Вечная жизнь Смерти Цысинь Лю
Под пронизывающим взором Уэйда Чэн Синь почудилось, что он указывает на нее не пальцем, а мечом. Она беспомощно оглянулась. Кто она такая здесь, чтобы раскрывать рот?
– Вижу, без ВД не обойтись, – заметил Уэйд.
Чэн Синь совсем запуталась. Что такое ВД? Вечный двигатель? Валовой доход?
– Ты же китаянка! Как ты можешь не знать, что такое ВД?
Чэн Синь посмотрела на пятерых других китайцев в зале совещаний. Они тоже ничего не понимали.
– Во время Корейской войны американцы обнаружили, что простой китайский солдат, захваченный в плен, немало знает о планах командования. Оказалось, что ваши офицеры сообщали планы сражений даже рядовым, чтобы те могли поучаствовать в обсуждении и, быть может, придумать что-нибудь получше. Конечно, если вам суждено попасть в плен к трисолярианам, мы не хотим, чтобы вы знали настолько много.
Кое-кто из присутствующих рассмеялся. Чэн Синь наконец поняла: «ВД» означает «военную демократию». Участники совещания горячо поддержали предложение Уэйда. Разумеется, элитные эксперты не ожидали от простого инженера никаких гениальных идей. Но большинство экспертов были мужчинами. Если они дадут Чэн Синь выступить с предложением, то получат прекрасный предлог, чтобы поглазеть на ее фигуру. Чэн Синь всегда старалась одеваться консервативно, но постоянно сталкивалась с подобным нежелательным вниманием к себе.
Чэн Синь начала:
– Я подумала…
– Вы придумали, как можно переломить или хотя бы погнуть физические законы? – бросила пожилая француженка Камилла, весьма уважаемый и опытный консультант Европейского агентства космических исследований. Она с презрением смотрела на Чэн Синь, как будто той вообще было не место на совещании.
– Скорее как их обойти. – Чэн Синь вежливо улыбнулась Камилле. – Наиболее ценным для нас ресурсом являются запасы ядерных бомб во всем мире. Если не случится технологического прорыва, они станут самым мощным источником энергии, который мы способны вывести в космос. Теперь представьте себе космический корабль или зонд, оснащенный радиационным парусом наподобие солнечного – тонкой пленкой, отражающей излучение. Если мы станем периодически взрывать бомбы позади паруса…
Раздалось несколько смешков. Камилла смеялась громче всех:
– Дорогая, спасибо за картинку из комикса! Твой корабль набит бомбами и несет огромный парус. На корабле летит астронавт, удивительно похожий на Арнольда Шварценеггера. Он бросает позади себя бомбы, те взрываются и толкают корабль вперед. Какая прелесть! – Когда все присутствующие присоединились к веселью, она продолжила: – Загляни в свои конспекты за первый курс колледжа и скажи: во-первых, сколько бомб потребуется загрузить в твой корабль и, во-вторых, какого ты достигнешь ускорения при таком соотношении тяга-вес?
– Ей не удалось даже погнуть физические законы, но проект удовлетворяет другому требованию шефа, – засмеялся другой консультант. – Как жаль, что такую хорошенькую девушку привлекло очарование грубой силы! – Хохот в зале стал оглушительным.
– Бомбы будут не на корабле, – спокойно пояснила Чэн Синь. Смех как ножом отрезало, будто она прижала рукой звенящий гонг. – Зонд состоит из небольшой капсулы с датчиками, прикрепленной к большому парусу. Он легок, как перышко, и без труда разгонится под давлением излучения ядерных взрывов.
В комнате вдруг стало тихо. Все старались прикинуть, где же можно разместить такие бомбы. Когда все смеялись над Чэн Синь, Уэйд сохранял хладнокровие. Но теперь по его лицу поползла уже знакомая улыбка – словно вода просачивалась сквозь трещину во льду.
Чэн Синь вытащила из кулера стопку бумажных стаканчиков и расставила их на столе в ряд.
– Мы воспользуемся традиционными химическими ракетами и заранее разместим бомбы вдоль первого сегмента траектории зонда. – Она провела карандашом вдоль ряда, от стаканчика к стаканчику. – Когда зонд пролетает мимо бомбы, мы ее взрываем, давление света надувает парус, и зонд разгоняется.
Мужчины наконец оторвали взгляд от фигуры Чэн Синь. Теперь они всерьез прислушивались к ее предложению. Лишь Камилла продолжала смотреть на Чэн Синь как на постороннюю.
– Назовем эту технологию «попутным разгоном». На этом начальном сегменте зонд ускоряется. Время разгона составит ничтожную долю времени в пути. По грубой оценке, если мы применим тысячу бомб, их можно расставить вдоль отрезка в пять астрономических единиц, от Земли до Юпитера. Но можно сжать этот участок до расстояния от Земли до Марса. Сегодняшним технологиям такая задача по силам.
Присутствующие начали перешептываться. Понемногу голоса становились громче, энергичнее – словно моросящий дождик переходил в ливень.
– Я так понимаю, что эта идея пришла тебе в голову не пять минут назад, – заметил Уэйд. Он внимательно следил за обсуждением.
Чэн Синь улыбнулась в ответ:
– Такой метод хорошо известен в аэрокосмических кругах. Станислав Улам[14] изобрел импульсный ядерный двигатель еще в 1946 году.
– Доктор Чэн, – вмешалась в обсуждение Камилла, – мы все отлично знаем, что такое импульсный ядерный двигатель. Но все прежние идеи основывались на том, что топливо будет храниться на борту корабля. Размещение бомб вдоль трассы разгона – ваше изобретение. По крайней мере, я о таком никогда не слышала.
Разгорелась дискуссия. Эксперты вгрызлись в идею Чэн Синь, как стая голодных волков в кусок свежего мяса.
