Отряд-3. Контрольное измерение Евтушенко Алексей

Александр Велга, шедший впереди отряда рядом с Хельмутом Дитцем, на ходу обернулся и в который уже раз поразился абсурдности и полной невозможности с точки зрения здравого смысла открывшейся перед ним картины: его разведчики шли вперемешку с немцами, рядом, плечом к плечу, как час назад плечом к плечу прорывали окружение, прикрывая и выручая друг друга… А вон гигант Малышев легко, словно тросточку, несет на левом плече свой «дегтярь», а на правом – более громоздкий и тяжелый немецкий «МГ-42», помогая Рудольфу Майеру, который заметно припадает на раненую ногу. Еще вчера… да что там вчера – сегодня утром! – они были готовы в прямом смысле слова перегрызть друг другу глотки, а теперь вот… Бой и общий враг уже объединили солдат и сделали их если и не друзьями пока, то уже соратниками, что зачастую значит ничуть не меньше, а иногда и гораздо больше.

– Саша, – Хельмут Дитц остановился и вскинул к глазам свой полевой цейссовский бинокль, – взгляни-ка туда!

Дождь все еще сеялся с неба, но страшная черная гроза ушла, и за их спинами, на западе, там, где уже садилось солнце, небо ощутимо посветлело.

Дитц протянул «цейсс» Велге, и лейтенант принял из рук немца теплый и влажный от дождя корпус бинокля.

– Там, – Хельмут протянул длинную руку по направлению к горам. – Видишь, где деревья зацепились за склон? По-моему, это пещера.

Александр чуть тронул настройку, приспосабливая бинокль к своему зрению, и мощная оптика приблизила – рукой подать – черный, неправильной формы провал в скале километрах в полутора от них.

Пещера, точно.

И подобраться к ней можно было по длинному и открытому со всех сторон склону, на котором там и сям росли какие-то невысокие разлапистые деревья.

– Кажется, то, что надо, – оторвался от окуляров бинокля Велга, – Во-первых, склон довольно длинный и отлично просматривается на всем протяжении. Сверху не подберешься – скалы, а вход не такой уж и большой – можно замаскировать камнями и теми же ветками от деревьев. Если внутри достаточно места, то лучшего ночлега и пожелать нельзя.

– И я так думаю, – устало улыбнулся Дитц и, обернувшись к отряду, громко объявил:

– Солдаты! Нам нужно добраться вон до той пещеры! Там устроимся на ночь. Потерпите, осталось немного…

И они зашагали быстрее, словно близость отдыха придала сил. Темень стремительно надвигалась на них из-за гор, и никто не знал ночных опасностей этого мира.

Дождь, было притихший, снова усилился.

Казалось, во всем мире не осталось ничего, кроме этого нудного холодного дождя, а его равномерный безнадежный шелест не обещал ничего, кроме насквозь мокрого мундира и гимнастерки да зябкого ночлега на каменном полу. Впрочем, десять измученных землян были сейчас рады любому ночлегу.

Пещера оказалась громадной – пришлось даже послать вглубь на разведку Вешняка и Шнайдера с фонариком – и, главное, сухой. Еще час ушел на то, чтобы завалить вход камнями, оставив лишь узкий, выходящий вбок, лаз для часовых и замаскировать все это песком и ветками. Нашелся неподалеку и ручей с чистой вкусной водой, а из собранного хвороста получилась внушительных размеров куча.

– Вот черт, промокло все насквозь! – чертыхнулся ефрейтор Карл Хейниц, без толку истратив уже третью спичку из тщательно сохраненного в сухости коробка. – Бензину бы сюда… Не могу зажечь, хоть убей!

– Дай-ка я попробую, – мягко сказал присевший рядом Михаил Малышев и протянул свою громадную ладонь.

– Ну-ну, – покосился на гиганта ефрейтор и осторожно положил на эту ладонь коробок.

Михаил разгреб сложенную немцем растопку и не торопясь начал ее складывать снова, приговаривая:

– Та-ак… а теперь вот эту положим сюда… хорошо. – Стоящий рядом Руммениге освещал будущий костер фонариком, притоптывая то ли от холода, то ли от нетерпения.

Наконец хитрая операция таежника Малышева была закончена, и он, чиркнув спичкой о коробок, сунул огонек куда-то в середину растопки…

Через две минуты костер полыхал вовсю. Дым утягивался в глубь пещеры, и можно было не опасаться, что его заметят или учуют снаружи.

Озябшие и промокшие люди потянулись к огню, и Малышев сноровисто разложил костер в длину – так раскладывают костры аляскинские индейцы, чтобы в холодную зимнюю ночь места у живительного тепла хватило всем. И вот уже кто-то со стоном облегчения стянул сапоги, а кто-то насквозь мокрую гимнастерку. Солдаты протягивали к огню руки, оружие и одежду. А когда в трех котелках, поставленных прямо среди горящих веток, вскипела вода и Оскар Руммениге, взявший на себя обязанности повара, высыпал туда что-то явно очень вкусное из собранных у всех запасов провизии, напряжение последних часов почти окончательно покинуло измученные тела и нервы бойцов.

Полностью расслабиться, однако, не удалось – Велга и Дитц назначили первую смену часовых снаружи (по двое каждый час, включая и самих лейтенантов, что было встречено с молчаливым одобрением), и это напомнило людям, что они – на враждебной территории.

Вернулись Шнайдер с Вешняком.

По их словам, пещера тянулась очень далеко – им не удалось дойти до противоположного конца.

– Еда готова! – радостно сообщил Руммениге, в очередной раз сняв пробу. – Накрывай на стол!

Семь человек (Петр Онищенко и Карл Хейниц попали в первую смену часовых) расселись с ложками наготове у соблазнительно дымящихся котелков. Но пулеметчик Рудольф Майер остался стоять, баюкая в руках флягу с водкой.

– Я хочу выпить! – сказал он громко, и эхо его голоса заметалось под сводами пещеры. – Сегодня мы сражались бок о бок и доказали этим ублюдкам сварогам, что с нами не так-то легко справиться. Я хочу выпить за те робкие ростки дружбы, которые пробились сегодня сквозь коросту нашей вражды. Я хочу выпить за нашу общую победу на этой богом проклятой планете и при этих воистину фантастических обстоятельствах. Я хочу выпить за наших товарищей, которые остались там, в безымянной долине, прикрывать наш отход и скорее всего погибли, спасая нас. Я хочу выпить в память о тех, кто погиб раньше, и в память о тех, кто погиб потом, когда мы прорывали окружение. Я хочу выпить за Михаила Малышева, который тащил на себе сегодня мой пулемет, потому что мне было больно и трудно идти из-за раненой ноги, и за всех нас, русских и немцев, которых сплотила общая беда. Сегодняшний бой показал, что мы – люди. Люди, несмотря ни на что. Выпьем же за то, чтобы и дальше оставаться людьми. И да поможет нам бог!

Скрывая подступившие слезы, Майер запрокинул голову и, сделав хороший глоток из фляги, передал ее сидящему рядом и смотрящему на него с приоткрытым ртом Валерке Стихарю.

– Да ты у нас прирожденный оратор, Руди! – воскликнул Хельмут Дитц. – Браво! Я поддерживаю этот тост.

Фляга Майера пошла по кругу. Всем досталось по полному глотку (не были забыты и часовые снаружи), а потом над котелками замелькали алюминиевые ложки.

Глоток спиртного и горячая пища, принятые вовремя, творят чудеса даже со смертельно уставшими людьми. С трапезой было покончено в пять минут (Онищенко и Хейнцу отнесли котелок наружу). Казалось бы, тут на людей и должен был навалиться сон, однако все произошло наоборот: заблестели глаза, развязались языки, и вскоре плоская коробочка «переводчика» трудилась вовсю.

Вскоре рыжий Шнайдер, немилосердно коверкая слова, запел «Катюшу», и все с воодушевлением подхватили – эту песню любили на фронте не только русские, но и немцы.

– Странно, – заметил грустно Руммениге, когда песня кончилась, – у вас, русских, столько хороших песен для солдат… С такими песнями и умирать легко. Вон, даже мы, ваши враги, их знаем и поем. А у нас один «Хорст Вессель» да «Лили Марлен», да и те… – Он безнадежно махнул рукой.

– А что «Лили Марлен»? – неуверенно нахмурился Дитц. – Хорошая песня…

– Хорошая-то она хорошая, – согласился Оскар, – но только написана еще в Первую мировую. А я про современные песни говорю.

– Это, наверное, потому, – авторитетно заявил Валерка Стихарь, – что русский народ… как это… э-э… лучше сечет в поэзии, чем немецкий. У нас больше хороших поэтов. Взять, к примеру, Пушкина…

– Бред, – фыркнул окончивший в свое время десятилетку Велга. – А Гёте? Шиллер? Гейне?

– Гейне у нас запрещен, – невпопад вставил Руммениге.

– Да бросьте вы! – вмешался в разговор Курт Шнай-дер. – Развели философию… Так хорошо сидели! А ну-ка… – и он чуть хриплым баритоном запел «Лили Марлен».

«Лили» пошла хорошо, но хуже, чем «Катюша», в силу незнания русскими слов и мелодии. Разошедшийся Малышев затянул было басом: «Вот мчится тройка почтовая…», но тут у костра бесшумно возник Петр Онищенко и, хмуро оглядев всю честную компанию, негромко осведомился:

– Вы шо, хлопци, з глузду зихалы? Тыхо будьте, а то слыхать усэ на пьять километров…

Велга и Дитц с некоторым смущением переглянулись через костер.

– Так, – кашлянул Хельмут и поднялся. – День был трудный. Всем почистить оружие и отдыхать.

– А покурить можно, господин обер-лейтенант? – насмешливо спросил Стихарь.

– Можно, можно, – торопливо ответил за Дитца Велга. – Курите.

– А что завтра делать будем, товарищ лейтенант? – поднял русую голову Сергей Вешняк. Он уже положил автомат на колени и даже успел отсоединить диск и теперь не мигая глядел на своего командира синими круглыми глазами. Красноватые пятна света и темные глубокие тени вперемежку плясали на его широкоскулом лице. Головы солдат повернулись к Александру. Как-то очень тихо стало у костра – слышно было только, как потрескивает в огне хворост.

«Там посмотрим», – хотел было ответить Велга, но вовремя понял, что такой ответ не удовлетворит людей. Он был командиром, на него надеялись, и от него (как, наверное, и от Хельмута) ждали конкретных решений и действий.

– Хм-м… завтра… – погладил уже начавший обрастать щетиной подбородок Велга. – Это мы решим. Сейчас вот посовещаемся с тов… с господином (это слово далось ему с неимоверным трудом) обер-лейтенантом и решим. Командиры мы, в конце концов, или кто?

Кто-то облегченно вздохнул, кто-то невесело улыбнулся, кто-то просто склонился над своим автоматом. Принятие решения о дальнейших действиях, как всегда, брали на себя командиры, а значит, с любого из подчиненных вроде бы снималась ответственность как за судьбу всего отряда, так, в общем-то, и за свою собственную судьбу. Все было правильно и все было привычно. Все было так, как и должно быть. Командир принимает решение и отдает приказ, а солдат этот приказ выполняет. Чего еще? Непривычной и даже фантастической была ситуация, в которой они оказались, но разве вся война не являлась одной громадной и невероятно-фантастически-ужасной ситуацией? Вся их война, в которой они принимали столь деятельное участие… И разве каждый из них не смог бы рассказать с десяток абсолютно правдивых случаев, которые нормальному обывателю показались бы невероятными? Смог бы. А посему чистить оружие и спать – это единственно правильное решение на данный момент времени, а уж подчиняться правильному решению, решению, с которым ты полностью согласен, одно удовольствие.

– Ну что, Хельмут, – сказал Велга, вставая и оправляя под ремнем гимнастерку, – пошли посовещаемся?

– Пошли, Саша. – Дитц подхватил фонарик и шагнул в темноту.

Велга последовал за ним.

Они отошли шагов на тридцать в глубь пещеры, туда, где свод сливался с полом, и присели там. Дитц достал изрядно помятую пачку сигарет и предложил Велге. Тот взял сигарету и, в спою очередь, протянул Хельмуту огонь, добытый из самодельной зажигалки (всего делов: пулеметный патрон, бензин, колесико, кремень, фитиль… а какая полезная вещь!).

Закурили.

Отсюда, из темноты, очень красиво и необычно смотрелся костер, полыхающий у входа. Фигуры солдат отбрасывали на стены и свод пещеры громадные причудливые тени, а свет от костра дрожал на каменных изломах и гранях оранжевыми, желтыми и красными бликами. Солдаты двигались, и тени двигались тоже, завораживая офицеров своей немой игрой.

– Я вот о чем все время думаю… – начал неожиданно Хельмут и умолк.

– Ну? – повернул к нему голову Велга.

– Я начал об этом думать еще тогда, в долине, и думаю до сих пор.

– О чем? – терпеливо спросил Александр.

– Почему Карсс со своей бандой не прервали бой, не усыпили или на крайний случай просто не убили нас? Ведь ясно же было, что ситуация выходит из-под контроля, а при их технической мощи, я думаю, сделать это было бы несложно.

– Признаться, я тоже об этом думал. – Александр сделал последнюю глубокую затяжку и погасил сигарету. – Думал и пришел к определенным выводам. Или предположениям – назови как хочешь. Во-первых, не забывай, что, кроме Карсса, существует и другая сторона.

– Э-э… что ты имеешь в виду?

– Ну… это… Карсс ведь представитель только одной стороны, а существуют еще их противники – тоже свароги, и не менее сильные, чем сторона Карсса. Помнишь, он сам признался, что они находятся на грани большой войны?

– Помню, конечно… но при чем здесь эта самая другая сторона?

– А при том, – терпеливо пояснил Велга, – что они могли заартачиться, понимаешь? Могли сказать: «Уговор дороже денег. Давайте подождем и поглядим, чем все закончится. Они еще вполне могут чуть позже перегрызть друг другу глотки». Это раз.

– «Два» я знаю, – перебил Дитц. – Гроза.

– Так точно, – согласился Велга, – гроза. Гроза им помешала. Вообще-то я думаю, что если бы это была обычная гроза, то они смогли бы что-нибудь предпринять. Но ты сам видел, что творилось…

– Да уж. Гроза была – прямо загляденье. Я, честно сказать, в такую ни разу в жизни не попадал. А ведь что такое гроза? Это в первую очередь атмосфера, перенасыщенная электрическими зарядами и разрядами. Если даже они каким-то образом и следили за нами с воздуха или даже из космоса – черт их знает, какая у них техника?! – то наверняка потеряли нас во время этой сумасшедшей свистопляски. – И гроза – вполне возможно – помешала их летающим машинам опуститься и забрать нас, – подхватил Велга. – Или убить, если они все-таки приняли такое решение. Самолеты-то ведь в грозу не летают? Не лета-ют. Эти их дискообразные штуки, конечно, сильно отличаются от самолета, и принцип действия наверняка другой… но ведь машины же! А раз машины, то и грозы должны бояться, и сломаться могут…

– И вообще, эти ребята не боги, а такие же люди, как мы, – закончил Хельмут.

– Верно. А раз люди, то способны делать ошибки, и техника их – пусть даже самая наипрекраснейшая и надежная – это всего лишь техника, и ничего больше.

– Отсюда вывод? – весело осведомился Дитц.

– Отсюда вывод, что мы им еще покажем кузькину мать!

– Это как? – опешил Дитц.

– Что? А… то есть мы еще с ними поборемся. Молча выкурили по второй сигарете, наблюдая, как люди у костра постепенно укладываются спать.

– Так как будем действовать завтра, Хельмут? – спросил Велга.

– Я не очень уверен, – пожал худыми плечами Дитц, – но мне кажется, что нам нужно искать помощи у местных сварогов.

– Ты с ума сошел, – криво усмехнулся Алек-сандр. – Мы же перебили их невесть сколько там, в долине.

– Они начали первыми.

– Это верно. Но, может быть, мы, затеяв наш бой в тех развалинах, каким-то образом оскорбили их чувства?

– Может быть, и так, но это не важно. Важно то, что с этими… космическими сварогами и, в частности, с Карссом нам уж точно договориться не удастся. Подумай сам, к чему мы им теперь, когда вся их затея провалилась? Возвращать нас на Землю – долго и наверняка очень дорого. Гуманизмом особым они не отличаются. Уничтожат – и концы в воду. А свои проблемы решат каким-нибудь другим способом. Нет, надо как-то на местных выходить.

– М-мда. Может, ты и прав. Тем более что местные в техническом развитии, по-моему, гораздо ближе к нам, чем к ним. Оружие-то, во всяком случае, у них пулевое. А вообще, куда ни кинь – везде клин и утро вечера мудренее. Давай-ка спать, господин обер-лейтенант, а то у меня что-то с устатку в голове мутится и всякая мысль из такой головы бежит.

– Давай, – легко согласился Хельмут и длинно потянулся, хрустнув костями.

Дитца и Велгу разбудили под утро.

Хельмуту как раз снился родной Дрезден и соблазнительная Эльза Фогель, дочь бакалейщика, жившая по соседству. В этом сне ему снова было шестнадцать лет и он как раз пригласил пышногрудую Эльзу в кино…

Часовой, а им в эту смену оказался угрюмый с недосыпу ефрейтор Карл Хейниц (его напарник, Михаил Малышев, остался вести наблюдение снаружи), безжалостно растолкал лейтенантов и доложил, что их отряд, судя по всему, ищут и те, кто ищет, приближаются.

– У них летающие машины, господин обер-лейтенант, – тихой скороговоркой докладывал Карл. – Много. Мы с Михаилом насчитали больше двух десят-ков. Шарят прожекторами. Пока довольно далеко, но… Да и рассвет скоро – небо сереет. Днем, боюсь, они нас в два счета обнаружат.

– Надо уходить, – хриплым со сна голосом сказал Велга и потянулся за портянками. – Ефрейтор прав. Днем нам каюк. Что, они пещеру не засекут? Засекут как пить дать.

– Уходим. – Дитц медленно поднялся на ноги. – Только куда?

– Я думаю, у нас одна дорога, – пропыхтел Велга, натягивая сапоги, – в глубь пещеры. Разведчики вчера так и не дошли до конца… Наружу выходить нельзя – тут же заметят. Здесь сидеть нельзя тоже. Значит…

– Значит… – подхватил Дитц и вдруг рявкнул хорошо поставленным лучшими инструкторами школы по подготовке унтер-офицеров для сухопутных войск в Потсдаме голосом: – Взвод, в ружье!!!

Через пятнадцать минут лишь теплые угли погасшего костра могли бы свидетельствовать о том, что здесь еще недавно были люди.

ГЛАВА 7

Сказать, что старший советник Карсс нервничал, значит не сказать ничего.

Он был расстроен. Он был взбешен. Он был подав-лен. Он был в ярости.

И все это одновременно.

Сорок минут назад он вышел от Первого министра деревянным шагом и, видимо, направился к себе в ка-бинет. «Видимо», потому что он совершенно не помнил ни того, как он вышел от Первого министра, ни того, как преодолел коридоры и переходы Дворца Владык, ни, наконец, того, как очутился в своем кабинете. Двадцать минут назад он осознал себя сидящим в кресле за рабочим столом и тупо глядящим в окно. За окном уходящее солнце освещало отроги Старого Хребта, в пыльной синеве неба парили редкие вечерние птицы да ослепительно сверкали в лучах закатного солнца полированным металлом несколько дежурных «челноков» на импровизированном космодроме в трех километрах от Дворца.

Вечерело.

Карсс вспомнил разговор с Первым министром и внутренне содрогнулся. Собственно, не сам разговор был ужасен и унизителен для старшего советника, а тот липкий, обессиливающий страх, с которым он, Карсс, шел на аудиенцию к Его превосходительству. Точно как в юности, когда, пропустив два-три дня занятий, все-таки приходилось с тяжкого похмелья являться пред ясны очи декана и что-то сочинять о больной тетушке, которой срочно понадобился уход и внимание со стороны любимого и – заметьте! – единственного племянника.

Но если в Лицее подобные вещи были в традиции среди студенчества и даже негласно поощрялись (в определенных пределах, разумеется), то здесь…

С противной дрожью во всем теле Карсс пересек пространство кабинета и остановился перед обширным столом Первого, уставившись невидящим взором куда-то поверх его массивной лысой головы.

– Что, молодой человек, обо…лись? – ровным голосом поинтересовался Первый, не отрывая взгляда от какой-то бумаги, которую держал в правой руке. Карсс безмолвствовал.

Он прекрасно был осведомлен о том, что Первый терпеть не может оправдывающихся подчиненных.

Молчал и министр. Наконец, вздохнув, он отложил бумагу в сторону и, не мигая, уставился на Карсса своими маленькими темными глазами.

– Значит, так, господин старший советник, – медленно и очень внятно сказал он. – Ваша вина (вы обязаны были заметить приближение грозы, черт возьми!) – вам и расхлебывать. К счастью или несчастью, у меня нет привычки отрывать головы подчиненным после первой же их ошибки. Пусть даже эта ошибка такая серьезная, как ваша. Мой приказ таков: найти и уничтожить. Причем чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. И не забудьте, что завтра утром у нас совещание с «южанами» на самом высоком уровне. Желательно, чтобы к этому времени вопрос был решен. И учтите, что если в течение ближайших двух суток вы не сумеете найти и уничтожить землян, то можете искать себе любую другую работу вне аппарата правительства. Идите. И Карсс, повернувшись кругом, вышел. Теперь он стоял и, упершись разгоряченным лбом в толстое холодное стекло, следил, как растворяется в подступающих сумерках Старый Хребет, как гаснет сверкающая броня «челноков», как ночь размашистым шагом шествует с востока.

Двери в кабинет без предупреждения распахнулись. – Какого.. – Карсс яростно обернулся к вошедшему и от неожиданности сел в очень кстати подвернувшееся кресло.

Порог переступила единственная и любимейшая дочь Императора принцесса Стана. Одна.

Без охраны и сопровождающих лиц.

Чуть стилизованный комбинезон пилота космокрейсера класса "А" выгодно подчеркивал тонкую талию и длинные ноги, а также почти скрывал небольшую грудь принцессы; но зато ее густые черные волосы, разметавшиеся по спине и плечам, прозрачно-серые удлиненные глаза, полные чувственные губы и длинная шея, безо всяких сомнений, позволяли считать ее существом именно женского пола и никакого другого.

– П-прошу прошения, Ваше Высочество, – промямлил ошеломленный старший советник и сделал неудачную попытку подняться с кресла.

– Пустяки! – неожиданно низким, но чертовски пленительным голосом успокоила его Стана. – Сидите, советник. Я, собственно, к вам ненадолго.

– Чем могу служить? – Карсс уже оправился от потрясения и теперь лихорадочно гадал, чем вызвано высочайшее внимание к его скромной персоне. Разумеется, ему было известно о том, что принцесса Стана (единственная, кстати, женщина!) находится во Дворце Владык, но до этого он видел ее лишь дважды, да и то издали. Знал он также о воистину не ведающей границ любви Императора к своему единственному чаду и о капризном, своевольном, а зачастую и просто стервозном характере сей юной особы, которая по своей прихоти вертела собственным отцом как хотела. Именно в силу этих не слишком привлекательных черт своей натуры она оказалась тут, на Пейане, в то время как ее мать, фрейлины и просто подруги остались, по велению Императора, на базовой планете «северян» Гейне. И вот теперь ей, видите ли, понадобился он, Карсс…

– Вас ведь зовут Карсс, не так ли? – мило осведомилась принцесса, усаживаясь на стул для посетителей.

– Да, Ваше Высочество…

– Бросьте. Бросьте, Карсс! Ведь мы с вами почти ровесники. Зовите меня просто Стана.

– Слушаюсь… Стана.

– Так-то лучше. Хотя все равно плохо. Это ваше «слушаюсь»… Знаете, Карсс, а ведь я поставила довольно много денег на этих… как их… русских?

– Да, Стана. Русские и немцы. Так они себя назы-вают. Это два враждующих племени…

– Я знаю, спасибо. Мне хотелось бы узнать другое: что вы намереваетесь делать дальше?

– Ну… Я думаю, что ваши деньги не пропали. Ведь никто не победил и…

– Я не о деньгах. Я о людях. Мне было безумно интересно следить за всеми этими событиями, и я хочу знать, что будет дальше.

– Послушайте, Ваше… простите, Стана. При всем моем к вам безграничном уважении я не могу обсуждать с вами этот вопрос. Осведомитесь у господина Первого министра – он вам не откажет.

– У этого старого пердуна? Мое любопытство не заходит столь далеко. Впрочем, не утруждайте себя ложью. Я и так знаю. Их собираются найти и уничтожить, верно?

Чуть заметным кивком головы Карсс позволил себе подтвердить правильность догадки.

– Что ж, наверное, так и должно быть, хотя, конечно, жаль этого… впрочем, пустяки. Послушайте, Карсс, я хочу, чтобы вы держали меня в курсе событий и, как только группа людей будет обнаружена, немедленно сообщили мне об этом. Если вам недостаточно моей просьбы, я могу принести вам письменный приказ Императора, – добавила она и улыбнулась фальшивой, но ослепительной улыбкой.

– Что вы! Что вы, Стана! Это совершенно излишне! Разумеется, я тут же вам сообщу, как только…

– Вот и отлично, – перебила его принцесса, стремительно поднимаясь с места. – Хороший мальчик, – она перегнулась через стол, погладила оторопевшего старшего советника по щеке и вышла из кабинета походкой высокооплачиваемой проститутки.

Дрожащими руками Карсс достал из сейфа флягу крепкого, налил себе на три пальца и, не разбавляя водой, залпом выпил. «Вот же сука!» – восторженно подумал он и решительно сел за стол разрабатывать план поисков и поимки взбунтовавшегося отряда землян.

За обширным овальным столом в главном зале Дворца Владык уже полчаса шло экстренное совещание.

Высокие договаривающиеся стороны обсуждали создавшуюся ситуацию, и тон обсуждения был далек от дружественного весьма и весьма.

– А все вы с вашим дурацким предложением! – цедил сквозь зубы полномочный представитель Императора «южан». – Мало того, что эти чертовы земляне уничтожили почти сотню наших горцев, так мы теперь даже не знаем, где они находятся и что собираются предпринимать! Хорошенькую историю мне придется рассказать своему Императору!

– Позвольте вам напомнить, – чуть повысил голос Первый министр «северян», и в голосе этом отчетливо зазвучали холодные надменные нотки, – что вы полностью одобрили нашу идею, а значит, несете за все происшедшее такую же ответственность перед своим Императором, как и мы перед своим. Это во-первых. А во-вторых, кто мог знать, что горцы вооружены и что они нападут на людей, да еще так неожиданно? Их вообще не было замечено в выбранном нами районе. Все шло по плану, вы сами прекрасно видели. А люди… Что ж, они ведь солдаты, и – нужно отдать им должное – солдаты хорошие. Во всяком случае, мужества и отваги им не занимать – вспомните хотя бы о судьбе их раненых, которые остались прикрывать отход и полегли все до последнего человека… Двое так вообще подорвали себя гранатами, когда кончились патроны! То, что земляне объединились против нового врага, – естественно.

Наша же задача теперь сводится к тому, чтобы найти их и обезвредить. Бог знает, что могут натворить десять, пусть и примитивно вооруженных, людей! Найти и обезвредить, повторяю, а уж потом решать, что делать дальше.

– Кстати, – продолжил речь своего начальника сидящий рядом Карсс, – не забывайте, господа, что вся эта неприятная ситуация возникла и по вашей вине. Именно ваш представитель настоял на невмешательстве, когда было совершенно ясно, что противники объединяются и ситуация начинает выходить из-под контроля Я тогда принял решение срочно всех усыпить, но ваш советник… – Карсс выразительно посмотрел на узкоплечего, средних лет «южанина» в форменном черном мундире, и тот невольно опустил глаза, – ваш советник настоял на продолжении. Он думал, что все еще может измениться и противники закончат начатое – мол, перспектива слишком заманчива – возвращение на Землю и военная помощь. Я вынужден констатировать, что он оказался плохим психологом. Признаюсь, что я тоже был не на высоте, так как не смог найти убедительных аргументов в пользу своего решения. Все происшедшее зафиксировано на видеопленке… Да вы и сами за всем следили и знаете это не хуже меня! А потом началась эта сумасшедшая гроза. В общем, я предлагаю отложить взаимные обвинения и заняться…

И тут в нагрудном кармане у Карсса запищал телефон.

– Это поисковики! – бросил старший советник собравшимся, выхватывая телефон из кармана, словно пистолет из кобуры. – Карсс слушает!

Некоторое время он молча прижимал трубку к уху, и лицо его с каждой секундой все больше прояснялось.

– Что там? – не выдержал Первый министр.

– Докладывает командир поисковой группы, – радостно сообщил Карсс. – Десять минут назад было обнаружено место их ночной стоянки. Это пещера, которая ведет куда-то в глубь гор. Они ушли по ней. Отдать приказ о преследовании?

– И немедленно! – рявкнул полномочный представитель Императора «южан». – Чем скорее мы обезвредим этих стервецов, тем лучше!

ГЛАВА 8

Вот уже четвертый час отряд землян в количестве десяти человек двигался цепочкой в темноте, ориентируясь только на тусклый свет фонарика впереди, монотонный шум бегущей воды слева и близкую шероховатую каменную стену справа.

Сначала они обнаружили в глубине пещеры небольшое, метров семьдесят в диаметре, озерцо и, только обойдя его по узенькой кромке, наткнулись на этот ход, по которому бежал впадающий в озеро ручей. Решив последовать старому доброму правилу, гласившему: «Иди вдоль текущей воды и куда-нибудь дойдешь», отряд втянулся в природный тоннель и скорым походным шагом двинулся вверх по ручью.

Фонарик был лишь у шедшего впереди Хельмута Дитца. Всего фонариков оказалось три: два у немцев и один у русских, тоже, правда, немецкий, трофейный, и один из этих трех уже полностью отдал энергию своих батареек. Второй тоже заметно ослабел за последние полчаса, и было совершенно ясно, что долго он не про-тянет. Впрочем, энергии батареек пока не жалели – необходимо было оторваться как можно дальше от возможных преследователей в самом начале, чтобы потом было время подумать и принять решение о дальнейших действиях. К сожалению, ход, по которому сейчас молча и быстро шагал отряд, был единственным продолжением пещеры, и никаких иллюзий по поводу того, в каком направлении двинется погоня, ни Дитц, ни Велга, ни все остальные не испытывали. У них еще имелись шесть двухсотграммовых толовых шашек и несколько метров бикфордова шнура, но пока устроить завал не представлялось никакой возможности – стены, пол и потолок тоннеля представляли собой сплошной каменный массив без каких-либо выступов и трещин, куда можно было бы заложить заряд взрывчатки.

И все же им продолжало везти.

Когда через час окончательно «сдох» второй фонарик и пришлось включить последний, третий, шедший впереди Дитц чуть не разбил себе голову об нависавшую с потолка каменную глыбу. Здесь высота тоннеля резко уменьшалась, и самым высоким в отряде, Малышеву и Дитцу, пришлось метров десять пройти пригнувшись, прежде чем потолок снова ушел вверх. Дитц посветил фонариком, и тут же в торце этого выступа обнаружилась парочка очень удобных, достаточно глубоких и широких трещин, будто специально созданных для закладки в них толовых шашек. Если учесть, что буквально еще через четыре метра тоннель резко поворачивал вправо, то более удобного места для засады и устройства завала и пожелать было нельзя.

– Кто у тебя лучший подрывник сейчас? – спросил Дитц Велгу, шаря лучом фонарика по извилистым трещинам в торце выступа.

– Пожалуй, Онищенко, – чуть подумав, ответил тот. – Петро, справишься?

– Думаю, шо справлюсь, товарищу лейтенант. – Онищенко старался говорить по-русски, так как переводная машинка явно плохо знала украинский язык.

– Хорошо. Останешься здесь. Ты и…

– Рудольф Майер, – подсказал Дитц.

– Ты и Майер. Ваша задача: заминировать этот выступ и, как только противник приблизится, взорвать его. Взорвать желательно так, чтобы завалить врага камнями насмерть. Но это уж как удастся.

– Я думаю, это не очень сложно э-э… товарищ лейтенант, – плотоядно ухмыльнулся Майер. – Скорость горения бикфордова шнура мне известна. Свеча у меня есть. Мы заложим шашки и пройдем вперед. Метров эдак двести. Там сядем и будем ждать и слушать. Акустика тут хорошая, а бесшумных погонь не бывает. Опять же, они выдадут себя светом. Как только мы их обнаружим, быстро вернемся сюда, прикинем расстояние и время… В общем, уверен, справимся.

– Что ж… – Велга внимательно оглядел обоих. – Удачи вам. Эй, у кого тол и шнур?! Отдайте ребятам. Мы отойдем метров на пятьсот – нет нужды рисковать всем. Как только подожжете шнур, быстро, но тихо двигайтесь к нам. Если не получится со взрывом, встретим их иначе.

– Извините, товарищ лейтенант. – Коренастый немец-пулеметчик переступил с ноги на ногу и вдруг посмотрел прямо в глаза Александру. – Я, конечно, солдат и знаю, что такое приказ, но, по-моему, это не очень удачная мысль.

– Рядовой Майер! – рявкнул Дитц.

– Прошу прощения, господин обер-лейтенант! Я только хотел высказать свои соображения. В конце концов, мы в не совсем обычной ситуации…

– Говорите, рядовой, – разрешил Велга.

– Зачем рисковать всем отрядом? Если у нас не выйдет с завалом, то мой «МГ» и автомат Петра задержат погоню, а возможно, и остановят ее. Если же мы удачно взорвем этот проход, то догоним вас, и все вообще будет прекрасно. – Он помолчал и упрямо добавил: – Я так думаю.

– А? – повернулся Александр к Дитцу.

– Солдат прав, – пожат плечами обер-лейтенант. – Тем более что в этом тоннеле мы не можем развернуться по всему фронту. Двоих вполне достаточно, чтобы сдержать хоть роту.

– Если это обычная стрелковая рота, – пробормотал про себя Велга.

– Что?

– Да так… не обращай внимания. Хорошо. Тогда мы отходим на два километра и ждем взрыва. Если после этого услышим стрельбу, значит, будем уходить дальше. Если нет – ждем вас. Такой вариант устраивает, господин рядовой?

– Вполне, – широко улыбнулся Майер и вскинул пальцы к виску. – Р-разрешите выполнять?

Восемь человек ушли во тьму, и Майер с Онищенко еще долго стояли на повороте тоннеля, вглядываясь в слабеющий отблеск фонарика и вслушиваясь в затихающие шаги своих товарищей. Наконец уже ничего нельзя было рассмотреть и ничего расслышать, кроме слабого журчания воды сзади: в этом месте подземный ручей уходил под монолитную скалу, и его дальнейшее течение было скрыто от людских глаз.

– Ну что, Петя, – хлопнул Майер по плечу Онищенко, – займемся делом?

– А то! – откликнулся он, и обоим показалось, что они поняли сказанное друг другом безо всякой переводной машинки.

Слабого света свечи оказалось вполне достаточно для привыкших к темноте глаз, чтобы заложить толовые шашки в две трещины, как можно выше и глубже, для чего более легкому Онищенко пришлось встать на широкие плечи немецкого пулеметчика. Потом они протянули бикфордов шнур за поворот и, погасив свечу, на ощупь двинулись обратно по течению ручья. Отсчитав триста шагов, остановились и сели.

Тьма и камень окружали их со всех сторон. Разговаривать было нельзя, да и как разговаривать, не зная языка друг друга, и солдаты обратились в слух и зрение, пытаясь уловить малейший шум или свет погони.

Время ползло.

Чертовски хотелось курить.

Петр Онищенко и сам не заметил, как его глаза закрылись… и вот он уже сидит на пологом левом бережку родной речки Жерев, что в Житомирской области. Желтоватая от прибрежного леса вода Жерева успокаивающе журчит, журчит… голова Петро клонится к рукам на коленях… В его руках удочка, за спиной – летний веселый лес, полный птичьего гомона, сладких запахов, грибов и ягод. Рыба не клюет. Петро вскидывает голову, обводит затуманенным взором обрывистый правый берег и ясно-синее небо с пушистыми облаками над ним. Голова его опять неумолимо клонится вниз… Что-то толкает в бок, и рядовой Онищенко распахивает глаза.

– Не спи, разведка! – шепчет смутно видимая фигура справа.

Странно… Слова явно не русские, но он их, кажется, понял. И он… Петр внимательно вгляделся в фигуру Майера. И он видит! Пусть нечетко, но различает и сидящего рядом немца (чудеса все-таки: он и мирный немец рядышком!), и каменный свод тоннеля над ним. Он видит свои руки, автомат «ППШ» на груди, две гранаты с длинными ручками на ремне Майера.

– Слухай, – говорит он тихо немцу, – я бачу! Я вижу! – И показывает рукой на свои глаза.

– Да, – отвечает тот шепотом, – я тоже. Зрение приспособилось.

Не все, конечно, но общий смысл сказанного они понимают.

– Boт так дела, – бормочет Майер. – Сам не заметил, как выучил русский.

Далеко-далеко слева мигнул, погас, опять мигнул и медленно разгорелся тусклый огонек. Оба бойца как по команде улеглись на животы, до рези в глазах всматриваясь в черную бесконечность каменного коридора.

Впрочем, бесконечность уже не была черной. Там, в глубине, огонек становился ярче и ярче, и уже было видно, что это не просто огонек, а луч мощного фонаря…

– Это они, – шевельнул вмиг пересохшими губами Майер. – Метров шестьсот ходу. Назад!

Опыт – великое дело.

Грохот и яростный свет раскололи подземную тьму и скалу вместе с тьмой.

Прикрыв руками головы, разведчики некоторое время лежа выжидали, а после осторожно двинулись в сторону завала – уж очень хотелось полюбоваться на дело рук своих, да и убедиться в том, что враг уничтожен или хотя бы отрезан, было необходимо.

Завал получился отменным. Уже метров за пятьдесят в воздухе чувствовалась толовая вонь, и пыль от взорванного камня лезла в нос и глотку.

Майер зажег свечу, и в желтоватом ее свете они с удовольствием оглядели великолепную кучу скальных обломков различной величины, засыпавших тоннель под самый потолок.

– Чистая работа! – восхитился немец.

– Да, – согласился Петр. – Мышь и та… Э! А цэ шо?!

Возле стены, подвернув под себя руки, ничком лежал человек.

Точнее, сварог.

Некоторое время разведчики молча разглядывали неподвижную фигуру в переливчатом комбинезоне и круглом чудном шлеме на голове. Наконец Майер передал свечу Онищенко, наклонился и одним ловким движением перевернул сварога на спину… Слабый свет упал на густые ресницы, чувственный рот и длинные черные пряди волос, выбивающихся из-под шлема. Правой рукой Майер подхватил оказавшийся под фигурой излучатель, а левой неуверенно дотронулся до нежной щеки сварога.

– Тю! – сказал стоящий над ним Онищенко. – Кажись, баба!

Далекий звук взрыва докатился до отряда именно в тот момент, когда они заметили впереди слабый намек на свет.

– Наши взорвали тоннель! – крикнул ефрейтор Карл Хейниц.

– Впереди выход!! – радостно завопил Валерка Стихарь.

Уже через пятнадцать минут солдаты стояли на неширокой каменной террасе и, прикрыв ладонями слезящиеся от яркого дневного света глаза, оглядывали окрестности.

Собственно, оглядывать особенно было нечего – тоннель выходил в глубокое и узкое горное ущелье. Терраса, на которой они сейчас находились, практически отвесно обрывалась вниз метров эдак на пятьдесят прямо в белую от пены реку, несущуюся по ущелью. Выше вздымались все те же отвесные скалы, и только полоса голубого неба над головами и солнце, как раз в этот час заглянувшее в ущелье, убеждали людей в том, что они выбрались-таки наружу из каменного чрева гор.

– Ни фига себе вышли. – Валерка Стихарь наклонился над обрывом и сплюнул в далекую реку. – Как же тут спуститься? Или подняться? – Он задрал вверх вихрастую голову, осматривая скалы.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Почему-то принято считать, что донжуанство – удел одних лишь мужчин. Соблазнять и добиваться, добива...
История Ромео и Джульетты, снова вернувшихся в этот мир, история, принесшая известность автору и ста...
Приключенческая повесть «Город Прокаженного короля» рассказывает о поисках несметных сокровищ, спрят...
«Сто лет назад или около на дороге из Пуща-Водицы в Киев умерла старуха. Баба Руденчиха совершенно н...
Человек слаб и одинок в этом мире. Судьба играет им, как поток – случайной щепкой. Порой нет уже ни ...