Два сталкера. Черный судья Левицкий Андрей

Глава 1

Кошмар повторяется

Истошный вопль нарушил тишину, и Кай замер с поднятой ногой. Поставил ее на замшелую кочку, потянулся за красным тряпичным хвостом гайки, повисшим на стебле травы. Сначала он подумал, что кто-то угодил в «топку» или «скрут», но они убивают быстро, а крик все лился и лился в предгрозовое беззвучье, пробирал до самых костей, и боль, которую испытывал несчастный, передавалась Каю.

Да что ж там стряслось? Новичок влез в «холодец», теперь его плоть растворяет кислота, и он орет без умолку? Это ж насколько нужно быть отчаянным, чтобы сунуться в Зону без самых простых противоядий! Кай всегда запасался антидотами и патронами по максимуму – лучше перебдеть, чем недобдеть, и сейчас у него в подсумке имелась пробирка с нужным раствором. Кричали неподалеку, и Кай решил помочь сталкеру. Ну, хотя бы попытаться, ведь обычно смерть в Зоне наступает быстро; если парень еще жив, значит, у него есть шанс.

Бросил перед собой гайку, не обнаружил опасности и на полусогнутых потрусил по замшелому лесу, где с апреля по май стояла вода, а к лету высыхала. Крик накатывал волнами, то усиливаясь, то угасая, Кай всей душой рвался на помощь, но разум тормозил его, напоминал, что это может быть ловушка, ведь Зона меняется, мутанты умнеют, и если вчера пересмешник стенал и жаловался не слишком убедительно, то сегодня он может усовершенствовать навык.

Ну вот, совсем немного осталось, за сосновыми стволами замаячила проталина, Кай снял автомат с предохранителя, перевел в режим стрельбы очередями и сбавил шаг, теперь он крался на цыпочках, внимательно глядя под ноги, чтоб не наступить на сухую ветку и не выдать себя.

Неудачливый сталкер все заливался криком. «Потерпи, брат», – прошептал Кай и швырнул вперед гайку, проследил за красным хвостом и боковым зрением заметил движение на прогалине. Остановился, скосил глаза: за сосновым стволом маячил силуэт в камуфляже, но кричал точно не он… Что за ерунда? Почему он не помогает… Или помогает, но – страдать? Пытают там кого-то, что ли?

Ответа не было.

Разумнее было уйти и не вмешиваться, но любопытство толкало Кая вперед – зря, что ли, шел? Все так же на цыпочках он прокрался к крайним соснам. Прижался спиной к стволу, выглянул.

На поляне, застеленной бархатистым мхом, крикун дергался в конвульсиях, а над ним возвышались двое: один грузный, с намечающимся животом и в пятнистой шляпе с широкими полями, второй невысокий, жилистый, загорелый до черноты, в брезентовой куртке поверх темной футболки. Чуть дальше два рюкзака прислонились друг к дружке спинками, третий валялся, раскинув лямки, словно безвольные руки.

Жилистый что-то доказывал грузному, тот все время разводил руками – не похоже, чтобы они пытали несчастного. Скорее они просто не знают, что делать с его припадком.

– Эй, бродяги, что у вас? – спросил Кай, все еще прячась за деревьями.

Сталкеры повернулись одновременно, толстый приподнял шляпу, жилистый выхватил пистолет и прицелился туда, где прятался Кай.

– Ты кто? – спросил толстый, уперев руки в боки. – Что надо?

Кай представился и сказал:

– Услышал крик, пришел – вдруг помощь нужна?

Жилистый расценил его слова как вопрос и махнул рукой с пистолетом:

– Аааа и хрен его знает! – он злобно уставился на припадочного, тронул его носком «берца». – Вот. Что с ним, непонятно. Брык – и нате!

Толстого участь напарника мало волновала, он полез знакомиться, протянул руку:

– Меня зовут Ганк!

Кай захотел уточнить значение слова, но его опередил жилистый:

– Не в смысле «дрянь», а – тормозная жидкость. Кай, ты на него не отвлекайся, он ускоряет время, а сам замедляется. Опасный, в общем, тип. Я – Крэйзи.

Кая не очень интересовали эти двое, но он пробурчал:

– Вы с курсов английского или из «Что? Где? Когда?», – он указал на сталкера, который уже не мог орать, а только хрипел и таращил глаза так, что правый от натуги покраснел. – Рассказывайте, что, где, когда.

– Да что рассказывать, – протараторил Крэйзи. – Наркоман он, ломает его, собаку! Только время потеряли, теперь возвращаться надо, не бросать же его!

Ганк сдвинул шляпу, почесал лоб и произнес:

– Неправда, он не употребляет тяжелые наркотики, да и ломает не так. Он мне говорил, что встретился ему Черный Судья…

– Тьфу на тебя! – возмутился Крэйзи. – Сказки это все! Сказ-ки! Чувак конкретный нарк и оправдывается как умеет!

Кай сел на корточки. Смотреть на сталкера было страшно, его терзала невыносимая мука, жилы на алой шее надулись так, словно вот-вот вырвутся из-под кожи. Взгляд остановился на Кае… Вполне осмысленный взгляд! Парень моргнул, и по щеке скатилась слеза, а потом его выгнуло дугой так, что он уперся в землю затылком и стопами. Рот он, слава богу, не закрывал, иначе рисковал бы откусить себе язык.

В аптечке был промедол, который снял бы боль и помог сталкеру, но достать наркотик довольно сложно, и Кай решил повременить.

– Знал я одного сталкера, Кобчиком звали, – проговорил толстый, задумчиво потирая подбородок. – Мелкий был, юркий, прям как ты. Так вот, его так же корежило. Как полдень, так падает, пена изо рта, орет… Потом он исчез. Так вот, Кобчик говорил, что встретился ему Черный Судья, ну и… Кхм… Вынес приговор. Но ведь Судья, сволочь, справедливый, он дает человеку шанс. Правда, никто так и не выжил после приговора.

Сталкер наконец затих, вытянулся, потом свернулся калачиком и заскулил. Крэйзи сел рядом, потрепал его по плечу.

– Громкий, эй! Громкий?

– Ыыы…

– Живой! Ты смотри мне, Громкий, живи!

– Ыы. Ефе пять тней, – прохрипел сталкер. – Пить тайте.

– Ты как, идти сможешь? – Ганк открутил пробку фляги, вложил в трясущуюся руку.

Громкий сел на колени, пил он жадно, хлюпал, булькал, и вода заливала рубаху, оставляла на разгрузке темные пятна. В первый раз Кай услышал о Черном Судье год назад. Помнится, тогда был небывалый выброс, много сталкеров полегло, появились невиданные ранее аномалии и новые мутанты, будто бы произошел разлом, и Зона выдавила их из подпространства в реальность. Судью, видимо, тоже выдавило.

– И что ж ты такое сделал, а, Громкий? – поинтересовался Кай, и сталкер закашлялся, посмотрел затравленно, будто извинился. – Не бывает, чтоб Судья пришел просто так. Беспредельничал? Превратили Зону в Сомали, за что и получаете!

Громкий помотал головой:

– Нишего такого. И не в Зоне, в цивиле.

Громкого Кай раньше не встречал, наверное, он из новичков. Только сейчас стало видно, что он лет на десять моложе Кая и смотрится максимум на двадцать пять. Губы его почернели, спеклись, глаза были яркими, как подсвеченный лед, красный глаз, правый, смотрелся жутко, на щеке и лбу расцветали кровоподтеки. Коричневые зубы и вспухшие десны выдавали в Громком перветинового наркомана, но как выглядит ломка и как себя чувствует человек, Кай знал очень хорошо, потому не спешил судить и не ставил на зависимых крест – у всех есть шанс, но спасительная тропинка из ада видна только сверху, а не каждый находит в себе силы встать.

– Все-таки за дело? – продолжил допрос Крэйзи.

– Та какое там тело! Опычная фикня! – Громкий закашлялся.

– Ну-ну, – прогудел Ганк, протянул руку, помог Громкому подняться, перевел взгляд на Кая: – Спасибо тебе.

Кай пожал плечами:

– Да не за что.

– За то, что ты – человек, другой бы мимо прошел. Удачи тебе, бродяга!

– И вам, мужики! – Кай перекинул автомат через плечо и зашагал по следам этой троицы.

Стоило закрыть глаза, как появлялся корчащийся Громкий, прятался за стволами, ощеривал гнилые зубы, потом его лицо менялось, и Кай видел себя. Точнее, то, что с ним могло стать, если бы Вероника не схватила за шиворот и не потянула на себя, когда он раскачивался на краю бездны.

Тогда ему было двадцать пять, его звали Артемом, он принимал наркотики не потому, что не мог без них, а чтобы приглушить зверя, рвущего душу в клочья, и сдохнуть без боли так, чтоб не понять, что умираешь. В один день он потерял старшего брата и мать, их убили в Лешкиной квартире. Били железными трубами, кровь была даже на потолке. Искали деньги, которые брат хранил в банке. Артем нашел тела на следующий день, это было восьмое марта.

Тех подонков поймали и даже посадили, но каждый раз заходя в квартиру, Артем чувствовал сладковатый запах крови. Через месяц ушла Алина, забрав годовалого Вадика, еще через месяц развалился бизнес – заказчик не рассчитался за крупный проект, а тягаться по судам не было ни сил, ни средств, ни желания, и рабочие разбежались тараканами.

В первый раз героин принесла соседка Аня, предложила попробовать просто так, Артем знал, чем это заканчивается, но отказываться не стал. Торчал он где-то полгода, и у него не было ничего, кроме сладкого забвения. После второго передоза его по настоянию дядьки упекли на принудительное лечение в клинику, где Ника работала медсестрой.

Она не делала ничего особенного, просто приходила поговорить, когда дежурила – видимо, поняла, что он не совсем конченый, а может, он ей просто понравился, но магия ее обаяния подействовала, Артем снова научился радоваться солнечному лучу на белой стене, огням мегаполиса, пению птиц в больничном парке.

Когда он выписался, Ника забрала его на своем «Матизе» и повезла «в место, способное заменить наркотики». И вот он здесь, теперь его имя – Кай, а Нику он назвал Гердой. Чуть позже выяснилось, что Ника нашла очень редкий артефакт, вызывающий желание безоговорочно доверять, но Кай не в обиде. Она до сих пор использует арт – вытягивает зависимых с того света. У нее свои мотивы – не может себе простить смерть брата, спасая других, пытается насытить совесть.

Все знают, что в одиночку в Зоне не выживешь, вот сталкеры и сбиваются в стаи. Чем больше стая, тем меньше свободы у боевой единицы, взять хотя бы «анархистов», где свобода – это знамя. Да, среди них поощряется пьянство, раздолбайство и беспредел, а поди ж ты напейся, когда надо поработать на благо клана! Или, попробуй, пусти в расход врага, если это развяжет конфликт с могущественной группировкой! Тогда-то тебе и расскажут, где заканчивается твоя свобода.

Ника и Кай возглавляли группировку «Сами», они ни с кем не воевали, не лезли в чужие сферы влияния, и их не трогали. У них был даже свой бункер недалеко от Периметра с баром и спальными местами для нуждающихся.

Сова и Рикки сбросили сообщение, что «Мы на базе. Хабар вау! Все при встрече»! Если не уточнили, что за хабар, то наверняка их поход удался. Ника уже тоже там, отсыпается после смены. Кай специально отправился побродить по окрестностям, чтоб она спокойно поспала, – артов не нашел, да и ладно, на мутантов не нарвался – и на том спасибо. Просиживать взаперти безоблачный, по-августовски прозрачный день, так нехарактерный для Зоны, – грешно.

Лес вокруг базы исхожен вдоль и поперек, тут даже экскурсии для непричастных устраивают, водят их к «линзе», возникшей после последнего выброса. Она разряжается эффектно, делает настоящий фейерверк, и через час над землей опять висит мерцающий полупрозрачный кристалл.

Кай постоял на поляне с землей черной от попадавших на нее искр, полюбовался на «линзу» – в ней было что-то потустороннее, она напоминала рисунок ученого-эзотерика. Недалеко загрохотал автомат, донеслась пара глухих пистолетных выстрелов, Кай аж вздрогнул, в тишине казалось, что стреляют совсем рядом. Наверное, оголодавшие псы подобрались к самому Периметру, вряд ли это сталкерские разборки – территория считается чем-то типа Сектора Газа, потому что людям тут делить нечего: ценных артов здесь не найдешь, до интересных мест добираться долго и опасно.

На всякий случай Кай снял автомат с предохранителя, прислушался. Было непривычно тихо, и он не брался угадывать, стреляли возле самой базы, до которой осталось метров пятьсот, или дальше. Кто-то закричал, последовал хлопок.

Неужели какой-то неадекват приперся на базу и быкует? Кай выругался и зашагал к базе, поглядывая по сторонам, но не бросая гаек. Теперь августовский день не казался ему чудесным, наоборот, непривычное беззвучье напоминало око циклона: покой здесь и сейчас, но еще минута, и стена смерча сдвинется к тебе, перевернет и потащит в неизвестность.

Там же Ника, черт подери! Но она спит и вряд ли участвует в перестрелке. Наплевав на возможную опасность, Кай побежал.

Чем ближе к базе, тем громче кровь пульсирует в висках, грохочет, как несущийся навстречу товарный состав. Выбежав на поляну, Кай оторопел: из форточки бара валил белый дым, еще не слишком густой – огонь пока не набрал силу. Кай не думал о том, кто, что и почему, он помчался к хижине бара, располагавшейся над бункером, пнул дверь – она ударилась о стену, – горячий дым коснулся лица, обжег глаза. Кай схватил мокрую половую тряпку, набрал воздух в легкие и рванул в середину бара. Если искать Нику, не сбив пламя, обратно можно не выбраться.

Белесый дым напоминал туман. На полу головой к выходу лежал Рикки, под ним расползалась черная лужа. «Извини, друг, потом». Кай перепрыгнул через него и побежал к барной стойке, откуда и валил дым, замечая боковым зрением два или три тела под столом у выхода. Под ногами зазвенели осколки бутылок.

Налетчики облили водкой пол, столы и подожгли. Кай тряпкой сбил робкие языки пламени, лижущие половицы, побежал к распахнутому окну, где в полыхающий стол уткнулся Сова, и его рубаха уже горела, принялся его хлестать тряпкой. Не добившись успеха, бросился за стойку, нашел там баклажки с водой, щедро обдал пол, дымящуюся стойку, горящего Сову.

Легкие разрывались, требуя воздуха. Чувствуя, что дольше не выдержит, Кай метнулся на улицу. Он не думал, им двигали рефлексы. Сделав пару вдохов-выдохов, он устремился в бар, где трясущимися пальцами свинтил крышку со второй баклажки и напоил огонь. Пламя зашипело, повалил дым такой густой и ядовитый, что Кай зажмурился. Третью баклажку он выливал вслепую.

Почему только сейчас он вспомнил, что в шкафу под полками с бутылками – противогазы. Переворачивая стулья, Кай ощупью двинулся за стойку, нащупал нужный шкаф, распахнул его, зашарил по полкам. Ладонь уперлась в холодное, скользкое. Есть!

Противогаз Кай надевал, сидя на корточках за стойкой, его трясло, и сделать это быстро не получалось. Но все-таки он победил ситуацию, вдохнул воздух через угольный фильтр. Теперь можно идти дальше, искать Нику. Если она заперлась в бункере, есть шанс, что дым не просочился туда, и она не отравилась угарным газом.

Железная дверь.

Задымленный лаз-кишка, вырытый в земле под уклоном.

Просторное помещение землянки… Ника лежала на полу лицом вверх, разметав пшеничные волосы по бетону. Лужицу крови под ее головой Кай заметил, только когда взял ее на руки.

Она дышала часто, в груди клокотало и булькало, под сомкнутыми веками катались глазные яблоки. Кай нащупал на затылке запекшуюся кровь. У стены валялся кусок трубы, которой ударили Нику. Недолго думая, он подхватил Нику на руки и вытащил на улицу, положил на траву, скользнул ладонью по ее лбу и прошептал:

– Я сейчас.

Нужно прочесать здание – вдруг остались еще выжившие. Двух парней и девицу, что лежали под столом, расстреляли в упор, они были мертвы. Эту троицу Кай видел впервые – наверное, Койот привел в Зону экскурсию. Молодые совсем, жалко…

…Чей-то взгляд уперся в спину. Уверенный, что за ним наблюдают, Кай снял автомат с предохранителя, сделал вид, что нагибается, чтобы проверить пульс у девушки, а сам посмотрел назад и замер от неожиданности: в густых клубах дыма стоял мужчина, словно сотканный из тьмы, и наблюдал, скрестив руки на груди.

Когда Кай резко развернулся, чтобы выстрелить, никого позади не оказалось, только темный дым. Померещилось? Кай осмотрел помещение, заглянул в каждый темный угол, но никого не обнаружил.

В спальнях никого не оказалось. Заливая кровью бетонный пол бункера, ничком лежал Ёжик, у него единственного не забрали автомат. Он был правшой, но в зоне, не этой, а той, где срок мотают, лишился пальцев, и был вынужден перейти на левую руку. Кепка слетела с его головы, и со спины на затылок поднимался верх татуированного креста, где во всю спину был распят Иисус Христос.

Ёжик, Рикки, Сова – всем им Зона дала вторую жизнь, а после зачем-то забрала ее. Хотелось кричать, но Кай лишь выругался сквозь зубы, ударил стену, сбил костяшки, но стало легче. Он еще был в «боевом режиме», но понемногу начинало отпускать.

Кому понадобилось нападать на логово самой бедной в Зоне группировки? Зачем? Почему они убили Нику? Это ж не кровная месть! Что за зверь сделал это?

Вспомнился парень, которого скручивали судороги, ему вынес приговор Черный Судья. Хотелось призвать эту сущность, велеть ему наказать убийц, но разве есть в мире справедливость? Нет. Только та, которую ты вершишь собственными руками.

Базу подожгли недавно, при желании Кай мог догнать налетчиков, но нужно было бросить Нику. Позже, мстить – позже, и на холодную голову. Сейчас – попытаться спасти хотя бы одну жизнь.

На улице он сорвал противогаз, упал перед Никой на колени, погладил ее по щеке:

– Держись, родная, все будет хорошо! Только борись, живи!

Думай, что делать! Парадоксально, что в такие моменты отключается голова. Ника шевельнула губами – Кай впился в нее взглядом: неужели приходит в себя? Нет, показалось. Скорее наоборот: на ее губах пузырилась розовая пена. Кое-чему Ника его научила: если начала выделяться пена, значит, имеет место отек легких, и такому человеку осталось недолго, чтобы ему помочь, нужно или чудо, или «Скорая помощь».

Чудо! Артефакт «регенератор» вполне подойдет. Он будет питать Нику несколько часов, этого времени хватит, чтобы добраться до Периметра и вызвать «Скорую». Чем тяжелее повреждения, тем скорее он выдохнется.

Руки слушались плохо, и Кай не стал проверять каждое отделение, высыпал содержимое подсумка в примятую траву, где среди пузырьков, упаковок, таблеток, шприцев, бинтов сразу же нашел железную коробку с маркировкой «Р», «ВП», «Оз».

«Регенератор» – пурпурный шарик размером с кругляш из велосипедного подшипника – засветился розоватым от прикосновения. Ему все равно с кем работать – он отдает тепло, успокаивает, залечивает раны. Кай вложил его в ладонь Ники и сомкнул ее пальцы – она дернулась, на щеках вспыхнул румянец, глаза ее распахнулись, в них Кай прочем непонимание, страх и – радость, она даже попыталась ему улыбнуться.

– Тише, – он приложил палец к губам. – Кто это сделал?

– Ко… – она закашлялась.

– Койот?

– Он. И другие.

– Все, молчи, береги силы. Не переживай, худшее позади, я вытащу тебя отсюда.

Он лгал. Лучше ей вряд ли станет, простенький артефакт вряд ли залечит такие серьезные повреждения. Отсюда до Периметра – три километра, это час ходу с ношей на руках. Если поторопиться, можно успеть раньше и за стеной Периметра вызвать «Скорую». Захотелось подхватить ее на руки прямо сейчас, чтоб не терять драгоценные минуты, но Кай понимал, что геройство неуместно: да, он сильный, да, Ника – хрупкая женщина, но он устанет с ношей и будет останавливаться, чтоб передохнуть. Волокуша гораздо практичнее.

– Подожди, я сейчас, – он прогладил Нику по щеке, сделал вдох и побежал в дымящийся бар.

Огонь не разгорался, но и угли не стыли. Пожар мог возобновиться, но Кая это не волновало – он успеет взять простыню из спальни и выбежать, и пусть все горит огнем – какой смысл спасать добро, когда можешь потерять самое важное?

Глаза слезились от едкого дыма, и на улице Кай не сразу увидел, что Ника опять потеряла сознание, разжала пальцы, и «регенератор» выпал в траву. Тогда он положил арт в свой подсумок, который пристегнул к ее поясу.

– Только держись, – шептал он, привязывая простыню к доске.

Сперва Кай нес Нику на руках, а когда устал, переложил в волокушу. До Периметра он добрался за сорок минут, на КПП показал пропуск свой и Никин. Да, у них имелись пропуски, это было связано с теми изменениями, которые произошли в политике властей по отношению к Периметру в последнее время. Так что задерживать его не стали.

– Алло, «Скорая»? Срочно нужна помощь. У девушки черепно-мозговая травма, – говорил он, прижимая телефон к уху. – Без сознания. Хрипит, дышит часто. Где нахожусь? Записывайте… Сколько? Пятнадцать минут? Жду у ворот.

Кай сел в тень припаркованного «Урала» с брезентовым кузовом, взял Нику на руки, как ребенка. Только бы они не опоздали!

Ему казалось, что если медики приедут вовремя, Ника будет жить.

Глава 2

Нажитое непосильным трудом

– Говорю же, приезжай сам, у меня машина не заводится, – говорил Лексус и для убедительности щелкал зажигалкой. – Вот, слышишь? Вставляю ключ и, – щелк, щелк, щелк.

– Наверное, стартер накрылся, звук похож, – предположил Сергей. – У меня так было, пришлось щетки менять. Ладно, если не можешь ко мне, жди, я сам приеду, только будь, пожалуйста, дома.

На балконе громко захохотала девушка, и Лексус прикрыл телефон рукой. Как ее? Катя? Ира? Аааа, неважно!

– Лёха, давай к нам! – басом позвал Славик.

Наверное, Серега услышал, да и хрен с ним! Невелика важность, ему ехать-то всего ничего, а Лексус не то чтобы не хотел – не мог, с утра принял на душу, да и просто лень. Здесь так уютно: зелень, тишина, пахнет шашлык, который жарится на мангале прямо на балконе, девочки веселятся. Даже если Серега понял, в чем дело, вряд ли разозлился, за тридцать пять лет должен привыкнуть. Как-никак за одной партой сидели, не один пуд соли съели.

– Куда ж я из дому-то. Жду. Когда будешь?

Вместо ответа Серега надрывно закашлял в трубку. Отдышался и прохрипел:

– Часа через два-три.

Лексус прервал разговор и возмутился:

– Можно не орать, когда я разговариваю? Важный, между прочим, разговор! Вам бы все бухать, а мне дела решать!

Микроб извинился. Хотя он понизил голос на полтона, все равно звучал, как труба иерихонская. Все-таки люди – странные твари, у животных проще: маленькая собачка лает звонко, волкодав – басом: «гуп, гуп, гуп», а тут тщедушный человечишко, и с таким басом!

Некоторое время царила тишина, только бормотал Славка. Настроение испортилось, и возвращаться к гостям не хотелось. Через три часа приедет Серега, которому надо бы отдать деньги, а как отдашь, когда нет? Да, обещал, да, не рассчитал… Черт! Лексус потер висок. Серега должен понять, что сейчас важнее купить у Микроба редкий артефакт «харизму», перепродать толстосуму, которому он жизненно необходим на выборах, и удвоить сумму! Микроб молодчина, хотя и гнида редкостная.

Чего Серый вообще наседает? Вся недвижимость на него оформлена – разве это не гарантия? Пусть ждет. Вспомнился кашель Сереги, а ведь говорил ему, чтоб курить бросал! Так и до рака легких недолго.

И все-таки на душе стало мерзко, захотелось всех разогнать и порелаксировать в ванной. Или взять собаку – и в лес. Но ведь не выгонишь гостей – сам пригласил Славика и Пашу, а они зачем-то Микроба оставили. Девки пусть будут, а остальные проваливают.

И вообще, чего так паршиво-то? Все арты, на которые есть заказчики, куплены вполцены – прибыль будет некислая. Пара месяцев, и можно будет покрыть все расходы на Машу, чтоб ее всю жизнь любили!

Когда он вернулся к столу, вторая девушка, черненькая, накладывала ему салат из огурцов и помидоров, а блондинка, которая понравилась ему больше, вилась возле Славика. Они с Лексусом были одной масти, Славика многие считали его младшим братом. Разве можно на брата из-за женщины обижаться? Да никогда! Пусть забирает.

Лексус прищурился, разглядывая девушек, и уже второй раз обе показались ему смутно знакомыми. Ну и ладно, особой разницы нет, черненькая тоже ничего. Надо уточнить, как ее зовут, Лена или Катя. А может, та, другая, – Лена или Катя, а эта – Ира?

– А где твой «круизер»? – поинтересовался Микроб. – Такая тачка была, ммм!

– Подарил, – пожаловался Лексус, разваливаясь в кресле из ротанга, поблагодарил черненькую. – Спасибо, милая, что позаботилась.

Она уселась сзади и начала разминать его плечи.

Брови Микроба чуть не оторвались и не взлетели.

– Как?!

– Бывшая присосалась пиявкой, никак уходить не хотела. Почувствовала, что надоела мне до чертиков, залетела. Хотя уговор был: никаких детей! Пришлось квартирой и «круизером» откупаться, да не расстраивайтесь, еще ж «лексарь» есть.

– Если уговор был, это свинство, – поддержала его черненькая.

И никакой тебе женской солидарности!

– Два фотоаппарата вынесла, «плазму», ноутбук.

– Я бы этой жирной пинка дал – и сама виновата, – злобно бросил Паша. – Сколько ты с ней срок мотал?

– Одиннадцать лет, – Лексус отхлебнул вина, отклонил бокал, полюбовался кроваво-красным следом, плавно стекающим по стеклу. – Я так не могу, я ж не зверь какой-то.

– А жря, – брякнул Пашка с набитым ртом.

Допив второй бокал, Лексус наконец расслабился. Руки черненькой творили чудеса – гладили плечи, легонько касались груди, ерошили волосы, которые так бесили Машу, когда отрастали. Он запрокинул голову, посмотрел на стеклянный потолок над балконом и улыбнулся. Так приятно ночью покачиваться в кресле, пить виски или хороший коньяк, тихонько слушать Ли Бернсайда и понимать, что звезды мерцают под музыку.

Идиллию нарушил Микроб:

– Лексус, Зона просила передать, что скучает по тебе. Приглашала в гости.

– Да иди ты на фиг со своей Зоной! – отмахнулся он, не открывая глаз. – Не хочу. Прошлый раз чуть не стал последним – еле из «молока» выбрался. Для острых ощущений я «харлея» купил.

– Зря ты так. Зона, она ж живая, обидеться может. «Молоко» – тема годная. Говорят, кто выбирается из «молока», получает «ключ».

Лексус подобрался, открыл один глаз. Чего это он, прощупывает? Любой сталкер за «ключ» от Сердца Зоны душу продаст – это все знают. Но как выглядит «ключ», общего мнения нет. Вот так, слово есть, а предмета нет. Может, штуковина, которую он в прошлый раз нашел, и есть тот самый «ключ» от Сердца и несметных сокровищ? Рука потянулась к сделанному на заказ золотому амулету в форме капли, внутри которой за фотографией Маши он спрятал крупную бусину, будто сплетенную из светящихся разноцветных проволок. Лексус был не дурак, и странную находку не афишировал, пока сам не убедится, оно это или нет. Если да, владеть «ключом» так же опасно, как огромным краденным бриллиантом, за такое и голову открутить могут.

– Я бы на твоем месте попробовал в Сердце-то попасть, – не унимался Микроб. – Даже без «ключа», ты ж теперь что-то типа помазанника Зоны.

– Посмотреть бы, как бы ты туда хотел после того, как тебя неделю крыло, плющило и морочило в «молоке». Чуть мозги наизнанку не вывернуло. Чуть третий глаз не открылся!

Стоило заговорить про «молоко», и оживали галлюцинации, лезли из того кошмара – какие-то лица, кровь, люди, страх, коротко стриженный мужик с острыми ушами и ледяным взглядом покойника сжимает нож, Славка с простреленной головой и грудью, Пашка в луже крови, смерти, смерти, смерти… Бррр! Как в аду побывал. Но хуже всего, что сквозь кошмар проходила красная нить смысла, словно все это что-то значило.

Блондинка, которая слушала и не понимала, о чем речь, решила уточнить:

– Это вы про тюрьму, что ли?

Черненькая оказалась более эрудированной:

– Нет, про аномалию. У меня там отец пропал.

– Вы бы тему сменили, – посоветовал Паша голосом строгого учителя, положил на тарелку шампуры с шашлыком, истекающим запахом и кипящим жиром.

Лексус мысленно с ним согласился – нечего при посторонних говорить о работе, хотя никто ничего лишнего не сказал и не скажет.

Шашлык удался, а вот спиртного оказалось маловато. Оприходовали две бутылки вина, потом – коньяк, девчонки прикончили недопитый Машей ликер…

– Кто пойдет за водкой? – спросил Паша.

– Я занят, – отмахнулся Слава, увлеченный блондинкой. – Пусть Микроб идет.

– А чего сразу я?! – сталкер ощетинился и стал напоминать агрессивного боевого ежа.

– Ладно, – Лексус поднялся, протянул руку черненькой. – Я сгоняю на мотоцикле. Поедешь со мной?

Можно было и правда послать Микроба, но очень хотелось проверить, как черненькая отреагирует на его черный «харлей» с аэрографией языков пламени, блестящими дисками. Девчонкам он нравился безумно. Жаль, блондинка не увидит ни «лексаря» в гараже, ни мотоцикл, да и сам гараж – произведение искусства, хоть живи там.

– Ты же пил, тебе за руль нельзя, – заметила девчонка.

– Я – пил? Ты не видела, как я пью! Это даже не разминка, я трезв и бодр, – он протянул ей шлем, помог его надеть. – К тому же мотоциклистов не останавливают, да нам и недалеко.

Лексус оседлал мотоцикл, девушка уселась сзади, обхватив его за талию. Ворота открывались с пульта, Лексус незаметно нажал на кнопку, хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Сезам, откройся!

Ворота отъехали в сторону, и Лексус надавил на газ. Выехав, он так же нажал кнопку закрытия ворот и покатил вдоль березовой аллеи, поднимая клубы пыли.

Он обожал мотоциклы, они давали свободу. А дома – рабство, напоминание о том, что ты – винтик системы, причем не самой чистой. Больше всего его раздражал Микроб, в нем чувствовался нечистый на руку проныра, который мать родную продаст. Возможно, он даже убивал. Иметь с ним дело отвратительно, но необходимо, потому что Микроб может достать любой арт в Зоне.

И вообще, гори они огнем! Сейчас – свобода, раскаленная дорога и неповоротливые легковушки. Жаль, скорость не та, но на трассу выпившим лучше не ездить.

Торговый центр был в пяти минутах езды, но Лексус не торопился, нарезал круги по району, а девушка позади мирилась со своей участью. Поколесив около получаса, Лексус таки припарковался между двумя мини-вэнами. Девушка слезла, сняла шлем, ее черные волосы разметались. Восхищенная, раскрасневшаяся, она была так красива, что Лексус не удержался, поволок ее в торговый центр, подарил ей золотое колечко, а потом повел в бар, где они выпили по коктейлю, затем заказали десерт и еще выпили.

Купив три бутылки коньяка, вино и мартини, Лексус нехотя покатил домой.

Он не спешил, ехал длинной дорогой и думал, как лучше явиться гостям: через центральные ворота, чтоб блондинка с балкона увидела его «харлей» и поняла, какая она дура, или сразу парковаться в гараж, который на другом конце участка, и идти через сад. Ворота с пульта не открывались, придется спешиваться и работать руками, что было неприятно после того, как он почувствовал себя богом.

Когда строил дом, он купил соседний участок, и теперь у него был выезд на две дороги. Десять лет назад его двухэтажный дом с тремя балконами, красной черепичной крышей, мансардой в греческом стиле и затемненными окнами во всю стену первого этажа стоял среди убогих лачуг особняком, теперь же старики вымерли, продали недвижимость, и один за другим выросли приличные дома, которые радовали глаз. Еще бы ухабистую дорогу отремонтировать, чтоб ямы не объезжать, вообще красота была бы!

Лексус свернул на узкую улочку и сбавил скорость: в середине улицы, как раз напротив его гаража посреди дороги стояла полицейская машина. Как человек не совсем чистый перед законом, Лексус решил не попадаться на глаза ментам и начал разворачиваться. Вряд ли они приехали по его душу, но как-никак, он занимался перепродажей артефактов, торговлю которыми пыталось монополизировать государство, и лучше перестраховаться.

Придется открывать главные ворота вручную, э-эх!

Каково же было его удивление, когда напротив распахнутых главных ворот он увидел целый наряд: два ментовских «бобика», легковушку… Он затормозил сразу за поворотом и замер, не веря своим глазам: один полицейский в бронежилете курил, второй со скучающим видом поглаживал ствол автомата, и целый рой ментов сейчас переворачивал дом вверх дном.

– Что случилось? – поинтересовалась девушка.

Многих неприятностей Лексусу удалось избежать, потому что он в экстренных ситуациях не впадал в ступор, а начинал быстро соображать.

Кто-то его сдал, скорее всего Микроб. Приехал наряд, обыскал дом, нашел артефакты и два незарегистрированных «ствола» – надо бежать, желательно за границу. Никто из друзей, кроме Сереги, не знает его настоящего имени. Дом оформлен на Серегу, который не выдаст… Япона мать, Серегина машина – вон она! Они и его загребли, вот подстава! Что ж он раньше-то приехал, дурак?

Что делать с девкой? Если бежать, то пара привлечет меньше внимания, тем более, мотик тоже оформлен на третье лицо… Но девку жалко, друга подставил, и ее… Нет, нельзя, не по-человечески.

– Слезай, – скомандовал он.

– Что?

– Слезай, если хочешь жить.

Девушка подчинилась безоговорочно. Но пока они разговаривали, автоматчик повернул голову и увидел мотоцикл, в это самое время из открытых ворот на носилках вынесли труп, накрытый белой простыней. Они что, устроили стрельбу и кого-то прикончили? О, боги! Пока мент соображал, Лексус развернулся и газанул, обдав недоуменную Лену или Машу, а может быть Иру, облаком пыли.

За его спиной взвыла сирена.

Глава 3

Жизнь за жизнь

Порядки в отделении реанимации были строгими: никаких посетителей, и Кай уже сутки жил в больнице. Пока Нику оперировали, ждал в столовой на первом этаже, потом наступила ночь, и его очень вежливо попросили уйти – он переместился в коридор, ведущий в приемный покой, сел на стул и привалился затылком к стене.

Сон не шел, напряжение не отпускало. Впервые в жизни Кай пожалел, что не умеет молиться и поблизости нет храмов. Мимо с грохотом прокатили носилки, где корчился больной, донеслись крики, отборный мат. Бледная женщина лет пятидесяти, дремавшая за четыре стула от Кая, вздрогнула, открыла глаза, пожевала губами.

Кай встал, прошелся по коридору, отодвинулся к стене, пропуская санитарку с ведром воды. На больничном лифте, нестерпимо воняющем хлоркой, поднялся на третий этаж – в отделение нейрохирургии, – надавил на кнопку звонка.

В бронированной двери распахнулось зарешеченное окошко, и грубым женским голосом сказали:

– Чего вам?

– Дежурного врача. Мою жену оперируют.

– Имя?

– Литвинова. Вероника Литвинова.

– Ждите. Узнаю.

Окошко хлопнуло, донеслись тяжелые шаркающие шаги. Кай прислонился лбом к холодному железу двери. Если бы она умерла, с ним бы уже связались, значит, надежда есть. Вот только люди после таких травм в лучшем случае лишаются памяти, в худшем остаются парализованными, теряют зрение, обоняние, разум. Раньше Кай думал, что смерть милосерднее такой жизни, сейчас желал одного – чтоб Вероника жила. Он будет ухаживать за ней, водить за руку, кормить с ложки… Только пусть живет.

– Литвинов? – все та же женщина позвала из-за двери.

– Да.

– Прооперировали, перевели этажом выше в реанимацию, там и спрашивай, тут все заняты.

Кай рванул наверх по лестнице, постучал в такую же дверь кулаком, забыв, что есть звонок. Кровь пульсировала в висках так громко, что он не слышал ни шагов, ни как открылось окошко.

– Потише можно? – возмутились из-за двери голосом молодым и располагающим к общению. – Справа, видите, кнопка.

– Извините, – проговорил Кай чужим голосом, облизал враз пересохшие губы. – Литвинова Вероника… Ее перевели из… С третьего этажа.

Молчание длилось, наверное, пару мгновений, но казалось, целую вечность.

– Сейчас спрошу, примет ли вас Андрей Степанович. Ждите.

Ждать долго не пришлось, дверь распахнулась, и невысокий седой мужчина в зеленом медицинском костюме поздоровался, попросил надеть халат, висящий на гвозде при входе, и обуть тапки. Облачаясь, Кай изучал врача, который отводил взгляд и прятал руки за спину, словно чем-то провинился. Все меньше и меньше хотелось знать приговор, было желание раздеться и бежать прочь от правды, но Кай заставил себя быть сильным и последовал в кабинет дежурного доктора, уселся на стул.

Врач присаживаться не спешил, говорить – тоже. Оперся о стол обеими руками, переложил бумаги и сказал, глядя за спину Кая, будто бы беседуя с кем-то невидимым:

– Очень тяжелый случай. Внутричерепная гематома… Извините, – ему было сложно говорить понятными обычному человеку словами, и он делал паузы. – Удар был настолько сильным, что кости вогнулись внутрь черепа, лопнул крупный сосуд, и кровь скопилась внутри. Ее мы удалили, но… Затылочная кость – парная, обе кости соединены швами. Швы разошлись. Затылочная кость подалась вперед и повредила лобную. Мозг тоже поврежден. Второй удар пришелся туда, где позвоночник крепится к черепу… В продолговатом мозге есть дыхательный центр…