Отражение. Зеркало надежды Гончарова Галина

– Держи.

– Тебе он совсем не нужен?

– Абсолютно.

– И не нравится он тебе никак?

– Вообще…

Малена не врала, и Женя это видела. Голос был равнодушным, глаза спокойными, руки не перебирали платье…

Ей правда был безразличен Давид.

– Он красивый…

– С удовольствием отдала бы тебе это сокровище.

– Не пойдет… Он с Леркой-то вчера не пошел.

Малена ухмыльнулась. Неожиданно этот факт был приятен. Хотя…

– Конечно. Там, где охотятся – не гадят, а терпеливо ждут в засаде.

Теперь уже фыркнула Женя.

– Так себе и представляю, как Давид метит нам стену!

– Задрав хвост, – подсказала Малена. – Рыжий, как у этого кота.

– Тогда уж черный. Но пушистый.

Девушки рассмеялись, и секретарша отправилась на свое рабочее место, заваривать чай. Шеф был уже на месте, судя по открытому кабинету… легок на помине! Выглянул на возню…

– Малена, зайди.

Малена послушалась. Антон развалился в кресле и смотрел на нее с интересом.

– Долго ты Додика мучить будешь?

«Они что, сговорились?!» – взорвалась Матильда.

Малена прищурилась.

– Простите?

– Он мне всю работу срывает, паразит. Лерка сегодня точно не выйдет, вчера она так нализалась в «Колбасе», что смотреть жуть брала…

«Интересно, а откуда Антон это знает? – Матильда не дремала. – Небось сам там был?»

Малена пожала плечами.

– Антон Владимирович, что я должна сделать?

Антон замялся. Как-то под этим взглядом не выговаривалось: «дать Додику во всех позах, чтобы отвязался».

– Эм-м-м… может быть, сходишь с ним куда-нибудь?

– Это официальное распоряжение?

– Это пожелание.

Малена развела руками.

– Простите. Господин Асатиани не в моем вкусе.

– А тебе его есть и не надо, здесь не Полинезия.

Малена выслушала с тем же вежливым интересом. Антон покачал головой.

– Что, совсем никак?

Малена покачала головой.

Никак. И вообще, что значит – легче дать, чем объяснить? У кого-то там засвербело? А она при чем? Где-то прописано, что она обязана ложиться с каждым самцом, которому захочется?

Щаз-з-з!

Право мужчины – захотеть. Но право женщины – отказать. Не нравится? Не мои проблемы.

– А если для здоровья?

– Предпочитаю физиотерапию.

– Ладно, – махнул рукой Антон, осознавая, что секретарша у него – единственная неподдающаяся чарам господина Асатиани (или его денег?). – Сделай мне кофе, а? Башка гудит…

Малена кивнула и пошла делать кофе.

Звонок настиг ее в обеденный перерыв.

– Мотя, проблемы.

Тетя Варя времени на приветствия и разговоры о погоде не тратила.

– Что случилось?

– Тут на площадке сейчас весь кагал, твоя мамаша, Параша с сыном, участковый…

– И чего им надо?

– Требуют вскрыть твою квартиру.

– ЧТО?! – вскипела Матильда.

Малена тут же перехватила контроль, не давая подруге сорваться в откровенную брань.

– Якобы она, твоя мать, была здесь прописана, сейчас что-то там наследует… Приехать можешь?

Малена прикусила губу. Подумала пару минут…

– Тетя Варя, вы не могли бы дать трубку участковому?

– Сейчас, детка…

Девушки вслушивались в шум, несущийся из телефонной трубки.

Шаги.

Щелчок замка.

Гвалт голосов, которые сложно различить, и один резкий, тети-Варин:

– Семен Семенович, подойдите к телефону, пожалуйста. Поговорите перед вскрытием замка с законной владелицей квартиры.

Шум скакнул сразу на сотню-другую децибел.

Плаксивый голос – мамашин. Визгливый и пронзительный – Парашин. Басок – это Петюня. Твари!

«Мы им не спустим, – успокоила подругу Малена. – Обещаю. Но выиграет лишь хладнокровный».

«И в кого ты такая умная?» – буркнула Матильда.

«В маму».

В трубке послышался голос участкового. Семен Семенович опекал их двор уж лет десять, и Малену знал. А уж ее бабушку-то…

– Добрый день, Матильда.

– Добрый.

– Что ж ты мать-то домой не пускаешь?

Матильда ощетинилась.

Малена сообразила, что в голосе мужчины звучат иронические нотки, и чуть успокоилась.

– А вы мне хотите дверь сломать?

– Я что – на дурака похож?

– Нет…

– Мотя, сломать тебе дверь можно. Но! Твоя мать не прописана в этой квартире. Она только наследница…

– Нет.

– Почему?

– На квартиру бабушка оформила договор ренты. На все остальное имущество написала на меня дарственные. Вплоть до сковородок.

– То есть?

– Еще при жизни все подарила мне. У нее же Паркинсон нашли, когда мне было лет пятнадцать…

– Ну да. Я помню…

– Вот тогда она и пошла по адвокатам. Когда мне исполнилось шестнадцать, она меня прямо в день рождения потащила к нотариусу, там была комиссия какая-то… Я плохо помню, но бабушку признали психически здоровой.

– Вот даже как…

– Да. Это все есть – и у меня какие-то бумаги, и у нотариуса должны быть копии… Наверное. Я точнее не знаю. Но бабушка все оформляла очень дотошно.

– Это хорошо… А квартира у вас приватизирована?

– Да. Вот как бабушка заболела, ей пришлось уволиться, она и занялась.

– То есть твоя мать…

– Когда шла первая волна приватизации, меня еще на свете не было, а бабушка потеряла все доверие к правительству. Сказала, что она по их правилам играть не будет, и ничего не делала. Да и некогда было, выжить бы…

– Понятно. Юридически твоя мать – никто?

– Она моя мать. Биологически. И все. Если это она, конечно…

– Ты ее…

– Пятнадцать лет не видела, не слышала, и еще бы столько же не встречаться. Я и сейчас в шоке. Как можно было себя так довести?

Участковый только хмыкнул в ответ на наивное заявление.

– Да вот так. И не такое видывать приходилось.

Матильде не приходилось. А для Малены, напротив, это было логично. В ее мире женщины и помоложе могли хуже выглядеть.

Плохая пища, тяжелые условия, пара плюх в день от супруга…

– А мне сейчас что делать?

– Ну, дверь вскрывать никто не будет, сама понимаешь.

– А вы…

– Я? С чего бы? Ни у кого таких прав нет. Но ты вечером бери копии документов и подходи ко мне?

– Куда?

– На Новосельскую. Где мы сидим, представляешь?

– Нет.

– Новосельская, шестнадцать. Скажешь, что ко мне. Тебя во сколько ждать?

Малена прикинула.

– Не раньше семи.

– Вот на семь я эту компанию и приглашу. И… Матильда, я, конечно, знать не хочу ничего. Так что не отвечай. Но если у тебя все оригиналы документов дома, стоит их куда-нибудь перенести. Хотя бы и в банковскую ячейку. И ключ хранить у сердца.

– Спасибо, Семен Семенович, – искренне поблагодарила Матильда.

А ведь и правда…

Вот так придут, сломают дверь… доказывай потом.

А с бабушкиной смерти еще и полугода не прошло. Как же гадко!

Матильда была в таком душевном раздрае, что руководство на себя пришлось взять Малене. Герцогесса отлично справлялась, печатала, отправляла факсы, принимала посетителей, варила кофе, успокаивала подругу…

Вечером они с такой скоростью удрали с работы, что даже джип не заметили. Давид, который хотел было выйти и что-то сказать, не успел за ручку взяться. Малена пронеслась с такой скоростью, что спринтеры могли бы только завистливо вздохнуть.

Мужчина подумал несколько минут, а потом завел мотор и поехал в знакомый двор. Может, там представится случай поговорить?

Дома Матильда схватила сумку с документами.

Да, именно сумку, в которой лежало несколько толстых папок, подписанных именами. Ее и бабушкиным.

Случись пожар, все в одном месте, схватил на плечо да и выбежал. Это бабушка так устроила.

В эту же сумку отправились бабушкины золотые часы, два кольца, серьги с изумрудами и медальон. Все достаточно дорогое, золотое, тяжелое. Бабушка дешевку не уважала ни в каком виде и считала, что золото в семье должно быть на черный день. Придет край – продать можно.

Матильда была с ней согласна. Носить ей это не хотелось, но и оставить в доме?

Ну уж нет!

Сбербанк!

Давид искренне удивился, когда увидел Матильду не входящей в подъезд, а выходящей из него. В том же рабочем наряде, но со спортивной сумкой на плече. И – не удержался.

– Подвезти?

Матильда могла бы согласиться, но Малена не собиралась церемониться.

– Благодарю. Вынуждена отказаться.

Через дворы она до Сбербанка добежит за пять минут, на машине будут все двадцать. Да и ни к чему это…

Многие горести – от многих знаний. Позаботьтесь о ваших близких, пусть не горюют. А о дальних – тем более.

Давид и мяукнуть не успел, как Матильда исчезла во дворах. И что теперь? Догонять ее? Или…

Или – выглядело куда как привлекательнее.

Давид завел машину и решил проехаться по окрестностям. Может, и найдет кого порасспросить? С кем Матильда живет, дружит, может быть… встречается?

А ведь и такое возможно. И тогда объяснима странная холодность девушки…

Матильда тем временем оформляла на себя ячейку в Сбербанке.

Да уж, недешево стоят подобные услуги. Но и не настолько дорого. Так что сумка с документами заняла свое место в уютном симпатичном сейфе, а ключ Малена, поколебавшись, повесила на шею. На цепочку.

Нет, не с крестиком. Вот уж чего бы бабушка Майя, пламенная коммунистка, никогда не допустила, так это всяких крестов-образков. Но и у Матильды были свои реликвии.

На цепочке висел маленький, размером с вишенку, медальон. Гладкий, закрытый. Бабушка Майя все собиралась сходить к ювелиру да разобраться, как он открывается, но не собралась вот…

Он достался отцу Майи от его матери, а той от ее отца… одним словом – древность. А учитывая, что материал был – золото, да и цепочка старинная, хорошего исполнения…

Матильде бабушка его отдала, когда девушке шестнадцать исполнилось. Та и носила вместо крестика.

Может, правда сходить к ювелиру?

А, время терпит!

И Матильда помчалась через дворы к зданию УВД.

Как выглядят внутренности полицейского участка?

Вход. Потом турникет, который открывается изнутри, и аквариум с дежурным. К нему Матильда и обратилась:

– Я к Никанорову, он меня должен ждать.

Дежурный, толстощекий молодой человек, который только что вороватым движением спрятал под стол огурец, одарил ее вполне себе коровьим взглядом. Спокойным и отстраненным, такому хоть небо на рога падай.

– Фамилия?

– Домашкина. Эм Гэ.

– Паспорт.

Получив просимое, дежурный что-то записал в толстенном журнале, потом снял трубку внутреннего телефона.

– Никаноров у себя?

Выслушал ответ, кивнул и махнул рукой Матильде.

– Двести двенадцатый кабинет.

– Спасибо.

Матильда прошла через турникет, металлоискатель и решетку – поочередно, и поскакала вверх по лестнице.

– Малечка, возьмешь контроль?

– Давай.

– Боюсь, не сдержусь.

– Сестренка, ты знаешь, я тебе помогу всегда.

– Тогда… лови!

Малена перехватила контроль над телом и тут же остановилась.

– Ты чего?

– Я – Домбрийская!

– Но я-то нет?

– Это не повод прибегать взмыленной лошадью! Где зеркало?

– Зануда. В сумке, в левом кармашке.

– Вот и отлично. Расческа…

– Оно же и расческа. Складное.

– Замечательно!

И ее светлость принялась приводить себя в порядок.

Вдох-выдох, чтобы кровь отхлынула от лица, а дыхание успокоилось, посмотреться в зеркало, убрать разводы от туши под глазами, здесь не цирк с очковыми медведями, волосы пригладить и заново стянуть в хвост…

Вот так.

И к двери кабинета подходит уже не взмыленная соплюшка, нет. В дверь кабинета властно постучала наследница рода Домбрийских.

Как это много значит! Осанка, поворот головы, выражение лица, движения тонких рук…

Не столь важно, во что ты одета, дворяне и в лохмотьях оставались дворянами. Но внутреннее достоинство, которое заставляет тебя расправлять плечи…

Я – Домбрийская.

И улыбка. Легкая, вежливая, чуточку надменная…

Я оказываю вам любезность, придя сюда. И мы все об этом осведомлены. А потому – держитесь в рамках, господа!

Мария Домашкина сидела у стола Семена Семеновича и выглядела откровенно жалко и гадко.

Нищенская одежда, плаксивое выражение лица, какие-то бумаги, разбросанные на столе, толстые пальцы с коротко обрезанными ногтями, вцепившиеся в сумку и неприятно шевелящиеся, словно опарыши…

Матильда выглядела гораздо лучше. Но внешность ведь не главное, главное – карты? Карте место!

– Добрый день, Семен Семенович, Мария Ивановна.

– Мотенька! – возопила означенная Мария Ивановна.

– Попрошу без эмоций! – рявкнул Семен Семенович, догадываясь, что ничего толкового он не услышит. – Матильда Германовна, присаживайтесь.

– Благодарю.

Аристократы не разваливаются на стуле всем организмом. Они присаживаются с выпрямленной спиной, примерно на половину сиденья. Сумка занимает свое место на спинке стула, руки спокойно лежат на коленях, голова чуть склонена набок, на лице внимание и сосредоточенность.

– На вас тут заявление поступило.

Молчание. Только молчание.

– Мария Ивановна Домашкина жалуется, что вы ее не пускаете домой…

Малена молчала. Пусть выговорятся.

– На жилплощадь, которая после смерти ее матери должна принадлежать ей. И еще не поздно вступить в наследство. Вы можете что-то сказать по этому поводу?

– Разумеется, Семен Семенович. На момент смерти у моей бабушки не было никакого имущества, соответственно, ее дочь ничего не наследует. Более того, я не понимаю, что нужно этой женщине на моей жилплощади.

– Как – не было?! – возмущенно возопила Мария Ивановна. – Да у мамы всю жизнь была квартира, вот эта самая! И дача у нее была, и гараж…

Малена слушала с выражением вежливого интереса. Потом протянула руку за сумкой.

– Прошу приобщить к делу.

И выложила на стол документы.

– Дарственные. На все вышеперечисленное. Договор ренты. Это копии, но заверенные.

Семен Семенович пробежал глазами документы.

Мария Ивановна глотала воздух, как будто он внезапно закончился в кабинете. Или – не внезапно?

«Не дай бог, я в нее пойду», – вздохнула Матильда.