Самка человека, или Конец жары Айская Вероника
В доме кухня, большой холл с камином. Диван, 2 кресла, столик. Лестница на второй этаж. Олег затопил печь. Предложил ей приготовить себе, он поел в городе. Ушел топить баню.
– Ну, что? В баню идем?
– Идите. Вы – первый.
Он постоял. Ушел. Вернулся через час.
– А я буду часа 1,5, – это потому, что она вообще-то, вчера только была в бане.
Вообще, везде аккуратно, чисто. Ни в доме, ни в бане, правда, не было ни одного следа присутствия женщины. Но Женя уже точно знала, что она есть: по одному из телефонных разговоров, как он ни старался придать ему вид делового, были слышны ее интонации. «Видимо, она у него еще как раз полгода, и сюда он ее не возил. А меня он в квартиру не повез. Логично. Тоже аккуратно».
Она вышла из бани около 10. Завтра, похоже, будет тепло – вечерний воздух тише и мягче, чем днем.
– Будем спать. Мне завтра рано вставать.
– А где я буду спать?
Он показал на диван. Там лежало стопкой постельное белье, одеяло и подушки.
– А ты где?
– Рядом.
– Не поняла?.. Это что, шутка? Или такой был план?..
– Да ладно, я на кресле, – он развернул кресло, постелил, взял плед и лег.
– А второй этаж? Почему меня туда не положить?
– Он летний, там холодно.
– А труба от печки куда идет?
– Ложись спать, куда тебе говорят! Мне некогда болтать. Ты не дома.
Она постелила и легла. С полчаса смотрела в темноту, может, час. Он задышал ровно, спящим ритмом. Она стала расслабляться, повернулась к стене, окунаясь в дрему. Однако, не очень-то получалось. Присутствие желанного мужчины будило и бодрило. Она слушала этот немой разговор тел через комнату. При этом нужно делать вид, что ее тело молчит. «Ну, успокойся. Во-первых, рановато будет. Во-вторых, у него есть женщина. В-третьих, он врет, что ее нет… Да, вот именно, он еще и врет… В-четвертых, – это все Женя объясняла своему разохотившемуся телу, – кроме тебя у меня есть еще, как минимум – мозги, как максимум – душа. Нужна гармония. Так что, спи. Хотя, твое дело – желать. Я тебя понимаю. Тебе захотеть – времени не надо. Тем более, ты и так хочешь. Ну, и хорошо, значит, живое». «Да, если бы мы с ним поговорили душевно – было бы легче». «Интересно, удастся заснуть?»
…Она очнулась от жаркого движения рук по ее телу от бедер до плеч, потом ниже, под…
– Что это?! – возмущенно удивился он.
– Спальник!
– Какой еще спальник?!
– Туристический… – она рассмеялась.
– Зачем?!!
– На всякий случай. А видишь, какие бывают случаи.
– Ну, ты даешь… – он пытался найти вход в спальник, но она лежала на «молнии».
– Вы что-то хотели? – она вытолкала его руку.
– Ну, пусти меня.
– Куда вас пустить?..
Он положил ей руку на низ живота. Сопротивляться было нечем, ее руки держали спальник сверху. «Может, не стоит сопротивляться?» – влетела предательская мысль, прямо оттуда, с низа живота. Она резко дернулась, сбрасывая его руку. Он вздохнул, пошел к себе на кресло.
– Ну, и зря. Мог бы быть такой шикарный секс.
«Никто не сомневается…» Она снова дождалась, чтоб его дыхание затихло. «Интересно, я дура, или прикидываюсь? Нет, я не прикидываюсь. Значит, дура. Ты надеялась на что? На сублимацию? Ты же сразу его прочувствовала. – А что я прочувствовала? Что я его хочу и он меня хочет? Но я не думала, что это уже причина сразу действовать. Да, я надеялась на некоторую сдержанность». «Ты вчера так мучилась ночью. Ты помнишь, что ты просила? – Я прошу любви. Одно и тоже всегда… – Нет, ты взвыла: Ну, пошлите мне мужчину, я уже больше не могу! – И это что? Заказ исполнился?.. Это не вся я, это тело вопило… Да, такой заказ очень быстро исполнился… Наверное, он проще…». «Любимый мужчина – это не понятно, видимо. Прислали – желанного… Есть такое тело…». «И что делать? Вчера не спала, потому что не было мужчины, сегодня – потому что есть. Смешно…». «Времени прошло больше. Спит уж, наверно… Ну, все, он попробовал, вдруг можно, да? По крайней мере, агрессии он не проявит, так что ничего страшного не происходит».
…Он сразу быстро уверенно стянул верх спальника и впился губами в ее сосок, рукой лаская вторую грудь. Она онемела от жгучего желания, затопившего ее по самые мозги. Она отчаянно силилась вспомнить себя. «Боже мой! Господи миленький! Я так больше не могу! Ну, так же невозможно! Пожалуйста, ну пусть он отстанет сам!..» От несбыточности этой мысли она опомнилась и стала выворачиваться. Он крепко обхватил ее.
– Какая у тебя шелковая кожа! – он отпрянул от груди, довольный и явно уверенный в продолжении.
– Послушай! Отстань от меня, пожалуйста, а? У меня уже нет сил.
– Вот и не надо их тратить! Лучше доставить друг другу удовольствие.
– Удовольствие… А дальше что?
– И завтра удовольствие. А что, разве удовольствие – это плохо?
– Смотря в каком контексте.
– Не умничай, – он по-хозяйски показал рукой, мол, раскрывайся.
– Ладно, иди к себе…
– Ну, почему?
– Я тебе по дороге про все «почему» объяснила. Ты нарочно постарался забыть? Что сейчас между нами будет? Пробовать меня не надо, я уже говорила – я не торт.
– Ну, и ты ведь со мной попробуешь? А вдруг тебе понравится?
«Вот именно поэтому и не надо. „Сало – оно и есть сало, чего его пробовать?“ Самый нюанс – сопротивляться ему, да еще и себе. И он же точно это знает…»
– Допустим – мне понравится. И что? Дальше – что? В лучшем случае, еще один эксперимент на твои пол-два-три года? Я сразу скажу, что не удовлетворю твоим требованиям как жены. Совершенно очевидно, что мы с тобой разные люди. Слушай, ты попросил помочь взглянуть на свои прежние пробы иначе. Но, похоже, ты соврал. У тебя был план? Я дура, конечно, признаю. Поверила в твою честность.
– Хорошо, я тебя больше не трону. Сегодня. Завтра поговорим, – он ушел. И больше не тронул. Сегодня.
Она заснула, когда шторы на окнах стали светлеть. Разбудил визг телефона. Он ответил.
– Чего ты телефон не выключаешь? Я спала 2 часа.
– У меня работа. Сама виновата. Ни секса, ни сна. Ночь мне испортила.
Он уехал, велев ей отмыть холодильник. Ну, да, хоть шерсти клок. Она заодно убралась в кухне и в зале. Вышла из дома и уселась на ступеньки крыльца. Было солнечно и к полудню разогрелось почти летним теплом. От сосен за оградой заманчиво веяло смолистым эфиром. А хвоя все еще желтоватая – весна все же очень растянулась. Она понимала, что Олег так просто не отстанет, и готовила ему речь. Вернее – фразу. Еще вернее – тон. Нужно уверенно и жестко. Своей покровительственно-хозяйской манерой общаться Олег походил на министра-администратора из «Обыкновенного чуда». И ухаживать ему тоже некогда. Только ей подчиняться ему уже давно не хотелось. Жаль, что у нее нет мужа-волшебника. И дома – не он у нее, а она – у него. Женя невольно снова вспомнила того другого Олега и тот момент, когда позволила себе так безрезультатно влюбиться. Тогда случайно она услышала его реплику – на что? – других его собеседников она и не слышала, отреагировав только на его голос: «Женщина расцветает полностью только после третьего ребенка. Вот эта величественная грация, которая появляется во время беременности – уже не проходит, и остается в ней насовсем», – и столько было поэзии, уважения и трепета в его голосе, лице, словах, что сердце Жени ухнуло в теплое уютное к нему доверие. И в этом их большая разница. А все-таки напоминает… Хотя, ведь и в комплекции: тот Олег был собран и подобран, а этот – а ведь младше на пять лет – уже растекается вширь и везде с заметной перспективой расплыться до серьезных размеров.
Он приехал днем.
– Сейчас я буду спать, а потом ты мне все расскажешь. – Через час она его разбудила, как он ей поручил. – Ну, рассказывай, – он вышел на крыльцо, и обнял ее за талию, – ты передумала?
– Послушай меня, пожалуйста, – она вывернулась из его руки. – Если следующая ночь будет такой же, как предыдущая, – я очень прошу тебя, отвези меня сейчас на автобусную остановку, я поеду в город и поищу себе жилье.
– …Стойкий оловянный солдатик… Хорошо, я подумаю и скажу, – его глаза слегка посерьезнели. Он ушел одеваться. Вернувшись, он был совсем серьезен и опять вполне искренен, – давай так. Ты оставайся здесь. Если я справлюсь с собой, – я останусь ночевать в городе, а утром приеду и отвезу тебя к твоему мануалисту. А если я увижу, что не могу с собой справиться, то я приеду сюда…
– И?.. Не поняла?.. – она нервно засмеялась, – и тогда я могу пенять на себя?
– Подожди, не перебивай… Я приеду и ты еще раз мне расскажешь про себя. А если мне это не поможет, то я уеду в город на ночь. Но я обещаю тебе, что больше я тебя не трону, если ты не захочешь. Договорились?
Она его даже зауважала. Он был очень правдив.
– Договорились. Только оставь мне ключи от ворот. Я не удеру с ними. Я хочу по сосняку погулять.
– Вот ключи. Подай мне телефон, он лежит на подоконнике у входа. – Она вынесла мобильник. – Ну, вот, ты же умеешь быть послушной, – его глаза заглядывали в ее, ища этого послушания.
Она сразу вышла в сосны. Молоденькие, стройные, тонкие. Женя с сочувствием, радуясь своей снисходительности, слушала стенания своей собственной плоти, безоговорочно воспринимая их бесполезными в данной встрече при данных обстоятельствах.
Вечером он приехал поздно – видимо справлялся с собой – с бутылкой вина и фруктами. Зажег только бра. Наполнил бокалы.
– Выпьем за знакомство. – Выпили. В халате, откинувшись в кресле, следя за ее движениями, он повелевал ей включить телевизор, подать пульт, принести нож, – А у тебя классно фигура… сохранилась для 30.
– Можно подумать, 30 – это 60, – пожала она плечами.
– Ну, кто-то и в 30 расплывается, – настаивал он на комплименте.
– Ну, кто-то и в 15. У нас порода другая, – отмахнулась она.
– Ну, я слушаю, как ты докатилась до жизни такой? – Он вернулся к своей иронии.
– Уже 11 ночи, я не успею рассказать… А ты умеешь смотреть в глаза, не щурясь? Или у тебя со зрением проблемы?
– Не уходи от темы.
– Я как раз по теме, – она усмехнулась, – по-моему, ты стараешься сузить взгляд на тему, и на жизнь.
– Значит, ты не передумала? – Он присел перед ней, обхватив ее бедра.
– Я так понимаю, разговор должен идти в одном русле и в заданном направлении?
– Но ты же не монахиня?.. А разве ты не хочешь?.. Ну, ты же хочешь, – произнес он уверенно вкрадчиво.
– Ну, допустим. И что? – спорить с очевидным было уже бессмысленно.
– … – Он ответил движением рук.
– Но, – она остановила его руки, – мы ведь не животные, что бы на одном желании спариваться.
– А что? Чем тебе животные хуже? Чем мы их лучше?
– А вот именно, мы – ничем. Они животные и животные. А мы люди – и как животные. Вот и все. И я так не хочу. Слушай! – Вдруг она вспомнила тему! – Ну, объясни мне, неразумной женщине, отказывающейся от шикарного секса с тобой, чего с детьми делать будем? Или у тебя обойма презервативов под подушкой?
– Все нормально, я осторожно.
– Не, не надо мне осторожно. У меня сестра именно так и забеременела. Только там парень больше нее жениться хотел. А с тобой – шутки плохи, уже понятно. Ты в следующий раз, если секса хочешь, так сразу и говори. А не заводи серьезные душеспасительные беседы.
– Так, а ты что, согласилась бы? – чуть было не пожалел он задним умом.
– Я бы сразу отказала, и не трепали бы друг другу нервы. «А может и согласилась бы… Меньше знаешь – лучше спишь», – чуть было не пожалела она.
Он молча поднялся и уселся в свое кресло, так же молча разошлись по постелям. Однако он опять возобновил уговоры словом и делом, когда они уже улеглись спать.
– Слушай, – проговорила она устало. Ее вымотала эта борьба внутри и снаружи, – ведешь себя совсем неприлично и непорядочно. Это же насилие, по сути, психологическая атака. Ты будто предлагаешь мне выбрать, а по факту – все это время не даешь мне права выбора. Психологическое насилие – это тоже насилие, немногим лучше.
– Ты что такое говоришь! Ты что говоришь?! – испугано запричитал он, – я – насильник! Да никогда со мною такого не было! – Он соскочил с дивана, побежал на кресло, возмущенно повторяя, – я – насильник!
Она удивилась скорому и верному эффекту. Вот это да! Мы так зацеплены за приличие! Слово нам не понравилось! Да… и у очень уверенных мужчин есть слабые места.
…«Только теперь не пожалей о своей победе. Одно дело победить, другое – жить дальше… Твоя стойкость нашла решающее слово, когда ты уже готова была сдаться. Но ты его нашла… – Ну, и хорошо. Я его нашла. Значит, так надо»…
Она даже поспала, часа 4. Утром он не касался ее больше, только смотрел. Заходил и не выходил, когда она одевалась. За это время она привыкла уже к его липнущим рукам, и ей явно их не хватало. Она усмехнулась над собой.
– Чего смеешься?
– Да так… Слава Богу, все позади!
– Да-а. Ну, ты меня удивила.
– Ты меня тоже. Мы квиты, – кивнула она примирительно.
Высаживая ее у фонтана в городе, как она попросила, он еще раз сообщил, что удивлен.
– Ну, передумаешь – звони. Номер у тебя есть, – на его лице вновь привычно поселился прищуренный взгляд. Он уезжал по делам в другой город.
Через три часа у неё был второй и последний сеанс на этой неделе.
***
Она вылезла из маршрутки на пересечении трех дорог. Перешла на ведущую в их район. Постукивая каблучками, звонко раздававшимися в сером дне, – 20 метров туда-сюда вдоль трассы, – она вспомнила, как 2 дня назад проезжали здесь с Олегом, и он перекрестился на вот эту церковь. И одной картинкой увидела эти прошедшие 2 дня. И рассмеялась. «А по каким-то соображениям я мужика продинамила. Ну, что ж, я не знаю, собирался ли он быть таким благородным, но ему пришлось». Повернув в очередной раз, она уставилась без цели и мыслей за ограду церкви. По двору ходила монахиня. Женя какое-то время наблюдала за ее перемещениями. Женя не знала, что здесь монастырь – у церкви, совсем недавно восстановленной. «А для кого-то и нет такого выбора: быть или не быть с ним? Вопроса нет, потому что есть один ответ: не быть ни с кем…». Она вдруг увидела себя со стороны: в красной куртке, не свежекупленной, но вполне новой и свежо яркой, в брюках цвета графит и полусапожках на не очень высоких, но изящных каблучках, она стояла через дорогу напротив монахини в черном одеянии и покрывале, и – абсолютно отвлеченно, как просто прохожая смотрела на ту… Женя вдруг осознала это свое постороннее равнодушное любопытство.
Во времена студенчества, особенно в самом начале – почему-то часто тогда она их встречала, особенно много на кишащей площади вокзала Екатеринбурга – вдруг – а знала бы – обошла заранее всю эту площадь, – среди толпы ларьков, таксистов, чемоданов, встречавших, отъезжавших, приезжих, провожающих, неожиданно – натыкалась на елейно печальную прозрачнокожую девушку со взором опущенным долу, в черных одеждах, с посудой для пожертвований в руках. И Женя обжигалась недоуменным стыдом и ощущением чего-то примораживающе родного и ужасающе ненужного. Она вкапывалась в асфальт на несколько мгновений оцепенелого метания в сердце, и, отодрав себя от этого зрелища, быстро прошмыгивала мимо, стараясь не думать – жалеть или радоваться за ту девушку?..
Это были 90е, активно восстанавливались старые и возникали новые монастыри.
И сейчас Женя чуть не захлебнулась от неожиданного счастливого открытия: она первый раз оказывается рядом без сосущего желания убежать как от чего-то навязчивого, как от наваждения, как от гнетущей обязанности и в то же время тягостного тоскливого чувства, будто предает своих.
– Я не с вами! – счастливо, радуясь своему освобождению, ликующему во всем ее существе, выдохнула она в сторону монахини. – И… не с тобой! – кинула она в сторону Олега. Она сумела-сумела-сумела! Избавиться от одного, и не кинуться в другую крайность! Она подняла лицо к небу – и рассмеялась торжествующе благодарно.
Ее подхватила тоже удобная и уютная, – японская, с фургоном, аптечная машина.
Земля влажно задышала, вчера прошел небольшой, но все-таки дождь. Рощи покрывались тонкой зеленоватой вуалью. Ехать было приятно покойно. Водитель – молодой парень – приветливо поздоровался, доброжелательно молчал все 40км, и, добродушно улыбаясь, пожелал ей удачи, когда она высаживалась. «Как приятно бывает мужское молчание!» – признательно подумала она ему вслед.
Стрижка-бритье. Инстинкт пахаря-сеятеля
Вечером приехали 2 подруги, погостить на выходные.
– Ты чего такая взбудораженная? – заметили они сразу, – как съездила? Где останавливалась?
– О! Тут целая история, с ночлегом. Телефон, который ты дала, так и не ответил, – сказала она Анаит.
В ожидании еды из духовки, Татьяна и Анаит уселись на один диван, Женя улеглась на второй и рассказала свое приключение, делая акцент на своем внутреннем катаклизме.
– Представляете, да? Такой был мужчина! Ах, какой был мужчина! – заключила она, вставая к духовке.
В комнате повисла странная тишина. Женя обернулась: девчонки сидели с застывшими лицами.
– Вы чего замерли?
– А может быть, нужно было позволить себе удовольствие? Зачем нужно было так себя мучить? – Анаит явно старалась смягчить свой резкий характер, подбирая осторожно слова.
– Не зачем, а почему… Потому что это не… – Женя вовсе не ожидала такой реакции, и не знала, как им объяснить очевидное, казалось, для них всех.
– Может, это тебе было послано Свыше: так все сложилось… – чтоб тебе было легче. И дальше бы искала «совпадения».
– Действительно, зайка, – бережно заговорила Татьяна, – может, это такой подарок Вселенной, ты столько лет одна…
– И что я должна была, так сказать, «вопреки своим идеалам», согласиться на секс? Просто секс? У меня даже не возникло никакой душевной тяги к нему… – Женя выдержала такой же диалог внутри, а теперь нужно было еще вести его снаружи…
– Ты же сказала, что тебе с ним было легко, как с родным?
– Но это всего лишь эмоциональный комфорт, что рядом мужчина, физически приятный. Это же чисто телесная приятность – вот, и легко.
– А может быть, ему бы понравилось, он тебя потом и нашел, и дальше возникло бы душевное чувство, – помечтала Татьяна.
– Он личностно чуждый мне мужчина. Я что-то не верю в преображение личности через секс. Не секс красит человека, а человек – секс, – постаралась она перевести разговор в шутку.
– Расслабилась бы один раз, получила удовольствие, и была бы ему за это благодарна.
– И можно дальше духовно развиваться… – подхватила Женя проникновенный тон Анаит.
– Ты думаешь, он оценил твою победу?
– Не поняла… Я не для аплодисментов это делала…
– Он и дальше будет жить, как живет. Разве ты ему что-то доказала?
– Ну, и пусть живет. Но без моего в этом участия. Нет, я понимаю, кто-то другой это говорил бы, но вы-то?! Как вы это себе представляете?
– Жани, а кому-то другому я бы это, может, и не сказала. Но, учитывая твою специфику, я говорю.
– И что моя «специфика»?
– Он все равно не оценил, даже не понял ничего, стоило лишать себя такого случая? Если это так редко, вернее – вообще с тобой не случается. Зато ты получила бы эмоциональный и физический заряд. Или разрядку. И дальше искала бы настоящее.
– … – Женя растерялась. Ей и так было не просто, а тут еще ее не понимают и не поддерживают те, в которых она была уверена, что они – заодно. – Знаешь, в каком-то «среднем веке», на каком-то соборе, церковном, решили, что у женщины нет души, из чего следовало, что можно трахаться с ней, и это не будет являться грехом, так как не несет соблазна ближнему… По-твоему, тоже можно исповедовать какие-то возвышенные принципы, а когда припрет – пользоваться услугами людей с другими понятиями? Держа их за духовных плебеев, что ли? – с морозцем по коже Женя посмотрела Анаит в глаза, ожидая ее реакции на этот толстый намек на ее случайные связи.
Но та миролюбиво проигнорировала. Надо отдать им должное: подруги прочувствовали – да, попросту, знали – что это трудный для нее вопрос, и отнеслись к ней очень бережно.
– Доведешь ты себя со своим максимализмом. А здоровье одно на всю жизнь. Я думала, ты бросила свои монашеские замашки.
– В конце концов, я ему отказала только в сексе, а не в отношениях. Если б он хотел, он мог проявить желание встретиться ещё… Если б он хотя бы понял, что мне для секса нужно больше, чем одно желание, у него появился бы шанс его получить. А так… Он проявил полное непонимание: а что вам, сударыня, нужно-то еще? Кроме шикарного секса?
– Нет, зайка, – Таня хотела найти компромисс, – конечно, ты сама чувствуешь ситуацию и сама выбираешь.
– Ну, вот именно, – Женя вышла в сени за банкой огурцов. Тема закрыта.
«Мария Египетская может спать спокойно: по-моему, ее ученица ее переплюнула. 30 лет в пустыне?.. А 9 лет среди народу? И даже незаметно, как они пролетели. И плюс 2 ночи в одной комнате с таким мужиком?.. – Ну, может и хватит уже, а? – Безусловно, мне хватит. Кто бы спорил… Только что теперь? Аскеза ради аскезы – да, это глупость, я понимаю, да. А что теперь взамен? Секс ради секса? Я же сумела не запретить себе хотеть. Я только не стала делать. Чего в крайности кидаться? Нужно найти середину. Или целое».
***
– Ты передавала Сане мою просьбу?
– Я намекнула. Он не в восторге, я поняла. Сама проси.
Вечером в воскресенье за девчонками приехал Саня, Танин муж.
– Саня, у меня к тебе деликатная просьба… Побрей мне голову, пожалуйста, налысо.
– Я Танюшке уже озвучил, что я не собираюсь в этом участвовать, – с абсолютным серьезом во взоре произнес Санька. Женя растерянно удивилась. С Саней спорить бессмысленно по определению.
– Но ты же побрил вашу Валентину Михайловну… – еще надеясь, напомнила Женя об их соседке.
– Я и тогда сказал, что это первый и последний раз. Но исполнить блажь 65летней дамы, я еще смог. А участвовать в вашем, девушка, постриге, я отказываюсь.
– Но это же не то! – Женя рассмеялась, понимая безнадежную обоснованность и притом несвоевременность Санькиного толкования. – Я же из чисто – из совсем других интересов! Наоборот, из возрожденческих мотивов. У меня волосы ослабли, я хочу обновить… И вообще весна, новая жизнь, то да се…
– Вот – «то да се»: можно как-то интересно постричься и лечить волосы какими-нибудь женскими штучками, – Саня не первый раз пытался ее перевоспитывать.
– Саань, ну, я ж если решила, все равно побреюсь. Не ты, так кто-то…
– Не я, – Санька кивнул.
Делать было нечего. Хотелось мужской дружеской рукой из каких-то инь-янских мотивов. Но не вышло. Валентина Михайловна этот способ у даосов вычитала (или у буддистов): от бессонницы, от головной боли, и вообще от всего ненужного, при чем так нужно три раза… Женя пошла к Наде, медсестре, приветливой и отзывчивой и вполне толерантной женщине. Та ее побрила.
Ловя своим черепом какие-то небывалые сквозняки, Женя посмотрела на себя в зеркало. Заранее невозможно было подготовиться к такому ужасу. Тут же вспомнилось, как – ей было лет 7 – открыв на стук папы дверь и увидев зубы, растянутые в ряд, и торчащие над ними глаза, она содрогнулась до самых пят. Правда, папа (который побрился «сюрпризом») был еще и нетрезв, что придавало характерный неспокойный блеск его глазам. Она после этого неделю боялась возвращаться домой до прихода мамы.
Зашла мамина подруга.
– Ого! Чего это ты сделала?.. Ну, ты смелая девушка. На лето глядючи. Хоть бы зимой.
– Да и так-то холодно…
– Какой он у тебя шишковатый, – изучала она, – а макушка как торчит… она двойная у тебя.
– Ну, да… Я думала, будет более правильная форма…
Женя завязывала днем всякие шарфики, а ночью, чтоб не мерзнуть – хэбэшные платочки. И усиленно втирала касторовое масло.
***
К следующей неделе мануалки, она добыла адрес, и остановилась в областном городе. Хозяйка – польская еврейка, у которой единственная дочь училась в Израиле на полном гособеспечении. И мама ждала дочку на каникулы, «на трехразовое питание: понедельник-среда-пятница». Хозяйка была натура очень творческая, курила и пила кофе сигарету за сигаретой, чашку за чашкой со своими друзьями каждый вечер до середины ночи. В один из таких вечеров, как обычно, Женя вышла продышаться и в продуктовый магазин.
К ней подошел молодой человек. Представился. Уже стемнело. Они ходили по квадрату улиц вокруг двора, болтали. Дима был простой парень без интеллектуальных изысков, но, чувствуется, добрый и не дурак. Он развелся с женой, потому что та загуляла. Любит дочку, ей 5лет. Предложил зайти к нему. Она не видела смысла. Но потом, уже озябнув, вспомнила, чем ей грозит дышать. Она согласилась с условием, что он даст ей посмотреть фильм Бертолуччи по «Культуре», а потом она сразу уйдет. Они пришли к Диме. Он усадил ее на диван, включил телевизор, они еще поболтали. Ему позвонили.
– Сейчас приедут мои друзья.
Приехали двое ребят, его же возраста, то есть около 30, «плюс-минус». Предложили поиграть в карты. Она не играет, никаких способностей к этой игре, потому что их папа – он мог бы при другом строе жизни и при условии честной игры зарабатывать этим на жизнь: непревзойденный игрок – не умел проигрывать даже нарочно, даже собственному ребенку, и научиться было нереально, интерес пропал навсегда.
Далее она не понимала, что делать, и стала придумывать как вежливо уйти. Эти двое разговаривали громко и в основном матом, «Культуру» она не слышала. Дима ушел по-хозяйски хлопотать на кухню. Одному из парней позвонила девушка, он грубовато ей ответил, что на работе. Второй спросил, а чего он её отшил, первый ответил:
– Да, привязалась, один раз с ней встречались, ей только бы трахаться – больше разговаривать не о чем. – Он искоса смотрел на Женю. Ее он уже расспросил, так же искоса глядя на нее, кто, что, откуда и где она и сколько ей лет.
Женя пошла на кухню, прощаться с Димой.
– Ты что, уходишь? – разговорчивый парень нагнал ее в коридоре, взял за руки. – Она не успела ответить, дескать, да, пора, она и так уже собиралась, как вдруг он втолкнул ее в рядом находившуюся комнату. Дверь щелкнула замком. Он сжал ее в объятья, схватил за ягодицы. Она обалдело стала брыкаться в его цепких руках. Парень был крепкий, не худой. Он вытянул из-под ее джинс водолазку, и пытался втиснуть вместо той свои руки. Женя убеждала его, что не хочет, не надо, отпусти и т. п. Он продолжал. Повалил на диван, лег сверху, расстегнул ее джинсы, стащил их с ног. В этот момент она попробовала встать, но он, уже успев расстегнуть свои штаны, повалился на нее.
– Мне нельзя! Я верующая! – вспомнила она, как прошлым летом в попутке, деревенский мужик лет 45, водитель молоковоза, вопреки всяким ее увещеваниям уже сел на нее, достав свое торчащее достоинство, и вдруг… – мирно сполз с нее со словами: «Давно бы сказала! Верующих трогать нельзя! – Грех!» – уверенно заключил мужик. Она тогда восхитилась такому проявлению религиозного трепета…
– Фигня все это, – даже не сделав паузы, отмахнулся парень. – Ну, ты ж хочешь…
Она стала молиться про себя. Это уже не раз выручало ее в самых безнадежных ситуациях: так же как тот, мужики неожиданно останавливались и слезали с нее.
Молитва кончилась. Не помогло. Он уже тыкался в нее. Но она сильно сжала мышцы.
– Ну, расслабься, ну, чего ты. Ты такая хорошая, у меня таких не было, – он заговорил ласково, даже нежно. Видимо, это все действительно было искренно, он вообще так жил. – Это что?.. – он даже хотел погладить ее по голове, шарф упал. – Ну, чего ты? Сейчас будет нормальный секс.
«Ставки снижены. Не захотела шикарного, – вот тебе нормальный». – «Господи! Дорогое Мироздание! Я сделала все, что могла. Если вы считаете, что все годы моего воздержания, очищения и переосмысления должны закончиться вот так, – не я это решила! Уже можно расслабиться?..»
Вдруг парень остановился.
– Ты чего, правда, не хочешь?
– А я что тебе уже 5 минут говорю?
Он молча, суетливо натянул штаны и быстро вышел из комнаты. Она отдышалась, оделась, повязала шарф. Вышла. Из кухни шел хозяин.
– Ты что, уходишь? А что случилось? – он заметил ее сбитое с толку состояние.
– Не важно, – она глянула в сторону ребят. Тот сидел на прежнем месте лицом к двери и к ней, опять играл в карты, и прятал глаза. – Выпусти меня.
Она бежала вниз по подъезду с 5го этажа. «У меня что, интуиция совсем отключилась?.. Но Дима-то ничего такого и не сделал!.. А тех он, видно, и сам не ждал. Ладно, «все хорошо, что хорошо кончается». И как всегда в таких случаях, она рассмеялась смехом облегчения и удачного освобождения.
На следующий день сеанса не было, хозяйка куда-то ушла, и в квартире на какое-то время образовалось слабое подобие воздуха, Женя заснула. Ее разбудил громкий трезвон в дверь – она ошалело выскочила из комнаты, и мало соображая, что хозяйка не могла сама себя закрыть ключом снаружи – открыла дверь в ее комнату – это можно было делать в любое время, чтобы, например, посмотреть телевизор – убедилась, что хозяйки нет. Навстречу выбежал огромный пёс хозяйки вместе с кошкой-персом. Комнату последней Женя заняла и соответственно теперь не пользовалась любовью этой особы, если эта порода вообще умеет любить. Схватив ключи, Женя побежала к двери. Некто трезвонивший уже ушел. Женя вернулась в комнату хозяйки. Псина, размером с хорошего теленка, бегала к двери и обратно за Женей. Жене нужно было обратно вернуть всё на место: псину с кошкой в комнату, ключи в дверь.
– Ну, давай, заходи, – сказала она псу.
Пёс стоял снаружи комнаты и удивленно смотрел на Женю.
– Ну, чо ты? Я спать хочу! Давай заходи, ну? Сюда, – Женя постучала «к ноге».
Псина задумалась.
– Ну, чего ты думаешь? Давай-давай!.. Ну, ладно уже, заходи…
Пёс зашел, кошка, с характерным своей породе вечно невозмутимо недовольным видом, наблюдавшая этот диалог, однако, явно с интересом, – зашла следом.
– Ну, вот, молодцы, – похвалила их Женя, вышла и замкнула дверь.
Вечером она рассказала хозяйке про чей-то настойчивый звонок в дверь.
– Ой, я ж тебя забыла предупредить! Ты без меня смотри ни в коем случае не заходи в комнату, не открывай, а то я не ручаюсь за своего пса. То есть я конкретно предупреждаю, что это опасно. Моя подруга, очень близкая – он ее с вот таких пор знает, – показала хозяйка размер с котенка-подростка, – можно сказать, на руках носила, воспитывала, она у меня жила тогда даже какое-то время. И гуляем мы вместе часто – родной человек. Так она без меня в комнату заскочила – и все!
– Что – все? – ждала Женя, как сильно надо пугаться.
– Он ее не выпустил. Рычал, лаял – арестовал, короче, комнату забарикадировал, она меня два часа ждала под его оком. Нет, ты не бойся, – хозяйка увидела Женины удивленно поползшие вверх брови. – при мне он тебя не тронет. Ты ж видишь, он мирный, просто, без меня – нельзя. Охранник. С подругой-то я даже не ожидала такого, а ты ж вовсе чужая, надо было сразу предупредить. А так-то не бойся. Хорошо, что ничего не было – что ж я не сказала-то!..
Женя вспомнила удивленное лицо пса в рамке узкого дверного проема, и не стала пугать хозяйку.
«Забавно, однако… я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… И мужчины меня в итоге не трогают, и собаки кушать не хотят… Обидеться, что ли?»
Через день утром она встретила маму с сестрой, возвратившихся с Урала от бабушки. Дома она рассказала им историю с Олегом. И сестра Алька торжественно сказала: «Это тебе было искушение перед настоящим! Теперь у тебя обязательно появится настоящий любимый мужчина! Ты – молодец!» – реакция родных окончательно примирила Женю с собой.
Они засадили огород. Как долго весна не тянется, земля к определенному сроку должна принять семя и успеть вскормить его накопленной за зиму влагой.
Приехав сюда из голодных девяностых, Женя была счастлива – все в твоих руках, что посеешь, то пожнёшь. Девяностые – сложносочиненное время, для кого какие, для них реально – голодные: маму сократили, папе не давали зарплату. Анекдоты про голодных студентов – «Три котлеты… – Жирует, гад – …и шестнадцать вилок, пожалуйста» – для многих все же, были архаикой, и скорее, означали, что студент всегда не прочь поесть, а вот деньги улетели невесть куда уже до еды, – для неё же вполне пахли правдой. Мама с сестрой сидели на хлебе с сахарным песком и воде, практически все, что удавалось добыть случайными мамиными заработками, отсылали Жене. Ей это давило на мозги и на всю остальную нервную систему. В деревне и Женя, и мама напрочь забыли – забыли вспомнить, что он был – с самого рождения «медицинский учет», ранний сколиоз и перманентная облегченная физкультура, занудная ЛФК – веселее повеситься. Жене с её склонностью отрешаться от бренного физического мира только это и нужно было. В школе же – легче отлучить, чем научить, что делать вот с таким – с виду вполне здоровым телом. А вдруг, что сломается – ты лучше, девочка, вот тут посиди. Она и сидела – и только её голова регулярно участвовала в качестве дополнительной баскетбольной корзины, что не прибавляло Жене любви к физкультуре и спорту. И тут она с места в карьер принялась осваивать радости не культуры – физического труда…
Курс лечения заканчивался в начале июня. В городе было еще теплее. В последнюю неделю своего лечения она даже ходила на реку, пробуя загорать.
Как обычно, возвращаясь автостопом, она отвечала на одни и те же вопросы водителей, которые не любили ездить молча.
– А как вы насчет секса?
– В уместных обстоятельствах – положительно, – вздохнула она.
Читать бесплатно другие книги:
