Что забыла Алиса Мориарти Лиана

– Мама! – повторила Элизабет. – Пожалуйста, постарайся понять. Что было после девяносто восьмого года, она не помнит.

– Ничего?

– Я не сомневаюсь, это скоро пройдет.

– Ну да! Да, конечно, совсем скоро!

Мать погрузилась в молчание и провела ногтем вокруг густо накрашенного рта.

Алиса старалась освоиться с этим новым для себя фактом: «Моя мать замужем за отцом моего мужа…»

Это было так же непреложно, как факты «у меня трое детей» и «мой муж, которого я просто обожаю, больше не живет с нами», но почему-то она забыла обо всем этом.

Это все было неправдой. Это был чудовищный, тщательно продуманный розыгрыш. Сон, на удивление схожий с правдой. Галлюцинация наяву. Кошмар без конца.

Роджер! Что случилось с ее ласковой, осторожной матерью, что она «влюбилась по уши» (и выражение-то не ее!) в какого-то там Роджера? Роджера, с этим ядреным запахом лосьона после бритья, голосом радиокомментатора и манерой говорить «я, типа, думаю…» и «как бы, может быть»? Роджер, который, поддав на семейной вечеринке, зажимал Алису в угол и душил монологами о себе самом и о безграничном восхищении исключительно сложным устройством своей личности. «Спортивного ли я сложения? Да, безусловно. Интеллектуал ли я? Ну, может быть, на доктора философских наук и не потяну. Но поставим вопрос по-другому: обладаю ли я интеллектом? И в таком случае ответ будет положительный: я получил свой диплом в школе настоящей жизни. Вы, Алиса, можете задаться вопросом, имею ли я понятие о духовной жизни. И я, типа, думаю, что ответ должен быть – да, само собой».

В таких случаях Алиса беспомощно кивала, стараясь не дышать, чтобы не задохнуться от запаха лосьона, пока не появлялся Ник и не уводил ее со словами: «Отец, я, типа, думаю, что даме пора и выпить».

А что же сам Ник? Что сказал бы он о таком повороте событий? Его с отцом связывали очень непонятные и сложные взаимоотношения. За глаза он безжалостно вышучивал его и почти с ненавистью рассказывал, как Роджер обращался с матерью, когда родители расходились. Но Алиса замечала, что в присутствии Роджера голос его звучал глубже, плечи расправлялись и он нередко заводил речь о крупной сделке, обсуждавшейся на работе, или о каком-нибудь своем достижении, совершенно неизвестном Алисе, как будто в глубине души жаждал отцовской похвалы, даже когда гневно, яростно отрицал это.

Алиса никак не могла представить, как бы он отреагировал на такую новость. Получается, что они с Ником породнились? Он стал ее сводным братом! Прежде всего в голову пришло, что они с Ником расхохотались бы из-за этого, точно два идиота, обратили бы все это в игру, весьма прозрачно намекали бы на инцест и воображали бы себя Грегом и Марсией Бреди из допотопного сериала. Но, может быть, это было бы вовсе не так уж забавно. Он мог выражать недовольство от имени своей матери, хотя она, кажется, обращалась с бывшим мужем как с ворчливым дальним родственником.

А «чекушки»? Да-да, чекушки… Чокнутые сестры Ника стали теперь ее сводными сестрами. Такую новость они ни в коем случае не могли принять спокойно; они вообще ничего спокойно не принимали – сразу бледнели, переставали разговаривать друг с другом, обижались на самые невинные замечания. Всегда то одна, то другая из-за чего-нибудь страшно переживала. До знакомства с семьей Ника Алиса даже не подозревала, насколько драматичной может быть семейная жизнь – со всеми этими несметными сестрами, свояченицами, друзьями, тетками, кузинами и кузенами и так далее и тому подобное. Ее собственная тихая, спокойная, миниатюрная семья по сравнению с этим котлом казалась затхлым, скучным болотом.

– Поэтому мы с Ником?.. – спросила Алиса. – Он обиделся потому, что его отец женился на маме?

– Вовсе нет! – К матери вернулась былая энергия. – Ваш развод – страшная загадка для нас всех, но мы с Роджером тут ни при чем! Роджер бы очень расстроился, если бы услышал, что ты об этом даже подумала! Само собой, у Роджера свои взгляды на этот развод…

– Мама с Роджером сошлись десять лет назад, – заговорила Элизабет. – Вы с Ником тогда над этим прикалывались, а «чекушки», само собой, бились в истерике, но со временем все устаканилось, и сейчас это уже абсолютно никого не волнует. Я тебе точно говорю, Алиса, – все, что, кажется, так шокирует, на самом деле не так уж и страшно. Когда память вернется, ты сама над собой посмеешься.

Алиса вовсе не желала возвращаться к той себе, которая не видела ничего шокирующего в разводе с Ником. Она не могла поверить, что мать говорит о разводе как о решенном деле. Даже не деле, а факте.

– Нет, я больше не развожусь, – возразила Алиса. – Нет никакого развода.

– Ах! – воскликнула мать и сложила руки, как для молитвы. – Ах, но это же чудесно…

– Мама, обещай, что ни слова не скажешь об этом ни Роджеру, ни вообще никому, – предостерегла Элизабет. – Она не понимает, что говорит.

– Нет, понимаю, – возразила Алиса. Она чувствовала себя как бы слегка навеселе. – Можешь хоть всему свету рассказывать. И Роджеру. И «чекушкам». И троим нашим детям. Никакого развода не будет. Мы с Ником придумаем, что делать.

– Чудесно! – вскричала Барб. – Я так рада!

– Ты так не скажешь, когда к тебе вернется память, – возразила Элизабет. – Сейчас дело решается в суде. У Джейн Тёрнер станет плохо с сердцем, если ты остановишь это дело.

– Джейн Тёрнер? – переспросила Алиса. – А Джейн Тёрнер тут каким боком?

– Она твой юрист.

– Юрист? Никакой она не юрист! – возразила Алиса и смутно вспомнила, как какой-то молодой человек на работе, отчаявшись переспорить Джейн, сказал: «Вам бы юристом работать», а она заявила: «Да, я тоже так думаю».

– Она уже давно окончила юридический факультет и теперь специализируется на разводах, – сказала Элизабет. – Вот она тебе и помогает… развестись с Ником.

Смехотворно! Глупо! Джейн Тёрнер помогает ей развестись с Ником. «Эта маленькая Джейн далеко пойдет», – заметил как-то Ник, и Алиса согласилась. Как могла Джейн Тёрнер так втереться в их жизнь?

– А сейчас вы с Ником стараетесь насолить друг другу из-за опекунства, – продолжала Элизабет. – Это очень серьезно.

Насолить… Алиса представила себе, как они с Ником кидаются ложками с солью друг в друга, смеются, вскрикивают, стряхивают ее с себя.

Но в жизни это, наверное, было вовсе не так уж смешно.

– Ладно, с этим тоже покончено, – твердо произнесла Алиса.

С какой это радости она должна хотеть опеки над тремя детьми, которых даже ни разу в жизни не видела! Она-то хотела Ника.

– Не нужно нам солить друг другу, потому что мы не расходимся, и точка.

– Ура! – вскричала мать. – Я так рада, что ты потеряла память! Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Тут проблема только одна, правда? – вставила Элизабет.

– И какая же?

– Да такая, что Ник память не потерял.

10

– Ник? – сказала Алиса.

– Извините, дорогая, это снова я, – ответила медсестра.

Каждый час ее будили, чтобы проверить, посветить фонариком в зрачки и снова и снова задать все те же вопросы.

– Алиса Мэри Лав. Больница Роял-Норт-Шор. Травма головы, – негромко говорила Алиса.

– Отлично. – Медсестра кашлянула. – Извините за беспокойство. Спите, пожалуйста.

Алиса засыпала и видела во сне новых медсестер, которые приходят ее будить.

– Просыпайтесь! Пора на урок сальсы, – говорила одна, в огромной шляпе, которая на самом деле была пирожным профитролем.

– Мне снилось, что мы расходимся, – во сне говорила Алиса Нику, – что у нас трое детей, что мама вышла замуж за твоего отца и что Элизабет очень грустила.

– Какая мне, на хрен, разница? – отвечал Ник.

Алиса охнула и принялась сосать большой палец. Ник убрал с шеи кружок красного конфетти и показал ей.

– Шучу я, шучу! – сказал он.

– Ник… – недоуменно произнесла Алиса.

– Я тебя больше не люблю, потому что ты так и сосешь палец.

– Не сосу! – произнесла Алиса, чуть не умирая со стыда.

– Как вас зовут? – крикнула медсестра, но это была другая, ненастоящая, потому что она подплывала по воздуху, держа в руке связку розовых шариков. Алиса не замечала ее. – Это снова я, – сказала медсестра.

– Ник! – позвала Алиса. – У меня голова болит. Так сильно…

– Это не Ник. Это Сара.

– Вы не настоящая медсестра. Вы мне снитесь…

– Нет, я настоящая. Пожалуйста, откройте глаза и скажите, как вас зовут.

Домашняя работа, выполненная Элизабет для доктора Ходжеса

Здравствуйте, доктор Ходжес, это снова я. Сейчас половина четвертого утра, заснуть совершенно невозможно и кажется, что только другие могут тратить время на такую глупость. Я проснулась с мыслями об Алисе, о том, как она сказала мне: «Ты просто отличная старшая сестра».

Не отличная. Вовсе не отличная.

Мы неравнодушны друг к другу – это само собой. Нет, не так. Мы никогда не забывали поздравить друг друга с днем рождения. Мы даже как бы соревновались, чей подарок лучше, как будто между нами шла борьба за роль более щедрой, более заботливой сестры. Мы часто видимся и всегда находим над чем посмеяться. Мы точно такие же, как и миллионы других сестер. Поэтому я даже точно не знаю, о чем говорю. Наверное, вот о чем: это не совсем так, как в молодости. Но такова жизнь, не правда ли, доктор Ходжес? Отношения меняются. И время тут ни при чем. Спросите Алису! Она так вжилась в роль вечно занятой мамаши из Норт-Шор, будто это какая-нибудь религия.

Может, мне нужно было усилить бдительность? Наверное, как старшая сестра, я была обязана удержать нас на одном пути.

Но последние семь лет я сама продержалась только потому, что сильнее и сильнее затягивала себя, вроде как пакет затягивают бечевкой. И теперь я затянута так сильно, что если и говорю о чем-нибудь, кроме того, как правильно составлять письма прямой рассылки, то чувствую, будто меня что-то душит, будто даже рот у меня не открывается так, как положено для хорошей, непринужденной беседы.

Причина тут одна – гнев. Он никогда не утихает, и порой я даже не осознаю его. Если я нечаянно раню себя, роняю тарелку черники, да так, что она раскатывается по всей кухне, я буквально вскипаю, как молоко. Слышали бы вы, как я вопила, когда вчера стукнулась лбом об открытую дверцу шкафа, пока вынимала тарелки из посудомоечной машины! Я сидела на полу, прислонившись спиной к холодильнику, и рыдала минут двадцать. Стыд и срам!

До того как Алиса с Ником разбежались, при разговорах с ней на языке у меня, бывало, вертелись непозволительные слова вроде: «Ты думаешь, что весь мир вращается вокруг тебя, твоего превосходного маленького семейства и твоей превосходной маленькой жизни, и самый сложный жизненный выбор для тебя – это цвет подушек для твоей новой софы за десять тысяч долларов!»

Мне очень хочется записать все эти мелочи – так они противны и даже неправдоподобны. Я о них вообще никогда не думаю, но могла бы о них говорить, в этом случае мы обе точно этого не забыли бы. Поэтому безопаснее было молчать и притворяться. Она знала, что я притворяюсь, и притворялась тоже, и потом, мы забыли, как быть настоящими наедине друг с другом.

Вот почему, когда она позвонила мне и сказала, что Ник уехал, для меня это прозвучало так, будто кто-то умер. Мне и в голову не приходило, я даже не могла подумать, что у них могут быть проблемы. Это неопровержимо доказывало, что секретами мы больше не делимся. Мне следовало бы знать, что творится у нее в жизни. Она могла бы попросить у меня мудрого сестринского совета. Но она не стала этого делать. Значит, она подвела меня так же, как я ее.

И вот почему, когда я узнала эту новость о Джине, то не могла сообразить, как поступить правильно. Позвонить Алисе? Или поехать прямо так, без звонка? Или все же сначала позвонить и спросить? Я не могла предугадать, чего захочет Алиса. Я переживала из-за того, как вести себя, словно речь шла о малознакомой мне женщине. И само собой, нужно было наплевать на все и кинуться прямо к ней. Что же со мной произошло, что я вообще задумалась об этом?

Когда мы выходили из больницы, мать сказала мне робким, совершенно не своим голосом: «По-моему, она и о Джине ничего не помнит?» И я ответила: «По-моему, да». Обе мы не знали, что об этом сказать.

Как найти, с чего все началось, и размотать весь этот клубок? Разобраться в хитросплетениях телефонных звонков, рождественских вечеров, детских праздников, вернуться к самому началу, когда мы были всего лишь Алисой и Либби Джонс? Вы знаете как, доктор Ходжес?

Ну ладно… Может быть, попробую заснуть.

Нет, не получается. Не могу даже изобразить зевок.

Завтра я забираю Алису из больницы и везу домой. Мне сказали, ее выпишут около десяти утра. Кажется, она приняла как само собой разумеющееся, что это сделаю именно я. Будь она такой же, как раньше, то ни за что не стала бы на меня полагаться. Она принимает услуги только от мамаш, с которыми вместе водит детей в школу, потому что на них можно ответить массовым собранием чужих детей у себя дома.

Страницы: «« 123456

Читать бесплатно другие книги:

В книгу вошли два знаменитых романа А. С. Пушкина – «Дубровский» и «Капитанская дочка».Для старшего ...
Гражданская война стала естественным продолжением и неразрывной частью Русской революции, поэтому в ...
В этом сборнике представлены лучшие юмористические рассказы Михаила Зощенко: «Аристократка», «На жив...
В душе и памяти русского народа Русско-японская война (1904–1905) оставила очень глубокий след. По с...
Этот текст – сокращенная версия книги Джулиан Трежер «Выступление в стиле TED. Говорю. Слушаю. Слышу...
Это интегрированное занятие, которое подходит для детей 3 - 7 лет. Все подробно расписано. Для прове...