Перст судьбы. Эсмиль Углицкая Алина

Глава 6

Глухо застонав, Эсмиль с трудом разлепила глаза. Над ее головой темнел полог походного шатра, свитого из плотного войлока. Приподнявшись на локте, девушка огляделась. Кто-то оставил ее на подстилке из нескольких колючих одеял, а рядом, прямо на земле, лежала фляга с водой и кусок хлеба с солониной, завернутые в промасленную тряпицу. Почувствовав острую жажду, девушка протянула руку и впилась губами в горлышко фляги. Вода была холодной, мягкой, с привкусом меда.

– Проснулась? – раздался позади нее голос Дарвейна.

Она обернулась. Мужчина сидел прямо за ее спиной, так близко, что она могла дотронуться до него, если бы протянула руку. Его лицо в полумраке казалось высеченным из гранита: резко очерченные скулы, чуть запавшие щеки, густые брови, высокий лоб под криво обрезанной рваной челкой и глаза – глубокие, темные, завораживающие, затягивающие в себя, как бездна океана. Сейчас в этих глазах горел мрачный огонь, а взгляд, не отрываясь, следил за пленницей.

Эсмиль судорожно вздохнула, сбрасывая наваждение, и хрипло произнесла:

– Где мы?

– Остановились на ночевку. Завтра в полдень прибудем в Керанну, это ближайший крупный город рядом с вашей дырой. Ты была там хоть раз?

– Нет, – она покачала головой и потянулась за хлебом. Есть хотелось просто неимоверно, но она не представляла, что делать с таким огромным куском мяса без столовых приборов. Хлеб хотя бы отломать можно. – Я даже не знаю, где вообще нахожусь.

– Подожди.

Дарвейн поднялся и сел рядом с ней, практически вплотную. Достал из голенища широкий охотничий нож и ловко нарезал хлеб и мясо на маленькие куски. Затем спрятал нож и снова отсел, продолжая пристально наблюдать за девушкой.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он.

Эсмиль прислушалась к себе.

– Пить сильно хочется. Вроде только что пила, – она растерянно пожала плечами.

– Что-нибудь болит?

Девушка хотела огрызнуться, мол, еще бы не болело, после такой порки, но потом с удивлением поняла, что не ощущает никакого дискомфорта.

– Как ты это сделал? – изумилась она.

Дарвейн усмехнулся. Ее отчаянная смелость импонировала ему, поэтому он не стал ее поправлять, указывая, как рабыне надлежит обращаться к своему хозяину.

– Это амшеварр. Вернее, высушенный сок амшерра, особого мха, растущего высоко в горах. В маленьких дозах он избавляет от боли, в больших – сводит с ума.

– У нас есть нечто подобное, – пробормотала девушка, – только называется по-другому. Харшиз. Его дают рабам и аскарам. Для притупления боли после наказаний или во время военных походов.

– А у нас – это где?

– В Амарре.

Мужчина смотрел с нескрываемым любопытством. Ему было интересно, что же еще придумает эта странная маленькая рабыня, чей запах буквально сводил его с ума. Он ломал голову, от чего она так изменилась за эти два дня, ведь он точно помнил, что встретил ее маленьким наивным котенком. Но теперь оказалось, что под этой ангельской внешностью скрывается настоящая дикая кошка: гордая, независимая, готовая умереть, но не сломаться. Это читалось в ее походке, повороте головы, в том легком презрении, с которым она смотрела вокруг себя.

Дарвейн неосознанно сжал кулаки. Ну, уж нет, ей придется ему подчиниться, он усмирит в ней эту гордыню. Пусть показывает свой норов другим, а с ним ей положено быть доступной и покорной всегда, когда он пожелает.

Он вспомнил, как увидел ее первый раз, когда поздно ночью вошел в трактир вместе со своими людьми. Услышал женский голосок, напевавший незатейливую мелодию, и пошел на него. Песня привела его в кухню, где в одиночестве над лоханью с водой склонилась хрупкая нимфа, озаренная лунным светом. Девушка стояла практически обнаженная, он сразу отметил ее высокую сочную грудь и округлый живот, и кровь в его жилах забурлила.