Уэйд снова ударил кулаком по столу:
– Довольно! Не углубляйтесь пока в подробности. Мы не обсуждаем сейчас, можно ли реализовать эту идею. Мы пытаемся понять, стоит ли вообще затевать такое обсуждение. Сконцентрируйтесь на серьезных препятствиях.
После недолгого молчания ответил Вадимов:
– У этого предложения есть одно важное достоинство: приступить к работе очень просто.
Все сразу же поняли, о чем говорит Вадимов. В первой фазе проекта «попутного разгона» потребуется вывести на околоземную орбиту значительное количество ядерных бомб. Человечество не только располагало такой технологией – бомбы уже находились на средствах доставки. Нужно только перепрограммировать стоящие на боевом дежурстве ракеты. И американские «МХ», и русские «Тополи», и китайские «Дунфэни» могли доставить боеголовки на низкую орбиту. На это способны даже ракеты среднего радиуса действия, если оснастить их ускорителями. Принятый после начала Кризиса договор о разоружении предписывал их уничтожить. Запустить ракеты на орбиту окажется намного дешевле.
– Превосходно. Давайте отвлечемся на минуту от предложения Чэн Синь. У кого есть другие идеи? – Уэйд обвел комнату взором.
Несколько человек хотели было что-то сказать, но решили промолчать. Никто из них не считал свою идею лучше «попутного разгона» Чэн Синь. Вскоре взгляды присутствующих снова сфокусировались на ней – на сей раз с совершенно иным выражением.
– Мы проведем еще два мозговых штурма, попытаемся придумать что-нибудь другое. Параллельно приступим к анализу осуществимости проекта «попутного разгона». Ему нужно дать название.
– Зонд будет набирать скорость шаг за шагом после каждого взрыва… наподобие подъема по ступенькам, – стал рассуждать Вадимов. – Давайте назовем проект «Лестница». Кроме требования достичь одного процента от скорости света, у нас будет ограничение по массе зонда.
– Мы можем изготовить тонкий и легкий парус, – предложил специалист из России, однажды имевший дело с неудавшимся проектом солнечного паруса. – Доступные уже сегодня материалы позволят создать парус площадью пятьдесят квадратных километров и массой около пятидесяти килограмм. Этого должно хватить.
– В таком случае основной проблемой станет масса капсулы зонда.
Все повернулись к присутствующему на совещании главному конструктору зонда «Кассини-Гюйгенс».
– Нам потребуются аппаратура для наблюдений, антенна и радиоизотопный источник питания, чтобы передать сигнал из облака Оорта. Обойдемся двумя или тремя тысячами килограмм.
– Не пойдет! – потряс головой Вадимов. – Чэн Синь ясно сказала: «легкий, как перышко»!
– Если ограничиться самыми основными датчиками, может быть, хватит и одной тысячи килограмм. Но я не гарантирую, что уложимся, – мне практически не с чем будет работать!
– Придется уложиться! – отрезал Уэйд. – Вместе с парусом зонд должен весить не больше одной тонны. Мы бросим все силы человечества на разгон тысячи килограмм полезного груза. И будем надеяться, что тонна – это не слишком много.
Всю следующую неделю Чэн Синь удавалось поспать только в самолетах. В составе образованной Вадимовым рабочей группы она носилась между космическими агентствами США, Китая, России и Европы, согласовывая порученный им анализ осуществимости проекта «Лестница». За одну неделю она посетила больше стран и городов, чем за всю предшествующую жизнь, но видела их лишь сквозь окна автомобилей и конференц-залов.
Поначалу рабочая группа полагала, что сможет скоординировать работу всех космических агентств, но это оказалось политически невозможно. В результате каждое ведомство провело независимый анализ. С одной стороны, рабочая группа могла сравнить расчеты и убедиться в их точности; но с другой стороны, для АСР прибавилось работы. Чэн Синь никогда еще не вкладывала ни в один проект столько сил; впрочем, это ведь было ее детище.
Все четыре агентства быстро представили свои версии предварительного заключения, и они практически совпали. Хорошей новостью оказалось то, что площадь паруса можно сократить до двадцати пяти квадратных километров; а если воспользоваться новейшими материалами, то масса паруса уменьшится до двадцати килограмм.
Затем шла очень плохая новость: чтобы достичь требуемой скорости – 1 процент от световой, – массу всего зонда необходимо сократить на 80 процентов – до двухсот килограмм. С учетом массы паруса на капсулу с приборами наблюдения и связи оставалось лишь 180 килограмм.
Когда сообщили Уэйду, тот и бровью не повел.
– Нашли над чем киснуть. У меня новости еще хуже. На последней сессии СОП резолюцию по программе «Лестница» отклонили.
Из семи постоянных членов СОП четверо проголосовали «против» – с удивительно схожими основаниями. Делегатов, в отличие от технарей АСР, технология не интересовала. Свои возражения они аргументировали тем, что зонд не сможет предоставить существенной разведывательной информации. Как выразился представитель США, «практически бесполезен».
Проект «Лестница» не предусматривал торможения зонда. Даже если учесть, что флот Трисоляриса к тому времени значительно снизит скорость, зонд пролетит мимо него с относительной скоростью около пяти процентов от световой – если, конечно, один из кораблей не осуществит перехват аппарата землян. У зонда будет лишь несколько секунд на сбор информации о противнике. Поскольку в легкой капсуле не останется места для активных сенсоров, таких как радиолокатор, придется ограничиться пассивными датчиками. Большая их часть рассчитана на прием электромагнитных сигналов, но технология Трисоляриса далеко обогнала земную; скорее всего, противник пользуется не электромагнитным излучением, а нейтрино или гравитационными волнами. Эти технологии человечеству недоступны.
