Чужак в стране чужой Хайнлайн Роберт

– Джозеф.

Дуглас поднял глаза, и экран замер.

– Да, дорогая?

– У тебя какие-то неприятности?

– Что? А почему ты так думаешь, дорогая?

– Джозеф! Уже тридцать пять лет, как я штопаю твои носки, трясусь над тобой, как над малым ребенком, и оберегаю тебя от чего только можно, – так неужели же я не увижу, когда у тебя неприятности?

А ведь самое хреновое, признал про себя Дуглас, что она и вправду видит. Ну куда, спрашивается, глядели мои глаза, когда я подписывал с этой женщиной бессрочный брачный контракт? В старые добрые времена, когда Дуглас был всего лишь членом Законодательного собрания штата, нынешняя миссис Дуглас работала у него секретаршей. Их первый контракт – соглашение о сожительстве сроком на девяносто дней – заключался с единственной целью сэкономить предвыборный фонд, снимая в гостиницах один номер вместо двух. Оба они согласились тогда, что имеют исключительно деловые намерения, а «сожительство» будет означать не более чем проживание под одной крышей; кстати сказать, она никогда – даже в те далекие времена – не штопала ему носки!

И как же это вышло, что все вдруг изменилось? В биографии миссис Дуглас «Тень величия: история одной женщины» утверждалось, что будущий супруг сделал ей предложение по окончании первых своих выборов, во время подсчета голосов, – и что его романтическую страсть не устраивал никакой вариант, кроме старомодного («пока смерть нас не разлучит») брака.

Ну что ж, кто же решится оспаривать официальную версию?

– Джо-зеф! Ты что, так вот и будешь молчать?

– А? Да нет, дорогая, ерунда. Просто я сегодня очень плохо спал.

– Знаю. Ты что, думаешь, я не знаю, когда тебя поднимают среди ночи?

– А откуда тебе, собственно, знать, если твои апартаменты в другом конце дворца, чуть не в пятидесяти ярдах от моих?

– Женская интуиция. И что же такое сообщил тебе Брэдли?

– Дорогая, оставим это, пожалуйста, – скоро мне идти на Совет, а нужно еще просмотреть новости.

– Джозеф Эджертон Дуглас, перестань увиливать.

Дуглас обреченно вздохнул:

– Мы проворонили этого придурочного Смита.

– Смита? Это что, Человек с Марса? Как это так – проворонили? Чушь какая-то!

– Чушь или не чушь, дорогая, только раньше он лежал в своей больничной палате, а теперь его там нет. Исчез вчера вечером.

– Ты говоришь нелепые вещи! Как он мог оттуда исчезнуть?

– Судя по всему, переоделся медсестрой.

– Но ведь… Ладно, ерунда. Смит исчез, и это главное. Ну и чего ж вы там напридумывали, чтобы его отловить?

– Его ищут надежные, проверенные люди. Берквист…

– Что? Этот пустоголовый кретин? В такой момент, когда необходимо использовать буквально все силы, от органов федеральной безопасности до школьных надзирателей, ты поручаешь дело Берквисту?

– Дорогая, ты не совсем понимаешь ситуацию. У нас связаны руки. Официально он никуда не исчезал. Ведь имеется еще… ну, этот, другой парень. Который, ну, «официальный» Человек с Марса.

– О! – Миссис Дуглас побарабанила пальцем по столу. – Ведь говорила я тебе, что ничего хорошего из этой подмены не выйдет.

– Но, дорогая, это же было сделано по твоему предложению.

– Ничего подобного я не предлагала. И не спорь, пожалуйста. М-м-м… вызови сюда Берквиста. Я сама с ним поговорю.

– Дело в том, что Берквист отправился по следу. И он еще не выходил на связь.

– Да? Твой Берквист уже на полпути к Занзибару. Он нас продал. Лично я никогда ему не доверяла. Помнишь, что я сказала, когда ты решил взять его на работу…

– Когда я решил взять его на работу?

– Не перебивай меня. Так вот, я сказала, что человек, продавший одного хозяина, продаст и второго. – Миссис Дуглас сосредоточенно нахмурилась. – Джозеф, за всем этим я вижу руку Восточной Коалиции. Можно ожидать, что на Ассамблее поставят вопрос о доверии.

– С чего бы это? Ведь никто ничего не знает.

– Даже слушать тошно такой младенческий лепет. Никто ничего! Уж Восточная-то Коалиция побеспокоится, скоро все всё узнают. Ты бы помолчал и дал мне подумать.