Вспомнил, как она тогда испугалась. Бросила мочалку и в лихорадочной спешке прикрылась руками. Вспомнил, как по ее телу стекали потоки мыльной пены, а в глазах воцарился ужас. О, да, она казалась такой невинной, что он тут же представил ее под собой, голую, покрытую потом, с бесстыдно раскинутыми ногами. Всю усталость от долгого перехода сняло, как рукой, он понял, что хочет ее.

В штанах внезапно стало тесно. Мужчина пошевелился, садясь поудобнее. На этот раз он не станет брать ее силой, нет, она сама будет умолять его о близости.

– Так ты считаешь, что попала сюда с Южного континента? – усмехнулся он.

– С Южного? – она непонимающе уставилась на него. – А сейчас мы, по-твоему, где?

Девушка зажала меж двух кусков хлеба пластинку мяса и с видимым удовольствием вонзила зубки в этот примитивный сэндвич. Дарвейну показалось, что она сейчас заурчит, точь-в-точь как большая кошка.

– На востоке Ангрейда, – ответил он. – Это самое большое королевство Северного континента. На северо-восток от нас лежит Тиоффия, на северо-запад – Левансия. Это, кстати, самые цивилизованные страны, а всю остальную часть материка, вплоть до Вечных льдов, занимают земли данганаров – свободных кланов, ведущих весьма обособленный образ жизни.

– И куда же ты направляешься? – поинтересовалась Эсмиль, с аппетитом жуя подсохший хлеб и запивая его простой водой. То ли и вправду было так вкусно, то ли она просто сильно проголодалась, но сейчас этот нехитрый ужин показался ей аппетитнее, чем лучшие пирожные ее личного повара.

– Не я, а мы. Ты направляешься вместе со мной. Или уже забыла?

Она хмыкнула:

– Что, опять бить будешь?

Он скривился, будто сама мысль об этом была ему неприятна:

– Нет, на эту ночь у меня совсем другие планы.

Эсмиль подавилась, в красках представив себе эти планы. Схватив флягу, она сделала несколько быстрых глотков и только после этого взглянула на своего мучителя. Его лицо было невозмутимым, словно они говорили о погоде, и лишь глаза смотрели со странным выражением, определения которому она так и не смогла найти.

– Доешь, – приказал он, вставая, – потом я отведу тебя прогуляться.

Притихшая Эсмиль молча следила, как полог палатки опустился, скрывая его напряженную спину.

Дарвейн присел у костра, горевшего в небольшой яме меж четырех походных шатров. Его воины уже спали, используя каждую возможность для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы.

Еще недавно им приходилось спать урывками по два-три часа в сутки, питаться заплесневелым хлебом и пить протухшую воду. Но теперь этому пришел конец. После долгой кровопролитной вражды два ангрейдских барона объединили свои земли, поженив детей. Большая часть наемных солдат стала не нужна, они отработали свой контракт и теперь возвращались в родные земли. За пять лет военной службы из отряда в тридцать человек у Дарвейна осталось только семеро, включая его самого, а впереди лежал долгий путь через суровые холодные земли, покрытые вечным снегом.

Мужчина закрыл глаза, вспоминая скалистые берега, заснеженные фьорды, зубчатые башни замков, обнесенные каменной стеной… Интересно, как там мать и братишка? Еще не женился? По-прежнему имеет горячую голову и язык без костей? Или уже повзрослел и стал более осмотрительным? Когда Дарвейн видел Мариоса в последний раз, тому было всего пятнадцать. За пять лет на чужбине он почти забыл, как выглядят его родные, но хорошо помнил запах любимых материных благовоний и звонкий мальчишеский смех брата. Иногда, тоска по близким накатывала с такой силой, что усмирить ее могла лишь очередная битва, в которую Дарвейн и бросался, как обезумевший зверь.

Он был старшим сыном в семье, наследником клана Эрг-Нерай. Но едва ему исполнилось двадцать, как внезапная смерть отца и пошатнувшееся положение семьи заставили его податься на чужбину. Все, что он умел – это сражаться, и потому предложил свой меч одному из богатейших баронов Ангрейда, в надежде спасти свои земли от разорения. Пять долгих лет он служил верой и правдой тому, кто исправно платил ему полновесной монетой, а теперь вез домой внушительную сумму, достаточную, чтобы восстановить былую славу Эрг-Нерай. Да и его данганары неплохо заработали за эти года, жаль только, что многим пришлось расстаться с жизнью.

Все знали, данганары – лучшие воины во всех королевствах. Лучшие – это да, но не бессмертные. В пылу битвы, накачавшись амшеварром, они впадали в транс, и уже не замечали ран, не чувствовали усталости, пока не падали замертво, разрубленные на куски. Каждый воин-данганар мог сразиться с двадцатью мечниками и выйти из этой схватки живым. Но только в честном бою. Против летящей в спину стрелы или секиры не могут помочь ни сила, ни ловкость, разве что глаза на затылке.

– Ваша Милость…

Дарвейн резко открыл глаза и недовольно уставился на одного из своих людей, оставшегося сегодня в карауле.

– Девчонка, – Вирстин коротко кивнул в сторону господской палатки.

Выругавшись сквозь зубы, его лэр вскочил на ноги и, ступая бесшумно, как тень, двинулся вслед за неясным силуэтом, направлявшимся в сторону леса.

"Как же, буду я тебя звать, мужлан неотесанный, – раздраженно бормотала Эсмиль, пробираясь через густой кустарник. – Можно подумать, мне нужен сопровождающий!"

Найдя, как ей показалось, вполне подходящее местечко, она присела на корточки и позволила себе немного расслабиться. Рядом с ней хрустнула ветка, а в следующий момент ее буквально смело неведомой силой.

Тяжелое мужское тело распластало ее на земле, придавив своим весом. Следы от порки на спине противно заныли, потревоженные грубым обращением. Девушка вскрикнула от боли, но ей тут же закрыли рот, и хриплый мужской голос с яростью прошипел:

– Сбежать надумала?

– Ты что, рассудком повредился?! – возмутилась она, отталкивая его руку. – Куда тут бежать? Лес кругом!

– Тогда зачем из палатки вышла? – Дарвейн отпустил ее и даже отстранился, с интересом разглядывая задранный подол, обнаживший ноги до самых бедер.

– По нужде, – огрызнулась Эсмиль.

Она заметила, как заблестели его глаза, когда взгляд наткнулся на ее ноги. В голове возникла шальная мысль. Почему бы не воспользоваться тем, что этот варвар хочет ее? Конечно, новая внешность не идет ни в какое сравнение с чистокровной амаррской красотой, но даже из этой бледной немочи должен быть хоть какой-то толк!

Мысленно усмехнувшись, она облизала пухлые губы и, будто бы случайно, поддернула подол еще выше, чуть развела бедра, позволяя мужчине на мгновение увидеть то, что было спрятано между ними, и с тихим чувственным стоном прогнулась.

– Тебе больно? – хрипло спросил Дарвейн, не отрывая глаз от ее тела.

– Не могу подняться, – на ее лице появились растерянность и испуг.

Обеспокоенный лэр встал на колени, склонился над ней:

– Держись за меня… – и тут же почувствовал, как тонкие женские руки скользнули вдоль его тела.

Пальцы Эсмиль нащупали голенище его сапога, нырнули внутрь и сомкнулись на рукояти ножа, которым он еще недавно нарезал для нее мясо. Одно движение – и клинок сверкнул в свете луны. Острие уперлось в жилистую шею мужчины.

Дыхание оборвалось. Мужчина и женщина – оба замерли, не спуская друг с друга глаз. Каждый ждал, кто сделает движение первым.

Дарвейн прищурился, изучая лицо своей рабыни, на котором сейчас застыла холодная решимость. Кончик ножа царапал его шею. Рука девушки дрожала от напряжения.

Губы лэра раздвинула тонкая усмешка.

– Развлекаешься, значит, – хрипло шепнул он.

И вдруг, в одно мгновение все изменилось. Эсмиль сама не заметила как, но внезапно жесткая мужская рука сдавила ее запястье, выкручивая до хруста. Ее пальцы разжались, нож упал в темноту, а ее саму отшвырнуло на пару шагов.

Ударившись спиной о корни деревьев, чуть прикрытые опавшей листвой, она замерла, не сводя с мужчины напряженного взгляда.

– Ну… – прохрипела, не желая сдаваться, – должна же и я получить удовольствие.

– Ты его получишь! – буквально прорычал Дарвейн.

Шагнув вперёд, он рывком подхватил девушку с земли и впился ей в рот голодным поцелуем. Его язык ворвался в нее с глухой яростью, будто желая наказать. Мужские губы были обветренными и колючими, они причиняли боль, но вместе с этой болью в теле Эсмиль начало подниматься какое-то животное возбуждение. Застонав ему в рот, она ощутила, как он вздернул ее выше, заставляя обнять ногами, и вдавил спиной в твердый столб дерева. Следы на спине тут же отозвались тупой болью, но это лишь придало ее возбуждению особый горько-сладкий оттенок.

Эсмиль даже не заметила, когда мужчина умудрился развязать ворот ее рубашки и спустить ее с плеч вместе с платьем, открывая своему взгляду полную грудь. Два идеальных полушария с маленькими розовыми сосками казались в неверном лунном свете выточенными из алебастра. Оторвавшись от ее губ, он с тихим рыком накрыл губами затвердевший бутон. Застонав, девушка прогнулась, подставляя грудь под его ласки, и запустила пальцы в жесткую мужскую шевелюру, прижимая к себе его голову.

Это было похоже на безумие. Дарвейн забыл, когда последний раз испытывал такое дикое желание. Женская плоть под ним была мягкой и упругой, ее запах сводил с ума, а тихие стоны лишали рассудка. Его член стал твердым, как древко копья, уперся в плотную кожу штанов и болезненно ныл, желая вырваться на свободу.

Словно услышав немой приказ, Эсмиль запустила руку между их телами. Пальцы нащупали то, что искали, прошлись по всей длине, чуть сжали. Дарвейн издал глухой рык.

– Я хочу тебя, – пробормотал он, лаская ее грудь, – здесь, сейчас.

Девушка и сама была на грани от возбуждения. Ее плоть пульсировала, между бедер все давно было влажным и ждало его. Она вскрикнула, когда его пальцы скользнули в нее. Сначала один, потом второй, растягивая и подготавливая. Большим пальцем он начал выписывать круги вокруг ее набухшего клитора, едва задевая его, заставляя Эсмиль извиваться в своих руках.

– Дарвейн! – простонала она. – Ты мерзавец.

– Нет, крошка, – пробормотал он, ловя ее губы, – я твой хозяин. Повтори это, иначе не получишь сладкого.

Она яростно зарычала и попыталась его оттолкнуть, но он прижал ее еще крепче. Его пальцы скользили в ней, совершая резкие поступательные движения, большой палец дразнил клитор, раз за разом доводя до края и отступая, выматывая ее, как выматывают врага долгой осадой. Губы ласкали чувствительную шею и грудь, заставляя невольно изгибаться. Тягучая тяжелая волна поднималась в ней, готовая смести все на своем пути, но каждый раз отступала.

Эсмиль начала хныкать.

– Я больше не выдержу! Дай мне это!

– Сначала скажи, кто я для тебя.

– Ты грязный вонючий дикарь!

– Ответ неверный.

И снова его пальцы сводят ее с ума, заставляя терять рассудок.

– Так кто я?

– Сын шакала!

– Кто?

– Отродье ехидны!

– Кто?

– Хозяин! Ты мой хозяин! – вскричала она, почти теряя сознание в преддверии апогея, и ее тут же накрыло сильнейшим оргазмом, который она когда-либо испытывала.

– Вот видишь, все не так уж и сложно, – мурлыкнул Дарвейн ей на ухо и ловко развернул, заставив упереться в дерево трясущимися руками.

Словно в забытьи, Эсмиль ощутила прохладу, когда мужчина задрал на спину ее юбки. Его палец вновь скользнул в нее, вырывая судорожный всхлип.

Пара мгновений – и вот уже его твердая горячая плоть входит в нее с привычной грубостью. Резкий толчок. В этот раз он заполнил ее как никогда прежде. Она почувствовала, как его бедра на секунду прижались к ней, и услышала сдавленный мужской стон. Обветренные губы скользнули по ее шее, то ли покусывая, то ли целуя, смешивая воедино удовольствие и боль. Мужские пальцы коснулись клитора, заставляя вздрагивать и стонать. Дарвейн держал крепко, не позволяя увернуться от его прикосновений, но это было уже и не нужно. Она сама прижималась к нему, прогибалась и просила, готовая принять все, что он может дать.

Это была не любовь и даже не страсть. Это была жгучая животная похоть. Так самцы в брачный период покрывают самок – дико, грубо, неудержимо. Но почему-то это было именно то, чего ей сейчас хотелось. Эсмиль чувствовала, как мужчина движется в ней резкими сильными толчками, наполняя до отказа, а его член почти упирается в матку при каждом рывке. Она закрыла глаза, представляя, что отдается сейчас не человеку, а дикому зверю. Его пальцы впились в нежную кожу ее бедер, причиняя боль. Девушка уже не могла стонать, она хрипела, остервенело насаживаясь на его плоть. Еще… еще… и еще, пока не взлетела вверх в пароксизме страсти, чтобы тут же, с головокружительной скоростью, рухнуть вниз.

Он вошел в нее последний раз, цедя сквозь зубы грязные ругательства, и, наконец, излился, откинув голову и глухо рыча.

– Теперь ты не такая строптивая, – усмехнувшись, он вышел из ее тела и, как ни в чем не бывало, поправил штаны.

– Мерзавец, – всхлипнула она, разгибая спину. Между ног все ныло, тело колотила мелкая дрожь.

– Нет, – сказал он, легонько щелкая ее по носу, – я твой хозяин.

Затем привел в порядок ее одежду и подхватил на руки. Эсмиль почувствовала себя куклой, которую только что поимели. Ей было больно и гадко, но при мысли о том, как он это сделал, ее вновь накрыла волна возбуждения.

В палатке Дарвейн не слишком любезно сгрузил свою ношу на импровизированное ложе и присел рядом. Протянул руку, отводя с лица девушки растрепавшиеся волосы. Та дернулась и зашипела, будто дикая кошка.

– Ну-ну, вижу, урок не прошел даром, – ухмыльнулся мужчина. Его поза выглядела расслабленной, но глаза внимательно следили за каждым движением Эсмиль. – По крайней мере, ты больше не пытаешься напасть на меня.

– Я просто устала, – фыркнула девушка, принимая независимый вид. – Кстати, ты был весьма неплох, хотя я знавала и лучше.

Данганар криво усмехнулся, затем подался вперед так, что она почувствовала его теплое дыхание на щеке, и хрипло шепнул:

– Не поверишь, ты тоже вполне ничего, хотя я знавал и получше.

После этого он резко поднялся и вышел, не произнеся больше ни слова.

Эсмиль осталась сидеть, растерянно глядя, как за ним опускается полог шатра. Она была так поражена его последними словами, что у нее даже не нашлось сил ему возразить. Ее, первую красавицу Амарры, только что унизил и растоптал какой-то неотесанный дикарь, заросший и вонючий, как дикий кабан. Он сказал, что у него были женщины и получше. Она не могла в это поверить.

Глава 7

Солнце стояло почти в зените, когда лес по обе стороны дороги сменился убранными полями, а на горизонте показалась серая громада крепостных стен.

– Керанна, – сказал Дарвейн, заставляя Эсмиль вынырнуть из сладкой дремы, в которой девушка пребывала последние полчаса.

Отбросив смущение, она привалилась спиной к широкой мужской груди, а легкая рысь укачивала, навевая сон.

Открыв глаза, Эсмиль зевнула и огляделась. Все вокруг выглядело серым, невзрачным, таким непохожим на привычные пейзажи Амарры. Там небо всегда оставалось высоким и ясным, солнце не скрывалось за тучами, а роскошная зелень садов радовала взгляд круглый год. Здесь же серые свинцовые облака висели так низко, что, казалось, их можно было достать рукой. Облетевший лес казался похожим на дебри из страшных сказок, а черные поля, покрытые белым налетом изморози, навевали тоску. В Амарре все дороги были выложены бетонными плитами, специально обученные рабы следили за их состоянием и своевременно проводили ремонтные работы. А тут недавно прошедшие дожди размыли дорогу, тысячи копыт и колес перерыли ее, превратив в колдобины и ямы, а ночные заморозки наградили наледью, сделав практически непроходимой.

В Амарре пахло цветами и благовониями. В морозном воздухе Ангрейда витала странная кисловатая вонь.

Эсмиль потянула носом и сморщилась, поплотнее запахивая свой плащ.

– Замерзла? – раздался над головой мужской голос.

Она хмыкнула:

– С каких это пор хозяин переживает о своей никчемной рабыне?

– Язвим, значит, – рука Дарвейна на ее талии напряглась, вздувшись буграми мышц, – видимо, вчерашний урок прошел даром.

Девушка уже приготовилась сказать в ответ что-то ехидное, но не успела: мужчина ухватил ее за волосы и резко дернул, разворачивая лицом к себе. Она вздрогнула. Его лицо было необычайно бледным, челюсти напряжены, а в глазах горело предупреждение. Похоже, это был именно тот случай, когда стоило промолчать.

Дарвейн молча наблюдал, как она проглотила готовое сорваться с языка оскорбление. Потом тихо сказал:

– Умница, – и легко поцеловал ее в лоб.

Ровно в полдень, как и обещал Дарвейн, маленький отряд приблизился к городским стенам. Оставалось только заплатить пошлину – и можно смело искать ближайший трактир.

Эсмиль прятала нос в складках плаща. Теперь она знала, откуда идет этот тошнотворный запах: прямо под крепостными стенами была вырыта огромная траншея, куда выходили помойные каналы со всего города. Десять тысяч жителей ежедневно сливали туда содержимое ночных горшков и прочие продукты жизнедеятельности. От свежих куч экскрементов поднимался легкий парок, но привычные горожане лишь брезгливо морщились и прикладывали к носам надушенные платочки.

– Это ужасно! – пробормотала Эсмиль, борясь с тошнотой, пока они стояли в очереди к городским воротам.

– Запашок и впрямь забористый, – Дарвейн поморщился. – Ничего, еще пару недель – и ударят морозы. Потом выпадет снег, и вся эта грязь станет лишь воспоминанием до самой весны.

– Я не понимаю, как можно жить в таких условиях? А летом, когда жара? Это же рассадник холеры!

– Можно подумать, у вас не так, – хмыкнул мужчина.

– Конечно, нет, мы же не варвары, – презрительно бросила Эсмиль. – У нас давно существует система канализаций, отдельная для каждого строения, будь то дворец императрицы или особняк простой горожанки. Частные трубы сводятся в одну, которая проложена под землей и выходит далеко за городом. Да и дороги у нас куда лучше! На них лошади не ломают ноги и не теряют подковы.

– Интересно, откуда у маленькой рабыни такие глубокие познания о строении городской канализации?

– Я очень любознательная, – съязвила девушка.

– Надеюсь, твоя любознательность не будет простираться дальше твоих прямых обязанностей.

– И какие же у меня обязанности?

– Доставлять мне удовольствие. Всеми возможными способами, на которые ты только способна.

Эсмиль не удержалась. Обернувшись всем корпусом к Дарвейну и прогнувшись в спине, она слегка приоткрыла плотно запахнутый ворот, обнажая ложбинку между грудей. Глянула призывно из-под густых ресниц, обвела губы розовым язычком и с придыханием шепнула:

– А вы уверены, что справитесь, мой хозяин?

Лэр иронично выгнул бровь. А его рабыня с секретом! Если бы не знал точно, никогда бы не поверил, что всего пару дней назад он стал ее первым мужчиной. Но, возможно, девушку обучали? Он слышал, что в некоторых местах существуют специальные закрытые пансионы, где юных девственниц обучают искусству любви, а потом продают за бешеные деньги богатым клиентам. Только вот каким образом такая жемчужина могла затесаться в третьесортный трактир?

Сам Дарвейн редко платил за любовь. Вокруг него всегда хватало хорошеньких женщин, готовых на небольшие жертвы ради внимания красавца-данганара. К тому же его почти не возбуждала покорная обреченность рабынь. Но в тот раз…

…Была уже ночь, когда усталые и измученные долгой дорогой, данганары, наконец, достигли, окраины Марлиона – крошечного городка, приткнувшегося в стороне от полузабытого тракта. И первое же строение оказалось трактиром.

Когда на стук никто не открыл, Дарвейн толкнул дубовую дверь и вошел в ободранное помещение с грубо сколоченной мебелью. В нос ударил резкий запах лука. Что ж, ему приходилось ночевать и в худших местах.

А потом он увидел свет, проникавший сквозь неплотно запертую дверь, ведущую в кухню, и решительно шагнул туда.

На мгновение ему показалось, будто он увидел фею: легкую, воздушную, обнаженную фею в ореоле золотистых волос. У нее были прекрасные, идеальной формы груди, будто зовущие к ним прикоснуться, а в невинных глазах застыл такой испуг, что кровь ударила ему в голову, а потом бурным потоком устремилась к паху. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким твердым, как тогда. Это было словно наваждение…

Тогда, в съемной комнате, он повел себя грубо, но его возбуждение оказалось настолько сильным, что он едва не сошел с ума. А потом брал ее только в качестве наказания… Но как же хороша она будет на шелковых простынях, под бархатным балдахином в его родовом замке. Женщина, при одном взгляде на которую, у него мутится разум и бурлит огонь в крови.

– Сегодня у тебя будет возможность продемонстрировать свои способности, – ровным голосом сказал он и пришпорил коня, приближаясь к городским стражникам.

– Пошлина! Два ледора за человека, один за коня.

Дарвейн кивнул одному из своих спутников. Тот ловко достал из-под полы толстый кошель и быстро отсчитал нужную сумму. Серебряные монеты перекочевали в грязную ладонь стражника.

– Проходите.

За городскими воротами путешественников встретил гул голосов и топот тысячи ног. Такого Эсмиль еще не видела: широкая, мощена камнем улица была плотно застроена домами, чьи верхние этажи нависали над нижними, лишая жителей малейшего проблеска света. С обеих сторон от дороги, почти под стенами домов, шли неглубокие канавы, куда жители выливали помои, не выходя из дома, просто выплескивая из окон. А впереди маячила широкая площадь, по которой с грохотом проносились крытые повозки и груженные товаром телеги.

– Если это называется городом, то я даже не представляю, как выглядит то, что ты назвал дырой, – пораженно пробормотала Эсмиль.

– Сейчас найдем трактир, устроимся, тогда сможешь помыться и привести себя в порядок, – Дарвейн сделал вид, что не услышал ее слов. – В это время здесь бывает ярмарка. Пойдешь, прикупишь себе одежду поприличнее, а то в этих тряпках на тебя смотреть противно.

Девушке и самой давно хотелось помыться и надеть чистую одежду. Ей казалось, что она вся провоняла лошадиным потом и запахом городской помойки, и уже никогда не избавится от этой вони.

– А что такое ярмарка?

– Место, где покупают и продают все, что пожелаешь.

– Базар, значит.

– Странное слово, никогда такого не слышал.

– Так говорят в Амарре.

Почти в ста метрах от городских ворот им встретилась первая вывеска: на потемневшей от времени доске было выведено известью всего три слова: "Стол и кров". Молчаливые спутники переглянулись со своим предводителем. Наверняка цены здесь заоблачные, сказывается близость к хлебному месту, но искать что-то еще…

Лэр махнул рукой и направил лошадь к воротам, за которыми будущих постояльцев ожидал слуга.

Дарвейн заплатил за две комнаты на втором этаже, ясно дав понять, что собирается провести ночь со своей рабыней. Он небрежно швырнул мешок с вещами на лавку и сообщил, что ждёт девушку в общем зале через десять минут. Этого времени, по его мнению, было вполне достаточно, чтобы посетить уборную, смыть с себя пыль дорог и найти, во что переодеться.

Едва за ним закрылась дверь, как Эсмиль в сердцах запустила ему в след ночной горшок, стоявший под кроватью. И лишь когда тот упал на дощатый пол и покатился, дребезжа и подпрыгивая, она с ужасом подумала, что он мог оказаться полным… и отмывать все это безобразие Дарвейн заставил бы ее.

Комната досталась маленькая, но чистенькая, с недавно выбеленными стенами и крепкой мебелью. Единственное окно прикрывали цветастые занавески, бельё на кровати выглядело достаточно чистым, а в углу за шторкой обнаружилась тумбочка, на которой стоял большой медный таз и кувшин с теплой водой. Рядом лежала стопка полотенец и горшочек с пахучей субстанцией, похожей на прозрачное желе.

Эсмиль запустила туда палец, осторожно зачерпнула неизвестное вещество и принюхалась. Пахло приятно, кажется, цветами. Она сунула руку в кувшин с водой и увидела, как странное желе превращается в пену. Мыло! Это всего лишь жидкое мыло! Совсем, как в Амарре!

Едва не хохоча от радости, девушка налила в таз воды и с удовольствием смыла грязь со своего лица. Затем намылила одно из полотенец и прошлась влажной тканью по всему телу, начиная от шеи и кончая натертыми стопами.

Эсмиль ещё не видела себя полностью, но ей очень понравилась и ровная кремовая кожа, и упругие мышцы, и грудь, оказавшаяся гораздо полнее, чем прежде. И к тому же, девушка стала на несколько лет моложе, чем была до этого, что тоже не могло не радовать.

Воды оказалось слишком мало для полноценного мытья. Эсмиль пришлось использовать все полотенца, прежде чем она почувствовала себя хоть немного чище, чем до этого.

Наконец, слегка освежившись, она вернулась к кровати и вытрясла на неё все вещи из того мешка, что собрала ей в дорогу Мара. Скривившись от брезгливости, девушка вытащила из кучи тряпья ветхую сорочку и застиранную до дыр коричневую юбку, которую нужно было обернуть вокруг талии, прежде чем завязывать. Сверху на сорочку она надела тёплый стеганый жилет с поеденной молью меховой опушкой. Даже у ее рабов одежда была поприличнее, видимо, бывший хозяин не слишком ценил эту Лирин, в тело которой она попала. Ещё никогда в жизни ей не приходилось чувствовать себя столь омерзительно, как в этих старых и чужих вещах.

Вспомнились слова Дарвейна о ярмарке. Что ж, она не будет ловить ворон, а воспользуется щедрым предложением и выберет себе наряд, достойный амаррской аристократки. Когда этот грубый варвар увидит её в новом платье, он поймёт, что она не рабыня и не обязана подчиняться его глупым приказам.

С этими мыслями, Эсмиль натянула на ноги старые стоптанные сапоги и вышла из комнаты.

– Ты долго возилась, – заметил Дарвейн недовольным тоном, когда увидел ее. – Я собирался посылать за тобой.

Он уже сидел за накрытым столом, который располагался в укромном уголке большого зала. Вместе с ним были и его товарищи, не смевшие приступать к еде без разрешения лэра.