Полвойны Аберкромби Джо

– О да. Через проливы, да в Ялетофт, с визитом к вероломному королю Финну.

Вот теперь настала тишина – и ветер прошелестел в листьях, подношения на дереве скрипнули, и по шее Колла пробежал холодок дрожи. Мать Адуин негромко причмокнула корой и сладко улыбнулась:

– Ах. Над этим и ваш шут не заржет. Ялетофт лежит в развалинах, чертог короля Финна в пепелище, а воинов его рассеял ветер.

Ярви еле заметно нахмурился.

– А где же сам король?

– По ту сторону Последней двери. С ним и его служитель. Их смерть была предначертана в тот самый миг, когда вы завлекли их обманом в свою обреченную шайку.

– На поле боя, – задумчиво пробормотал отец Ярви, – правил нет. Современнее некуда.

– Яркий Йиллинг уже засеивает Тровенланд пламенем, расчищая дорогу армии Верховного короля. Армии, превосходящей числом песчинки на полосе прибоя. Величайшему воинству, выходившему маршем с тех пор, как эльфы воевали единого Бога. К середине лета он будет у ворот Торлбю.

– Будущее окутано туманом, мать Адуин. Оно запросто может нас удивить.

– Не нужен пророческий дар, чтобы видеть грядущее. – Она вытащила свиток и растянула его, тонкие руны густо испещрили бумагу.

– Праматерь Вексен называет вас с королевой Лайтлин подлыми изменниками и чародеями. Отпечатанные Лайтлин монеты Община Служителей сим документом нарекает колдовскими амулетами эльфов, а всякого, кто их использует, – объявляет вне закона.

Колл дернулся – в подлеске хрустнул сучок.

– Вы будете изгоями для всего мира, равно как Атиль, Гром-гиль-Горм и любой, вставший под их знамена.

А вот сейчас появились воины. Мужчины из Ютмарка – продолговатые щиты и квадратные застежки плащей. Колл насчитал шестерых, а сзади услышал еще не менее двух и с трудом заставил себя не оборачиваться.

– Вы обнажили мечи? – удивленно спросил отец Ярви. – На священной земле Отче Мира?

– Мы молимся Единому Богу, – прорычал боец в шлеме с золотой гравировкой, их капитан. – Как по нам – это обычная грязь.

Колл оценил нацеленные на него острые взгляды и острые лезвия. Ладони стало скользко на рукояти потайного ножа.

– Ну, попали, – пискнул он.

Мать Адуин выпустила свиток из рук.

– Но даже сейчас, несмотря на вашу измену и подлость, праматерь Вексен предлагает вам мир. – Она воздела очи к небу, по лицу скользнула тень от листьев. – Взаправду, Единый Бог милостив!

Отец Ярви прыснул со смеху. Колл глазам своим не верил – настолько бесстрашным казался служитель.

– Полагаю, ее милость имеет свою цену?

– Изваяния Высоких богов должны быть разбиты. Отныне на всем море Осколков воцарится Единый Бог, – ответила Адуин. – Каждый ванстерец и гетландец обязан платить годовую десятину в Общину Служителей. Король Атиль и король Гром-гиль-Горм сложат свои мечи к ногам Верховного короля, умоляя его о прощении, и принесут новую присягу.

– Старая оказалась непрочной.

– Поэтому вы, мать Скейр и юный принц Друин останетесь у Вексен в заложниках.

– Хммм. – Отец Ярви поднял высохший палец и постучал по щеке. – Предложение заманчиво, беда только – летом в Скегенхаусе малость сыровато.

Стрела промелькнула перед лицом Колла – его обдуло ветерком полета. И беззвучно вошла в плечо вожаку отряда, сразу над ободом щита.

Из леса выпорхнули новые стрелы. Один воин вскрикнул.

Другой схватился за стрелу, угодившую в лицо. Колл подскочил к отцу Ярви и рванул его вниз, увлекая за ствол ближайшего священного древа. Тут же на них кинулся ратник, занося меч. И тогда его путь преградил Доздувой, огромный, как дом. Взмах его великой секиры сшиб нападавшего с ног и отбросил прочь, взбивая палые листья.

Сплелись проворные тени – секли, кололи, стукались о подношения богам, те раскачивались на ветвях. Через несколько кровавых мгновений бойцы матери Адуин присоединились к королю Финну за Последней дверью. Их капитан, задыхаясь, кривился на коленях: шесть стрел упокоились в его кольчуге. Он пытался встать, орудуя мечом, как клюкой, но красная сила стремительно покидала его через раны.

На поляне показался Фрор. Одна рука его обхватывала тяжелый топор. Второй он бережно расцепил застежку на золоченом шлеме капитана. Искусное изделие стоило немалых денег.

– Вы пожалеете об этом, – выдохнул капитан: на губах кровь, седые волосы липли к потному лбу.

Фрор неспешно кивнул.

– Мне уже тебя жалко. – И хватил капитана по темени – тот опрокинулся, распростав руки.

– Уже можно меня отпускать, – сказал отец Ярви и похлопал Колла по боку. Только сейчас он понял, что накрыл служителя всем телом, как в бурю мать закрывает ребенка.

– А сразу вы не могли мне сказать, что задумали? – спросил он, отталкиваясь от земли.

– Чего не знаешь – того не выдашь.

– Вы не доверились тому, что я справлюсь?

– Доверие – оно как стекло, – произнес Ральф. Он закинул на плечо свой могучий роговой лук и, протянув широкую ладонь, помог Ярви подняться. – Чудесная вещь, но только придурку взбредет в голову полагаться на его прочность.

Поляну со всех сторон окружили бывалые воины Гетланда и Ванстерланда, среди них мать Адуин казалась отчаянно одинокой. Колл едва ее не жалел, но понимал – его жалость не принесет никому даже наименьшего блага.

– Похоже, моя подлость взяла верх над вашей, – сказал Ярви. – Уже дважды ваша госпожа пыталась иссечь меня с лика мира, но пока вот он я, перед вами.

– Ты своей подлостью славен, паук. – Мать Адуин плюнула ему под ноги лиловой отрыжкой. – Твой Отче Мир теперь доволен священной поляной?

Ярви пожал плечами:

– Ох, он-то – бог милостивый. Но вообще-то согласен, разумнее на всякий случай задобрить его жертвой. Повесить вас на одном из этих деревьев и перерезать горло.

– Так чего ждете? – вырвалось у нее.

– Помилование убеждает в могуществе нагляднее казни. Возвращайтесь к праматери Вексен. Спасибо ей за сведения, они наверняка нам еще пригодятся. – Он бросил жест на мертвецов – тех уже привязывали за ноги, чтобы вздернуть на ветвях святой рощи. – Спасибо и за щедрые подношения Высоким богам. Боги будут вам, несомненно, признательны.

Отец Ярви внезапно рванулся к ней, скаля зубы. Маска соскользнула с матери Адуин, и Колл ясно разглядел под ней страх.

– Но передайте первой из служителей, что я подтер задницу ее предложением! Я поклялся отомстить убийцам отца. Поклялся луною и солнцем. Передайте праматери Вексен: пока мы с ней живы, никакого мира не будет!

3. Не пролить крови

– Я тебя щас прикончу, сука полубритая! – ругаясь и брызжа слюной, Рэйт пошел на нее. Рэкки поймал его за левую руку, Сориорн за правую – вдвоем им удалось его забороть. В конце концов, навык сложился у них уже спокон веку.

Колючка Бату не двинулась. Если не считать вздутых желваков с выбритой стороны головы.

– Давайте-ка все просто остынем, – высказался ее муж, Бранд, и замахал ладонями, как пастух в попытке усмирить встревоженную отару. – Ну будет вам, мы же союзники, а? – Никакой он не мужик, а здоровенная, сильная корова. Твердости – ни на зуб. – Давайте, ну хоть минутку… давайте пребывать в свете.

Рэйт всем объявил, что он думает об этом предложении, сумев выкрутиться из хватки брата настолько, чтобы плюнуть Бранду в лицо. К сожалению, не попал, но его намек поняли.

Колючка закусила губу:

– По-моему, псина нарывается на взбучку.

У каждого есть своя больная мозоль – сейчас наступили на Рэйтову. Он тут же расслабился и обмяк, опустил голову набок и, скалясь в ленивой ухмылке, покосился на Бранда.

– Слушай, Колючка, может, лучше взамен я прибью твою робкую женушку?

Он здорово наловчился затевать драки и неплохо умел их заканчивать, но никак не был готов к той скорости, с какой Колючка бросилась к нему.

– Ты труп, мудак с молочными волосами.

Рэйт отшатнулся, едва не повалив на причал брата и Сориорна. Чтоб ее оттащить, понадобилось трое гетландцев – старый мастер оружия Хуннан, пожилой лысый кормчий Ральф и Бранд, чья покрытая шрамами рука заломила ей шею. Здоровенные мужики пыхтели от напряжения, но ее кулак, даже сбившись с курса, все равно дал хорошего тумака Рэйтовой макушке.

– Мира! – прорычал Бранд, борясь изо всех сил с брыкающейся женой. – Ради богов, прошу мира!

Но всеми овладел отнюдь не мирный настрой. И гетландцы, и ванстерцы уже выкрикивали новые оскорбления. Рэйт увидел чей-то побелевший кулак на рукояти меча, услышал шорох, с которым Сориорн извлек кинжал из ножен. Он чуял запах скорого насилия, и оно угрожало зайти гораздо дальше, чем он намеревался вначале. Но что вы от насилия хотите? Такова его суть. Оно редко растет в пределах отведенной заранее грядки.

Рэйт раздвинул губы в полуулыбке-полуоскале: в груди разгоралось ярое пламя, дыхание забурлило в глотке, затрепетали тугие мышцы.

Еще немного, и сказители воспели б сражение на мокрых от дождя пристанях Торлбю, когда бы не явился Гром-гиль-Горм. Точно бык сквозь стадо блеющих коз, шествовал он, рассекая ожесточенную давку.

– Хорош! – проревел владыка Ванстерланда. – Чего тут расчирикались, пичужки?

Сутолока стихла. Рэйт стряхнул с себя брата, улыбаясь волчьей усмешкой, и Колючка оторвалась от мужа, рыча проклятия. Впереди у Бранда неуютная ночка, но для Рэйта все сложилось как нельзя лучше. В конце концов, он приехал драться, и его не слишком заботило с кем.

С воинственным видом гетландцы расступились, пропуская короля Атиля. На руках у него, как дитя, лежал обнаженный меч. Само собой, Рэйт его ненавидел. Всякому доброму ванстерцу полагалось ненавидеть гетландского короля. Но в остальном таким человеком, как он, стоило восхищаться: суровый, с волосами серого цвета, как железный брус – и столь же жесткий и неподатливый, он произносил мало слов, но побеждал во многих боях. Сумасшедший блеск впалых глаз говорил о ледяной пустоте там, куда обычно боги помещают в людей милосердие.

– Ты меня расстроила, Колючка Бату, – проскрежетал он грубым, словно мельничные жернова, голосом. – От тебя я ждал лучшего.

– Всем сердцем каюсь, государь, – хрипло буркнула она, меча кинжалы из глаз сперва на Рэйта, потом на Бранда, который поморщился, словно кинжалы от нее ему далеко не в новинку.

– А я от тебя лучшего и не ждал. – Гром-гиль-Горм насупил на Рэйта черную бровь – Но, по крайней мере, надеялся.

– Нам что, безропотно сносить оскорбления? – огрызнулся Рэйт.

– Тот, кто желает упрочить союз, стерпит детские обзывалки, – сухо прозвучал голос матери Скейр.

– А наш союз подобен судну в штормовых морях, – проговорил отец Ярви, со своей слащавой улыбочкой, что прямо криком просила обуха. – Затопите его своими дрязгами, и поодиночке мы пойдем на дно.

В ответ на это Рэйт зло заворчал. Он ненавидел служителей и их двуличные речи об Отче Мире и наибольшем благе. Как по нему, лучшее средство против любой неприятности – пробить ее насквозь кулаком.

– Мужи Ванстера оскорблений не забывают. – Горм упер палец в пояс, где топорщились боевые ножи. – Однако меня одолела жажда, и поелику мы – гости… – Он подтянулся, цепь, сделанная из наверший мечей побежденных врагов, поползла по его могучей груди. – То я, Гром-гиль-Горм, Крушитель Мечей, Творитель Сирот, король Ванстерланда, верный и любящий сын Матери Войны… войду в город вторым.

Его воины сердито зароптали. Они целый час ругались и спорили, кто войдет первым, а теперь эта битва проиграна. Их государь встанет на менее почетное место, значит, меньше чести достанется им, и, боги, как же они колючи в вопросах чести!

– Мудрый поступок, – прищурившись, произнес король Атиль. – Только не жди ответных подарков.

– Волк не нуждается в подарках овец, – молвил Горм, сверкнув глазами в ответ. Ближняя дружина короля Атиля, подбоченясь, шагала мимо. Золоченые пряжки, рукояти и кольца-гривны сверкали на солнце. Наглецы зазнались, как никогда. Рэйт оскалился и харкнул им под ноги.

– От ведь псина, – ехидно ухмыльнулся Хуннан.

Рэйт бы прыгнул на старого выродка и вышиб ему мозги о причал, да только Рэкки приобнял его и на ухо проворковал:

– Тише, братик, остынь.

– Синий Дженнер! Вот так сюрприз!

Рэйт хмуро оглянулся через плечо и увидел, что отца Ярви увлек в сторонку какой-то старый моряк с просоленной рожей.

– Надеюсь, приятный, – произнес Дженнер, пожимая руки Ральфу, словно давнему одновесельнику.

– Поживем – увидим, – ответил служитель. – Ты приехал принять золото Лайтлин?

– Я приму чье угодно золото, только предложи. – Дженнер с опаской пострелял глазами по сторонам, как будто собрался поведать о тайном кладе. – Но меня привели сюда причины поважнее золота.

– Важнее золота? – усмехнулся Ральф. – Да ты ли это?

– Намного важнее. – Дженнер вывел вперед кого-то, кто прятался за его спиной, – и Рэйту словно пробили черепушку кинжалом, и боевой задор вытек из него моментально.

Она была невысокой и худенькой и утопала в полинялом плаще. Волосы переплелись нечесаным клубком: облаком темных локонов, что сбивались и трепетали на соленом ветру. Кожа ее была бледной, ободок ноздрей розоватый, а скулы – хрупкие и изящные, казалось, готовы надломиться от грубого слова.

Она смотрела прямо на Рэйта большими глазами, темными и зелеными, как Матерь Море пред бурей. Она не улыбалась. И не проронила ни слова. Печальная и торжественная, полная загадок, и у Рэйта встали дыбом все волоски. Никакой удар секирой по голове не смог бы так его вырубить, как этот единственный взгляд.

Несколько мгновений отец Ярви стоял, придурковато раззявив рот. Потом захлопнул его, клацнув челюстью.

– Ральф, отведи Синего Дженнера и его гостью к королеве Лайтлин. Немедленно.

– То был готов убить за право пройти первым, то вообще идти не хочешь? – Рэкки смотрел на него, и до Рэйта дошло, что ратники Горма уже вышагивают вслед за гетландцами, едва не лопаясь от высокомерия. Наверстывают свое за то, что идут вторыми.

– Кто была та девушка? – просипел Рэйт. Перед глазами все кружило, как у пьяного, резко вырванного из хмельной дремоты.

– С каких пор ты стал волноваться о девушках?

– С тех самых, как увидел эту. – Он поморгал, глядя в толпу, надеясь доказать брату и себе, что она ему не померещилась. Но девушка пропала.

– Видать, красуля что надо, раз отвлекла тебя на целую минуту от перебранки.

– Подобных ей я еще не встречал.

– Прости, брат, но женщин ты и в самом деле встречал немногих. Ты ж у нас по части драк. – С ухмылкой Рэкки взвалил на себя громадный черный щит Гром-гиль-Горма. – А по части баб – я, помнишь?

– Ты мне про это вещаешь без устали. – Рэйт водрузил на плечо тяжелый королевский меч и двинулся вслед за братом. И почувствовал, как увесистая длань повелителя потянула его назад.

– Ты, Рэйт, меня крепко расстроил. – Крушитель Мечей придвинул его к себе. – В этих краях полно людей, которых худо иметь во врагах, но я боюсь, что в лице Избранного Щита королевы Лайтлин ты выбрал как раз наихудшего.

Рэйт окрысился:

– Она, государь, меня не пугает.

Горм с лету влепил ему оплеуху. В смысле оплеуху для Горма. Для Рэйта – будто б его хватили веслом. Он пошатнулся, но король поймал его и притянул к себе.

– Меня ранит не то, что ты пытался ее зацепить, но то, что ты не сумел. – Он вмазал другой стороной ладони, и губы Рэйта посолонели от крови. – За каким лешим мне пес, который тявкает? Мне нужен пес, который вонзает клыки. Убийца. – И он отвесил третью пощечину. У Рэйта загудела голова. – Боюсь, Рэйт, в тебе еще прячется зернышко жалости. Раздави его, пока ты сам им не подавился.

На прощание Горм потрепал Рэйта по голове. Как отец треплет сына. А может – как охотник гончего пса.

– Столько крови, чтобы насытить меня до конца, тебе, малыш, никогда не пролить. Ты знаешь об этом и сам.

4. В безопасности

Гребешок из шлифованной китовой кости шшух-шшухал по волосам Скары.

Игрушечный меч принца Друина хрусть-бум-бамкал по сундуку в углу.

Голос королевы Лайтлин бу-бу-бубнил без роздыху. Она будто почувствовала – воцарись молчание, и Скара начнет орать, а потом опять орать и не остановится никогда.

– За тем окном, в южной части города, стоят лагерем люди моего мужа.

«Почему они не пришли к нам на помощь?» – хотелось завизжать Скаре, когда она недвижно уставилась на кромешное поле военных шатров, но рот, как положено, понес пристойную чепуху:

– Должно быть, их очень много.

– Две с половиной тысячи преданных гетландцев со всех концов нашей страны.

Скара почувствовала, как сильные пальцы королевы Лайтлин слегка повернули ей голову. Бережно, но очень твердо. Принц Друин издал боевой клич писклявого двухлетки и атаковал гобелен. Гребешок снова пошел шшух-шшух-шшухать, словно ни одна на свете напасть не устоит против опрятно уложенных волос.

– За этим окном, к северу – стан Гром-гиль-Горма. – Огни зыбко мерцали в сгущавшихся сумерках, как звезды по небесному полотну, рассыпанные на темных склонах холмов. – Мне и привидеться не могло: две тысячи ванстерцев, на виду у стен Торлбю.

– Уж точно не с мечами в ножнах, как эти, – резко бросила Колючка Бату из глубины комнаты, – так воин бросает во врага секиру.

– Я видела стычку в порту… – пролепетала Скара.

– Боюсь, не последнюю. – Лайтлин цокнула языком, распутывая узел. У Скары вечно не получалось справиться с волосами, но королева Гетланда не та женщина, которую отпугнет одна-другая непослушная прядь. – Завтра состоится всеобщий сход. Пять часов перебранки кряду, помяни мое слово! Если мы его переживем и никто не погибнет, я посчитаю это подвигом,

И Лайтлин повернула Скару к зеркалу. Безмолвные невольники королевы выкупали ее и оттерли, а замызганную ночнушку сменили на зеленые шелка, привезенные из дальнего путешествия в Первоград, и живо подогнали их по размеру. Шелка с парчовой каймой ничуть не уступали в красоте и изяществе ни одному платью, что Скара носила прежде – а ей доставалось немало прелестных вещиц. До того много и до того заботливо их развешивала мать Кире, что иногда принцессе казалось: это платья носят ее.

Ее окружили высокими стенами, могучими воинами, рабами и роскошью. Ее голове полагалось кружиться только от облегчения. Но, как у бегуньи, остановившейся передохнуть на минутку, а после обнаружившей, что не в силах стоять на ногах, безмятежный уют принес Скаре лишь слабость и ломоту во всем теле. Она чувствовала себя разбитой и внутри, и снаружи, одним большим синяком. Ей уже хотелось вернуться назад, на корабль Синего Дженнера под названием «Черный пес», чтобы там трястись от холода, пялиться на капли дождя и трижды в час на содранных коленях подползать поблевать за борт.

– Их носила моя мама, сестра короля Финна. – Лайтлин осторожно закрепила серьгу. С золотых цепочек, тонких, как паутинка, на плечо Скары, казалось, капали малиновые самоцветы.

– Очень красиво, – всхрипнула Скара, вложив все силы, чтобы не забрызгать зеркало рвотой. Она не узнавала глядевшую оттуда девушку: боязливую, красноглазую, хрупкую. Та казалась ей собственным привидением. Возможно, она так и не вырвалась из Ялетофта. Возможно, она до сих пор там – в рабстве у Яркого Йиллинга, навсегда.

В глубине зеркала Колючка Бату присела на корточки возле принца, подвинула его ручонки на деревянной рукояти и замурлыкала, объясняя, как делать правильный взмах. Когда он хватил ее по ноге, девушка взъерошила светлые волосы мальчика и улыбнулась. Шрам-звездочка сморщился на ее щеке.

– Молодец.

Но у Скары не шел из головы меч Яркого Йиллинга, его алмазный эфес, вспышка в блеклой темноте Леса – и грудь у девушки в зеркале начала тяжко вздыматься, задрожали ладони и…

– Скара. – Королева Лайтлин крепко обняла ее за плечи. Суровые и проницательные серо-голубые глаза привели ее в чувство, возвращая в настоящее. – Расскажешь мне, что там произошло?

– Дедушка ждал, когда придет подмога. – Слова бесцветно гудели, словно вдалеке жужжала пчела. – Мы ждали воинов Атиля, воинов Горма. Никто не пришел…

– Говори.

– Он совсем пал духом. Мать Кире убедила его пойти на мировую. Она отправила голубя, и праматерь Вексен прислала орла с ответом. Если мы сдадим крепость Мыс Бейла и распустим по домам воинов Тровенланда, если позволим армии Верховного короля свободно пройти по нашей земле – она простит нас.

– Но прощение Вексен неведомо, – промолвила Лайтлин.

– Она послала в Ялетофт Яркого Йиллинга поквитаться с нами. – Скара сглотнула кислые слюни, и вздрогнула тонкая шея бледной девушки в зеркале. Личико принца Друина сморщилось от бойцовской решимости: он рубил Колючку игрушечным мечом, а она пальцами отбивала удары. Детский воинственный клич звучал точь-в-точь как тот вой, полный ярости и боли, раздававшийся в темноте, все ближе к ней с каждой минутой. Все ближе к ней с каждым днем.

– Яркий Йиллинг отрубил голову матери Кире. Пронзил деда мечом – тот упал прямо в очаг.

У королевы Лайтлин расширились зрачки.

– Все это произошло… на твоих глазах?

Облако искр, отсветы на улыбках воинов, густая кровь капает с острия меча. Скара судорожно вздохнула и кивнула.

– Я сбежала под видом рабыни Синего Дженнера. Яркий Йиллинг подбросил монету, чтобы решить, надо ли убить и его… но монета…

Монета до сих пор вращалась перед ней в полумраке, до сих пор искрилась огненным цветом.

– Той ночью с тобой были боги, – прошептала Лайтлин.

«Тогда почему они убили мою семью?» – захотелось заорать Скаре, но девушка в зеркале вместо этого болезненно улыбнулась и забормотала благодарственную молитву Той, Что Бросает Жребий.

– Они послали тебя ко мне, родная. – Королева крепко сжала Скару за плечи. – Здесь ты в безопасности.

Всю жизнь вокруг нее высился Лес, подобный несокрушимой горе – и от него остался лишь пепел. Его высокий щипец, простояв двести лет, отныне – груда головешек. Тровенланд разорвали на части, как дым рвется ветром. Отныне не в безопасности больше никто – и нигде.

Скара поймала себя на том, что чешет щеку. На ней до сих пор отпечаток холодных пальцев Яркого Йиллинга.

– Здесь все ко мне так добры! – пролепетала она и постаралась унять едкую боль от отрыжки. Слабый живот с самого детства, а с тех пор, как она скатилась со сходней «Черного пса», ее кишки крутило-мотало столь же нещадно, сколь мысли.

– Ты из нашей семьи, а важнее семьи в жизни ничего нет. – На прощание обняв, королева Лайтлин отпустила ее. – Мне надо поговорить с мужем и сыном… то есть с отцом Ярви.

– Разрешите спросить… Синий Дженнер все еще тут?

Неудовольствие королевы было осязаемым.

– Человек этот не многим лучше пирата…

– Вы можете прислать его ко мне? Пожалуйста!

Лайтлин казалась непробиваемой, как кремень, однако отчаяние в голосе Скары расслышала.

– Пришлю. Колючка, принцесса вынесла суровые испытания. Побудь вместе с нею. Пошли, Друин.

Принц-карапуз серьезно посмотрел на Скару:

– Пока-пока. – Бросил деревянный меч и побежал за матерью.

Скара разглядывала Колючку Бату. Снизу вверх – девушка возвышалась над ней в полный рост. Избранный Щит обходилась без расчесок сама: с одной стороны голова выстрижена до полущетины, а с другой – волосы скручены в узелки, косички, да на всклокоченные пряди нанизано целое, средней руки, состояние в золотых и серебряных кольцах-гривнах.

Поговаривали, эта женщина билась насмерть против семи мужчин и победила. Эльфийский браслет – награда за подвиг – полыхал желтым огнем на запястье. Эта женщина вместо шелков носила клинки, а вместо драгоценностей – шрамы. Под каблуком ее сапога треснут любые приличия, и извинений от нее не дождешься. Эта женщина не станет вежливо стучаться, скорее проломит дверь собственным лбом.

– Я, что, узница? – намеревалась с вызовом бросить Скара, но наружу вышел лишь мышиный писк.

По лицу Колючки нелегко прочитать ее мысли.

– Вы – принцесса, принцесса.

– По моему опыту, разница невелика.

– Видать, вам не приходилось быть узницей.

Презирает, и кто ее в этом бы упрекнул? У Скары перехватило горло, говорить едва удавалось.

– Сейчас ты наверняка думаешь о том, какая я слабая, податливая, избалованная дуреха.

Колючка сделала резкий вдох.

– На самом деле я вспоминала, каково было мне увидеть мертвого отца. – Суровое лицо не смягчилось ни чуточки, однако, смягчился голос. – Я задумалась о том, что бы почувствовала, если б его убивали на моих глазах. Прямо передо мной, и ничего нельзя сделать – только смотреть.

Скара открыла рот, но с губ не слетело ни слова. Не презрение, нет – но искренняя жалость. И жалость осекла ее резче любой насмешки.

– Я знаю, каково это, когда делаешь вид, будто все – трын-трава, – продолжала Колючка. – Знаю получше многих.

Скара чувствовала, что голова у нее вот-вот разлетится на части.

– Я думала о том, что… выпади мне ваша доля… моим слезам не хватило бы моря.

И Скару прорвало беспощадными, немыслимыми и глупыми рыданиями. Глаза зажмурились, и текли, и горели. Ребра колотила дрожь. Судорожно ухало, клокотало дыхание. Руки опустились, от неистового плача заболело все лицо. Какая-то крошечная ее часть беспокоилась о том, что это далеко не пристойное поведение, но все остальное в ней никак не могло перестать.

Простучали быстрые шаги, и ее, как ребенка, сгребли в охапку, обхватили тесно и крепко, как дедушка, когда они смотрели, как отец горит на погребальном костре. Она вцепилась в Колючку, и заскулила в ее рубаху, и залепетала какие-то недослова, сама не понимая какие.

Колючка не двигалась и ничего не сказала, только долго-долго прижимала Скару к себе. Пока рыдания не сменились на всхлипы, а всхлипы – на рваные полувздохи. И тогда, бережно и мягко, Колючка отстранила ее от себя, выудила кусок белой ткани и, сама насквозь мокрая от слез, промокнула пятнышко на платье Скары и протянула ей этот платок.

– Я им оружие чищу. Однако сдается, твое лицо куда более ценно. А может, и более смертоносно.

– Извини меня, – прошептала Скара.

– Было б за что. – Колючка щелкнула по золотому ключу у себя на шее. – Я реву куда громче, когда поутру просыпаюсь и вспоминаю, за кем я замужем.

И Скара всплакнула и прыснула со смеху – разом, и выдула из носа громадный пузырь. Впервые после той ночи она почувствовала себя кем-то навроде прежней принцессы. Наверное, все-таки она выбралась из Ялетофта.

Пока она вытирала лицо, в дверь настойчиво постучали.

– Это Синий Дженнер.

Было что-то обнадеживающее в его неказистости, когда он, сутулясь, проковылял внутрь. Везде одинаков – что на корме судна, что в королевских покоях. Его присутствие прибавляло сил. Такого человека ей как раз не хватало.

– Ты меня помнишь? – спросила Колючка.

– Такую даму попробуй забудь. – Дженнер присмотрелся к ключу у нее на шее. – Поздравляю с замужеством.

Она фыркнула.

– Только муженька моего не вздумай поздравить. По этому случаю он до сих пор в трауре.

– Вы посылали за мной, принцесса?

– Посылала. – Скара всморкнула остатки слез и расправила плечи. – Какие у тебя дальнейшие планы?

– Из меня не ахти какой планировщик. Королева Лайтлин предложила мне сражаться за Гетланд и назначила достойную цену, но, вишь ты, война – дело молодых. А я, наверно, пущу «Черного пса» вверх по Священной… – Он окинул взглядом Скару и скривился: – Я пообещал матери Кире позаботиться, чтобы вы добрались до родни…

– И, одолев все опасности, обещание исполнил. Не подобает мне просить о большем.

Он скривился сильнее:

– Но все-таки просите?

– Я надеялась, что ты останешься со мной.

– Принцесса… я старый налетчик. Двадцать лет, как миновали мои лучшие дни. Да и в лучшие дни – я был не из лучших.

– Не сомневаюсь. Когда я впервые тебя увидала, то подумала: он источился от непогоды, как чудище на носу старого корабля.

Дженнер поскреб седую скулу.

– Верно подмечено.

– Скверно подмечено. – Скара посадила голос, но, прочистив горло, отдышалась и продолжала: – Мне стало ясно только теперь. Истрепанное носовое чудовище бросало вызов ярости самых свирепых бурь, но, несмотря на ненастья, приводило корабль домой. Лучший мне ни к чему. Я ищу преданного.

Незнамо как, но Дженнер скривился еще сильней прежнего:

– Всю жизнь, принцесса, я был свободным. Я не заглядывался ни на кого – лишь на неизведанный окоем. Не кланялся никому – лишь ветру…

– И окоем отблагодарил тебя? Вознаградил ветер?

– Признаюсь, хиловато.

– А я – сумею. – Она обхватила его шершавую ладонь обеими своими. – У свободного человека должна быть цель в жизни.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Как спасти брак, если уже «запахло» разводом? Что можно и что нельзя говорить во время ссоры? И поче...
Часто ли вы встречаете чудеса в обыденной жизни? Видите ли добро каждый день? Автор этой книги Ольга...
Мир тысячелетия назад. Последние отступающие ледники, первые легендарные империи, мифические предки ...
Джон Рональд Руэл Толкин (3.01.1892–2.09.1973) – писатель, поэт, филолог, профессор Оксфордского уни...
«Новогоднее путешествие Марии за знаниями цивилизации Мирц» - это сказка эволюционного футуролога. Г...
"Свидания" - это книга о попытках молодого человека найти свою вторую половину. Но как быть, когда е...