Охотничий Дом Фоли Люси

Миранда

Я не стала заморачиваться и читать письмо Эммы с приложенным проспектом. Никогда не восторгаюсь поездкой заранее – смотреть на фотки лазурного моря или заснеженных гор мне неинтересно. Мне надо быть там, чтобы что-то почувствовать, чтобы это стало реальностью. Когда Эмма рассказала про это место, про Охотничий Дом, мне смутно представилось нечто такое в старинном духе – деревянные балки, каменный пол. Поэтому здание стало сюрпризом. Модерновая конструкция из стекла и хрома, что-то из «Волшебника страны Оз». Дом весь светится. Как гигантский фонарь в ночи.

– Боже! – воскликнул Джулиен, когда парни наконец прибыли на «лэндровере». – Жутковато выглядит, не находите?

Он вечно так говорит. При всем своем уме Джулиен начисто лишен художественного воображения. Он из тех, кто ходит по выставке Сая Твомбли[8] и громко комментирует: «Я такое в пять лет рисовал». Он обожает так высказываться – напоминает, что он «мальчик из трущоб» и в детстве ему было не до развития эстетического вкуса. Меня это всегда цепляло. Он отличался от всех этих школьников с отмытыми ушами, меня привлекала его неотесанность.

– Мне нравится, – сказала я.

И это правда. Похоже на космический корабль, приземлившийся на берегу озера.

– И мне, – откликнулась Эмма.

Ничего другого я от нее и не ожидала, даже если на самом деле она считала этот дом уродством. Иногда я проверяю ее, говорю что-нибудь возмутительное, провоцируя ее возразить мне. Но она ни разу не возразила – так ей хочется сойти за свою. И неважно, она верная, – а вот Кейти и Самира в последнее время ушли в самоволку. Эмма всегда готова хоть в кино, хоть в бар, хоть по магазинам. Я предлагаю, куда пойти, а она просто соглашается. Если честно, это очень бодрит, ведь Кейти вечно занята, так что это я всегда прихожу в какой-нибудь паршивый безликий бар в Сити, чтобы урвать три минуты ее времени.

С Эммой же – как с младшей сестрой, какой я себе ее представляю. По-моему, она даже смотрит на меня снизу вверх. Невольно вызывает желание покомандовать. Последний раз, когда мы ходили по магазинам, я затащила ее в «Майлу»[9]. «Давай выберем что-нибудь такое, чтобы у Марка челюсть отвалилась», – предложила я. И мы подобрали комплект что надо – очаровательный сексуальный лифчик, крошечные трусики и пояс для чулок. Я представила, как она скажет Марку, что все это помогла ей выбирать я, как он медленно осознает это, – и внезапно ощутила прилив желания. Не к Марку, конечно, его я никогда не хотела. Его молчаливое внимание мне всегда льстило, да, но никогда не возбуждало.

Если Кейти вечно на работе, то Самира вечно занята Прайей, она просто помешана на этом ребенке, есть что-то нездоровое в бесконечном потоке фоток, которые она вываливает в соцсетях – вот мне и приходится общаться с Эммой. Воистину третьесортный вариант.

Я так ждала этой поездки, так хотела поболтать со всеми. Встретившись, мы всегда сразу же начинаем играть свои старые роли. Можем не видеться месяцами, но стоит нам собраться, все становится как прежде – как когда-то в Оксфорде. Больше всего мне, конечно, хочется поболтать с Кейти. Увидев ее утром на станции, с новой прической, в новой одежде, которую я не узнала, я поняла, как же давно мы не виделись… и как сильно я соскучилась.

В Охотничьем Доме красиво, но я рада, что мы будем тут только есть, а не ночевать. Прозрачность стекла подчеркивает контраст между светлым пространством внутри и тьмой снаружи. Я вдруг понимаю, как хорошо нас видно с улицы – залитых светом, точно насекомые в банке… или как актеры на сцене в лучах софитов, – внимательным зрителям. Там в темноте может прятаться кто угодно, наблюдать за нами без нашего ведома.

На мгновение во мне почти проснулось старое ощущение, что за мной следят. Чувство, с которым я живу уже больше десяти лет. Напоминаю себе, что все здесь, а снаружи никого нет. Мы же тут совершенно одни, если не считать лесничего и администратора по имени Хитер, которая вышла нас встретить.

Хитер тридцать с небольшим, маленькая, хрупкая, довольно милая, хотя пристойная стрижка и немного косметики ей бы не повредили. Хоть убей, не могу понять, как она может жить в одиночестве в таком месте. Ведь она именно живет здесь – она сказала, что ее домик «там, ближе к лесу». Торчать здесь безвылазно, должно быть, та еще тоска. Я бы свихнулась от одних только мыслей хоть о какой-нибудь компании. Порой дома я включаю телик и радио, просто чтобы заглушить тишину.

– Ваши коттеджи, – сказала Хитер, – рядом с Охотничьим Домом. Другие гости живут в хижине на той стороне озера.

– Другие гости? – переспросила Эмма.

Повисло неловкое молчание.

– Какие еще другие гости?

Хитер вздохнула:

– Пара из Исландии, они приехали вчера.

