Охотник за тенью Карризи Донато

– По правде говоря, я пришла сказать, что у вас есть шанс реабилитироваться.

На лице Астольфи появилась гримаса недоверия.

– Меня отстранили, я больше не занимаюсь этим делом.

– Я думаю, что произошло нечто серьезное! – выпалила Сандра.

– Тогда почему бы вам не поговорить с вашим начальством?

– Потому что я пока не уверена.

Астольфи казался раздосадованным.

– Значит, я должен подкрепить вашу догадку?

– Возможно.

– Ну и о чем речь?

Сандра была довольна и тем, что он до сих пор еще не выставил ее за дверь.

– Просматривая фотографии, снятые в лесу, я обнаружила, что в панорамную съемку не попала одна деталь, – соврала она.

– Такое бывает, – утешил ее врач – исключительно затем, чтобы она скорее перешла к делу.

– Только потом я заметила, что рядом с машиной, где сидела пара, земля в одном месте раскопана.

Астольфи на этот раз ничего не сказал, но положил ручку на стол.

– Я предполагаю, что убийца мог что-то зарыть.

– Немного смелое предположение, вам не кажется?

Хорошо-хорошо, сказала себе Сандра: врач не спрашивает, с какой стати она выкладывает все это именно ему.

– Да, но позже я отправилась туда и проверила.

– И что?

Сандра пристально взглянула на него:

– Там ничего не было.

Астольфи не сразу отвел взгляд и не спросил, когда она ходила проверять.

– Агент Вега, у меня нет времени на разговоры.

– А если это был кто-то из наших? – выпалила Сандра единым духом, зная, что дошла до точки невозврата. Это тяжкое обвинение, если она ошибается, последствия могут быть серьезными. – Один из наших утаивает улику с места преступления. Уносить ее рискованно, и он ее зарывает в землю, чтобы потом прийти и забрать.

Астольфи, казалось, пришел в ужас:

– Вы говорите о сообщничестве, агент Вега. Я правильно понял вас?

– Да, доктор. – Сандра старалась, чтобы ее слова звучали как можно более убедительно.

– Агент-криминалист? Полицейский? Может быть, даже я. – Астольфи был вне себя. – Вы отдаете себе отчет, что ваша гипотеза чревата серьезнейшими обвинениями?

– Простите, но вы не уловили смысла происходящего: я тоже присутствовала на месте преступления и тоже могу быть замешана, так же как и остальные. Более того: упущение в моем отчете ставит меня во главе списка подозреваемых.

– Советую вам оставить все как есть ради вашего блага. У вас нет доказательств.

– А у вас – безупречный послужной список, – возразила Сандра. – Я проверила. Сколько лет вы занимаетесь этой работой? – Она не дала Астольфи ответить. – И вы в самом деле не поняли, что девушка еще жива? Как можно совершить такую ошибку?

– Вы с ума сошли, агент Вега.

– Если сцена преступления была в самом деле искажена, тогда и тот факт, что никто не заметил признаков жизни у Дианы Дельгаудио, предстает в ином свете. Не как простая небрежность, но как преднамеренное действие в интересах убийцы.

Астольфи вскочил, тыча в нее пальцем:

– Это все сплошные предположения! Если бы у вас были доказательства, вы не говорили бы тут со мной, а направились бы прямо к комиссару Моро.

Сандра не произнесла ни слова. Вместо этого медленно перекрестилась, но в обратном порядке – справа налево, снизу вверх.

По выражению лица Астольфи Сандра догадалась, что это он был в лесу прошлой ночью. И врач понял, что женщина видела его.

Сандра нарочно коснулась пояса, к которому была прицеплена кобура.

– Это вы убили молодую пару. Потом вернулись в лес в белом халате судмедэксперта, обнаружили, что Диана еще жива, и оставили ее умирать. Тем временем очистили место преступления от улик, которые могли вас выдать. Спрятали их и пришли забрать, когда в лесу уже никого не было.

– Нет, – возразил медик спокойно, но решительно. – Меня вызвали на работу, есть служебное распоряжение: я никак не мог сам это подстроить.

– Повезло, – хмыкнула Сандра: она в совпадения не верила. – Или это правда: не вы напали на них, но вы знаете, кто это сделал, и покрываете его.

Астольфи рухнул на стул:

– Ваше слово против моего. Но если вы запустите эту историю, мне конец.

Сандра молчала.

– Мне нужно покурить. – Не дожидаясь ее согласия, Астольфи вынул сигарету из пачки, зажег ее.

Они молча разглядывали друг друга, как два случайных попутчика в зале ожидания на вокзале. Врач был прав: у Сандры не было доказательств, чтобы подкрепить обвинение. Не в ее власти было арестовать его или доставить в ближайший комиссариат. Но несмотря ни на что, Астольфи не выпроводил ее.

Очевидно, что Астольфи искал способ как-то выпутаться из сложившейся ситуации, и не только потому, что рисковал карьерой. Сандра была уверена, что, если произвести у доктора обыск, обязательно всплывет что-нибудь компрометирующее. Может быть, даже улика, которую он изъял с места преступления, хотя, скорее всего, медик от нее уже избавился. Или нет?

Астольфи погасил сигарету в пепельнице и встал, не сводя глаз с агента. Направился к закрытой двери, которая, вероятно, вела в персональный туалет. Во взгляде доктора читался вызов.

Сандра не обладала достаточной властью, чтобы ему помешать.

Он закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке. Вот дерьмо, подумала Сандра и вскочила – подслушать, чем он там занимается.

Долгое время не было слышно ни звука, потом Астольфи спустил воду в унитазе.

Вот дура, я должна была это предвидеть, злилась на себя Сандра. Но, ожидая, пока доктор выйдет из туалета, она как будто услышала крики. Уж не почудилось ли.

Кричали не в здании, а снаружи.

Сандра подошла к окну. Увидела, как люди бегут к дому. Дернула раму, высунулась наружу.

Четырьмя этажами ниже лежало тело судмедэксперта.

Сандра опешила на мгновение, потом снова повернулась к двери в туалет.

Нужно что-то делать.

Она попыталась высадить дверь плечом. Раз, второй. Замок наконец поддался. Сандра влетела внутрь. Из распахнутого окна, откуда выбросился судмедэксперт, задул сквозняк. Не обращая на это внимания, Сандра встала на четвереньки, склонилась над унитазом. Без колебаний сунула руку в прозрачную воду, надеясь, что вещь, которую Астольфи спустил, еще не успела уйти в трубу. Погрузила руку так глубоко, как могла, и что-то нащупала пальцами, потом схватила, потом снова выпустила. Наконец ей удалось подцепить эту штуку. Она попыталась подтянуть ее наверх и вытащить, но предмет ускользнул.

– Вот хрень! – выругалась Сандра.

Но тут же осознала, что пальцы запомнили форму: что-то круглое, с утолщениями по бокам, шершавое. Сначала она представила себе человеческий зародыш. Но тут же сообразила.

Что-то похожее на куклу.

10

Заведение называлось «СКС».

Вывески не было, только рядом с дверью – черная табличка с тремя золотыми буквами. Чтобы войти, следовало позвонить в домофон. Маркус нажал на кнопку и подождал. Он пришел сюда не по наитию, а просто констатируя факт: раз монстр выбрал исповедальню базилики Святого Аполлинария, чтобы сообщить о себе, значит он достаточно хорошо знаком с криминальным миром. Если это и вправду так, пенитенциарий пришел туда, куда надо.

Через пару минут ответил женский голос. За лаконичным «Да?» яростно грохотал на предельной громкости тяжелый рок.

– Космо Бардити, – произнес Маркус.

Женщина помедлила.

– Ты договаривался?

– Нет.

Голос исчез, словно поглощенный громыханием. Через несколько секунд сработал электронный замок.

Маркус толкнул дверь и очутился в коридоре с бетонными стенами. Освещала его только неоновая лампа, которая часто мигала: казалось, вот-вот перегорит.

В глубине коридора виднелась красная дверь.

Пенитенциарий направился туда. Слышался приглушенный гул басов. По мере того как Маркус продвигался, музыка становилась все громче. Дверь открылась прежде, чем он успел дойти, выпустив на волю злобные звуки, которые набросились на него, как демоны, вырвавшиеся из преисподней.

Появилась женщина, которая, по-видимому, и говорила с ним по домофону. На ней были туфли на головокружительно высоких шпильках, очень короткая кожаная юбка и серебристый топ с глубоким вырезом. Над левой грудью – татуировка в виде бабочки. Платиновая блондинка, чересчур накрашенная. Она ожидала Маркуса, опершись о косяк и жуя резинку. Смерив его взглядом с головы до ног, не сказала ни слова, только развернулась и пошла, явно предполагая, что гость за ней последует.

Маркус вошел в заведение. «СКС» означало «секс», с пропущенной буквой. В самом деле: можно было безошибочно угадать, что это за место. Все определенно указывало на садомазо.

Обширный зал с низким потолком. Черные стены. В центре – круглая эстрада с тремя шестами для стриптиза. Вокруг – диванчики, обитые красной кожей, и столики того же цвета. Свет приглушенный, на экранах мелькают кадры порнографических фильмов: причинение боли, телесные наказания.

На эстраде девушка с обнаженной грудью лениво исполняла какой-то номер с бензопилой под тяжелый рок. В песне назойливо повторялись слова: «Heaven is for those who kill gently»[8].

Следуя за платиновой блондинкой, Маркус насчитал каких-нибудь шесть клиентов, рассеянных по залу. Только мужчины. Ни черепов, ни гвоздиков в ушах, да и вид не такой зверский, как можно было ожидать. Просто безликие типы разных возрастов, в офисных костюмах, с несколько скучающей миной. Седьмой клиент мастурбировал в темном углу.

– Эй, ну-ка спрячь свою штучку! – набросилась на него провожатая Маркуса.

Мужчина ее проигнорировал. Блондинка возмущенно покачала головой, но этим и ограничилась. Они пересекли весь зал и оказались в узком коридоре, куда выходили двери отдельных кабинетов. Там же располагался мужской туалет, а за ним – дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».

Женщина остановилась и посмотрела на Маркуса:

– Никто здесь не называет его настоящим именем. Поэтому Космо решил повидаться с тобой.

Она постучала и сделала Маркусу знак войти. Тот проследил, как она удалилась, потом переступил порог.

Постеры жестких фильмов семидесятых годов на стенах, барная стойка, на полочках – стереосистема, колонки, разные безделки. В комнате горела только настольная лампа, светящийся шар над черным письменным столом, очень аккуратным.

За столом сидел Космо Бардити.

Маркус закрыл за собой дверь, заглушив музыку, но какое-то время стоял на границе тени, разглядывая его.

На нос Бардити сползали очки для чтения, что не вязалось с наголо обритой головой и джинсовой рубашкой с закатанными рукавами. Пенитенциарий тут же узнал татуировки на руках: кресты и черепа. И свастику на шее.

– Так что ты за хрен такой? – спросил мужчина.

Маркус шагнул вперед, чтобы тот мог увидеть его лицо.

Космо долго пребывал в замешательстве, пытаясь вспомнить.

– Это ты, – выдохнул он наконец.

Парень, заточенный в кабинке сауны, узнал своего спасителя.

Пенитенциарий еще помнил испытание, которому его подверг Клементе, вручив ключ и направив в дом родителей, потерявших дочь и раздавленных болью.

Зло – правило, добро – исключение.

– Я думал, что после того, как я тебя выпустил, ты изменишь образ жизни.

Мужчина ухмыльнулся:

– Не знаю, известно ли тебе, что человека с моим прошлым никто не возьмет на постоянную работу.

Маркус обвел рукой комнату:

– Но почему именно это?

– Работа как работа, разве нет? Мои девочки все чистые, никаких наркотиков, никакого секса с клиентами: здесь только смотрят. – Он добавил серьезным тоном: – Я живу с женщиной, которая меня любит. У нас двухлетняя дочь. – Он явно хотел показать, что его не напрасно освободили.

– Рад за тебя, Космо. Рад за тебя, – отчетливо проговорил Маркус.

– Ты пришел предъявить счет?

– Нет, попросить об одолжении.

– Я даже не знаю, кто ты и что ты там делал в тот день.

– Это не важно.

Космо Бардити почесал в затылке:

– Что от меня требуется?

Маркус сделал еще шаг к письменному столу:

– Я ищу одного человека.

– Я его знаю или должен знать?

– Понятия не имею; однако не думаю, что знаешь. Но ты мог бы помочь мне найти его.

– Почему именно я?

Сколько раз Маркус задавал этот вопрос себе или Клементе? Ответ был всегда одним и тем же: судьба, или, для верующих, Провидение.

– Потому что у человека, которого я ищу, особые пристрастия в плане секса, и я думаю, что в прошлом он давал волю своим фантазиям в таких местах, как это.

Маркус знал, что насилию предшествует некий инкубационный период. Убийца еще не знает, что хочет убивать. Он подпитывает экстремальным сексом зверя, которого носит внутри, и тем самым постепенно опускается в самые дальние тайники своей природы.

Бардити вроде бы заинтересовался:

– Расскажи о нем подробнее.

– Он любит ножи и пистолеты; возможно, у него проблемы с сексом: только оружие может доставить ему удовлетворение. Он любит смотреть, как другие занимаются сексом: подкарауливает парочки, но, может быть, посещает также групповуху. Он любит фотографировать: думаю, он хранит все снимки парочек, какие сделал за эти годы.

Космо записывал, как прилежный студент. Потом поднял взгляд от исчерканного листочка:

– Что-нибудь еще?

– Да, очень важное: он чувствует свою неполноценность, и это его бесит. Чтобы доказать, что он не только не хуже, но даже и лучше других людей, он подвергает их испытанию.

– Какому?

Маркус вспомнил, как юноша был вынужден заколоть любимую девушку, уверовав в то, что тем самым спасет себе жизнь.

Лживые носители лживой любви.

Так назвал их монстр в сообщении, оставленном в базилике Святого Аполлинария.

– Что-то вроде игры без шанса выиграть, направленной только на то, чтобы унизить партнера.

Космо задумался.

– Это, случайно, не имеет отношения к тому, что произошло в Остии?

Пенитенциарий промолчал.

Космо хохотнул:

– Друг мой, здесь, у меня, насилие – всего лишь спектакль. Те, кто приходит ко мне, считая, что преступают все пределы, на самом деле никчемные людишки, которые и мухи не обидят. То, о чем ты говоришь, – дело серьезное, вряд ли на такое решился кто-то из моих бедолаг.

– Тогда где мне его искать?

Космо на мгновение отвел взгляд, как следует оценивая ситуацию, а главное, прикидывая, можно ли доверять собеседнику.

– Я уже не в теме, но все-таки слышал кое о чем… Есть группа людей, которые, когда в Риме происходит кровавое преступление, собираются, чтобы отпраздновать событие. Они говорят, что каждый раз, когда приносится невинная жертва, происходит выброс негативной энергии. На празднествах они воспроизводят произошедшее, но на самом деле это всего лишь предлог, чтобы накачаться наркотиками и заняться сексом.

– Кто туда ходит?

– По мне, так те, у кого не все дома. Но также и богачи. Ты не представляешь, сколько народу верит в эту фигню. Все анонимно, попасть туда можно только при определенных условиях: тайна личной жизни свято соблюдается. Сегодня вечером они будут праздновать по поводу того, что случилось в Остии.

– Можешь сделать так, чтобы меня впустили?

– Каждый раз они выбирают новое место для встречи. Не так-то легко его узнать. – Космо явно колебался: не хотел впутываться в такое дело, вероятно думая о безопасности женщины и девочки, которые ждали его дома. – Придется снова связаться со старыми приятелями, – заключил он скрепя сердце.

– Уверен, у тебя не будет проблем.

– Кое-кому позвоню, – пообещал Космо. – В места, где они собираются, нельзя попасть без приглашения. Но ты должен быть начеку, это опасные люди.

– Приму все меры предосторожности.

– А если я не смогу тебе помочь?

– Хочешь, чтобы на твоей совести появились еще трупы?

– Ладно-ладно, понял, сделаю все, что смогу.

Маркус подошел к столу, взял ручку и листок, на котором Космо делал пометки, и сам что-то записал.

– Как только выяснишь, как мне пройти на празднество, позвонишь на эту голосовую почту.

Вглядевшись в листок, Космо увидел, что рядом с номером написано что-то еще.

– Что это за «соляной мальчик»?

– Если ты, звоня кое-кому, случайно упомянешь также и это, буду тебе очень благодарен.

Космо задумчиво кивнул. Маркус покончил с делом и мог уже уходить. Но как раз когда он повернулся к двери, Бардити спросил:

– Почему ты тогда выпустил меня?

Пенитенциарий ответил, не оборачиваясь:

– Сам не знаю.

11

Батиста Эрриага в шестьдесят лет считал себя человеком осмотрительным.

Но он не всегда был таким. В юные годы, на Филиппинах, он понятия не имел о том, что такое осмотрительность. Наоборот, много раз испытывал судьбу – и саму смерть – из-за своего несносного нрава. Если рассудить хорошенько, от своего хулиганского поведения он не получал никаких выгод, всего лишь тешил тщеславие.

Ни денег, ни власти, ни, разумеется, уважения.

Но именно тщеславие послужило причиной несчастья. Событию этому суждено было определить всю его дальнейшую жизнь, хотя Батиста ни о чем таком и не догадывался.

В то время ему исполнилось шестнадцать лет, и он делал начес на макушке, чтобы казаться выше ростом. Он души не чаял в своей шевелюре цвета воронова крыла и похвалялся ею. Каждый вечер мыл голову и натирал кокосовым маслом. У него был гребешок из слоновой кости, который он стащил с лотка. Батиста носил его в заднем кармане брюк и время от времени вынимал, чтобы поправить плотный завиток на лбу.

Он важно шествовал по улочкам родной деревни в облегающих джинсах, которые мать пошила из полотнища старой палатки; кожаных сапогах, купленных у сапожника за гроши, потому что на самом деле они были стачаны из прессованного картона и намазаны гуталином; и в зеленой рубашке с круглым воротничком, тщательно выглаженной и всегда безупречно чистой.

В поселке его называли «Батиста-щеголек». Он гордился таким прозвищем, пока не обнаружил, что на самом деле над ним смеялись и за глаза называли сыном дрессированной обезьяны, поскольку его отец-алкоголик ради стаканчика был готов на все и часто развлекал завсегдатаев таверны, разыгрывая унизительные смешные сценки только ради того, чтобы ему налили стаканчик.

Батиста ненавидел отца. Ненавидел то, как он жил: гнул спину на плантациях, а потом попрошайничал, ублажая свои пороки. Норов он показывал только с женой, когда вечером возвращался пьяный и вымещал на ней все унижения, какие претерпел от других. Мать Батисты могла бы защитить себя и с легкостью его одолеть, поскольку пьяница едва держался на ногах. Но она терпеливо сносила удары, только чтобы лишний раз не унизить мужа. Ведь так или иначе он был ее мужчиной, она по-своему любила его и защищала. Поэтому Батиста ненавидел также и мать.

Из-за испанской фамилии Эрриага принадлежали в деревне к низшей касте. Прадед Батисты решил назваться так в далеком 1849 году, при генерал-губернаторе Нарсисо Клаверии. Клаверия обязал филиппинцев, которые изначально не имели фамилий, выбрать себе какую-нибудь по собственному усмотрению. Многие позаимствовали фамилии у колонизаторов, рассчитывая на их благоволение, не зная, что таким образом запятнают не только себя, но и своих потомков: их презирали испанцы, не желавшие иметь с ними ничего общего, и ненавидели филиппинцы, сохранившие собственные традиции.

Тяготило Батисту также и имя, выбранное матерью, чтобы подчеркнуть их приверженность католической вере.

Только один человек, кажется, не обращал на все это ровно никакого внимания. Его звали Мин, и он был лучшим другом Батисты Эрриаги. Был он высокий, плотный – настоящий великан. С первого взгляда он внушал страх, но в действительности никому не мог причинить зла. Он был не то что тупым, но очень наивным. Этот великий труженик мечтал стать священником.

Батиста и Мин проводили много времени вместе; между ними была заметная разница в возрасте, другу перевалило за тридцать, но это их не волновало. Даже можно было сказать, что Мин заменил Батисте отца. Защищал его, давал ценные советы. Поэтому Батиста ничего не сказал ему о том, что задумал.

Действительно, на неделе, когда случилось событие, изменившее всю его жизнь, юный Эрриага добился того, что его приняли в банду «Солдаты дьявола». Несколько месяцев Батиста обхаживал их. Все они были более-менее его сверстниками. Самому старшему, который и был главарем, исполнилось девятнадцать.

Чтобы вступить в банду, Батиста должен был пройти испытания: застрелить свинью, перепрыгнуть через костер из горящих шин, обокрасть дом. Он отлично справился и заслужил кожаный браслет, символ принадлежности к банде. Этот отличительный знак предоставлял членам банды целый ряд привилегий: им задаром наливали спиртное в барах, проститутки шли с ними без всякой платы, и все без исключения уступали им дорогу на улицах. На самом деле никто им не предоставлял таких прав, юнцы присвоили их себе в силу собственной наглости.

Батиста, вступив в банду, чувствовал себя вольготно. Наконец-то он обелил свое имя от отцовской трусости. Никто больше не посмеет оскорбить его, никто не назовет сыном дрессированной обезьяны.

Но вот однажды вечером, гуляя с новыми приятелями, он встретил Мина.

Видя, как он выпендривается, шагая вместе с бандой в этом смехотворном кожаном браслете, друг стал подсмеиваться над ним. Даже назвал его дрессированной обезьяной, такой же, как его отец.

Мин это делал из самых лучших побуждений; Батиста знал, что, по сути, друг всего лишь хотел дать ему понять, что он совершает ошибку. Но его слова, его ужимки не оставили Батисте выбора. Он толкнул Мина, ударил его, будучи уверен, что друг не даст сдачи. В самом деле, он только громче расхохотался.

Батиста так никогда и не смог внятно изложить, что было дальше, откуда он взял палку, когда нанес первый удар. Он ничего не помнил. Позже он словно очнулся ото сна, весь в поту и в крови, а приятели испарились, оставив его наедине с трупом лучшего друга: тот, с проломленным черепом, продолжал улыбаться.

Следующие пятнадцать лет Батиста Эрриага провел в тюрьме. Мать его тяжело заболела, а в деревне, где он родился и вырос, его больше не удостаивали даже презрительной клички.

Но смерть Мина, великана, который хотел стать священником, несмотря ни на что, принесла добрые плоды.

Через много лет Батиста Эрриага вспоминал об этом, летя на самолете из Манилы в Рим.

Узнав о том, что случилось в сосновом лесу под Остией, он взял билеты на первый подвернувшийся рейс. Он летел туристическим классом, в простецкой одежде, в кепке с козырьком, ничем не отличаясь от соотечественников, которые направлялись в Италию, чтобы наняться в прислуги. Весь полет Батиста ни с кем не разговаривал из опасения, что его могут узнать. Зато хватило времени на размышления.

Приехав в город, он снял номер в скромной туристической гостинице, расположенной в центре.

И теперь сидел на заскорузлом покрывале и смотрел по телевизору новости, чтобы узнать больше подробностей о том, кого уже окрестили Римским монстром.

Это в самом деле случилось, сказал он себе. Мысль не давала покоя. Но может быть, делу еще можно помочь.

Эрриага выключил в телевизоре звук и подошел к столику, куда положил свой планшет. Нажал на кнопку, включая запись.

…был… Случилось ночью… И все поняли, куда он всадил свой нож…

…пришло его время… дети умерли… лживые носители лживой любви… и он был безжалостен к ним… соляной мальчик… если его не остановят, он не остановится.

Несколько фраз туманного послания, оставленного в исповедальне базилики Святого Аполлинария, которой некогда пользовались преступники для связи с полицией.

Эрриага повернулся к немому экрану телевизора. Римский монстр, повторил он про себя. Бедные дурачки, они и не знают, какая опасность в самом деле нависла над ними.

Пультом дистанционного управления он выключил телевизор. Ему предстояла кое-какая работа, но следовало вести себя осмотрительно.

Никто не должен знать, что Батиста Эрриага находится в Риме.

12

– Кукла?

– Именно.

Комиссар Моро хотел удостовериться, что правильно понял. Сандра вначале была в этом достаточно уверена, но с течением времени засомневалась.

Узнав о самоубийстве судмедэксперта, а главное, о том, что он похитил улику с места преступления, был разоблачен и поэтому решился на такой отчаянный шаг, Моро обеспечил все меры секретности, заявив, что только он и ЦОС будут заниматься расследованием.

Страницы: «« 12345

Читать бесплатно другие книги:

Harvard Business Review – главный деловой журнал в мире. Каждый год HBR выпускает сборник, в который...
В монографии рассматриваются различные аспекты оборонной политики четырех коммунистических государст...
Ваша кухня должна стать «местом силы»! Кухня – сердце дома, от ее состояния зависит жизнь всего «орг...
Иногда так легко бывает обидеть самого дорогого тебе человека! Но так важно вовремя понять это. И от...
Эта книга не виагра. Скорее операция на мозге, которая удалит из вашей жизни понятие сексуальной нор...
Темный, средоточие вселенского зла, некогда заточенный Создателем в горном узилище Шайол Гул, успел ...