Рок-звезда Истон Биби

8

Через неделю

– Ну ты же не всерьез тут паркуешься, – Джульет нажала на кнопку блокировки замка, как раз когда я выключила мотор и фары.

– Что? Да тут идти-то всего ничего. И бесплатно.

Джульет уставилась на меня.

– Офигеть. То есть у тебя еще и нет денег для всех этих попрошаек и насильников.

Я замахнулась на нее, нарочно промахиваясь.

– Никто не собирается нас насиловать! – я указала вперед, на прислонившуюся к одному из домов фигуру, освещенную уличным фонарем. – А если дать Старику Вилли пару сигарет, он присмотрит за нашей машиной и проследит, чтобы мы спокойно прошли по улице.

Нарисованные брови Джульет поползли вверх, а из груди вырвался сдавленный смешок.

– Пожалуйста, скажи, что ты, на хрен, шутишь.

– Да что такое? Все же отлично.

Смех Джульет перешел в кашель.

– Да как ты до сих пор жива? Вот честно, не понимаю.

Я снова замахнулась, на сей раз хлопнув ее по руке.

– Неважно. Можно подумать, у тебя вышло лучше.

Я вовремя прикусила язык, чтобы не добавить «Мамочка» к концу своей фразы. Джульет просто ненавидела, когда мы с Девой-Готом так ее называли.

Джульет приподняла рукав свитера, лежащего у нее на коленях, вытащила горлышко спрятанной под ним винной бутылки и отвинтила крышечку.

– Кстати, о плохих решениях.

– Фу! Вино! Это все, что тебе удалось достать? – наморщила я нос.

– Ну, прости. Может, если бы твой двадцатидвухлетний приятель не отправился обратно в тюрьму, мы бы сейчас пили перье!

– «Дом Периньон», – рассмеялась я. – А перье – это вода, дурочка.

«И, между прочим, двадцатипятилетний папочка твоего ребенка отправился за решетку еще раньше».

Джульет была сучкой, но она была моей сучкой. Мы с ней уже пять лет были лучшими подругами, несмотря на нашу полную противоположность. Джульет была мрачной, интровертной и жесткой, а я – легкой, экстравертной и наивной. Она была темнокожей; у меня были веснушки. У нее были длинные косички; у меня – короткая светлая стрижка. Но нас объединяла любовь к подводке для глаз, сигаретам, выпивке и парням. Джульет любила все это даже больше меня, и поэтому в семнадцать лет у нее уже был годовалый ребенок.

Джульет снова отхлебнула из обернутой свитером бутылки и протянула ее мне.

– Не могу поверить, что дала затащить себя на концерт хеви-металл. Наверное, я правда хорошо к тебе отношусь.

Я сделала пару глотков кислой жижи цвета мочи, сморщилась и вернула бутылку Джульет.

– Ну или тебе надо было передохнуть от Ромео.

– Ну да, это тоже, – рассмеялась Джульет. – Теперь, когда мелкий засранец пошел, он всюду сует свой нос, – после чего залпом опрокинула примерно четверть бутылки.

– Блин, чуть не забыла, – сказала я, поворачиваясь и доставая с заднего сиденья футболку. – Ганс сказал, чтобы я надела вот это.

Развернув майку, я повертела ее перед собой. Она была черной, с белым логотипом «Фантомной Конечности» спереди.

– Фу, да она будет на тебе как палатка, – сказала Джульет, с отвращением кривя губы. – Дай сюда. Сейчас сделаем, – она выхватила у меня майку и стала рыться в своей безразмерной сумке, пока не вынырнула с детскими ножничками для ногтей. – Ага!

И Джульет принялась за работу. Отрезая подол майки самыми крошечными в мире ножницами, она спросила:

– Разве это не дикий отстой – приходить на концерт в майке с группой, которая там играет?

Рассмеявшись, я отхлебнула еще глоток этой кислятины.

– Точно. Я тоже всегда так думала. Но, когда мы с Гансом прощались в прошлое воскресенье, он откопал эту майку у себя в багажнике и сказал, чтобы я надела ее.

Пожав плечами, я продолжила пить, пытаясь унять тучу наглых, ярких, разросшихся бабочек-качков, которые начинали порхать во мне всякий раз, когда я думала о Гансе. О его глазах джинсового цвета, которые всегда казались подведенными. О ямочках на щеках и тихих улыбках. О его руках на моих плечах и его подбородке у меня на затылке.

– Да он просто, на хрен, тебя пометил, Биби. Как пещерный человек. Он хочет, чтобы все видели тебя в этой майке и знали, что ты его.

– Ни фига я не его, – фыркнула я. – У него есть Бет, – закатив глаза, я закашлялась. Выпивка начала меня забирать.

– Да на хрен эту Бет. Ну, и где она? – оглянулась Джульет по сторонам на покосившиеся домики и разбитые фонари вокруг нас. – Что-то я не вижу этой сучки. И сам Ганс ни хрена ее не видел в те выходные, потому что все время был с тобой. Он даже заботился о тебе, когда ты блевала! Так делают только свои парни, Би.

Я отпила еще один кислый глоток, и меня снова охватила неловкость от того вечера. Я внезапно перенеслась туда в своем воображении и снова глядела в лужу рвоты на тротуаре. Мне хотелось забраться под БМВ Ганса и сдохнуть. Я прокрутила перед собой цепь событий – по крайней мере, тех, что могла вспомнить. Как Ганс поднял меня и понес, прижимая к груди, к двери Стивена. Как Стивен впустил нас и раздраженно указал на ванную. Как Косички нарезала дорожки кокса на стеклянном столике Стивена. «А где Дева-Гот? Они что, поссорились, как Ганс и говорил?» Как Ганс гладил меня по спине, пока я обнималась с унитазом, как принес мне телефон, чтобы я позвонила своим взволнованным родителям и сказала, что снова останусь у Виктории. Как Ганс принес мне большой стакан воды и маленький стаканчик полоскания для рта. Как Ганс развязывал мои ботинки, стягивал штаны из кожзама и укладывал меня в узкую кроватку Мэдди. Как Ганс свернулся на матрасе возле меня, у меня за спиной, и сонно, тихо дышал мне в шею.

И его эрекцию у себя пониже спины рано утром.

– А почему он тогда ко мне не приставал? – надулась я, собираясь опрокинуть бутылку и докончить ее. Но Джульет выхватила ее из моей жалкой, тоскующей по парню руки.

Пожав плечами, Джульет прикончила остатки вина.

– Поди да узнай. Ну, в смысле, если нас по пути тут не прикончат.

Я рассмеялась ее шутке. От выпитого вина она казалась особенно смешной. Джульет сунула мне майку прямо в лицо. Я стянула свой топик и натянула ее через голову, стараясь не разрушить свою шикарную прилизанную укладку, над которой я билась больше часа, стараясь придать ей небрежный вид. Джульет была права; майка была мне слишком велика, но она обрезала ее нижнюю часть, почти до самого лого, и увеличила вырез, так что он теперь свисал с одного плеча. Я закатала рукава и кивнула. Сойдет.

Добрый Старый Вилли держал слово, так что за две сигареты мы с Джульет добрались до кассы «Маскарада» без приключений.

Всем, кроме местных обитателей, «Маскарад» показался бы ни чем иным, как старой, заброшенной фабрикой по производству щепы. Но это был рай для любителей альтернативного рока. Ну технически это были Рай, Чистилище и Ад, потому что именно так ласково назывались три внутренние части здания.

Ад был родным домом для любителей техно, фетиш-вечеринок и ночей в духе восьмидесятых. Чистилищем назывался бар на втором этаже, а наверху, на третьем, там, где была живая музыка, был Рай. Очень подходяще, с учетом того, что именно там я должна была снова встретиться с Гансом.

Едва я коснулась ногой верхней ступени, пол задрожал от басов. Я не узнала песню, но что-то во мне узнало ее источник. Мы с Джульет шагнули с площадки лестницы в темное, прокуренное, удушливое пространство Рая. Толпа была больше, чем я ожидала увидеть на вечере только для своих. Она заполняла все помещение размером с ангар.

Скользнув глазами по толпе, я подняла их на сцену, и на какое-то мгновение для меня перестал существовать весь мир. Я видела только Ганса. Не то чтобы он пытался привлекать к себе внимание. На нем не было ни майки в сетку, ни виниловых штанов, ни кожаных перчаток с клепками, никакой такой сценической ерунды, которой щеголяли его товарищи. Он даже не смотрел в зал. Но в нем было что-то такое, что просто сияло.

Может быть, все дело было в контрасте. У Ганса были темные и суровые черты, но душа его была легкой и светлой. Одна рука была вся покрыта черно-серыми татуировками; другая была в черной ткани. Низко сидящие, свободные штаны были черными, а узкая алкоголичка, туго обтягивающая грудь, белой. Блин, да даже его «адидасы» были черно-белыми.

Но его бас-гитара? Она была красной, красной, красной.

Ганс не увидел меня, когда я вошла, но Трип заметил. Он указал на нас из-за микрофона прямо перед тем, как прорычать начальные строки одной из собственных песен «Фантомной Конечности». Вся толпа тут же повернулась в нашу сторону, и Ганс посмотрел туда же, то есть на меня.

И улыбнулся.

– Блин, Би. Это он? – спросила Джульет, перекрикивая музыку.

– Угу, – завороженно ответила я.

– Басист?

– Угу.

– Вон тот засранец, похожий на Джареда Лето с татуировками?

Сглотнув, я кивнула, ни на секунду не отводя от него глаз.

– Детка, мне насрать, даже если он женат. Ты просто обязана его получить.

Джульет схватила меня за руку и потащила мое налитое свинцом тело сквозь толпу, бессовестно ввинтившись в просвет прямо перед самой сценой. Мне было страшно неловко. Почему мне было так неловко? Я уже провела с этим парнем целые выходные. Я спала с ним в одной постели. Дважды. Он видел, как я блюю. Примерно раз тридцать. Но мне почему-то было стыдно. Мне хотелось побежать в бар и выпить несколько рюмок, чтобы усыпить этих безумных бабочек у меня в животе, но черные Х на тыльной стороне моих ладоней сделали это невозможным.

Так что я сделала то, что делала всегда, когда стеснялась. Я закурила. И курила. И курила.

Каждый раз, когда Ганс смотрел на меня, я улыбалась, как идиотка. Каждый раз, когда он не смотрел на меня, я дулась. Только на четвертой или пятой песне я вдруг сообразила, что люди вокруг подпевают. У «Фантомной Конечности» были фанаты. Настоящие фанаты.

После шестой или седьмой песни Трип сделал паузу, чтобы поболтать с залом. Должна признать, что для такого плюгавого существа с неудачной стрижкой Трип излучал своего рода странные сексуальные флюиды. Он был харизматичным, страшно уверенным в себе и мог управлять вниманием толпы одним взмахом руки.

Спросив, как все себя чувствуют, Трип заявил, что началась его любимая часть концерта.

– Попрошу всех секси-леди, надевших майки «Фантомной Конечности», выйти к нам на сцену.

Я в смятении поглядела на Ганса, но он только улыбнулся мне и поманил на сцену движением пальцев.

«Меня?»

Поглядев на себя, я поняла, что на мне была майка «Фантомной Конечности». Я совершенно забыла.

Хитрый поганец.

Джульет подтолкнула меня в сторону сцены, и я, вместе с еще примерно десятком девушек, поднялась туда на чистом автопилоте.

Поймав восторженный взгляд Ганса, я без слов произнесла: «Какого хрена?», пока Трип выстраивал нас в линейку перед барабанной стойкой.

«Прости, – показал Ганс в ответ, поднося к уху ладонь. – Я тебя не слышу».

Отмахнувшись от него, я заняла место в линейке прямо позади него, изо всех сил сжимая губы, чтобы спрятать девчачью улыбку до ушей. Это было бы совсем не круто.

– Ну, ну, Биби. С этим придется подождать до конца концерта, – напутствовал меня Трип, вызвав смех в толпе. – Ну, люди, вы знаете правила. Фантомная девушка с самым высоким канканом сможет поцеловать любого члена группы, которого захочет.

«Чего?»

Клянусь, я уверена, что увидела, как Ганс покраснел. Группа снова взяла свои инструменты и начала играть хард-рок-версию французского канкана. Как по сигналу, девушки по обеим сторонам от меня закинули руки мне на плечи и начали вскидывать коленки высоко в воздух.

«Правое колено, выпад направо. Левое колено, выпад налево».

Я уловила ритм и уже собралась было вскинуть свой тяжеленный бойцовский ботинок в воздух, как вдруг вспомнила, что на мне юбка – короткая юбка в красно-черную клетку, застегнутая английскими булавками. Я никогда не носила ничего подобного, но мне хотелось нарядиться для Ганса. Если я буду плясать чертов канкан, весь зал сможет увидеть мои трусы. Если я не буду плясать канкан, я разочарую Ганса, который специально попросил меня надеть эту майку, чтобы я смогла станцевать чертов канкан на чертовой сцене.

– В чем дело, Биби? Ты сегодня голышом? – поддел меня Трип. – Ну, давай, покажи нам киску, – повернувшись к залу, он начал скандировать: – Покажи… нам… киску! Покажи… нам… киску!

Я уже и так собиралась показать им киску, пока Трип не сделал из этого целое шоу. Теперь же я не могла пойти у него на поводу. Расхрабрившись от всего направленного на меня внимания, разъяренная тем, что мне указывали, что делать, ведмая желанием выглядеть крутой в глазах Ганса и подбадриваемая Джульет, которая смотрела на Трипа так, словно хотела придушить его шнуром от микрофона, я повернулась задом, задрала юбку и показала всем свою голую задницу.

Ну, ладно, не совсем голую. На мне были мои любимые трусики-танга в леопардовую расцветку. Ну на всякий случай, вдруг Ганс решит напасть на меня за кулисами. Девушка должна быть готова ко всему.

Я через плечо обернулась на Ганса и от восторженного выражения на его лице почувствовала себя победительницей. Он стоял, стиснув челюсти, и механически наигрывал канкан на своем басу, а толпа перед ним визжала, свистела и вопила.

Опустив юбку, я снова повернулась и увидела Трипа перед собой на коленях, склонившимся в поклоне, как в кино. Рассмеявшись, я подняла его, потянув вверх, а остальные девушки, поняв свое поражение, перестали танцевать.

– Леди и джентльмены! – заорал Трип в микрофон, подводя меня з руку к краю сцены. – Это «Фантомная конечность» номер один. Наш победитель соревнования по канкану, не сделавший ни одного выпада. И я короную… – Трип поднял мою руку над головой и крутанул меня так, что я снова оказалась лицом к заднику сцены, – булки Биби!

Я посмотрела на Ганса. Он улыбался, как будто сам выиграл состязание. Ну и некоторым образом так оно и было.

– О, черт! Вы видите? Похоже, наша чемпионка уже выбрала свое зелье! ГДЧ, старик, ты готов?

Ганс повернул гитару так, что она оказалась у него за спиной, и раскинул руки в безмолвном приглашении. Внешне он был спокоен, крут и собран, но я заметила, как дернулось его горло, когда я пошла в его сторону. Как его язык нервно пробежал по губам. Как забился пульс на шее – так же резко и часто, как мой собственный.

Ганс тоже хотел меня поцеловать.

– Нет-нет-нет, – сказал Трип в микрофон, как раз когда руки Ганса легли мне на бедра, а мои обхватили его за шею. – Я не сказал, что выиграла Биби. Я сказал – выиграли булки Биби.

«Блин, да ты, на хрен, издеваешься надо мной, что ли».

Ганс прижался лбом к моему лбу, и толпа просто обезумела. Глубоко вздохнув, он, извиняясь, пожал плечами, а потом развернул меня, держа руками за бедра. Я оказалась лицом к Трипу, который хохотал до упаду, пока руки Ганса скользили вниз по моему телу. Несмотря на влажный, жаркий воздух, я задрожала. Коснувшись моих запястий, руки Ганса исчезли, а потом снова появились возле моих коленок, чуть выше края ботинок. Затаив дыхание, я смотрела на Трипа, стараясь не показать ему, как меня волнуют прикосновения Ганса. Кончики его пальцев слегка скользнули по моим ногам выше колен, по бедрам. Когда эти большие, мозолистые ладони исчезли у меня под юбкой, подняв клетчатую ткань, стало так тихо, что можно было услышать падение булавки. Мои трусики промокли насквозь. Щеки пылали. А сердце совершенно остановилось, едва я ощутила, как моей обнаженной задницы коснулся горячий воздух. В ужасе зажмурившись, я затаила дыхание, а чертов Ганс Оппенгеймер прижал свои прекрасные пухлые губы к правой половине моей жопы.

А потом к левой.

Едва моя задница снова была закрыта, а Ганс поднялся на ноги, толпа взорвалась в истерике, а мое лицо разбилось во взрыве сверхновой улыбки.

Ганс обхватил меня сзади и прошептал на ухо:

– Прости. Я потом надеру ему жопу за тебя.

Хихикнув, я хотела сказать ему, что совсем не против его губ на любой своей части тела, но из динамиков раздался голос Трипа:

– Ну, и каково это, когда рок-звезда целует тебя в задницу?

Мы с Гансом одновременно замахали на него, но тут Луис, барабанщик, с которым я познакомилась на шоу грузовиков, три раза нажал на свою педаль и постучал в воздухе палочками. Парни немедленно среагировали, похватали свои инструменты и начали играть следующую песню.

Я окинула Ганса последним жаждущим взглядом и поспешила утащить свою жопу со сцены, пока Трип не придумал новых издевательств. По пути, пробираясь к Джульет, я получила кучу одобрительных хлопков в ладоши и неприятных щипков за жопу. Джульет улыбалась шире, чем я когда-либо видела, и вырвала меня из лап какого-то жирного придурка со сбритыми висками и хвостиком.

– Ни хрена себе, как это было круто! – заорала она мне на ухо. – Не могу поверить, что видела все своими глазами! Мне надо чаще выходить из чертова дома!

Я надула губы.

– Но мне так и не удалось его поцеловать!

Голос Трипа отразился от пола у нас под ногами, когда он, подскочив к микрофону, взревел о том, что хочет трахать кого-то, как зверь.

Джульет, поглядев на него, спросила:

– Какого хрена он такой секси?

– Скажи? – хохотнула я.

Трип, должно быть, понял, что мы говорим о нем, потому что, указав прямо на Джульет, зашипел, что хочет почувствовать ее изнутри.

Она закатила глаза, а я, рассмеявшись, толкнула ее локтем в бок. Она пыталась сохранить суровость, но я видела, что сквозь ее суровую гримасу вот-вот прорвется улыбка. Джульет ловила кайф чуть ли не в первый раз с тех пор, как залетела.

Я обернулась на Ганса, готовая заняться с ним сексом глазами, но выражение его лица словно окунуло мое либидо в ледяную воду. Сжав челюсти, прищурив глаза, словно щелочки, он смотрел совсем не на меня. Он смотрел на кого-то позади меня.

Просто пялился.

Обернувшись, я увидела причину его внезапной ярости – того придурка с выбритыми висками, который хватал меня. Я-то про него и думать забыла. Я достаточно побывала на разных концертах и в клубах, чтобы понимать, чего можно ожидать. Парни лапают девчонок, хотят они того или нет. Подходят сзади и прижимаются своим вялым стояком к твоей заднице. Хватают за руку и орут в ухо пивным перегаром. Прутся за тобой в туалет и зажимают в углу, как только ты оторвешься от подружек. Так уж заведено.

Едва закончилась песня, Ганс отключил свой бас и сошел со сцены, хотя Трип объявил, что они сыграют еще один джем. Очевидно, это был хит, потому что, едва он произнес: «Вознесение», толпа очумела. Ганс вернулся как раз вовремя, чтобы выдать на своем басу низкое, грозное рычание, к которому остальные музыканты присоединились своими лязгающими индустриальными звуками. Я была в восторге. Я просто обожала все это. Это было тяжелее, чем то, что я обычно слушала, но все равно прекрасно и одновременно очень захватывающе. Я была так увлечена, что даже не заметила, как вышибала в форме схватил Бритые виски за плечо и вывел его. Я увидела это, только когда они уже выходили через пожарный выход справа от сцены.

Я тут же повернулась к Гансу, который снова смотрел на меня. На его губах играла тень улыбки. А потом он мне подмигнул.

У меня в животе зародилось потрескивающее тепло, которое быстро разбежалось по всему телу, как лесной пожар.

Ганс не использовал свои кулаки, ботинки или бейсбольную биту, как сделал бы Рыцарь. И уж точно он не стал бы выхватывать пистолет, как Харли. Но Ганс защитил меня. По-своему.

И это нравилось мне гораздо больше.

После концерта мы с Джульет сидели на ржавой пожарной лестнице позади здания, курили и смотрели, как группа грузит аппаратуру в багажник фургона отца Бейкера. Бейкер – невысокий гитарист «Фантомной», который все время прятался за копной светлых волос, как у Курта Кобейна – был самым милым и, возможно, самым главным членом группы. Он водил фургон. Он договаривался про концерты. Он играл на гитаре. И, что самое главное, он был единственным, кому уже было достаточно лет, чтобы покупать пиво.