Случай в Семипалатинске Свечин Николай

Глава 1. Убийство полицмейстера

10 июля 1907 года полицмейстер Семипалатинска капитан Присыпин весь день был чрезвычайно занят. Сначала его долго держал вице-губернатор, потом привязался городской голова, потом пошли заседания в областном правлении. Вернувшись к себе, капитан начал прием, не успев даже попить чаю. Явилось полтора десятка просителей, как водится, со всякой ерундой. Иван Лаврентьевич всех рассудил и выпроводил, и уже уселся, наконец, чаевничать. Но тут ввалился пристав Второй части Чикрызов с жалобой на пристава Первой части Клещеева. Завязался длинный нудный разговор, с претензиями, намеками и недомолвками. Начальник выслушал и обещал принять меры, не уточнив, какие именно. Между двумя приставами еще с прошлого Рождества тянулась свара из-за наградных. Чикрызов считал, что его обошли, и обвинял Клещеева в клевете.

Выпроводив раздраженного подчиненного, полицмейстер куда-то отлучился более чем на два часа. Потом, когда начали дознание, так и не сумели установить, куда именно ходил Присыпин. Факт тот, что он появился в управлении и велел дежурному городовому почистить его наган. Сказал: протри как следует, а то заржавел… Наган этот потом не нашли.

После обеда Иван Лаврентьевич разбирал почту, подписал несколько отношений, наведался в канцелярию. Пил чай на квартире, с супругой и дочками, часок полежал на диване. И опять ушел на службу. Жене сказал, что будет поздно, пусть его не ждет. Дошел до Клещеева, потолковал с ним о том, как успокоить Чикрызова. Решили, что надо дать ему к именинам усиленные наградные из сэкономленных средств. Затем полицмейстер вернулся к себе и сидел в кабинете до сумерек. А когда начало темнеть, надел шинель и вышел. Дежурному пояснил, что идет на встречу с осведомителем в Заречную слободу. Больше полицмейстера живым никто не видел.

Осталось неизвестным и как он добрался на тот берег. Днем через Иртыш переправляли на пароме-самолете, который ходил по мере надобности. Однако в ту ночь казаки, что держали паром, Присыпина не перевозили. Видимо, он нашел лодку. Заречная слобода считалась самым беспокойным местом в Семипалатинске. Обитали там преимущественно инородцы, хотя в последнее время начали селиться и русские. Отделенная от областной столицы широкой и стремительной рекой, слобода жила своей жизнью. Левый берег – это степь. Оттуда приходило главное богатство киргиз-кайсаков[1] – скот. Поэтому бойни, кишечные и салотопенные заводы, кожевенные и овчинные мастерские расположены были по большей части здесь. А власть, храмы, магазины, доктора и городовые – на правом, «чистом» берегу. Правда, в слободе стояла Никольская часовня, было на что перекреститься православному человеку. Только таких там жило немного, все больше мусульмане…

Полицмейстера хватились утром следующего дня. Первой тревогу подняла жена: супруг так и не пришел домой, что было на него не похоже. Сначала Ивана Лаврентьевича искали как бы нехотя – вдруг где застрял и скоро сам объявится? Дежурный вспомнил про слободу. Послали человека на другой берег, тот обошел ее вдоль и поперек, все больше тревожась. А к полудню, когда стало ясно, что дело нечисто, капитана отыскали. Забросанное ветками ивы тело полицмейстера лежало за постоялым двором Кудайбергенева. На нем насчитали шесть ножевых ран.

Убийство чиновника такого ранга – чрезвычайное происшествие в степи. Хищничают барантачи[2], по неистребимой здешней привычке. Воры в Семипалатинске есть, как и в любом городе, но людей они не режут, все больше тащат, что попадет под руку. Бандиты? Тоже есть, но с полицией они не связываются. Киргизы? А им для чего убивать полицмейстера?

Вернувшийся из Омска[3] губернатор Галкин приказал сыскать злодеев в кратчайшие сроки. Семипалатинская полиция впервые столкнулась с таким тяжким преступлением и сначала растерялась. И тут отличился помощник полицмейстера сотник Забабахин. Сделавшись вдруг временно первым лицом, он развил бурную деятельность. Видать, хотел показать себя перед генералом и занять освободившуюся должность. Так или иначе, но убийцу Кузьма Павлович нашел за два дня. Проявил смекалку, какой никто от него не ожидал, и нашел.

Подсказкой сотнику послужили ивовые ветки, которыми забросали тело его начальника. Редко какой город столь же беден зеленью, как Семипалатинск. Не зря местные именуют его «чертова песочница». Песок тут повсюду, что на правом берегу, что на левом. Единственный городской сад скорее чахлый скверик, в котором страдает дюжина акаций. Настоящая зелень есть только на островах. Так семипалатинцы называют подлинные острова, до которых надо добираться по воде. А еще тем же словом именуют небольшие рощицы, что рассыпаны кое-где в пойме вдоль берегов Иртыша. Лишь там и можно было срезать иву, рассудил сотник. Он велел прочесать эти рощицы. И на Лодочном острове полицейские нашли свежую порубку.

Острова в основном поросли серебристым тополем, акацией и ивой. Другие деревья здесь и не выживали. Лодочный остров находился на западной окраине города, там, где протока Семипалатинка соединялась с Иртышом. Позади керосинного склада Мусина кто-то срезал десяток прутьев и унес с собой. Человек был тут вечером, передыхал или прятался поблизости, в каменоломне, а еще выкурил две самокрутки. Забабахин повел себя как заправский сыщик. Он обнюхал окурки, размотал остатки газеты, из которой они были свернуты, и установил: табак обычный, линейский[4], а газета любопытная! «Туркестанские ведомости», свежие, за июль месяц. В городе таких раз-два и обчелся.

Сотник взял след и не сошел с него до самого конца. Быстро выяснив всех подписчиков, он расспросил каждого. Семипалатинская область не относилась к Туркестанскому генерал-губернаторству, поэтому чужие ведомости здесь читали немногие. А конкретно трое. Помощник командира резервного батальона подполковник Гештофт предъявил свой экземпляр целым и невредимым. Чиновник канцелярии областного правления коллежский асессор Бахвалов-Адуевский – тоже. А вот личный почетный гражданин Демокритов не смог.

Демокритов служил агентом Ярославско-Костромского земельного банка по приему в заклад недвижимых имуществ. В Семипалатинске четыре банка: Государственный, Сибирский торговый, Русско-Китайский и Волжско-Камский коммерческий. Все они представлены отделениями. А город необычный, торговля в нем развита как нигде. Вот ярославские костромичи и прислали своего агента. Аккуратный, ответственный, тот быстро вошел в здешнюю торгово-промышленную среду. И все было хорошо, пока неделю назад его не ограбили. К Демокритову в дом залезли неизвестные, дали по голове, забрали все ценное и ушли. В числе прочего прихватили и газетку «Туркестанские ведомости» за 8 июля: завернули в нее серебряные ложки. Верховодил бандитами хорошо известный полиции человек по кличке Вася Окаянный. Так ловкий сотник установил предполагаемого убийцу.

