Будь одержим или будь как все. Как ставить большие финансовые цели и быстро достигать их Кардон Грант

Для того чтобы вы поняли, как я достиг успеха и узнал о потрясающей силе одержимости, сначала мне нужно рассказать вам о том, как моя жизнь почти сошла на нет из-за того, что я отрицал в себе это чувство.

Этот рассказ – не добрая детская сказка, зато он правдивый. Кстати, я вовсе не удивлюсь, если вы проведёте некоторые параллели со своей собственной жизнью.

Откуда взялась моя одержимость

У меня не было такого отца, который отвёл бы меня в землю обетованную для богачей, одолжил бы миллион долларов на первую сделку с недвижимостью, помог завести связи в политике через загородные клубы для богатых или показал бы, как всё устроено в бизнесе.

Мои родители являлись детьми итальянских иммигрантов, которые переехали в Америку в начале двадцатого века. Папа был первым в своей семье, кто поступил в университет. Он стал целеустремленным юношей с духом предпринимателя и верил, что «американская мечта» не за горами. Свой путь он начал с маленького продуктового магазина, который они держали вместе с мамой.

Папа был одержим успехом – потому что считал заботу о семье своим главным долгом. С ранних лет я понял, что для моего отца основной миссией в жизни было обеспечивать семью: дать нам крышу над головой, еду, одежду и образование.

За несколько лет до моего рождения мой отец принял смелое решение основать вместе с несколькими партнёрами свою собственную компанию по страхованию жизни. Я не знаю всех подробностей, но эти партнёры выдворили папу из компании, и он оказался в сложной ситуации. И вот в сорок два года отец остался без работы, с тремя детьми, которых надо было кормить, и ещё близнецы (я и мой брат Гэри), которые должны были скоро родиться. Отцу пришлось начинать всё сначала. Папа решил потратить немного оставшихся сбережений, чтобы получить лицензию биржевого маклера и в очередной раз начать новую карьеру.

Благодаря папиному упорству, трудовой дисциплине и неуёмному желанию заботиться о семье, это новое дело стало приносить плоды. Он купил новый автомобиль Lincoln Town Car (Lincoln класса люкс), которым очень гордился. Сразу после того, как мне исполнилось восемь лет, мы переехали в новый дом, а наш участок (более чем в полгектара) протянулся вдоль берега озера. У нас имелась лодка для рыбалки и водных лыж, а также садовый трактор. Нашими соседями с обеих сторон были врачи, а в то время именно они являлись самыми успешными людьми в нашем районе. Папина усердная работа и его успех в брокерской фирме твёрдо укрепили позиции нашей семьи в среднем классе. Я часто слышал, как папа и мама говорили, что «у нас всё получилось». Даже будучи ребёнком, я понимал, что произошло что-то необыкновенное.

Мы жили в новом доме на берегу озера, и это была прекрасная пора детства… но продлилась она недолго. Всего лишь через полтора года после того, как папа купил дом своей мечты, он умер от сердечного приступа, а был он тогда ещё молод – всего пятьдесят два года.

Мама стала вдовой в сорок восемь лет; при этом у неё осталось пятеро детей, немного денег (выплата по страхованию жизни отца) и большой дом в пригороде, который требовал постоянного внимания. У мамы не было профессиональных навыков, которые могли пригодиться на рынке работы и принести нам новый доход. Всю свою жизнь она посвятила детям и мужу. А теперь ей нужно было придумать, как сберечь те деньги, которые остались от отца, и как выжать из них оплату на университетское обучение пятерых детей.

Для мамы это было очень непросто, так как у неё не было высшего образования и она не умела зарабатывать. Мама выросла во времена Великой депрессии и не хотела, чтобы ей и детям приходилось так же сводить концы с концами, как это было в те времена. Так что мама стала в некотором смысле одержима тем, чтобы хоть как-то прокормить нас на те небольшие деньги, которые достались нам от отца.

Она во всём видела будущий расход и угрозу и вскоре начала экономить везде и повсюду. Мама тотчас же выставила папин дом мечты на продажу. Нам пришлось переехать в город – в крошечный кирпичный домик на крошечном участке, а все дома вокруг нас были шаблонные, как из формочки. Исчезло озеро, и невозможно уже было кататься на лодке, рыбачить, ловить крабов и охотиться прямо рядом с домом. Я был сокрушён.

В нашем новом доме царило горе – все мы тосковали по отцу. Но это было не всё: мама была напугана, и я это чувствовал – она жила в постоянном страхе. Другие мальчишки моего возраста проводили время с папами: играли, охотились, ездили на рыбалку; я же сидел дома и смотрел, как мама вырезает купоны и всё время беспокоится о ценах на «хлеб насущный» и тому подобное. Мама умела выжимать все соки из каждого цента. Её философия дефицита и нехватки проявлялась во всех наших занятиях.

В то же время мама постоянно напоминала мне о том, как мне сильно повезло и что я должен быть очень благодарен за всё, что у нас было. Она утверждала: «Благодаря твоему папе мы попали в средний класс – у нас есть больше, чем у большинства». Я слушал это снова и снова. «Всегда цени то, что у нас есть».

Я старался быть благодарным и ценить всё, что у нас было, но у меня в голове всё это совершенно не укладывалось. Ситуация казалась мне такой глупой и неправильной. Мне десять лет, папа умер, любимого дома больше нет, мама живёт в постоянном страхе, а я за это должен быть благодарен? Я был вовсе не благодарен, я лопался от злости!

Тогда я этого не знал, но эти тяжёлые времена посеяли во мне зерно той мотивации, которая потом двигала мною в жизни. Несмотря на всю мою любовь к маме, несмотря на то, что я восхищался ей и ценил её заботу, несмотря на мою благодарность за то, что у нас была одежда, еда и крыша над головой, я не хотел жить в постоянном беспокойстве. В шестнадцать лет я поклялся маме: «Когда я вырасту, я стану богатым, чтобы никогда не жить в страхе и не считать каждый цент! А после этого я помогу ещё многим людям. Этот средний класс – это полный отстой. Я добьюсь того, что по праву моё!»

Не успели эти слова вырваться, как я сразу же понял, что они прозвучали как слова избалованного, неблагодарного, дерзкого, буйного и заносчивого сопляка-подростка. У мамы было такое выражение лица, какое бывает у всех родителей, когда их ребенок зашёл слишком далеко. Она была в ярости и в то же время разочарована и расстроена. А я всё равно ощущал непреодолимое чувство бессилия, потому что знал, что я ни в чём ничего не могу исправить.

Мои срывы происходили всё чаще и чаще. И с каждым разом я всё больше понимал, что я одновременно и прав, и не прав. Да, я знал, что нужно быть благодарным – ведь многие жили ещё хуже, чем мы. Но в то же время я был уверен, что в моём мышлении есть доля правды. Почему нужно жить так, чтобы еле-еле сводить концы с концами – и при этом всё равно беспокоиться о деньгах? Когда спор утихал, я пытался объяснить маме, что дело не в том, что я не благодарен ей за всё, что она делала для нас, или за всё, что у нас было. Просто и тогда, и позже я чувствовал эту постоянную внутреннюю борьбу, а этот спор о верности и неверности идей о недостатке и о деньгах продолжался многие годы – и внутри меня, и с другими людьми.

Каждый раз, когда я срывался, моя мама (а потом мои девушки и друзья) говорили мне одно и то же: «Но мы же живём лучше, чем другие». Этот ответ мне до сих пор чужд. Во-первых, какое отношение эти «другие» имеют к моей жизни? Во-вторых, каждый раз, когда я сравнивал себя с теми, кто жил лучше, чем мы, – с теми, кто по-настоящему вдыхал и вкушал жизнь, – моя мама, девушки и друзья парировали: «Не надо сравнивать себя с другими». Это был замкнутый круг.

Я повторял себе раз за разом: «Придёт день, когда я стану очень успешным». Но я перестал говорить это маме, потому что каждый раз после этих слов она наклонялась ко мне, обнимала и отвечала: «Почему ты не можешь просто довольствоваться тем, что у нас есть?» А затем снова начинала рассказывать мне, как она заботилась о пятерых своих братьях и сёстрах, когда росла, и при этом у них не было ни денег, ни малейшего представления, чем они будут питаться завтра.