Дуглас вернулся к прерванному чтению. Городской совет Лос-Анджелеса просит Федерацию помочь в разрешении проблемы смога, Министерство здравоохранения так и не выделило им то да это. Нужно будет чего-нибудь подкинуть – фостериты выставляют там своего кандидата и у Чарли будут большие заморочки с переизбранием. К закрытию биржи акции «Лунар энтерпрайзес» поднялись еще на два пункта…

– Джозеф.

– Да, дорогая?

– Нет никакого Человека с Марса, кроме нашего. Тот, которого предъявит Восточная Коалиция, – самозванец. Вот так, и никак иначе.

– Сказать-то можно, дорогая, только кто же нам поверит?

– Что значит – кто же поверит? Нужно сделать, чтобы поверили.

– Но это же невозможно. Ученые мгновенно обнаружат подмену, а пустить их придется, они уже готовы брать больницу приступом.

– Ученые! – презрительно сморщилась миссис Дуглас.

– Да, ученые, и ты сама понимаешь, что они сразу все поймут.

– Ничего я не понимаю и понимать не хочу. Ученые, нашел о чем говорить. Половина их науки взята с потолка, а вторая половина – суеверие. Всех этих профессоров давно пора посадить под замок, а все их мудрствования – запретить. Ну сколько, Джозеф, можно вбивать тебе в голову, что есть только одна настоящая Наука – астрология.

– Не знаю, дорогая, не знаю. Я не хочу сказать ничего плохого об астрологии…

– Еще бы ты хотел! Да ты по гроб жизни должен быть благодарен этой науке!

– …но все эти физики-математики, они тоже очень головастые ребята. Вот тут вчера один из них рассказывал мне про звезду, вещество которой в шесть тысяч раз тяжелее свинца. Или в шестьдесят тысяч? Как же он говорил…

– Чушь! Ну откуда, спрашивается, им знать, что там и сколько весит? И помолчи, пожалуйста, я тебе все расскажу. Мы ничего не признаем. Любой другой марсианин, кроме нашего, – самозванец. А тем временем отряды Спецслужбы приложат все усилия, чтобы его поймать, по возможности – до того, как Восточная Коалиция выступит с заявлением. Если потребуется применение решительных мер и этого Смита застрелят за сопротивление аресту или там при попытке к бегству – ничего страшного. От него с первых дней была одна морока.

– Агнес! Ты сама-то понимаешь, что ты мне сейчас предложила?

– Ничего я тебе не предлагала. А несчастные случаи происходят каждый божий день. С этим делом, Джозеф, нужно разобраться раз и навсегда. Наибольшее благо для наибольшего числа людей – ты же сам всегда к этому призываешь.

– Но я не хочу, чтобы с мальчонкой сделали что-нибудь плохое.

– А кто говорит, что с ним нужно что-то такое делать? Джозеф, ты обязан предпринять решительные меры, это твой долг. История тебя оправдает. Ведь что важнее: для блага пяти миллиардов людей сохранить стабильность обстановки – или сентиментальничать с одним-единственным парнем, который, если разобраться, даже и гражданином-то не является?

Дуглас уныло молчал.

– Ну ладно, – встала миссис Дуглас. – Я не могу разбрасываться своим временем на споры обо всякой ерунде. Мне давно уже пора к мадам Везант составлять новый гороскоп. Не для того я тратила лучшие годы своей жизни, трудилась как каторжная, выталкивая тебя вверх, чтобы из-за твоей бесхребетности все в одночасье пошло коту под хвост. Вытри желток с подбородка. – С этими словами она удалилась.

Глава исполнительной власти Земли выпил еще две чашки кофе и только тогда набрался духа идти на заседание Совета. Ох, Агнес, Агнес, никак на тебя не угодишь. Дуглас догадывался, что она давно в нем разочаровалась… а быть супругой генерального секретаря Федерации – это же кого угодно достанет. Ладно, хоть в безграничной преданности Агнес не приходится сомневаться… что же касается недостатков – а у кого их нет, этих недостатков? Вполне возможно, что ее тошнит от своего муженька ничуть не меньше, чем его от нее, – ну и что?

Дуглас выпрямился. И все равно, он ни при каких обстоятельствах не позволит сделать Смиту что-нибудь плохое. От этого парня сплошная головная боль, тут уж кто бы спорил, но все равно он какой-то… трогательный, что ли? Вот посмотрела бы Агнес сама на эту детскую придурочную беззащитность, на то, как легко его испугать, – она бы так не говорила. В ней обязательно взыграл бы материнский инстинкт.

Только есть ли он у нее, этот самый материнский инстинкт? Посмотришь на эту физиономию с решительно выдвинутым подбородком, и появляются сильные сомнения. Хотя, кой черт, у каждой женщины есть материнский инстинкт, наука давно это доказала. Ведь и точно, вроде доказала?

И вообще – какого хрена, не позволю я собой помыкать. Каждую секунду тычет в нос, что это вроде бы она протолкнула меня наверх, но уж я-то знаю… да и бремя ответственности целиком на моих плечах.

Дуглас встал, расправил отягощенные бременем ответственности плечи, кое-как втянул живот и пошел на Совет.

Весь день он напряженно ждал, когда же упадет второй ботинок. Однако все было тихо; приходилось заключить, что, как это ни странно, никто, кроме ближайшего кружка доверенных лиц, так и не прознал про исчезновение Смита. Сейчас генеральный секретарь сильно напоминал подзалетевшую дуреху – больше всего ему хотелось закрыть глаза и чтобы вся эта мерзость как-нибудь сама собой рассосалась. Однако ни ход событий, ни собственная его жена не позволяли Дугласу расслабиться.

Агнес считала Эву Перон священным образцом для подражания и мнила, что даже внешне похожа на нее. Перед публикой она представала исключительно в образе верной помощницы и неизменной спутницы великого государственного мужа, которого имела счастье именовать супругом; с этим обличьем она настолько свыклась, что даже в одиночестве с ним не расставалась, поскольку, как Черная Королева, обладала счастливой способностью верить в то, что ей самой было угодно. Однако же, откровенно говоря (чего она никогда себе не позволяла) ее политические принципы заключались в следующем: мужчины повелевают миром, а женщины – мужчинами.

Ей никогда не приходило в голову, что все ее убеждения и поступки произрастают из неосознанной злобы на судьбу, волею которой она родилась женщиной; не сознавала она и того, что ее поведение объясняется как инстинктивной реакцией на несбывшееся отцовское желание о сыне, так и черной завистью к матери. Подобные гнусные мысли ее не посещали. Она обожала родителей и никогда не забывала приносить на их могилы живые цветы. Мужа она любила и о своей любви объявляла во всеуслышание; гордилась она и своей женственностью, о чем тоже упоминала неоднократно, а часто и объединяла эти два утверждения.

Агнес Дуглас не стала ждать, пока ее муж наконец раскачается и займется Человеком с Марса. Аппарат генерального секретаря подчинялся ей столь же охотно, как и своему официальному боссу, пожалуй – даже с большим рвением. Она вызвала к себе помощника по гражданской информации – так красиво именовался пресс-агент Дугласа, – а тем временем занялась делом еще более срочным: необходимо было немедленно составить гороскоп. Прямая скремблерная линия соединяла апартаменты генеральной секретарши с салоном мадам Везант; сдобная физиономия астролога появилась на экране буквально через секунду после вызова.

– Агнес? В чем дело, милочка? У меня клиент.

– Там не слышно, что я говорю?

– Слышно.

– Тогда гони его куда-нибудь, этого клиента. Дело срочное.

Мадам Александра Везант прикусила губу, но более ничем не выказала раздражения.

– Одну секунду.

Вместо ее лица на экране возникла надпись «Ждите». В кабинет без стука вошел молодой человек; миссис Дуглас подняла глаза и увидела Джеймса Санфорта, того самого информационного помощника.

– У вас есть новости от Берквиста? – вопросила она.

– Чего? А я тут ни при чем, этим занимается Маккрэри.

Но миссис Дуглас не интересовалась такими мелочами.

– Позаботьтесь о его дискредитации, и поскорее, пока он не начал чесать языком.

– Вы думаете, Берквист нас продал?

– А то нет? Нужно было посоветоваться сперва со мной, а уж потом посылать его на такое дело.

– Я никуда его не посылал, это все Маккрэри.

– Но вы обязаны быть в курсе событий. Вот я…

На экране снова возникло лицо мадам Везант.

– Подождите, – отмахнулась от Санфорта миссис Дуглас. – Алли, милочка, – пропела она в микрофон, – нужны свежие гороскопы, и на Джозефа, и на меня. Очень срочно.

– Хорошо. – Служительница единственной точной науки немного помедлила. – Но было бы лучше, дорогая, если бы ты рассказала мне, что там такое произошло. Тогда я могла бы принести тебе большую пользу.

Мадам Дуглас побарабанила пальцами:

– Но ведь тебе не обязательно знать?

– Конечно же нет. Гороскоп может составить любой, имеющий некоторые математические способности, понимающий звезды и получивший соответствующую подготовку; для этого не нужно знать ровно ничего, кроме места и момента рождения субъекта. Ты и сама могла бы, если бы не все эти твои дела. Однако нужно учитывать, что звезды не принуждают, а лишь склоняют. У нас свобода воли. Чтобы провести подробный анализ и дать рекомендации по выходу из кризиса, мне нужно знать, какой именно астрологический дом к этому причастен. Что заботит тебя больше всего? Влияние Венеры? Или Марса? А может…

Миссис Дуглас наконец решилась.

– Марса, – прервала она разговорчивую собеседницу. – И еще, Алли, мне нужен третий гороскоп.

– Хорошо. А на кого?

– Э-э-э… Алли, я могу тебе довериться?

– Агнес, – оскорбленно вскинулась мадам Везант, – если ты мне не доверяешь – обратись за советом к кому-нибудь другому. Есть очень много людей, способны квалифицированно составить гороскоп, я совсем не единственный адепт древней мудрости. Вот, далеко не ходить, профессор фон Краузенмайер, у него отличная репутация, хотя он и склонен иногда…

– Алли, извини, пожалуйста! Мне и в голову не придет обратиться к кому-нибудь другому. А теперь… Нас никто не подслушает?

– Конечно же нет, милочка.

– Мне нужен гороскоп Валентайна Майкла Смита.

– Валентайн Майкл… Это что, Человек с Марса?

– Да, да. Алли, его похитили. И нам необходимо его найти.

Двумя часами позднее мадам Александра Везант отодвинулась от стола и устало вздохнула. Она сказала своей секретарше, что отменяет все назначенные на сегодня консультации; листы бумаги, испещренные цифрами и диаграммами, а также затрепанный навигационный справочник наглядно свидетельствовали о серьезности выполненной работы. В отличие от многих собратьев по профессии, Александра Везант вычисляла влияние светил на судьбы человеческие с помощью книги «Тайная наука беспристрастной астрологии, или Ключ к Соломонову Камню», доставшейся ей в наследство от покойного мужа, профессора Симона Магуса, крупного знатока древних тайн, зарабатывавшего хлеб свой насущный на эстраде фокусами, гипнозом и чтением мыслей.

Мадам Александра верила этой книге столь же истово, как в прошлом – ее первоначальному владельцу. В составлении гороскопов Симон не имел себе равных (пока был в трезвом состоянии), чаще всего он даже не нуждался во вспомогательной литературе. Его вдова честно признавалась себе, что никогда не достигнет такой квалификации, ей всегда требовались и книга, и навигационный справочник. Вычисления ее бывали, мягко скажем, не очень точны (она и банковский баланс в чековой книжке сводила с большим трудом); дело в том, что Бекки Визи (прежнее имя адептки древней мудрости) так никогда и не сумела осилить таблицу умножения, а кроме того, часто путала семерки с девятками.

Что ничуть не мешало делу. Гороскопы мадам Александры пользовались большим успехом, миссис Дуглас была далеко не единственной знаменитостью среди ее клиентов.

Поручение супруги генерального секретаря составить гороскоп на Человека с Марса повергло бедняжку Бекки в легкую панику – примерно так же чувствовала она себя на эстраде в тех случаях, когда какой-нибудь идиот из публики наново – и накрепко – завязывал ей глаза и приходилось отвечать на вопросы профессора действительно вслепую. Однако еще в те времена она обнаружила, что обладает талантом давать правильные ответы, а потому быстро укрощала свою панику и представление шло заданным чередом.

Сейчас она потребовала с Агнессы точные день, час и место рождения Смита – в почти полной уверенности, что никому это не известно.

И была неприятно удивлена, получив требуемые сведения буквально через несколько минут – все они содержались в бортовом журнале «Посланника». Но к этому времени мадам Везант успела уже взять себя в руки, а потому спокойно записала цифры и обещала, что сразу же по составлении гороскопов позвонит миссис Дуглас.

И вот после двух часов кропотливой арифметики она имела полные исходные данные для гороскопов супругов Дуглас – и ровно ничего по Смиту. Мешало очень простое – и непреодолимое – обстоятельство: Смит родился не на Земле.

Ее астрологический талмуд не предусматривал подобного варианта, безвестный автор этой книжонки скончался задолго до первого полета на Луну. Мадам Везант пыталась найти выход; было естественно предположить, что основные принципы науки остаются незыблемыми и нужна всего лишь поправка на место. Но она тут же погрязла в путанице незнакомых связей, не было даже полной уверенности, что на Марсе те же самые знаки Зодиака – а как же можно работать без знаков Зодиака?

Одним словом – сплошной ужас, все равно что извлекать кубический корень (именно эта неразрешимая проблема заставила малютку Бекки расстаться со школой).

На столе появилась сберегаемая для трудных моментов бутылка того самого тонизирующего, коим несколько злоупотреблял покойный ее супруг. Мадам Александра быстро приняла одну дозу, налила вторую и задумалась, что бы сделал в подобной ситуации Симон. Через несколько минут она буквально услышала ровный спокойный голос: «Уверенность, детка, и еще раз уверенность. Не теряй уверенности, и тогда лохи тоже в тебя поверят. И это – первейшая твоя перед ними обязанность».

Законная наследница мудрости древних почувствовала себя значительно бодрее и начала писать гороскопы Дугласов. С гороскопом Смита тоже не возникло никаких проблем – как и обычно, ее охватило ощущение, что ложащиеся на бумагу слова сами себя доказывают – они выглядели ошеломительно истинными. Работа подходила к концу, когда снова позвонила Агнес Дуглас.

– Алли? Ты уже все?

– Вот как раз дописываю последнюю строчку, – деловым голосом сообщила мадам Везант. – Ты должна понять, что составление гороскопа на Смита – задача для Науки трудная и необычная. Для человека, рожденного на другой планете, приходится пересчитывать все аспекты. Влияние Солнца уменьшается, влияние Дианы становится почти неощутимым, но зато Юпитер попадает в совершенно новый, я бы даже сказала – уникальный аспект. Да ты и сама все это понимаешь. Потребовались весьма длительные вычисления…

– Алли, не надо этих подробностей. Скажи только главное – ты знаешь ответы?

– Естественно.

– Ну, слава тебе господи. А то я уже боялась услышать, что задача оказалась неразрешимой.

– Я удивляюсь тебе, милочка, – оскорбленно откликнулась мадам Везант. – Ведь Наука никогда не меняется, меняются только конфигурации. Разве возможно поражение, когда ты вооружен методикой, предсказавшей час и место рождения Христа, предсказавшей момент и способ смерти Юлия Цезаря? Истина всегда есть Истина.

– Да, совершенно с тобой согласна.

– Ты приготовилась?

– Сейчас, я только включу запись… давай.

– Так вот, Агнес, настал самый критический период твоей жизни. Столь мощная конфигурация выстраивалась в небесах лишь дважды за всю историю человечества. В первую очередь ты должна сохранять спокойствие, избегать излишней поспешности, тщательно все обдумывать. В целом знамения благоприятны… при том условии, что ты не будешь им противиться и тебе удастся избежать необдуманных поступков. Старайся за внешними проявлениями видеть глубинную суть… – И так далее, и тому подобное.

Бекки Визи всегда давала хорошие советы, давала их весьма убежденно, а потому и убедительно. Уроки Симона научили ее, что даже при самом угрожающем расположении планет обязательно есть какой-нибудь выход, какой-нибудь аспект, благоприятный для клиента. Главное – обнаружить этот аспект и подробно его обрисовать.

Мало-помалу напряженное лицо Агнес смягчилось, она начала согласно кивать.

– Теперь ты видишь, – заключила мадам Везант, – что в свете трех ваших гороскопов исчезновение Смита по сути своей неизбежно. Но не нужно беспокоиться, он вернется – или даст о себе знать – в самое ближайшее время. Самое главное – не делать излишне резких движений. Сохраняй спокойствие.

– Да, понимаю.

– И еще одно. Аспект Венеры очень благоприятен и потенциально доминирует над аспектом Марса. Как ты понимаешь, Венера символизирует тебя самое, а Марс – это и твой муж и Смит, последний – в силу уникальных обстоятельств его рождения. На тебя ложится бремя двойной ответственности, и ты обязана принять этот вызов. Ты должна проявить специфически женские черты характера – спокойную мудрость и сдержанность. Ты должна поддержать своего мужа, провести его через бурные воды, успокоить его и утешить. Ты должна быть неиссякаемым родником незамутненной мудрости, это твой особый талант – так воспользуйся же им.

– Алли, – восхищенно вздохнула миссис Дуглас, – ты просто великолепна. Не знаю, как тебя и благодарить.

– Благодари Древних Учителей, ведь я – всего лишь скромная их ученица.

– Их я отблагодарить не могу, так что отблагодарю тебя. Задаток был очень мал для такой работы, я сделаю тебе подарок.

– Нет, Агнес. Я рада оказать тебе услугу.

– А я рада отблагодарить за эту услугу. Молчи, Алли, больше ни слова.

Мадам Везант позволила себя уломать и закончила разговор, чувствуя приятное удовлетворение от честно выполненной работы, – ведь она знала, что ничуть не ошиблась в толковании небесных знамений. Бедняжка Агнес! Хорошая женщина, только терзается противоречивыми желаниями. Большая это честь – хоть немного выровнять ее путь, хоть самую малость облегчить ее бремя. Честь – и одновременно удовольствие.

Мадам Везант очень нравилось, что Агнес обращается с ней почти как с ровней; справедливости ради нужно добавить, что сама она была напрочь лишена снобизма и даже в мыслях не ставила себя на одну доску с супругой генерального секретаря. В молодости Бекки Визи была настолько серенькой и незаметной, что руководитель политической машины округа так никогда и не сумел запомнить ее имени – хотя и заинтересовался ее бюстом. Но Бекки Визи не обижалась. Бекки Визи любила людей. Она любила Агнес Дуглас.

Бекки Визи любила всех и каждого.

Она посидела еще немного, наслаждаясь теплым чувством удовлетворенности, выпила еще капельку своего тонизирующего – и все это время хваткий ее ум прокручивал обрывки полученных сведений. А затем она позвонила своему биржевому брокеру и приказала продавать «Лунар энтерпрайзес», без покрытия.

– Алли, – фыркнул брокер, – ты бы, знаешь, не увлекалась так своей похудательной диетой. Мозги размягчатся.

– Не мешай мне, Эд. Когда акции опустятся на десять пунктов, прикрой меня, даже если они будут падать дальше. Когда поднимутся на три пункта – снова покупай, а вернется цена сегодняшнего закрытия – продай.

Последовало долгое молчание.

– Алли, ты что-то там разнюхала. Признайся дядюшке Эду.

– Мне сказали звезды.

Эд высказал желание сделать с «этими твоими звездами» нечто астрономически совершенно несуразное.

– Ладно, не хочешь говорить, так не говори. М-м-м… ну что я за идиот такой, вечно вляпаюсь в какую-нибудь сомнительную историю. Ты не возражаешь, если я и от себя поиграю?

– Играй на здоровье, только не слишком крупно, чтобы не бросалось в глаза. Ситуация очень деликатная, Сатурн между Девой и Львом.

– Все как ты скажешь, Алли.

В полном восторге, что Алли подтвердила все ее догадки, миссис Дуглас с головой окунулась в дела. Она затребовала досье пропавшего Берквиста и приказала в кратчайшее время смешать его с грязью. Она вызвала Твитчелла, командира отряда Спецслужбы; тот покинул кабинет генеральной секретарши с совершенно убитым видом и сразу же сорвал злость на своем заместителе. Затем она поручила Санфорту запустить в эфир вторую серию спектакля «Человек с Марса», сопроводив ее слухом, что, «согласно источникам, близким к правительству», Смит в ближайшее время отправляется – а может быть, и уже отправился – в Анды, в высокогорный санаторий, чтобы отдохнуть в климате, максимально похожем на марсианский. Оставался последний вопрос – как утихомирить Пакистан, заставить его голосовать нужным образом.

Напряженная умственная работа кончилась тем, что Агнес позвонила супругу и велела ему поддержать притязания Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Дуглас и сам склонялся к этой мысли и был искренне возмущен, что Агнес почему-то уверена в обратном. «Ты что, совсем меня за идиота держишь?» – подумал он, но вслух ничего такого не сказал и кисло согласился. Разобравшись с высокой политикой, миссис Дуглас отправилась на собрание «Дочерей Второй Революции», чтобы произнести там речь «Материнство в Новом Свете».

Пока миссис Дуглас распиналась перед аудиторией по вопросу, в котором она не смыслила ровно ничего, Джубал Харшоу, бакалавр юриспруденции, доктор медицины и доктор естественных наук, философ-неопессимист, сибарит, гурман и бонвиван, а заодно – сочинитель макулатурной беллетристики, сидел у себя дома в Поконских горах, поскребывал обросшую густым седым волосом грудь и созерцал сцену, разыгрывающуюся в плавательном бассейне. Там золотыми рыбками плескались три его секретарши, поразительно красивые и не менее поразительно эффективные в профессиональном своем качестве – полное соответствие законам архитектуры и дизайна, требующим гармонии декоративности с функциональностью.

Аппетитную блондинку звали Энн, гибкую как лиана брюнетку – Доркас, а рыжеволосую, с фигурой средних – если можно идеальные назвать «средними» – пропорций, – Мириам. Даже зная, что у них разброс по возрасту порядка пятнадцати лет, было невозможно угадать, кто тут старшая, а кто младшая. У них, разумеется, были и фамилии, но в доме Харшоу о таких мелочах не задумывались. Ходили слухи, что одна из секретарш – внучка Харшоу, но не существовало единого мнения, которая из них.

Харшоу был погружен в напряженную работу. Основная часть его сознания любовалась очаровательными девушками, очаровательно резвящимися в прозрачной, рассыпающей миллионы солнечных искр воде, но в некой маленькой, наглухо закрытой и звукоизолированной клетушке происходило сочинительство. Происходило оно, если дословно процитировать самого сочинителя, следующим образом: «Работая над книгой, я подключаю семенные железы в параллель с таламусом, а кору головного мозга – отключаю». Жизненные привычки Харшоу придавали невероятной этой теории некоторое вероятие.

Установленный на его столе микрофон соединялся с диктопринтером, но эта техника использовалась исключительно для заметок; при необходимости записать литературный текст Харшоу вызывал стенографистку и диктовал, внимательно следя за ее реакцией.

Вот и в данный момент он слегка потянулся и крикнул:

– К ноге!

– Сейчас «к ноге» Энн, – откликнулась Доркас. – Так что пока я за нее. Видишь круги по воде? Вот там она и есть.

– Нырни и вытащи. Я подожду.

Брюнетка исчезла под водой; через несколько секунд Энн вскарабкалась на бортик бассейна, завернулась в купальный халат, вытерла руки, подошла к столу и села, все это – без единого слова. Обладая абсолютной памятью, она не нуждалась для работы ни в бумаге, ни в карандаше.

Харшоу взял ведерко льда, щедро политого бренди, и сделал глоток.

– Энн, я тут сочинил нечто душераздирающее. Про котенка, который под Рождество забрался в церковь погреться. Он потерял хозяев, умирает от голода и холода и – бог уж знает где и почему – поранил себе лапку. Так что – поехали. «Снег падал и падал…»

– А какой псевдоним?

– М-м-м… пусть снова будет Молли Вордсворт, история старомодная и чувствительная, так что – вполне в ее духе. Заголовок – «Шел по улице малютка». И – поехали.

Продолжая говорить, Харшоу пристально смотрел на Энн. Когда из-под опущенных – для сосредоточенности – век девушки выкатились две слезинки, он слегка улыбнулся и тоже закрыл глаза. К завершающим фразам и рассказчик, и его слушательница плакали чуть не навзрыд.

– Тридцать машинописных, – объявил Харшоу. – Вытри сопли. Отошли эту хрень в редакцию и, ради бога, не приноси мне ее на проверку.

– Джубал, а тебе бывает когда-нибудь стыдно?

– Нет.

– Знаешь, а ведь я однажды не выдержу и пну тебя за очередную такую вот сказочку прямо в толстое брюхо.

– Знаю. Ну не сестер же мне на панель отправлять: во-первых, стары они для этого, а во-вторых, их у меня нет. Ну, чеши домой, клади эти сладкие слюни на бумагу и отсылай поскорее, а то я и вправду застесняюсь и передумаю.

– Слушаюсь, начальник!

Проходя мимо Харшоу, Энн наклонилась и чмокнула его в лысую макушку.

– К ноге! – снова взревел плодовитый сочинитель; Мириам уже направилась к столу, но тут неожиданно ожил установленный на фасаде дома динамик:

– Начальник!

– …! – бросил сквозь зубы Харшоу; Мириам укоризненно шикнула на него. – Да, Ларри? – добавил он, уже в полный голос.

– Тут у ворот некая дама, – сообщил динамик. – И при ней труп.

Харшоу на секунду задумался.

– А она как, хорошенькая?

– Ну-у… да, пожалуй.

– Так что ж ты там в носу ковыряешь? Веди ее сюда. – Харшоу устроился в кресле поудобнее. – И – поехали, – скомандовал он Мириам. – Городской пейзаж наплывом переходит в крупный план, снятый в интерьере. На жестком, с прямой спинкой стуле сидит полицейский, на нем нет фуражки, воротник расстегнут, лицо залито потом. В кадре есть и второй человек, он между нами и полицейским, виден только со спины. Человек поднимает руку, широко – почти за пределы кадра – размахивается и бьет полицейского. Тяжелый, смачный удар, звук записать отдельно. Дальше пойдем с этого места, – оборвал он себя.

По дорожке, ведущей к стоящему на холме дому, поднималась машина.

За рулем сидела Джилл, а рядом с ней – парень, который выскочил на асфальт, еле дождавшись, пока машина остановится. Было заметно, что ему не по себе.

– Вот она, Джубал. Получай.

– Вижу, вижу. Ну что ж, доброе утро, малышка. Ларри, а где там этот труп?

– Сзади, начальник. Под одеялом.

– Но это же совсем не труп, – возмутилась Джилл. – Это… Бен говорил, что вы… то есть я хочу сказать… – Она уронила голову на приборную доску и всхлипнула.

– Ну, ну, милая, – подбодрил ее Харшоу. – Очень редко бывает, чтобы труп стоил чьих-то слез. Доркас, Мириам, займитесь гостьей. Умойте, а потом налейте ей чего-нибудь.

Он подошел к заднему сиденью и поднял край одеяла.

– Вы должны меня выслушать, – пронзительно вскрикнула Джилл, стряхивая со своего плеча ладонь Мириам. – Он совсем не мертвый. Во всяком случае, я на это надеюсь. Он просто… ох, господи. – Из ее глаз снова брызнули слезы. – Я вся такая грязная… и я так боюсь!

– А вроде бы труп, – задумчиво констатировал Харшоу. – Температура, как я понимаю, равна температуре воздуха. Окоченение только какое-то странное. Давно он умер?

– Да ничего он не умер! Нельзя его вытащить оттуда? Мне было жутко трудно в одиночку запихнуть его на сиденье.

– Сию секунду. Ларри, возьми с той стороны. Да кончай ты зеленеть, наблюешь – сам и подтирать будешь.

Они вынули Валентайна Майкла Смита из машины и уложили на траву, его тело так и осталось свернувшимся в клубок. Доркас, не дожидаясь распоряжений, принесла стетоскоп, поставила его на землю, включила его и вывела усиление на максимум.

Харшоу надел наушники и начал искать звуки пульса. Это продолжалось довольно долго.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, – повернулся он наконец к Джилл. – Ему уже никто не поможет. А кто это такой?

Джилл глубоко вздохнула. Ее лицо не выражало ничего, кроме усталости, а голос звучал ровно, отрешенно:

– Это Человек с Марса. Я так старалась.

– Ну конечно же, вы сделали все… Человек с Марса?

– Да… Бен… Бен Какстон сказал, что, кроме вас, обратиться не к кому.

– Бен, говорите, Какстон? Я весьма польщен таким дове… т-с-с! – Харшоу предостерегающе махнул рукой, на его лице появилась растерянность, тут же сменившаяся радостным изумлением. – Бьется! У него бьется сердце! Это же кто бы в такое поверил? Доркас, наверх, в амбулаторию. Запертая часть холодильника, третий ящик, код «Блаженство снов». Принеси его целиком, и еще шприц на один кубик.

– Сию секунду!

– Доктор, только никаких стимуляторов.

– Что? – недоуменно повернулся Харшоу.

– Извините, сэр. Я только медсестра… но тут совсем особый случай. Я это знаю.

– М-м-м… вообще-то, теперь он – мой пациент. Но лет уже сорок тому назад отчетливо выяснилось, что я – не Господь всемогущий, а еще через десять лет – что даже и не Эскулап. Что вы хотите попробовать?

– Я попробую просто его разбудить. Если вы что-нибудь с ним сделаете, он только глубже уйдет в это свое состояние.

– Х-м-м… валяйте. Только постарайтесь обойтись без топора. А потом попробуем мои методы.

– Хорошо, сэр.

Джилл опустилась на колени и начала распрямлять конечности Смита. Брови Харшоу удивленно поползли на лоб. Когда Смит принял нормальную позу, Джилл положила его голову к себе на колени.

– Проснись, – негромко сказала она. – Проснись, пожалуйста. Это я, твой брат по воде.