Вася Окаянный по паспорту звался Василием Корытовым. Из казаков Сибирского войска, уроженец станицы Песчанской. Призвался, отслужил шесть месяцев и вдруг ударился в бега. Сначала был рядовым шильником, потом вдруг пошел в гору: сделался мазом шайки таких же, как он, дезертиров. У Василия открылись организаторские способности, и он нашел область приложения сил – стал промышлять на путях опиумных караванов.

Семипалатинск удобен не только для торговли кожами или зерном. Через него также везут в Россию опиум и гашиш. На западе полно мака вокруг Иссык-Куля, на востоке не отстает Китай. Дикой конопли тоже хватает. С начала века по стране быстро распространилась новая зараза. И стар и млад начали вдруг ходить в курильни. Завел моду Благовещенск, переняв у соседней Поднебесной. Тут же подтянулись Хабаровск и Владивосток. Очень скоро гнусные заведения захватили всю Сибирь, затем покорили столицы, портовые города, а следом чуть ли не уездные. Спрос рождает предложение. Караваны с маковой соломкой и нашой[5] с двух сторон двинулись в Семипалатинск. Там отыскались шустрые люди, которые сплавляли товар до Омска или Тобольска, хорошо на нем наживаясь. Как водится, это заметили уголовные и взяли промысел под свою руку. В городе ими заправлял Яков Жоркин, единственный на всю степь «иван». Беглый каторжник и тертый головорез держал штаб-квартиру в окрестностях Семипалатинска, где-то в Бельагачской степи. Где именно, полиция прознать не смогла. Жоркин успешно конкурировал с таким же заводилой из туземцев Тохтоевым по прозвищу Алтын-бек – Золотой Князь. Тохтоев грабил своих соплеменников, иногда цепляя и русских. Жоркин, найдя золотую опиумную жилу, бросил грабежи и сосредоточился на наркотиках. Два атамана поделили лужайку и жили без конфликтов, как вдруг появился Вася Окаянный. Он с ходу прибрал к рукам Майлигоринский тракт, западный, что ведет в Туркестан. И стал обирать иссык-кульских поставщиков опиума. Жоркин объединился с Алтын-беком и напал на логово соперника в поселке Стеклянском, в двенадцати верстах от Семипалатинска. Но бандиты получили отпор: одного батыра «окаянные» убили и двоих ранили. Дезертиры сбежали из армии с винтовками и просто расстреляли врагов издали; у тех имелись лишь револьверы. После этого вроде бы установилось затишье, но было ясно, что война продолжится, стороны копят силы. До полиции доходили отрывочные сведения, агентуру к бандитам внедрить не удалось. Капитан Присыпин намеревался прикрыть все шайки сразу. Готовил какую-то операцию, советовался с казаками, даже ездил на китайскую границу, в Зайсан. Там стоял Первый Западно-Сибирский стрелковый батальон, главная военная сила в области, и полицмейстер хотел привлечь стрелков к операции. Но не успел.

После открытий Забабахина начальству все стало ясно. Окаянный распоясался. Он узнал, что полицмейстер готовит облаву, и решил его опередить. Заманил в ловушку и убил, только вот неосторожно выкурил цигарку, свернутую из украденной газеты.

Губернатор, генерал-майор Галкин, был в ярости. Он уважал зарезанного капитана и теперь хотел мести. Сотник получил приказ достать Васю хоть из-под земли. Козырнул и ушел думать. У Окаянного была целая банда под рукой, все с ружьями. Как бы они сами нас не прикончили, хором заявили сотнику полицейские. Вам карьеру делать, а нам погибать? Лезть под пули дураков не было. Служба в тихом городе разбаловала людей, они забыли уже, как взводить курок револьвера. Но Кузьма Павлович велел не дрейфить. Сам он до этого успел повоевать с японцами и даже имел аннинский темляк на шашке. Смелый человек, обстрелянный. А теперь вдруг вышел на перспективную линию – мог скакнуть в начальники. Было понятно, что казак своего не упустит. Приличное жалование, казенная квартира и другие выгоды – кто от такого откажется? И Забабахин решился. Взял с собой пятерых городовых, всех с боевым опытом, и устроил засаду. Откуда-то он узнал (будто бы от агентуры), что Вася ходит по ночам в сартовскую столовую в Харчевном ряду. Сартов[6] в городе было мало, но они славились торговой хваткой: держали лучшие постоялые дворы с буфетами, едальни-ашханы и лавки туземного товара. В заведении Улубекова собирались блатер-каины[7], нечистоплотные купцы, барантачи, воры и играли там в железку. Притон, одним словом.

Сотник послал своих людей в столовую, а сам притаился у задней двери. Увидев наряд городовых, атаман бросился бежать. Вылетел на двор, где Кузьма Павлович тут же его и пристрелил. Все заняло несколько секунд: бах-бах и готово.

Городовые перенесли тело бандита в харчевню и обыскали. В кармане нашли серебряный портсигар. Приметный такой, с двумя летящими утками, а в них целится охотник. Глазки уток сделаны из бирюзы, работа хорошая, тонкая. Это был подарок покойному Присыпину от городской управы на пятнадцатилетие службы в офицерских чинах. Все молча пустили портсигар по рукам. Утром сам губернатор передал его вдове. Дело было закрыто, отличившиеся получили награды.

Глава 2. По просьбе сына

Директор Департамента полиции Трусевич третий раз за день вызвал к себе Лыкова. Тот удивился – вроде бы на барственного шефа это было не похоже. Первые два разговора касались неоконченных дел, тянувшихся с командировки Алексея Николаевича в Ростов. Что там еще случилось?

Коллежский советник явился к директору и обнаружил у того в кабинете барона Таубе. Барон надел старшие ордена и даже привесил саблю с георгиевским темляком. На друга он смотрел не особо приветливо, всем видом показывая, что находится тут по делу.

– Вы ведь знакомы с его превосходительством? – кивнул на визитера Трусевич.

– С ихним превосходительством? Да, лет примерно двадцать семь, – не без иронии ответил Лыков.

– Тем лучше. Можно обойтись без лишних слов. Слушайте распоряжение. По просьбе военного министра Столыпин командирует вас в Семипалатинск. Ступайте с генерал-майором Таубе к Редигеру[8], там узнаете подробности.

– Слушаюсь.

Чиновник особых поручений не стал задавать вопросов и вышел из кабинета. За ним последовал и генерал.

– Что еще за фокусы? – недовольно спросил Лыков. – Не мог зайти и предупредить?

– Не сердись, – примирительно ответил барон. – Действовать надо быстро, поэтому я пошел по верхам. Тебе-то всегда успею растолковать. В дороге будет время подумать.

– Ты со мной едешь? – обрадовался сыщик.

Но Виктор Рейнгольдович открестился:

– Увы, меня не отпускают. Военному министерству понадобился сыщик, а не однорукий генерал.

Они вышли на подъезд. Там стоял новенький «рено», сверкая хромированными деталями.

– Богато живут военные, – констатировал Алексей Николаевич, располагаясь на заднем сиденье.

– Авто Редигера. Но к нему мы не поедем, это Трусевич пусть думает, что я повез тебя к министру. Александр Федорович уже дал необходимые распоряжения и бумаги, какие нужно, подписал. Дальше без него разберемся.

– Мы с тобой?

– Для начала да, – кивнул генерал-майор. – Но еще понадобятся разведчики. К самому главному из них мы с тобой и направляемся. Это подполковник Снесарев – слышал о нем?

– А то как же, – обрадовался Лыков. – Мне Николка в письмах одни дифирамбы ему поет. И умный, и порядочный, и четырнадцать языков знает, и даже песни исполняет не хуже, чем в императорской опере.

– Все верно, Снесарев такой и есть.

Таубе помолчал немного и продолжил:

– Вот ты сейчас упомянул своего сына, подпоручика Лыкова-Нефедьева. Николай числится в Первом Туркестанском стрелковом батальоне. А чем он на самом деле занимается, знаешь?

– У меня оба отпрыска пошли по твоим стопам. Из-за баек дяди Вити… Сбил ты их с панталыку россказнями про военную разведку, вот они и учудили. Павлука, слава Богу, здесь, сидит в Генеральном штабе, в секретном Пятом делопроизводстве, занимается Германией. Подробностей я не знаю, он не рассказывает. Думаю, ты осведомлен лучше меня. А Николка, туркестанский житель, пребывает в знойном городе Джаркенте, в Семиреченской области, в тридцати верстах от китайской границы. Занимается той же разведкой. О службе его я знаю еще меньше, ибо в письмах о таком не пишут, а видеть я его не видел уже три года. Соскучился, сказать по правде.

– Скоро увидишь, – ошарашил папашу его товарищ. – И вообще, в Семипалатинск ты едешь по его предложению.

– Как так? Ну-ка давай рассказывай! – коллежский советник развернулся к генералу и даже схватил его за пустой рукав.

– Не успею, мы уже приехали. Айда к Снесареву, там все и узнаешь.

Они вылезли из авто на Дворцовой площади и вошли в здание Генерального штаба. Барон побежал по лестнице на второй этаж. Его товарищ, заинтригованный донельзя, едва поспевал за ним.

Скоро он знакомился с подтянутым моложавым подполковником, загорелым, седоусым, с прищуренными глазами. На кителе офицера были два знака: университетский и академический.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Позвольте так вас называть, не сочтите за фамильярность: много слышал о вас от Николая Алексеевича Лыкова-Нефедьева. Я старший делопроизводитель части третьего обер-квартирмейстера ГУГШ[9]. Проще говоря, мне подчиняются секретные делопроизводства Туркестанского фронта, Турецко-Персидского и Дальневосточного. То есть я руковожу всей нашей военной разведкой в Азии. Звать меня…

– Андрей Евгеньевич, – подхватил сыщик. – Знаю, поскольку тоже слышал от упомянутого вами господина насчет вас.

Все трое усмехнулись и, словно по команде, тут же посерьезнели. Снесарев усадил гостей в кабинете, плотно прикрыл дверь и начал:

– Упомянутый мною господин – очень способный офицер, вы вправе гордиться своим сыном. Как, впрочем, и вторым, Павлом Алексеевичем. Просто второй отстоит дальше от меня, ибо занимается европейскими нашими противниками. А Николай Алексеевич – мой ученик и отчасти сменщик. Англичане называют наше с ними многолетнее противостояние «Большой Игрой». Русские дипломаты именуют «Восточным вопросом». Суть от этого не меняется. С тех пор как Россия подчинила себе Туркестан, британцы напуганы. Им постоянно снится один и тот же кошмарный сон: будто бы русские полки спускаются с круч Гиндукуша в долины Кашмира. И сметают их владычество в Индии, поскольку местное население, конечно, поможет русской армии со всей душой…

– Простите, Андрей Евгеньевич, – перебил подполковника коллежский советник. – Прежде чем мы перейдем к делу, поясните одну вещь. Мой Николай служит три года и все еще подпоручик. Павел всегда был по сравнению с ним прохиндеем, но как-никак близнецы, вместе вышли в строй… Однако Павлука уже поручик и сидит здесь, смотрит в окошко на Зимний дворец. А Николка парится в Джаркенте. Почему так? В чем он провинился? Я спрашивал, но сын молчит.

Снесарев бросил быстрый взгляд на Таубе, прочел что-то на его лице и мягко ответил:

– Скоро у вас будет возможность спросить сына лично.

– Так и не скажете? – пробовал настаивать сыщик.

– Я скажу о другом. Николай Алексеевич имеет большие способности к разведывательной службе, и именно на востоке. А служба наша интересная и опасная, кого попало туда пускать нельзя. Я много лет там провел. Был обер-офицером для поручений штаба Туркестанского военного округа, командовал Сменным Памирским отрядом. Поверьте, вам нечего беспокоиться насчет сына, он занят тем делом, для которого рожден. И служит достойно. Все остальное – несущественные мелочи.

Таубе нетерпеливо цыкнул:

– Андрей Евгеньевич, переходите уже у сути. Времени мало, ему еще надо доехать…

– Слушаюсь, Виктор Рейнгольдович. Суть состоит в следующем.

Снесарев взял со стола исписанные листы бумаги, и Лыков узнал почерк сына.

– Три недели назад в Семипалатинске был убит полицмейстер капитан Присыпин. До Департамента полиции доходят такие происшествия?

– Доходят, – ответил сыщик. – К сожалению, после пятого года их стало много, и на все внимания не хватает. Я помню лишь, что убийца был обнаружен местной полицией и застрелен при аресте. Так, кажется?

– Да, это официальная версия, – подполковник недовольно нахмурился. – Которая устроила областные власти. Так бы все и закончилось, если бы не подпоручик Лыков-Нефедьев. Он заподозрил неладное, а именно, что полиции скормили подставного виновника. А настоящий убийца на свободе.

– Позвольте, – непроизвольно начал горячиться Лыков. – Убийство произошло в Семипалатинске. А Николай служит совсем в другой области и даже в другом генерал-губернаторстве! Его начальство сидит в Верном[10] и в Ташкенте. Какое ему дело до происшествия? Пусть у Омска голова болит.

– Я ведь уже сказал вам: ваш сын занимается тем делом, для которого рожден. Уж простите мой пафос… Он начальник разведывательного пункта в Джаркенте. И в этом качестве одновременно ведет и разведку на сопредельной территории, и контрразведку на своей. Через Джаркент и Верный проходят не только торговые караваны, но и шпионские коммуникации. Прямиком в столицу. Промежуточным пунктом на их пути является Семипалатинск. Так быстрее всего достичь Петербурга. Николай Алексеевич вычислил это и договорился с полицмейстером Присыпиным о сотрудничестве. Они ловили вражеских агентов вместе, при полном взаимопонимании. Смерть Присыпина стала для вашего сына ударом, он лишился важного помощника. Так вот…

Снесарев опять глянул в донесение и продолжил:

– За несколько недель до своей гибели полицмейстер обнаружил в Семипалатинске резидентуру с активно действующим почтовым ящиком. Курьеры из Кашгара и Яркенда – это города китайской провинции Синьцзян – привозили секретные донесения сюда…

– Китайские шпионы в России? – не поверил Лыков. – Разве такое возможно?

– Шпионы, разумеется, не китайские, – ответил Снесарев. – В будущем они появятся, но пока таковых нет в природе. Шпионы британские. Присыпин выявил резидента, работавшего на Дехра-Дун.

Барон Таубе счел нужным пояснить:

– В Дехра-Дуне находится штаб-квартира Разведывательного департамента Британской Индийской армии, нашего главного противника по «Большой Игре».

Подполковник сделал паузу и продолжил:

– Резидентом оказался местный купец Каржибаев. Он держит контору по операциям с кожами и салом. Торгует со всеми, в том числе с Китаем, Тибетом, Индией, даже с Афганистаном и Персией. Большие обороты и, соответственно, большая переписка. Торговая, как мы раньше думали. Иван Лаврентьевич Присыпин совершил открытие большой важности. Он заподозрил Каржибаева в шпионской деятельности, а потом смог и доказать ее, перехватив несколько секретных донесений. Наши дешифранты прочли их. Речь шла о дислокации войск в Степном и Туркестанском генерал-губернаторствах. Очень точные, кстати сказать, донесения. Каржибаев создал сеть из неподвижных агентов на всей территории Восточного Туркестана. В обоих генерал-губернаторствах, и на границе, и внутри русской территории. Вот так. Целая сеть! А мы ее просмотрели.

Лыков слушал внимательно и ждал, когда же разговор дойдет до его сына. Все это казалось ему каким-то нереальным. Николка, которого он помнил сначала ребенком, потом нескладным подростком, теперь офицер и занят опасными и секретными делами большой важности. Как летит время!

– Ваш сын прислал мне рапорт. Мы с ним при необходимости переписываемся напрямую, минуя штаб округа. Подпоручик изложил важные сведения. За три дня до гибели капитана он посетил Семипалатинск. И Присыпин сообщил ему о своих подозрениях. Каржибаев почувствовал, что раскрыт. Он спешно выехал в Павлодар и там исчез. Его люди на время притаились. Но капитан заагентурил одного из них и узнал, что пришла команда ликвидировать полицмейстера. Причем сделать это так, чтобы подумали на обычное уголовное преступление. Понимаете, к чему клоню?

Алексей Николаевич кивнул:

– Еще бы. Значит, так вы узнали, что убийство Присыпина – это инсценировка?

– Да, из рапорта вашего сына, – подтвердил разведчик. – Но, когда он приехал с этими сведениями в Семипалатинск, дознание уже было завершено. Бандит, объявленный главным виновным, лежал в земле. Полицейские, которых провели за нос, пропивали наградные. И Николай Алексеевич решил, что так оставить дело нельзя, надо найти истинных убийц. Но сначала усыпить их бдительность. Для видимости принять официальную версию, а новое дознание открыть секретно. Поскольку в полиции Семипалатинска нет сыскного отделения, и состав ее слабый… Словом, Николай Алексеевич предложил поручить дознание опытному сыщику из столицы. А именно коллежскому советнику Лыкову.

«Опытный сыщик» понял общую ситуацию, но ждал деталей. Снесарев покосился на него и завершил свой рассказ:

– Дальше все просто. Я вошел с рапортом к генерал-квартирмейстеру ГУГШ Алексееву. И одновременно сообщил о произошедшем Виктору Рейнгольдовичу. Он сейчас преподает в академии и к разведке формально отношения не имеет. Но все действующие офицеры секретной службы его ученики. А все генералы – сослуживцы. Авторитет барона Таубе таков, что сами понимаете… Короче говоря, идея подпоручика Лыкова-Нефедьева была доложена военному министру. Редигер сегодня переговорил со Столыпиным, тот как министр внутренних дел дал согласие. В результате вы, Алексей Николаевич, скоро встретитесь со своим сыном, которого не видели три года.

Снесарев перевел дух и посмотрел на Таубе: как я, а? Тот одобрительно кивнул и обратился к товарищу:

– Ты чего? Как будто не рад повидаться с Чунеевым?

– С каким Чунеевым? – не понял подполковник.

– Таково семейное прозвище Николая Алексеевича с детских лет. А у его брата Павла Алексеевича – Брюшкин.

Барон продолжил, глядя на друга с легкой усмешкой:

– Ну, опытный сыщик, все уяснил? Срочно выезжай в Семипалатинск, времени у тебя в обрез. Николка ждет, он тебя там встретит. Поучишь его жуликов ловить, в разведывательном деле эти навыки полезны.

– Как-то оно все неожиданно… – пробормотал коллежский советник. – Вот уже и собственный сын распоряжается моим служебным временем. Подпоручик, ниже некуда, а поди ж ты, достучался до военного министра и премьера. А государю он еще советов не дает?

Снесарев бесстрастно сообщил:

– Сегодня утром военный министр доложил об идее Лыкова-Нефедьева Его Величеству. Тот устно одобрил предложение подпоручика.

Сыщик молча развел руками, потом сказал с едва заметным сарказмом:

– Ну, раз так, деваться некуда, надо ехать.

– Что нужно от нас? – заговорил Таубе. – Когда окажешься там, поздно будет спрашивать, спрашивай сейчас.

– Обрисуйте мне общую обстановку, – попросил сыщик. – В степи спросить не у кого, разве у тушканчиков. Говорят, мы с англичанами готовимся подписать договор о полном примирении. Верно ли это?

Снесарев хотел было ответить, но передумал. Он кивнул на барона:

– Пусть ваш товарищ расскажет, он все же генерал. И раньше меня начал заниматься «Большой Игрой».

Глава 3. Лекция барона Таубе

Таубе расправил усы и начал издалека:

– Ты немного в курсе истории. Помнишь, покойный государь лично послал меня на Памир? То был один из периодов обострения наших отношений с Британией. Чтобы ты знал, за последнее время мы с ними трижды стояли на пороге войны.

– Даже так? – удивился Лыков. – И прямо всерьез могли начать резать друг дружку?

– Вполне могли. Слава Богу, обошлось, отчасти потому что мы немножко пасовали перед англичанами. И наши дипломаты были против силовых вариантов, всегда готовые сдать назад… Первый раз случилось в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году. Тогда неожиданно скончался Якуб-бек, сильная личность, создатель большого государства Йеттишар. Его империю тут же растащили, больше всех постарались китайцы, но и англичане своего не упустили. Мы остались с носом и, обидемшись, вздумали махать кулаками. В результате нам отошла-таки большая часть Памиров, но едва не случилась первая война.

Второй раз порохом запахло спустя семь лет, в восемьдесят пятом. У нас были уже другой государь и другой министр иностранных дел. Провокатором выступил Афганистан, который науськивали британцы. Россия не могла поделить с ним жалкий оазис Пенде, населенный уже покоренными нами туркменами. Афганцы тоже на него претендовали – и получили по шапке. В сражении при Таш-Кепри русские войска под командой Комарова нанесли им серьезное поражение и выкинули со спорных территорий. Все бы ничего, выкинули и выкинули, но наши пошли дальше. Вспыхнул мятеж в Бадахшане, даннике афганского эмира Абдура Рахман-хана. Мятеж возглавил собственный его кузен. Он обратился за помощью к туркестанскому генерал-губернатору, им тогда был идиот барон Вревский. Барон послал к бунтовщикам эмиссара, подполковника Громбчевского. Этот человек не идиот, он опасный авантюрист и, возможно, глубоко законспирированный британский агент. Громбчевский зачем-то заехал еще и в отстоящее от Бадахшана горное княжество Гундза. Где наобещал его правителю Сафдару Али-хану помощь от России – оружием, инструкторами и золотом. Не имея на это никаких полномочий от начальства.

Лыков перебил друга:

– Это не тот ли Громбчевский, который передал британскому разведчику… как его?

– Френсис Эдуард Юнгхесбенд[11].

– Да, Юнгхесбенду нашу секретную карту разграничения Памиров? И настропалил китайские власти требовать себе больше земель, чем полагалось им по праву[12].

– Тот самый.

– А почему мы не сослали этого негодяя на каторгу? Или хотя бы не выгнали со службы?

Таубе пожал плечами и сказал в утешение товарищу:

– Мы его выгнали… два года назад. В чине генерал-майора и с усиленной пенсией. Сейчас господин Громбчевский пребывает за границей. А тогда не решились бросаться такими людьми. Все-таки Бронислав Людвигович сделал себе имя как исследователь и путешественник, он награжден Золотой медалью Императорского Русского географического общества. Воевал, брал штурмом Самарканд, был начальником памирского населения. Строил стратегическую колесную дорогу из Ферганской долины в Алайскую, а это было делом огромной важности для нашей обороны Туркестана. Черт его знает, что за человек Громбчевский. У него много и заслуг. Так или иначе, тогда, в восьмидесятых, хитрый поляк подбил владетеля Гундзы проситься к нам в вассалы. Британцы отнеслись к случившемуся со всей серьезностью. Это горное княжество – лишь маленькая точка на карте Тибета, но через него можно проникнуть в Индию. В результате они оккупировали Гундзу и присоединили ее к Раджу.

Снесарев счел нужным встрять и пояснил сыщику:

– Радж – это те шестьсот с лишним формально автономных государств Индостана, которые якобы управляются магараджами, наследственными владетелями. А на деле – британскими политическими агентами.

Таубе продолжил:

– И вот, когда британцы захватили княжество, они обнаружили во дворце Сафдара всю его переписку с русскими. Вревский с Громбчевским такое там наваракали! Как готовить мятеж, как вести диверсии против англичан… Это был сильный щелчок по носу нашей военной разведке. Тогда, в конце восьмидесятых – начале девяностых все шло к настоящей полноценной войне. В Туркестан тайно прибыл Дулеп Сингх, сын правителя Пенджаба Ранжит Сингха, с письмом государю. Главный пенджабец призывал Александра Третьего ни больше ни меньше как вторгнуться в Индию. А он, этот сингх, обещал собрать триста тыщ войска от себя и других раджей, которые все как один ненавидят колонизаторов…

– А хорошо было бы так сделать, разве нет? – оживился Лыков.

Разведчики переглянулись. Снесарев осторожно сказал:

– Алексей Николаевич, а зачем нам Индия? Со своими бы делами разобраться… Вон у меня в Воронежской губернии через год недород, дороги ужасные, больничка земская прозябает, школьные учители живут на копеечное жалование. Будем еще и Индию на свой кошт брать?

– Индия богатая, англичане оттуда черпают будь здоров, – упрямо возразил сыщик. – Разве не так?

– Это вы в газете прочитали?

– Ну да. А теперь мы будем черпать.

– Англичане довели Индию до нищеты. Они ее грабят без устали с позапрошлого века. Мы же так делать не будем, это противно русскому духу. В результате получится, как с Туркестаном.

– А что с Туркестаном?

– Его присоединили к России сорок лет назад. И с тех пор это дыра в бюджете, которую не удается закрыть. Так же и с брахмапутрами выйдет!

– Хм… Виктор, валяй дальше.

– Продолжаю, – отозвался Таубе. – Англичане опять толкали впереди себя афганцев, и опять кончилось кровью. В девяносто первом году Ионов, который сейчас губернатор Семиреченской области, арестовал и выдворил с русского Памира настырного шпиона, уже упомянутого Юнгхесбенда. А потом около озера Яшиль-Куль разгромил афганский пост, который сунулся на нашу территорию. Погибли капитан, начальник поста, и пять его подчиненных, остальные сдались в плен. В завершение Ионов выкинул с Памира нагло залезших туда китайцев и оставил эти горы за нашей короной.

– Выкинул – это как?

– Да взял за шкирку и…

– А так, по-твоему, можно?

Опять влез подполковник Снесарев:

– Знаменитый Пржевальский, тоже военный разведчик, порол китайских чиновников нагайкой.

– И это правильно, вы полагаете?

– На востоке иначе никак, Алексей Николаевич. Вы же сами там бывали, все видели. Уважают только силу.

Лыков несогласно покрутил головой, но спорить не стал. Генерал продолжил:

– Тогда атмосфера накалилась. Выдворение Юнгхесбенда было задним числом одобрено государем, британцы надулись, и казалось, вот-вот начнется война. Но помог случай. Незадолго до этого мне удалось выкрасть секретную книгу Макгрегора «Оборона Индии». Тот был генерал-квартирмейстером Британской Индийской армии, главным разведчиком, стало быть. И большим русофобом. Макгрегор без стеснений написал в своем опусе, как он собирается вредить России. Не рассчитывал, бедолага, что сей труд ляжет на стол Александру Третьему. Когда государь прочитал откровения генерала, то был в гневе. Там были, например, такие слова: «Не может произойти настоящего решения русско-индийского вопроса, доколе Россия не будет выбита из Кавказа и Туркестана».

– Даже так? – возмутился Лыков. – А Тамбов с Петрозаводском не очистить? Для удовлетворения макгрегоров…

Разведчики хмыкнули, и барон продолжил:

– В результате британцы оконфузились, генерала потихоньку спровадили в отставку и вообще… остудили пыл. Англичане, да будет тебе известно, делятся на две партии. Есть форвардисты, они за наступательную политику в Азии. А есть инактивисты, которые за искусное сдерживание. В девяносто третьем году к власти вернулся инактивист, лорд Гладстон, сторонник замирения с Россией. И в отношении Памиров была достигнута договоренность. Более или менее она устроила всех. Мы оставили за собой большую часть горной страны. Англичане за счет Ваханского коридора создали пояс безопасности, отделив нас от Индии узкой полосой, подаренной афганцам. Китай окончательно утвердил за собой Синьцзян. И сомкнулся с Афганистаном, который зафиксировал свою восточную границу. Мы обязались не занимать перевалы через Гиндукуш, наши посты теперь находятся на внутренних скатах пограничных хребтов. От кишлака Наматгут в русском Вахане до перевала Шит-рака в Восточном Гиндукуше – по нему проходит индо-афганский рубеж – всего двенадцать верст. Один день пешего перехода. Это и есть расстояние, отделяющее нас от «жемчужины британской короны».

– И с тех пор тихо? – не поверил Лыков.

– Внешне приличия соблюдались, но «Большая Игра» никуда не делась. Помнишь восстание в Андижане в тысяча восемьсот девяносто восьмом году? Его подстроили британские агенты. Мы в ответ учинили заварушку в подконтрольном им Вазиристане. Так и вредили друг другу потихоньку, пока не началась война с японцами. В этой кампании Альбион поддержал микадо. Напряженности в отношениях добавил Гулльский инцидент[13]. В результате Британия под угрозой начала военных действий запретила нашей Черноморской эскадре выход через Проливы. И та не сумела помочь адмиралу Рождественскому.

– Тем самым англичане спасли ее от гибели, – сердито возразил сыщик. – Им за это спасибо сказать надо! А то косоглазые еще и черноморцев бы утопили.

Военные скривились, но спорить не стали. Возможно, потому, что в душе были согласны с Лыковым.

– Пальба у Доггер-банки еще и потому так аукнулась, что наложилась на обострение отношений двух держав из-за Тибета, – продолжил свой рассказ Таубе.

Снесарев сделал генералу предостерегающий жест, но тот отмахнулся:

– А! Все равно сын ему расскажет при встрече. Дело в том, Алексей Николаевич, что Николай участвовал в той операции. Она, конечно, совершенно секретная, но не от тебя. Так и так узнаешь от Чунеева. Слышал о том, что наши правители в начале века решили отхватить себе Тибет?

– Нет.

– И сын не информировал?

– Нет. Говорю же, я не видел его три года, а в письмах он ничего подобного не сообщает.

– Правильно делает. Так вот. Тибет как государство формально вассал Цинской империи[14]. Но управлять им по-настоящему китайцы не могут, силенок не хватает. Управляет Далай-лама Тринадцатый. Какому-то умнику в царском окружении, я до сих пор не знаю, кому именно, стукнуло в голову прибрать эти дикие места к рукам. И в тысяча девятьсот первом году к ламе отправился русский военный караван с оружием и подарками. Санкционировал операцию лично государь. Есть некто Доржиев, бурят, буддист и крупный чиновник в теократическом государстве Тибет. Он убедил Его Величество, что Белый Царь избавит Тибет от китайского ига. Имеется в горах такая легенда, и Доржиев решил ее обыграть. Стороны уже начали готовить соглашение о переходе под нашу корону. Прибыли и военные разведчики во главе со штабс-капитаном Козловым. Козлов – выдающийся исследователь Восточного Туркестана, ученик самого Пржевальского… Правда, в столицу, Лхасу, их не пустили, но квартиры поблизости отвели. А в Тибете богатые месторождения золота и нефрита. Ну и Радж под боком. Узнав о нашей инициативе, всполошились не китайцы, а британцы. И быстренько прислали войска и оккупировали большую часть страны. Руководил акцией все тот же Юнгхесбенд, будь он неладен. Далай-лама сбежал в Ургу. Британская пресса подняла неслыханный вой: русские открыли в Лхасе пушечный завод, завалили горы оружием, готовят военный поход… С Тибетом насильно подписали соглашение: огромная контрибуция, запрет на внешние контакты, открытие представительства Раджа и все в таком духе. Англия стала там полностью распоряжаться в обход формального сюзерена Китая. Тут еще сдурил Корнилов, тогда подполковник, который сунулся в Индию инкогнито. Нашел время!

– Лавр Георгиевич? – оживился сыщик. – Я встречался с ним в Ташкенте, когда он был еще поручиком.

– Тот самый. Пролез без разрешения британской администрации в Бомбей, а там его опознали. Пришлось Лавру записываться на прием к президенту в Бомбее Джентеру, и просить дозволения на проезд. Сэр Арчибальд разрешение дал, но и меры принял. В итоге Корнилова в Пешаваре обокрали, утащили весь багаж, а заодно и разведывательные материалы. Вернулся в Отечество в одних портках…

– А чего бы добился Корнилов, получи он разрешение заранее? – резонно, как он полагал, спросил Лыков. – Британцы глаз бы с него не спускали.

– Это как себя поведешь. – Таубе кивнул на Снесарева: – Андрей Евгеньевич за два года до этого тоже посетил Индостан. Чин чином, с ведома и согласия властей. Обаял всю Калькутту, пел романсы вице-королю Индии лорду Кёрзону, а в перерывах между светскими раутами трудился. Ревизовал агентурную сеть, созданную мною много лет назад, а также приобрел несколько новых агентов. И ребята ничего не сумели ему противопоставить.

Лыков посмотрел на подполковника по-новому, но спросил о своем:

– А что мой сын? Ты сказал, Николка был причастен к вашим шпионским безобразиям.

– Сейчас дойду и до него, – пообещал генерал-майор. – Я рассказывал про захват Тибета. Так вот, другие великие державы объединились против британцев: уж очень нагло те действовали и пролили много крови. И к тому же в Лхасе никаких русских пушечных заводов, разумеется, не нашли, это была обычная газетная ложь.

В итоге вышел скандал, к которому приложила руку и русская дипломатия. В кои-то веки у Певческого моста хватило духу пожурить Уайтхолл[15]. Британцам пришлось очистить Тибет и вернуть формальный контроль над ним китайцам. Правда, они оставили себе широкие коммерческие преференции, но в целом проиграли партию. В отставку вылетели и Юнгхесбенд, и даже сам Кёрзон. Как шутку сообщу, что вице-короля обвинили «в копировании неприемлемых методов российской дипломатии».

Вот такой был расклад в «Большой Игре» к концу войны с японцами. То мы англичан, то они нас… Как только захватчики очистили Лхасу, туда сразу же проник наш человек, подъесаул Уланов. С ним были еще россияне из калмыков: даосский военный священнослужитель Ульянов и урядник Шарапов. Но китайцы приняли меры. Подъесаул в дороге заболел какой-то загадочной болезнью и умер. Шарапов уже в Лхасе выпал из окна и покалечился… Остался один Ульянов. Он навел-таки мосты с заместителем Далай-ламы Голданом Тива-Рамбуче. Тот заявил, что народ Тибета ненавидит и англичан, и маньчжуров, потому готов переметнуться куда угодно. Сам Далай-лама Тринадцатый, напомню, пережидал войну в Урге, в обществе Доржиева. К нему прибыл уже упоминавшийся Козлов, речь снова шла о переходе Тибета под российский протекторат. Разведчики поддерживали постоянную переписку между собой, а значит, и между двумя ламами. Решался важный вопрос: быть ли Тибету нашим. Ключевым звеном той переписки являлся третий человек, паломник, обосновавшийся на севере Тибета. Это и был твой Николай. Четыре месяца он провел в горах, в постоянной опасности, что его обнаружат или британцы, или китайцы. Но обошлось.

– Погоди, – перебил генерала коллежский советник. – Нельзя так долго выдавать себя за паломника. Тебя же раскроют! Надо знать обычаи, язык, уметь не выделяться…

– Николай Алексеевич все это умеет, – пояснил Снесарев. – А к языкам у него вообще способности не хуже моих. Четыре уже знает в совершенстве и учит пятый. А может, шестой.

– Четыре?

– Вспомнил: пять!

– Хм.

Таубе успокаивающе махнул рукой:

– Я уже заканчиваю свой доклад. Тебе важно знать, что с Тибетом у нас ничего не вышло. Мы сдали далай-ламу с потрохами. После отставки Ламздорфа пришел новый министр иностранных дел Извольский и отменил всю авантюру к чертовой бабушке. Правильно сделал. В результате Далай-лама Тринадцатый вернулся в Лхасу, а мы за его спиной впервые договорились с Уайтхоллом о взаимных уступках.

– Я запутался в твоих ламах и сингхах, – признался Лыков. – Для чего мне все это? Голова уже разболелась.

– Это с непривычки. Занимаешься там у себя в полиции всякой ерундой. А в военной разведке не так. Ты ведь спросил час назад, как у нас теперь с англичанами, помнишь?

– Ну, помню. Ответь по-человечески. Час уже напрягаешь мою слабую голову…

– Отвечаю: теперь мы на стадии подписания всеобъемлющего соглашения. Стороны вдруг спохватились и резко поумнели. Решили не собачиться, а дружить. Особенно после того, как мы прокатили далай-ламу на вороных с бубенцами. Секретные переговоры идут с июня прошлого года. В ноябре они прервались, в марте возобновились. Уже готова двусторонняя конвенция по Афганистану, Тибету и Персии. От Афганистана нас отлучили. Мы не можем вести с ним переговоры напрямую, а только при посредничестве Англии. Притом что имеем с этой страной общую границу длиной две тысячи верст! Тибет оставили за Китаем. А Персию поделили на зоны влияния: нам север, британцам юг, в середине – ничейная зона. Но, каковы бы ни были итоги соглашения, самые сложные вопросы в нем разрешены. Другие оставлены на потом. В частности, признаны права России на Проливы. Хотя оформление этого пункта и отложено, как и вопрос с Монголией. Еще две-три недели, и соглашение будет подписано. Оно завершит многолетнюю эпопею англо-русского противостояния в Азии. В бумаге нет ни единого слова про Индию. Но весь договор только об этом: как защитить подступы к ее границам. Ведь Британия больна, она страдает в Индии манией преследования в тяжелой форме. Что вполне объяснимо. Только владение этой чудесной страной сделало остров великой державой, без нее англичане никто. Триста миллионов жителей! Пятая часть населения всего земного шара. Вот ребята и суетятся. Обезопасили границы и теперь пытаются спешно с нами подружиться.

– С чего это вдруг? – спросил сыщик. – Англичанка всегда нам гадила, по выражению политиков из Охотного ряда. И вдруг мир. Даже скучно станет: жалко лишаться такого соперника. А как же сон про русские полки, спускающиеся с Гиндукуша?

– Вторжение в Индию с северо-востока невозможно, – подал голос Снесарев. – Лишь небольшие диверсионные отряды могут форсировать перевалы, и только три месяца в году. Горные хребты непроходимы для больших масс войск и тем более для артиллерии. Полноценное вторжение реально лишь с запада, через Персию и Герат.

– И англичане наконец это поняли? Спустя сто лет?

– Да, – серьезно ответил подполковник. – Есть и другие соображения.

– Вы имеете в виду германцев? До Альбиона дошло, что скоро им резаться с ними, и срочно понадобилась Россия?

– Вы правы, Алексей Николаевич.

– Столь нехитрая мысль, лежащая на поверхности, очень долго доходила до британского ума. Отчего?

– Другая мания мешала, мания величия. Тут вдруг германский флот сильно прибавил. Торговые конфликты за рынки сбыта обострились. И еще Бьёркский договор очень их напугал.

Все трое хорошо знали эту странную историю. В июле 1905 года в шхерах на борту императорской яхты «Полярная звезда» был подписан необычный договор. Германский кайзер Вильгельм Второй убедил российского императора Николая Второго подмахнуть бумажку. Не глядя. В той бумажке было всего четыре пункта, но каких! Россия с Германией обязались помогать друг другу в случае, если на кого-нибудь из них нападет третья европейская страна. Учитывая, что Россия уже была связана подобным договором с Францией, бумага явно целила в англичан. А те имели схожие обязательства в отношении Франции. Завязывался такой клубок противоречий, все сразу сильно запутывалось в европейской политике. Больше всех от Бьёркского договора выигрывала Германия, а меньше всех Россия. Как мог царь уступить кайзеру, известному интригану и провокатору? В тот момент Николай был на борту один, без своего министра иностранных дел. Когда граф Ламздорф увидел уже подписанный договор, то схватился за голову. И вместе с Витте убедил самодержца отказаться от обязательств. Формально они остались в силе, но с оговоркой: при условии, что к ним присоединится Франция. Чего, разумеется, не могло случиться. История эта очень повредила репутации Николая в международных кругах.

– Эх… – Снесарев вздохнул и сказал с тревогой: – Боюсь я нашей дипломатии. Так они обрадуются, что англичане приняли их за ровню, что согласятся на все. До сих пор мы готовились таскать каштаны из огня ради французов. Без нас им Эльзас и Лотарингию не вернуть, и мы вступили в военный союз. Теперь присоединятся островитяне, и все против той же Германии. Зачем нам такие комбинации? Что мы получим взамен? Проливы? А на кой пес нам право выхода из Черного моря в Средиземное? Оно такое же замкнутое, из него только две двери – через Гибралтар и через Суэцкий канал. И обе заперты на английский замок.

Лыков уже слышал подобные рассуждения от Таубе и во многом разделял это мнение. Но он попробовал раззадорить подполковника:

– Немцы тоже нам не товарищи. Посмотреть, как они себя ведут, так ну их к черту.

– В политике дружбы не бывает, а есть лишь расчет, – парировал Снесарев. – Давайте рассуждать. Мы нужны французам для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта. Больше ни для чего. Поэтому они так охотно дают нам займы.

– А мы?

– Алексей Николаевич, а зачем нам воевать с немцами? У нас с ними есть территориальные споры?

– Вроде нет.

– Вот. Французы делят с ними утраченные во франко-прусской войне провинции. Англичане – мировой океан. А мы? Вы хоть понимаете, что военный союз Германии и России непобедим?

– Вы, Андрей Евгеньевич, выступаете за такой союз?

– Да нет же! Германцы нам тоже не товарищи, согласен. Но и не враги. Я выступаю за нейтралитет. Пусть эти ребята дерутся, а мы поглядим. Не готова Россия к войне, это ее погубит. И вообще, худший враг России – это мы сами…

Таубе, молча слушавший спор, вмешался:

– Берлин мог бы как-то ужиться с нами, но не Вена. Мы неизбежно столкнемся с ней на Балканах. К сожалению, к большому моему сожалению, европейская война неизбежна. Турция разваливается на глазах. Когда она начнет сыпаться, налетят падальщики. И Россия будет в первых рядах. Давно еще генерал Фадеев сказал: «Путь на Царьград лежит через Вену». Поэтому я за союз с англичанами. Даже втроем нам трудно придется в будущей войне против тевтонов.

Снесарев хотел возразить, но барон красноречиво показал на часы:

– Андрей Евгеньевич, ему завтра ехать. А мы про высокую политику. Давайте конкретные вопросы решать, а языками почешем, когда Лыков вернется.

– Погодите, господа шпионы, – поднял руку сыщик. – За лекцию спасибо, хотя, как мне кажется, я мог бы без нее обойтись. Скажите кратко: «Большой Игре» конец? А как же агентура, резиденты, разведывательные департаменты? Договор сделает их ненужными?

«Господа шпионы» хмыкнули. Снесарев ответил за обоих:

– Черта с два! «Большая Игра» перейдет на другой уровень, еще более законспирированный. Политики станут журчать друг другу медовые речи. А мы, военные, удвоим осторожность. Или утроим. Суть останется прежней: кто кого перехитрит.

Далее начался конкретный разговор: способы связи, полномочия, союзники. Из Семипалатинска в Петербург за советом не съездишь. Все придется решать на месте, а интересы военного ведомства Лыков представлял себе плохо. Еще он спросил, в какой мере может опираться на губернатора. Таубе пояснил, что генерал-майор Галкин – старый разведчик, в свое время он был делопроизводителем Азиатской части ГУГШ. На востоке давно, в секретных делах поднаторел и всегда поможет сыщику. Правда, у генерала сейчас в семье горе – умирает жена… Но службу Александр Семенович не забрасывает, выучка не та. Барон напишет ему письмо, которое надо взять с собой.

Лыков поинтересовался, что с военным губернатором соседней Семиреченской области. Ведь формально Николка служит под его командой, а не Галкина. Там начальствует знаменитый Ионов, герой многих передряг, создатель знаменитого Памирского отряда, ответил барон. Такой тоже не подведет. Но на всякий случай и к нему будет письмо. Михаил Ефремович – старый боевой товарищ.

Вечером коллежский советник огорошил жену новостью о своем отъезде. Требовалось спешить. Утром следующего дня Лыков выписал бесплатный билет до Омска. Телеграфировал сыну в Джаркент, чтобы встречал его там через четыре дня. Судя по карте, от Омска до Семипалатинска они будут добираться пароходом, вверх по Иртышу. Это еще почти неделя. И лишь по прибытии сыщик сможет заняться своим поручением, да к тому же – в первые дни – втайне от местных властей. Трудная задача, и времени после убийства полицмейстера пройдет уже много. Но если сын приказал, деваться некуда…

Глава 4. В пути

Лыков впервые в жизни ехал по железной дороге так далеко на восток. Первый класс предоставлял все необходимые удобства: умывальник и уборная прямо в купе, был еще вагон с душем. В ресторане все вкусное и свежее. Попутчик, правда, попался неприятный – чиновник Главного тюремного управления. Он направлялся в Забайкалье ревизовать каторжные тюрьмы. Самодовольный и пустой человек, быстро понял Алексей Николаевич. Такие на местах начинают важничать, а тюремную администрацию в грош не ставят. Ну да шут с ним…

После Челябинска началась уже Сибирь. На западе она унылая, некрасивая, и никакого величия в ней нет. Промелькнули Курган и Петропавловск, города, которые подняла из грязи чугунка. Лыков начал потихоньку собирать вещички.

Поезд подошел к станции Медвежья, что в семидесяти семи верстах за Петропавловском. Место было незначительное, в утреннем тумане виднелись какие-то деревянные балаганы. Долго ли еще тащиться до Омска? На стоянку в Медвежьей отводилась четверть часа. Лыков как раз закончил завтрак и хотел пойти на перрон, но не успел. Дверь без стука отворилась, и вошел азиат. Молодой, одетый в суконный кафтан, с большим малахаем на голове. Глаза настороженные, лицо скуластое, нос уточкой. Не здороваясь, он молча смотрел на пассажиров, переводя взгляд с одного на другого.

– Ты куда заперся, кривая рожа?! – рассердился тюремный инспектор.