Более того, благодаря вездесущим софонам план посылки зонда будет совершенно прозрачен для врага, что сведет на нет все шансы на успех разведывательной миссии. Проект потребует грандиозных затрат и не принесет почти никакой пользы. Ценность плана будет чисто символической, поэтому великие державы и не проявили к нему интереса. Три других постоянных члена СОП проголосовали «за» просто потому, что их заинтересовала технология разгона.
– И в этом СОП совершенно прав, – признал Уэйд.
Все молча оплакивали проект. Чэн Синь огорчалась больше всех, но утешала себя тем, что она предложила неплохую для молодого инженера без опыта идею и многого достигла. Она даже не ожидала такого успеха.
– Мисс Чэн, ты чего нос повесила? – голос Уэйда прервал ее раздумья. – Может, считаешь, что мы отступмся от работы по «Лестнице»?
Собравшиеся, не находя слов, уставились на Уэйда.
– Так вот, мы не собираемся останавливать «Лестницу»! – Уэйд встал и принялся расхаживать по комнате совещаний. – С этой самой минуты, над чем бы вы ни работали – над «Лестницей» или какой другой программой – вы не останавливаетесь, пока я не скажу вам остановиться! Поняли? – С лица Уэйда спала маска безразличия, и он взревел, как бешеный зверь: – Мы пойдем вперед! Вперед! Мы ни перед чем не остановимся!
Уэйд стоял как раз позади Чэн Синь. Ей показалось, что за спиной взорвался вулкан. Она съежилась и чуть было сама не закричала.
– Что будем делать дальше? – спросил Вадимов.
– Пошлем человека.
Голос Уэйда стал опять ровным и бесстрастным. Испуганные его воплем участники совещания не сразу догадались, что предлагает Уэйд. Он говорил не об отправке парламентера в СОП – нет, он решил послать живого разведчика во тьму и холод облака Оорта, удаленного на один световой год от Земли, чтобы следить за приближающимся врагом.
Уэйд пнул ножку конференц-стола и откатился на кресле в глубь комнаты, чтобы сидеть позади собравшихся и наблюдать за ходом обсуждения. Но никто не проронил ни слова. Повторялась ситуация недельной давности, когда Уэйд впервые потребовал послать зонд навстречу вражескому флоту. Люди раздумывали над словами шефа. Вскоре они поняли, что идея не настолько смехотворна, как показалось вначале.
Технология гибернации стала сравнительно надежной. Разведчик большую часть пути может провести в анабиозе. Если он весит 70 килограмм, на долю оборудования и капсулы, похожей на гроб, остается 110 килограмм. Но что потом? Через двести лет зонд встретится с кораблями флота. Как разбудить посланца и что он сможет сделать?
Все эти соображения прокручивались в головах собравшихся, но никто не спешил заговорить. Уэйд, похоже, прочел их мысли:
– Мы пошлем представителя человечества в самое сердце врага!
– Но тогда, значит, расчет идет на то, что флот Трисоляриса перехватит наш зонд, – сказал Вадимов. – Потом разбудит нашего разведчика и оставит на борту.
– Очень даже вероятно, что так и случится. – Уэйд поднял глаза к потолку. – Разве нет?
Участники совещания поняли, что он адресовал последние слова софонам, кружащим вокруг них, словно привидения. Неведомые сущности на планете, отдаленной на четыре световых года, тоже «участвовали» в этом совещании. Люди часто забывали о вездесущих софонах; а когда вспоминали, то помимо страха ощущали себя ничтожными муравьями под лупой в руках любопытного и жестокого ребенка. Как можно сохранить уверенность в себе и своих планах, если враг разберется в них раньше, чем ты доложишь своему начальнику? Человечество с трудом привыкало к новым правилам ведения войны, – правилам, по которым враг знает все твои секреты.
Но теперь Уэйд сумел слегка изменить ситуацию и сделать осведомленность врага залогом успеха. Трисолярис узнает, по какой траектории полетит зонд, и без труда сможет его перехватить. Софоны предоставили трисолярианам массу информации о человеческом обществе, но еще ценнее завладеть живым представителем вида для детального изучения.
При обычном противостоянии разведслужб нет смысла посылать шпиона, о котором противник знает. Но это не обычная война. Сама по себе отправка представителя человечества к флоту Трисоляриса станет смелым ходом. Какая разница, если трисоляриане заранее узнают, кто этот представитель? АСР даже не требовалось планировать действия своего агента по прибытии в расположение врага. Он и сам сориентируется, что ему делать; возможностей море. Идея Уэйда становилась еще привлекательнее потому, что разум трисоляриан открыт друг для друга; они беззащитны перед военной хитростью.
Мы пошлем представителя человечества в самое сердце врага.
Порой новая технология способна перевернуть общество, но пока она в младенчестве, не каждому человеку по силам оценить ее перспективы. Например, когда изобрели компьютер, его воспринимали как подспорье для математика, а кое-кто даже заявлял, что пяти машин хватит на весь мир. То же самое произошло с искусственной гибернацией. Пока она оставалась фантастикой, люди ограничивались мнением, что гибернация поможет неизлечимо больным дожить до тех дней, когда врачи научатся бороться с заболеванием. Иные, как следует подумав, утверждали, что гибернация найдет применение в длительных межзвездных полетах. Но как только гибернация стала явью, социологи поняли: она неузнаваемо изменит человеческую цивилизацию.
И все это опиралось на одну простую идею: «Завтра будет лучше, чем сегодня».
Вера в лучшее будущее зародилась лишь за несколько веков до Кризиса и заслуженно считалась недавним изобретением. Раньше над ней только посмеялись бы. По сравнению с классическим Римом средневековая Европа обнищала и морально деградировала. В Китае жизнь простого народа в годы династий Вэй, Цзинь, Южной и Северной стала хуже, чем при только что окончившейся династии Хань. А династии Юань и Мин по всем параметрам проигрывали более ранним Тан и Сун. Но после промышленной революции жизнь стала неуклонно налаживаться, и вера человечества в светлое будущее крепла день за днем.
Эта вера росла вплоть до Трисолярианского кризиса. Холодная война закончилась много лет назад. Оставалось лишь несколько досадных неприятностей, вроде загрязнения окружающей среды. Появлялось все больше товаров, качество жизни росло; изобилию, казалось, не будет конца. Если спросить людей, чего они ожидают от будущего, они дали бы разные ответы о жизни в ближайшие десять лет, но мало кто усомнился бы, что через сто лет человечество будет жить как в раю. В это нетрудно поверить – достаточно сравнить сегодняшний образ жизни с тем, как люди жили сто лет назад!
Но если гибернация стала реальностью, что тогда удерживает тебя в настоящем?
С точки зрения социолога, даже технология клонирования людей оказалась безобиднее гибернации. При клонировании возникали моральные проблемы, но они волновали только тех, кто придерживался христианского мировоззрения. Гибернация приводила к осложнениям практического толка, которые оказывали влияние на всю человеческую расу. Как только гибернация станет коммерчески доступна, все, у кого найдутся деньги, сбегут в рай будущего – а остальным придется остаться в сравнительно суровом настоящем и строить для них этот рай. Но самой опасной и наиболее привлекательной приманкой будущего стало бессмертие.
Узнавая о новых и новых достижениях биологии, люди начинали верить, что через столетие или два удастся побороть саму смерть. Те, кто ляжет в гибернацию, сделают первый шаг навстречу вечной жизни. Впервые в истории смерть перестала уравнивать бедняка и богача. Последствия даже представить невозможно.
Возникшую ситуацию позже закономерно сравнивали с волнениями вокруг эскапизма, зародившегося сразу после Кризиса. В дальнейшем историки назовут этот процесс «ранним эскапизмом», или «эскапизмом сквозь время». По этой причине до Кризиса правительства всех мировых держав сдерживали технологию гибернации; она находилась под еще более жестким контролем, чем клонирование.
Но Трисолярианский кризис все изменил. За одну ночь рай будущего превратился в сущий ад. Будущее не привлекало даже смертельно больных: что, если они проснутся в охваченном пламенем мире, где для них не найдется даже таблетки аспирина?
Поэтому после Кризиса ограничения на исследования в области гибернации сняли. Вскоре технология гибернации вышла на коммерческий рынок, и человеческая раса овладела своим первым инструментом для движения сквозь время.
Эра Кризиса, годы 1–4-й
Чэн Синь
Чтобы ознакомиться с технологией гибернации, Чэн Синь отправилась на остров Хайнань, в город Санья.
Тропический остров казался странным местом для размещения самого большого на планете исследовательского центра гибернации, одного из подразделенийАкадемии медицинских наук Китая. Когда на материке стояла глубокая зима, здесь правила весна.
Белое здание центра пряталось за пышной растительностью. В его лабораториях около дюжины добровольцев лежали в краткосрочном экспериментальном анабиозе. Пока еще никого не погружали в холодный сон на столетия.
Первым делом Чэн Синь спросила, возможно ли довести вес аппаратуры до ста килограмм.
Директор института рассмеялся:
– Сто килограмм? Да мы сочтем за счастье, если облегчим его до ста тонн!
Директор преувеличивал, но не слишком. Он провел Чэн Синь по отделам центра и объяснил, что технология искусственной гибернации не совсем такая, какой ее представляет себе широкая публика. Например, для нее не нужны сверхнизкие температуры. Сначала всю кровь замещают хладостойким кровезаменителем, потом тело охлаждают до минус пятидесяти градусов и запускают аппарат искусственного кровообращения для поддержания минимального уровня биологической активности.
– Очень похоже на «режим сна» у компьютера, – объяснил директор.
Общий вес оборудования – капсулы гибернатора, систем жизнеобеспечения и охлаждения – составлял около трех тонн.
Как только Чэн Синь начала обсуждать с инженерами, как можно снизить вес установки, ее осенило: если температура тела должна оставаться около —50 градусов Цельсия, в условиях глубокого космоса капсулу гибернатора придется не охлаждать, а подогревать! Температура космического пространства за пределами орбиты Нептуна немногим отличается от абсолютного нуля[15]. В сравнении с ней —50 градусов внутри гибернатора покажутся раскаленной печью. Поскольку на дорогу уйдет одно или два столетия, без радиоизотопного генератора не обойтись. Директор центра не сильно преувеличил, когда заявил о сотне тонн оборудования.
Чэн Синь вернулась в штаб-квартиру АСР и отчиталась о результатах поездки. Рабочая группа изучила материалы, и инженеров опять охватило уныние. Но сейчас они с надеждой смотрели на Уэйда.
– Чего вы на меня уставились? Я не Господь Бог! – Уэйд окинул взглядом комнату совещаний. – Зачем вы здесь, по-вашему, – чтобы получать зарплату и докладывать о неудачах? Нет у меня для вас решений! Поиск решений – ваша работа! – Он изо всех сил пнул ножку стола и от удара отъехал дальше, чем когда-либо. Не обращая внимания на таблички «Не курить!», он зажег сигару.
Участники совещания посмотрели на присутствующих здесь же специалистов по гибернации. Те ничего не сказали, но даже не пытались скрыть свои чувства: им, профессионалам, какая-то кучка фанатиков приказывает совершить невозможное!
– А что, если… – Чэн Синь неуверенно оглянулась. Она еще не привыкла к ВД.
– Вперед! Ни перед чем не останавливаться! – выдохнул в ее сторону Уэйд вместе с облаком дыма.
– Возможно, нам не придется посылать живого человека.
Вся команда посмотрела сначала на Чэн Синь, потом друг на друга, потом на экспертов по гибернации. Те затрясли головами – они тоже не понимали, о чем речь.
– Мы мгновенно заморозим человека до —200 градусов или даже ниже, а потом запустим тело в космос. Не нужно ни систем жизнеобеспечения, ни обогревателя; а контейнер с телом сделаем тонким и легким. Уложимся в 110 килограмм. Для нас такое тело – труп; а для Трисоляриса, может, и нет.
– Очень хорошо, – кивнул ей Уэйд. На ее памяти это был первый раз, когда Уэйд кого-нибудь похвалил.
Встал один из экспертов по гибернации:
– Вы говорите о криоконсервации, а не о гибернации. Самое сложное в реанимации такого тела – предотвратить образование кристаллов льда. Заморозьте тофу, разморозьте – и получите губчатую массу. Впрочем, вряд ли кто-нибудь из вас когда-либо замораживал тофу… – Эксперт, китаец, улыбнулся окружавшим его западным коллегам. – Возможно, у Трисоляриса и найдется такая методика. Возможно, они знают, как разморозить все тело за ничтожное время – за миллисекунду или даже за микросекунду – без того, чтобы превратить его в облако пара.
Чэн Синь почти не следила за обсуждением. Она напряженно размышляла: и кто же станет этим телом, замороженным до —200 градусов и запущенным в глубокий космос? Она изо всех сил старалась двигаться вперед, не задумываясь о последствиях, но от этой мысли ее пробрал озноб.
Программу «Лестница» доработали и снова поставили на голосование в СОП. Уэйд переговорил с несколькими делегатами; по его словам, у «Лестницы» были неплохие шансы. В этой редакции целью программы стал первый контакт человечества и инопланетян, а не просто запуск зонда. Кроме того, человек, отправленный навстречу флоту, мог стать бомбой с часовым механизмом, заложенной в самое сердце врага. Агент, искусно пользуясь превосходством людей в науке хитрости и обмана, потенциально мог изменить ход войны.
Поскольку этим вечером на специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН собирались объявить о проекте «Отвернувшиеся», сессию СОП отложили на час. Сотрудники АСР дожидались в вестибюле зала Генеральной ассамблеи. На предыдущие сессии СОП приглашали только Уэйда и Вадимова; все прочие оставались за дверьми на случай, если СОП решит задать им какой-нибудь технический вопрос. Но на этот раз Уэйд попросил Чэн Синь проследовать за ним и Вадимовым в зал заседаний – высокая честь для скромного технического специалиста невысокого ранга.
Заседание Генеральной Ассамблеи завершилось. Чэн Синь и ее коллеги увидели, как окруженный кольцом репортеров мужчина – должно быть, один из только что назначенных Отвернувшихся – проходит через вестибюль и покидает здание. Поскольку сотрудники АСР работали только над «Лестницей», большинство из них не интересовалось другими проектами; лишь двое-трое вышли наружу, чтобы взглянуть на новоиспеченного Отвернувшегося. Поэтому, когда произошло вошедшее в историю покушение на Ло Цзи, никто из группы АСР не услышал выстрела; они только увидели сквозь стеклянные двери внезапно возникшую суматоху. Чэн Синь вместе с другими работниками АСР выбежала на улицу; ее тотчас же ослепили прожекторы зависших над площадью вертолетов.
– Боже мой, Отвернувшегося убили! – крикнул, подбегая к ней, один из коллег. – Говорят, он получил несколько пуль! Прямо в голову!
– Кого назначили Отвернувшимися? – без особого интереса спросил Уэйд.
– Я и сам не уверен. Мне кажется, что трое из них хорошо известны. Четвертый, тот, кого убили, – ваш соотечественник. – Работник АСР кивнул в сторону Чэн Синь. – Но о нем никто до сих пор не слышал. Самый обычный человек.
– Мы живем в особенное время – «обычных людей» больше нет, – заявил Уэйд. – На совершенно случайного человека могут возложить тяжелую ответственность, а важного чиновника – сместить. – Он взглянул сначала на Чэн Синь, потом на Вадимова. В этот момент секретарь СОП отозвал Уэйда в сторону.
– Он угрожает мне, – прошептал Вадимов Чэн Синь. – Наорал вчера на меня и сказал, что ты без труда меня заменишь.
– Михаил, я…
Вадимов поднял руку, чтобы остановить ее. Яркий луч вертолетного прожектора просвечивал его ладонь насквозь, и та отливала розовым.
– Он не шутит. Наше агентство не обязано придерживаться обычных кадровых процедур. Ты напориста, хладнокровна, трудолюбива, к тому же изобретательна. Ты подходишь к своей работе с гораздо большей ответственностью, чем можно ожидать от человека на этой должности. Редкое сочетание достоинств в твоем возрасте. Синь, я и в самом деле рад, что ты можешь заменить меня – но поверь, я могу делать такие вещи, на которые ты органически не способна.
Вадимов окинул взглядом царящий вокруг хаос.
– Ты не продашь свою мать в бордель. Когда дело доходит до этой особенности нашей профессии, ты все еще дитя. И я бы очень хотел, чтобы ты такой и осталась.
Подошла Камилла с ворохом бумаг в руках. Чэн Синь подумала, что это предварительный отчет о возможности осуществления программы «Лестница». Камилла подержала документы несколько секунд, но затем, вместо того чтобы передать бумаги одному из них, с размаху швырнула их на землю.
– Да пошли они ко всем чертям! – вскричала Камилла, перебивая грохот вертолетов. Несколько прохожих обернулись. – Эти проклятые свиньи способны только копошиться в грязи!
– О ком вы говорите? – спросил Вадимов.
– Обо всех! О человечестве! Полвека назад мы разгуливали по Луне! А сегодня у нас ничего нет, и мы ничего не можем сделать!
Чэн Синь наклонилась и собрала бумаги. Это в самом деле был предварительный отчет. Они с Вадимовым пролистали несколько страниц, но такой сложный технический документ невозможно читать «по диагонали». К ним вернулся Уэйд – секретарь СОП сообщил, что заседание начнется через пятнадцать минут.
В присутствии шефа АСР Камилла немного успокоилась:
– НАСА провело в космосе два испытания прототипа импульсного ядерного двигателя. Все цифры в отчете. Если коротко, то наша капсула по-прежнему слишком тяжела, чтобы разогнаться до требуемой скорости. По их расчетам, масса всего зонда не может превышать пяти процентов от нашего варианта! Пяти процентов! Это же десять килограмм!
– Впрочем, у них нашлись для нас и хорошие новости. Массу паруса можно уменьшить до десяти килограмм. Они сжалились над нами и сказали, что мы можем рассчитывать на пятьсот грамм полезной нагрузки. Но ни граммом больше! Иначе понадобится усилить тросы для паруса; каждый дополнительный грамм полезной нагрузки отзовется тремя граммами тросов. Поэтому в нашем распоряжении только полкилограмма. Ха-ха, точно как наш ангел и предсказывала: «капсула, легкая, как перышко»!
Уэйд улыбнулся:
– Предложим полететь Монье, котенку моей матери. Впрочем, даже ему придется вдвое похудеть.
Когда вокруг него сосредоточенно и с удовольствием работали, Уэйд ходил мрачный, как туча. Когда все падали духом, Уэйд смеялся и шутил. Чэн Синь думала, что у него просто такой стиль руководства. Но Вадимов сказал, что она совсем не разбирается в людях. Настроение Уэйда не имело ничего общего ни со стилем руководства, ни с желанием подбодрить сотрудников. Он всего лишь наслаждался отчаянием других – даже тогда, когда ему самому стоило бы разделить их уныние. Чэн Синь удивилась, что Вадимов, всегда хорошо отзывавшийся о других, так плохо думает об Уэйде. Но сейчас, похоже, Уэйд и в самом деле радовался, глядя на утративших надежду подчиненных.
У Чэн Синь больше не осталось сил. Сказалось многодневное переутомление: колени девушки подкосились, и она опустилась на лужайку.
– Встать! – приказал Уэйд.
Впервые Чэн Синь не исполнила его приказа. Лежа на траве, она прошептала:
– Как же я устала…
– Ты и ты, – распорядился Уэйд, указывая пальцем на Камиллу и Чэн Синь. – С этого момента запрещаю вам вот так терять над собой контроль! Вы должны идти вперед! Не останавливаться ни перед чем!
– Нам некуда идти, – возразил Вадимов. – Остается лишь опустить руки.
– Вам только кажется, что идти некуда – и это потому, что вы не умеете плевать на последствия!
– Что же делать с сессией СОП? Отменить?
– Нет. Продолжаем, как будто ничего не произошло. Но у нас нет времени, чтобы исправить документацию. Зачитаем новый план с трибуны.
– Какой новый план? С котенком весом пятьсот грамм?
– Нет, конечно.
В глазах Вадимова и Камиллы вспыхнул огонек надежды. Чэн Синь тоже собралась с силами и поднялась с земли.
Четвертого Отвернувшегося погрузили в «скорую» и увезли под охраной армейских бронетранспортеров и вертолетов.
На фоне огней Нью-Йорка Уэйд казался черным призраком с глазами, сияющими холодным светом.
– Мы отправим только мозг, – заявил он.
В Китае XIV века, в эпоху династии Мин, военные моряки придумали оружие под названием «Холун Чу Шуй» – «Огненный дракон, взлетающий с воды». Это была многоступенчатая пороховая ракета, схожая по принципу работы с противокорабельными ракетами Общей Эры. К головному снаряду («Холун») привязывали несколько реактивных ускорителей и запускали. Ракета летела невысоко над поверхностью воды. Когда «первая ступень» выгорала, последние крупинки пороха воспламеняли «вторые ступени» – несколько ракет поменьше. Они вылетали из переднего конца ракеты и поражали вражеские корабли.
Оружейники древности также изобрели многозарядный арбалет, предшественник пулемета Общей Эры. Эти механизмы знали и на Западе, и на Востоке. Такие арбалеты китайского производства[16] находят в захоронениях, датируемых IV веком до Р.Х. и позже.
Для создания обоих типов вооружения мастера прошлого взяли примитивную технологию, немного усовершенствовали – и получили выдающееся для своего времени оружие.
То же можно сказать и о программе «Лестница», задуманной в самом начале Эры Кризиса. Опираясь лишь на доступную в то время примитивную технологию, она сумела разогнать небольшой зонд до одного процента от скорости света – достижение, казавшееся невозможным без технологии, которой еще только предстояло появиться через полтора столетия.
Ко времени программы «Лестница» люди уже запустили несколько космических аппаратов за пределы Солнечной системы и сумели посадить зонды на спутники Нептуна. Уже существовали достаточно надежные носители для размещения ядерных бомб вдоль трассы разгона. Однако управление полетом, в ходе которого зонд должен проходить рядом с бомбами, и подрыв каждого заряда в точно рассчитанный момент представили собой серьезнейшие технические проблемы.
Бомбу требовалось взорвать, как только парус пролетит мимо. В момент взрыва расстояние между эпицентром и парусом должно составлять от трех до десяти километров, в зависимости от мощности бомбы. По мере разгона зонда росли требования к точности срабатывания детонаторов. Но даже когда зонд достигнет одного процента от скорости света, погрешность времени подрыва будет все еще исчисляться в наносекундах. Доступная в то время электроника вполне справлялась с такой задачей.
У зонда двигателя не было. Его траектория полностью определялась взаимным расположением взрывающихся бомб. Каждую бомбу снабдили небольшим маневровым двигателем. Парус проходил лишь в нескольких сотнях метров от бомбы. Регулируя эту дистанцию, можно было влиять на угол между парусом и вектором тяги, которая возникала после ядерного взрыва, таким образом корректируя направление полета.
Парус, изготовленный из тончайшей пленки, тянул за собой капсулу с полезной нагрузкой. Весь зонд напоминал огромный парашют, только летящий «вверх». Чтобы близкие ядерные взрывы – от трех до десяти километров позади паруса – не повредили капсулу, тросы пришлось сделать очень длинными, около пятисот километров. Капсулу также защищала многослойная термоизоляция. Каждый взрыв испарял тонкий слой изоляции, охлаждая капсулу и понемногу снижая массу зонда.
Тросы, в десять раз тоньше паутинки и невидимые для глаза, были изготовлены из наноматериала «Летающее лезвие». Сто километров нити весили всего восемь грамм. Трос выдерживал излучение ядерных взрывов и рывки паруса при разгоне.
Но, разумеется, «Холун Чу Шуй» значительно уступал двухступенчатой ракете, а многозарядный арбалет не мог соперничать с пулеметом. Точно так же программа «Лестница» не положила начало новому космическому веку. Она оказалась всего лишь отчаянным предприятием, в котором человечество применило весь набор своих примитивных технологий.
Эра Кризиса, годы 1–4-й
Чэн Синь
Групповые пуски ракет «Peacekeeper MX» продолжались уже более получаса. Дымные следы шести запущенных носителей переплетались и в лунном свете казались серебристой дорогой в небо.
Каждые пять минут по этой дороге поднимался очередной огненный клубок. Тени, отбрасываемые деревьями и людьми, кружились, словно секундные стрелки часов. В первой серии пусков задействовали тридцать ракет – им предстояло доставить на земную орбиту триста ядерных боеголовок мощностью от пятисот килотонн до двух с половиной мегатонн.
В это же время в России и Китае взлетали «Тополи» и «Дунфэни». Могло показаться, что началась ядерная война, но по кривизне траектории Чэн Синь видела, что ракеты идут не на соседний континент, а на орбиту. Их боеголовки, способные убить миллиарды людей, никогда больше не вернутся на Землю. Они объединят всю свою мощь, чтобы разогнать перышко до одного процента от скорости света.
В глазах Чэн Синь, наполненных горячими слезами, отражалось яркое пламя поднимающихся к небу ракет. Снова и снова она убеждала себя: как бы ни развивались события, «Лестница» стоит приложенных усилий.
Но стоящих рядом Вадимова и Уэйда развернувшееся перед ними великолепное зрелище, похоже, нисколько не трогало. Вместо того чтобы смотреть в небо, они курили и негромко разговаривали. Чэн Синь не сомневалась в предмете их беседы: кого именно выберут для полета в капсуле зонда.
Недавняя сессия СОП стала первой в истории, на которой голосовали по устно представленному предложению. Чэн Синь довелось увидеть, насколько хорош в риторике обычно немногословный Уэйд. Он аргументировал так: если мы считаем трисоляриан способными оживить замороженное тело, почему они не сумеют вернуть к жизни замороженный мозг и общаться с ним при помощи аппаратуры? Ведь наверняка для цивилизации, которая развернула протон в двух измерениях и выгравировала на его поверхности электронные схемы, это не проблема? В каком-то смысле мозг человека – все равно что весь человек. Здесь хранятся его мысли, его личность, его память. И уж определенно в мозгу заключена способность к созданию стратагем[17]. Если у нас все получится, этот мозг станет бомбой с часовым механизмом, заложенной в самое сердце врага.
Члены СОП сомневались, что мозг и его носитель – это одно и то же. Но другого выбора не было, особенно учитывая, что их в основном интересовала технология разгона зонда. В результате резолюцию приняли пятью голосами «за». Двое воздержались.
Как только программу «Лестница» одобрили, на первый план вышла проблема выбора агента. Чэн Синь не смела и помыслить о таком человеке. Даже если Трисолярис перехватит зонд и оживит мозг, жизнь после пробуждения – если такое существование можно назвать жизнью – станет бесконечным кошмаром. Каждый раз, когда она задумывалась над этим вопросом, Чэн Синь казалось, будто ее сердце стискивает рука, замороженная до минус двухсот градусов Цельсия.
Других участников проекта чувство вины не беспокоило. Если бы АСР было национальным агентством, решение приняли бы давно и без лишнего шума. Но АСР формировалось как сборная из представителей стран-членов СОП. Поэтому, когда о программе «Лестница» сообщили всему миру, выбор агента стал весьма деликатным вопросом.
Суть проблемы заключалась в том, что перед отправкой агента требовалось убить.
Когда схлынула первая волна паники, вызванной Кризисом, политики всего мира единогласно решили: нельзя позволить Кризису стать оружием против демократии. Сотрудники АСР получили от своих стран инструкции: крайне осторожно подходить к выбору кандидатов и не совершать политических ошибок, которые могут оконфузить родину.
И опять Уэйд предложил необычное решение: СОП и ООН должны склонить страны – и чем больше, тем лучше – к принятию закона об эвтаназии. Но даже он сам не был уверен, что его план сработает.
Три из семи постоянных членов СОП вскоре приняли законы об эвтаназии. Но в них четко указывалось, что эвтаназия доступна только неизлечимо больным. Неидеальный вариант для «Лестницы», но ни на что большее общество пойти не могло.
Агента для программы «Лестница» придется искать среди смертельно больных людей.
Стих рокот двигателей, угасли последние сполохи пламени. Пуски ракет завершились. Уэйд и наблюдатели СОП сели в машины и уехали. Остались только Вадимов и Чэн Синь.
