Загадка смерти. Очерки психологической танатологии Налчаджян Альберт

Введение

Загадка смерти всегда была увлекательной темой как для повседневных, так и для серьезных философских размышлений. Ведь смерть – такой же частый гость в жизни людей, как и рождение. Смерть – это неотъемлемая сторона жизни. Человек всегда переживал не только тревогу, но даже страх и ужас перед смертью. Сегодня к проблеме смерти проявляют обостренный интерес медицина, философия, психология и другие науки. Еще Платон сказал, что философствовать – это, в конечном счете, означает размышлять о смерти. В некоторых современных направлениях философии и психологии проблема смерти начинает занимать свое подобающее место, а экзистенциальная психология и философия уделяют ее повышенное внимание. Однако наступила пора создания специального раздела современной науки – психологической танатологии, поскольку именно психологические аспекты умирания и смерти наиболее сложны и интересны для каждого человека.

Никто не может оставаться совершенно безразличным к проблеме смерти, каких бы философских взглядов и системы «житейской мудрости» он ни придерживался. Невозможно вести себя подобно страусу, т. е. делать вид, как будто этой проблемы не существует. Психологические, физиологические, медицинские и философские исследования смерти углубляют понимание проблем существования, а также самопонимание человека. Я полагаю, что исследования и размышления о вопросах жизни, умирания, смерти и ее последствий для тех, кто продолжает жить – один из основных путей достижения мудрости и социально-психологической зрелости. Недаром древние латиняне призывали всегда помнить о смерти.

Страшна не столько сама смерть как конец индивидуального земного существования, сколько понимание неизбежности такого конца и ощущение его приближения. Осознание неотвратимости смерти, ее фатальности, и представления о существовании или невозможности после нее другого вида бытия оказывают глубокое влияние на весь ход жизнедеятельности человека и его взаимоотношений с другими людьми. Идея неизбежности смерти бросает тень на жизнь человека, превращая ее остаток в период подготовки к умиранию или, говоря иначе, в период медленного психологического умирания. Есть много людей, которые придают большое значение всем обрядам и действиям, связанным со смертью и похоронами, скрупулезно совершают их. Создается даже представление, что люди подобным образом готовятся к собственной смерти, давая понять, какого отношения ждут к тебе от тех, кто останется жить после их смерти.

Однако психически здоровые и имеющие большие практические цели люди, если они не являются исследователями умирания и смерти, в большинстве своем избегают разговоров о ней, стремятся вытеснить из сферы своего сознания соответствующие мысли, поскольку такие размышления, доводя до сознания проблематичность самого бытия человека в этом мире, могут оказать разрушающее воздействие на деятельность, на стремление к конкретным целям. Иные могут даже деморализоваться, руководясь такими «мудрыми» изречениями, как следующие: «После нас – хоть потоп». Они становятся крайне эгоистичными и коварными. Если все суета, – рассуждают они, – тогда никому не нужны честность, преданность, верность и другие моральные ценности и принципы. Можно быть злым, завистливым и хитрым, обманывать и причинять людям страдание, и при этом не ощущать угрызений совести.

Однако не у всех развитие личности принимает такой характер после осознания конечности земной жизни. У другой группы людей имеются такие мощные и здоровые психические и моральные силы, которые предотвращают подобное нездоровое и антисоциальное развитие. Некоторые из них вытесняют из сферы своего сознания мысли о смерти, предотвращают развитие у себя представлений о тщетности человеческих усилий, тем самым защищая собственную психику от тех нежелательных изменений, о которых я только что сказал.

Но мы пойдем другим путем, намного более надежным, и пригласим следовать за нами тех, кто в этом заинтересован. Мы стремимся познать и понять все о смерти, умирании и загробного существования, и при этом не только не стать аморальными, но, наоборот, использовать эти знания для нашего дальнейшего морально-психологического роста. Уравновешенный подход к смерти, уменьшение тревоги и страха с помощью плодотворной индивидуальной работы во благо людей – вот надежные способы предотвращения невротических нарушений, развития крайнего воинствующего эгоизма и других патологических и разрушительных явлений, которые наблюдаются в жизни немалого числа людей.

Осознание неизбежности смерти и убежденность в этом возникают на достаточно высоком уровне психического развития личности, ее мышления и речи, способности к обобщениям и предвидения будущих событий. По всей вероятности, человек – это единственное существо, которое знает, во всяком случае осознанно, что неизбежно умрет. Осознавая неотвратимость смерти, человек учитывает ее при организации своей последующей жизнедеятельности. Он старается поставить перед собой такие цели и задачи, которые возможно решить в оставшемся отрезке времени. Иначе говоря, выбор целей, уровня ожиданий, притязаний и стремлений, путей самоутверждения, пусть не всегда осознанно, но в значительной степени обусловлены фактом осознания неотвратимости смерти. В некоторых случаях человек сам планирует свою смерть, когда, например, осознанно готовится к самоубийству. Чаще всего, однако, мы видим следующее: люди заранее дают своим близким точные указания о том, как они должны распоряжаться их телом и имуществом. Завещание – одно из психологическим самых интересных явлений из всех возникших в истории человечества. Оно доказывает, что человек, пусть только на уровне своего интеллекта, принимает неизбежность смерти, смиряется с судьбой. Но составление завещания показывает также, что человек как будто только наполовину верит в свою смерть. Здесь мы видим также элементы оптимизма и выражение желания быть бессмертным.

Психически зрелая личность не может быть безразличным к тому, что же будет после ее смерти. Она знает, что хотя жизнь каждого индивида, вследствие неотвратимости смерти, трагична, однако подобная оценка неприменима в такой же форме к этносу, нации и человечеству. Существование нации, народа, а тем более человечества, может быть практическим очень длинным и даже вечным в той мере, в какой что-либо в этом «подлунном мире» может быть вечным, Если так, то уже появляется некоторая основа для утверждения, что человеческие усилия не совсем тщетны и бессмысленны.

Как мы увидим в настоящей книге, страх перед смертью, осознание ее неотвратимости, делает некоторых более гуманными и честными, а других, наоборот, злыми и завистливыми, коварными человеконенавистниками. У людей, включаемых в эту условно выделяемую группу, уровень моральной регуляции поведения снижается, их деяния нередко становятся опасными для общества. Я знаком с двумя индивидами, которые по разным поводам повторяют, что очень боятся смерти, осознают, причем болезненно, что скоро их в этом мире уже не будет. Это крайне злые и эгоистичные люди: создается впечатление, что они каждый день ждут удобного случая, чтобы преследовать и унижать людей. Особенно сильно ненавидят они тех людей, которые отличаются высокими добродетелями. Они, по существу, ни во что не верят и стремятся лишь к сохранению своих статусов и благополучия. Это деморализованные и опасные люди. Одним из факторов, превративших этих двух провинциальных макиавеллистов в таких неприятных и опасных типов – это не только зависть, но и страх перед приближающимся концом и осознание того, что после себя они ничего ценного не оставляют. Таких людей очень много.

В книге я последовательно обсуждаю проблемы социальной и психологической смерти и умирания человека, те новейшие данные, которые получены за последние несколько десятилетий о предсмертных переживаниях людей. Я постараюсь показать, что взгляды на умирание и смерть человека меняются, но ничто не свидетельствует о том, что наша земная жизнь может стать значительно длинней, тем более вечной. Человек смертен, жизнь его коротка, и поэтому в человеческих взаимоотношениях огромно значение моральных принципов, норм поведения и, конечно же, уровня морально-психической зрелости людей.

Проблема смерти занимает заметное место также в литературе и искусстве: художественная литература, если она не исследует с достаточной глубиной многочисленные психологические, нравственные и социальные вопросы умирания и смерти, их воздействие на поступки и образ мышления людей, значительно теряет в своей реалистичности, художественной силе о очаровании. Для того, чтобы понять ход и стиль жизни человека, в числе многих других факторов, следует раскрыть также его отношение к неизбежности смерти.

Отмечу, что в опубликованных в последние годы танатологических работах авторы чаще всего пишут о предсмертных переживаниях людей, оживленных из клинической фазы умирания. Эти вопросы широко представлены и в настоящей книге. Однако считаю более перспективным и адекватным представить вниманию читателей более широкую картину проблем новой науки – психологической танатологии. Многие из них не менее важны и интересны, чем те, которые касаются к клинической смерти человека. Развитие современной танатологии началось примерно с 50-х годов XX века и идет достаточно быстрыми темпами.

Настоящее второе издание книги включает весь материал первого издания (Ереван, 2000; Санкт-Петербург – Москва, 2004), а также существенные дополнения, которые сделаны практически во все главы книги. Некоторые темы до такой степени расширены, что приходилось исследовать их в новых главах. Я постарался как можно полнее представить проблематику современной психологической танатологии и полученные в этой области результаты. Одновременно в книге выдвигается много новых проблем и идей, которые, как я надеюсь, существенно обогащают эту область нашей науки. Они могут стать предметом новых исследований.

Глава первая. Социальная смерть человека

§ 1. «Социальный атом» и смерть индивида

В течение своей жизни каждый индивид устанавливает взаимоотношения со многими людьми. Некоторые из этих связей оказываются устойчивыми, насыщенными положительной эмоциональностью и значительными. Удовлетворяя основные биологические, психологические и социально-психологические потребности человека, они могут сохраняться долгие годы, а некоторые из них – до конца жизни.

Определенная часть наших взаимосвязей с другими носит формальный, официальный и функциональный характер. Это в эмоциональном отношении бедные, «сухие» отношения: они устанавливаются преимущественно с целью выполнения наших официальных и формальных ролей в различных организациях.

Все социальные связи оказывают влияние на развитие личности и на ее психические состояния, на выбор ею стратегии, тактические приемов и механизмов поведения, выбор целей и другие психические процессы. Но наиболее глубокое влияние оказывают связи первого типа, а именно: непосредственные, психологически наиболее богаты и глубокие, так называемые первичные социальные связи. Они являются преобладающими в семье, группе друзей и единомышленников и в других небольших группах людей.

Один из самых известных социальных мыслителей ХХ века, Джекоб Морено, образно называет индивида и тесно с ним связанных в данном отрезке его жизненного пути людей «социальным атомом». Это неслучайное название: Морено всю свою жизнь искал те первичные социальные связи, которые лежат в основе жизнедеятельности как отдельных индивидов, так и общества в целом. И. кажется, нащупал какие-то интересные психические реальности.

В «социальном атоме» человека могут не состоять те люди, с которыми он находится лишь в официальных отношениях. Можно себе вообразить, как от человека исходят волны и излучения, притягивающие к себе одних и отталкивающие других. Именно такие невидимые, но мощные излучения и, согласно Морено, связывают человека с теми людьми, которые входят в состав его социального атома. Возникающие в ходе индивидуальной жизни каждого человека социальные образования – относительно устойчивые группы, в которых жизнь человека протекает наиболее непосредственно и конкретно.

Эти социально-психологические представления позволяют выдвинуть идею о реальности такой разновидности человека, как его социальная смерть. В процессе старения в социальном атоме человека происходят изменения, некоторые из которых необратимы, неизлечимы. Пока человек еще молод и инициативен, он, при выходе из среды своих приближенных одного из них, обычно достаточно быстро заменяет его другим, новым членом. Этому новому члену приписывается примерно такая же роль, какую играл выбивший член социального атома. Социальный атом индивида обновляется, причем, как замечает Морено, обычно эти процессы происходят почти автоматически. В этом процессе отмечаются интересные явления. Оказывается, что отсутствующему, например умершему, человеку идет на смену другой индивид, но никогда – целая группа людей. Создается впечатление, что человек, занимающий в этом социально-психологическом образовании центральное место (а ведь каждый из нас – центр своего социального атома!), не может терпеть в нем более одного сходного члена.

Кроме того, в окружающем мире существует огромное число других социальных атомов, и они тоже нуждаются в «ремонте» и «реконструкции», им тоже нужны новые члены. И они притягивают к себе людей, выбивая из других первичных кругов общения.

Несмотря на эти изменения, социальные атомы, как саморегулирующиеся системы, стремятся к равновесию, и взаимоотношения их членов, их симпатии и эмоциональные взаимодействия, в целом остаются устойчивыми.

Бессознательное стремление социальных атомов к равновесию Морено называет «социостазисом». Определенный уровень контактов остается довольно постоянным. «Частота эмоционального обмена стремится к равновесию, – считает Морено, – поэтому эмоциональную экспансивность можно измерить[1].

Величина, размеры социального атома каждого человека обусловлены его психическим качеством, которое получило название «эмоциональной экспансивности»: есть люди, склонные устанавливать многочисленные связи с другими людьми, но есть и такие, которые довольствуются многочисленными взаимоотношениями. Некоторые ищут контактов с людьми преимущественно для того, чтобы дать выход своим гуманным, положительным, просоциальным чувствам и мотивам, но есть и немало таких, которым многочисленные социальные связи нужны для разрядки накопленной в психике агрессивности, зависти и других враждебных чувств. Экспансивность первых называют положительной, конструктивной, в то время как свойственная вторым разновидность экспансивности явно носит отрицательный, разрушительный характер.

По мере старения человеку все труднее заменять утраченных членов своего социального атома новыми. Это «социальная смерть извне» – в отличие от смерти индивидуальной психики. «Социальная смерть бросает свою тень на человека задолго до его физической или духовной смерти. Распад социального атома индивидуума может начаться «по многим причинам: а) потеря любви, б) замена одного индивидуума другим, менее подходящим, в) смерть. Смерть индивидуального члена представляет собой более постоянную потерю, а шок, порожденный ею, редко воспринимается в своем полном значении»[2].

Когда мы живем дольше тех, кого любили, то «мы понемногу умираем вместе с ними», мы чувствуем, как призрак смерти движется в нашем социальном атоме от одного лица к другому. Заменяющие не полностью восполняют утрату, и даже сам факт замены Морено считает утратой. Человек начинает понимать значение смерти задолго до появления признаков физического и духовного упадка. Морено полагает, что вряд ли можно найти лекарство против шока социальной смерти.

В конце своих рассуждений Морено высказывает мысль, что небольшие шоки, порожденные опытом социальной смерти, способствуют преждевременному наступлению старости, возрастных болезней и физической смерти[3].

Эта мысль сегодня подтверждается теми данными, которые касаются механизмов Эмоционального сопереживания (эмпатии) и закономерностей возникновения так называемых психосоматических болезней. Примеров того, как люди ускоренно старели и умирали после смерти своих близких, очень много. Здесь открываются широкие возможности для исследования взаимосвязей психики и телесных процессов. Такие исследования могут иметь значительную практическую ценность, особенно для стареющих людей и их родственников.

Отсутствие в жизни человека любви, одиночество и заброшенность ускоряют наступление смерти. Эта истина стала известна из опыта многих поколений людей, но она подтверждена также специальными медицинскими исследованиями. Социальная смерть человека фактически ускоряет процесс его психологической и биологической смерти (умирания)[4].

§ 2. О «мудрой старости»

Как предупреждать или хотя бы отсрочить социальную смерть, а таким путем – также физическую, биологическую смерть человека? Социальные психологи советуют прежде всего восстановить молодость социального атома человека, найти для него достойных его любви или хотя бы симпатии товарищей. Для пожилых людей общение с молодыми, совместная с ними работа – залог сохранения жизненных сил и продления активной и плодотворной деятельности. Следует отказаться от той жестокой и, по существу, неверной мысли, что любовь, психическое развитие и гибкое социальное поведение – преимущества молодости, а старым людям ничего не остается делать, как только готовиться к смерти.

Современная социальная психология, в том числе такой ее раздел, как социометрия, дают возможность осуществить на практике эти идеи. Смерть одного человека – это не изолированный от общества «акт природы», а явление, обладающее социальной реальностью: она связана с жизнью и смертью многих других людей. Мы умираем вместе со всеми остальными членами нашего социального атома. «Физическая смерть – это нечто негативное, мы ее не испытываем, ее испытывает другой, тот, который является членом нашего социального атома. Социальная смерть – это позитивная сила»[5]. Мы все «проталкиваемся» к смерти и, зачастую, преждевременно толкаем друг друга.

О психологии старения и о способности жить мудрой старостью ряд интересных мыслей высказал философ Трдат Мурадян (Сирия). В 1986 году в Алеппо он опубликовал книгу под названием «Философский опыт о жизни и смерти», в которой он собрал множество мудрых мыслей известных людей о старении и о «хорошей старости». Приведем некоторые из них. Андре Моруа писал, что есть два способа хорошего старения. Первый из них – постоянная деятельность, и именно в этом основной смысл мифа о Фаусте. Второй способ – это принятие старости: мудрый человек понимает, что его игра сыграна и он может жить спокойно и счастливо. Человек, живущий мудрой старостью, не завидует молодым, а помогает им и наслаждается тем, что ему доступно.

Есть много способов плохого, недостойного старения. Люди, избравшие такой путь, не отказываются от своих социальных статусов и деятельности даже тогда, когда уже не в состоянии полноценно работать. Они не позволяют своим детям действовать свободно, скрывают накопленные богатства, торгуются с детьми, держат их в стесненных условиях, часто ссорятся. Искусство старения, заявляет Т. Мурадян, в том, чтобы стать опорой для следующих поколений. Не соперником надо быть, а близким человеком[6].

Мудрый старик сохраняет свою любознательность и способность понимания новых явлений. Он вновь и вновь обращается к трудам великих мыслителей, наслаждается творениями искусства, занимается пусть и ограниченной и неутомительной, но полезной деятельностью. Т. Мурадян рассказывает об одном канзасском враче, который основал школу для стариков. Здесь 70–80-летние люди учатся играть и работать, чтобы жить более интересной и приятной жизнью. Средняя продолжительность жизни этих людей, получающий новое «воспитание», превышает средний уровень продолжительности жизни жителей США. Удовольствия продлевают жизнь. Старость может быть бодрой и спокойной, наполненной свойственными возрасту делами и теми приятными переживаниями которые возникают при их исполнении. Многие старые люди более деловиты, лучше работают и управляют людьми, чем многие молодые. Старый человек, если достоин этого, окружен друзьями. Вера и философия уменьшают страх перед смертью. Т. Мурадян не верит в существование «потустороннего мира» и не принимает христианскую точку зрения на смерть. Он полагает, что христианство, описывая ад и страдания Христа, укоренило в людях страх перед смертью, в то время как в дохристианские времена люди, например, древние римляне, не боялись смерти. Эта точка зрения, безусловно, содержит в себе зерно истины, но следует также знать, что страх перед опасностью – явление наследственное, оно всегда было у людей и является одним из механизмов организации психологической самозащиты жизни, собственного существования. То или иное учение может способствовать усилению или ослаблению страха перед возможной смертью, но не может ни создать, ни исключить его. Страх является мощным защитным механизмом как на биологическом, так и на психологическом уровне. Следует сказать также, что на современном уровне развития психологии личности и эмоций следует говорить не только о страхе смерти, но и о его различных уровнях – начиная от слабой тревоги до сильного страха и ужаса. С каждым из этих уровней связываются различные виды поведения и поступков.

Однако продолжим наше социально-психологическое рассмотрение проблемы смерти человека. Смерть отдельного человека, как уже сказано, никогда не остается изолированным явлением. Смерть человека – это социальный факт, и в качестве такового оказывает влияние на всех людей, на их жизнь, представления о смерти, на процессы умирания и даже на то, какие цели каждый из них ставит перед собой, каковы его притязания и претензии. Мы умираем совместно с членами нашего социального атома. Физическую смерть ощущает только умирающий, в то время как социальную смерть чувствуют также остающиеся в живых члены его первичной группы. Переживания, возникающие в психике людей под воздействием страданий и смерти другого, оказывают глубокое, хотя и не всегда осознающееся влияние на дальнейший ход жизни людей, на их цели, уровень притязаний, на всю жизненную философию и моральные представления. И если мы не заботимся об обновлении и омоложении нашего непосредственного социального окружения, мы как бы сознательно ускоряем наступление нашей смерти.

Казалось бы, исходя из своих представлений о социальном атоме и о природе социальной смерти Морено должен был прийти к естественному выводу, что рождение ребенка является одним из основных факторов, откладывающих социальную смерть – обстоятельство. которое нетрудно видеть в повседневной жизни, во взаимоотношениях дедушек, бабушек и их внуков. Но нет: он полагает, что рождение ребенка вызывает во взрослых людях страх перед смертью. Он, по моему мнению, не учитывает того, что ребенок наилучшим образом дополняет открытые, «пустые» места социальной среды человека. Требуя от взрослых готовности к самопожертвованию, дети одновременно пробуждают в них волю к физическому и психическому здоровью, стремление жить долго – тем самым предотвращая наступление болезней и пессимистических взглядов.

Иное воздействие оказывает смерть другого человека: она вызывает психический шок, это один шаг вперед в процессе социальной смерти человека, порождает тревогу и предвидение собственной неминуемой смерти. Под воздействием смерти других людей само существование человека, лишаясь своей прежней спонтанности, становится проблематичным, превращаясь в объект сознательного обсуждения. Рождение ребенка также толкает человека на рассуждения о жизни и смерти, однако существование собственных детей делает индивидуальную смерть более приемлемой, поскольку человек видит продолжение своей наследственности и в какой-то степени также своего «Я» в собственных детях.

Более того, если человек уверен, что после его физической смерти продолжит свое существование тот социальный атом, к которому он принадлежал, то под влиянием осознания этого факта может прийти к принятию идеи социального бессмертия. В этом смысле вполне приемлема идея о том, что индивидуальную физическую смерть нельзя считать концом жизни: в социально-психологическом смысле человек может продолжать свое существование после своей физической, биологической смерти.

В области психологии в последние десятилетия широко исследуются проблемы фрустрации и психической самозащиты личности[7]. Фрустрацию (от латинского frustratio – крушение надежд) рассматривают как такое состояние человека, находясь в котором он чувствует, что свои цели недостижимы, надежды рухнули, что он не сможет самоутвердиться и образовать положительное представление о себе, положительную Я-концепцию. Это состояние лишенности (привации и депривации). Многие проблемы психологической танатологии следует исследовать исходя из принципов этой теории, поскольку ожидание смерти и ее приближение – это самые глубокие, экзистенциальные фрустрации, какие только можно себе представить. Применив теорию фрустрации и психической защиты к проблеме смерти и умирания, можно сказать, что смерть другого человека фрустрирует нас трояко: 1) смерть других, в какой-то степени являясь нашей собственной социальной смертью, вызывает у нас глубокую тревогу, а это эмоциональное состояние является убедительным признаком (и сигналом) фрустрированности личности; 2) приводит к предвидению нашей собственной смерти, вследствие чего у нас возникает страх перед небытием. Это так называемый экзистенциальный страх; 3) фрустрации, вызываемые ожиданием смерти, является причиной глубоких психосоматических изменений в организме человека. Ускоряется развитие болезней, которые до этого протекали в основном латентно (скрыто, незаметно, без явных симптомов). В некоторых случаях фрустрация и связанные с нею шок и стресс могут быть смертельными.

Как нетрудно видеть из сказанного, уже при рассмотрении феномена социальной смерти и умирания возникают многие вопросы психологии личности, социальной психологии, психофизиологии и психосоматической медицины, которые, конечно, в ходе развития танатологии будут исследоваться все более широко и подробно.

§ 3. Социальная смерть и ускорение биологического умирания

Исключение из социальной среды, например изоляция по этническим, расовым и сословным признакам, тюремное заключение и другие, разрыв связей с духовно близкими и дорогими людьми, при смерти человека, переживание хотя бы «толики» социальной смерти, не может не повлиять на физическое состояние, на телесное здоровье человека. Каждый из нас, на основе собственного опыта, подтвердит справедливость данного утверждения.

Однако нужны также эмпирические доказательства, а следовательно – конкретные исследования. Такие исследования уже проводились и будут проводиться в еще больших масштабах. Приведу некоторые из уже полученных результатов.

Проведенные исследования показали, что нарушение межличностных отношений могут оказать разрушающее влияние на здоровье человека, ускоряя процесс его умирания. В частности. подобное воздействие оказывает развод супругов. Установлено, что среди разведенных некоторые болезни встречаются чаще, чем среди семейных людей: «Среди одиноких американских мужчин в возрасте старше 65 лет, по сравнению с их семейными сверстниками, в два раза выше смертность от рака легких и желудка, в 1 – от туберкулеза, в 7 – от цирроза печени. Во всех возрастах смертность от инфаркта значительно выше у одиноких, чем у семейных»[8].

Далее приводятся такие данные: «Одно из катамнестических исследований влияния распада эмоциональных отношений показало, что за 9 лет, прошедших после разрушения аффективных связей со значимыми другими, среди тех, с кем это произошло, умерло вследствие различных причин в два раза больше (в процентном отношении) людей, чем в уравненной с ними по социально-демографическим показателям группе мужчин и женщин, сохранивших контакт с близкими»[9].

Эти и подобные им другие данные, конечно, очень интересны. Однако их психологическое значение было бы еще значительнее, если бы исследователи выяснили, какие психологические проблемы порождает одиночество, к каким попыткам и часто повторяющимся фрустрациям приводит, и почему у разных людей одни и те же фрустраторы способствуют появлению разных психосоматических болезней. Как эти психосоматические изменения зависят от психологического типа личности?

В результате другого исследования, целью которого было выяснение разрыва значимых для личности взаимоотношений, стало известно, что после нарушения этих взаимоотношений, в течение последующих 9 лет, среди таких лиц умерло в два раза больше людей, чем среди тех, кто сумел сохранить нормальные отношения с близкими людьми. Отметим, что для получения надежных результатов в таких исследованиях сравниваемые группы женщин и мужчин в социальном и этнографическом отношении должны быть одинаковыми.

§ 4. Биологический закон умирания: правило Хейфлика (предел деления важное открытие)

Американский биолог Леонард Хейфлик сделал важное открытие, имеющее значение при решении вопроса о том, возможно ли бесконечно продлить жизнь человека. Он обнаружил, что клетки человеческого тела имеют предел деления: 50 ±10. По достижении этого предела клетка неизбежно гибнет.

Оказалось, что различные меры (ухищрения или уловки) не помогают делу: этот предел непреодолим. Так, когда замораживают клетку, а затем возвращают в обычное положение, оказывается, что она помнит, сколько раз уже делилась.

Доказательством того, что число делений клетки записано в генетических механизмах (ДНК), является следующее: если ядро одной клетки, которая уже делилась 40 раз, «… пересадить в молодую клетку (делившуюся 5 – 10 раз), то эта молодая клетка совершает еще 10 делений и погибает»[10].

Итак, ограниченность числа делений клеток является механизмом старения и гибели организма. Однако есть одно серьезное возражение против концепции Хейфлика. Считается, что в организме клетка ведет себя не так, как вне организма, изолированно (именно в таких условиях исследовал процесс деления клеток Хейфлик)[11].

Вполне понятно, что в связи с идеями Хейфлика возникает ряд вопросов чисто биологического характера, которые я здесь лишь упомяну. Например, как рассчитывается число делений клетки. Открыт, по-видимому, также механизм счета числа делений, своеобразный биологический «счетчик». Его открыл Алексей Оловников из Института химической физики РАН[12].

Другая проблема касается исключительного статуса половых клеток. Оказывается, что из правила Хейфлика сделано исключение для половых клеток человека[13].

§ 5. Безразличие и ускорение наступления смерти

В современном мире, особенно в больших городах, весьма частыми стали проявления таких отрицательных социально-психологических явлений, какими представляются безразличие, жестокость, вандализм, хамство, безответственность, взаимное отчуждение и обесценивание жизни других людей и т. п. Эти человеческие качества и установки, конечно же, существовали всегда. Но считается, и, надо думать, справедливо, что их обострение и распространение связано с возникновением крупных городов, в которых люди большей частью не знают друг друга, и для каждого из них другой – лишь единица большого социального организма.

Перечисленные явления особенно четко заметны в так называемых «итернациональных» социальных средах, в тех общинах, в которых между людьми не действуют такие мощные силы притяжения, как осознание общей этнической принадлежности или сходства черт национального характера и национальной судьбы. Сплачивающие людей силы могут ослабляться и внутри одной нации, например, вследствие повышения уровня удовлетворения потребностей и возникновения такой ситуации. когда отдельный индивид или семья могут обеспечить себя всем жизненно необходимым, когда экономически не зависят от родственников и даже от более широких социальных групп, когда именно нужна совместная борьба за выживание.

Одним из самых опасных проявлений взаимного безразличия людей является следующее: в современных больших городах многие одинокие люди остаются вне сферы внимания общества, социальных служб, даже родственников и соседей. Они как бы брошены на произвол судьбы, ими никто не интересуется, и бывали случаи, когда такие люди умирали в одиночестве в своих квартирах, долго оставаясь непохороненными. Время от времени газеты и журналы разных стран публикуют сообщения о подобных фактах. Приведем некоторые из них из германской прессы, но не потому, что только в Германии происходят такие события: просто в свое время журнал «Штерн» опубликовал подобного рода материалы, которые были перепечатаны во многих других органах печати мира.

«Смерть старой дамы»

«Во всем Гамбурге нашелся за несколько лет лишь один в достаточной мере любознательный человек, который обратил внимание на то, что окна первого этажа по улице Тондернштрассе, 44 остаются вечно грязными, а дверь заперта. Впрочем, для любознательности был повод: письмо его кузины из Шверина, которая хотела остановиться именно в этой квартире, у госпожи Марго Франк, и попросила упомянутого гамбуржца, г-на Аренса, заранее с той сговориться. Соседи ответили ему, что г-жа Франк, по-видимому, обитает где-то в клинике, поскольку она вечно жаловалась на какую-то форму депрессии.

К счастью, Дитер Аренс оказался довольно настойчивым, и по его требованию незадолго до нынешнего рождества полиция взломала дверь. У самого порога лежал высохший труп Марго Франк – лежал, как потом установили, ровно четыре года, с января 1977 года. И ни одной душе в многомиллионном городе не было до нее дела: ни почтальону, который просто перестал опускать письма в переполненный ящик, ни электрокомпании, которая сама снимала с ее счета (сервис!) плату за энергию, ни соседям (не буянит, и ладно). Может быть, она упала на пороге, пытаясь просить о помощи. Но кто в городе-спруте придет другому на помощь?

Это вовсе не единичный и совсем не исключительный случай.

Слесарь-монтажник Пауль Паариз, 49 лет, был найден сидящим в своем кресле возле телевизора. Его мертвые глаза смотрели на мертвый экран в течение двух лет. Взволновались не родственники и не соседи – взволновалась такса недавно поселившихся жильцов. 52-летний Гарри Финке был найден после десятимесячного сидения за столом у зажженной лампы и при включенном приемнике. На сей раз двери вскрыли по настоянию возмущенного домовладельца, которому Финке не платил денег.

Невнесение взносов за квартиру, газ и электричество – вот единственный повод, чтобы о вас вспомнили, утверждает журнал «Штерн». Если же вы перешли на «прогрессивные формы обслуживания», как г-жа Франк, – лежите себе в коридоре спокойно хоть десять лет».

Таких страшных фактов много, они случаются в разных странах мира. Одиночество человека, безразличие окружающих к его судьбе – один из мощных психологических факторов, которые ускоряют наступление смерти. Если в каком-либо обществе сравнительно част случаются события подобные тем, о которых вы прочли, то нельзя сказать, что это общество развитое, цивилизованное.

§ 6. Гениальность и мечта о бессмертии

Одним из основных результатов индивидуального психического развития человека является его «Я» и самоконцепции (Я-концепции), т. е. самосознание. «Я» человека является центром его личности. Как бы трудно ни было для человека сказать, что он понимает, когда говорит о своем «Я», все-таки это то, что представляет для него самое «интимное», самое близкое. Это то, что, возникнув и получив свое обозначение словом «Я», день за днем и в течение всей жизни остается уже родным и сравнительно неизменным. Если сейчас не касаться случаев самоотчуждения людей (хотя и они тоже немалочисленны), при которых человек даже может ненавидеть себя и иметь импульсы самоуничтожения, вплоть до попыток самоубийства, все-таки большинство людей приписывает своему «Я» огромное положительное значение, стремится иметь позитивную самооценку и вызвать у других положительное, возможно более высокое мнение о себе.

Что означает, в психологическом смысле, желание или мечта о бессмертии? Человек, конечно, нередко хотел бы сохранить также свое тело, особенно когда его «телесный Я-образ» или, говоря иначе, «схема тела», ему нравится. Однако я считаю, что мечта о бессмертии – это в первую очередь мечта о сохранении своей души, нежелание потерять свое неповторимое и столь близкое «Я».

Некоторые мыслители заметили, что все по-настоящему великие люди верят в бессмертие человеческой души, человеческого «Я». Такие люди, обладая активнейшей психической жизнью, лучше других, «полусонных», осознают свое прошлое, а также ценность своей активности и непрерывность своего существования.

Как возникает эта вера? Способствуют ли их исключительная одаренность и величие духа возникновению у них веры в бессмертие, или же происходит обратное, вера в бессмертие делает их подлинно великими? Способствует ли эта идея развитию дарования гения и таланта и достижению великих целей? Для ответа на эти вопросы нужны специальные исследования жизни и творчества подлинно великих людей.

Для того, чтобы побороть то и дело возникающую устрашающую мысль о неизбежности смерти, некоторые выдающиеся люди создали свои представления о бессмертии. В возможность бессмертия верили композитор И. С. Бах, поэт И. В. Гете и другие великаны мысли и чувств. Четвертого февраля 1829 года Гете говорил Эккерману: человек должен верить в бессмертие, он имеет такое право, это соответствует его природе.

«Пусть человек верит в бессмертие, у него есть право на эту веру, она свойственна его природе, и религия его в ней поддерживает. Но если философ хочет почерпнуть доказательства бессмертия души из религиозных преданий, дело его худо. Для меня убежденность в вечной жизни возникает из понятия деятельности. Поскольку я действую неустанно до самого своего конца, природа обязана предоставить мне иную форму существования, ежели нынешней дольше не удержать моего духа»[14].

По идее Гете, залог вечной жизни в неустанной и полезной деятельности. Эту мысль Гете высказывал несколько раз, в ходе других бесед с Эккерманом. Хотя Гете считает, что природа обязана дать неутомимому духу новое тело, все же дело, по-видимому, в следующем: в процессе развития личности и ее деятельности у нее формируется очень сложная и тонкая психическая структура, «Я» и ее Я-концепция, которая только и может пережить тело и даже перевоплощаться. Можно считать, что психика – это особая форма бытия, тонкая, но мощная энергетическая структура. которая может существовать самостоятельно, вне тела. Но где? Чем она занимается и как можно ее воспринимать. Это узловые проблемы танатологии. Гете считал, что ни одна сущность в ничто не обращается. Он считал глупой мысль, будто «все к небытию стремится, чтобы бытию причастным быть».

1 сентября 1829 года, беседуя с Эккерманом, Гете вновь, хотя и вскользь, затронул проблему бессмертия, использовав аристотелевское понятие энтелехии. «Я не сомневаюсь: наше существование будет продолжаться, ибо природе не обойтись без того, что понимают под энтелехией. Но бессмертны мы не в равной мере, и для того, чтобы в грядущем проявить себя как великую энтелехию, надо ею быть»[15]. Тот, кто своей деятельностью становится энтелехией, тот и может претендовать на бессмертие. Такова идея Гете. Гете разъяснил, что то, что он, вслед за Аристотелем, называет Энтелехией и считает основой бессмертия, Лейбниц назвал «монадой». Под монадами он понимал такие же «независимые создания»[16].

Как доказано в современной психологии, память лежит в основе формирования самосознания, «Я» и Я-концепции человека. Формируясь, оно приобретает для личности высочайшую ценность. Потребность в бессмертии есть по существу потребность в сохранении своего «Я», этой тонкой и мощной психической структуры. Но проблема состоит в следующем: может ли эта психическая структура жить независимо от телесной структуры. на основе которой она, по-видимому, возникла? Только веры недостаточно для того, чтобы мы приняли такой постулат. Эта потребность, как заметил Отто Вейнингер, особенно сильна у выдающихся людей, поскольку они лучше осознают свое прошлое и непрерывность своей психической жизни. Даже у тех, кто не верит в бессмертие, в существование ада и рая, перед смертью появляется потребность не умереть без освобождения от «грехов», «с ложью в сердце».

Именно это является самым главным: почему люди, проведшие самую бесчестную, полную лжи и обмана жизнь, внезапно ощущают в себе стремление к истине? Почему производит потрясающее впечатление даже на человека, который не верит в потустороннюю кару, тот факт, что другой человек умирает с ложью, с нераскаянным поступком?»[17].

Вейнингер считал, что большинство людей в момент смерти проявляет наивысшие духовные способности, становятся гениями. Эта идея перекликается с идеями Карла Юнга об индивидуации личности перед смертью. Здесь открывается возможность расширения и углубления танатологической проблематики путем привлечения юнговской психологии.

В жизни каждого человека, отметил далее Вейнингер, наступает момент, когда, вследствие внутреннего развития «… внезапно и незаметно сознание приобретает такую степень интенсивности, что этот момент глубоко врезывается в память человека, а впоследствии, смотря по дарованию каждого отдельного индивидуума, к этому вспоминанию присоединяется целый ряд новых… Точно так же различным людям необходимо разное число толчков для того, чтобы стать гениальными; по числу этих толчков, из которых последний совпадает с моментом смерти, можно классифицировать людей с точки зрения их дарования»[18].

Эти рассуждения, основанные на точных фактах, показывают, что изучение жизни, деятельности и личности гениальных людей, их понимания смерти и бессмертия, их экзистенциальных фрустраций и периодов различных глубоких изменений (конверсий и индивидуаций), их памяти и других познавательных процессов, может привести к значительному углублению антропологических наук, и покажет пути усиления одаренности людей, которые по каким-то причинам не в состоянии спонтанно проявлять талант и гениальность.

Вновь обратившись к идеям Гете отметим, что возможность жизни после смерти он выводил из идеи активности человека: если я непрерывно действую до конца своих земных дней, то природа обязана дать мне другую форму существования, если предыдущая уже не может нести мою душу. У этого великого человека мечта о бессмертии была так сильна, что он обязал природу дать ему другую форму бытия после смерти, такую, которая, в отличие от уже усталого и разлагающегося тела, способна принять на себя его душу[19].

Мечта о бессмертии, конечно же, особенно сильна у высокоодаренных индивидов. Но для психологии и человековедения в целом представляет немалый интерес и другое обстоятельство: даже неверующие, как уже сказано, не хотят умереть «с ложью в сердце». Есть, следовательно, нечто глубокое и таинственное в этом чувстве, в той конверсии, которая происходит в психике человека. Он, независимо от своей воли, готовится к чему-то новому и важному. Иначе как понять то скачкообразное моральное созревание, которое происходит перед концом земного существования?

Более того, прямо перед смертью многие неожиданно проявляют высшие психические способности. Это чрезвычайно любопытное явление, полное намеков о значительных внутренних возможностях человека, в настоящее время удается наблюдать специалистам, изучающим предсмертные состояния и клиническую фазу умирания людей. Но, читая труды мыслителей прошлого, мы получаем впечатление, что оно, это явление, было им известно задолго до начала развития научной танатологии.

Подобные факты и размышления свидетельствуют о том, что исследование жизненного пути талантливых и гениальных, особенно одаренных людей, их представлений о жизни, смерти и бессмертии, переживаний и конверсий, которые в них происходят, позволяют создать более глубокое представление о психологических возможностях человека. Мы начинаем чувствовать, что, по-видимому, в особых условиях даже у многих обыкновенных людей, можно было бы развить исключительные способности к творчеству. Кстати, реальность такой возможности уже доказана с помощью экспериментального применения гипноза и внушения[20].

Нет сомнения в том, что Габриель Гарсиа Маркес – великий писатель. Во время одного интервью он, в числе других, отвечал также на три вопроса, которые имели прямое отношение к его восприятию конечности индивидуальной жизни.

«– … Кстати, вы боитесь старости?

– Старости я не страшусь. В моей семье все долгожители: отец умер в полном сознании в восемьдесят четыре года, матери – восемьдесят два, но голова у нее ясная. В общем, я надеюсь. что гены обеспечат мне ясность мысли, если я доживу до таких лет. Остальное меня не волнует, главное, чтобы голова работала.

– А смерти вы боитесь?

– Смерти – нет, не боюсь. Умирания – да. Меня как писателя страшит, что самое главное событие моей жизни – им будет смерть – я не смогу описать.

– Какое место занимают в вашей жизни религия и бог?

– Увы, бог в моей жизни не занимает никакого места. Хочу надеяться, что если бог существует, то, может, я занимаю какое-то место в его жизни»[21].

Однако страх перед умиранием также является выражением стремления к бессмертию, хотя эта проблема в рассуждениях Маркеса преломлена через такую важную для писателя цель, какой является желание описать основные события жизни – собственную смерть.

Мысль о бессмертии Маркес высказал еще раз в беседе с представителем швейцарской газеты «Вельтвохе». Вот последний вопрос журналиста и ответ на него Маркеса:

«Вельтвохе». – Вы живете интуицией и предчувствиями. Есть ли у вас какие-либо предчувствия относительно собственной смерти?

Г.Г.М. – Нет, для того, чтобы жить спокойно. я решил. что никогда не умру. Так поступает, впрочем, большинство людей. Как можно жить, если все время думаешь о том, что умрешь? Нет… Я делаю все возможное, чтобы не умереть. Я невероятно суеверен и придумываю собственные приметы… Думается, что суеверие имеет достоинства, по крайней мере оно руководит человеком, в особенности тогда, когда иной веры у него нет»[22].

§ 7. Почему у мужчин более короткая жизнь?

Можно предположить, что по интенсивности переживания процессов социального и психологического умирания между женщинами и мужчинами имеются заметные различия. Если бы удалось показать наличие такого различия, тогда можно было бы утверждать, что обнаружен еще один фактор, оказывающий влияние на различие длительности жизненного пути представителей двух полов, наряду с биологическими, социальными и другими социально-психологическими факторами.

Для понимания сущности обсуждаемой проблемы следует иметь в виду, что каждый индивид имеет потребность в самораскрытии. Однако вследствие дифференцированного воздействия социальных ролей женщин и мужчин между ними по возможности самораскрытия наблюдаются существенные различия. Мужская роль традиционно не позволяет ему проявлять чувствительность и эмоциональные переживания. Последние считаются типично женскими чертами. Мужчина, во всяком случае, во многих известных нам социально-культурных средах, должен быть сдержанным, строгим, сильным и свободным от сентиментальности. Под воздействием подобных ролевых ожиданий мужчины становятся сдержанными в выражении своих чувств. Постоянная «ролевая сдержанность» предотвращает развитие в мужчинах высокого уровня способности к эмпатии, сопереживанию.

Личность, которая приписывает себе такую традиционную мужскую роль, даже в любви не самораскрывается до конца и спонтанно. считая, что даже перед любимой женщиной нельзя раскрываться полностью: надо быть сдержанным и сильным.

Еще большая степень сдержанности требуется во взаимоотношениях мужчин. Здесь требования еще более жесткие.

Итак, исследуя данный вопрос, некоторые психологи пришли к заключению, что острая нехватка эмоциональной близости и спонтанного самораскрытия приводит к ранней смерти мужчин. Вот почему мужчины в среднем чаще и в более раннем возрасте умирают[23].

Я считаю, что в таких случаях следует говорить об ускорении процесса умирания. У мужчин, приписывающих себе подобные жесткие ролевые ожидания, обычно имеются такие «социальные атомы», которые состоят из немногочисленных членов. В результате этого их умирание в социально-психологическом смысле ускоряется. Правда, это зависит также от уровня экспансивности личности, т. е. от того, в какой мере она нуждается в общении с людьми. В этом отношении, как известно, в частности, из социометрических исследований, между людьми имеются большие индивидуальные различия. Безусловно, социальная смерть, ускоряясь, приводит также к ускорению биологической смерти человека.

Эту проблематику можно расширить на основе новых эмпирических фактов и экспериментов. «Эмпатия и смерть человека» – вот так бы я навал данный, намечаемый раздел психологической танатологии. Но здесь я отмечу лишь то обстоятельство, что в определенных социальных ситуациях женщины более сдержанны в выражении своих чувств, чем мужчины. Таково положение вещей, например, в странах Востока. Поэтому необходимы сравнительные этнокультурные исследования продолжительности жизни женщин и мужчин и причин межролевых различий.

§ 8. Концепции смерти и ее критерии

Что такое смерть? Когда считать человека умершим? Первый вопрос касается философско-психологической концепции смерти, а второй – медицинских критериев состояния смерти. Эти вопросы за последние десятилетия обсуждаются в научной (танатологической) литературе. Проблема сущности смерти, следовательно, имеет, по крайней мере, два аспекта: философско-этический, психологический и медицинский.

1) Философско-этическая концепция смерти. – Здесь речь идет о том, что человека можно считать умершим, если у него отсутствуют сознание и самосознание, когда у него отсутствует познавательная активность, способность познания внешнего мира.

2) Медицинские критерии смерти. – Медики традиционно считают человека умершим, если у него отсутствует дыхание и не работает сердце. Однако успехи в исследовании мозга, достигнутые в ХХ веке, позволили выдвинуть еще один и очень важный критерий, а именно: человек умер, если у него весь мозг перестал функционировать как целое. Я подчеркиваю: весь мозг, а не только кора больших полушарий головного мозга. Поскольку в настоящее время доказано, что подкорковые центры и мозжечок продолжают работать (хотя бы несколько минут) и после того, как кора перестала функционировать (в электрофизиологическом аспекте кора уже «молчит», но в подкорковых отделах регистрируется электрическая активность. Именно исходя из последнего факта и определяют длительность клинической фазы умирания (от 4 до 6 минут) и пытаются за это время реанимировать умирающего.

3) Психологическая концепция и критерии смерти находятся в процессе становления. Эта концепция создается и совершенствуется по мере развития новой науки о смерти – психологической танатологии. Исходя из теперешнего состояния этой науки в качестве психологических критериев смерти человека можно выдвинуть следующие: 1) отсутствие сознания и самосознания; 2) прекращение работы экстерорецепторов; 3) выход «Я» из тела и восприятие им извне этого тела, в котором оно до этого находилось; 4) невозможность реанимации.

4) Биологическая смерть. – Биологическая концепция умирания лежит в основе медицинских критериев смерти. С биологической точки зрения человека можно считать умершим в том случае, когда имеет место следующее: а) все системы организма и мозг целиком прекратили свою активность; б) когда клиническая фаза умирания завершена и реанимация уже невозможна. Если даже мозг, а также системы кровообращения и дыхания поддерживаются живыми с помощью специальной аппаратуры. То, пока это имеет место, мы не вправе считать человека умершим. Смерть вегетативных центров подкорки и продолговатого мозга – это подлинная биологическая смерть.

Если в психологическом смысле смерть человека представляется лишь прекращением его земного существования и переходом в новый вид (и сферу) бытия, то в медицинском и биологическом смысле такая смерть окончательна.

Итак, согласно современным психологическим представлениям танатологов, смерть есть выход души (астрального тела) из физического тела и уход в «другие измерения бытия». Но существует еще одно определение смерти, о котором полезно знать. Речь идет о точке зрения медиумов. Они считают, что астральное тело и физическое тело связаны друг с другом с помощью сверхтонкой нити. Она идет от макушки астрального тела к макушке физического тела. Смерть, по их мнению, есть разрыв этой нити.

Об этом явлении мы еще поговорим. Однако до сих пор никому не удалось обнаружить такую нить. «Ни один эксперимент еще не обнаружил серебряной нити, но ее существование может объяснить, почему не всегда усилия воскресить человека приводят к успеху. Если человек в состоянии клинической смерти собирается продлить свое странствие к свету, в тот момент, когда он решает не возвращаться, серебряная нить рвется. На языке медиумов «разорвать серебряную нить» значит умереть[24].

Однако каким образом желание не вернуться разрывает нить, не совсем ясно. Но и такая гипотеза имеет право на существование, пока наука еще не выяснила все аспекты и механизмы умирания человека.

Глава вторая. Психологическая смерть человека

§ 1. Психологический закон смерти

Под психологической смертью или психологическим умиранием человека я понимаю протекающие в нем, обычно постепенные, но временами также ускоренные и скачкообразные изменения, в результате которых его жизнеспособность и психологическая сопротивляемость стрессорам и фрустраторам уменьшается. Человек, переживающий процессы психологической смерти, начинает сомневаться в ценности и желательности жизни, размышляя о том. насколько целесообразно жить дальше. Исследование психологического умирания человека – это большая и многогранная проблема, некоторые аспекты которой станут предметом исследования в настоящей главе. Попытаемся при этом использовать наиболее интересные результаты проведенных исследований.

Однако в качестве установочного для всего дальнейшего исследования здесь я предлагаю иметь в виду один общий закон, которому можно присвоить название психологического закона смерти.

Всеми признаваемый закон, согласно которому все живое, в конце концов, умирает, как бы долго оно не жило, можно считать биологическим законом смерти (умирания), если речь идет о тех живых существах, у которых имеется психика.

Но в психологии мы можем постулировать также существование психологического закона смерти (умирания), если желаем показать только процесс психологической смерти человека. Есть психологический закон рождения человека, есть также психологический закон умирания. Между рождением и смертью лежит жизненный путь человека, который подчиняется целому ряду других законов развития, созревания и старения. Однако как закон рождения, так и. в особенности, закон умирания, оказывает влияние на всю жизнь человека на всем его жизненном пути. Это всепроникающие законы.

Психологический закон умирания гласит: психика человека, включающая его «Я» (центр личности), Я-концепцию и другие образования, в ходе индивидуального развития (онтогенеза) формируются, функционируют и, в конце концов, умирают. В целом психическая смерть необратима.

Следующим шагом должен быть выяснение природы умирания психики человека. Представление об этом мы получаем путем анализа переживаний человека в фазе клинической смерти, хотя полезные сведения дает также исследование предыдущих этапов и фаз психологического умирания, например тех, которые выделила Э. Кюблер-Росс (они описываются на последующих страницах), фазы агонии и др.

§ 2. Потеря смысла жизни и индивидуальная смерть

Среди высших психических потребностей человека особое место занимает потребность смысла жизни. Удовлетворение этой потребности совершенно необходимо для сохранения нормальной психической активности человека, развития его личности, для достижения психической зрелости и мастерства в ведущих видах профессиональной деятельности. Великие мыслители уже с давних времен знали, что потеря смысла жизни – это одна из наиболее тяжелых потерь (деприваций, лишений) в жизни человека. Недаром Л. Н. Толстой в своей «Исповеди» писал, что потеря смысла жизни – смерти равна[25].

Здесь речь идет, без сомнения, о психологической смерти, которая делает как бы бессмысленным также существование тела, к котором, кстати, в процессе психологической смерти происходят болезненные изменения.

Потеряв смысл своего существования, человек оказывается в глубоком психологическом кризисе. Но там, где налицо психологический кризис, есть также внешние и внутренние конфликты, которые чаще всего теснейшим образом взаимосвязаны. Кризис – это состояние крайнего обострения конфликта. Когда речь идет не о социальном. а о психологическом конфликте, то следует учесть, что он превращается в кризис тогда, когда человек, имея жизненно важную потребность (или группу таких конвергирующих мотивов-потребностей), из-за наличия преград не смог его удовлетворить, но теперь уже конфликт невозможно сохранить. Дальнейшее сохранение конфликта, достигшего уровня кризисного состояния, чревато опасными, в частности – патологическими последствиями. Например, человек, который лишен возможности удовлетворения своей потребности осмысления жизни, может иметь постоянную тревожность, болеть серьезными нервными, психическими и соматическими заболеваниями. Для того, чтобы прекратить подобное развитие, он должен найти выход из кризиса, он вынужден произвести выбор среди существующих возможностей. Он может, например, отказаться от той цели, стремление к которой зашло в тупик и не привело к осмысленности жизни, как он надеялся. Для выхода из тупика он может выбрать новую цель и этим путем сообщить смысл своему существованию. Выбор новой цели, новое целеобразование – один из механизмов здоровой адаптации личности. Причем психологически важно, чтобы человеку удалось приписать смысл новой своей цели и деятельности по ее достижению, т. е. успешно использовать механизм атрибуции смысла. Значение субъективной атрибуции смысла в таких случаях велико: ведь эта же цель для других людей может вовсе и не обладать ценностью и личностным смыслом.

Если, например, избранная человеком область его профессиональной деятельности не соответствует его способностям и потребностям, и он оказывается в кризисной ситуации, более удачный новый выбор может вывести его из кризиса. Таких случаев очень много, хотя для пожилых и, тем более, для престарелых людей выбор нового поприща очень трудное дело.

Другой возможный путь выхода из экзистенциального кризиса (а именно таковым является кризис потери смысла жизни) – ослабление неудовлетворяемой потребности или ее полное затухание, а если возможно – устранение. Дело в том, что ряд человеческих потребностей входит в то внутреннее образование, которое называют сущностью человека. Умертвляя в нем эту потребность, мы тем самым в какой-то мере убиваем самого человека, он уже перестает быть полноценным, особенно в психологическом смысле. Поэтому можно пойти несколько иным путем. Можно, например, считать, что совсем необязательно, чтобы жизнь каждого из нас имела свой, да еще специфический и значительный смысл. Смысл жизни – явление относительное: то, что имеет смысл для меня и сообщает осмысленность моему существованию и деятельности, другому может показаться бессмысленным. Для меня, например, лишена смысла жизнь человека, который накапливает деньги или собирает коллекцию каких-то предметов, но я могу понять, что именно эти занятия и сообщают смысл его существованию.

Рассуждая таким образом, мы сообщаем явную относительность проблеме смысла жизни. При этом жизнь в значительной мере теряет для нас свою ценность, но кое-какое облегчение достигается. При таком взгляде на вещи нам легче жить. Важнее всего никогда не осмысливать жизнь только посредством одной-единственной цели: опасно считать, что только достижение данной цели сделает нашу жизнь осмысленной и значительной. Осмысление собственного существования с помощью только одной цели – признак нереалистичности и узости взглядов человека. Очень распространенным примером подобной узости взглядов является влюбленный человек, считающий, что без любимого человека – единственного и незаменимого – жизнь лишена смысла, следовательно не стоит жить дальше.

Такое убеждение не приносит вреда или даже полезно, когда нет преград на пути соединения с любимым человеком и достижения счастья. Но как быть в том случае. когда любимый человек отказывает во взаимности, уходит или умирает? Человек, ограничивающий осмысление своей жизни только одной целью, в таких случаях сразу же попадает в кризисную ситуацию, размышляя о самоубийстве. Нередко такие люди реально покушаются на свою жизнь.

Одним из признаков психической зрелости человека, с моей точки зрения, является то, что он имеет широкое поле выбора целей, обширный спектр ценностей, и когда трудности жизни заставляют отказаться от одной цели, он выбирает другую, может быть столь же значительную и привлекательную. Замена цели – мощный психологический защитно-адаптивный механизм.

Однако если эти возможности исчерпываются, если человек больше не видит таких перспектив для своей земной жизни, тогда кризис оказывается чрезвычайно глубоким, а желание смерти – сильным и искренним. Интересное обсуждение этих вопросах встречается в работе ряда авторов[26].

Потеря смысла жизни и особенности процесса психологической смерти становятся более яркими в переживаниях и поведении тех людей, которые знают о своем безнадежно больном состоянии и осознают, что вскоре умрут. Конечно, каждый из нас. начиная с того момента, когда впервые понимает, что его индивидуальная психическая жизнь на этой земле имеет конец. оказывается в состоянии смертника. В психике человека, однажды осознавшего неминуемость своей близкой смерти, всегда налицо, сознательно или подсознательно, идея смерти и чувство ускоренного приближения к «моменту» наступления смерти, тревога и даже страх перед этим концом, казалось бы – бессмысленным и нелепым. Однако физически здоровый человек не знает «момента» своей смерти, он не может даже приблизительно предугадать его. В результате его состояние существенно отличается от состояния тех больных людей, которым врачи сообщили, что они неизлечимо больны и вскоре умрут.

Клиническими исследованиями хода психической смерти неизлечимо больных людей много занималась известный американский психопатолог и танатолог Элизабет Кюблер-Росс. В этой трудной области в настоящее время работают и другие исследователи и врачи. В их трудах описываются этапы или фазы психологического умирания человека. Описания фаз умирания в трудах Э. Кюблер-Росс реалистичны и поучительны, хотя они, как мы увидим, оставляют место не только для расширения, но и для новых интерпретаций. Я считаю, например, что следовало дать возможно более полное описание психологических защитных механизмов умирающих людей, индивидуальных различий их адаптивных процессов и зависимость последних от типа личности умирающего. Перейдем, однако, к описанию стадий психической смерти человека.

§ 3. Стадии психической смерти человека

Если осознание неизбежности смерти вызывает глубокую фрустрацию даже у молодых и полных сил людей, то это тем более верно относительно старых и больных людей. Напомню, что под фрустрацией в современной психологии понимают такое психическое состояние человека, находясь в котором он осознает, что его мечты и желания не осуществились, что он потерпел крушение своих надежд. Это блокада целенаправленной деятельности и переживание неудачи. Экзистенциальная фрустрация – это переживание бессмысленности, бесперспективности нашего существования. Вполне понятно, что терминально больной человек одновременно переживает несколько фрустраций, в том числе экзистенциальную.

Экзистенциальная фрустрация у безнадежно больных людей особенно глубока тогда, когда врач, как авторитет, сообщает им о безнадежности их состояния.

Исследуя проблемы умирания и смерти человека, Э. Кюблер-Росс, которая организовала также семинары с участием терминально больных людей, накопила обширный материал о тех переживаниях, которые протекают в психике больного начиная с того момента, когда он каким-то образом узнает о своем подлинном состоянии и обреченности. Обобщив свой материал Э. Кюблер-Росс заметила, что имеет место закономерная смена определенных стадий переживаний человека. Она обнаружила пять стадий психологических изменений личности и работы у нее психологических защитных механизмов. Это стадии отрицания реальности, изоляции, возмущения (агрессивности), ведения переговоров и заключения соглашений, стадия депрессии и, наконец, стадия принятия неизбежности смерти (т. е. примирения с мыслью, что смерть неизбежна и борьба не имеет перспектив). Опишем эти стадии психологического умирания терминально больных людей[27].

А. Стадия отрицания и изоляции

Эту первую стадию Э. Кюблер-Росс назвала стадией отрицания реальности и изоляции, поскольку в психике больного человека наиболее активно начинают работать два защитно-адаптивных механизма: механизм отрицания неприятной, устрашающей реальности и механизм изоляции. Больной на этой стадии не желает понять, что его конец близок. Во время бесед люди, которые находятся на такой стадии психологического переживания умирания, заявляют, что не доверяют поставленному врачами диагнозу. Они стараются дискредитировать врачей, заключение которых глубоко фрустрирует их, лишая всяких перспектив на будущее.

«Нет, этого не может быть!» – вот примерно их первая реакция. Причем такая реакция всегда в основном одинакова, независимо от того, каким путем больной узнал о своей участи: из прямо сказанных слов врача или же по косвенным признакам, по изменению поведения и невербальных знаков окружающих, на основе собственных, сделанных сознательно или подсознательно, выводов. Одна больная даже стала утверждать, что рентгеновские лучи, с помощью которых у нее был обнаружен рак, были неподлинными. Больной может также утверждать, что вывод медиков – результат диагностики другого больного, что будто произошла путаница. Эта же больная, которая считала рентгеновские лучи подмененными, стала обращаться к другим врачам для того, чтобы удостовериться в ошибочности первого диагноза своего состояния. «Тревожное отрицание» – так называет Э. Кюблер-Росс эту первоначальную реакцию терминально больных людей[28]. Отрицание, иногда полное, нередко же частичное, в той или иной мере используется всеми больными не только на первых стадиях умирания, но, время от времени, и на последующих стадиях этого процесса. Принимая даже истинное положение вещей, больные сохраняют некоторую надежду на то, что смогут жить дольше.

Эту защитную реакцию Э. Кюблер-Росс считает весьма полезной, так как она смягчает первый удар истины и создает условия для включения в работу психики других, более спокойно действующих и «менее радикальных» защитных механизмов. Обычно после отрицания реальности наступает частичное принятие неизбежности смерти. Из 200 терминально больных, с которыми работала исследовательница, только трое до порога своей смерти продолжали отрицать ее неизбежность. Они только в редких случаях, и мельком, осознанно вспоминали и говорили о смерти, называя ее «неприятным событием, которое обычно наступает во сне и не причиняет боли».

Позже, на этой же стадии, большинство больных начинает использовать в основном механизм изоляции. Что он из себя представляет? Больные иногда говорят о своей смерти для того, чтобы затем перейти к более приятным и оптимистическим вопросам. Смерть и связанные с ней эмоции в психике больного изолируются от остальных психических содержаний и проблем. На уровне бессознательного, считает Э. Кюблер-Росс, все мы считаем себя бессмертными. Мы не представляем себе, что сами должны лицом к лицу встретиться со смертью. Получается так, что одна часть «Я» человека знает о болезни и неминуемой смерти, в другая отрицает ее, изолирует и вытесняет из сферы сознания, заполняя ее другими образами и мыслями, психическими содержаниями. Рассказывая о больной молодой женщине, Э. Кюблер-Росс отмечает, что именно первая часть ее психики держала ее в больнице и заставляла подчиняться требованиям медперсонала. Здесь она окружила себя многими привычными вещами, как будто решила обосноваться надолго. Она все время переходила от фаз полного отрицания своей смерти к фазам, находясь в которых не только осознавала ее неизбежность, но и своими действиями (например, перееданием запретной пищи, что считается косвенной формой самоубийства) ускоряла ее наступление.

Каким образом взаимодействуют механизмы отрицания и изоляции? Э. Кюблер-Росс, давая название этим механизмам, как мы видели, приводит примеры того, каким образом действуют они. Однако остается открытым вопрос: если на первой стадии эти два защитных механизма являются ведущими, то каким образом они взаимодействуют? Возможно ли, чтобы они действовали совершенно независимо друг от друга, однако защищая личность от одного и того же ведущего фрустратора – ожидания смерти? Такое положение вещей мне представляется невозможным. Поэтому я считаю важным следующее: 1) необходимо раскрыть и описать все защитные механизмы, их комплексы, а также защитные стратегии, которые используются умирающей личности на первой стадии ее психологического умирания; 2) необходимо показать, каким образом влияют друг на друга эти механизмы и стратегии; 3) необходимо также исследовать следующий более серьезный и сложный вопрос: может ли один защитный механизм порождать новый защитный механизм или хотя бы принимать участие в процессе его генезиса?

Более конкретно можно сказать так: обусловлена ли изоляция активностью механизма отрицания реальности? Я полагаю, что такая связь может существовать. Ведь для того, чтобы отрицать какую-то часть реальности, человек нуждается в других людях, которые либо соглашаются с ним, либо противоречат ему. Здесь намечается два варианта: а) если наш индивид Р1 (умирающий) отрицает возможность своей смерти, а Р2 соглашается с ним, то умирающий, по-видимому, не имеет причин изолироваться от него. В таком случае механизм внешней социальной изоляции может не активизироваться; 2) в том же случае, когда Р2 (социальный наблюдатель) не принимает отрицание больным своей участи, то между ними возникает конфликт, и Р1 получает импульс (мотив) к самоизоляции и, по-видимому, также к той внутрипсихической изоляции, о которой здесь главным образом идет речь.

Отсюда можно прийти к выводу, что самоизоляция больного, хотя бы в начале процесс психологического умирания, имеет избирательный характер: некоторых лиц он избегает, а с другими готов общаться. Но я полагаю, что по мере прогресса болезни и приближения конца у больного тенденция самоизоляции может принимать обобщенный характер.

В литературе описываются случаи, когда у больного временно прекращается работа механизма изоляции, и в такие «моменты» он готов общаться с психологом и говорить о смерти. Ценой некоторого упрощения положения вещей можно сказать, что в таких случаях механизмы отрицания и изоляции сопряжены по закону отрицательного сопряжения. Это означает, что ослабление отрицания приводит к усилению общительности пациента.

Поскольку я считаю, что на каждой стадии психологического умирания у личности работают не один-два, а несколько защитных механизмов, то в ходе дальнейших исследований необходимо раскрыть все эти механизмы, способы их взаимодействия, последствия этих процессов. Одним из главных является также вопрос о том, каким образом происходит переход от внутриличностной изоляции психических содержаний к внешней социальной изоляции личности?

Кстати, в тех описаниях конкретных случаев, которые приводятся Э. Кюблер-Росс, нередко ясно видны следы динамики других защитных механизмов, например компенсаторного воображения в виде делюзий (delusion, галлюцинаций).

Б. Стадия возмущения

Затем наступает стадия возмущения. Она уже своим существованием доказывает, что психическая самозащита предыдущей стадии не увенчалась полным успехом. Больной не смог дискредитировать врача. поставившего трагический диагноз о летальном исходе. Он пришел к пониманию той страшной истины, что конец действительно близок.

Находясь в данной стадии психологического умирания, больные очень часто проявляют агрессивность к молодым и здоровым людям, чувствуя себя глубоко оскорбленными. «Почему я должен умереть, тогда как другие продолжают жить?» – вот основной смысл их ропота и претензий. Кстати, эта тема хорошо отражена в произведениях Л. Н. Толстого, Ремарка, Э. Хемингуэя и других писателей. Больные переживают чувства зависти, горечи и сожаления. Один из умирающих признался, что увидев бодро шагающего по улице 80-летнего старика, подумал: зачем жить такому, почему не он умирает, а умираю я, еще молодой человек.

В этой стадии медицинскому персоналу и родственникам больного очень трудно с ним общаться. Причина этой трудности в том, что возмущение и агрессивность умирающего иррадиируют во все стороны, т. е. проецируются на окружающую среду. Больной обвиняет врачей в том, что они будто бы плохо разбираются в своей специальности, производят не те проверки, которые необходимы, назначают не ту диету, чрезмерно долго держат больных в госпитале и т. п. Медсестры чаще других становятся объектами агрессии терминально больных: все, что они делают, неправильно. Больные изводят их разными необоснованными претензиями. Когда сестра сидит рядом, дежуря у больного, у него появляется желание остаться один, а когда она уходит – жалуется, что она часто покидает его, и т. п. Больной в этой стадии без особой радости встречает членов своей семьи, которые его посещают, их встречи обычно становятся очень тяжелыми. Поэтому они избегают частых встреч с больным, что еще больше усугубляет его положение.

Причиной такой агрессивности являются те многочисленные фрустрации (в виде приваций и деприваций), которые переживаются больным человеком: лишение обычной работы, ритмов труда и отдыха, повседневных приятных занятий, иногда – неподвижность, чувство потери всяких перспектив в жизни и т. п… Как не стать злым и не перенести эту агрессивность на тех, кто наслаждается жизнью. И он видит, что жизнь людей продолжается без него, что почти никто о нем не помнит, и он покинут людьми. И чтобы его не забыли окончательно, он поднимает свой голос протеста, предъявляет людям разные требования, всем своим поведением давая понять, что еще жив. И когда получает то внимание и заботу, в которых так нуждается, немного успокаивается и общение с ним становится более приятным. Понимание причин агрессивности больного и правильное общение с ним заметно облегчает его положение.

Когда больной до конца своей жизни остается таким гневливым, отталкивая от себя людей, его одиночество усугубляется. Более спокойно и с достоинством умирают те, кто смиряется с трагической реальностью, принимает советы и помощь людей. По-видимому, психологически труднее всего умереть людям с крайними авторитарными чертами характера, у которых в ходе жизни выработаны высокий уровень автономности и склонности к самостоятельным решениям. Их основная реакция на свою последнюю экзистенциальную фрустрацию – это агрессия и враждебность к людям.

Таково представление Э. Кюблер-Росс о психических переживаниях и защитных процессах больных в этой стадии умирания. Однако я считаю, что реальные психические процессы данной стадии психологического умирания значительно сложнее, чем выражена в схеме этой исследовательницы. Да и любая другая схема не может исчерпывающе отразить подлинные переживания терминально больных. Анализ материалов, представленных в книге Э. Кюблер-Росс «О смерти и умирании» позволяет выяснить. что уже на стадии возмущения наблюдаются «элементы» примирения если не со смертью, то хотя бы с болезнью. Более того, больные пытаются найти кое-что положительное в том, что заболели именно данной болезнью. Здесь действует следующая психо-логика: «Нет худа без добра».

Вот пример. Одна больная, 40 – летняя женщина, мать троих детей и по профессии медсестра, имеет длительную беседу с психологом. Она приводится в упомянутой книге Э. Кюблер-Росс. В ней содержится такой отрывок: пациентка заявляет, что своя болезнь (рак!) в определенном отношении является «доброй болезнью» («it has been a kind disease»). Благодаря этой болезни она приобрела много новых друзей, узнала много новых людей. Но это же чистой воды рационализация! Но именно такие рационализации означают начало процесса примирения с болезнью и ее неизбежным следствием – смертью.

В. Стадия переговоров и заключения сделок

Третью стадию психологического умирания Э. Кюблер-Росс назвала стадией «ведения переговоров и заключения соглашений». В какой-то мере принимая неизбежность смерти, ее идею, умирающий проявляет заботу о завершении своих земных дел. Его больше всего заботит исполнение своих обязанностей перед близкими людьми. Создается впечатление, что он верит в то, что если удастся как следует хорошо решить эти проблемы, тогда и смерть наступит позже, или его страдания не будут такими страшными. А если умирающий верующий человек, то он может, кроме того, дать обещания Богу и просить его продлить свое земное существование. Основную часть своих «торгов» такие больные ведут с Богом.

Эта стадия сравнительно коротка, но также психологически полезна больным. Они, по-видимому, полагают, что если прямые требования и враждебность не помогают, то, может быть, мирные переговоры приведут к продлению жизни. Э. Кюблер-Росс видит сходство в поведении терминально больных в стадии переговоров, с поведением детей. Дети сначала что-то требуют от родителей громким голосом и категорично, топают ногами при получении отказа и т. п. Но когда подобная тактика не приводит к желательным результатам, они ее меняют: они начинают давать обещания, что будут хорошо вести себя, хорошо учиться, быть послушным и т. п., лишь бы родители уступили. Таким путем они нередко добиваются своего.

Вот интересный пример использования тактики переговоров в поведении терминально больной женщины. Тяжело больная и еще сравнительно молодая женщина все время ощущала сильные боли, плохо себя чувствовала. Она не могла жить дома, так как часто нуждалась в болеутоляющих инъекциях. У нее был старший сын, который собирался жениться, и мать одобряла его планы. Она очень тяжело переносила мысль о том, что этот большой день – день венчания – она может пропускать. Ценой больших усилий ее обучают методам самогипноза. С их помощью она стала способна в течение нескольких часов чувствовать себя сносно. Она давала целый ряд обещаний на тот случай, если ей удастся присутствовать на свадьбе своего сына. За день до свадьбы она покинула больницу с видом элегантной и счастливо улыбающейся женщины. Никто не мог бы подумать, что дни ее сочтены. Она имела вид самого счастливого человека в мире.

«Я никогда не забуду момент ее возвращения в больницу, – рассказывает доктор Э. Кюлер-Росс, – Она имела утомленный вид… и еще не успела я поздороваться с ней, как она сказала: «Теперь не забудьте, что у меня есть еще один сын! – Она требовала нового срока, начала новый цикл переговоров с целью еще большего продления своей жизни. Переговоры – способ откладывания смерти. Больной обещает делать что-то еще, ставит перед собой новую цель и т. д., но, достигая этой цели, не сдерживает свое обещание и вступает в новые переговоры. Только углубление болезни, потеря способности к активности, усиление страданий переводят больных в следующую стадию процесса психологического умирания.

Здесь уместно сделать ряд дополнительных замечаний. Э. Кюблер-Росс по существу выделяет два вида переговоров умирающего: а) с медперсоналом, родственниками и с другими людьми; б) «торги» с Богом. В первом случае обращается к людям с просьбами о каких-то послаблениях в режиме, о помощи, о разрешении еще раз побывать дома, еще раз выполнять любимую работу и т. п. Что же касается переговоров с Богом, то они большей частью держатся в тайне или высказываются «между строк» во время интервью. Более откровенно они выражаются в беседах с представителем церкви, например в американских больницах – с капелланом. Эти «переговоры» сводятся к тому, что пациенты просят Бога продлить их жизнь, обещая в таком случая посвятить себя служению Богу и церкви и т. п. Причем в ходе таких торгов выясняется, что у больных имеются какие-то грехи, которые их беспокоят. Исследователи советуют помочь умирающим признаваться в этих грехах и получить отпущение, тем самым лучше готовиться к уходу из этого мира, без переживаний угрызений совести. Правда, сожаление за те дела, которые были намечены, но не были завершены, остается до конца жизни.

Г. Стадия депрессии

После наступления четвертой стадии психологической смерти умирающий оказывается в состоянии глубокой депрессии. Он теряет надежду на выздоровление, отказывается от встреч с людьми, просит, чтобы его оставили наедине со своим горем и страданиями. Он уже не в состоянии отрицать свою болезнь и неизбежность близкого конца, свою осужденность. Возникает чувство огромной потери – потери здоровья, внешнего вида, способностей, социального положения и т. п. Поскольку больной не работает и лечится, он начинает переживать большие финансовые трудности. Для того, чтобы оплачивать расходы, больные нередко вынуждены продать свой дом и многое из того, что приобрели в течение жизни с помощью огромных усилий. Дети таких больных нередко остаются без средств существования, возникает угроза того, что они не смогут получить полноценное образование. Многие мечты умирающего остаются нереализованными.

Э. Кюблер-Росс выделяет две разновидности депрессии больных людей: а) реактивную и б) подготовительную депрессию. Она считает, что их природа различна. Реактивная депрессия, являясь ответом на потерю ценностей, обычных занятий, привлекательности и т. п., при правильном подходе медиков и членов семьи довольно успешно устраняется.

Что касается второй разновидности депрессии, то она связана с ожидаемыми, предстоящими потерями. Если мы имеем дело с первой разновидностью депрессии, то можем отвлечь внимание больного на более приятные стороны жизни, веселить его. Например, если больная мать оказалась в депрессивном состоянии по той причине, что ее дети остались без ухода и защиты, то достаточно обеспечить детей всем необходимым и сообщить матери об этом, и ее депрессия смягчится или даже исчезнет, настроение улучшится.

Но предвосхищающая, подготовительная депрессия терминального больного есть подготовка к будущим еще большим потерям, к потере всего, что он любил и ценил. В этом случае отвлечение внимания, внушение оптимизма и другие обычные методы не помогают. Умирающему в стадии депрессии приятнее те люди, которые сидят рядом, но не говорят обычных слов утешения. Умирающий больше нуждается не в словах, а в подлинных чувствах, которые лучше передаются взглядом, всем видом сопереживающего человека, прикосновением к руке больного, поглаживанием волос или просто сидением рядом. Больного в этой стадии больше занимает будущее, и ему тягостно посещение большого числа людей, пусть даже искренне сочувствующих его горю.

А ведь нередко окружающие, даже члены семьи, не понимают подлинных нужд умирающего, не подозревают, что он уже готовится к смерти и все действия, предназначенные для внушения ему бодрости духа и оптимизма, ему уже неприятны. И медики, и родственники, согласно Э. Кюблер-Росс, должны понимать. что этот вид депрессии необходим и полезен больному, что без этого он не сможет умереть на стадии смирения, со спокойной душой. Без прохождения через предыдущие стадии невозможно оказаться в стадии смирения и принятия смерти. На примере одного больного она показала, что депрессия является не только следствием ожидания смерти и потери надежд: одной из ее причин является то, что человек понимает: его не оценили и не поняли, его по-настоящему не понимают даже близкие люди.

Данное обсуждение вызывает вопросы, которые имеют более общее значение. Один из них следующий: чем отличается депрессия терминально больных и умирающих людей от депрессии тех, которым смерть в близком будущем не грозит? Эта специфика, по моему мнению, все еще не исследована.

Отметим некоторые из специфических черт депрессии людей, которая наступает в процессе психологического умирания: 1) потери личности – реальные и ожидаемые – в этом случае особые, специфические. Это реальная потеря здоровья, работы, социального статуса и других ценностей, а также ожидаемая (предвидимая) потеря жизни, без которой всякая иная ценность теряет свое значение. Таким образом, речь идет о такой депрессии, которая наступает из-за экзистенциальной фрустрации хронического типа. 2) Представляет интерес точка зрения Э. Кюблер-Росс о существовании двух типов депрессии таких пациентов – реактивной и подготовительной. Существование второго вида депрессии означает, что иногда предвидимые фрустрации переживаются даже тяжелее, чем уже наступившие и реально переживаемые. Я думаю, что продолжение исследований в этом направлении приведут к некоторому расширению теории депрессии.

Д. Стадия принятия смерти и смирения

Если больной достаточно долго остается в предсмертном состоянии, тогда он может оказаться и в специфической пятой фазе психологической смерти. Э. Кюблер-Росс называет ее стадией или фазой принятия смерти, смирения с неизбежным концом, стадией внутреннего мира. Нахождение в этой стадии желательно, поскольку позволяет человеку умереть достойно. Предполагается, что умирающему необходимо дать возможность страдать, поскольку только через страдания он сможет подойти к стадии примирения с неизбежностью, смирения и принятия смерти без злобы и агрессии. Отсюда делается вывод о том, что если смерть близка и неминуема, то продление жизни человека нецелесообразно: такая жизнь полна страданий и уже не нужна человеку. Таким образом, Э. Кюблер-Росс выступает сторонником эвтаназии, по крайней мере ее пассивного варианта. Но об этом – в следующей главе.

В этой стадии человек часто засыпает, обычно – короткими промежутками, но это не обычный сон, целью которого является снятие напряжения и отдых, а также уход от дневных неприятностей, а скорее нечто сходное со сном новорожденного. Конечно, в этой стадии еще встречаются и жалобы на бессмысленность дальнейшей борьбы и всего остального, но такие протесты не являются признаком смирения с судьбой.

Принятие смерти и смирение налицо тогда, когда человек, как ребенок после рождения и в первые месяцы жизни, долго спит – как бы «отдыхая перед дальним путешествием». Смирение, успокоение и принятие судьбы сочетаются с сужением интересов умирающего. Он желает остаться один и не хочет, чтобы его беспокоили новостями и проблемами внешнего мира. Он не желает, чтобы его часто посещали и долго с ним разговаривали. Он предпочитает, чтобы посетители сидели молча и не задерживались долго – бессловесное общение в этой стадии считается более уместным.

Самое главное то, чтобы члены семьи и медперсонал не путали стадию смирения с наступающим иногда задолго до смерти периодом потерь надежд, в то время как человек, получая необходимую медицинскую помощь, еще может жить достаточно долго. Но если уже наступила стадия смирения с неизбежностью смерти, следует дать возможность больному постепенно разрывать свои связи с людьми и вещами, чтобы спокойно умереть.

К этому состоянию спокойствия, отсутствия страха и безнадежности некоторые умирающие приходят самостоятельно, проходя через предыдущие стадии. Это обычно старые люди, которые уже вырастили своих детей и решили остальные задачи своей жизни. Но есть и вторая группа людей, которые, для того, чтобы смириться со смертью и умереть без страха, нуждаются в большей помощь других людей. Они нередко впадают в состояние реактивного психоза, всячески защищаются от вмешательства людей в свои дела, боятся смерти. Опыт Э. Кюблер-Росс показал, что терпеливая и тактичная работа с такими пациентами, понимание их проблем и сопереживание с ними также может обеспечить наступление у них стадии мудрого и бесстрашного отношения к смерти. Этому способствует также вера в Бога и в существование жизни после смерти.

Читать бесплатно другие книги:

Как жить, если тебе достался редкий дар?Ей так легко управлять чувствами других людей: еще никто и н...
«Мистер Фирмен понимал, что после завтрака надо тотчас же идти на работу. При сложившихся обстоятель...
Пятая, заключительная книга саги Е. Соболь «Дарители». Смертельная опасность надвигается на сказочно...
В седьмой книге серии «Пардус» у Никиты почти не остается времени на учебу – то он вместе с членами ...
В шестой книге серии «Пардус» в Санкт-Эринбург нагрянули новые представители страшного семейства Сэн...
Данное жизнеописание Елены Ивановны Рерих составлено на основе ее дневниковых записей, которые стали...