Цикл не прекращался – долгоиграющая пластинка с попыткой разубедить меня в том, что я считал для себя возможным и чего желал. Сколько бы раз я ни пытался убедить себя в маминой логике, так никогда и не складывалось. Папа вкалывает как проклятый, наконец-то покупает идеальный дом, неожиданно умирает, а его семья остаётся без поддержки и дрожит от ужаса каждый раз, когда нужно идти в магазин, – боится, что могут закончиться деньги. Нет уж, спасибо.

Когда я вспоминаю те дни, я понимаю, что был единственным, кто разумно смотрел на то, как действительно устроен мир.

Одержимость плохим

В то время я ничем не мог помочь своей семье. Я был молод, расстроен нашим положением и, честно говоря, просто не знал, как помочь. У меня было слишком много свободного времени, а вот хорошего и сильного примера не было; и не было никого, кто бы меня действительно воспитывал. И я успешно превратился в проблемного подростка.

К старшим классам я стал тем ещё подарочком – нахальным самоуверенным выскочкой, к тому же я не держал язык за зубами. Я мешал вести уроки, и меня нередко выгоняли из класса. Не говоря уже о том, что я постоянно водился с девушками игроков американского футбола и поэтому каждую неделю ввязывался в драки с игроками футбольной команды. В общем, я создавал больше проблем, чем моя бедная мама могла решить.

К моменту выпуска из школы я уже связался с плохой компанией: я пил, курил и пробовал различные наркотики, которые превратились в каждодневную привычку. В шестнадцать я начал курить травку, а к девятнадцати принимал вообще всё подряд – всё, что было доступно. Чего я только не перепробовал! Разве что не кололся. У меня появились огромные ежедневные проблемы с наркотиками.

В университет я поступил, а произошло это потому, что прежде, чем отец умер, мама пообещала ему, что все дети получат высшее образование. Я считал, что обязан там учиться, хотя и не видел в этом смысла. В университете я впустую потратил пять долгих лет: в аудитории я совершенно не слушал преподавателей, почти ничего не вынес из обучения, но в то же время мои оценки были достаточно высокими для того, чтобы меня не отчислили. В итоге я закончил обучение с дипломом бухгалтера, который я вообще не собирался использовать, и в придачу – с долгом за обучение в 40 000 долларов.

Не очень-то приятная картина. В двадцать три я весил где-то по меньшей мере на десять килограммов меньше, чем надо, а моё лицо посерело из-за наркотиков. Я стал паршивой овцой семьи. Пусть я и ранее декларировал во всеуслышание, что хочу разбогатеть, но на тот миг у меня не было ни способностей, ни самоуважения, ни целей, ни пути. Мне удалось получить работу в автосалоне, но там не было для меня никаких перспектив.

А потом случился настоящий подарочек. Из-за того, что я общался не с теми людьми и был одержим не тем, чем нужно, меня избили до полусмерти. Три дня я пролежал в больнице после того, как чуть не истёк кровью в своей квартире. Понадобилось семьдесят пять швов, чтобы зашить лицо и голову. Даже моя родная мать меня не узнала. Эти шрамы до сих пор видны около глаз и у рта.

Те, кто любил меня и верил в меня, не знали, как мне помочь. Чёрт побери, я и сам не знал, как себе помочь. Не изменился я и после того, как меня избили почти до смерти в собственном доме. Каждый день я клялся себе самому: «Сегодня я не буду принимать наркотики», а через считаные секунды я нарушал данное себе обещание и брался за старое.

Скажу честно: прошло два года и не поменялось ровным счётом ничего. Каждый день я принимал наркотики и ненавидел свою жизнь: свою работу, продажи машин, своих коллег, приятелей и квартиру, в которой жил. Да и себя я тоже ненавидел. Единственное, что мне было по-прежнему дорого, – это мой шестидесятикилограммовый доберман по кличке Капо[1], который жил у меня вот уже шесть лет, но даже им я стал пренебрегать. Те, кто любил меня, беспокоились, а все те, кто хотел верить в меня, разочаровались. Я был и на мели, и на самом дне со всех точек зрения: финансовой, эмоциональной, духовной и даже физической.

В те выходные, когда мне исполнилось двадцать пять, я навестил маму: она жила недалеко от той дыры, что я снимал за двести семьдесят пять долларов в месяц. Я появился у нее на пороге «под кайфом»: язык заплетался и распух от барбитуратов. Мама, сытая мной по горло, наконец поставила мне ультиматум: «Не приходи сюда больше, пока не приведёшь свою жизнь в порядок».

Я понял, что нужно измениться, – или же я умру, и даже не будет возможности доказать ни себе, ни маме, что я чего-то стою.

Я сказал владельцу автосалона, в котором работал, что мне нужна помощь в том, чтобы справиться с наркозависимостью, но он предложил мне самому в этом разобраться. Это был первый раз, когда я признался кому-то, что я не справлюсь сам. Я ответил: «Если бы я мог бросить сам, я бы сделал это ещё пять лет назад».

Через несколько дней один друг семьи помог мне попасть в реабилитационный центр. Я был преисполнен одновременно и ужаса, и надежд.

Двадцать девять дней спустя, когда страховое покрытие закончилось и центр больше не мог получать за меня денег, меня выпустили обратно в мир, из которого я ушёл. Единственная польза от этого центра была в том, что я понял: я могу прожить без наркотиков двадцать девять дней.

Когда я выходил оттуда, мой куратор дал мне на прощание «тумака». «У тебя ничего не получится, – сказал он, – ты дефективный человек. У тебя характер со склонностью к зависимости, и это болезнь, от которой ты никогда не излечишься. У тебя нет власти и контроля ни над болезнью, ни над своей жизнью, а твои шансы, что ты слезешь с наркотиков, – дырка от бублика. Лучшее, чего ты можешь теперь добиться в жизни, – это больше никогда их не употреблять. Если попробуешь посвятить себя чему-то другому, то сорвёшься и снова подсядешь. Так что забудь про все свои грандиозные мечты о деньгах, славе и успехе».

Ого, какие слова. Как тут не вдохновиться.

Просьба о помощи была для меня большим шагом; в то же время, хоть реабилитационный центр и помог мне слезть с наркотиков, он ни в коей мере не излечил меня полностью, не вернул мне себя и не помог разобраться с причинами, по которым я вообще изначально подсел на наркотики. Я вышел из центра таким же сломленным, как и вошёл. На самом деле моя неуверенность в своей жизни и своих способностях только возросла, потому что мой разум больше не был затуманен. И это называется «выздоровлением»? Я не выздоровел. Наоборот, впервые в жизни я остро ощутил, насколько я слаб и уязвим.

Как только двери центра закрылись за мной, я дал себе твёрдое обещание, что никогда больше не вернусь к наркотикам. Также я твёрдо решил, что направлю ту самую «склонность к зависимости», которая будто бы погубит меня (в чём очень хотел убедить меня куратор), на то, чтобы заново выстроить свою жизнь.

Как я снова разжёг «хорошую» одержимость

Вернувшись в свою квартирёнку, где компанию мне составляла лишь собака, я сел за кухонный стол с листком бумаги в руках.

На реабилитации нас просили много писать, но только о прошлом: о всём вреде, который ты нанёс, и о всём том плохом, что с тобой случилось. «Довольно», – подумал я. Пора было смотреть в будущее. Настало время смотреть не на дорогу позади, а на путь впереди.

Я стал записывать, чем я хочу заняться и чего добиться в своей жизни. Мне хотелось, чтобы семья гордилась мной. Да и сам я стремился гордиться собой. Как безумно мне хотелось доказать куратору, что он не прав. Я написал, что хочу исправить все свои ошибки, что нужно начать уважать общество и его законы. Мне хотелось доказать миру, что я чего-то стою; быть богатым и успешным, уважаемым бизнесменом и человеком, который помогает другим, – как я некогда обещал маме. Все эти желания просто струились наружу, когда я дал себе волю писать о будущем. Я продолжал писать – о том, что хочу однажды опубликовать книги и стать мастером продаж. Я даже написал, что стану мужем и отцом.

Я вспомнил, что я сказал маме, когда мне было шестнадцать, перед тем как всё пошло под откос: «Когда я вырасту, я стану богатым, чтобы больше никогда не беспокоиться о том, хватит ли денег. А после этого я помогу ещё многим людям». И тогда я понял, что наркотики стали для меня проблемой не из-за моей одержимости именно ими, а потому что я сдался и отказался от всего того, чем был одержим в детстве, особенно от успеха.

У нас в США есть старая поговорка «Будешь с чем-то биться – оно не прекратится» («What you resist will persist» по-английски). В России говорят: «За что боролись, на то и напоролись». Когда я боролся с моим призванием быть мастером, быть успешным, когда я подавлял свою одержимость хорошими целями, вся эта энергия во мне устремлялась на разрушительные поступки – я напоролся на «плохую одержимость». В тот вечер я принял решение: никогда больше не бороться с моим желанием быть успешным, а ещё я решил помогать другим.

Я понимал, что первым шагом на пути к успеху было помочь самому себе. Как можно было помогать другим, пока я не привёл свою собственную жизнь в порядок? Если я хотел, чтобы люди верили и доверяли мне, мне нужно было вернуть себе чувство собственного «я». Но с чего же начать? У меня не было друзей. Моя бывшая девушка, тоже наркоманка, теперь спала с наркоторговцем. Всё, что у меня было, – это работа в автосалоне.

Хотя я и ненавидел эту работу, я решил посвятить себя ей целиком и использовать её как трамплин. Я решил изучить всё, что можно, о продажах (особенно автомобилей), а в свободное время рассказывал людям всю правду о наркотиках и о том, как они вредны. Я решил целиком перенаправить свою всепоглощающую энергию в одно русло: выстроить свою жизнь так, как я этого хочу.

В тот вечер, написав свой манифест новой жизни, впервые за долгие годы я лёг спать воодушевлённый и с чистой головой.

На следующее утро я пришёл в автосалон на час раньше. Я был смущён, застенчив и беспокоился о том, что обо мне подумают; мне не хватало уверенности в себе, и я не знал, с чего начать. Я был очень рад, что владелец принял меня обратно с распростёртыми объятиями. Позднее я понял, что, скорее всего, он спас мне жизнь – тем, что вернул мне работу и тем самым дал мне возможность привести мою жизнь в порядок.

В первый день было неловко, но он прошёл удачно. Я даже что-то продал. С работы я ушёл последним; скорее всего, я просто боялся возвращаться домой. Свободное время было для меня угрозой, так как я знал, что если мне станет скучно или у меня не будет полезного занятия, то я рискую вернуться к старому.

Шесть месяцев спустя я всё ещё не сорвался (не вернулся к наркотикам), а моя преданность своему манифесту и моё стремление оставаться «чистым», желание снова выстраивать свою жизнь и добиваться успеха наконец-то начали приносить плоды. Я стал лучшим продавцом в автосалоне. Я работал лучше тех, кто был в команде уже долгие годы, а они стояли и почёсывали голову, гадая, в чём же мой «секрет». Они думали – это из-за того, что я больше не принимал наркотики.

Не угадали! Конечно, я не смог бы добиться таких результатов под действием наркотиков, но секрет был не только в том, чтобы их не принимать. Я знал многих, кто прошёл лечение от наркомании, но в работе не преуспевал. «Секрет» был в том, что вместо одержимости пагубными привычками я снова дал себе разрешение быть одержимым успехом – с той же невинностью и энергией, как в детстве. Теперь я не предавал свою страсть к успеху, а проникся ей.

Я немного вдохнул аромат настоящей жизни и впервые стал по-настоящему зарабатывать, откладывая всё, что получал. И что более важно: в первый раз за много лет я нравился себе. Моё самоуважение постепенно возвращалось, всё больше и больше я чувствовал былую удаль и прежнюю веру в себя. Дорога до настоящего успеха, о котором я мечтал, была ещё долгой, но я наконец-то знал, что шагаю по верному пути.

Впервые я делал именно то, что обещал. Я просыпался в своей маленькой квартире, кормил собаку, принимал душ и за завтраком смотрел очередной ролик о продажах. Твёрдо решив стать лучшим из лучших, по дороге на работу я каждый день слушал плёнки о продажах и о самосовершенствовании. В первый год я потратил около семисот часов на то, чтобы усовершенствовать свои навыки продаж. Я приезжал на час раньше других, и часто после десяти вечера я всё ещё был на работе. В свободное от работы время я старался помочь наркоманам.

Каждый месяц я превосходил себя: больше продавал, больше зарабатывал и больше самоутверждался. Каждый месяц я был всё дальше от того, что было в прошлом.

Месяцы превратились в годы, и к двадцати восьми я был уже совсем не похож на того парня-наркомана. Я стал достойным профессионалом и входил в один процент самых лучших продавцов во всей сфере автопродаж. И мыслить я начал масштабнее – даже баловал себя грандиозными планами о том, как однажды стану легендой в продажах: как те мастера, у которых я тогда чему-то учился каждый день. Я мечтал, что прославлюсь на весь мир знанием продаж и научу миллионы людей этим навыкам; что, быть может, когда-нибудь я даже напишу об этом книги и создам программы обучения, чтобы помочь другим продавцам. Я поступил полностью вопреки совету куратора и целиком посвятил себя своим новым увлечениям. Я был неудержимо одержим своими целями, жизнь улучшалась, работа приносила плоды, а будущее становилось таким, как в моих детских мечтах.

Успех стал моим новым «наркотиком», и я наконец-то начал понимать, как направить мой столь склонный к одержимости характер себе на пользу, а не во вред. Мне очень нравился такой поворот в моём мышлении, и поэтому я был удивлён и расстроен, когда те люди, которые верили в меня и ежедневно работали со мной, в штыки восприняли мою новую философию. Я помню, как мой друг подошёл ко мне и сказал: «Ты променял одну зависимость на другую». Я поверить не мог, что кто-то может сравнить гибельную привычку с моим новым твёрдым решением достичь успеха.

Но не только он так думал. Беспокоились многие. Они радовались, что я больше не принимаю наркотики, но не могли понять, что для меня было мало просто избавиться от зависимости. Коллеги говорили: «Жизнь – это не только работа». Даже владелец автосалона сказал: «Мне кажется, тебе соит взять небольшой отпуск и отдохнуть». Моя семья переживала, что я истощу себя работой и вернусь к старому.

Ну уж нет. Я побывал в болоте и не собирался туда возвращаться. Моё падение на самое дно позволило мне оттолкнуться обратно, и теперь я хотел подпрыгнуть как можно выше. «Если я мог опуститься так низко и всё же выжить, – размышлял я, – как высоко получится подняться?»

Как бы это ни беспокоило других, но именно благодаря моей одержимости успехом жизнь снова казалась мне прекрасной, свежей и полной надежд. Я начинал по-настоящему понимать всю силу этого чувства и все возможности, которые оно открывает.

Одержимость – это дар

Моя одержимость успехом никогда не создавала мне проблем в жизни. Её отрицание – вот что приводило к проблемам. Наркотики просто стали иным руслом для моей одержимости в то время, когда я подавлял в себе идеи и мечты о великих свершениях. На самом деле всегда, когда я заглушал своё желание создать прекрасную жизнь, я поддавался соблазнам, которые приводили к беде.

Когда вы научитесь управлять своими стремлениями и направлять свою страсть, вы станете могущественным и неудержимым и сможете претворить в жизнь все свои мечты. У вас получится создать себе ту жизнь, которой вы заслуживаете, – полную одержимости, но при этом без тех неврозов и пагубных привычек, которые так часто подразумевают под этим словом и путают с той хорошей «одержимостью», о которой рассказываю вам я.

Когда я наконец перестал бороться со своим неугомонным характером и начал лелеять свои «одержимости», всё изменилось. Вся моя энергия как будто ожила, когда я перестал оправдываться за свои стремления, душить и принижать свои мечты об успехе и одурманивать себя наркотиками. Настоящую жизнь я вдохнул лишь тогда, когда начал изучать других «одержимых» людей и перестал советоваться с теми, кто довольствовался такой жизнью, как у всех; результатами и доходом, как у всех; «всем, как у всех» – с теми, кто не был одержим ничем вообще, кроме как желанием оправдать идею «быть как все».