Так и чего это вы всполошились?

– Я весь дом обошел, но тебя не обнаружил. Ты здесь вчера спала?

– Ну да, – я натянула на плечи покрывало, – а вы рядом лежали…

– Кто, я?

– А здесь есть кто-то другой? – вопросила сердито. – И что вы смотрите на меня как на новые ворота? Ночью был дождь. Я пришла к вам, вы не особо сопротивлялись и благородно оставили меня одну. Затем вернулись, легли рядом и сами об этом же забыли…

– Первое помню, второе нет.

– А рычали так, словно во всю жизнь не забудете, – хмыкнула я.

Это замечание повергло мага в ступор, из которого он не сразу вышел, а когда вышел, первым делом кинулся проверять лунный календарь. Долго листал его, что-то просчитывая, и чуть не взвыл, увидев, что вчера был первый день новолуния.

– Опять? – простонал задохлик, отшатнувшись от календаря. – Но я же столько сил убил. Сам чуть было не скончался…

– Что, правда? – несказанно удивилась я и тихо, но от души посетовала: – Какая жалость, что только чуть.

– Ося?!

– Чего вам? – невинно воззрилась я на возмущенного Реггена. – Вы про завтрак вспомнили или все-таки про ужин?

– Ужин? Званый ужин!.. – повторил он и хлопнул себя по лбу. – В прошлую ночь… Точно. О приглашении герцогини я совсем забыл.

С этими словами он ринулся к неприметному шкафу в стене, чтобы выудить из него черный, весьма броский костюм и черные сапоги. Прикрывшись от меня дверцей, одержимый тут же взялся за свое переоблачение, путаясь в рукавах, штанинах и ругаясь на свою забывчивость.

– Не отчаивайтесь. Если из нее такая же герцогиня, как из вас граф, то вы мало что упустили.

Он меня не услышал. Шкаф закрыл, небрежно пригладил волосы и аккуратно поправил манжеты. Благодаря новому костюму доходяга не особо преобразился и выглядел все так же сутуло и серо, однако стоило ему что-то произнести, махнуть рукой, как предо мной появился совершенно другой мужчина. Высокий, импозантный, с презрительно-надменным желтым взглядом, приятным глазу разворотом плеч, внушительной мускулатурой не только на спине, но и пониже.

– Куда ты смотришь? – ухмыльнулся маг, надевая пальто.

– На ваши волосы, – ничуть не смутилась я, с восхищением указав на оные. И там было чему восхищаться. Водопад блестящих густых волос доходил графу едва ли не до пояса.

– А, это… я перестарался.

Он вновь взмахнул рукой, и диво, длинное белое как снег, исчезло, оставив на макушке лишь куцый хвостик.

– Так это все морок?

– В некотором роде.

Регген подхватил с пола выбитую дверь, кое-как приладил к косяку и, нажав на орнамент, украшавший дверной проем, шагнул к зеркалу. Вернее, к двери, вдоль которой ни с того ни с сего появилась серебряная гладь, отразившая гордую стойку мага и его широкий оскал.

– О, да вы еще и позер.

– Это портал, Ося, стационарный, – раздраженно ответил задохлик. – Закрепленный в неизменных точках входа и выхода.

– И всем порталам вы с таким предвкушением улыбаетесь?

– Только некоторым, – ответил он и шагнул в серебро, не забыв приказать напоследок: – Никому не открывать, никого не пускать, из поместья не убегать.

– Будет сделано, ваше превосходительство, – отрапортовала я и сильнее закуталась в покрывало. С любопытством проследила за тем, как гладь неактивного уже портала медленно, но верно собралась в одну капелюшку, затем истаяла до размеров макового зернышка. И вдруг вместо того, чтобы окончательно исчезнуть, отделилась от двери, со звоном увеличилась до размера блюдца и отразила хмурое мужское лицо.

– Это что еще за диво?