Эмма нахмурилась:

– Но я не понимаю. Я была уверена, что мы будем здесь одни. Вы сами так сказали по телефону. «Место будет в вашем полном распоряжении» – это ваши слова.

Хитер кашлянула.

– Боюсь, вышло небольшое недоразумение. Когда мы разговаривали, я была уверена, что вы будете одни. Обычно мы хижину на той стороне озера не сдаем. К сожалению, я не знала, что мой коллега забронировал домик для них и… гм… до сих пор не зарегистрировал их в журнале.

Настроение сразу упало. От одних только слов «другие гости» стало неприятно, как будто на твою территорию кто-то незаконно проник. Будь мы в отеле, другое дело, там ты всегда окружен незнакомцами. Но при мысли о других людях здесь, в этой глуши, даже такая дикая местность начинает казаться слегка перенаселенной.

– Они будут на ужине по-хайлендски сегодня вечером, – извиняющимся тоном сказала Хитер, – но в их хижине есть кухня, так что в остальное время они не будут появляться в Охотничьем Доме.

– Слава богу, – буркнул Джайлс.

Никогда я не видела Эмму такой злой – кулаки она стиснула так, что костяшки пальцев побелели.

Вдруг позади нас раздался громкий хлопок, все разом обернулись. Джулиен стоял с бутылкой шампанского, над горлышком вился дымок.

– Подумал, надо слегка взбодриться, – ухмыльнулся Джулиен.

Шампанское пенилось, лилось на ковер, и Бо проворно подставил бокал, чтобы спасти хоть чуть-чуть.

– Эй, кто знает… может, другие гости прикольные. Может, они с нами и Новый год встретят.

Ну да, разве есть что-то хуже, чем компания неведомых чудил на празднике. Уверена, Джулиен тоже так думает. Но ему хочется быть компанейским парнем. До жути хочется нравиться, быть интересным, чтобы другие хорошо о нем думали. Наверное, из-за этого качества я в него и влюбилась.

Хитер помогла Эмме принести из кухни бокалы. Все снова улыбались, увлеченные праздничностью момента – благодаря шампанскому. Я ощутила внезапный прилив тепла. Как же хорошо, что мы снова вместе. Как давно мы не виделись. Это такие особенные дни – когда мы все собираемся. Самира и Кейти рядом со мной. Я обняла их, прошептала: «Три мушкетера». Наиближайшие из ближнего круга. И даже внимания не обратила на чертыхание Самиры, облившейся шампанским, когда я внезапно притянула ее к себе.

Джулиен протянул бокал Хитер, хотя было видно, что она не хочет. Боже. Мы слегка поспорили вчера в винном. Двенадцать бутылок «Дом Периньон», для шампанского это слишком. «А ты не можешь взять просто “Моэ”, – спросила я, – как все нормальные люди?» – «Ты бы потом жаловалась. В прошлый раз ты говорила, что у тебя голова болит “от этого сахара”, который добавляют в обычные марки. Для Миранды Адамс все самое лучшее».

Чья бы корова мычала. У него все должно быть всегда немножко чересчур, вот в чем дело. Чуть больше экстравагантности, чуть больше наличных. Жажда иметь больше, чем выпало тебе на долю… да только не с его работой. Если сомневаешься – сори деньгами, для Джулиена это формула решения любых проблем. Ладно… для меня тоже, если уж до конца быть честной. Я люблю пошутить, что мы подчеркиваем друг в друге самое худшее. И возможно, это даже справедливее, чем я могу в том признаться.

Разрешила ему купить это чертово шампанское. Я знаю, как хочется ему забыть стресс этого года.

Как я и думала, Хитер не стала пить. Сделала малюсенький глоток из вежливости и поставила бокал на поднос. Догадываюсь, она считает непрофессиональным пить с клиентами, и это правильно. Так что теперь, спасибо «щедрости» Джулиена, у нас целый бокал коту под хвост, загаженный чужой слюной.

Хитер рассказала о планах на выходные. Завтра у нас охота на оленя.

– Вас поведет Даг, он зайдет за вами рано утром.

Даг. Он меня заинтриговал. Сразу видно, что мы не очень-то ему понравились. А еще видно, что меня он стесняется. Это дает ощущение некоторой власти.

Джайлс спросил, есть ли тут пешие маршруты. Хитер достала карту и разложила ее на кофейном столике.

– Выбор большой. Зависит от того, чего вы хотите и какое у вас снаряжение. Некоторые приезжают с полной амуницией: ледорубы, кошки, карабины.

– Ну, это точно не про нас, – улыбнулся Бо.

Чертовски верно.

– Тогда, если вам нужно что-то совсем спокойное, вокруг озера есть тропинки, – она провела пальцем по карте, – они тянутся на несколько миль, и там нет подъемов. По пути будет несколько водопадов, но через них проложены мостики, так что вы не устанете. Там даже в темноте можно пройти. Ну и конечно, вас может заинтересовать Мунро, если планируете «положить его в сумку».

– В каком смысле? – не понял Джулиен.

– Ну, как трофей, – пояснила Хитер. – Так люди говорят про вершины, на которые забираются. Означает, что вы ее покорили.

– Ах да, – Джулиен поспешно улыбнулся, – разумеется, я слышал такое.

Ничего он не слышал. Но Джулиен не любит выглядеть лохом. Может, с художественным вкусом у него и так себе, но моему мужу важен внешний лоск. Лицо, которое ты являешь миру. То, что о тебе думают другие. Уж я-то знаю это как никто.

– Или, – продолжила Хитер, – вы можете выбрать что-то среднее. Например, подняться до Старого Дома.

– Старого Дома? – спросил Бо.

– Да. Первый охотничий дом сгорел около века назад. Почти ничего не осталось. Так что смотреть там особенно не на что, но цель для восхождения вполне достойная, оттуда открывается фантастический вид на поместье.

– А люди выжили? – спросил Джайлс.

– Двадцать четыре человека погибло – все, кто находился в доме. Выжили только два конюха, которые ночевали в конюшне с лошадьми. Одна из старых конюшен уцелела, но конструкция ненадежна, лучше к ней близко не подходить.

– И никто не знает, с чего начался пожар? – неожиданно спросил Бо.

Всех охватило мрачное любопытство – стало так тихо, что пролетевшую муху услышишь. Но Бо выглядел не заинтересованным, а встревоженным, взгляд его метнулся к огню, гудевшему за решеткой камина. Он слишком городской мальчик. Могу поспорить, что настоящий огонь Бо видел только в рюмке огненной самбуки.

– Нет, – ответила Хитер, – никто не знает. Возможно, огонь в камине оставили без присмотра. Но есть предположение… – Она замолчала, будто сомневалась, стоит ли продолжать. – Есть предположение, что один из работников, лесничий, был так психологически травмирован на Первой мировой, что поджег здание намеренно. Что-то вроде убийства с самоубийством. Говорят, огонь было видно даже в Форт-Уильяме. Помощь смогла прибыть только через день… когда было уже слишком поздно.

– Хреново, – ухмыльнулся Марк.

Я заметила, что его ухмылка покоробила Хитер. Наверняка подумала, как можно смеяться над тем, что две дюжины людей сгорели заживо. Но нужно знать Марка, чтобы понимать его мрачное – хотя и совершенно безобидное – чувство юмора. К нему надо привыкнуть. Так же, как мы привыкли к тому, что Джайлс, хоть он и любит прикинуться Мистером Беззаботным, становится жутким скрягой, когда приходит его черед платить за выпивку. А с Бо утром лучше не заговаривать – пока он не выпьет пару чашек кофе. Или вот Самира, такая легкая и милая с виду, но на самом деле способная затаить обиду как никто. Старые друзья. Ты просто знаешь о них все. И любишь их такими, какие они есть. Мне кажется, это как в семье. Что-то в таком роде. Мы знаем все, что нужно знать друг о друге.

Хитер взяла планшет с зажимом и внезапно перешла на деловой тон:

– Кто из вас Эмма Тейлор? С вашей карточки был оплачен залог.

– Это я, – подняла руку Эмма.

– Прекрасно. Заказанные вами продукты в холодильнике. Вот список. Филе говядины, устрицы в раковинах, Иэн привез их из Маллейга сегодня утром, копченый лосось, копченая скумбрия, икра, эндивий, рокфор, грецкие орехи, горький шоколад, шоколад с 85 % какао, перепелиные яйца, – она на секунду умолкла, чтобы перевести дух, – жирные сливки, картофель, томаты на ветке…

Боже. Мой собственный тайный вклад в дело неожиданно показался на редкость скудным. Я попыталась поймать взгляд Кейти, чтобы весело переглянуться. Но мы так давно не виделись, что слегка сбились с общего ритма. Она смотрела в огромное окно, погруженная в свои мысли.

Эмма

Я проверила список. Кажется, купили не те томаты – не черри, – но, думаю, сойдет. Могло быть хуже. Я очень разборчива, когда готовлю; научилась в университете, и с тех пор это моя страсть.

– Спасибо, – сказала Хитер, когда я вернула ей список.

– Где вы все это раздобыли? – заинтересовался Бо. – Тут же в округе нет магазинов?

– Нет. Большую часть Иэн купил в Инвернессе и привез на поезде, так проще.

– Но кому понадобилось заморачиваться и строить тут станцию? – спросил Джайлс. – Мы-то добирались на поезде, но железную дорогу явно почти не используют.

– Не используют, – согласилась Хитер. – Это любопытная история. В девятнадцатом веке землевладелец потребовал от железнодорожной компании, желавшей проложить дорогу через его владения, чтобы они провели сюда ветку и построили станцию.

– Получилось, что у него как бы своя собственная железнодорожная станция, – сказал Ник.

Хитер улыбнулась.

– Это было сделано не ради баловства. Это ведь страна виски. И в прошлом тут повсюду были нелегальные вискарни, а крупные предприятия постоянно грабили. Например, старую вискарню в Гленгарри, тут рядом. До появления железной дороги контрабандистам приходилось полагаться лишь на фургоны, но они слишком медленные, и велика вероятность, что за время долгого путешествия на юг, в Англию, их где-нибудь да остановят. Но поезд другое дело. Это возможность доставить продукт в Лондон всего за какой-то день. Поговаривали, что проводники были на содержании и в случае надобности закрывали глаза. А некоторые, – она на миг замолчала, явно для пущего эффекта, – считали, что землевладелец все спланировал заранее, как только узнал о начале строительства железной дороги. Если вам интересно, то на территории поместья сохранились хижины контрабандистов виски. Найденные обозначены на карте. Их поиски для меня что-то вроде хобби.

Я увидела, как Джулиен за ее спиной закатил глаза. Но Ник был заинтригован.

– Что вы имеете в виду? – спросил он. – Их разве не все нашли? А сколько их всего?

– О, мы не знаем. Каждый раз я думаю, что нашла последнюю, а потом натыкаюсь еще на одну. На сегодня нашли пятнадцать хижин. Они хитро устроены – это пирамиды из камней, пристроенные к скалам и заросшие вереском и утесником. Понять, что это пирамида, можно, только взобравшись на скалу, снизу ее не разглядеть. Они сливаются со склоном. Могу показать вам парочку, если хотите.

– Да, было бы интересно, – сказала Кейти.

– Нет, спасибо, – одновременно с ней произнес Джулиен.

Повисло неловкое молчание.

– Что ж, – Хитер вежливо улыбнулась, но во взгляде, которым она наградила Джулиена, сверкнула сталь, – разумеется, это необязательно.

Чувствовалось, что она может быть совсем не такой милой и уступчивой, какой кажется. Вот и прекрасно. Насколько я знала, Джулиену слишком многое сходит с рук. Словно его внешность и обаяние, которое он включал, когда это требовалось, – достаточные основания, чтобы люди спускали ему все его выходки. Обычно Джулиен прибегал к обаянию, сказав что-нибудь особенно ужасное или жестокое, точно прятал жало, показывая, что не имел в виду ничего плохого.

Возможно, я просто завидовала. Вот Марк не способен так сразу развернуться, он-то всегда остается самим собой – смеется невпопад, отпускает сальные шуточки. Понятно, с кем из них двоих большинство людей предпочли бы сесть за стол. Но Марк хотя бы настоящий – даже если иногда это означает по-настоящему скучный (я прекрасно вижу его недостатки). А Джулиен такой поверхностный. Интересно, что у него внутри.

Мои мысли прервал Бо.

– А тут невероятно! – воскликнул он.

Так оно и было. Это место определенно лучшее из всех, где мы побывали за последние несколько лет. Впервые за день я почувствовала, что могу наконец расслабиться и насладиться окружающей красотой, а заодно погордиться тем, что нашла такой волшебный уголок.

Мы находились в гостиной: два огромных мягких дивана и несколько кресел, красивые старинные ковры, широкий камин с поленницей дров рядом.

– Кроме дерева мы используем торф, – сказала Хитер, – чтобы получше дымило.

На верхних полках стеллажей сплошь антикварные книги, изумрудные и красные корешки с золотым тиснением. Нижние забиты настольной классикой: «Монополия», «Скрабл», «Твистер», «Клуэдо».

На внутренней стене – внешняя целиком из стекла – несколько оленьих голов. Тени от рогов огромны и ветвисты, словно отбрасывают их старые мертвые сухие деревья. Стеклянные глаза как на некоторых картинах – кажется, что они следят за вами, куда бы вы ни пошли, злые взгляды устремлены прямо на вас, сверху вниз. Я заметила, как Кейти, глядя на одну из оленьих голов, поежилась.

Казалось бы, модернистская архитектура и уют несовместимы, но это совсем не так. Огромная стеклянная стена словно растворяется, между нами и окружающим ландшафтом будто и нет никакого барьера. И можно шагнуть с ковра прямо к озеру, огромному и серебристому в вечернем свете, обрамленному черными силуэтами деревьев.

– Ладно, – сказала Хитер. – А сейчас я вас оставлю, чтобы вы тут освоились. Пожалуйста, выбирайте коттеджи, какой кому больше подходит.

Она направилась к выходу, но вдруг остановилась, обернулась и стукнула себя по голове, будто забыла что-то.

– Это, наверное, шампанское, – сказала она.

Сомневаюсь. Она всего-то сделала два мелких глотка.

– Я должна сказать вам две вещи, очень важные для вашей безопасности. Если вы планируете более-менее удаленные прогулки – скажем, решите углубиться в лес, – ставьте нас в известность. Сейчас все выглядит безобидно, но в это время года погода может измениться в течение часа, да что там, иногда за несколько минут.

– И как именно? – спросил Бо.

Для него тут, надо полагать, как на другой планете. Я слышала, он рассказывал, что пять лет жил в Нью-Йорке и за все пять лет покидал город всего раз, потому что боялся «что-нибудь пропустить». Вряд ли он большой любитель прогулок.

– Метель, внезапный туман, резкое понижение температуры. Все это делает эти места такими потрясающими… но и смертельно опасными, если уж на то пошло. Скажем, если разыграется метель, мы хотим знать, отправились вы в поход или сидите в безопасности своего домика. Кроме того, – Хитер слегка поморщилась, – в прошлом у нас были небольшие неприятности с браконьерами…

– Как это по-викториански звучит, – заметил Джулиен.

Хитер выгнула бровь.

– К сожалению, ничего викторианского в этих людях нет. Это не романтические герои седой старины, стреляющие дичь себе на обед. У них современное снаряжение для выслеживания добычи и охотничьи ружья. Они могут промышлять даже днем, одевшись в лучший камуфляж, который только можно купить. Чаще действуют ночью. И занимаются они этим не ради забавы. Они продают мясо на черном рынке рестораторам, рога сбывают через eBay или отправляют непосредственно за границу. В Германии на них большой спрос. У нас есть система видеонаблюдения, это, конечно, нам в помощь, но не препятствие для браконьеров.

– Они опасны? – спросила Самира.

– О нет, – быстро ответила Хитер, сообразив, как все это должно звучать для гостей, полагающих, что прибыли в безмятежную идиллию шотландских гор. – Нет, совсем нет. На самом деле у нас не было случаев браконьерства… уже какое-то время. Даг внимательно следит за этим. Я просто хотела, чтобы вы знали. Если увидите незнакомца, сообщите любому из нас. И не приближайтесь к нему.

Я ощутила, что этот разговор слегка прибил общее настроение.

– Мы еще не выпили за приезд! – Я схватила бокал с шампанским. – За нас! – И стукнула своим бокалом о бокал Джайлса, получилось слишком резко, и Джайлс отскочил, чтобы не облиться.

Он повернулся к Миранде и чокнулся с ней. Кажется, сработало: маленькая цепная реакция побежала по комнате, и от привычности этого ритуала все заулыбались. Вспомнили, что мы приехали праздновать. Вспомнили, как хорошо – нет, замечательно – тут.

Кейти

Бесполезно было говорить, какой коттедж мне больше нравится. Я одиночка, потому под общее молчаливое одобрение выбрала самый маленький. Последовали добродушные споры о том, кому какой достанется. Один коттедж больше других, и Самира – вероятно, справедливо – считала, что его должны занять они с Джайлсом, у них же Прайя. А Ник и Миранда хотели тот, из которого лучший вид на озеро, – на секунду мне показалось, что Ник спорит, просто чтобы подразнить Миранду, но потом милостиво уступил. Все показывали себя с наилучшей стороны.

– А давайте прогуляемся, – предложила Миранда, когда с расселением все решили. – Разведаем вокруг.

– Но уже почти темно, – возразила Самира.

– Так еще лучше. Захватим шампанское на озеро.

В этом вся Миранда. Любой другой остался бы в Охотничьем Доме до ужина, но ей требовались приключения. Моя жизнь, как только Миранда вошла в нее двадцать с чем-то лет назад, стала гораздо ярче.

– Мне надо уложить Прайю. – Самира посмотрела на переноску, в которой лежала малышка. – Для нее уже поздно.

– Ладно, – небрежно обронила Миранда, едва взглянув в ее сторону.

Не знаю, заметила ли она обиженный взгляд Самиры. Миранда почти весь день вела себя так, словно Прайя – лишний багаж. Помню пару лет назад ее рассуждения о том, «когда у нас с Джулиеном будут дети». Последнее время мы редко виделись, и я не могу понять, то ли ее равнодушие искреннее, то ли она скрывает за ним какую-то личную боль. Блефовать Миранда всегда умела первоклассно.

Все остальные – включая Джайлса – потянулись в темнеющий вечер. Самира, свернув на дорожку к их коттеджу, оглянулась на мужа – наверное, ждала, что пойдет с ней, поможет уложить Прайю. Впервые я так ясно увидела разногласие между ними. Эти двое – идеальная пара, так поддерживают друг дружку, такие любящие, все делают вместе. Прямо сблевать тянет.

Спотыкаясь на неровностях тропинки, мы гуськом двинулись к воде. У Бо, Джулиена и Эммы фонарики, которые они прихватили из Охотничьего Дома, чтобы освещать путь. После тепла в доме я забыла, как ужасно снаружи. Холод такой, что кожу на лице тотчас стянуло, словно в знак протеста против этого режущего воздуха. Кто-то схватил меня за руку, я дернулась, но тут же поняла, что это Миранда.

– Привет, незнакомка. Так здорово снова тебя увидеть. Господи, я так соскучилась.

Непривычно слышать от нее подобное признание – и еще необычнее ее тон. Я посмотрела на нее, но в темноте выражения лица было не разглядеть.

– Я тоже.

– У тебя новая стрижка?

Ее рука коснулась моих волос у щеки. Я постаралась не отшатнуться. Миранда обожала дотрагиваться – а я наоборот.

– Да. Сходила к Дэниелу Гелвину, как ты советовала.

– Без меня?

– Да как-то не подумала. Просто была пара часов свободных… мы закрылись раньше обычного.

– Ладно, – сказала она, – в следующий раз, как соберешься, дай знать, хорошо? Устроим свидание. А то ты последнее время совсем пропала. – Миранда понизила голос: – Мне пришлось просить Эмму… Господи, Кейти, она такая славная, что от нее свихнуться можно.

– Прости, на работе ужасная запарка. Знаешь, когда ты борешься за партнерство…

– Но так же будет не всегда?

– Нет. Надеюсь, что нет.

– Потому что я недавно думала… помнишь, как раньше было? Когда нам было по двадцать? Мы виделись каждую неделю, ты и я. Пусть даже просто ходили выпить в пятницу вечером.

Я кивнула. Но она вряд ли увидела.

– Да. – Голос мой прозвучал немного хрипло.

– Господи, помнишь ночной автобус? Мы уснули и доехали до конечной… в Кингстон, да? А в тот раз, когда пошли в круглосуточный «Теско», ты вдруг размечталась об омлете, но уронила коробку с яйцами, и они размазались повсюду – ну просто повсюду, – и мы решили сбежать, на своих дурацких высоких каблуках… – Миранда рассмеялась, но тут же замолчала. – Я скучаю по этому… по этим дурачествам. – Голос ее был полон тоски. Хорошо, что не видно выражения ее лица.

– Я тоже, – сказала я.

– Эй, вы гляньте на себя, – раздался из темноты голос Джулиена. – Подружки-расподружки. И о чем вы там сплетничаете?

– Ага, давайте, – подхватил Джайлс, – колитесь!

– Ладно. – Миранда приникла ко мне, шепнула на ухо: – Я так рада, что мы здесь, наверстаем упущенное. Я жутко соскучилась по тебе, Кей.

Она сжала мою руку, и мне вдруг почудился какой-то подвох. Но в следующий миг ощутила укол совести – все-таки я плохая подруга.

А Миранда уже отстранилась, и я скорее угадала, чем увидела в темноте, что она вскинула вверх бутылку:

– Смотрите, что у меня!

Радостные возгласы, улюлюканье. Джайлс в круге света от фонарика исполнил пару придурочных па – ну вылитый маленький мальчик, выпускающий наружу лишнюю энергию. И похоже, это оказалось заразительно, внезапно все расшумелись, восторженно загомонили, голоса эхом разнеслись над озером.

Но Эмма вдруг резко остановилась. Я услышала, как она ойкнула, и проследила ее взгляд. Причал, к которому мы направлялись, был освещен луной, и там четко обозначился силуэт человека. Высокий и какой-то слишком неподвижный, словно и не человек вовсе. Лесничий, подумала я. Он примерно такого же роста. Или кто-то из других гостей, про которых нам говорили?

Бо направил на человека луч фонарика, все были уверены, что тот обернется или хотя бы шевельнется. И тут Бо расхохотался. А следом и остальные поняли, в чем дело. Это был вовсе не человек. Статуя, мужчина, задумчиво глядящий вдаль, – в духе работ Энтони Гормли.

Мы устроились на пристани, перед нами раскинулось озеро. На поверхности то и дело возникали мелкие морщинки, хотя ветер дул едва-едва. Рябь, наверное, вызывало что-то из глубины, под зеркальной гладью явно прятались какие-то тайны.

Несмотря на шампанское, все притихли. Возможно, причиной тому была громадность окружающих нас черных вершин, плита темного неба над головой, полная тишина, – вся эта давящая красота заставила нас умолкнуть.

И все же тишина была не всеобъемлющая. Если посидеть немного, то вокруг начинали проступать звуки – шелест и шорох в подлеске, загадочное озерное эхо. Хитер успела рассказать про гигантских щук-монстров, которые здесь обитают, – исполинское чучело одной из них висит на стене Охотничьего Дома как доказательство правдивости рассказа. Огромные челюсти, острые зубы, вылитая тварь юрского периода.

Я слушала, как высокие сосны шуршат над головой, раскачиваясь на ветру, то и дело раздавался мягкий стук – порыв ветра срывал с веток снег. Совсем рядом внезапно заухала сова. Звук такой узнаваемый, но такой странный, что трудно было поверить в его реальность, в то, что это не какой-нибудь спецэффект.

Джайлс попытался передразнить сову:

– Тевит, тивиу!

Мы рассмеялись, как и требовалось, но меня поразило, как тревожно, почти пугающе прозвучал голос птицы. Для городского жителя крик совы в диковинку, он словно подчеркнул, насколько это место нам чуждо.

– Я и не знал, что в Британии есть такие места, – точно прочитав мои мысли, сказал Бо.

– Ах, Бо, – отозвалась Миранда, – какой же ты янки. У нас тут не только Лондон и конфетные деревеньки.

– Вот не думал, что ты часто бываешь за Кольцевой, Миранда, – парировал Ник.

– Эй! – Она сделала вид, что собирается его стукнуть. – Бываю периодически. Как раз перед Рождеством мы скатались в Сохо, правда, Джулиен?

Все, включая Миранду, засмеялись. Люди думают, что она не способна посмеяться над собой, но это не так… может, если не будет при этом выглядеть слишком смешно.

– Давай открывай бутылку, Мэнди, – сказал Бо.

– От-кры-вай, от-кры-вай! – принялся скандировать Джайлс, и все подхватили. И вот уже над озером разносилось пение, было в этом что-то странное, почти дикарское, языческое. Наверное, это все действие пейзажа – древнего и загадочного.

Пили мы прямо из бутылки, передавая ее по кругу, как скауты, ледяная шипучка обжигала рот.

– Как в Оксфорде, – сказал Марк. – После экзаменов устраивались ночью и надирались.

– Только тогда была испанская шипучка, – заметила Миранда. – Боже, мы эту дрянь галлонами пили. И как только не замечали, что на вкус просто блевотина?

– А еще вы тогда устроили костюмированную вечеринку у реки, – продолжил Марк. – Вы двое, – он указал на меня и Миранду, – и Самира.

– Ага, было дело, – подхватил Джайлс. – Забыл только, какая тема была?

– «Прекрасные и обреченные»[10], – ответила я.

Все должны были нарядиться в стиле двадцатых годов, «золотая молодежь» – как Ивлин Во и его друзья. Господи, до чего же мы были пафосные. Вспоминать об этом все равно что читать старые записи в дневнике, стыдно и вместе с тем трогательно. Потому что это был замечательный вечер, просто волшебный. Мы зажгли свечи, вставили в фонари и расставили их вдоль берега. Все так постарались с костюмами, и все были прекрасны: девушки в блестящих платьях «чарльстон» и парни в смокингах. Миранда, разумеется, была самой сногсшибательной – в длинном облегающем серебристом платье. Помню, как я наблюдала за вечеринкой, все уже пребывали в пьяной эйфории. И думала: как такая старушенция, как я, оказалась здесь? Неужели эти люди мои друзья? И особенно эта девушка – такая эффектная, такая сияющая, – неужели это моя лучшая подруга?

Когда мы возвращались назад к огням Охотничьего Дома и хижин, я заметила еще одну статую, слева от нас, ее силуэт обозначился в свете окон сауны. Статуя была повернута спиной к озеру, лицом к нам. От нее меня пробрала та же жуть, что и от первой. Я подумала, что для того она тут и стоит.

Наконец-то можно было передохнуть в уединении. Мы провели в компании друг друга почти восемь часов. Мой коттедж находился дальше всех от Охотничьего Дома, сразу за сауной с покрытой мхом крышей. Он был самым маленьким. Ни его размеры, ни удаленность меня особенно не волновали. Я принялась распаковывать чемодан, хотя вещей взяла с собой совсем немного. После шампанского во рту стоял кисловатый привкус, в животе слегка бурлило. Я выпила воды. Потом долго принимала горячую ванну – в эффектной лохани, добавив в воду органического масла с густым и душноватым запахом герани и розмарина. В ванной имелось высокое окно, из которого открывался вид на озеро, подернутый, будто патиной, жухлым плющом, – прямо картина кого-то из прерафаэлитов. Окно было расположено достаточно высоко, чтобы кто-то мог заглянуть в него с целью подсмотреть, – впрочем, я бы все равно ничего не заметила. Не знаю, почему мне пришло это в голову, тем более тут и подглядывать некому, но, однажды мелькнув, эта мысль засела в мозгу. Я выбралась из ванны и прикрыла окно полотенцем. Взгляд наткнулся на зеркало, висящее над раковиной, даже в тусклом свете выглядела я ужасно – измученная, бледная, под глазами темные круги.

Признаюсь, я была почти готова отказаться от поездки в этом году. Просто притвориться, что не заметила письма от Эммы во «входящих», а потом станет «слишком поздно», чтобы что-то решать. Мелькнула внезапная мысль: может, я уже внесла свой вклад в общее веселье? И могу теперь просто спрятаться здесь на три дня от гвалта и суеты, никто и не заметит, что я исчезла. Ник, Бо и Самира, если заведутся, вполне себе громкие, а Миранда и в одиночку умеет создать столько шума, что хватит на целую вечеринку.

А я тихоня, которую мало кто замечает. Наблюдатель, растворившийся на заднем плане. Когда мы жили вместе – Миранда, Самира и я, – жизнь у нас кипела. Они были актерами, я – зрителем.

Если рассказать об этом моим коллегам, они удивятся. Сейчас я один из старших сотрудников фирмы. И рассчитываю скоро стать партнером. Люди слушают, когда я говорю. Я делаю презентации, мне нравится мой голос в тишине комнаты для совещаний. Мне нравится видеть обращенные ко мне лица людей, внимательно слушающих меня. Меня уважают. У меня под началом целая команда. И я давно уже поняла, что мне нравится ответственность. Думаю, каждый из нас в разных обстоятельствах выпускает на волю разные версии самого себя.

Среди друзей я была не лидером, а, напротив, аутсайдером. Уверена, люди часто недоумевали, что эта серая мышка делает рядом с такой, как Миранда. Но в дружбе, как и в любви, противоположности притягиваются. Экстраверт и интроверт, инь и ян.

Было бы очень легко проникнуться неприязнью к Миранде. Бог наградил ее и красотой, и деньгами. У нее такая невероятная фигура, что она выглядит «дурным, нереальным примером для юных девушек», как будто ее подправили в фотошопе. Кажется несправедливым, чтобы у такой худышки была грудь такого размера, – разве она состоит не из жира? И густые, возмутительно блестящие белокурые волосы и зеленые глаза… думаю, в реальной жизни больше ни у кого нет таких по-настоящему зеленых глаз, кроме как у Миранды. Она из тех, кого вы сразу назвали бы сукой. И она определенно может ею быть.

Но, несмотря на свои порой деспотические манеры, Миранда может быть и очень доброй. Когда мои родители разводились, она постоянно зазывала меня к себе, чтобы я отвлеклась от ругани дома. А когда в последнем классе мой тогдашний парень Мэтт бесцеремонно бросил меня ради хорошенькой и популярной Фрейи, Миранда не только утешала меня, но и распустила слух, что у него хламидиоз. А когда мне не на что было купить платье для Летнего бала в колледже, она тут же дала мне свой самый роскошный наряд – платье-футляр из серебристого шелка.

Сегодня в поезде я открыла глаза и увидела, что Миранда на меня смотрит. Эти зеленые глаза. Такие цепкие, оценивающие. И задумчивые, будто она пыталась что-то понять. Я тут же притворилась, что снова уснула. Иногда мне кажется, что Миранда, знающая меня так давно, научилась читать мои мысли и ей достаточно просто пристально посмотреть на меня.

Мы с ней дружим гораздо дольше, чем кто-либо из нашей компании. С младшей школы в Сассексе. Две новенькие девчушки. Одна уже золотая, сияющая деньгами – ее перевели из частной школы неподалеку, когда родители решили, что она должна «приложить усилия» (и думали, что государственная школа увеличит ее шансы поступить в Оксфорд). Другая – с мышиного цвета волосами, в болтающейся на тощем теле школьной форме из магазина подержанных вещей. Золотая девочка (ставшая популярной в первое же утро) жалела ее, старалась сесть рядом на собраниях. Она сделала из мышки свой проект, позволила ей почувствовать себя своей, не такой одинокой.

Я так и не узнала, почему она выбрала меня в лучшие подруги. Потому что она именно выбрала, мне почти ничего не пришлось делать. Но, с другой стороны, Миранда всегда любила экстравагантность, любила бросать вызов людским ожиданиям. Многие девочки выстраивались в очередь, чтобы заслужить ее дружбу, до сих пор помню. Такие волосы – белокурые и блестящие – выглядели ненастоящими. Ресницы до того длинные, что однажды она получила от учителя замечание за то, что накрасилась, – ну разве справедливо! Настоящая грудь в двенадцать лет. Она была спортивной, умной, но не слишком умной (хотя в школе для девочек успехи в учебе вовсе не такой уж недостаток, как в смешанной).

Девочки не могли этого понять. Зачем ей дружить со мной, когда она могла дружить с ними, с любой из них? Видимо, с ней что-то не так, раз у нее столь «странный» вкус. Она могла бы править школой, как королева. Но Миранда не была в школе оглушительно популярна – скорее всего, из-за дружбы со мной. Впрочем, парням на вечеринках, куда мы ходили, став подростками, было плевать. Меня никогда не приглашали в гости к ученикам из мужской школы или на пляжные вечеринки. Миранда могла бы уже оставить меня. Но она всегда брала меня с собой.

Этих воспоминаний я стыжусь больше всего. Схожий стыд я ощущала, оставаясь на ночь в ее красивом эдвардианском доме, когда мне хотелось стащить на память какой-нибудь небольшой трофей. Что-нибудь маленькое, пропажу чего Миранда едва ли заметит, – заколку или пару носков с кружевной оборкой. Просто чтобы у меня было что-то красивое, на что я могла бы смотреть в моей тесной бежевой спальне нашего типового дома, где на стенах пятна, а ставни едва держатся.

Около восьми в дверь постучали. Всего лишь Ник и Бо, слава богу. Я-то решила, что это Миранда. Мы с Ником познакомились на Неделе первокурсника и с тех пор дружим. Все горести и радости университета прошли вместе.

Они вошли, огляделись.

– У тебя домик в точности как у нас, – сказал Ник, – только поменьше. Но порядка гораздо больше… Бо уже везде раскидал свои шмотки.

– Эй, – возмутился Бо, – просто я не беру в поездки три одинаковых костюма.

Это даже не преувеличение. Ник из тех людей, кто носит добровольную униформу: накрахмаленная белая рубашка, темные джинсы из селвидж-денима и ботинки чукка. Бывает элегантный пиджак и, конечно, всегда его фирменные очки от Cutler & Gross в черепаховой оправе. Он каким-то образом умеет это подать. На нем все выглядит стильно, солидно, хотя на человеке попроще, наверное, смотрелось бы заурядно.

Мы сели в мягкие кресла напротив кровати. Бо принюхался.

– А еще тут изумительно пахнет. Чем это?

– Я принимала ванну.

– А, приятный запах. Они тут все предусмотрели, правда? Эмма превзошла себя. Тут потрясающе.

– Да, – согласилась я, – правда.

Но голос прозвучал как-то тускло.

– Ты как? – Ник толкнул меня плечом. – Извини, что говорю, но вид у тебя не совсем… бодрый. С самого утра. Знаешь, эти заморочки в поезде, когда твое место оказалось в другом вагоне, я уверен, это не нарочно. Будь это Миранда, другое дело… – Приподняв брови, он посмотрел на Бо, тот кивнул в знак согласия. – Мне бы не пришлось гадать. Но это же Эмма. Не думаю, что она на такое способна.

– Но вряд ли она питает ко мне большую любовь.

Эмма сама благопристойность, и раньше я удивлялась, что во мне ей так не нравится, если не сказать вызывает отвращение.

Бо нахмурился:

– С чего ты взяла?

– Просто чувствую…

– Вряд ли ты права, – сказал Ник.

– Может быть, – ответила я. – Наверное, вы меня просто давно не видели, вот и подзабыли. И не надо было пить днем, мне потом всегда нехорошо. Особенно на пустой желудок.

– Это точно, – кивнул Бо.

Ник молча рассматривал меня. Наконец спросил: