Терра инкогнита. Книга 1-я Ковалев Валерий

За время пути, наша группа близко сошлась со старшиной, который продолжал заходить в купе и слушать мои песни. Гитару на время уступил владелец.

– Вот доставлю вас к месту, – мечтательно говорил старшина, – и сразу в запас. В свой Рыбинск.

Одновременно он рассказывал нам об эсминце, на котором служил. С юмором и интересно.

– Товарищ старшина, – как-то поинтересовался Степан, а почему у вас клеша без ширинки?

– Все очень просто, – подмигнул тот. – Чтобы в увольнении удобнее было трахать девчат. Отстегнешь клапан и вперед, брюки снимать не надо.

– Га-га-га! – довольно заржали мы. – Умно придумано.

– А что означает эта круглая нашивка на рукаве, – невозмутимо продолжал Чмур (он всегда был серьезным).

– Это браток, нарукавный штат, означает мою специальность. Видишь на ней две скрещенных пушечки? Они говорят, что я корабельный артиллерист. Тому, кто понимает.

Вопросов о будущей службе задавали мы немало. И на все их старшина доходчиво отвечал, а мы запоминали.

Помимо пайка (к нему добавился плавленый сыр), несколько раз нас кормили в пути горячим супом. Вкусным и наваристым. Его доставляли из вагона-ресторана где хранились расходные продукты, дневальные.

Через две недели путешествия по бескрайним просторам Родины, оставив позади Брянск с Великими Луками и Псков, эшелон прибыл на станцию «Красная горка» Ленинградской области.

Было раннее утро, мороз и сугробы искрящегося под солнцем снега. Из осени мы въехали прямо в зиму.

Последовала команда выгружаться.

– Колотун* блин, – втянул в ватник голову Витек, когда мы спрыгнули на платформу. Уши у всех защипало.

На ней доставленных построили (состоялась прием-передача) поименно, и теперь уже другие моряки в черных шинелях повели колонну по заснеженной улице пристанционного поселка в сторону видневшегося вдали соснового бора.

–Хруп-хруп-хруп, скрипело под каблуками.

– Теперь хорошо бы сходить в баню, – сморкнулся на обочину Витька.

– Это да, – согласился шагавший рядом Саня.

Остановились у высоких металлических ворот с якорями, приваренными на створках.

Нас снова пересчитали, ворота открылись, пропустили колонну и закрылись, оставив за нашими спинами прошлую жизнь на гражданке.

Мы очутились на пересыльном пункте Дважды Краснознаменного Балтийского флота, гордо именуемом фортом «Красная Горка».

Форта, как такового, не наблюдалось.

Вместо него, обнесенная двухметровым сплошным забором из досок обширная территория, с расположенными на ней административными зданиями, деревянными бараками, складами и камбузом, над которым дымила высоченная труба.

В центре располагался обширный бетонный плац, со снующими по нему моряками и рекрутами.

Нас построили, пересчитали в третий раз и распределили по баракам, в которых уже ютились новобранцы, прибывшие ранее.

Эти деревянные строения, со стенами из тонких досок и буржуйками* вместо печей, были рассчитаны максимум на пятьдесят-шестьдесят человек. Нас же гостеприимные балтийцы, набили в каждый барак не менее двухсот. Разве что не утоптали.

Новоселье сопровождалось далеко не радостными воплями аборигенов и гостей. Но хозяева и тут оказались на высоте.

Новичков построили на среднем проходе и внушительного роста главный старшина прорычал,– молчать, салаги! Здесь вам не у мамы! А чтобы было не так тесно – вещи к осмотру!

Присутствующая здесь же группа ухмыляющихся военморов быстро прошмонала наши рюкзаки, извлекая из них остатки пайка и одеколоны с лосьонами.

– Этого не положено! – многозначительно изрек старшина, – в части карантин! Всем ясно?

– Ясно, – уныло прогудел строй, глядя на отобранное, сложенное в плащ-палатку.

– Не слышу, – приложил он ладонь к уху.

– Ясно! – проорали мы.

– Ну вот, теперь другое дело (расплылся в улыбке). – Можно расслабиться.

Затем всех распределили по нарам, из расчета четыре человека на парный лежак, разъяснив, что ложиться на него нужно не вдоль, а поперек. Так теплее. Потом вывели на плац, вручили фанерные лопаты с длинными рукоятками и заставили чистить снег, в дальней его части.

Ровно в полдень, после сигнала корабельной рынды* висевшей на столбе, нас построили, и повели на обед, к стоявшему неподалеку камбузу.

Там было тесно, грязно и сыро. Одновременно кормили несколько сотен человек. Ели в верхней одежде щи с не проваренной капустой и перловку, чуть сдобренную комбижиром*. На десерт подали компот, с запахом браги и тараканами. Ушли голодными.

Снова чистили снег (теперь у каких-то складов) строились, пересчитывались, и это все при десятиградусном морозе. А одежда у нас осенняя, на «рыбьем меху». Ужин оказался таким же несъедобным, но есть его пришлось. В двадцать три часа последовали вечерняя поверка* и отбой.

В казарме, несмотря на скученность, стоял жуткий холод. Из щелей стен навевало сквозняком вместе со снежной порошей. На нары, с лежащими на них старыми матрацами, улеглись по четверо, поперек, как учили, не снимая шапок, пальто и ватников.

Над нами, вверху, кашляли азиаты. Кто-то из них плакал, время от времени тихо повторяя, «билат, билат, куда моя папала».

У двух, топящихся углем в проходе буржуек, уютно расположились опекающие новобранцев моряки. Они организовали ужин из отобранных у нас продуктов, запивая их водкой и разведенным в кружках одеколоном, переругиваясь из-за каких-то принесенных с собой шмоток.

Мы все это молча наблюдали с нар и впечатлялись.

– Вот тебе и флот, мать бы его еб,– прошептал лежащий рядом Витька.

– Да, дела, – вздохнул Вовка.

Утро. В казарме собачий холод. По углам вверху игольчатый иней, буржуйки погасли.

Вокруг них в живописных позах спали балтийцы, от которых разило сивухой и парикмахерской. На полу были разбросаны игральные карты, пустые бутылки и флаконы от одеколона. Здесь же валялись непонятно откуда взявшиеся два карабина.

Последующие дни, мало чем отличались от предыдущих. На пересылке царил невообразимый бардак.

У нас отбирали или вынуждали отдавать личные вещи, заставляли выполнять бессмысленную работу, вроде выноса на улицу и проветривания деревянных топчанов, и все время пересчитывали, резонно понимая, что от такой жизни кто-нибудь попытается удариться в бега. К маме.

Но и мы обживались. Посоветовавшись, подарили главстаршине имевшуюся у Витька электробритву, и он разрешил нам не ходить на камбуз.

Дело в том, что на пересылке имелось несколько сносных буфетов, в которых продавались продукты, ситро и курево. А у нас еще оставались деньги, заначенные в потайных местах. Слава богу, в дороге не все пропили.

В первый поход в буфет, расположенный за казармами, отправились впятером – всем землячеством. Те двое, которые ехали с нами в купе, куда-то подевались.

У буфета, расположенного в стороне от других зданий, переминалась очередь – человек двадцать, В основном кавказцы и азиаты.

Эти ребята приспосабливались везде. Впоследствии, на лодках, я их практически не встречал. Зато на камбузах, складах и в других «хлебных» местах, сынов гор и степей, хватало с избытком.

Пристроились в хвост очереди, советуясь, чего взять и сколько.

В это время, расталкивая локтями возмущающихся рекрутов, к витрине буфета нахраписто протиснулись трое парней в синих робах и шинелях погон. Не иначе такие же призывники, как и мы, но уже отправляемые в части.

– Кончайте хамить, пацаны! – попытался их урезонить их Витька.

– Молчи, блоха! – уничижительно взглянув на него, процедил самый рослый из тройки и, отпихнув очередного рекрута, протянул в окошко буфета червонец. Остальные громко заржали и добавили еще несколько оскорбительных фраз в адрес Костенко.

Не сговариваясь, мы подошли к витрине. Сашка уцепил согнувшегося у окошка верзилу за плечо, рывком повернул к себе и, не давая опомниться, съездил по морде.

Тот, взмахнув руками, опрокинулся на спину, а мы быстренько навешали оставшимся двоим. Метод был опробован и не давал сбоев.

– Чапайте отсюда,– зловеще прошипел Степка, когда все закончилось.

Подвывая и утирая розовые сопли, хулиганы потащили беспамятного приятеля в сторону казарм. А мы, пользуясь замешательством очереди, наспех отоварились хлебом, одесской колбасой и сгущенкой. Дополнив их несколькими бутылками полузамерзшего лимонада с сигаретами.

– Ловко вы их, – принимая деньги, рассмеялась грудастая продавщица в белом, одетом на пальто, халате. – Откуда такие взялись?

– Мы тетя, из Донбасса, – пробасил Сашка.

– Тогда ясно, – кинула она головой, – следующий!

Отобедали среди заснеженных сосен, в беседке за вещевыми складами.

После драки и еды, настроение улучшилось, на душе потеплело. Оставшиеся продукты упаковали в принесенный с собой рюкзак, зарыв его в снег под одним из деревьев.

– Запас карман не тянет, – сказал Вовка, поглаживая заплывающий глаз.

– Да и вроде как размялись, – зевнул Степка, после чего компания дружно загоготала.Что-что, а подраться шахтерня всегда любила. Профессиональная, так сказать, особенность.

В баню нас все-таки сводили. Она оказалось темной и обшарпанной. Там нас встретила местная обслуга из моряков и ручными машинками оболванила тех, у кого остались прически. Затем всем без исключения обрили лобки, выдали по четвертушке дустового мыла и загнали в моечную.

Там, на бетонных скамьях, горками высились жестяные мятые шайки без ручек, валялись истертые мочалки, а из кранов текла едва теплая вода. Из высоких, мутных окон тянуло сквозняком, пол был холодным и скользким.

Кое-как помылись, а когда, трясясь, вернулись назад, у многих почистили карманы.

Нас эта участь миновала, за исключением Сани. У него сперли почти новую кроличью шапку.

Спустя несколько дней, в медчасти пересылки прошли еще одну комиссию.

В отличие от прочих зданий, она была новой, из красного кирпича, внутри было тепло и уютно.

Нас снова обстукивали, слушали, меряли и взвешивали. Теперь уже военные врачи, причем более дотошно.

Там, за мои часы «Восток», модные в то время, мы подкупили разбитного мичмана-медика, который пообещал перевести Йолтуховского в команду 90, направляемую в морскую авиацию. У всех нас была 70-я (подводные лодки). В авиации служили два года, а Йолтуховский был женатик.

Мичман сдержал слово, и после комиссии его действительно туда определили.

– Спасибо, хлопцы, – расчувствовался друг. – Я этого никогда не забуду.

– Да ладно, – ответили мы. – Проехали.

Между тем зима все сильнее осаждала Красную Горку. Почти каждый день шел снег, морозы усилились до двадцати градусов. Как и следовало ожидать, многие призывники заболели.

Особенно доставалось азиатам, которые были легко одеты и не привыкли к таким условиям. Только из нашего барака, за несколько последних дней, в госпиталь отправили человек десять. У всех определили пневмонию или бронхит. Мы пока держались.

Наведывался Саня (он теперь жил со своей командой), притащил литр водки и два старых флотских ватника.

Их мы распили втихую, в беседке, закосив* в очередной раз от ужина.

Ну а еще через день нас обмундировали, что было верным признаком скорой отправки в части, какие – никто не знал. Мы были согласны хоть к черту на рога, только бы удрать из этого Бухенвальда.

Форму получали на расположенных в лесу складах, стоя под открытым небом в очереди к раздаточным окнам, хлопая себя руками по бокам и постукивая ногу об ногу. Переодевались здесь же, под навесами, продуваемыми сквозняками. После такого моциона тела и лица у нас стали синими, как новые флотские робы.

Видок у вновь испеченных защитников Родины был аховый: черные, длинные и широкие шинели, подпоясанные кожаными ремнями с бляхами, почти волочились по снегу, из-под них топырились жесткие синие штаны, тупоносые кирзачи* на резине весили по килограмму.

Мы напоминали бурсака Хому Брута из гоголевского «Вия», но никак не военных моряков. К тому же эти флотские обновки совсем не грели.

Затем всем выдали защитного цвета «сидора»* с длинными лямками, а к ним остальной вещевой аттестат: суконные форменки с брюками и такой же бушлат, хромовые ботинки, две бескозырки, еще одну робу, по три тельняшки и столько же кальсон. Добавив к этому белую форменку, несколько синих воротников, пять пар носков и метра три вафельного полотенца. Мы едва запихали все в мешки, захлестнув их лямками.

Потом, взяв свою «гражданку» в охапку и взвалив на загорбки аттестат, вернулись в бараки.

И так целый день: под низким серым небом, с падающим из него снегом, в направлении складов непрерывным потоком уныло плелись стриженые пацаны, а оттуда – волочили ноги и тихо матерились Хомы Бруты.

Меж бараков днем и ночью горели огромные дымные костры, в которых жгли одежду призывников, не подлежащую отправке домой. Здесь же сновали какие – то мичманы и старшины, набивающие мешки вещами получше.

– Смотрите хлопцы, мародеры, – прошептал Белецкий.

Я вытащил из рюкзака свою меховую шапку шапку, сунул ее за пазуху, а сам рюкзак зашвырнул в костер. Минутой позже это сделали и земляки. Только искры полетели.

Матерясь, к нам подбежал разгоряченный охотой за шматьем краснорожий пожилой мичман.

– Вы что делаете, засранцы! – свирепо заорал он. – Не нужно, так мне бы отдали!

– Бери, если сможешь, – зло рассмеялся Витька, и мы ушли от места, где сгорала наша последняя связь с домом. На душе было погано. Не таким мы ожидали увидеть флот. Однако деваться было некуда.

К вечеру нас отправили. Прибыли «покупатели» из флотских экипажей Ленинграда, Выборга и Кронштадта. Офицеры, мичманы и старшины держались особняком. Местные балтийцы общались с ними уважительно и даже льстиво

Худощавый, с усами, капитан-лейтенант построил нас, зачитал список и кивнул стоящим рядом потянутым старшинам.

– Равняйсь! См-мирно! Напра-во! Прямо, ша-гом арш! – звонко скомандовал один из них и, шаркая ботинками, расхлябанный строй двинулся к воротам.

Нас молча провожали взглядами оставшиеся ребята. Среди них Саня. В кургузом ватнике, натянутой на уши кепке, хмурый и подавленный. Мы уходили, а он оставался.

Вытащив из-за пазухи шапку, я перебросил ее другу.

– Носи Санек, мы тебя найдем и спишемся! – закричали Витек со Степкой.

– Прекратить разговоры! – бросил на ходу идущий сбоку старшина. – Конечно, спишетесь, ребята.

В лицо нам бил ветер, влажный и почему-то соленый.

Глава 2. Кронштадт. Тридевятое царство

О том, что следуем в этот знаменитый город-форт, узнали, только погрузившись на морской паром «Николай Каплунов», от сопровождающих моряков. Впервые за последнюю неделю с нами говорили по-людски и доброжелательно.

На верхнюю палубу не выпускали. С низкого неба сеялся мелкий снег, Финский залив слегка штормило. В пассажирском салоне было тепло и уютно, с подволока лился из плафонов мягкий свет, чуть слышалась приглушенная работа двигателей.

Стянув с плеч вещмешки, устроились на мягких сидениях и прильнули к окнам. Многие, как и я, моря никогда не видели.

Оно было свинцовым, с белыми барашками на гребнях невысоких волн, и темнеющим горизонтом. Со стороны которого изредка доносило басовитые гудки. Длинные и тревожные.

– Некрасивое какое-то, – сказал через минуту Вовка.

– Это, наверное, потому, что сейчас осень, – откликнулся Серега.

Салонное тепло и монотонный гул под палубой убаюкивали, все задремали.

Примерно через час почувствовали замедление хода, а затем и остановку судна.

– Кажись, доплыли, – потер сонные глаза Витек.

– Не доплыли, а пришли, – улыбнулся какой-то пожилой дядька в морской фуражке и черной, с капюшоном куртке, сидящий напротив.

Далее последовала команда на выход, и, с опаской поглядывал на пляшущие волны, мы выгрузились на причал.

Там стояло дощатое строение с черепичной крышей, у которого покуривали два матроса.

– О, салажат, притаранили, – толкнул один второго. – Какие смешные!

Нашу группу, человек в двадцать, забрал неразговорчивый мичман с кожаным планшетом на плече, достав из него список, поименно сосчитал и, предъявив вахтенным удостоверение, строем повел через поднятый ими шлагбаум, в город.

Было довольно поздно. От залива тянуло промозглой сыростью, с неба продолжал сыпать снег. Узкие улицы, с тянущимися по сторонам каменными зданиями, тускло освещались редкими фонарями и были пустынны. Наши тяжелые ботинки глухо стучали по булыжной мостовой.

Минут через пятнадцать остановились у высокой кирпичной стены с массивными железными воротами и узкой нишей двери сбоку.

– Вперед! – скомандовал мичман.

За дверью оказалось помещение КПП, с вооруженным старшиной и матросом. За ним огромный, вымощенный булыжником плац, на противоположной стороне которого высилась длинная трехэтажная казарма с пятью, под жестяными козырьками входами по фасаду.

Проследовали к крайнему справа и по крутой чугунной лестнице с перилами, поднялись на второй этаж.

Там мичман нажал на кнопку обитой черным дерматином двери (внутри зазвонило, а потом щелкнуло), потянул за ручку на себя латунную рукоятку, и мы оказались в просторном высоком холле, со стоящим у тумбочки матросом с сине-белой повязкой на рукаве и штык-ножом на туго затянутом ремне.

– Дежурный на выход! – фальцетом заорал матрос.

Из бокового помещения появились двое старшин в светло- синих робах с золотыми лычками на плечах, поочередно пожавших мичману руку.

– Чего такой хмурый, Михалыч? – спросил борцовского вида один из них, с такой же нарукавной повязкой как у дневального.

– Да снова на этой гребаной пересылке бардак! – в сердцах выругался мичман.

– Половина ребят простужены (кивнул на нас). Давай, принимай их.

Затем, сняв с плеча, вручил дежурному планшет с нашими документами и вместе с другими старшинами прошел в комнату, на двери которой блестела табличка «Старшинская».

– Идите за мной, – сказал дежурный, после чего завел нас в помещение, выкрашенное в светло-оранжевый тон, с расставленными вдоль стен гладильными столами и витиеватыми бронзовыми светильниками над ними. Выстроил и критически оглядел, тяжело ворочая шеей.

Вид у него был действительно внушительный. Года на три-четыре старше нас, выше среднего роста и с широченными плечами.

Обращало на себя внимания и лицо. Волевое, малоподвижное, с серыми глазами, прямым носом и тяжелым подбородком. Волосы короткие, светлые.

Заложив руки за спину и ритмично раскачиваясь с пятки на носок, хрипловатым басом старшина провозгласил:

– Вы прибыли в Кронштадтский учебный отряд подводного плавания ДКБФ*. Будем готовить из вас торпедистов дизельных подводных лодок. Я – инструктор смены – старшина 2 статьи Захаров. Вопросы?

Переминаясь с ноги на ногу, мы молчали. Слишком много впечатлений за последние сутки.

– Вопросов нет, – благодушно прогудел старшина, после чего препроводил нас в разделенное широким коридором на две половины обширное помещение с двумя рядами двухъярусных металлических кроватей со свернутыми матрасами.

– Это зовется кубрик. Здесь будете отдыхать, – сообщил он. – Эту ночь без белья. Дневальный!

–Я! – вытянулся появившийся как черт из табакерки матрос с нарукавной повязкой.

– Организуешь парням чай и немедленно отбой.

– Есть! – бросил тот руку к шапке.

Через десять минут мы пили в каком – то помещении со стеллажами, именуемом баталеркой*, горячий чай с ржаными сухарями, а затем, развернув матрасы, завалились в настоящие койки, укрывшись шинелями.

С этого момента время полетело с небывалой быстротой.

В течение нескольких дней учебную роту торпедистов укомплектовали молодым пополнением, прибывшим из Ленинграда, Чебоксар, Ярославля и Москвы.

Теперь нас насчитывалось сто пятьдесят человек по флотскому – курсантов Рота была разбита на четыре смены (взвода), которые имели номера с 81- го по 84-й.

Критерием являлся рост. В восемьдесят первую попали самые длинные, их именовали «фитилями», потом шли чуть ниже – «ординары», а самых мелких прозывали «шкентелями».

Мы со Степкой и Витьком попали в 82 смену к Захарову, а Вовка – в 83-ю, где инструктором был старшина 2 статьи Лойконен (прибалт). «Фитили» достались старшине 2 статьи Сомрякову.

Ротой командовал капитан 3-его ранга Иванов, со своим заместителем – старшим лейтенантом. В ней было также несколько мичманов на должностях преподавателей.

Командир был невысок ростом, сухощав и лысоват, но очень подвижен. Недостаток волос на голове компенсировал рыжеватой бородкой. Помимо этого курил трубку с душистым табаком и носил отлично пошитую из черного габардина* форму.

На тужурке имел жетоны на право самостоятельного управления кораблем и «За дальний поход», а также два ряда орденских планок.

Еще в подразделении была девушка – старшина сверхсрочной службы, тоненькая, красивая и злая.

Рота входила в состав школы, в которой мы состояли, а школа в Кронштадтский учебный отряд подводного плавания. Командовал им контр-адмирал Прибытков.

В школе имелось еще семь рот, где готовили рулевых сигнальщиков, химиков, коков, а также других специалистов для дизельных подводных лодок ВМФ.

Общее количество обучающихся курсантов составляло 1200 человек. Возглавлял ее капитан 2 ранга Кривцов

Наша школа являлась самой старой в отряде.

Помещение необычно длинной казармы строилось в прошлом веке из звонкого красного кирпича, добротно и монолитно. До революции в ней квартировались кирасирский, а затем казачий полки.

Справа от казармы, углом, располагался окруженный высокими голубыми елями, помпезный трехэтажный особняк со стрельчатыми окнами, и вычурным фронтоном, выстроенный в стиле ренессанс. Используемый в настоящее время под клуб.

Напротив него имелся небольшой сквер с мраморным фонтаном в центре и посыпанными гравием дорожками.

Раньше, как мы впоследствии узнали от мичманов – старожилов, в особняке жил командир полка с семьей и прислугой.

С тыла правой части казармы находились остатки высокого, метров шести, насыпного вала и старинной крепостной стены. С другой стороны, но уже в помещениях современной постройки, располагались учебные «циклы», котельная и теплица.

Плац был вымощен гранитным булыжником. Вся территория обнесена глухой кирпичной стеной, содержалась в образцовой чистоте и порядке. Являясь самостоятельной войсковой частью 09990, школа негласно именовалась «Тридевятым царством».

Многочисленные помещения учебной роты торпедистов, включали в себя четыре кубрика для курсантов, небольшой спортивный зал с инвентарем, каптерку, оружейную и бытовую комнаты, сушилку, умывальник и гальюн. А еще кабинеты командира роты, офицеров и «старшинскую».

Сразу же после комплектования, нам приказали заняться клеймлением обмундирования. Шинелей с бушлатами, шапок с бескозырками и форменок.

Делалось это разведенной хлоркой, куда макалась спичка, на их подкладках. Каждый выводил там номер своего военного билета. Мой был 6093245 (до сих пор храню как память).

– Это не иначе для того, чтобы найти, если кто сопрет, – высунув кончик языка, сказал малюющий рядом Степка.

Все это время старшины прохаживались меж курсантами, наблюдали и давали советы.

После клеймления девушка-сверхсрочник, вместе с каким-то старшим матросом, принесла несколько пачек черных жестких погон, а также мягких синих, квадратных. И к ним несколько кисточек, целлулоидные трафареты и пару банок масляной краски.

– Ты, ты и ты, – указал Захаров на трех выбранных им художников. – Будете штамповать погоны. Демонстрирую.

Уселся на корточки, наложил на один погон трафарет, макнул кисточку в банку и через секунду на погоне золотились две больших литеры БФ.

– Поняли?

– Ага, – закивали головами художники.

– Ну, тогда вперед.

Пока те клеймили, он показал остальным, как пришивать подворотнички на сопливчики. Официальное название – галстуки. Они из черного сукна, вроде манишки у маленьких детей, чтоб не запачкаться, поедая манную кашу.

Та же девушка выдала белые подворотнички, иголки с нитками, стали пришивать.

– Ай, б..! -заорал один курсант, и стал сосать палец.

– Фамилия? – подошел к нему Захаров. Тот, вскочив с банки назвал.

– Еще раз услышу, – получишь наряд вне очереди. – Продолжай, – вразвалку пошагал дальше.

Короче, занимались такими вот делами, мы два дня.

За это время инструктора нас научили правильно застилать кровати, правильно складывать на банках робу перед сном, драить бляхи на поясных ремнях, и еще многому из флотского быта.

А на третий, после ужина, выстроив по сменам и приказав одеть шинели с шапками, а на шеи сопливчики, осмотрели.

На плечах у нас красовались погоны с литерами, на левых рукавах алели круглые «штаты» с миной и торпедой, рабочие ботинки (на флоте зовутся «гадами»), были надраены казенной ваксой до упомрачительного блеска.

– Ну, вот, теперь вы немного похожи на матросов, было их заключение.

Затем нам объявили, что со следующего утра начинается курс молодого бойца, и обучение специальности.

Режим дня стал предельно жестким и насыщенным.

Подъем в шесть, и при любой погоде трехкилометровый кросс в робах по спящему Кронштадту. Затем зарядка на плацу и умывание ледяной водой по пояс, завтрак, приборка и занятия до обеда. После него – час отдыха, а потом занятия до ужина. Далее приборка и личное время. Отбой в двадцать три часа.

Спустя несколько дней многие из нас, в том числе я, написали письма домой, указав номер части.

В своем я сообщил родителям, что у меня все нормально, служу в учебном отряде подводного плавания в Кронштадте, где буду находиться шесть месяцев. Еще написал, что кормят здесь хорошо, и вместе со мной все мои друзья, кроме Сани Йолтуховского. Тот попал в морскую авиацию.

Потом с нетерпением стал ждать ответа.

За первый месяц службы мы похудели и устали, кажется на всю оставшуюся жизнь. Особенно мучили ежедневные утренние кроссы. На них выводили в робах и головных уборах. При том, что зима в Кронштадте в тот год выдалась особенно снежная и холодная, а морозы постоянно перемежались оттепелью.

К концу каждого кросса несколько человек падали без сил, и их тащили обратно под руки. От ледяной воды в умывальниках, нас едва не хватал кондрашка*. Но сачкануть от этих мероприятий не получалось. Любые такие попытки безжалостно пресекались вездесущими инструкторами.

Мы не видели, когда они ложатся и встают. Создавалось впечатление, что это не люди, а постоянно действующие механизмы.

После описанных моционов, несколько человек попали в санчасть, а добрая половина роты постоянно кашляла, чихала и пускала сопли, пытаясь разжалобить командиров. Эффект получался обратный.

На одном из утренних построений, как всегда бодрый Иванов, выслушав доклады инструкторов смен о состоянии дел в подразделениях и участившихся обращениях курсантов в санчасть, прохаживаясь перед строем, ответил следующими словами.

– Вот раньше был моряк, ссыт и булыжники вылетают, а сейчас писает – и снег не тает!

Через месяц из роты, по состоянию здоровья, списали пару курсантов. Но, удивительно, остальные значительно окрепли, стали шустрыми и выносливыми. Кросс и водные процедуры, из пытки превратились, в удовольствие.

Многие, в том числе и я, по примеру старшин стали обливаться холодной водой и перед отбоем.

В это время по роте прошел слух, что в школе работает военная прокуратура. Двое ребят на той пересылке, где мы были, умерли впоследствии в госпитале от пневмонии.

Из нашей роты на допрос вызывали нескольких человек, и они рассказали, в каких условиях там жили.

– Может посадят кого из тех гадов, – сказал в курилке по этому поводу Вовка.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Испокон веков длится противостояние наследников Древней Крови и Избранных. Пока в этой битве нет про...
Молодая женщина уезжает в Англию и выходит замуж. Письма она адресует трем своим близким подружкам -...
Никогда еще писательский дуэт Жвалевский-Пастернак не получал от своих тест-читателей таких разных о...
В этой книге описывается, как в цифровую эпоху изменился баланс сил – баланс разума и машины, продук...
«Андреев вышел из штольни и пошел в ламповую сдавать свою потухшую «вольфу».«Опять ведь привяжутся, ...
Эта книга рассказывает о кето-диете – революционной системе питания, которая позволяет научить орган...