Мститель. Бывших офицеров не бывает Шмаев Валерий

28 сентября 1941 года

Я сижу у нас в комнате и разбираю вещи убитого мною эсэсовца. Разбираю и пока ничего не понимаю. У меня складывается впечатление, что этот человек всё своё носил с собой.

Необычно большой ранец, сшитый на заказ. Широкие, прошитые тройным швом лямки. Отдельная лямка, охватывающая бока и застёгивающаяся на поясе как ремень. Дополнительные накладные карманы с удобными кожаными застёжками. Древний аналог туристического рюкзака, только без станка и из очень качественной кожи.

Ранец полон. Нет. В нём нет личных вещей. Всяких там помазков, бритв и носков тут нет и в помине. Ничего лишнего и личного, только стопка писем, перевязанная толстой чёрной шёлковой лентой.

Очень странный немец. Один набор оружия обескуражил меня ещё там, в лесу, но тогда у меня не было времени с этим разбираться. Ни одной стандартной кобуры, все сшиты на заказ из неброской, но, видимо, очень дорогой кожи. Эсэсовский кинжал, кстати, висел не на поясе, а лежал в специальном кармашке снаружи на ранце. У меня складывается впечатление, что мне жутко повезло, что я убил его со спины.

К примеру, у него на щиколотке была кобура с маленьким «Маузером», но на правой щиколотке, под левую руку. Два «Люггера» под обе руки, что само по себе означает, что это очень подготовленный диверсант, так как стрельбой по-македонски владеют единицы что у нас, что у немцев. Я вот, к примеру, с левой руки стреляю очень хреново, хотя специально учился. Да и накачан он был дай боже, а на левом предплечье у него был метательный нож и удавка на поясе, в отдельном кармашке.

Я смёл с него всё, даже бельё, жетон и серебряный крест. А «Браунинг Лонг»? Тот самый пистолет, что висел у немца в подмышечной кобуре. Очень нестандартный пистолет для немецкого офицера. А то, что он пошёл один? Что мешало взять ещё десяток человек? Понты? Малочисленность инструкторов? Или ты недавно приехал и не хотел, чтобы по твоим многочисленным документам лазали чужие руки?

Неужели на этом поле были все курсанты и я выбил всех, оставив только тех, с кем ты никогда никуда бы не пошёл? Но ты пошёл в лес раньше, чем они вылезли на поле. Кто приказал им сделать такую глупость? Пока у меня нет ответа на эти вопросы. А ещё сверху толстых папок с документами лежали пачки с патронами к «Браунингу» и, похоже, те самые, заряженные ампулами с ядом. Я по крайней мере таких боеприпасов никогда не видел, правда, я и не эксперт.

Кроме того, под мундиром на эсэсовце была надета жилетка из плотного, почти неубиваемого материала, и в ней было девять потайных карманов, равномерно распределённых на поясе. В восьми карманчиках были фотоплёнки в жёстких металлических футлярах, а в одном такой же металлический футлярчик, почти доверху заполненный бриллиантами. Бриллианты очень крупные, от шести карат как минимум. Это целое состояние в любом мире. Ещё изнутри к жилету был прикреплён пояс из плотной материи, наполненный небольшими, исписанными бисерным почерком листочками в хрустящем целлофане.

Очень упакованный мужик, очень умелый и очень сильный. Был. Последнее реально не может меня не радовать.

Вот «Серж» нам всем удружил с этим «родовым гнездом». Как бы нас здесь всех за это хозяйство вместе со всем лесом не закопали. В том, что я сбил погоню с наших следов, я уверен на все сто процентов, но, похоже, нас искать будут до посинения. Нашего посинения или их, не знаю. Одно знаю точно. «Сержу» я всё это не покажу.

В том, что старший лейтенант НКВД знает немецкий язык, у меня нет никаких сомнений, и знает очень хорошо. Слишком он… благороден, что ли? Его поведение отличается от поведения всех остальных встречаемых мною бойцов и командиров. Дворянин? Очень похоже, а это значит, что он знает не один иностранный язык. Вот и проверим на базе, скажет «Серж» про это или нет.

Я пока не уверен, что развалил «Сержа» до конца. Построил, да. Вот только есть ещё одна странность – «Серж» слишком быстро сдался, как будто его всё устраивает. Ну да, с этими хуторами нам повезло, мы захапали сразу столько, что за три года не переварить, тем более я и не собираюсь сидеть здесь три года. Но старший лейтенант НКВД мог и покувыркаться за ништяки и главенство в отряде, а он осознанно идёт в подчинение непонятно к кому. Именно это странно до изумления.

Тогда я ещё не знал, что эти документы перевернут всю мою жизнь. Не знал и того, что немцы случайно потеряли меня. Так как последний здравомыслящий человек в этой действительно малочисленной, элитной разведывательно-диверсионной школе, курсантов которой я, как в простом тире, расстрелял прямо на поле, нарвался на мою хитрую тройную растяжку и умер, не приходя в сознание через несколько часов, подарив такое драгоценное для меня время. А за двадцать минут перед моим приходом на перекрёсток через него прошли несколько человек местных с телегой, и немцы, вызвав по рации группу карателей, отправили их на перехват именно этих крестьян. На свою беду, крестьяне успели добраться до дома, и немцы вырезали больше половины жителей очень крупной деревни, потеряв более суток.

Следов же, внятных и читаемых следов я не оставлял даже в лесу, обмотав свои такие заметные ботинки собственным нижним бельём ещё ночью, отчего следы превратились в бесформенное ничто. Это потом, много позже, немцы перетряхнут все листья в лесу и найдут пребывание ещё нескольких человек на первой точке сбора и коротком отрезке в лесу. Но так и не смогут определить направление поисков, так как через сутки пойдёт сильный дождь, который смоет с дороги остатки следов «Сержа» и Давида.

5 октября 1941 года

Мы раздолбали оба хутора наглухо. Оставили только остовы двух домов и развалины хозяйственных построек, с кучами мусора на их месте. Под этими завалами остались ямы с нашими закладками.

Переставили мины и наставили их дополнительно, а противотанковые мины поставили с сюрпризами. Заодно потренировал «Девятого» и остальную толпу в установке несложных мин-ловушек в связке с дополнительными растяжками. «Лимонку» ведь можно так воткнуть, что противник будет удивляться уже на том свете.

Загрузили три грузовика, и даже на броневике едет десант. Бойцы забились по трое в кабины машин и по одному на каждую подножку машины. Забрали всех лошадей с обоих хуторов, понятно, что с упряжью. И вот, наконец, мы дома. Нас встречают у «фишки», мы опознаёмся и катимся дальше.

На следующий день мы встретились в старом составе, то есть до Сарьи и снайпера. Узкий круг в смысле. На завтрашний день назначены общий сбор и маленький праздник.

– Вы знаете, я долго думал, как начать сегодняшний разговор, а потом решил, что мудрить нечего! Я хочу сказать вам всем спасибо! Спасибо за то, что вы со мной! Спасибо за ваш труд, за ваше терпение, за уничтоженных полицаев и немцев. Мне очень повезло с вами, и я рад, что мы воюем вместе.

Теперь несколько объявлений и предложений. «Серж» назначается начальником разведки и контрразведки отряда. Вся информация по бойцам сначала отдаётся ему. Разумеется, я и «Третий» тоже будем её знать. Отдельное спасибо лично от меня и от «Третьего» вы получите каждый и не за столом. Я прошу принять мои подарки. Не понравится, выбросите, озеро рядом, но я прошу оставить. Жизнь большая, длинная и извилистая, меня может уже завтра не быть, а память об этом дне останется.

Не дай бог, но никто не знает, как повернётся ваша жизнь в дальнейшем: может, этот подарок спасёт вашу жизнь или жизнь вашего ребёнка. Это часть наших трофеев, и вы тоже имеете на них частичное право, а моральные терзания и какие-то сомнения киньте в меня, я сам отвечу и перед богом, и перед людьми. – Я выбрал действительно хорошие вещи с правильными камнями и собираюсь поступать так и впредь. В любом случае это признание их заслуг, а как они поступят с подарком, уже их дело.

– Персонально «Погранцу» и «Третьему». За старую разведку лично от меня абсолютно одинаковые награды. «Погранцу» за то, что дословно выполнил мой приказ, и, соответственно, теперь опять будешь ходить старшим. «Третьему» за общее руководство разведкой и выполнение моего приказа. Только дословное выполнение приказа нас спасло. Вы не сунулись куда не надо, и мы все живы.

Эти «Люггеры» не штатное оружие, как «Вальтеры», а наградное, как у «Старшины», «Гнома» и «Бати». Чтобы все понимали – такое оружие у немцев редкость. Эти пистолеты я лично взял с убитого мною эсэсовца и сам вам дарю.

«Старшина». Я знаю, что ты у нас любитель подымить, а правильного табака у тебя нет. Вон те четыре вещмешка лично от меня, нашел у одного упыря в загашнике – понимал урод в табаке. «Третий» потом объяснит, как всем этим пользоваться. Ну да, у майора латвийской армии я нашёл настоящие гаванские сигары и хороший листовой табак, а ещё приличный французский «Житан». Понимал, гадёныш, в напитках и табаке, хотя о «Житане» хорошо отзываются только французы.

Очень небедный был упырь, но о находках позже. Главное, в загашниках этого хозяйственного человека мы нашли очень хорошую цейсовскую оптику и мосинские винтовки со снайперскими прицелами ПУ. Так что теперь мы не только снайперские пары оптикой обеспечим, но и в каждую из рейдовых групп отдадим по снайперке, что повысит боеспособность каждой группы на несколько порядков.

Я предлагаю использовать маскировочные халаты как повседневную форму одежды. У нас их достаточно много, штука в носке удобная – загрязнится на тренировке, можно просто сменить на такой же маскхалат. Можно и цвета по принадлежности использовать. У снайперов одни, у остальных другие, да и на девчонках будет хорошо смотреться.

Мы будем всем выдавать «Вальтеры» как личное оружие, но новые бойцы получат его только при прохождении определённого времени. Будем называть его «курсом молодого бойца». Ношение личного оружия у всех без исключения постоянное и обязательное, и потом какое-никакое, а мы воинское подразделение.

Теперь о вопросе «Восьмого». Перед нашим отъездом ты мне задал вопрос, зачем нам столько гранат без замедлителя. Первое. Очень удобно всё минировать, нет паузы перед взрывом. И второе. Представьте себе ситуацию. Убили мы немца, а оружие и боеприпасы забрать не успели или забрали, а по карманам не прошлись. А в кармане лежит наша граната. Что сделает немец?

– О! Граната! – И положит её к себе в карман. Потом где-нибудь понадобится ему граната, а она у него в руках взорвётся. Гранаты кидают из укрытия, в укрытии он может быть не один. Или сняли нашу растяжку. Та же картина.

– Ой! Граната в руках у Ганса взорвалась! – Хозяин уже не скажет, где он её взял.

– Проклятые русские! Не могут гранату нормально сделать! – И заметьте. Мы здесь совершенно ни при чём. – Рассказывал я всё с соответствующей интонацией и мимикой, так что выглядело это достаточно смешно. «Погранец» самый эмоциональный. Заржал он так, что, откинувшись, чуть не свалился с лавки, за ним засмеялись и все остальные. Хохот потряс горницу.

Вот это чудо! Улыбнулась «Фея». Ай, хорошо. Надо девочку потихонечку раскачивать. Я давно этим занимаюсь, но самыми первыми аккуратненько, ласково и нежно этой раскачкой занимались только Виталик, «Старшина» и девчонки с Верой во главе. Это были самые близкие к девочке люди, и к ним у «Феи» было больше всего доверия.

Однажды, в самом начале, я поймал взгляд этой маленькой озлобленной на весь мир девочки и испугался, что дал ей оружие. Девочка была похожа на сжатую до упора пружину, готовую сорваться в любой момент, но пистолет уже был у неё в руках, и я не счёл возможным отбирать его. Пистолет был наградой девчонкам за их помощь всему отряду, и, отобрав его, я оскорбил бы «Фею» и опустил бы доверие к себе как к командиру отряда ниже плинтуса.

На следующее утро после Сарьи я категорически запретил всем мужикам подходить к девчонкам и даже смотреть запретил не по делу, а один игривый даже удостоился ласкового шлепка от «Старшины». Ничего, что он вторым глазом смог смотреть на мир только через пять дней, зато практический урок для всех остальных.

Затем, по ходу дела, я дал чёткие инструкции Виталику, «Погранцу», «Старшине» и «Сержу». Тогда, ещё при строительстве первой базы, мы начали использовать девчонок только в дозорах и сразу начали учить их. Они жили, ходили в дозоры, питались, мылись и учились только вместе. Я отгородил их от всего остального мира, дав простой и понятный выход: возможность убивать врага. Лучше смотреть на мир в прицел оптики, чем есть самого себя и окружающих тебя людей. Однажды, когда «Фея» мылась, Вера заменила ей её «Вальтер» на точно такой же «Вальтер». Только её новый «Вальтер» не стреляет. Совсем – у него спилен боёк.

У поломанного психологически, а тем более физически человека наглухо съезжает голова. У всех, кто прошёл через Сарью, в той или иной степени «поехала крыша». Более-менее готов к Сарье был «Серж», потом я, «Старшина» и все, кто прошёл через концлагерь, а Веру жизнь пожевала до этого.

Именно по этой причине я разделил людей на небольшие группы. Самое простое и понятное чувство человека – это месть. Я дал людям обычную, обыденную работу, выдал оружие и связал им ноги. Они сварились в собственном соку, и уже после постройки базы с ними можно было работать, а потом нам удачно попались упыри. Это была очень хорошая психологическая разрядка, с практическим применением. Если бы упыри не попались, их пришлось бы придумать или найти других, но здесь это несложно. Мы на днях этим как раз и займёмся.

– Теперь следующее. До наступления холодов нам надо построить базу за озером. С послезавтрашнего дня занимаемся только этим, разумеется, учёба и тренировки по графику. На боевую работу ходим я, «Серж» и «Погранец», с собой берём одного или двух снайперов. Для снайперов это практическая учёба. Все остальные только то, что я сказал, и работа с «Третьим», но он сам будет выбирать, что и от кого ему надо. Будет много нового оборудования, одежды и тактических приёмов. Вам надо будет всё осваивать, учиться и учить других.

И вот опять. Я слушал, что говорит этот человек, и недоумевал. Сказать, что я поражен, это не сказать ничего. Я уже давно перестал называть его капитаном даже сам с собой. Он не был капитаном и никогда не служил в НКВД. Такой человек никогда не выжил бы в нашей системе. Всё, что он делал, шло вразрез с той установкой, которая была в органах, да и во всей стране.

Он берёг людей. Для него люди были величайшей ценностью. Любой мальчик или девочка в нашем отряде были для него дороже и ближе, чем безумно дорогие золотые изделия с драгоценными камнями, которые он, походя, просто подарил людям, и люди отвечали ему тем же. Он брал простой булыжник, держал его в руках, укладывал в мозаику, и оказывалось, что это именно тот фрагмент, которого так не хватало.

А решение с гранатами? Этот человек – гений! Я тоже до самого последнего момента и не подозревал о такой возможности, а ведь это так просто. Просто и, как всегда, красиво. При этом он говорит, что это не все новинки. Он использовал выражение «тактические приёмы», но это уровень академии генерального штаба, а он говорит это вчерашним школьникам. Он говорит, что вот этот тихий и незаметный человек специалист, но при этом этот ценный специалист тоже ходит на боевые операции, и это в их среде норма поведения. Я уже устал думать, кто они и откуда пришли. Я просто ничего не понимаю.

Она любила этого человека. Каждый его жест и улыбку. То, как он говорит с людьми и просто сидит и смотрит в листы карт или какие-то бумаги. То, как приказывает и просит. Как учит на занятиях и даёт задания инструкторам. Как объясняет и ругает «Погранца», а «Погранцу» достаётся больше других, но и хвалит тоже, и награждает, говоря добрые слова. И даёт боевые имена. Вот её назвал «Фея». Назвал сразу, ни на секунду не сомневаясь, и все приняли это, и она это приняла. А немцев и полицаев теперь все называют упырями, и это самое мерзкое слово в отряде. Любила за всё. За то, что он есть в её жизни.

А подарок! Господи, какой это был подарок! Как можно такую красоту выкинуть в озеро? Перед собранием он подошёл к ней и попросил протянуть ему обе руки и закрыть глаза, а потом положил ей на одну ладонь что-то, накрыл другой её ладонью и, держа её ладошки своими большими, сильными руками, сказал:

– Это тебе вместо ордена. Пусть у тебя будет память обо мне. – Она раскрыла ладонь и увидела бабочку. Нежную, воздушную, ажурную, золотую бабочку с блестящими камешками вместо глаз и заколкой на брюшке. Бабочка была настолько красива, что у неё на мгновение захватило дух.

А ведь сначала она хотела его убить. Убить всех и в первую очередь его. Не прошло и получаса после того, как она решила его убить за это очередное унижение, она увидела то, ради чего это было сделано. Она увидела убитых на посту немцев. Увидела, как свалили эти изломанные смертью куклы в одну большую кучу и как где-то там, в середине, под толстого немца он аккуратно, объясняя всем, положил гранату без чеки.

А потом он сделал то, что привело её в восторг. Это было невозможно, немыслимо и перевернуло всю ее. Он распорол штаны на верхней кукле, пристроил большой куст ромашек прямо между ягодиц и объяснил, что теперь немцы знают, кто убивает их солдат, и будут его искать, а значит, и её, если она будет рядом.

А ещё он дал ей в руки оружие, сказал ей спасибо и повернулся к ней спиной. И это его доверие к ней раздавило её. Это потрясение было больше, чем случилось с ней утром, и пришла в себя она много позже. Потом был полицейский, которого они повесили на берёзе, – и это тоже сделал он.

Произошло всё это в один-единственный день, и она не сразу осознала всё это. Слишком быстро в спокойное, мирное течение её жизни ворвался беспощадный военный кошмар.

Её жизнь изменилась сразу же. В её жизни появился смысл. Смысл всей её дальнейшей жизни: убивать немцев и полицаев. Ей дали винтовку и учили её, и она воспринимала это как должное, но была одна вещь, которую она поняла много позже. Поняла и поразилась, как сразу он понял её. Ей никто с того времени не смотрел в глаза. Кроме него и «Дочки». Никто и никогда. Даже те, кто постоянно общался с ней, их инструктора, никогда не делали этого. Они смотрели на оружие, на её руки, на местность и вообще куда угодно. «Дочка» только однажды сказала ей:

– Командир запретил, – и ещё она сказал тогда: – Командир сразу запретил к нам приближаться, сказал расстреляет. – Много позже она узнала, что однажды «Старшина» ударил парня из их деревни. За то, что пытался подойти к их палатке. Ударил так сильно, что парень два дня не мог встать.

Всё, что происходило с ней до сегодняшнего дня, было настолько странно и необычно, что она не сразу осознала это. Никто и никогда в прошлой жизни её так не защищал. Забота командира ощущалась во всем. В боевой учёбе, в постоянном присутствии «Старшины», в повседневной жизни и даже в вечерних посиделках и ответах на их бесконечные и часто бессмысленные вопросы. Но их новые учителя отвечали на эти вопросы, учили их, тренировали и заботились о них как о собственных детях, и со временем это стало для всех привычным.

Вот и сейчас командир говорит простые и понятные вещи. Говорит так, как будто рассказывает смешную историю. Историю, как они будут убивать упырей, а значит, и она. И очень скоро она пойдёт с ним на работу. Ту работу, которой он её учил: убивать упырей. И она не подведёт.

6 октября 1941 года

Опять мы сидим за нашим столом. Только теперь сидим всем отрядом, все наши тридцать два человека. Ещё шестеро сейчас в дозорах. «Старшина» с Виталиком творчески подошли к моему предложению, и действительно отряд преобразился. Всё же одинаковая одежда сближает.

Себе я взял камуфляж как на снайперах. Девочки-снайперы по моей рекомендации выбрали маскхалаты «широкий лист», и больше этот камуфляж никому не дали. Пусть будет небольшая кастовость в отряде, только этим я могу их выделить. Но самое интересное, в камуфляже врачи, и всей семьёй, хотя мы и привезли им всем гражданскую одежду. Абсолютно новую одежду, даже с торговыми бирками. Видно, упыри обнесли магазин. Камуфляж выдали по их просьбе.

Молодец доктор. Я так и не смог поговорить с ним, у меня пока не было времени. Все с оружием, кроме новичков, и это тоже выделяется. Здесь сидят все, даже раненые, только «Стриж» стоя, и все потешаются над ним.

– По традиции при сборе отряда слово предоставляется командиру отряда! – как всегда, с лёгкой усмешкой начал я.

– Нас стало больше, и меня лично это радует. В нашей семье появились доктора. Да, я не оговорился, именно в семье. Война закончится, нас разбросает по жизни, но наши отношения так и останутся близкими и родственными. Наши раненые, спасённые нашими докторами, не позволят относиться друг к другу иначе.

Как это бывает в любой нормальной и дружной семье, у нас уже появились традиции, и одну из них пора продолжить. Сегодня мы вручаем личное оружие тем, кто прошёл «курс молодого бойца». – Я кивнул, и «Старшина» с Виталиком раздали «Вальтеры» молодым, и в том числе неожиданно и всей семье врача. Чем поразили их всех.

– Да, да, Генрих Карлович, – обратился я к обескураженному старому доктору. – У нас принято, чтобы человек мог защитить себя и свою семью в любую минуту. Только сейчас оружие у вас всех не заряжено. У вас в семье ребёнок. Сегодня пройдете обучение с инструктором – тогда и выдадим патроны. Врачи обычно некомбатанты, но, к сожалению, не в вашем случае. Я хочу, чтобы у вас был ещё один хотя бы мизерный шанс спасти свою жизнь и жизнь близких вам людей.

Вы все должны понимать. Первый этап нашей войны закончился. Теперь отряд учится. Для того чтобы хорошо выполнять свою работу, надо учиться. Учиться, чтобы эффективно работать.

Наша работа простая и доступная. Наша работа – убивать немцев и полицаев. Это не месть, не война, не какие-то высшие чувства и материи. Это обыкновенная для сегодняшнего времени работа.

Как и любому другому ремеслу, убивать надо учиться. Вы все это делаете с тем или иным успехом, но этого пока мало. Мы все живы только потому, что в нашей команде есть «Серж», «Старшина», «Погранец», «Белка», «Батя», «Восьмой» и «Девятый». Их до войны учили и учили хорошо. Они учились, выучились и теперь учат вас. Правда, «Погранца» немного не доучили, но ничего, «Погранец», я тобой персонально займусь.

А про тебя, «Стриж», я скажу отдельно! Все посмотрите на «Стрижа». Если будете действовать так, как он, будете вечными дежурными по кухне. Хотя это тоже тяжёлый труд. Попробуйте в одно лицо картошки на сорок человек почистить и воды натаскать. – За столом засмеялись все и врачи тоже. Они, между прочим, тоже на кухне часто трудятся и по собственной инициативе.

– Ну, ничего, научишься, а первый свой опыт ты уже получил. У нас много инструкторов, и война завтра не закончится, – добавил я, переждав смех.

– Теперь о деле. Мы перейдём к личным тренировкам и тренировкам по рукопашному бою. Немецкий язык обязателен для всех без исключения. Для боевых групп будет составляться индивидуальная программа тренировок. На боевую работу пока будут ходить единицы. Пока не выучитесь правильно убивать врага, никто на боевые задания ходить не будет.

Объясню, что значит «правильно убить врага». Надо его убить, потом ещё одного, и ещё, и ещё, и тихонечко, и обязательно живым и невредимым вернуться на базу. Убить, чтобы погибнуть самому, не годится. Зачем мы тогда будем вас учить? Чтобы усилия десятка инструкторов поменять на одного вшивого, не за столом будет сказано, упыря? Я категорически против этого. Ваши жизни нужны в первую очередь вашим будущим детям и внукам.

И последнее на сегодняшний день. Сейчас мы всем раздадим по монете. Считайте обязательной к ношению, как оружие. Хоть на шею на верёвочку повесьте – скажете «Третьему», он сделает. Это необходимо особенно тем, кто уходит на боевые задания. Отчитываться по ней необходимости нет. Потратили, потеряли, подошли к «Старшине» или «Третьему» и получили новую.

На монету можно купить то, что необходимо в дальнем рейде. Еду, одежду, да хоть коробок спичек или кружку воды. Главное – ничего не отбирать у мирных людей. Тогда вам это может спасти жизнь. Основа всей нашей подготовки: не размениваться на мелочи. Мне ваша жизнь дороже всяких железок. – И всем раздали золотые николаевские червонцы. Всем. Даже маленькому сынишке врачей, прибив старого доктора окончательно.

– Ой, Генрих Карлович! И нэ глядите ви на мэнэ так! Ниымба у меня нэт и кирильев тоже. Я такой ангел, с которым лучше нэ встречаться на киривой дорожке в тёмное время суток, особенно когда я голодный. И вообще надо съесть всё, шо нам послал бог и нэмцы! – сказал я, изменив голос и вызвав очередной дружный хохот. И мы перешли к еде. Так и закончился наш семейный праздник.

Он опять поразил меня простой и логичной речью, простыми поступками и оружием, розданным в том числе и нашей семье. Я уже видел такие же пистолеты у девочек, живущих в нашем доме. Сара, высокая, красивая, как богиня, одетая в немецкий мундир девушка, как-то сказала нам за столом, что командир сам вручает личное оружие, и поразила меня тем, с какой теплотой она говорила о командире. Я и сам уже стал думать о нём не с иронией как о молодом человеке, а уважительно, как и все остальные, как о командире всего отряда.

Но последнее его действие. Эти золотые, известные всему миру николаевские червонцы, розданные всему отряду и всей моей семье, даже моему несмышлёному внуку, потрясли меня до глубины моей циничной души. Само объяснение этого поступка – «может спасти вашу жизнь» – до сих пор никак не укладывается в моей старой голове.

Он сказал, что жизнь этих детей и их будущих детей и внуков ему дороже «всяких железок». Назвал железками эталонное золото, ценящееся во всём мире. Сказал, открыто упомянув Бога, и я понял, что всё, что он говорил мне при нашей встрече, чистейшая, не замутнённая ничем правда. Такой человек просто не мог быть сотрудником НКВД. Но кто же он и его друг?

Всё, что произошло со мной за последние неполные два месяца, промелькнуло перед моими глазами ярким, стремительным росчерком. Задания, которые давал мне командир, его приказы были просты и понятны. Неожиданно для себя я стал не просто бойцом, но ещё и инструктором у избитых, поломанных полицаями девчонок. Я стал их старшим братом и учителем, наставником и близким другом. Командир несколько раз повторил, как надо разговаривать и вести себя с каждой из девочек и даже как смотреть на них. Например, запретил прикасаться к ним руками, а «Фее», маленькой хрупкой и почти невесомой на вид девчушке, запретил смотреть в глаза.

Это было странно, необычно и смешно, но ровно до того момента, пока я не попытался до неё дотронуться. Я учил «Фею» ползать и положил на неё руку, чтобы прижать к земле. Но «Фея» тут же вывернулась у меня из-под руки, перевернулась, отбросила мою руку и схватилась за пистолет. К моему счастью, рядом был «Старшина», который оттолкнул, отбросил меня в сторону, прикрыл меня своей широкой, могучей спиной. Только потом, уже вечером, наливая мне полную кружку водки, «Старшина» сказал мне, что на «Вальтере» «Феи» спилен боёк.

Наутро «Фея» вела себя как обычно. Внимательно слушала меня, кивала, чему-то удивляясь, распахивала большие серые глаза и не улыбалась. За все эти дни «Фея» ни разу не просто не засмеялась, она даже не улыбнулась, оставаясь всегда спокойной, уравновешенной и опасной, как готовая в любой момент ужалить змея.

Неожиданно для себя я привязался к черноокой и чернобровой Эстер, и мы часто проводили вместе по вечерам короткие минуты, наполненные учёбой и, как говорил командир, «боевой работой» дней. Вчера командир опять удивил меня. Он отвёл меня в сторону и подарил большие, тяжелые, золотые часы «луковицу», усыпанные мелкими и блестящими камешками, а затем, как-то по-доброму улыбнувшись, попросил передать это Эстер и положил мне на ладонь две вещи. Большую сверкающую такими же мелкими камешками брошь и маленькое колечко с красным камешком, сказав, что завтра у Эстер день рождения. Он знал и помнил даже об этом, хотя сам был занят всё время.

Я дал всё же людям ещё один выходной. Слишком напряжёнными были последние дни, да и разобрать и растащить по загашникам привезённое нами было необходимо. Ещё вчера я отослал «Погранца» с Эстер на дальнюю «фишку» на целый день. Виталик сам отнёс туда большую корзину провизии с бутылкой лёгкого вина и нашими поздравлениями. Это была та самая «фишка», мимо которой в своё время я прошёл по боковой тропинке. Теперь все тропы вокруг «фишки» были заминированы самим «Погранцом» и «Восьмым».

Особенного смысла в этой «фишке» не было, но я стремился привязать «Погранца» к Эстер сильнее. Дело в том, что мягкой и ранимой Эстер был нужен защитник, а «Погранец» при всей своей бесшабашности и даже иногда безбашенности был очень одиноким человеком, так как был из детского дома и родственников у него не было в принципе.

Городских девчонок, работавших на хуторе, к счастью, изнасиловать просто не успели, привезя их на уборку урожая, но вот всех их родственников расстреляли за городом. Так что у меня оставались только две проблемы. Непреступная Сара и крайне опасная «Фея», которую сторонились все парни отряда. Эпизод с «Погранцом», произошедший ещё на старой базе, усилиями «Старшины» получил широкую огласку.

10 октября 1941 года

Опять раннее утро. Ещё не рассвело, а мы уже в пути. Это пока только лёгкая разведка с обязательным кровопусканием. Я хочу уехать как можно дальше и поискать ещё один мотоцикл. Пока не холодно, надо потренировать снайперов, да и хоть немного утолить им жажду крови, а то перегорят. Девчонок надо вывозить – одних их не отпустишь, а пешком мы будем ходить потом, когда окончательно похолодает. Я совсем не забыл о тех полицаях, что живут недалеко от нашего хутора, просто ещё не время. Убить их можно и зимой, закопав по-тихому где-нибудь в снегу.

Сегодня выезд двойной. «Погранец» со «Старшиной», «Белкой», Эстер и Зерахом ещё ночью уехали на телеге по одной из просёлочных дорог на разведку и свободную охоту за одиночными полицаями или, если повезёт, за одиночным мотоциклистом. Старший группы «Старшина». Ну а мы втроём с «Сержем» и «Феей» едем на мотоцикле. Я прекрасно вижу, как девочка ко мне относится, но пусть лучше будет так. Со временем её влюблённость пройдёт, наверное. Она ведь совсем маленькая, почти ребёнок. Через два месяца «Фее» исполнится пятнадцать лет. Перед операцией «Дочка» поменяла «Фее» «Вальтер».

Я хорошо изучил карту и выбрал время, так что уже в районе десяти утра мы находились недалеко от довольно оживлённой дороги километрах в семидесяти от базы. Сегодня только стрельба, хотя листовки я тоже прихватил. Свой мотоцикл мы закатили в небольшой ельник рядом на просёлке, а сами добежали до трассы. «Серж» с биноклем и немецким ручным пулемётом, я с «Феей» с винтовками СВТ.

Повезло почти сразу. Редкие машины мы не трогали, но через полчаса появилась телега с пятью полицаями. «Фея» не подкачала – трое были её. К полицаям у девочки неутихающая ненависть. Никто за оружие так и не схватился, даже с телеги соскочить не успели. Правда, я первым выстрелом убил лошадь, чтобы не дёргалась и прицел «Фее» не сбивала. Потом мы выскочили на дорогу. «Фея» добила из личного «Вальтера» специально раненного мной в живот полицая, сама оставила пару своих листовок. Прихватили ППШ, гранаты, патроны, по традиции вытряхнули карманы, забрав документы, и оставили одну гранату от «Восьмого». Я же обещал сюрпризы.

«Фея» ликовала! Это надо было видеть. Дали ребёнку игрушку. Я знаю, что это не по-человечески, но я не знал в Росице, не знаю и сейчас, как удержать ее от безумия. Я специально переключал её внимание на себя и «Дочку», но «Дочка» – её напарник и самый близкий ей человек, а я наиболее подготовлен психологически, так что пусть будет лучше так.

Мы остались на месте. Засада пока полностью не отработала. Первый грузовик, здорово чем-то загруженный, чуть притормозил. Сидящий рядом с водителем офицер рассматривал убитых полицаев, и «Фея» убила водителя. Грузовик чуть дёрнулся, не торопясь покатился, сильно забирая влево, и свалился на обочину. Выполняя мой жестовый приказ, «Фея» сменила обойму на зажигательные патроны и стала стрелять по баку. Всё было, как в тире. Попытавшегося вылезти из машины офицера я убил, и выстрелом его отбросило обратно в кабину. В это время грузовик загорелся. Горящие капли начали вытекать из бака, и грузовик неспешно охватывало пламя.

Надо было уходить, но с другой стороны, из-за поворота, появилась машина. Выскочила она сразу, и до неё было метров триста. Открыли огонь мы втроём: сначала мы с «Феей» по кабине грузовика, а потом и «Серж» по выскакивающим на дорогу пехотинцам. Затем «Серж» добил остаток диска по затянутому брезентом кузову, а я прибил неосторожно высунувшегося унтер-офицера. Неудачно парнишка попробовал в атаку подняться – подождал бы пару минут, остался бы жить. Я на таких расстояниях не промахиваюсь. Судя по тому, как он грохнулся, умер он значительно раньше, чем достиг земли.

«Фея» же методично, пулю за пулей, посылала зажигательные по второму грузовику. Вот теперь точно пора уходить, в нашу сторону начали изредка постреливать, а кузов грузовика вдруг с какого-то перепуга занялся весёленьким пламенем. Впрочем, стреляли немцы именно в нашу сторону, а не прицельно. Валяющийся на дороге унтер-офицер личным примером показал своим подчинённым, как делать не следует. Похоже, его подчинённые всё понимали без слов. Голову из канавы не поднял никто, а жаль, так хотелось поставить точку кому-нибудь в лобешник. Ну да ладно, в другой раз.

Я тронул «Фею» за плечо и указал на лес. На всякий случай я всё же присыпал след смесью табака и перца, благо у нас почти никто не курит, а сигареты и махорку мы всё равно на каждой операции выгребаем, да и у упырей запас был. Хватило мне одного раза бега от собак по пересечённой местности. Имел я этих друзей человека во все мыслимые, а лучше немыслимые места.

Нас никто не преследовал. Мы добежали до мотоцикла, завели его и не торопясь покатились по просёлку к параллельной дороге, выходящей чуть дальше к нашему шоссе. Я сидел в коляске у пулемёта, наши винтовки и трофейный ППШ забрал к себе, и мы уже выкатывались на дорогу, когда я повернул голову и посмотрел на девочку.

«Фея» сидела позади «Сержа», обняв его руками и крепко, насколько это возможно, прижавшись к нему всем телом. Голова была повёрнута в мою сторону, глаза закрыты, а на детской мордашке девочки цвела мечтательная улыбка. С этого дня «Фея» начала изредка робко улыбаться, но только мне и «Сержу».

Мы вернулись почти сразу, пока не началась облава, да и по дневной дороге прокатиться надо было. Шоссе достаточно оживлённое, но местных мало и в основном полицаи. А так одиночные машины, редкие колонны, видел два санитарных автобуса, опять в одном месте много разбитой нашей техники и четыре упавших самолёта. Пока ехали, отметил на карте: пришлю потом «Погранца», пусть пошарится. Мотоциклисты, к сожалению, так и не попались. Надо будет засаду где-нибудь на просёлке ставить.

Опять проехали две деревни на трассе. Постов никаких нет, да и в самих деревнях народу очень мало. Идиллия, погода хорошая, день солнечный, дорога накатанная, как будто и войны нет. Трогать больше никого было нельзя, чтобы не дать немцам понять, в какую сторону мы перемещаемся на технике, так что уже во второй половине дня мы были на базе.

Начальнику штаба 284-й охранной дивизии подполковнику Генриху Штайнеру.

Докладываю Вам, что 10 октября 1941 года в 09.40 неизвестной группой противника было совершено нападение на военнослужащих войск Вермахта и вспомогательной полиции. Диверсионная группа численностью до пяти человек использовала ручной пулемёт MG-34 и русские автоматические винтовки СВТ. Группа противника скрылась в лесу. След был присыпан кайенской смесью, в результате чего розыск диверсионной группы по следам оказался невозможен. Силами второй роты и приданных частей вспомогательной полиции проводится прочёсывание прилегающей местности.

Командир первого батальона 94-го полка 284-й охранной дивизиигауптман Роберт Рихтер

«Старшина» с группой вернулись на четырёх телегах. «Старшина» в своём репертуаре: опять прихватил всё, до чего смог дотянуться. Одетые в полицейскую форму ребята неспешно двигались по просёлочным дорогам и трижды за день повстречались с настоящими полицаями. Первый раз прямо на дороге с двумя, так что Эстер даже за винтовку взяться не успела. Уже через два десятка минут две телеги так же неспешно двинулись в одном направлении, оставив в лесу два остывающих ободранных до нижнего белья трупа.

После обеда, по возвращении, «Старшина» решил сделать засаду на перекрёстке двух просёлочных дорог. Не торопясь, пообедав и поглядывая за перекрёстком, ребята дождались ещё троих упырей на полностью загруженной телеге. В этот раз Эстер выстрелила первой, и за оружие не успели схватиться «Старшина», «Погранец» и «Белка».

В третий раз «Старшине» просто повезло. Зацепил он двоих наших соседей, наверное, папашку с сыном, на полностью загруженном мешками с зерном транспортном средстве. Они как раз поворачивали на один из хуторов совсем недалеко от нашего расположения, когда с ними поравнялись наши телеги. Отличились сам «Старшина» с «Погранцом». Мирных жителей они бы не тронули, но мирные крестьяне оказались в форме и со стволами. К тому же сынулька, увидев связанного Зераха, сидящего на одной из телег, радостно подскочил с намерением поприветствовать последнего прикладом своего винтаря. Совсем немного не добежал, наткнувшись на нож «Погранца».