Америго Мифо Арт

– За что? – удивился Уильям.

– Это не тебе, – рассмеялась Элли. – Ты еще получишь.

– А зачем мы его преследовали? – спросил Уильям.

– Просто так, – ответила девочка. – Идем!

Но даже такая неутомимая егоза, как Элли, не могла носиться по Лесу весь день напролет. И потому, едва только она выкарабкалась обратно на бугор, над которым склонялась полная крона лесной липы, она уселась прямо там, в сплошной тени листвы, и тут же вытянула ослабшие ножки. Уильям неуклюже, то и дело соскальзывая и возя белыми рукавами по рыхлой бурой земле, поднялся к ней. Теперь она опять молчала, но Уильям решил ни о чем ее не спрашивать, – и тогда она смешно завалилась на бок, как барсук в своем глубоком убежище, и так же сладко уснула, забыв о мальчике с незнакомой палубы; но он вовсе на нее не обиделся.

Охраняя покой девочки, Уильям просидел под сенью липы несколько часов. В конце концов он сам нечаянно прикорнул – и проснулся, когда принцесса уже деловито сновала в желто-красном полумраке кругом бугров. Разглядев Уильяма, она взобралась наверх, почему-то прижимая руки к груди, и устроилась возле него.

– Смотри, что у меня есть, – похвасталась она и протянула ему целую пригоршню сушеных черных ягод.

– Что это? – спросил он.

– Бузина. Здесь неподалеку есть норка, как у барсука. В ней никто не живет, и я складываю там ягоды. Это называется тайник!

Уильям взял одну ягоду и сунул в рот.

– Почему они такие жесткие?

– Они лежали зимой и весной, – пояснила Элли. – Тебе не нравится?

– Они странные, – промычал Уильям, высунув язык. – Э-э-э…

Вдруг он начал плеваться во все стороны и схватился за горло. Рот наполнился немыслимой горечью, а тошнить стало так сильно, что он нагнулся к земле и выдал зловещее «О-о-о!», высвобождая все то, что было съедено утром дома. Элли смотрела на это круглыми от удивления глазами, а потом разроняла свою пригоршню и заплакала.

– Я думала, это хорошая бузина! – оправдывалась она сквозь слезы.

Уильям еще раз сплюнул, ему полегчало, и он с отвращением глянул на землю.

– Элли, не плачь! – серьезно сказал он. – У тебя есть вода?

– Вода? Тут недалеко ручей…

– Ручей? – переспросил Уильям.

Впрочем, должен ли он был так удивляться? Разве на острове не было множества ручьев – широких, полноводных, живых?

– Да, он приходит каждую весну, – всхлипывая, еле слышно пролепетала девочка. – Идем.

Она отвела его к истоку, скрытому в кольце из больших камней, поблизости от барсучьей норы. Там Уильям вдоволь напился чистой воды. А Элли, отвернувшись от него, продолжала хныкать. Вся живость в ней впервые иссякла.

– Я найду хорошую ягоду… – шептала она.

– Мы найдем вместе, – утешил ее Уильям. – Не плачь, мне уже совсем не так плохо. Нет, даже лучше прежнего!

– Врун, – проворчала она.

– Нет, теперь правда, – весело сказал он и взял ее за руку. – И еще мне теперь будет что сказать маме, если я опять опоздаю. Скажу, что у меня заболел живот и я не мог выйти на берег. Как по-твоему, я хорошо придумал?

Элли, успокоившись, кивнула.

– Ты уйдешь прямо сейчас?

– Надо вернуться до заката, – ответил он. – А солнце уже совсем заходит.

И тогда принцесса приободрилась и утерла слезы.

– Вот и нет, – хитро сказала она.

– Как? – удивился Уильям.

Она засмеялась и ответила:

– Я и сама не знаю, честно-честно!

Прежде чем расстаться, они ненадолго сели возле своего дуба.

– А у меня скоро день рождения, – не без гордости сообщил ей Уильям, и не без сожаления – в глубине души.

– Здорово! – вновь оживилась Элли. – А что это за день рождения?

Уильям замялся.

– По-настоящему был только один такой день, а это… В общем, раз в год я становлюсь умнее, или взрослее, или что-то вроде того. Наверно, одно из двух – взрослее или умнее. Я не помню точно.

Элли как-то неловко опустила каштановую голову.

– Я бы очень хотел тебя позвать, все теперь кого-нибудь зовут к себе на день рождения. Сплочение, как мама говорит, и все такое прочее. Но ты же не хочешь, чтобы о тебе узнали…

Элли вскинула глаза.

– Да, и если бы хотела, то все равно не пришла, – гордо сказала она. – Мне не место среди них. Да и, по-моему, это совсем не весело.

– Откуда же ты знаешь? – рассмеялся Уильям. – Я тебе только что про него рассказал!

– Я так думаю, – ответила девочка. – И ты сказал – раз в год. Что это значит? Объясни!

– Раз – это когда что-нибудь случается. Я нашел тебя раньше – это был раз. Сегодня – еще раз. Вместе два раза… два дня. Все-таки тебе надо выучиться считать. А год – это тоже раз, только очень медленный. Год… – Уильям умолк на секунду, но все же нашелся: – Зима, весна, лето, осень… Вместе – год. Мой день рождения – семь годов… лет. В этом году.

– Поняла! – с жаром кивнула Элли. – Значит, год – это много дней! И ты хорошо помнишь этот… раз в год?

Мальчик задумался.

– Не очень, – наконец признался он. – Но если бы ты пришла, я бы запомнил.

– Я бы не пришла. Нет, – лукаво улыбнулась девочка, – не надейся!

– Жаль. Сегодня же последний день, – так удрученно отозвался Уильям, что и у самой Элли мигом испортилось настроение.

– А когда будет еще… раз? Когда ты придешь? – с новой тоской в голосе спросила она.

– В июле, через шестьдесят шесть дней, – уже радостно ответил Уильям. Радовался он тому, что не зря считал дни до выхода в Парк, помечая их карандашом на форзаце книги (чтобы эти пометки не затерялись среди других его рисунков). Элли такой ответ, напротив, огорчил еще больше.

– Шесть-де-сят шесть, – по слогам повторила она. – Это много? Надеюсь, не год?

– Когда чего-то ждешь, много, – кивнул мальчик. – Но не год, гораздо меньше. И я стараюсь не ждать. Ты тоже попробуй. Попробуй сделать что-то другое. Тут, в Лесу, столько всего можно найти!

– Обязательно, – пообещала ему Элли. Подумав, она спросила: – А ты что делаешь? Ну, как ты сказал, что-то другое?

У Уильяма, конечно, и тут был готов ответ.

– Я читаю книги, – сказал он. – Про Америго. Ты, наверно, думаешь, все это выдумки… Но выдумки в книгах куда интереснее, чем выдумки учителя.

Элли опять задумалась и невзначай подергала прядь волос на виске.

– Может быть, ты покажешь мне одну из них? – полюбопытствовала она, чуточку развеселившись.

– А ты умеешь читать? – поразился мальчик.

Конечно, Элли не умела читать. Но она дала ему слово, что научится. Вернее, он дал ей слово, что научит ее… в следующий раз.

Во время Праздника Америго, который, как вещал в своей речи учитель, продолжался двенадцать дней (начинаясь, согласно новому Своду законов, со второго понедельника мая), властители не только не прекращали наведываться в апартамент № … – они приходили и в воскресенье, и нередко вдвоем или даже втроем; видно, Господа полагали, что в эти дни хозяйка, не участвующая в параде, занимается стряпней дольше обычного. Действительно, Мадлен не отходила от плиты все утро, стараясь как следует угодить домашним. В три или четыре часа пополудни она швыряла зеленый передник на большую кровать и звала Уильяма и Рональда. Те под страхом лишения сладостей и размышления напяливали торжественные костюмы (целый год спрятанные за резными дверями шкафа), – и вся семья отправлялась на 3-ю Южную улицу, которая встречала к этому часу шествие почтенных ряженых.

В честь обитателей острова, готовых принять гостей в любую минуту, на Корабле проводился большой парад костюмов и масок. Герр и фрау Левские и их приемный сын присоединялись к длинному ряду зрителей, оттесненных процессией к витринам собственнической улицы. Родители, как все, начинали махать руками, непринужденно, громко восхвалять милость Создателей и вообще выражать восторг. Уильяма удивляло то, как они менялись в лучшую сторону. Мама, наряженная в кукольное зеленое платье с прозрачной пелериной на королевских плечах и слоистой юбкой, легко вьющейся над коленями, становилась еще красивее и будто бы даже еще нежнее на ощупь; недавно угрюмый отец не переставал улыбаться и иногда возбужденно подскакивал на месте – чтобы рассмотреть всю разноцветную процессию, не упустив ни одного яркого костюма. Многие ряженые держали над головой не менее яркие плакаты. Многие несли сувениры – разные покупные безделушки, символически напоминающие о Создателях. Зрители бросали им под ноги искусственные цветы, а из окон летели бумажные ленты и высыпались всякие дешевые сладости. Палубы не видели столько праздных красок ни в одно другое время, и это потрясало всех без исключения. У Уильяма все потрясения обыкновенно происходили в голове – от беспорядочного гула оконных стекол и несмолкаемых воплей взрослых, и спасения от них он искал у любимой матери: то в животе ее, то в спине, то в боку, описывая на ней круг за кругом.

Праздник запоминался пассажирам, помимо прочего, церемониями бракосочетания. Получив в одном из Отделов Ратуши вожделенную бумагу, молодожены, сопровождаемые родственниками и друзьями, выходили к борту и кланялись огромному небу, которое видели прямо перед собой; благодарность от них принимали сами Создатели. Они складывали друг на друга четыре ладони, приспускали их к палубе, – а потом, ликуя, поднимали в воздух маленький Корабль брака. Позади них все те, кто не решался подойти ближе к фальшборту, шумно превозносили мудрость и милосердие творцов. Когда завершали благодарности, толпа уходила смотреть на парадное шествие, а новоявленные супруги, если позволяло их общественное положение, отправлялись на званый обед к какому-нибудь властителю или собственнику.

Пока взрослые потешались, дети (кому не посчастливилось провести эти дни в Парке Америго) оставались в недоумении. Они еще не понимали, зачем нужны такие громкие празднества, хотя и завидовали радости родителей. Они подолгу глазели на полки магазинов, заставленные красочными сувенирами, и частенько получали такие подарки, которые несколько оправдывали весь шум и растрату сладкого. Они были не прочь примерить всякие забавные костюмы, но, увы, в параде разрешалось участвовать только взрослым, и только в Праздник Америго – предназначенный для праздностей, от которых родители ревностно отучали детей весь год.

В этом году Уильяму удалось схитрить. Случай с ядовитой бузиной помог ему избежать толкотни на параде: он сказал матери о странной ягоде, которую съел, и легкой боли в животе. Он не солгал: порой он и впрямь чувствовал себя нехорошо, особенно когда выходил в Школу до праздников. На этот раз к доктору решили не обращаться, но мальчику было позволено сидеть дома весь день; нарядный белый костюмчик для парада остался висеть в старом резном шкафу.

В день своего рождения Уильям получил от отца и матери сразу два подарка. Мадлен заказала для него в ателье при «Зайденкляйд» мягкую зеленую подушку. На этой подушке ничего не было вышито, но на красивом покрывале она напоминала пологий холм – или даже пригорок! Уильям одобрил такое сходство. А отец преподнес ему новый набор цветных карандашей! В этом не было ничего удивительного: через некоторое время такой набор должен был понадобиться для занятий в Школе. Но Уильям хитро улыбался, зная, что найдет этим карандашам применение куда интереснее.

И он нашел: до самой середины июля, пока на палубе не сделалось совсем душно и у фонарей на большой площади не начали снова расти короткие тени, он рисовал. Рисовал прекрасную Лену – в парадном наряде с короной на голове. Рисовал высокую башню Ратуши, кондитерскую со всеми сластями, старинные статуи, хладорожденного волшебника Криониса, ледяную женщину в песках, рыжеволосую фею Сору, древнего мудреца-гиганта и других персонажей книг, подземную пещеру из хрусталя, заснеженные горы… и, конечно, Парк и Элли. В наборе, правда, не было подходящего цвета для платья девочки, только чересчур светлый голубой и чересчур темный синий карандаши. Уильям накладывал один цвет на другой и все же добивался некой похожести. Он хотел еще изобразить ее лицо на весь лист, но никак не получались ее глаза – то, как они блестели на свету, просачивавшемся сквозь листву деревьев, как тускнели в огорчении, как посверкивали в недовольстве, на рисунках не умещалось. Мальчик сметал свои попытки канцелярской резинкой, иногда брался за все сначала, и странные безглазые портреты копились в деревянном ящике под кроватью. Когда это наскучивало, он рисовал цветы, деревья и животных Леса, с которыми ему довелось повстречаться за два дня и одну ночь пребывания в нем.

Он не забыл и о своем обещании. Ему до щекотки в ушах было интересно, что скажет о его книгах Элли, когда научится читать. О том, чтобы утянуть в Парк Америго сразу все книги, не могло быть и речи, – их ведь было много, и они хранились не в ящике, а на полке, на виду у родителей, – но Уильям решил, что если будет брать по одной или по две, то никто не заметит. Надо было только возвращать книгу на место к ее товаркам до воскресенья, когда мама по обыкновению протирала их от пыли.

Больших книжек с фигурками из цветного картона у него уже давно не было (родители раздарили их знакомым семьям), и тогда он выбрал такую, в которой было больше всего иллюстраций и самый крупный шрифт. Вечером перед долгожданным первым днем последнего в учебном году выхода в Парк он спрятал ее под новой подушкой, а наутро тайком сунул за пазуху (благо книжка была тонкая и в податливой мягкой обложке) и с успехом пронес ее в Лес – мимо строгого взгляда учителя и насмешливых глаз других детей.

Элли сидела на высоком суку старого дуба и бесстрашно раскачивала босыми ногами, пожевывая какой-то крохотный листик. Увидав зоркими глазами приближающегося мальчишку, она тут же соскочила на землю, перекатилась как ежик и уставилась вверх на крону дерева так, будто видела ее впервые.

– Я теперь понимаю, для чего считать, – мрачно сказала она, когда Уильям подошел вплотную. – Я все думала про шестьдесят шесть. Теперь я знаю, что это – шестьдесят шесть. Лучше бы мне не знать!

– Значит, ты все время ждала, – покачал головой Уильям. – А я думал, ты будешь чем-нибудь занята в Лесу.

Но Элли не обратила на эти слова внимания. Она быстро повернулась и дернула его за нос, отчего он попятился. Девочка засмеялась.

– Уильям! – радостно сказала она. – Ты такой Уильям! Как твой день рожденья? – Она уже запрыгала вокруг него, сгорая от любопытства.

– Хорошо, – кивнул мальчик. – Это был хороший раз в год.

– А ты стал взрослее? или умнее? взрослее? или умнее? – заладила она, игриво прищуривая то один, то другой зеленый глаз.

– Не знаю, – признался Уильям. – Наверно, стал умнее. Хотя повзрослеть мне тоже хочется.

Элли перестала скакать и ошарашенно поглядела на него.

– Взрослым? Ты хочешь стать взрослым? – прошептала она.

– Ну а что? – ответил ничего не подозревающий мальчик. – Вдруг это здорово! Можно брать по пять кусков пирога, покупать новые книги, читать газету и пить размышление. Еще, – задумался он, – можно пойти в Кораблеатр, хотя я даже не знаю, что это такое… А взрослые знают столько всего!

– И про меня знают, да? – уточнила Элли. – И про Лес?

Уильям немного смутился.

– Если ты станешь взрослым, – продолжала она, – ты станешь одним из них. И никогда меня не увидишь.

– Но…

– Не увидишь! Не догонишь – не увидишь! – внезапно взвизгнула она и обратилась в бегство.

– Элли, ты что! – завопил мальчик.

Но что делать! – он выронил свою книжку и побежал за ней. Похоже, Элли всерьез решила от него удрать: если раньше она и оборачивалась, и останавливалась, чтобы над ним посмеяться, и давала поймать себя за руку, то теперь, легкая, шустрая, стремительная как птица, не теряла ни секунды! А Уильям пытался смотреть под ноги, но и упустить ее вовсе не хотел и только прибавлял ходу. Большие поваленные стволы и крутые камни он мог преодолеть так или иначе, но первая же мелкая ловушка, подставившись ему упругим кривым корнем, бросила его на землю ничком; он ударился носом и разрыдался. Книжные принцессы отвергали поклонников, уступавших другим в силе и ловкости, находчивости и упорстве, и в конце концов выбирали тех, кто был хитер и умел, вынослив, непоколебим, достоин сразиться с любым зверем, любым злодеем – и даже с самой судьбой… Он вспоминал эти истории одну за другой, понимал, что заканчивались все они одинаково, и слезы лились, лились, лились, и он выл, оплакивая пропажу принцессы с изумрудными глазами, и под носом, по губам стекали кровавые струйки. А глаза вскоре появились прямо над ним. Сперва они удивленно и растерянно его разглядывали, потом бледная рука робко притронулась к затылку.

– Ну что ты, это ведь понарошку… про догонишь. Вставай!

Элли была очень странная принцесса.

Кровь ей была не так страшна, как рвотная масса, и удивляться тут было нечему: ей самой, видно, никакая рана не делала большого вреда. Во всяком случае, она очень быстро отыскала траву тысячелистника и запихала в обе ноздри Уильяма по горсточке белых цветков. Затем она заставила его съесть с десяток крошечных оранжевых ягод из ближайшего своего тайника.

– Облепиха, – пояснила она. – Не бойся, эту я уже ела сама. Ту бузину я просто не пробовала.

Когда кровь остановилась, Уильям успокоился и вспомнил про книгу, и тогда они вернулись к своему большому дубу. Элли с недоверием глянула на зверька, намалеванного на видавшей виды обложке, – у него была круглая рыжая голова со вздернутыми рыжими ушами, черные лапы и пушистый, слегка выгоревший рыжий хвост.

– Что здесь читать? – осведомилась она.

– Здесь написано: «Приключения лиса Людвига в большом лесу острова Америго и на дворе у людей», – объяснил мальчик.

– Значит, там тоже есть Лес и лисы? – Элли широко раскрыла глаза.

– Ага, ага! – радостно подхватил Уильям. – Я говорил, что эти выдумки интересные!

– Поглядим еще, – ворчливо отозвалась Элли.

Они расположились под дубом. Уильям открыл книгу, нерешительно посмотрел на девочку с пытливыми изумрудами и взялся за чтение. Книжка была и вправду не из скучных, но Уильям, как вскоре выяснилось, умел читать вслух не намного лучше матери. Он не привык делиться книжными историями и поэтому то и дело уплывал в собственные мысли, голос его становился медленнее и тише или совсем прерывался. Элли морщила курносый нос и вовсю сверкала глазами.

– Хватит! – крикнула она прямо ему в ухо. – Ты обещал, что я буду читать, а не засыпать. Это я и без тебя хорошо умею.

– Как же мне быть? – всполошился Уильям.

Элли подумала.

– Оставь ее здесь, в дупле, и пойдем пока искать ягоду!

– Какую ягоду?

– Бузину, конечно!

Оказалось, что в дупле старого дуба Элли устроила свой самый большой тайник – там на выстланном лопухами дне громоздились целые горки лесных орехов и сушеных грибов. Уильям понял, что это и есть ее пропитание, и спросил названия этих вкусностей, чтобы сравнить их с книжными. Элли вместо ответа разгрызла острыми зубами скорлупу нескольких орехов и предложила их ему.

– Когда придет осень, я снова буду собирать их про запас, – весело сказала она, – и ты, Уильям, поможешь мне!

На сей раз Уильям провел все двенадцать дней в Лесу, никто – и прежде всего он сам – не мешал ему видеться с Элли. Все это время он действительно пытался научить ее читать.

Поначалу он хотел вызубрить с ней буквы и буквосочетания, но она не могла или не хотела запомнить их все и вечно путалась в слогах и закорючках, превращающих одну букву в другую. В конце концов он плюнул и предложил ей запоминать написания слов целиком. И тут она уже, как бы это ни было удивительно, начала схватывать прямо-таки на лету и скоро могла читать предложения, и не по слогам, как другие дети, а, наоборот, быстро и без остановок, не замечая пробелов и знаков препинания. При этом она совершенно понимала написанное, но Уильям все-таки заставил ее выучить, что значат точки и запятые.

– Зачем? – недоумевала она.

– Ты ведь, когда разговариваешь со мной, не сливаешь все слова в одно, – назидательно отвечал ей Уильям.

– А с книгой я говорю не так, как с тобой!

Она пожимала плечами, но знаки препинания все же учила и отвечала их Уильяму, перед тем как они отправлялись на лесную слежку. Он задавал ей прочесть какое-нибудь предложение, отметив голосом запятую или восклицательный знак. Когда лисенок Людвиг в поисках еды набрел на фермерский двор и впервые встретил настоящего человека, тот крикнул очень страшным голосом; ну а Элли на его месте, как обычно, задорно взвизгнула.

– Да разве человек с такой бородой станет кричать таким тонким голосом? – захохотал мальчик.

– Твой, может, и не станет, – обиженно ответила девочка, – а мой так и закричал. Кстати, что это такое – борода?

Начитавшись, они прятали книгу обратно в дупло и уходили искать ягоды – бузину, чернику и землянику. Им даже случалось находить всякие новые ягодки – яркие, крупные, привлекательные. Элли пробовала их первой.

Во втором году детей перестали отпускать домой по утрам в те будние дни, когда в Парке занимались другие ученики. Взамен этого их отводили заниматься в новую аудиторию – где точь-в-точь счастьем и взаимной теплотой людей и животных был расписан высокий свод и стояли такие же статуи из папье-маше. Эта аудитория была наполнена, помимо скамей, столами для письма и чтения, на которых можно было держать рисовальные принадлежности. Рисовали, конечно, Создателей, берега вожделенного острова, его великолепные страны и их многочисленных жителей.

Спустя некоторое время ученики знакомились еще с одной комнатой – сравнительно небольшой, с обыкновенным, сравнительно низким потолком. Она называлась «Научные Издания»: в ее шкафах жили разные школьные книжки. Под присмотром учителя ученики получали у хранителя этой комнаты увесистые Книги Заветов. Детские издания несколько отличались от взрослых – в них были прекрасные цветные иллюстрации и легко читаемый текст.

Осенью, когда Парк Америго окрашивался в новые краски, Создатели разбавляли тепло щадящей прохладой и короткими грозовыми ливнями.

Элли не боялась дождя. Ей, напротив, ужасно нравилось выскакивать на пригорок как раз в ту минуту, когда надрывались темные облака, подсвеченные разрядами молний и рассеянными лучами; она заливисто укала от восторга, набирала воду в ладони и с удовольствием промокала до нитки. Смело разглядывала тяжелое небо – и улыбалась грому, как старинному приятелю. Уильям долго прятался под деревьями, но потом ему наскучило зябнуть в одиночестве, и он присоединился к принцессе. И, пока он слышал ее смех, ему самому ничего не было страшно! Скоро возвращалось солнце, пахучие, снова цветшие ирисы жизнерадостно поднимали свои вислоухие синие головы, и Элли звала его собирать созревшие орехи.

– Ты же не умеешь лазить по деревьям, верно? – с подозрением спросила она, когда они в первый раз отыскали большую лещину.

– Не очень, – ответил Уильям.

– Тогда лови, – велела Элли и в мгновение ока вскарабкалась на одну из самых высоких веток. Ее платье будто бы немного укоротилось, чтобы не цеплять за сучки на стволе. «Чудеса!» – подумал Уильям и получил орешком точно в лоб, а сверху послышался довольный хохоток.

– Складывай их в кучу! – крикнула Элли. – Мы отнесем их в дупло… или поищем пустую норку!

– А чего еще можно запасти? – спросил Уильям, задрав голову. Элли швырнула вниз новую горсть орехов и освободившейся рукой почесала нос.

– Семена сосновых шишек. За ними надо идти далеко… Мы пойдем?

Они договорились, что мальчик будет помогать ей собирать запасы каждый год.