– Давай посмотрим на твою звезду, – предложил Вадимов.
Четыре дня назад Чэн Синь получила документы на DX3906. Она страшно удивилась, безумно обрадовалась и целый день повторяла про себя: «Мне подарили звезду, мне подарили звезду, мне подарили звезду…»
Зайдя с отчетом к Уэйду, она так сияла от счастья, что шеф поинтересовался, в чем дело. Она показала ему свидетельство.
– Бесполезная бумажка, – прокомментировал он, возвращая документ. – Если ты не дура, немедленно продай за полцены. Иначе останешься ни с чем.
Но цинизм шефа не задел его подчиненную – она и не сомневалась, что реакция будет именно такой. Чэн Синь почти ничего не знала о шефе, кроме его послужного списка. Сначала он работал на ЦРУ, потом служил помощником секретаря Министерства внутренней безопасности и в конце концов занял пост руководителя АСР. О личной жизни главы АСР Чэн Синь знала лишь, что у него есть мать, а у матери котенок. Другие тоже ничего не знали, даже где он живет. Уэйд был подобен роботу: когда он не работал, то отключался в каком-то тайном чулане.
Чэн Синь не удержалась и похвасталась своей звездой перед Вадимовым. Тот с радостью поздравил ее:
– Тебе все девушки мира будут завидовать – и живые женщины, и мертвые принцессы. Ты, несомненно, первая в истории человечества, кому подарили звезду.
А что еще нужно женщине для полного счастья, кроме звезды в подарок от любящего человека?
– Но кто это может быть? – вполголоса спросила себя Чэн Синь.
– Не так уж трудно догадаться. Для начала: он богат. Он потратил несколько миллионов на символический подарок.
Чэн Синь покачала головой. У нее всегда хватало воздыхателей и ухажеров, но ни у кого из них не было таких денег.
– Кроме того, у него тонкая натура. Он не такой, как все, – Вадимов вздохнул. – Надо же, какой романтик! Если бы я прочитал о чем-то подобном в книге или увидел в кино, то сказал бы, что это ни в какие ворота.
Чэн Синь тоже вздохнула. В детстве она часто витала в облаках; над своими прошлыми розовыми мечтами сегодняшняя Чэн Синь только посмеялась бы. Но звезда, упавшая ей в руки из ниоткуда, намного превосходила даже самые смелые романтические грезы.
Она была уверена, что не знакома ни с кем, способным на такой подарок.
Что, если это какой-то тайный поклонник, восхищающийся ею издалека и внезапно решивший потратить ничтожную долю своего безграничного богатства на причуду, которую ей никогда не понять? Пусть даже и так, она все равно ему благодарна.
Той ночью Чэн Синь забралась на крышу Центра международной торговли, сгорая от нетерпения увидеть свою звезду. Она тщательно изучила приложенные к свидетельству звездные карты. Но небо над Нью-Йорком затягивали облака – и в ту ночь, и в другую, и в третью… Облака словно дразнили Чэн Синь, укрывая звезду от ее взора. Однако она не огорчалась – знала, что никто не сможет отнять у нее этот подарок. DX3906 продолжала светить; возможно, она переживет и Землю, и Солнце. Когда-нибудь Чэн Синь ее увидит…
Стоя ночью на балконе своей квартиры, Чэн Синь глядела в небо и представляла себе свою звезду. Желтые фонари тускло подсвечивали пелену облаков, но ей в этом сиянии чудился розовый оттенок, который, конечно, ему придавал свет ее звезды.
Она уснула и видела, как летит над поверхностью звезды, над нежно-розовым шаром. Вместо обжигающего пламени она ощущала ласковое дуновение весеннего ветерка. А внизу она видела сквозь чистейшие воды океана, как на дне колышутся розовые облака водорослей…
Потом она проснулась и посмеялась над собой. И как только она, инженер аэрокосмической промышленности, могла позабыть, что у DX3906 нет ни одной планеты!
На четвертый день после получения сертификата на звезду Чэн Синь с группой сотрудников АСР вылетела на мыс Канаверал для участия в церемонии запуска первой группы ракет. Для выхода на орбиту МБР нуждались в помощи Земли – вращение планеты добавляло им скорости. Ракеты забрали с точек базирования и доставили на космодром.
Дымные следы понемногу таяли в безоблачном ночном небе. Чэн Синь и Вадимов склонились над звездной картой. Оба немного разбирались в астрономии; вскоре они уже смотрели в направлении звезды Чэн Синь, но не могли ее обнаружить.
Тогда Вадимов достал два военных бинокля. С их помощью не составило труда увидеть DX3906, а потом найти звезду и без бинокля. Чэн Синь завороженно смотрела на тусклую красную точку, пытаясь осознать разделяющую их гигантскую бездну и перевести единицы расстояния во что-нибудь доступное восприятию человека.
– Если поместить мой мозг в зонд «Лестницы» и послать к этой звезде, ему понадобится тридцать тысяч лет, чтобы добраться до пункта назначения.
Ответа не последовало. Чэн Синь обернулась и увидела, что Вадимов больше не разглядывает вместе с ней звезду, а стоит, прислонившись к автомобилю, и смотрит в никуда. На его лице она заметила беспокойство.
– Что случилось?
Вадимов ответил не сразу:
– Я пренебрегаю своим долгом.
– О чем вы?
– Я самый подходящий кандидат для «Лестницы».
Заявление Вадимова шокировало Чэн Синь, но она тотчас же поняла, что он прав. Ее умудренный многолетним опытом начальник разбирался в космосе, дипломатии и разведке и обладал зрелым, устойчивым характером. Даже если бы АСР расширило список кандидатов и включило в него здоровых людей, Вадимов все равно остался бы лучшим.
Читать бесплатно другие книги:
