Красная страна Аберкромби Джо
Лестек улыбался краснеющему небокраю, прижав к груди бледную, почти прозрачную ладонь. Он производил впечатление человека, которому для разговора не нужны собеседники.
– Мое самое лучшее представление еще впереди, я это точно знаю.
– Будем ждать с нетерпением, – проворчала Шай, разворачивая коня.
Кучка, состоявшая приблизительно из дюжины сулджиков, наблюдала за торговлей, которая происходила у полуистлевшего фургона. Они не говорили на всеобщем, а Шай с трудом могла понять хотя бы несколько слов на сулджикском. Поэтому они раскланялись и разошлись, загадочные друг для друга.
Гуркский священник Ашджид стремился стать первым, кто принесет слово Пророка на запад, в Криз. Ну, или на самом деле вторым, поскольку миссионер по имени Октаади сломался после трех месяцев пребывания там и был зарезан и освежеван духолюдами, когда возвращался домой. Ашджид серьезно взялся за распространение слова Божьего в Братстве и устраивал ежедневные проповеди, хотя новообращенным обзавелся пока одним – придурошным разносчиком чистой воды. У священнослужителя не нашлось никаких сведений о мире, выходящем за пределы Писания, но он попросил Божьего благословения на их поиски, и Шай искренне поблагодарила. Благословения лучше, чем проклятия, поэтому, возможно, когда-то на вспаханном ими поле взойдут ростки успеха.
Священник представил им сурового типа, хозяина исправного и чистого фургона, по имени Савиан. Он выглядел как человек, с которым лучше не шутить. Равно как и меч у него на боку, побывавший во многих переделках. А лицо с седой щетиной и прищуренные из-под шляпы глаза явно видели их еще больше.
– Я – Шай Соут, а это – Лэмб. – Савиан просто кивнул в ответ, принимая на веру слова, но не показывая никакого к ним отношения. – Я ищу брата и сестру. Им шесть и девять лет. – На этот раз он даже не кивнул, молчаливый ублюдок, без сомнения. – Их похитил человек по имени Грега Кантлисс.
– Не могу вам помочь, – ответил он с легким следом имперского выговора.
Все это время Савиан смотрел на нее, не отрываясь, будто оценивал, но не впечатлился и перевел взгляд на Лэмба. Оценил и тоже не пришел в восторг. Потом прижал кулак ко рту и надолго, хрипло раскашлялся.
– Звучит кашель не очень… – проговорила Шай.
– А он когда-то бывает хорошим?
Шай заметила арбалет, висевший на крючке у него под рукой. Незаряженный, но взведенный. Спусковой механизм зажат клинышком.
– Вы готовитесь к бою?
– Надеюсь, что не придется. – Хотя снаряжение красноречиво свидетельствовало, что надежды его редко сбывались.
– Только дурак надеется на бой, да?
– К сожалению, один или два всегда нас подстерегают поблизости.
– К сожалению, это правда, – фыркнул Лэмб.
– Чем думаете заниматься в Дальней Стране? – поинтересовалась Шай, рассчитывая хоть как-то расшевелить эту личность-деревяшку.
– Это мое дело… – Он снова закашлялся. Даже открывая рот, он почти не шевелился. Шай задумалась, а есть ли мышцы у него на лице?
– Мы могли бы попробовать работу старателей, – высунулась из фургона женщина.
Худая и мускулистая, с коротко подстриженными волосами и синими глазами, которые многое повидали.
– Я – Корлин.
– Моя племянница, – пояснил Савиан, но при этом они обменялись заговорщицкими взглядами, и Шай не могла понять, в чем дело.
– Старателей? – переспросила она, сдвигая шляпу на затылок. – Не так много женщин-старателей я знала.
– Хотите сказать, что женщина не может то же, что и мужчина? – спросила Корлин.
– Возможно, если она достаточна тупа и пытается попробовать, – приподняла бровь Шай.
– По-моему, ни один пол не может претендовать на излишнюю гордыню.
– По-моему, тоже, – ответила Шай, шепотом добавив: – Знала бы я, мать его так, что это значит… – И добавила, раскланиваясь и высылая вперед коня: – Увидимся еще в дороге.
Ни Корлин, ни ее дядя не ответили, но провожали их тяжелыми взглядами, будто состязались между собой, кто жестче.
– Подозрительные эти двое, – сказала она Лэмбу. – Не видела у них никакого старательского инструмента.
– Может, они хотят купить его в Кризе?
– И заплатить впятеро? Ты видел их глаза? Не думаю, что они часто давали себя обжулить.
– Ты прямо все насквозь видишь.
– Я пытаюсь разузнать побольше на тот случай, если со мной начнут играть в какие-то игры. Ты не думаешь, что они могут помешать?
– Я думаю, лучше относиться к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе. И оставить за ними немного свободы. Мы все можем кому-то помешать тем или иным образом. У половины этой толпы наверняка есть в запасе грустная история. Иначе зачем тащиться к черту на рога через пустошь в подобном обществе?
Рейналь Бакхорм только и мог говорить о надеждах, хотя заикался при этом. Ему принадлежала половина коров в Братстве, на него работали несколько пастухов, и он пятый раз направлялся в Криз, где, по его же словам, всегда есть спрос на мясо. Но теперь захватил с собой жену и детей, намереваясь осесть. Посчитать его отпрысков было трудно, но казалось, что их очень много. Бакхорм спрашивал Лэмба, видел ли тот траву в Дальней Стране? Лучшая, черт побери, трава в Земном Круге! А вода? Тоже! Они стоили того, чтобы преодолеть непогоду, духолюдов и убийственное расстояние. Когда Шай упомянула о Греге Кантлиссе, он покачал головой и сказал, что не подумал бы, как низко может пасть это отребье. Его жена, Лулайн Бакхорм, обладательница широчайшей улыбки, но такого крошечного тела, что не верилось, как она могла произвести на свет весь этот выводок, тоже покачала головой и сказала, что ужаснее известия она никогда не слышала, что она очень сожалеет и не могла ли она что-либо сделать для Шай, ну или хотя бы обнять, вот если бы не рослая лошадь… А потом вручила маленький пирожок и посоветовала поговорить с Хеджесом.
Хеджесом оказался скользкий тип на замученном муле с небольшим запасом инструментов и неприятной привычкой разговаривать, наклонив голову. Он никогда не слыхал о Греге Кантлиссе, зато показал искалеченную ногу и рассказал, что увечье он получил в сражении при Осрунге. Шай не поверила его истории, но мать советовала стараться разглядеть в людях лучшие черты. Хороший совет, пускай сама она не торопилась им пользоваться. Закончилось тем, что Шай угостила его пирожком Лулайн Бакхорм, а Хеджес посмотрел ей в глаза и сказал:
– А ты ничего…
– Не дай подаркам себя одурачить, – ответила она.
Когда они поехали дальше, хромой все еще стоял, глядя на пирожок в руке, будто он значил так много для него, что жалко было есть.
Шай объехала все Братство, пока не охрипла, задавая вопросы, а уши не разболелись выслушивать ответы и жалобы. Она поняла, что Братство – хорошее название для этого сборища, незлобливого и дружелюбного по большей части. Зеленые новички, странные и порой недалекие, но все они твердо верили в лучшее завтра. Даже Шай, ожесточенная заботами, усталостью, непогодой, переживаниями о судьбе Ро и Пита, размышлениями о прошлом Лэмба, это ощутила. Свежий ветер на щеке и свежие надежды на будущее звучали в ее ушах, и она с удивлением обнаружила глуповатую улыбку на собственных губах, когда пробиралась между фургонами, кивала людям, хлопала по спине новых знакомых. Когда Шай вспомнила, почему здесь, то стерла улыбку, но она вернулась, как голуби на свежезасеянное поле.
А вскоре она перестала бороться с улыбкой. Птицы расклевывают ваш урожай, а от веселья какой вред? Поэтому Шай позволила усмешке остаться. И чувствовала себя весьма неплохо.
– Много сочувствия, – сказала она, поговорив почти с каждым к тому времени, как солнце опустилось в позолоченную равнину и зажглись первые факелы, освещая путь Братству, которое преодолевало последнюю милю перед ночевкой. – Много сочувствия, но никакой помощи.
– Думаю, сочувствие – это уже что-то, – ответил Лэмб.
Она ждала продолжения, но он замолчал, сгорбившись в седле и покачиваясь в такт неторопливым шагам коня.
– Они кажутся неплохими в большинстве. – Она болтала лишь для того, чтобы заполнить пустоту в душе, а потому злилась на саму себя. – Не знаю, что они будут делать, если появятся духолюды и все пойдет наперекосяк, но они неплохие.
– Думаю, никогда не получится предугадать, как поведут себя люди, если дела пойдут скверно.
– Вот тут ты чертовски прав, – глянула она на Лэмба.
На мгновение он поднял глаза, а потом снова виновато отвел взгляд. Шай едва успела открыть рот, как мощный голос Свита раскатился в сумерках, возвещая остановку после долгого дня.
Перекати-поле
Темпл крутанулся в седле, сердце бешено колотилось. Он видел только лунный свет, пробивающийся сквозь густые ветви. Да и то еле-еле. Тьма хоть глаз выколи. Возможно, он услышал шорох побегов под ветром, или пробиравшегося по своим делам безобидного кролика, или убийцу-духолюда – дикаря, измазанного кровью невинных жертв. Говорили, что они любят сдирать кожу с лиц пленников и носить вместо шляпы.
Под пронизывающим порывом холодного ветра, зашатавшего сосны, Темпл сгорбился. Рота Щедрой Руки держала его в мерзких объятиях так долго, что он привык чувствовать себя в безопасности, полной и всеобъемлющей, которую она обеспечивала. И теперь остро ощущал потерю. В этой жизни есть много вещей, которые вы не цените, пока не потеряете по глупости. Например, добротный плащ. Или хотя бы маленький нож. Или немного отъявленных убийц во главе с любезным мерзавцем, страдающим от старческих недугов.
В первый день он торопился и боялся лишь того, что его поймают. Промозглым утром второго дня начал переживать, что вдруг не найдут. На третий день он очень расстроился, сообразив, что они, по всей видимости, и не пытались его преследовать. Побег из Роты без цели и без припасов через нехоженые пустоши все меньше и меньше походил на легкий путь куда бы то ни было.
За тридцать лет не слишком счастливой жизни Темпл сменил множество ролей. Был попрошайкой, вором, учеником священника, неудачливым лекарем, неумелым мясником, косоруким плотником, очень недолго пробыл любящим мужем и безумно любящим отцом, сразу после этого – несчастным горемыкой и беспробудным пьяницей, самонадеянным мошенником и, наконец, узником Инквизиции. Потом осведомителем инквизиторов, переводчиком, счетоводом и законником. Побывал на стороне всех, каких только можно, компаний, за исключением правых. Участвовал как сообщник в убийствах, а последний раз, но весьма неудачно, сумел побыть праведником. Только скитальца и перекати-поле в списке еще не было.
Он даже не удосужился прихватить с собой кремень и огниво. А если бы и прихватил, то не обладал должными навыками, чтобы развести костер. И все равно еды, которую можно было бы приготовить, у него не было. Он потерялся во всех смыслах этого слова. Очень быстро он угодил в когтистые лапы голода, холода и страха, которые теперь беспокоили гораздо больше, чем когда-либо укоры совести. Наверное, побег следовало продумать тщательнее, но побег и раздумья не смешивались, как масло и вода. Он винил Коску. Винил Лорсена. Винил Джубаира, Шила и Суфина. Винил каждого ублюдка из тех, что сумел вспомнить, за исключением самого главного – того, который мерз и голодал в седле, все больше теряясь с каждым мигом.
– Дерьмо! – рявкнул он в пустоту.
Его надежная лошадь дернула ушами и пошла. Она сделалась равнодушно спокойной к его вспышкам ярости. Темпл глянул на кривые ветки, на луну, чей свет пробивался через полосы стремительных облаков.
– Боже, – пробормотал Темпл, слишком отчаявшись, чтобы задумываться, насколько по-дурацки выглядит. – Ты меня слышишь? – Никто, конечно, не ответил. Бог не отвечал таким, как он. – Я знаю, что не был достойнейшим. И даже не был особенно хорошим… – Он вздрогнул. Как только ты соглашаешься с Его существованием, пропадает всякий смысл юлить и скрывать правду. – Ну, ладно, я весьма плохой, но… Но я ведь далеко не худший. – Беззастенчивое хвастовство. Но из этого можно было бы сделать неизбитую надпись на могильном камне. Если не считать, что некому будет ее вырезать, когда он умрет здесь в пустошах и истлеет непогребенный. – Уверен, что могу исправиться, но только в том случае, если ты снизойдешь и дашь мне… еще одну попытку. – Наглость и еще раз наглость. – Всего лишь одну…
Никакого ответа. Лишь еще один порыв ветра, заставивший шелестеть листву. Если Бог есть, то он – весьма необщительный подонок, а если нет…
И вдруг Темпл уловил слабый рыжеватый отблеск между деревьями.
Огонь! Радость всколыхнулась в его душе!
Но тут же осторожность взяла верх.
Чей это костер? Дикарей, которые стоят всего лишь на одну ступеньку выше животных и собирают отрезанные уши врагов?
Затем он уловил запах жареного мяса, и живот издал долгое и грозное урчание. Такое громкое, что Темпл испугался, что его услышат. В молодости он так часто голодал, что считал себя большим докой по части терпения, но, как и во всем прочем, в борьбе с голодом надо упражняться, иначе теряешь мастерство.
Мягко натянув повод, он остановил коня, как можно тише соскользнул с седла и привязал животное к ветке. Пригибаясь, пробрался через кустарник и переплетение теней от корявых веток, шепотом ругаясь, когда цеплялся одеждой и обувью за колючки.
Костер горел посреди маленькой поляны, на огне жарился насаженный на прут какой-то мелкий зверек. Темпл с трудом подавил желание впиться в него зубами. Между костром и потертым седлом расстелено одеяло. К дереву прислонен круглый щит с металлической оковкой, которая вкупе с деревянной основой носила следы частого употребления. Рядом – топор с тяжелым, зазубренным лезвием. Не надо быть знатоком оружия, чтобы догадаться с первого взгляда – он создан рубить людей, а не деревья.
Ночевка одиночки, но воровать у него ужин – идея очень вредная для здоровья.
Темпл отвел взгляд от мяса, собираясь отступить. Рот наполняла слюна, а желудок сводили болезненные спазмы. Возможная смерть от топора не слишком обнадеживает в любое время, но голодная смерть маячила гораздо явственнее. Он медленно выпрямился, намереваясь уйти…
– Хорошая ночка, – выдохнул голос с северным произношением прямо в ухо Темпла.
Он замер, волоски на шее встали дыбом.
– Немного ветрено, – удалось с трудом выдавить из пересохшего горла.
– Бывало и похуже. – Холодное острие уперлось в спину Темпла. – Покажи свое оружие, но медленно, как улитка зимой.
– У меня… нет оружия.
– Что? – после удивленного молчания переспросил незнакомец.
– У меня был нож, но… – Темпл отдал его костлявому фермеру, чтобы тот зарезал его друга. – Я его потерял.
– В великой пустоши и без клинка? – Будто это так же странно, как быть без носа. Темпл пискнул по-девчачьему, когда широкая ладонь проскользнула под его рукой и принялась ощупывать. – И правда, нет. Если ты только не прячешь нож в заднице. – Неприятное предположение. – Я не буду там искать. – А вот это уже радует. – Ты безумец?
– Я – стряпчий.
– Одно другому не мешает.
– Ну… возможно.
Снова молчание.
– Ты законник Коски?
– Был.
– Ха!
Острие убралось, оставив на коже болезненную точку. Очевидно, некие гадости, даже покинув тебя, способны оставить напоминание о себе, если пробыл с ними достаточно долго.
Человек прошел мимо Темпла. Здоровенная, черная, косматая фигура. Широкий нож поблескивал в кулаке. Сняв меч с пояса, он бросил его на одеяло, уселся рядом, скрестив ноги. Красные и желтые язычки пламени отражались от металлического глаза.
– Порой жизнь водит нас странными путями, не находишь?
– Кол Трясучка, – пробормотал Темпл, не зная – радоваться или печалиться.
Северянин потянулся и двумя пальцами прокрутил вертел. Жир капнул в огонь.
– Голодный?
– Это вопрос… – Темпл облизнулся. – Или приглашение?
– Тут больше, чем я могу съесть. Ты бы привел лошадь, пока она не сбежала. Да, шагай осторожно, – Трясучка кивнул в сторону леса. – Там овраг футов двадцать в глубину и быстрый ручей на дне.
Темпл привел лошадь, стреножил, расседлал и, оставив на спине сырой потник, отпустил искать пропитание. Грустное наблюдение, но голодный человек обычно не склонен заботиться о кормежке для других. Трясучка обрезал мясо с костей и ел с жестяной тарелки, накалывая ножом. Еще куски лежали на кусках коры по другую сторону от костра. Темпл упал перед ними на колени, как пред священным алтарем.
– Огромное спасибо… – Начав жевать, он закрыл глаза от удовольствия, наслаждаясь вкусом. – А я уже было думал, что умру здесь…
– А кто сказал, что ты не умрешь?
Поперхнувшись, Темпл мучительно закашлялся, а потом спросил, только чтобы нарушить томительную тишину:
– Ты здесь один?
– Я понял, что приношу несчастья спутникам.
– И не боишься духолюдов?
Северянин покачал головой.
– Я слышал, они перебили уйму народа в Дальней Стране.
– Когда придут убивать меня, услышу. – Трясучка отбросил тарелку и прилег, опираясь на один локоть. Изуродованное лицо скрывалось в темноте. – Человек может непрестанно обсираться, ожидая неприятностей, а смысл?
И правда…
– Ты все еще охотишься на девятипалого.
– Он убил моего брата.
– Мне жаль.
– А мне нет. Мой братец был редкостным дерьмом. Но родня есть родня.
– Не знаю… – Родственники Темпла редко задерживались в его жизни. Мать умерла, жена умерла, дочь умерла. – Я могу назвать родней разве что… – он хотел назвать имя Суфина, но понял, что тот тоже мертв, – Никомо Коску.
– По моему опыту, не самый безопасный человек, – проворчал Трясучка, сдерживая смех. – Лучше не иметь его за спиной.
– А откуда опыт?
– Нас обоих наняли, чтобы пришить кое-кого. В Стирии, лет десять назад, а то и больше. Балагура тоже. Ну, и еще нескольких. Палача. Отравителя.
– Если судить по именам – довольно веселая компания.
– Я не такой весельчак, каким кажусь. Дела пошли… – Трясучка осторожно потрогал шрам под металлическим глазом, – слегка наперекосяк.
– Дела идут наперекосяк почти всегда, если вмешивается Коска.
– Так случается даже без его участия.
– Но с ним чаще, – пробормотал Темпл, глядя в огонь. – Он и раньше особо ничем не заморачивался, а сейчас вообще плюет на все. Он стал хуже.
– Так бывает со всеми людьми.
– Нет, не со всеми.
– А! – Трясучка оскалился. – Ты один из тех мечтателей, о которых я слышал.
– Нет-нет, не из них. Я всегда стараюсь отыскать легкий путь.
– Весьма мудро. Я считаю, что, если ты надеешься на что-то, всегда получится наоборот. – Северянин неторопливо крутил кольцо на мизинце, камень вспыхивал алым, словно кровь. – Я тоже когда-то мечтал стать лучше, чем был.
– И что произошло?
Трясучка вытянулся рядом с костром, подложив под голову седло и закутавшись в одеяло.
– Я пробудился.
Темпл открыл глаза при первом прикосновении неясного серовато-голубого рассвета. И земля была холодной и твердой, и одеяло коротким и воняло конским потом, и ужин слишком скудным, но все же впервые за долгое время он выспался по-настоящему. Щебетали птицы, ветер шелестел листвой, из-за деревьев доносилось журчание стремительного ручья.
Побег из Роты ни с того ни с сего показался решительным по замыслу и смелым по исполнению. Темпл поуютнее свернулся под одеялом. Если Бог есть, то он все-таки милосердный парень, как Кадия…
Меч Трясучки и щит исчезли, а рядом с его одеялом сидел на корточках незнакомый человек.
Голый по пояс, под бледной кожей прорисовывались жгуты мышц. Ноги прикрывало грязное женское платье, разрезанное посредине и прошитое бечевкой так, чтобы получились широкие штаны. Половина головы выбрита, а рыжие волосы на второй смазаны жиром и скручены в подобие шипов. В одной из свободно свисающих рук он держал топорик, а во второй – блестящий нож.
Вот и духолюды…
Не мигая, он глядел поверх потухшего костра пристальным взглядом синих глаз. Темпл ответил столь же пристальным взглядом и вдруг понял, что неосознанно натянул двумя руками пропахшее конем одеяло до подбородка.
Еще два человека бесшумно скользнули из леса. Первый нацепил на голову некое подобие шлема, хотя, по всей видимости, не для защиты от земного оружия. Просвечивающееся сооружение из веток с прикрепленными по углам перьями держалось при помощи воротника из старого ремня. Щеки второго исполосовали самодельные шрамы. При иных обстоятельствах – ну, к примеру, на карнавале у стирийцев – они могли бы вызвать веселье и смех. Здесь же, в неисследованных глубинах Дальней Страны в одном-единственном зрителе радость не всколыхнулась.
– Нойа!
Четвертый духолюд возник словно из ниоткуда. По возрасту ближе к юноше, чем к зрелому мужчине. Песочно-желтые волосы, бледная кожа и полоски коричневой краски под глазами. Ну, Темпл, во всяком случае, надеялся, что это краска. Кости какого-то мелкого зверька, нашитые спереди на рубаху из мешковины, постукивали, когда он приплясывал, переступая с одной ноги на другую, широко улыбаясь при этом.
– Нойа! – сказал он Темплу.
Тот очень медленно встал, приветливо улыбаясь юноше и остальным. Продолжать улыбаться, и, глядишь, все обойдется миром.
– Нойа? – спросил он наугад.
Парень ударил его по голове.
Темпл упал, скорее, от неожиданности, чем от силы удара. Ну, или пытался убедить себя в этом. Неожиданность и звериное чутье, которое подсказало, что, оставаясь на ногах, ничего не выиграешь. Мир понесся по кругу. В волосах что-то зашевелилось. Прикоснувшись к черепу, Темпл ощутил под пальцами кровь.
И только тогда он заметил в кулаке у юнца камень. Острый обломок покрывали синие кольца. А теперь и кровь Темпла.
– Нойа! – закричал духолюд, поманив Темпла.
Но у бывшего стряпчего не возникло желания встать.
– Постой! – сказал он для начала на всеобщем.
Духолюд шлепнул его ладонью.
– Постой! – повторил он на стирийском.
Парень ударил еще раз.
– У меня нет ничего… – на этот раз речь кантиков.
Удар камнем в щеку повалил его на бок.
Темпл потряс головой, будто пьяный. В ушах звенело.
Он вцепился в первое, что попалось под руку, возможно, ногу юнца, и поднялся на колени. Его колени или колени духолюда? Не важно… Чьи-то колени.
Во рту ощущался привкус крови. Щека горела. Нет, не болела, а, скорее, онемела.
Юноша что-то сказал остальным, размахивая руками, словно просил одобрения.
Тот, что был с шипами на голове, серьезно кивнул и открыл рот для ответа, но тут его голова отлетела.
Стоявший рядом с ним повернулся, но замешкался из-за украшавших голову палок. Меч Трясучки отрубил ему руку чуть выше локтя и глубоко вонзился в грудь. Кровь хлынула ручьем. Не издав ни звука, духолюд повалился навзничь, увлекая за собой застрявший в ребрах меч.
Дикарь со шрамами на лице прыгнул на Трясучку, размахивая кулаками, схватился за щит. Они топтались по поляне, разбрасывая ногами тлеющие угли костра.
Все это произошло за считаные мгновения – вдох или два. А потом юнец снова ударил Темпла по голове. Нечестно до смешного… Будто главного врага. Праведное возмущение подняло Темпла с земли. Трясучка поставил духолюда со шрамами на щеках на колени и долбил по голове окрайком щита. Мальчишка в который уже раз ударил Темпла, но тот устоял, сграбастав за увешанную косточками рубаху прежде, чем подкосились ноги.
Они упали, тыча друг в дружку кулаками и царапаясь. Темпл оказался снизу, но, сцепив зубы, сунул большой палец в ноздрю духолюда, отталкивая его. При этом он не размышлял, как это все глупо и бессмысленно, хотя в глубине души понимал, что умелые бойцы наверняка философствуют после драки, а не во время ее.
Духолюд приподнялся, крича на своем непонятном языке, и они покатились под гору, между деревьями. Темпл колотил юнца в расквашенный нос сбитыми кулаками, визжал, когда тот перехватил его руку и укусил. А потом вдруг лес исчез, оставалась только ровная земля, шум бегущей воды стал очень громким, и опора исчезла, а они полетели вниз. Темпл смутно припомнил слова Трясучки об овраге.
Ветер свистел, чувство тяжести исчезло. Внезапно возникли камни, листья и белая пена на воде. Темпл отпустил духолюда, оба падали без звука. Происходящее казалось невероятным. Будто во сне. Сейчас – «Бац!», проснешься, а ты снова в Роте…
«Бац!» получился, когда они достигли воды.
По счастливой случайности, Темпл падал вниз ногами. Он окунулся с головой, холод охватил его плотным коконом, ревущая вода сдавила, закрутила, растягивая едва ли не в пять сторон одновременно. Казалось, руки сейчас вывернет из суставов. Поток кружил его, будто беспомощный лист.
На миг его голова вынырнула на поверхность. В лицо ударили брызги. Темпл судорожно втянул воздух и снова ушел под воду. Что-то твердое ударило в плечо. Мелькнуло небо. Конечности отяжелели, возникло искушение сдаться и утонуть. Темпл никогда не был истинным бойцом.
Рядом мелькнуло бревно-плавник, без коры, отбеленное, словно кость, солнцем и водой. Темпл вцепился в него, словно в последнюю надежду на спасение души. Легкие горели огнем. Почти целое дерево! Ствол с остатками веток, торчащими во все стороны. Темплу удалось забросить на него грудь, кашляя и отплевываясь, прижимаясь щекой к гнилой древесине.
Он дышал. Один-два вдоха. Час. Сотню лет…
Вода, щекоча, омывала его. Приложив немало усилий, Темпл поднял голову и посмотрел в небо. Облака мчались по глубокой, насыщенной синеве.
– И ты думаешь, мать твою, что это похоже на шутку? – успел он каркнуть, прежде чем волна плеснула в рот холодной водой.
Ну, ладно, значит, не шутка. Темпл замер без движения. Слишком усталый и измученный болью, чтобы шевелиться. Ну, хотя бы течение успокоилось. Река стала шире, берега ниже, полого сбегая к гальке у воды.
Темпл позволил событиям развиваться так, как будет им угодно. Полностью положился на Бога, поскольку больше положиться было не на кого. Небеса помогут.
Хотя надеялся на другое.
Топляк
– Стоять! – орала Шай. – Стоять!
Может, тому виной шум реки или они чувствовали, что она в своей жизни достаточно грешила, но волы, как обычно, пропустили приказ мимо ушей и упрямо продолжали тянуть на глубину. Проклятые безмозглые наглые твари. Если им втемяшилось что-то в головы, то не вышибить никакими силами. А вдруг таким образом жизнь, не слишком довольная ее поступками, предлагала Шай взглянуть на себя со стороны?
– Стоять, я сказала! Ублюдки вы такие!
Она вцепилась ногами в промокшее седло, пару раз обернув веревку вокруг правого предплечья, и тянула изо всех сил. Второй конец был крепко-накрепко привязан к ярму на шее вола. Веревка туго натянулась, разбрызгивая воду. Одновременно Лиф загнал своего конька в реку с другой стороны и щелкнул кнутом. Оказалось, что парень – отличный погонщик. Один вол из передней пары обиженно фыркнул, но развернул широкий нос поперек стремнины, к изрезанной колесами галечной отмели на том берегу, где уже сгрудилась половина Братства.
Миссионер Ашджид стоял в толпе, молитвенно воздев руки к небу, словно его работа была самой важной, и молил небеса утихомирить воду. Шай не замечала, чтобы наступило успокоение. Ни реки, ни ее самой, черт дери!
– Прямо, прямо держи! – рычал Свит, осадив обтекающую лошадь на намытом островке. Он снова решил отдохнуть. Аж зло брало, как часто.
– Прямо держи! – звучал позади голос Маджуда, вцепившегося в козлы фургона так сильно, что удивительно – как еще не оторвал.
Похоже, он боялся воды, что весьма удивительно для первопроходца.
– А как вы думаете, старые ленивые мудаки, я чем занимаюсь? – прошипела Шай, толкая пятками усталую лошадь и с силой дергая за веревку. – Жду, пока нас в море смоет?
Такой исход не казался невероятным. Они собирали волов в упряжки по шесть, восемь или даже двенадцать голов и впрягали в самые тяжелые повозки, но все равно беспокойства хватало. Если фургоны не срывались на стремнину, угрожая уплыть, то, напротив, застревали в глине на отмелях.
Вот, к примеру, как один из фургонов Бакхорма только что. Теперь Лэмб, забравшись в воду по пояс, приподнимал его заднюю ось, а Савиан, свесившись с коня, лупил по крупу переднего вола. Причем так старался, что Шай забеспокоилась – сохранит ли несчастное животное целыми кости. Но в конце концов фургон тронулся, а Лэмб устало вскарабкался в седло. Если тебя зовут не Даб Свит, то тяжелой работы тебе хватит с избытком.
Но работа никогда не пугала Шай. С раннего детства она поняла – получив задание, следует посвятить себя его решению. Так и время летит незаметно, и по шее не получишь. Потому она усердно трудилась в юном возрасте, будучи на побегушках, на ферме, уже зрелой женщиной, а в промежутке – грабила людей и чертовски в этом преуспела, хотя тут уж лучше промолчать. Теперь ее работой стали поиски брата и сестры, но поскольку судьба подбросила переправу через реку на волах, Шай полагала, что приложит к тому все усилия, невзирая на вонь, усталость в дрожащих руках и заливающуюся в задницу воду.
Наконец она выбралась на островок. Животные обтекали и пыхтели, под колесами хрустела галька. Лошадь под Шай дрожала, и это была уже вторая за сегодняшний день.
– И это гребаный брод, по-твоему? – перекрикивая рев воды, спросила она у Свита.
Он усмехнулся, сморщив обветренное лицо.
– А как бы ты это назвала?
– Течением, таким же, как и везде, пригодным для того, кто хочет утопиться.
– Надо было сказать, что ты не умеешь плавать.
– Я-то могу, но из сраного фургона лосось никакой, зуб даю.
– Ты разочаровываешь меня, девочка, – легонько двинув пяткой, развернул коня Свит. – Я думал, ты любишь приключения!
– Чтоб по своей воле? – Она повернулась к Лифу: – Ты готов?
Читать бесплатно другие книги:
