Город драконов Хобб Робин

– Ясное дело, ты же занимаешься этим чуть ли не с рождения. Отец стал учить тебя, как только ты смогла балансировать на ветке. Мне кажется, я достаточно хорош для того, кто начал позже.

Татс зашагал рядом с ней. На узкой тропинке это было не слишком удобно: молодые люди постоянно сталкивались локтями, но он не проходил вперед и не отступал назад. Когда они вышли на опушку леса, трава стала ниже, а затем и вовсе уступила место листьям и мху. Деревья останавливали ветер, и это порадовало Тимару. Она быстро кивнула, принимая комплимент Татса. И заметила:

– У тебя получается гораздо лучше, с тех пор как мы уехали из Трехога. И мне кажется, что ты привыкнешь к этой наземной охоте намного быстрее, чем я. Все тут настолько непохоже на то, что было у нас дома.

– Дома, – сказал Татс, и она не смогла понять, сладко или горько прозвучало для него это слово. – Я думаю, что теперь наш дом здесь, – неожиданно добавил он.

Тимара искоса посмотрела на своего спутника, пока они продирались сквозь подлесок. И изумленно спросила:

– Ты что, собираешься остаться тут навсегда?

Он поднял руку и закатал рукав, обнажив покрытую чешуей кожу:

– Не могу представить возвращение в Трехог в таком виде. А ты?

Ей не нужно было расправлять крылья или смотреть на черные когти, с рождения заменявшие ей ногти.

– Если дом – это место, где тебя принимают таким, какой ты есть, то Трехог никогда не был для меня домом.

«Не время сейчас предаваться воспоминаниям о Трехоге и пустым сожалениям, – сказала она себе. – Пора охотиться. Синтара сильно проголодалась».

Сегодня Тимара хотела найти новую звериную тропу, на которой они еще не охотились. Вскоре молодые люди обнаружили одну, но идти по ней было сложно. Они оба тяжело дышали, хотя Татс уже не так пыхтел, как в первое время после отъезда из Трехога. Путешествие на «Смоляном» закалило их всех, с одобрением подумала Тимара. Все хранители вытянулись и окрепли, причем парни росли так быстро, что это почти пугало. Татс стал выше и раздался в плечах. Фенте, его драконица, тоже изменяла своего хранителя. Прежде он единственный из них выглядел абсолютно нормальным человеком.

Татс был из числа рабов, бежавших в Трехог во время войны с Калсидой. Здесь он стал свободным, но на его лице остались две татуировки, которые делали всем рабам еще в младенчестве: на левой щеке была выбита паутина, а возле носа – скачущая лошадка. Когда дракон начал менять Татса, татуировки тоже изменились: теперь они выглядели стилизованными рисунками, больше отмеченными чешуей, чем чернилами, впрыснутыми под кожу. Его темные глаза и волосы остались такими, как прежде, но Тимара подозревала, что причина его быстрого роста и возмужания заключается не столько в обычном взрослении, сколько в том, что он становится Старшим. Ногти юноши отливали зеленым – это был цвет Фенте, его маленькой королевы-драконицы. Когда свет падал на кожу Татса, на его чешуе начинали играть малахитовые блики. Тень листьев, сосновые иголки, зелень леса… Тимара остановила бег своих мыслей.

– То есть ты думаешь, что проведешь здесь всю свою жизнь? – Эта идея показалась девушке странной. Она чувствовала себя немного потерянной с тех пор, как они достигли цели, обнаружили древний город. Покидая Трехог, каждый из них подписал договор, где была четко обозначена задача хранителей: подняться вверх по реке и найти там место, где поселятся драконы. О поисках легендарной Кельсингры даже речи не шло. Тимара согласилась на эту работу, чтобы хоть на какое-то время сбежать из дома, и не строила никаких планов относительно того, что будет дальше. Сейчас она представила, как проживет свою жизнь здесь, вдали от людей, которые сделали ее изгоем.

С одной стороны, может, и неплохо… Но с другой – это означало, что она больше не вернется домой. Тимара не слишком любила мать, и это чувство было взаимным. Но она была очень близка с отцом. И что, они теперь никогда больше не увидятся? Он не узнает, что дочка добилась своей цели? Нет, что за глупости! Капитан Лефтрин собрался в Кассарик за припасами. Как только он прибудет туда, новости об их находке разлетятся, как мошки, по всем Дождевым чащобам. Так что отец скоро обо всем узнает. Но захочет ли он приехать, чтобы увидеть все своими глазами? Отправится ли она домой навестить его? Прошлым вечером, на общем собрании, Лефтрин спросил, не хочет ли кто-нибудь из них вернуться в город. После его вопроса повисла тишина. Хранители лишь недоуменно переглядывались. Оставить своих драконов? Вернуться в Трехог, чтобы снова вести там жизнь отверженных? Ну уж нет. Для остальных этот вопрос оказался простым.

Для Тимары все было сложнее. Иногда ей хотелось бросить своего дракона. Синтара, прямо скажем, была не самым обаятельным созданием на свете. Она вовсю помыкала хранительницей, подвергала ее опасности ради собственного развлечения, а однажды даже чуть не утопила, пытаясь поймать рыбу. Синтара никогда не просила у девушки прощения, ей это даже в голову не приходило. Драконица была столь же саркастичной и циничной, сколь и прекрасной внешне. Но даже если бы Тимара и решилась покинуть свою подопечную, ей очень не хотелось возвращаться на борт «Смоляного» и отправляться вниз по реке.

Она до сих пор с ужасом вспоминала бесконечное путешествие на баркасе, жизнь в тесноте и у всех на виду. Возвращение в Трехог вместе с Лефтрином означало бы расставание с новыми друзьями и невозможность узнать, что же они найдут в легендарном городе Старших. Так что, пожалуй, она лучше останется здесь, вместе со всеми, продолжит охотиться, добывая пропитание для драконов, пока капитан не вернется с грузом. А что потом?

– Ты собираешься остаться здесь навсегда? – снова спросила она Татса, потому что он так и не ответил на ее первый вопрос.

Он произнес тихо, поскольку лес не любит лишнего шума:

– А куда еще нам деваться? – Юноша небрежно указал на ее лицо, а потом на свое. – Драконы пометили нас как своих хранителей. Фенте достигла больших успехов в полетах, чем Синтара, однако я сомневаюсь, что в ближайшее время хоть одна из наших королев станет достаточно самостоятельной. И даже если они сами смогут охотиться, то все равно захотят, чтобы мы были рядом, ухаживали за ними, да просто для компании. Теперь мы Старшие, Тимара. Старшие всегда жили подле драконов. А драконы останутся здесь. Так что – да, я полагаю, что проведу здесь всю жизнь. Ну, или, во всяком случае, пока Фенте будет тут.

Он тихо поднял руку, показывая, в каком направлении, на его взгляд, лучше двигаться дальше. Тимара решила не спорить и пошла вперед. Татс шел следом и говорил ей в спину, пока они скользили друг за другом через лес:

– Я правильно понял, что ты подумываешь о возвращении в Трехог? Ты и впрямь считаешь, будто это возможно для таких, как мы? Я знаю, что Синтара не всегда хорошо с тобой обращается. Но где еще ты теперь сможешь жить? Ведь у тебя появились крылья, Тимара. Я не могу представить, что ты лазаешь по деревьям и скачешь с кроны на крону, как раньше. Куда бы ты ни пошла, люди будут бесцеремонно пялиться на тебя, если не хуже.

Тимара плотнее прижала крылья к телу и нахмурилась: надо же, она и не почувствовала, как сделала это. Чужеродные отростки все больше и больше становились неотъемлемой частью ее организма. Спина все еще болела из-за них, и девушка по-прежнему злилась, когда утром пыталась приладить одежду вокруг крыльев. Но сейчас она пошевелила ими машинально, даже не задумываясь об этом.

– Твои крылья очень красивые, – сказал Татс, как будто подслушав ее мысли. – Они стоят всех тех неудобств, которые тебе приходится ради них выносить.

– Они бесполезные, – огрызнулась Тимара, стараясь не показывать, насколько ей приятна его похвала. – И даны мне словно бы в насмешку. Я ведь никогда не сумею подняться в воздух.

– Ну да, это правда, но они все равно прекрасны.

Теперь, когда Татс согласился с тем, что она не полетит, это ранило девушку так больно, что даже комплимент не утешил.

– А вот Рапскаль думает, что я полечу, – резко ответила она.

Татс вздохнул:

– Рапскаль думает, что однажды они с Хеби отправятся на Луну. Тимара, для того чтобы ты смогла взлететь, твои крылья должны стать гораздо больше. Настолько огромными, что ты просто согнешься под тяжестью их веса. Рапскаль никогда не задумывается о том, как все устроено на самом деле. Он живет в мире грез и полон фантазий, строит самые невероятные прожекты. И к тому же мы оба знаем, что он хочет заслужить твое расположение и скажет все, что угодно, лишь бы только этого добиться.

Девушка оглянулась на Татса, и кислая улыбка скривила ее губы, когда она заметила:

– В отличие от тебя.

Он усмехнулся, в глазах сверкнул вызов:

– Ты знаешь, что я хочу тебя и не скрываю своих намерений. Я всегда честен с тобой, Тимара. Я не собираюсь уподобляться безумцу, щедро расточающему нелепые похвалы, и надеюсь, что ты сумеешь оценить человека, который предпочитает говорить правду.

– Я ценю твою честность, – ответила она и прикусила язык, прежде чем напомнить Татсу, что он не всегда был так уж честен с нею.

Он не сказал Тимаре, что встречался с Джерд. Хотя и Рапскаль тоже не упомянул об этом. Конечно, Рапскаль вовсе не собирался скрывать от нее правду. Он просто не думал, что это так уж важно.

Да и вообще, похоже, что большинство парней-хранителей уже воспользовались благосклонностью Джерд. И судя по тому, что знала Тимара, до сих пор продолжали ею наслаждаться. И снова возник вопрос: да ей-то не все ли равно? Татс ведь больше не встречается с Джерд. Судя по всему, он даже не придает особого значения тому, что сделал. Так почему же это так важно для нее самой?

Тимара замедлила шаг. Они приближались к большой поляне: деревья становились реже и впереди был виден свет. Она жестом велела Татсу не шуметь и замедлить шаг, взяла свой плохонький лук и положила на него стрелу. Так, теперь нужно быть предельно внимательной и смотреть во все глаза. Она прислонилась плечом к дереву, чтобы занять более устойчивую позицию, и начала медленно осматриваться.

Тимара смогла сфокусировать взгляд, но вот сосредоточиться никак не получалось: мешали мысли о Джерд. Та очень быстро отбросила правила, которые традиционно прививали всем, кто воспитывался в Дождевых чащобах. Таким девушкам, как Тимара, Сильве и Джерд, не разрешалось выходить замуж. Всем было известно, что младенец, отмеченный с рождения чешуей или когтями, скорее всего, рано умрет. Эти дети не стоили вложений, необходимых для того, чтобы вырастить их, и даже если вдруг и выживали, то редко производили здоровое потомство.

Тем, у кого имелись какие-либо отклонения, не разрешалось создавать семью, а внебрачные связи были строго запрещены абсолютно всем жителям Дождевых чащоб. Но Джерд решительно отринула оба этих запрета. Она была довольно привлекательной девушкой: густые волосы, яркие глаза и стройная фигурка. Джерд решала, с кем из хранителей хочет разделить постель, а потом хватала их по одному зараз, как кошка, дежурившая у мышиной норки,нисколько не задумываясь, к чему приведет ее аппетит. Даже когда парни дрались из-за нее, она, похоже, принимала это как должное. Тимара, с одной стороны, отчаянно завидовала тому, как свободно вела себя Джерд, а с другой – злилась на эту безголовую девицу, которая привнесла разлад в их сплоченную компанию.

В конце концов Джерд дорого заплатила за свою беспечность: даже вспоминать не хотелось о том, как ее нежеланная беременность закончилась выкидышем. Тимара была среди женщин, которые помогали Джерд, когда у той начались преждевременные роды. Она видела крошечное тело уродливого младенца – девочки-рыбы, чей трупик отдали драконице Верас. Самое удивительное, что Тимара извлекла для себя из случившегося урок, предусмотрительно воздерживаясь от того, чтобы делить свое тело с кем-то из хранителей, тогда как на Джерд произошедшее, похоже, совсем не повлияло: она беспечно получала удовольствие в любой момент, когда бы ни пожелала. Ну не нелепо ли? Временами Тимара возмущалась эгоизмом и глупостью Джерд, которая могла втравить их всех в неприятности, но чаще она завидовала тому, как независимо держится эта девушка: она сама распоряжается своей свободой и следует собственному решению, казалось совершенно не принимая во внимание, что подумают о ней другие.

Свобода и право выбора – вот что привлекало Тимару. Что ж, она тоже воспользуется свободой и сделает свой выбор.

– Я останусь, – сказала она тихо. – Но не ради моего дракона. И даже не ради моих друзей. Я останусь здесь ради себя самой. Чтобы создать место, которое и правда смогу назвать своим домом.

Татс внимательно посмотрел на нее.

– Не ради меня? – спросил он бесхитростно.

Тимара покачала головой.

– Честность превыше всего, – напомнила она ему тихо.

Он отвел глаза:

– Ну, по крайней мере, ты не сказала, что останешься ради Рапскаля. – И вдруг, довольно неожиданно, Татс подал знак – со свистом втянул в себя воздух.

Мгновением позже девушка прошептала:

– Я вижу его.

Зверь, который осторожно двигался по поляне вдоль края леса, был великолепен. Хотя Тимара уже начала привыкать к тому, каких огромных размеров достигали копытные животные в этом сухом лесу, прежде она ни разу не видела таких крупных особей. Казалось, между кончиками его рогов можно запросто натянуть гамак. Они, правда, были не такими ветвистыми, как у оленей, встречавшихся ей здесь раньше, – его рога больше походили на руки с широко расставленными пальцами.

Зверь, приближавшийся к ним, заслуживал этой массивной короны. Его гигантские плечи были покрыты мясистыми буграми мышц. Он вышагивал, словно богатый купец по рынку, неторопливо переставляя ноги. Животное небрежно окинуло поляну взглядом больших темных глаз и расслабилось. Тимару это не удивило. Какой хищник мог бы напасть на создание такого размера? Она натянула тетиву и затаила дыхание, хотя шансов на успех было мало. В лучшем случае она лишь пробьет толстую шкуру зверя. Если рана окажется серьезной или вдруг начнется сильное кровотечение, они с Татсом смогут проследить жертву до места смерти. Но убить оленя прямо тут им определенно не под силу.

Она сжала зубы. Вся история могла затянуться до самого вечера, но количество мяса, которое они получили бы в результате, с лихвой окупило бы любые усилия. Еще шаг – и она сможет хорошенько прицелиться и выстрелить.

И тут вдруг с неба упала сверкающая алая молния. Земля задрожала, когда дракон напал на гигантского оленя. Тимара от неожиданности выпустила стрелу, и та полетела куда-то в сторону, никого не задев. В то же мгновение с громким хрустом сломался хребет оленя. Бедный зверь взревел в агонии, но звук тут же прервался: челюсти дракона сомкнулись на его глотке. Хеби слегка приподняла свою жертву, практически оторвав ей голову, а затем швырнула на землю, чтобы отодрать с мягкого живота огромный кусок шкуры вместе с внутренностями. Запрокинув голову назад, она проглотила мясо. Часть кишок протянулась между ее пастью и добычей.

– О Са милосердный, помилуй нас! – прошептал Татс.

Когда он заговорил, драконица пристально уставилась на них. Ее глаза сверкнули яростью, и в них закружились алые вихри. С ее оскаленных зубов стекала кровь.

– Это твоя добыча, – успокоил ее Татс. – Мы уже уходим. – Он схватил Тимару за плечо и потянул обратно, под прикрытие леса.

Девушка все еще сжимала свой лук.

– Моя стрела! Эта была лучшей из всех, что у меня есть. Ты видел, куда она полетела?

– Нет, – отрезал Татс, который совершенно не собирался сейчас искать стрелу. Он оттащил девушку поглубже в лес, а потом повел в обход поляны.

– Вот же проклятая Хеби! – сказал он тихо. – Такую кучу мяса утащила прямо у нас из-под носа!

– Нельзя ее в этом винить, – заметила Тимара. – Она лишь повела себя как настоящий дракон.

– Я знаю. Хеби просто сделала то, что подобает драконам, и как бы я хотел, чтобы моя Фенте стала такой же. – Татс виновато покачал головой, как будто стыдясь того, что придирается к своей подопечной. – Но пока они с Синтарой прикованы к земле, мы обречены добывать им мясо. Так что лучше бы нам продолжить охоту. Ага, вот и она.

Он нашел звериную тропу, которая привела гигантского оленя на поляну. Тимара по привычке подняла глаза вверх. Местные деревья не были похожи на привычных ей исполинов. Дома она бы влезла на гигантский ствол и, бесшумно перебираясь с ветки на ветку, незримо перемещалась бы от дерева к дереву, следуя вдоль звериной тропы. Она бы выслеживала добычу сверху. Но здесь большинство деревьев сбросили листья на зиму и не дали бы ей укрытия. К тому же ветви их не соприкасались друг с другом, как это было дома, в Дождевых чащобах.

– Нам придется охотиться на земле, причем тихо, – сказал Татс, словно бы подслушав ее мысли. – Но сначала мы должны уйти подальше с территории Хеби. Я даже отсюда чувствую запах смерти.

– Не говоря уже о том, что мы слышим ее звуки, – ответила Тимара. Драконица насыщалась шумно: хрустела костями и довольно чавкала. Когда они оба замолчали, Хеби вдруг заурчала, как кот, играющий с мертвой добычей, а затем раздался громкий треск.

– Скорее всего, доедает рога, – предположил Татс.

Тимара кивнула:

– Я никогда не видела такого крупного оленя. Вообще сроду не встречала настолько огромных животных, если не считать драконов.

– Драконы не животные, – поправил ее Татс. Он шел впереди, а Тимара следовала за ним. Они бесшумно передвигались и говорили вполголоса.

Девушка тихонько рассмеялась:

– Тогда кто же они?

– Они драконы. Точно так же, как и мы не животные. Они умеют говорить и мыслить. Между прочим, именно это отличает людей от зверей.

Тимара замолчала на какое-то время, осознавая услышанное. Она не была уверена, что согласна с этим заявлением.

– Похоже, ты уже думал об этом прежде.

– Да, представь себе. – Татс низко нагнулся и придержал ветку. – Став хранителем Фенте, я уже на третью ночь призадумался: кто же она такая? Точно не домашний питомец, но и на дикое животное, и на птицу тоже не похожа. Равно как и на ручную обезьянку, которых собиратели используют, чтобы те приносили им фрукты с самых высоких веток. Да и меня никак нельзя считать ее слугой, пусть я и делаю для нее много чего: добываю еду, удаляю из глаз паразитов, чищу крылья.

– Ты уверен, что не слуга ей? – спросила Тимара с кислой улыбкой. – Или даже не раб?

Он вздрогнул, услышав это слово, и она напомнила себе, с кем говорит. Мать Татса продали в рабство в наказание за совершенные преступления, так что он родился уже рабом. Возможно, он не сохранил воспоминаний о неволе, так как был совсем маленьким, когда его освободили. Но Татс рос с татуировками на лице и сознанием того, что из-за этих отметин многие люди судят о нем предвзято.

Они подошли к низкой каменной стене, увитой плющом. За ней было несколько разрушенных хижин. Деревья росли внутри и вокруг них. Тимара обшарила их взглядом, а Татс сразу двинулся дальше. Развалины домов в лесу встречались так часто, что стали уже привычным делом. Не будь Синтара так голодна, Тимара осмотрела бы их в поисках чего-нибудь полезного. Кое-кто из хранителей находил в разрушенных жилищах части инструментов, головки молотов, лезвия топоров и даже ножи. Те, что были сделаны Старшими, не затупились даже столько лет спустя. На сломанном столе сохранились чашки и осколки разбитых тарелок. Что бы ни уничтожило Кельсингру, это произошло внезапно. Жители не успели даже собрать свои пожитки. Кто знает, какие диковинки можно обнаружить в развалинах? Но голод ее драконицы давил на сознание Тимары, словно кинжал, приставленный к спине. Нужно будет вернуться позже, когда будет больше времени. Если Синтара вообще хоть когда-нибудь позволит ей заняться своими делами.

А Татс, оказывается, все-таки решил ответить на вопрос Тимары:

– Я не раб Фенте, потому что делаю все совсем не так, как это стал бы делать раб. Пожалуй, это больше похоже на заботу о маленьком ребенке. Я горжусь тем, что могу сделать ее счастливой, и радуюсь, когда навожу красоту, полируя ее чешуйки. Это такое удовольствие – положить перед Фенте кусок мяса или большую рыбину и ощутить, как хорошо моя девочка себя чувствует, насыщаясь.

– Это чары, – горько произнесла Тимара. – Мы все знаем о том, что драконы способны туманить разум. Синтара постоянно этим пользуется. Я не раз обнаруживала, что занимаюсь чем-то, что мне очень хотелось сделать, а закончив, понимала, что это было совсем даже не мое желание. Просто Синтара заставила меня выполнять все, что ей нужно. – При одной лишь мысли о том, что большая синяя королева вертит ею, как хочет, девушка от досады чуть ли не заскрежетала зубами.

– Я знаю, что Синтара проделывает это с тобой. Я несколько раз видел, как это происходило. Посередине разговора, когда мы беседовали о чем-то важном, ты вдруг останавливалась и, даже не взглянув на меня, говорила, что прямо сейчас тебе нужно идти охотиться.

Тимара хранила виноватое молчание. Ей не хотелось объяснять Татсу, что он ошибается и охота просто была благовидным предлогом, чтобы сбежать от него, когда их разговор становился слишком напряженным.

Похоже, Татс даже не заметил, что собеседница с ним не согласилась.

– Но Фенте никогда так себя со мной не ведет. Ну, почти никогда. Мне кажется, она любит меня, Тимара. Ведь драконица так бережно изменяет меня, проявляет особое внимание к этим переменам. А иногда, после того как я покормлю ее и почищу, Фенте просто хочет, чтобы я остался и составил ей компанию. Потому что ей нравится проводить со мной время. Такого у меня никогда прежде не было. Пока я был маленьким, мать вечно просила соседей присмотреть за мной. А когда она убила того мужчину, то просто сбежала.

Я склоняюсь к тому, что это был несчастный случай, что она просто хотела ограбить его. Может, она думала, что ей просто надо затаиться на какое-то время. Не исключено, что мама собиралась потом вернуться ко мне. Но так и не вернулась. Когда она поняла, что попала в беду, то просто сбежала и все, бросив сына на произвол судьбы. А Фенте хочет, чтобы я был с ней. Может, она и не любит меня по-настоящему, но она точно хочет, чтобы я находился рядом. – Татс пожал плечами, чтобы Тимара не сочла его слишком уж сентиментальным. – Единственным, кто когда-либо относился ко мне с симпатией, был твой отец, но даже он всегда сохранял между нами дистанцию. Я знал: ему не нравилось, что я провожу с тобой слишком много времени.

– Его беспокоило, что могут подумать наши соседи. Или моя мать. В Дождевых чащобах очень строгие правила. Никто не должен был ухаживать за мной. Потому что мне категорически запрещалось выходить замуж и рожать детей. Или даже заводить любовника.

Татс удивленно показал на отметины рогов на дереве, мимо которого они проходили. Олень, который их оставил, явно был так же велик, как и тот, которого убила Хеби. Тимара осторожно дотронулась до них пальцами. Это точно следы рогов? Или отметины когтей? Нет, она даже представить себе не могла древесного кота таких размеров.

– Да, я слышал об этих правилах, – кивнул Татс. – Но долгое время даже не думал о тебе в этом смысле. Я тогда не особо интересовался девчонками. Я просто завидовал тому, что у тебя было: дом и родители, постоянная работа и нормальная еда. Мне тоже очень хотелось иметь все это.

Он остановился на развилке звериной тропы и вопросительно поднял бровь.

– Иди по левой, она больше утоптана, – посоветовала ему Тимара. – Татс, мой дом вовсе не был таким чудесным, как тебе казалось. Родная мать меня ненавидела. Она стыдилась меня.

– Мне кажется… Ну, я не уверен, что мать тебя ненавидела. Я думаю, что, возможно, это поведение соседей заставило ее стыдиться собственного желания любить тебя. И в любом случае мама ведь тебя не бросила. И не выгнала из дома. – Он говорил почти упрямо, настаивая на своей правоте.

– Кроме того самого первого раза, когда отдала новорожденную дочь повитухе, чтобы та бросила меня в лесу, – горько заметила Тимара. – Это ведь отец принес меня обратно и заявил, что собирается дать мне шанс. Он буквально навязал ей ребенка.

Но Татса это не убедило.

– А мне кажется, что именно этого твоя мама и стыдилась. Не того, какая ты родилась, а того, что она не смогла защитить тебя перед повитухой и сказать, что принимает тебя, несмотря на когти и прочее.

– Может быть, – ответила Тимара.

Ей не хотелось об этом думать. Какой смысл ворошить это сейчас, когда уже прошло столько времени, а она находится так далеко от родителей? Все равно невозможно спросить маму, что она тогда чувствовала. Тимара знала, что отец любил ее, и старалась не забывать об этом. Как знала и то, что он был согласен с установленными правилами: его дочери нельзя заводить мужа или любовника, а также рожать детей. Каждый раз, задумываясь о том, чтобы преступить запреты, Тимара чувствовала, что предает его и все, чему он ее учил. Папа любил ее. Он считал, что строгие правила нужны для ее же собственной безопасности. Может ли она быть умнее отца в этих вопросах?

Похоже, ей придется принять очень непростое решение. Нет, разумеется, выбор за ней. Но, если Тимара сочтет, что отец был не прав и она может выбрать себе пару, не разрушит ли это каким-то образом ее любовь к нему? И не станет ли папа из-за этого меньше любить ее? Она знала, что он будет недоволен дочерью, даже если примет ее выбор.

И даже на таком расстоянии его недовольство ранило. Возможно, оттого, что Тимара находилась так далеко от дома и была так одинока, она только острее переживала. Будет ли отец разочарован, если узнает, что она целовалась с Татсом, позволяла ему дотрагиваться до себя?

Разумеется, будет. Она покачала головой, и Татс обернулся:

– Ты чего?

– Ничего, просто задумалась.

И как только Тимара это сказала, она почувствовала ритмичный стук. Кто-то бежал, не пытаясь скрыться, приближаясь к ним сзади по тропе.

– Что это? – спросил Татс и осмотрел деревья поблизости.

Тимара знала, о чем он подумал: если придется прятаться, то надежнее всего будет забраться на дерево.

– Две ноги, – вдруг сказала она и сама удивилась, что смогла определить это по звуку шагов.

Мгновением позже появился Рапскаль.

– Вот вы где! – закричал он весело. – Хеби сказала, что вы где-то поблизости.

Он улыбался от радости, что нашел их. Довольный жизнью, как и всегда. Тимара редко могла, посмотрев на Рапскаля, не улыбнуться в ответ. Он сильно изменился с тех пор, как они покинули Трехог. Трудности и лишения закаляли, да и естественный процесс взросления шел быстро: мальчишка превращался в мужчину. Он сильно вытянулся и стал гораздо выше среднего роста. Как и сама Тимара, Рапскаль при рождении был отмечен Дождевыми чащобами. За время путешествия он стал очень стройным и гибким. Его чешуя теперь была ярко-алой, как и шкура Хеби. Его глаза всегда были необычного оттенка голубого цвета, а теперь в них еще появилось то постоянное сияние, какое некоторые жители Дождевых чащоб приобретали с возрастом, однако порой теплая нежная лазурь вдруг сменялась серебристым блеском холодной стали. Однако черты его лица, вместо того чтобы стать драконоподобными, соответствовали канонам человеческой красоты: тонкий прямой нос, гладкие щеки, четкая линия подбородка, который за последние месяцы сделался более решительным.

Рапскаль встретил взгляд девушки, довольный тем, что застал ее врасплох. Тимара отвела глаза. И когда его лицо стало таким привлекательным?

– Вообще-то, мы пытались охотиться, – раздраженно ответил Татс на приветствие Рапскаля. – Но похоже, вы со своей драконицей распугали всю дичь на многие мили вокруг.

Улыбка медленно сползла с лица Рапскаля.

– Простите, – сказал он искренне. – Я просто не подумал. Хеби очень обрадовалась, найдя столько еды, а это так здорово, когда она сытая и довольная. Я тоже почувствовал себя счастливым, и мне захотелось побыть с друзьями.

– Ясно. Но вот Фенте сегодня повезло меньше. И Синтаре тоже. Нам нужно охотиться, чтобы накормить своих дракониц. Если бы Тимара подстрелила того оленя, которого Хеби утащила прямо у нас из-под носа, у нас было бы достаточно мяса, чтобы принести им обеим еды.

Рапскаль стиснул зубы и принялся оправдываться:

– Но Хеби не знала, что вы рядом, пока не убила оленя. Она не собиралась отнимать у вас добычу.

– Так-то оно так, – брюзгливо сказал Татс. – Но все равно по вашей с нею милости мы потеряли полдня.

– Мне жаль, что так вышло. – Голос Рапскаля стал напряженным. – И между прочим, я ведь уже извинился.

– Все в порядке, – торопливо произнесла Тимара. Странно, обидчивость была совершенно нехарактерна для Рапскаля. – Я знаю, что вы с Хеби не хотели испортить нам охоту. – Она бросила на Татса укоризненный взгляд. Фенте была так же своевольна, как и Синтара. Неужели не ясно, что Рапскаль не мог бы помешать Хеби напасть на оленя, даже если бы знал, что они нацелились на ту же добычу? Ох, похоже, на самом деле причина недовольства Татса совсем иная.

– Что ж, есть отличный способ исправить это упущение, – заявил Татс. – Когда Хеби закончит трапезу, она может убить еще какого-нибудь зверя. На сей раз для наших драконов.

Рапскаль изумленно воззрился на него:

– Но когда Хеби пообедает, ей нужно будет отдохнуть. А затем она доест все, что осталось. Ну, и к тому же драконы не охотятся для других драконов. Просто она никогда этого не делала… и вообще, это неправильно. – Решительно взглянув Татсу в лицо, он добавил: – Ты же знаешь, что на самом деле проблема в том, что ваши драконы не умеют летать. Если бы они могли подняться в воздух, то сами бы выслеживали и убивали добычу. И я уверен, им бы это понравилось не меньше, чем Хеби. Вы должны научить их летать.

Татс уставился на него. В его глазах вспыхнула ярость.

– Спасибо, что сообщил очевидное, Рапскаль. Мой дракон не может летать. – Он раздраженно закатил глаза. – Какое ценное наблюдение! Без тебя я бы этого и не заметил! А теперь мне надо идти охотиться. – Он резко развернулся и пошел прочь.

Тимара смотрела ему вслед, не веря собственным глазам.

– Татс! – позвала она. – Подожди! Ты же знаешь, нам не следует охотиться поодиночке! – Потом она повернулась к Рапскалю. – Извини. Я не знаю, что его так разозлило.

– Еще как знаешь! – Он радостно уличил ее во лжи. А затем поймал руку девушки и не выпускал ее, пока говорил: – И я тоже знаю. Но это не имеет значения. В любом случае, Тимара, я хотел поговорить именно с тобой. Давай, когда Хеби проснется после дневного отдыха, вместе отправимся в Кельсингру? Я хочу тебе кое-что там показать. Нечто совершенно удивительное.

– Что именно?

Он лукаво улыбнулся:

– Нас с тобой. Большего пока говорить не стану. Я покажу тебе нас обоих, тебя и меня. Я не могу объяснить, о чем речь, а просто должен взять тебя туда. Ну что, согласна? Пожалуйста, очень тебя прошу! – Рапскаль нетерпеливо подпрыгивал на носках, очень довольный собой, и так широко улыбался, что девушка не смогла удержаться от ответной улыбки, хотя при этом и скептически покачала головой.

Заманчивое предложение, что и говорить. Рапскаль попросил бы Хеби перенести их обоих на другой берег. Оседлать дракона! Взмыть вверх, подняться высоко в воздух, лететь над рекой. От одной лишь мысли об этом Тимару бросило в жар: какая пугающая и восхитительная перспектива!

Но Кельсингра? Девушка не была уверена, что ей стоит туда отправляться.

Тимара была в городе Старших лишь однажды и провела там всего несколько часов. Проблема заключалась в том, чтобы пересечь реку. Сейчас река была полноводной из-за постоянных дождей, так что они волей-неволей должны были ждать лета, когда поток станет не столь бурным и глубоким. Широкий изгиб реки указывал на то, что течение было особенно стремительным как раз у разрушенного причала древней Кельсингры. С тех пор как они прибыли, Смоляной дважды пытался достичь противоположного берега, но оба раза течение быстро сносило баркас прочь от города вниз по реке, после чего живому кораблю и его команде с превеликим трудом удавалось добраться обратно в поселок. Это очень расстраивало всех: обидно проделать такой путь, найти легендарный город и оказаться неспособными причалить к нему. Капитан Лефтрин обещал, что по возвращении из Кассарика привезет прочные тросы, багры и все необходимое для постройки временной пристани рядом с Кельсингрой.

Но юные хранители не могли так долго ждать. Тимара с товарищами переправились однажды на тот берег в двух корабельных лодках. Они все утро налегали на весла изо всех сил, чтобы пересечь реку. И все равно их отнесло далеко вниз по течению от разрушенного каменного причала, и ребятам пришлось долго брести до города обратно. Они добрались до Кельсингры уже ближе к вечеру, и им оставалась всего пара часов неяркого зимнего света, чтобы обследовать огромный город, осмотреть его широкие улицы и высокие здания.

Оказывается, Тимара всю жизнь провела в лесу. Странно было осознавать это. Она всегда думала о Трехоге как о городе, большом городе, самом крупном в Дождевых чащобах. Но это было не так.

Кельсингра – вот настоящий город. Тимара поняла это, проделав долгий путь от окраин к старому причалу, куда хранители приволокли свои лодки, чтобы привязать их. Вымощенные камнем улицы Кельсингры выглядели невероятно широкими и абсолютно безжизненными. Дома были построены из блоков камня, черного с серебряными прожилками. Блоки были просто гигантскими, и Тимара даже представить не могла, как их вырезали, перевозили и устанавливали на место. Здания поднимались высоко, не так высоко, как деревья Дождевых чащоб, но не шли ни в какое сравнение с теми строениями, которые возводили люди. Однако все стены домов были безупречно гладкими – вряд ли такое могла создать природа.

Повсюду наверху зияли темные и пустые окна. И было очень тихо. Даже ветер шелестел так, как будто потихоньку крался через Кельсингру, опасаясь потревожить ее. Хранители, сбившись в кучку, осторожно пробирались по улицам, и царившая в городе тишина поглощала и заглушала их разговоры. Даже Татс был подавлен. Дэвви и Лектер крепко держались за руки. Харрикин смотрел по сторонам с таким видом, как будто пытался очнуться от странного сна.

Сильве скользнула поближе к Тимаре:

– Ты слышишь?

– Что?

– Шепот. Люди разговаривают.

Тимара прислушалась.

– Это просто ветер, – сказала она, и Татс кивнул.

Но Харрикин сделал шаг назад и взял Сильве за руку.

– Это не просто ветер, – возразил он, и больше они об этом не заговаривали.

Ребята обошли часть города, прилегающую к старому причалу, и исследовали несколько зданий. Их габариты явно были рассчитаны не на людей, а на драконов. Тимара, выросшая в тесных клетушках города на деревьях, чувствовала себя здесь крохотной букашкой. В тусклом свете уходящего дня темные потолки казались очень далекими, окна были расположены где-то невероятно высоко. Внутри некоторых домов встречались остатки мебели и предметов обстановки. В основном это были лишь кучи длинных сгнивших щепок на полу или лоскуты гобеленов, от прикосновения рассыпавшиеся на пыльные нитки. Свет играл в цветных стеклах пестрых витражей и отбрасывал на каменные полы призрачные изображения драконов и Старших.

В нескольких местах магия Старших сохранилась. В одном из домов комната вдруг озарилась светом, когда хранители вошли в помещение. Зазвучала музыка, слабая и неувереная, пыльный аромат разлился в неподвижном воздухе. Вдалеке раздался странный звук – не то щебет, не то смех – и внезапно резко оборвался вместе с музыкой. Хранители, сбившись в кучку, шмыгнули обратно на улицу.

Татс взял Тимару за руку, и она обрадовалась этому теплому прикосновению. Он тихо спросил ее:

– Как ты думаешь, это возможно, чтобы кто-то из Старших выжил здесь? Вдруг мы встретим их? Или же они прячутся и наблюдают за нами?

Девушка неуверенно улыбнулась ему:

– Ты ведь дразнишь меня? Пытаешься напугать, да?

Но темные глаза Татса хранили серьезное и даже тревожное выражение.

– Нет. – Оглянувшись по сторонам, он добавил: – Я спрашиваю об этом, потому что мне и правда интересно. И, откровенно говоря, как-то сразу становится не по себе, когда начинаешь об этом думать.

– Да никого здесь нет, если только привидения, – не слишком удачно пошутила она.

Он в ответ рассмеялся:

– Только призраки? Ну, тогда я спокоен.

Тимара вдруг занервничала:

– А куда подевался Рапскаль?

Татс остановился и посмотрел вокруг. Хранителя Хеби и впрямь нигде не было.

Тимара повысила голос:

– Никто не знает, где Рапскаль?

– Я думаю, он ушел вперед, – отозвался Алум.

Татс все еще держал ее за руку:

– Успокойся, с ним все будет в порядке. Пойдем. Давай еще немного посмотрим город.

Они побрели дальше. Пустота просторных площадей навевала жуть. Тимаре казалось, что спустя годы в это заброшенное место должна была вернуться жизнь. В трещинах между камнями мостовой должна была расти трава, в затянутых зеленой ряской фонтанах – жить лягушки, под крышами домов – гнездиться птицы, а по их стенам – виться дикий виноград. Но ничего этого не было. Правда, то тут, то там встречались едва различимые следы растительности: желтый лишайник, зажатый между пальцами статуи, мох в трещине чаши фонтана, но это было совсем не то. Город, даже по прошествии стольких лет, все еще оставался слишком городом – местом для Старших, драконов и людей. Дикому лесу, деревьям и лианам, извечной путанице растений, всему, что служило привычным фоном прежней Тимариной жизни, не было здесь места, и от этого она чувствовала себя чужой.

Статуи в пересохших чашах фонтанов весьма неприветливо, как казалось Тимаре, взирали на них сверху вниз. Раз за разом вглядываясь в резные лики женщин из народа Старших, она представляла, как может измениться ее собственная внешность. Старшие были высокими и грациозными созданиями, с серебряными, медными или пурпурными глазами, их лица были покрыты тонкой чешуей, а головы некоторых увенчаны мощными гребнями в форме короны. Изящно задрапированные в разноцветные платья, с тонкими пальцами, унизанными драгоценными камнями… А так ли ужасно будет стать одной из них? Она перевела взгляд на Татса: произошедшие с ним перемены вовсе не были неприятными.

В одном из зданий нашлись подмостки и каменный амфитеатр. На стенных барельефах, сохранивших яркость пестрых красок спустя все эти годы, резвились Старшие и драконы. В этом помещении Тимара впервые услышала то, о чем перешептывались другие хранители. Негромкие голоса, ведущие беседу, звучали то громче, то тише. Интонации были непривычные, и даже значения слов ускользали от ее понимания.

– Татс, – позвала она – больше для того, чтобы услышать звук своего голоса. – Ты слышишь?

Он быстро кивнул и предложил:

– Давай выйдем отсюда.

Она была рада следовать за ним, когда они спешили наружу, навстречу исчезающему дневному свету.

Скоро к ним присоединился кто-то еще из хранителей, и было принято молчаливое единогласное решение: вернуться к реке и заночевать там в заброшенной маленькой хижине. Она была построена из простого речного камня, а слежавшийся в углах ил красноречиво свидетельствовал о том, что домик пережил не одно наводнение. Двери и переплеты окон давно рассыпались в пыль. Ребята развели в старом камине небольшой чадящий костерок из влажного плавника и сгрудились вокруг него поближе к теплу. Только когда подтянулись остальные, стало ясно, что Рапскаль до сих пор так и не объявился. А на улице между тем начиналась гроза.

– Мы должны вернуться за ним, – настаивала Тимара.

И они как раз решили разделиться на поисковые группы по трое, когда он наконец-то появился. Влажные волосы прилипли ко лбу, одежда промокла. Он трясся от холода, но улыбался как полоумный.

– До чего же я люблю этот город! – воскликнул Рапскаль. – Здесь столько всего надо посмотреть и сделать. Это наше место. И оно всегда было нашим! – Он хотел, чтобы все хранители прямо сейчас, ночью, вернулись вместе с ним в Кельсингру и продолжили ее исследовать. Он искренне недоумевал, когда остальные наотрез отказались, но в конце концов угомонился и сел рядом с Тимарой.

Звуки дождя, ветра и несмолкающий гул реки наполняли ночь. С дальних холмов донесся стонущий вой.

– Волки! – прошептал Нортель, и все вздрогнули.

Для них волки были существами из легенд. Эти звуки почти заглушили бормочущие голоса. Почти. Той ночью Тимара плохо спала.

На восходе они покинули Кельсингру. Лил проливной дождь, резкие порывы ветра неслись вниз по реке. Ребята знали, что для того, чтобы вернуться на другой берег, им придется большую часть дня отчаянно сражаться с непогодой. Тимара могла слышать в отдалении рев голодных драконов. Недовольство Синтары гремело в ее сознании, и по напряженным лицам товарищей она поняла, что и другие хранители чувствовали себя точно так же. Ни в коем случае нельзя было оставаться в Кельсингре дольше. Когда они оттолкнулись от берега, Рапскаль с сожалением обернулся.

– Я вернусь, – сказал он так, словно давал обещание самому городу. – Непременно вернусь, как только представится такая возможность.

Благодаря тому что Хеби могла летать, он сдержал свое слово, но вот Тимара с тех пор больше туда не возвращалась. Любопытство и осторожность боролись в ней каждый раз, когда она начинала думать о новом визите в Кельсингру.

– Полетели, Тимара, я должен показать тебе кое-что.

Слова Рапскаля вернули ее к действительности.

– Я не могу, я должна принести Синтаре мясо.

– Ну пожалуйста! – Рапскаль тряхнул головой, откидывая с глаз густые темные волосы, и умоляюще посмотрел на нее.

– Но я правда не могу. Синтара голодна. – И почему ей так трудно дались эти слова?

– Ну… вообще-то, она должна летать и сама охотиться. Может, твоя драконица станет больше стараться, если ты не покормишь ее денек-другой.

– Рапскаль! Неужели ты оставил бы Хеби голодной?

Наполовину зло, наполовину смущенно он пнул опавшие листья. И признал:

– Нет. Я не смог бы. Но ведь Хеби такая милая, не то что твоя Синтара.

Слышать подобное было неприятно.

– Синтара не такая уж и плохая! – Тимара покривила душой, поскольку считала, что взаимоотношения дракона и его хранителя никого не касаются. – Я не могу полететь с тобой, Рапскаль. Мне надо идти на охоту.

Юноша поднял руки, сдаваясь:

– Ладно. – Он наградил ее улыбкой. – Тогда давай завтра. Может, будет не так дождливо. Мы могли бы отправиться пораньше и провести в городе целый день.

– Рапскаль, ну сколько можно повторять! – Ей так хотелось взмыть в утреннее небо на спине Хеби. Узнать, каково это – летать; понять, как драконы проделывают подобное. – Я не могу надолго покинуть Синтару. Мне надо охотиться для нее каждый день. Пока моя драконица не насытится, я не могу делать ничего другого. Не могу чинить крышу хижины или штопать одежду, совсем ничем не могу заняться. Она изводит меня своими мыслями, я чувствую ее голод. Ты что, не помнишь, как это бывает?

Она изучала его лицо, пока Рапскаль хмурил украшенные тонкой чешуей брови.

– Помню, – кивнул наконец юноша и тяжело вдохнул. – Я помогу тебе с охотой сегодня, – пообещал он.

– И я буду очень тебе признательна, и на сегодня это поможет решить проблему. – Тимара прекрасно понимала, что Татс ушел и вряд ли вернется. – Но завтра Синтара снова будет голодна.