Сталин и Дальний Восток Мозохин Олег

Библиотека крайкома засорена контрреволюционной троцкистской литературой.

Лично проверяя весь состав аппарата Хабаровского горкома и всех райкомов города, партийное хозяйство которых крайне запущено, выявлено и снято свыше 40 чел. ответственных и технических работников, недостойных работать в партаппарате. Среди них: эстонцы, поляки, латыши, харбинцы, колчаковцы.

Занимаемся подбором работников в аппарат крайком. После городской конференции приступило к работе бюро Хабаровского горкома в новом составе. На днях заканчиваем формирование аппарата горкома.

В аппарате Хабаровского обкома снято 5 ответработников. Арестованы заговорщики: председатель Хабаровского облисполкома Вьяшков, зав. ОблЗУ Евдокимов, зав. Облвнуторгом Сенюшкин. Арестован секретарь Сахалинского обкома Беспалько. Снят с работы секретарь Сучанского горкома (Приморская область) Никитин. Снят ряд ответственных и технических работников Уссурийского обкома и Ворошиловского горкома. Засорен партаппарат и редакция газеты Еврейской Автономной области правыми, бундовцами, сионистами, которые в количестве 10-ти чел. также сняли с работы. Проводим проверку партаппарата Дальневосточной ж. д.

Тов. Сталин! Обращает на себя внимание положение в партаппарате Тихоокеанского флота, засоренность его иностранцами: латышами, эстонцами и т. д. Об этом я говорил с членами Военного совета флота, обращал их внимание на необходимость немедленной тщательной проверки штаба и политуправления. Прошу ЦК дать указание о производстве очистки командно-политического аппарата Тихоокеанского флота.

За эти дни провели совещание секретарей парткомов и парторгов первичных парторганизаций г. Хабаровска по вопросу улучшения партработы в организации и укрепления партаппаратов. Провели городское собрание партактива с участием актива строителей по вопросу жилищно-коммунального строительства.

Провели совещание заведующих отделами крайисполкома и руководителей краевых промышленных и торгово-кооперативных организаций с участием секретарей парткомов и парторгов этих учреждений по вопросу о немедленной ликвидации разболтанности краевого советского аппарата, разительного улучшения работы. Работу по очистке партаппарата продолжаем, о нем буду регулярно информировать ЦК»[65].

Сталин, в свою очередь, попросил Соболева:

«ПЕРВОЕ. Сообщите коротко, в каком положении застали организацию и что думаете сделать для улучшения дела.

ВТОРОЕ. Какие меры думаете предпринять, чтобы овощи, картофель производились у вас на месте в достаточном количестве, так как, как вам известно, завоз овощей, картофеля в ваш край не будет больше производиться с 1939 г.»[66].

В ответ Соболев доложил, что, после того как он приступил к исполнению обязанностей секретаря Далькрайкома ВКП(б), в организации числилось членов ВКП(б) 17 820 чел., кандидатов 6109 чел. За период с 1 июля 1937 г. по 1 июня 1938 г. краевая парторганизация уменьшилась на 3467 чел. Было принято на учет горкомов и райкомов в течение года 10 839 чел. и снято с учета 14 255 чел. В организации отмечалась большая текучесть и слабый рост (с начала возобновления приема в партию было принято по краю 982 чел.). Ряд первичных организаций оказались потерянными, из руководящих работников никто не смог объяснить, куда делись эти организации. Было установлено, что ряд первичных организаций распался.

В результате очистительной работы из аппарата крайкома ВКП(б) было удалено и передано органам НКВД 25 ответственных работников. Соболев также писал, что ему стало ясно «сопротивление и визг работников аппарата, которые были оказаны мне при приеме дел от Стацевича, – аппарат находился в руках врагов». А. М. Анисимов показал, что вражеская работа проводилась им вместе со Стацевичем и другими заговорщиками, орудовавшими в аппарате крайкома.

Отчитался Соболев и по обкомам ВКП(б). Из них наиболее засоренным оказался Приморский. Были сняты и переданы органам НКВД секретарь обкома Н. П. Коротков, зам. зав. ОРПО М. И. Мохов, зав. Культпропом А. В. Коршков, зав. отделом школ и науки К. Т. Галкин, И. В. Колин – третий секретарь Владивостокского горкома и ряд других. Всего было удалено из аппарата обкома, горкома и райкомов г. Владивостока более 60 чел., из которых более 30 арестовано как заговорщики, шпионы, диверсанты.

Из аппарата Уссурийского обкома и Ворошиловского горкома и райкомов было снято 23 чел. Из аппарата Хабаровского обкома – 12 ответственных работников. Из аппарата горкома и райкомов г. Хабаровска – более 40 чел. Из аппарата Амурского обкома и из состава секретарей райкомов области было снято 13 чел. Поездка в Благовещенск привела Соболева к выводу о необходимости замены секретаря Амурского обкома С. А. Макагонова, который вместе с начальником Амурского НКВД М. И. Говличем не вызывал политического доверия. Безапелляционно констатировалось: «Макагонов – друг Стацевича, Говлич ставленник Люшкова. От работы обкома и редакции газеты „Амурская правда“ несет правой практикой».

Из состава ответработников обкома Еврейской автономной области и секретарей районных комитетов было удалено 10 чел., из числа которых «преобладали» сионисты, бундовцы и другие враждебные элементы и заговорщики.

Был арестован бывший первый секретарь Сахалинского обкома Ф. В. Беспалько. Засоренность «обнаружилась» и в обкомах ВКП(б) Нижнеамурском и Камчатском.

Отчетно-выборные собрания первичных парторганизаций, районных, городских и областных не вскрыли орудовавших врагов. Например, из числа делегатов на Приморскую областную партконференцию 22 чел. «оказались» врагами народа.

Соболевым вызывались начальники политотделов железных дорог, водного транспорта, рыбной, пищевой промышленности, гражданского воздушного флота специально по вопросу об очистке политотдельского партийного аппарата. В результате проведенной работы «обнаружилась» большая засоренность и в этих аппаратах заговорщиками и всяким другим контрреволюционным враждебным элементом, особенно по Дальневосточной железной дороге. «Работу по очистке продолжаем», – рапортовал первый секретарь крайкома.

Уполномоченный КПК А. Л. Раздобреев проходил по показаниям как заговорщик. Орудовавшие в партийном аппарате враги срывали выполнение решений февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) на Дальнем Востоке. Этим объяснялась большая засоренность парторганизаций армейского аппарата, аппарата советских хозяйственных предприятий и строек контрреволюционными элементами, которые в открытую продолжали свою разрушительную работу[67].

Было установлено, что КПК «восстанавливала в партии белогвардейцев и шпионов и мариновала апелляции ни за что исключенных партийных товарищей. Вражеским оказалось и руководство крайкома комсомола, которое в настоящее время обновлено». Фаворит на день, но еще не знавший об этом, Соболев отразил царивший развал на всех уровнях партийных органов ДВК.

В обкомах, райкомах за небольшим исключением, отмечалось им, развалено партийное хозяйство. На учете, хранении, выдаче партбилетов сидело много шпионов, белогвардейцев, харбинцев. Оформление и выдача партдокументов вновь принятым и восстановленным в партии умышленно задерживались. В первичных парторганизациях мало ставилось злободневных вопросов партийной жизни, острых вопросов работы предприятий, учреждений. Особенно громадный ущерб враги нанесли в деле кадров. Часть актива как гражданских, так и военных организаций они завербовали в свои контрреволюционные фашистские организации. Немалое количество людей разложилось подкупами, пьянкой, которые сильно развиты среди военных и гражданских работников, сделали их безвольными, неспособными драться за линию партии. Насаждали беспечность. Разрушали партийную и государственную дисциплину. Этим самым наносили большой ущерб боеспособности всей большевистской организации Дальнего Востока. Всячески срывали выдвижение новых работников. Присылаемым ЦК работникам не создавали условий в работе, им не помогали, плохо ориентировали в местной обстановке. Затрудняли их работу. За малейшие ошибки их компрометировали. Все это мешало закреплению присылаемых товарищей на Дальнем Востоке. Многие из них в момент приезда в регион садились на чемоданы, в ожидании случая уехать обратно на Запад.

Особенно тяжелое положение с жильем сложилось для работников как краевых, так областных и районных центров. Соболев заверял, что получил огромное количество писем, жалоб и протестов от товарищей, которые с семьями приехали на Дальний Восток и многими месяцами не имели жилья. Враги развалили партучебу, особенно в Приморье. Арестованный зав. отделом агитации и партпропаганды Приморского обкома А. В. Коршков показал, что он имел задание развалить партучебу, насадить врагов в системе партпросвещения и учебы актива, что и было им сделано.

Райисполкомы г. Хабаровска, Владивостока и других, кроме того что были засорены, не представляли собой органов боевого руководства первичными организациями. Райкомы были обезличены – они не отвечали за хозяйственную, политическую и культурную жизнь района, как это было поставлено в Москве и Ленинграде. Райкомы не организовывали «настоящей драки за выполнение заводами промфинплана, за выполнение плана строительства жилищных и культурных учреждений» и т. д. Вновь организованный железнодорожный райком в г. Хабаровске после конференции в течение двух месяцев не работал ввиду того, что ему никто не давал помещения.

Обращала на себя внимание обособленность, отсутствие взаимной, крепкой большевистской связи в парторганизациях армии и флота, железнодорожного и водного транспорта, рыбников, работников Наркомпищепрома. Эта «ведомственная» разобщенность организовывалась врагами, сидевшими в краевых аппаратах. Особенно Соболев подчеркивал вражескую работу по созданию антагонизма между армейскими и гражданскими коммунистами. Многие руководящие работники, в т. ч. армейские, железнодорожного и водного транспорта, зазнались, плохо знали дорогу и комитеты своей большевистской организации. «Этой разобщенности кладем конец», – заверял первый секретарь крайкома.

Уверял он Сталина и в том, что работает «над укреплением партийных аппаратов, в первую очередь крайкома, который должен быть настоящим руководителем всего, держать парторганизации и всех коммунистов независимо от чинов, рангов и места их работы. Эту задачу буду проводить настойчиво, последовательно воспитывая работников в духе беззаветной преданности ЦК ВКП(б), в духе большевистской организованности и дисциплины, мобилизуя всех коммунистов на боевое выполнение директив ЦК в крае. В крайком выдвинуто 26 ответработников, преимущественно инструкторов».

По сообщению ОРПО ЦК, в ближайшее время должны были выехать в ДВК второй и третий секретари крайкома и несколько товарищей на заведование отделами крайкома, а также на руководящую партийную и советскую работу в области и районы. Сталина просили ускорить подбор и посылку этих работников.

По мнению Соболева, очень плохо была проведена Приморская областная партконференция. Поэтому он «укрепил работниками Приморский обком. Имеем всех трех секретарей и зав. отделами. Аппарат обкома развернул работу по руководству организациями. Аппарат Хабаровского горкома состоит целиком из новых людей. Продолжаем укрепление аппаратов Уссурийского, Хабаровского обкомов ВКП(б), горкомов и райкомов края. Для этой цели по краю выдвинуто до 200 чел. работников. По областям края провели собрания активов по вопросам укрепления партийного аппарата, развертывания партработы и укрепления связи и помощи Красной армии. В Хабаровске провели партийный день по выполнению решений отчетно-выборных собраний первичных парторганизаций».

Кроме этого, была «обновлена редакция краевой газеты „Тихоокеанская звезда“, которая стала значительно лучше. В крайисполкоме продолжительное время нет председателя и зама некоторых зав. отделов. Громадный аппарат фактически без руководства».

Советский краевой аппарат представлял, по оценкам Соболева, разбухшую канцелярию с разваленной государственной дисциплиной среди работников. В Приморской, Амурской и Хабаровской областях продолжительное время не было председателей облисполкомов, начальников ОблЗУ, плановых и финансовых работников. Отсутствие данных руководителей способствовало развалу советской работы, расшатыванию дисциплины среди работников аппарата. Такое состояние аппарата не могло не сказаться на руководстве хозяйственной и политической жизнью края, где вся хозяйственная, политическая и культурная работа должна была быть подчинена интересам помощи армии и укреплению обороны.

Соболевым было созвано специальное совещание начальников управлений и завотделов крайисполкома, секретарей первичных организаций этих учреждений. На нем он рассказал о большой засоренности аппарата. «На мой вопрос – кто из руководителей отделов выезжал в районы края, из 20 участников совещания поднял руку только один – начальник КрайЗУ Панченко и тот, оказывается, выезжал только один раз в деревню под Хабаровском. Руководящих работников крайисполкома в областях и районах не знают».

Столы работников советских учреждений переполнены неразобранными жалобами, письмами и заявлениями трудящихся. В крайисполкоме накопилось громадное количество вопросов, которые нужно незамедлительно решать. Трудящиеся по всем даже мелочным вопросам и сами руководители советских учреждений обращаются в крайком ВКП(б). Соболев особо подчеркивал исключительную засоренность прокуратуры, суда, органов связи и торгового аппарата.

По его словам, враги долгими годами создавали такое положение, когда почти все отрасли промышленности края не выполняли программы, – военная промышленность, водный транспорт, рыбная, лесная. Новые военные заводы не достроены (заводы им. Горького, Кагановича, завод в Комсомольске). На ряде этих заводов он был лично, «на днях был на заводе Молотова. Это единственный на Дальнем Востоке артиллерийский завод, который выполняет программу всего на 20–25 %».

В сельском хозяйстве «вредители из года в год сокращали посевные площади, снижали урожайность, уничтожали скот, допуская большой процент падежа молодняка, срывали посев овощей. Запущено денежное хозяйство и строительство. В Хабаровске созывали партийный актив, актив строителей и на днях четырехтысячное собрание строительных рабочих».

В крае дислоцировалось большое количество военных и гражданских строек. За исключением тех, которые вело НКВД, «все находились в состоянии тяжелого прорыва. На протяжении ряда лет враги, сидевшие в партийно-советском и хозяйственном аппаратах, организовывали срывы крупнейших мероприятий партии в деле хозяйственного, оборонного и культурного укрепления и развития Дальнего Востока. Разваливая партийный и государственный аппарат, разваливая хозяйство, враги наносили крупнейший ущерб непосредственному тылу Красной армии на Дальнем Востоке. Враги, сидевшие в гражданских учреждениях и предприятиях, проводили свою злодейскую работу в сговоре с контрреволюционными изменниками, орудовавшими в военных организациях, вкупе пытаясь продать Дальневосточный край японскому империализму».

Обращаясь к Сталину, в качестве неотложных задач Соболев отразил следующие:

– очистить партийно-советский, армейский, хозяйственный аппарат от всякой право-троцкистской, белогвардейской шпионской сволочи;

– укрепить аппарат крайкома, обкомов, горкомов, райкомов, сделать его недоступным для врагов;

– организовать большевистское воспитание и учебу актива, поднять его бдительность, дисциплину;

– поднять роль и боеспособность первичных парторганизаций, мобилизовать их на полную реализацию решений февральско-мартовского Пленума ЦК;

– организовать проведение в жизнь решений январского Пленума ЦК. Укрепить сверху донизу советский аппарат;

– навести в нем порядок, сделать так, чтобы он работал честно. Выдвинуть в него работников из низов;

– укрепить связь с частями армии. Приковать к ней внимание всех партийно-советских организаций Дальнего Востока. Всеми силами организовать ей помощь и укрепить ее боеспособность. Организовать ликвидацию прорыва в промышленности, в первую очередь в военной.

Первый секретарь также просил ЦК заставить соответствующие наркоматы принять в этом деятельное участие. Планировал подготовить к зиме железнодорожный транспорт, организовать уборку урожая. Подготовить реализацию постановления ЦК и СНК об обеспечении собственными овощами и картофелем ДВК в 1939 г. Подготовить краевую партконференцию и отлично ее провести. Выбрать краевой комитет из числа преданных партии и родине товарищей и через конференцию мобилизовать всех коммунистов на большевистское выполнение поставленных ЦК ВКП(б) задач, подчеркнуть на конференции военно-политический характер работы всей Дальневосточной парторганизации[68].

27 июня 1938 г. Политбюро утвердило постановление Комитета Обороны от этого же числа о мероприятиях по укреплению боевой готовности Дальнего Востока. На строительство укрепрайонов в 1938 г. выделялось из резервного фонда СНК СССР 25 млн руб. Кроме того, были выделены средства на строительство оперативной связи для вновь созданного по приказу НКО СССР от 28 июня 1938 г. (в соответствии с постановлением Главного военного совета РККА от 8 июня 1938 г.) на базе ОКДВА Краснознамённого Дальневосточного фронта. Общая сумма составила 25 248 млн руб.

На строительство аэродромов выделялось 13 млн руб. Были решены вопросы организационно-мобилизационного обеспечения Красной армии на ДВК. Кроме того, решались вопросы по строительству железных и шоссейных дорог; по размещению начальствующего состава армии; по фуражному довольствию; санитарному и ветеринарному обеспечению; обеспечению средствами химзащиты и строительству химических заводов; организации полевого ремонта военной техники, созданию ремонтной базы военной техники и др.[69]

Учитывая непростые отношения с Японией, активно готовящейся к войне с Советским Союзом, руководством НКВД были предприняты меры по укреплению границы. Так, в первых числах июля 1938 г. советские пограничники скрытно заняли позиции на высоте Заозерная. Граница проходила по гребню этой сопки. Ранее никаких укреплений там не было. Пограничники стали рыть окопы и возводить проволочные заграждения. 12 июля японцы обнаружили эти укрепления.

Сам конфликт, согласно советской версии, начался 15 июля 1938 г. в районе Заозерной, куда в этот день был послан отряд жандармов, один из жандармов – Сякуни Мацусима – был убит советскими пограничниками. Японцы утверждали, что труп лежал на маньчжурской стороне границы, следовательно, виновны русские. Расследование, проведенное по приказу Блюхера, подтвердило выводы японской стороны. Созданная по его инициативе комиссия обнаружила «нарушение» пограничниками маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, установила виновность в возникновении конфликта на оз. Хасан советской стороны. В связи с этим Блюхер потребовал немедленного ареста начальника пограничного участка и других виновных в провоцировании конфликта с японцами.

Дипломатические переговоры не урегулировали проблему. По инициативе японского командования границу перешли десятки местных жителей с письмами, где просили русских уйти с маньчжурской земли.

29 июля японцы атаковали высоту Безымянная на советской территории, при этом были убиты пятеро пограничников. Подошедшая рота Красной армии заставила их отступить. Однако 31 июля японские войска снова смогли занять высоту Заозерную и сопку Безымянную. Атаки Красной армии на эти высоты начались только 2 августа, когда японцы успели окопаться и оборудовать огневые позиции. Начатое в этот же день советское наступление захлебнулось. Блюхера обвинили в промедлении. Он все еще надеялся на мирное урегулирование инцидента и ничего не предпринимал для подготовки войск с целью ведения боевых действий.

Японцы предложили урегулировать спор миром и вернуться к позициям, которые стороны занимали утром 11 июля – до инцидента. Однако советская сторона выдвинула предложение вернуться к позициям, существовавшим до 29 июля, т. е. до даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянную и Заозерную.

Началось новое наступление советских войск, но ни одной высоты взять так и не удалось. Вновь состоялись переговоры, в результате которых стороны пришли к соглашению, что в 20 часов 12 августа главные силы японской армии и главные силы Красной армии отводились назад на расстояние не ближе 80 метров от гребня сопки, таким образом гребень сопки оставался в качестве нейтральной зоны. Японцы отошли с захваченных территорий.

В результате этого конфликта советские потери составили 792 чел. убитыми и 2752 ранеными, японские соответственно – 525 и 913. По итогам хасанских боев отмечалось, что боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне[70].

Неудача у оз. Хасан стоила потерей престижа Красной армии, потерей веры в ее боеспособность. Оказалось, что регион к войне не готов. В т. ч. и в связи с этим командующего Дальневосточным фронтом Маршала Советского Союза В. К. Блюхера на Главном военном совете в конце августа сняли с должности, а 22 октября арестовали. В тюрьме Блюхер подвергался избиениям. В целях получения показаний о «преступной» деятельности он подвергался обработке во время нахождения в камере внутренней тюрьмы НКВД. Вместе с ним в камеру был помещен агент, который по заданию Берии применял различного рода провокации, чтобы склонить его к самооговору. Он предлагал Блюхеру признаться в шпионаже в пользу Японии: «…Вы меня послушайте, я вас считаю японским шпионом, тем более, что у вас такой провал. Я вам скажу больше, факт, доказано, что вы шпион. Что вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы? Вы хоть думайте».

Из-за нежелания дать нужные следствию показания Блюхера направили в Лефортовскую тюрьму, там его подвергали жестоким истязаниям при личном участии Берии. Бывший начальник Лефортовской тюрьмы Зимин писал, что он лично видел, как Берия избивал Блюхера, «причем он не только избивал его руками, но с ним приехали какие-то специальные люди с резиновыми дубинками, и они, подбадриваемые Берия, истязали Блюхера, причем он сильно кричал: „Сталин, слышишь ли ты, как меня истязают“. Берия же в свою очередь кричал: говори, как ты продал Восток». Не выдержав издевательств и насилия, Блюхер оговорил себя и заявил о связях с правотроцкистской организацией. В тюрьме он и умер 9 ноября 1938 г.

16 августа 1938 г. Маленков сообщил Сталину о разговоре с Соболевым, который считал, что положение на Дальнем Востоке остается напряженное. Кроме вопросов, связанных с военными делами, он занимался промышленностью, особенно оборонной, железной дорогой и уборкой хлеба. «Серьезным препятствием в уборке хлеба явились большие ливни. В крае проходил призыв на военно-учебный сбор, по которому должны явиться в части несколько десятков тысяч людей. Штаб фронта, не продумав, издал приказ о поголовной явке на сбор, такая непродуманность могла здорово испортить дело, сейчас его выправляем».

Соболев сообщил о тяжелом положении с товарами. По этому поводу он вынужден был написать записку Сталину, т. к. Наркомлегпром, Наркомпищепром и сбытовые базы промышленности «возмутительно относились к снабжению и отгрузке запланированных решением Правительства для Дальнего Востока промышленных и продовольственных товаров»[71].

Для укрепления работы партийной организации ЦК ВКП(б) направил в Хабаровск В. А. Донского. Прибыв на место назначения, Донской 1 октября 1938 г. сообщил Маленкову о том, что через 3 часа после приезда Соболев выехал в г. Ворошилов на партконференцию 1-й армии и находится там уже 4 дня. «Горбач занят операцией в Амурской области и продолжительное время живет в Благовещенске. Руководство краем настолько централизовано, что без Соболева никто и ничего не предпринимает». Все это помешало приехавшим сразу включиться в работу.

Обрисовал он и сложное положение в экономике. Положение характеризовалось следующими данными: зерновых культур убрано 90 %; овощей 21 %; сена 58 % (из убранного много унесено водой). План силоса выполнен на 44 %. На Север отгружена только половина потребного хлеба, и подавляющая часть организации не выполнила плана завоза остальных товаров. Население Камчатки и Сахалина увеличилось, в связи с этим есть опасения, что население глубинных пунктов Севера будет голодать, как и в прошлом году. Плохо с рыбой. Шесть рыбтрестов из десяти не выполнили плана путины.

Донской также констатировал, что в пограничных районах была проведена большая очистительная работа, есть районы, в которых осталось всего 75-100 чел. населения. Партийные организации в этих районах слабые.

По мнению Донского, Соболев сделал довольно странное предложение. Он предложил немедленно обсудить вопрос об организации открытых процессов над двумя контрреволюционными группами, раскрытыми в Амурском и Райчихинском совхозах. Приехавшие отказались обсуждать этот вопрос, а позже пришли к убеждению, что эти процессы могут посеять неуверенность в тылу и в частях, расположенных на фронте. «Суетня вокруг этих двух небольших групп вряд ли принесет пользу».

В крае продолжался созыв краевых и областных совещаний, Соболев «не возражал против предложения прекратить эту говорильню, однако, как выяснилось, при отъезде в Ворошилов указаний об этом не сделал. Очень осложнил обстановку приезд Лебедева, который рассказал всему аппарату известные факты о Соболеве, его жене и о якобы состоявшемся решении ЦК в отношении Соболева, распространил слухи об его аресте».

В это время 20 октября 1938 г. Политбюро для решения ряда задач национальной безопасности и повышения управляемости территориями принимает решение Дальневосточный край разделить на два самостоятельных края: Хабаровский и Приморский.

Была проведена реорганизация погранохраны. 20 марта 1939 г. Дальневосточный округ пограничных и внутренних войск был разделен также на два – Приморский и Хабаровский. Одновременно из состава Хабаровского погранокруга выделились внутренние войска НКВД (железнодорожные, промышленные, конвойные, оперативные).

При этом необходимо отметить, что реорганизации подверглись и вооруженные силы ДВК. Решением Главного военного совета РККА от 31 августа 1938 г. управление Дальневосточного фронта было расформировано. На базе его войск были созданы 1-я и 2-я Отдельные краснознаменные армии, которые напрямую подчинялись Москве. Были приняты и другие меры по укреплению обороноспособности региона и нейтрализации угроз стране. Они оказались своевременными, т. к. существовали реальные предпосылки втягивания СССР в войну как на Западе, так и на Дальнем Востоке.

При проведении реорганизации Соболев был снят с должности. Секретарь оргбюро ЦК ВКП(б) по Хабаровскому краю В. А. Донской 9 ноября 1938 г. сообщил Маленкову, что Горбач получил из Москвы указание произвести обыск в квартире и служебном кабинете Соболева. Донской просил отменить эту операцию, т. к. в квартире, которую занимал Соболев, уже полмесяца жил первый секретарь Хабаровского крайкома. В дополнение он сообщал, что непонятно значение этой операции, т. к. Соболев увез не только свои, но даже и кое-какие казенные вещи. В бывшем служебном кабинете Соболева никаких документов также не обнаружилось. Имелись сведения, что какие-то документы уничтожал помощник Соболева Уланов, уехавший вместе с ним.

Кроме того, Донской посчитал необходимым сообщить о Горбаче. «В связи с тем, что задержалось назначение начальников НКВД в ДВК, Горбач чувствует себя неуверенно. После ареста Ямницкого и Серикова стал нервничать еще больше». Донской считал очень важным ускорить решение по вопросу о назначении начальника УНКВД края. При решении этого вопроса просил учесть мнение о том, что работу Особого отдела во 2-й Отдельной краснознаменной армии целесообразно выделить из подчинения краевого НКВД, создав там самостоятельный аппарат[72].

18 ноября 1938 г. в дополнение к разговору с Маленковым по прямому проводу Донской сообщил, что Соболев своими указаниями об исключениях из партии создал такую обстановку в крае, при которой коммунисты больше думали о своей судьбе, чем об укреплении границы, разоблачении врагов и т. д. Коммунисты не могли в этой обстановке по-настоящему помогать чекистам, в парторганизациях царила неуверенность. В результате органы НКВД очистительную работу вели изолированно, райкомы зачастую не знали об арестах лиц, имевших партбилеты, а в колхозах и деревнях главную роль играли проводившие аресты милиционеры. Благовещенск и вся Амурская область представлялись Донскому одним из вероятных направлений японского удара, и только в интересах врага было создать в этих районах обстановку разброда, «ожидания событий», перенести эти настроения в среду красноармейцев, в гарнизоны, расположенные на границе.

История повторилась. Теперь Донской «сливал компромат» на Соболева. По его мнению, Соболев давал свои установки именно с этих позиций, и Горбач, безусловно, виноват в том, что он ограничивался ролью «беспристрастного наблюдателя». Он был обязан, как коммунист, как чекист, отвечающий за политическую обстановку в крае, вести себя более активно. Он же в лучшем случае только «в душе» сомневался в правильности поведения Соболева. Наиболее опасным является то обстоятельство, что очистку проводил бесконтрольно такой аппарат, который нуждался в особом контроле. Нужно иметь в виду, что работники НКВД подбирались в Амурской области и «воспитывались» в течение ряда лет врагами, сидевшими там на руководящих постах, и именно они проводили операцию.

Донской сделал вывод, что Амурская область не очищена до конца. Там исключали из партии, не объясняли происходящего коммунистам, «а до врагов еще не добрались, как следует». Считал, что нужно будет многое сделать, чтобы действительно включить в эту работу коммунистов. Нельзя мириться с таким положением, когда парторганизации стоят в стороне от работы чекистов. Он назвал «пятой колонной» семьи репрессированных, живущие в городах Амурской области. В Благовещенске, всего в 200–300 м от маньчжурского Сахаляна, жило около 2000 семей репрессированных, тоже встречалось и в других пунктах. «Это большие цифры, если принять во внимание малочисленность края». Донским с Горбачем был намечен ряд мер по очистке Хабаровска, Благовещенска и других городов. Шла работа по укреплению партийными кадрами Амурской области[73].

Для подтверждения своих выводов о Соболеве 30 ноября 1938 г. Донской направил шифртелеграмму Маленкову, в которой сообщал свои наблюдения о связях Соболева с лицами, работающими в других областях. Так, Хворостян, по его словам, очень близкий ему человек. Зарифов и Бабушкин, работающие в первом отделе центра, – люди, с которыми он, по его словам, «связан кровью». Работающий там же Костиков привезен Зарифовым из Горького, и «наш настойчиво просил отпустить его в Хабаровск». Михельсон, раньше работавший начальником в Крыму, а сейчас в НКВоде, его личный друг. Щучкин в свое время рассказывал об аресте некой латышки в Крыму, после того как она сказала, что ей кажется, что Михельсон не то лицо, за которое он себя выдает. Все это Донской «решил сообщить для верности»[74].

В 1939 г. японцами была совершена вооруженная провокация против Монгольской Народной Республики на р. Халхин-Гол. Начало конфликту положили требования Японии о признании реки границей между Маньчжоу-Ди-Го и Монголией. Старая граница проходила в 20–25 км восточнее. Одной из причин такого требования являлось желание японцев обеспечить безопасность строящейся в этом районе железной дороги Халун-Аршан-Ганьчжур.

Еще в 1935 г. начались столкновения на монголо-маньчжурской границе. Начавшиеся переговоры между представителями Монголии и Маньчжоу-Ди-Го о демаркации границы к осени этого года зашли в тупик.

12 марта 1936 г. между СССР и МНР был подписан «Протокол о взаимопомощи», в соответствии с которым с 1937 г. на территории Монголии были развернуты части Красной армии. Это не устраивало японцев. 11 мая 1939 г. отрядом японской кавалерии численностью до 300 чел. была атакована монгольская пограничная застава на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. 22 мая советские войска перешли Халхин-Гол и отбросили японцев к границе. С 22 по 28 мая в районе конфликта сосредоточились значительные силы.

28 мая японские войска, обладая численным превосходством, перешли в наступление, ставя цель окружить противника и отрезать его от переправы на западный берег Халхин-Гола. Советско-монгольские войска отступили, но план окружения сорвался. На следующий день союзнические войска провели контрнаступление, оттеснив японцев на исходные позиции.

2 июля японская группировка вновь перешла в наступление. Войска форсировали р. Халхин-Гол и после ожесточенного боя захватили на ее западном берегу г. Баян-Цаган, находящуюся в 40 км от маньчжурской границы. Вокруг горы развернулись ожесточенные бои. С обеих сторон в них участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий и сотни самолетов. К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баян-Цагана – узкую полоску местности в пять километров длиной и два километра шириной. 5 июля войска противника начали отступление в сторону реки. На склонах г. Баян-Цаган погибло более 10 тыс. японских солдат и офицеров. Были потеряны почти все танки и большая часть артиллерии. Однако японские войска продолжали оставаться на территории Монголии, военное руководство Японии планировало новые наступательные операции. Таким образом, очаг конфликта в районе Халхин-Гола сохранялся.

8 июля японская сторона вновь начала активные боевые действия, предприняв наступление на восточном берегу Халхин-Гола, но 11 июля в результате контратаки советских танков и пехоты японские войска были отброшены на исходные позиции. 23 июля японцы после артиллерийской подготовки вновь начали наступление на правобережный плацдарм советско-монгольских войск. Однако после двухдневных боев, понеся значительные потери, им пришлось отойти на исходные позиции.

Наступление советско-монгольских войск, начавшееся 20 августа, оказалось полной неожиданностью для японского командования. Бронетанковые и механизированные войска Южной и Северной групп советско-монгольских войск к исходу 26 августа соединились, завершив полное окружение 6-й армии противника. После чего началось ее дробление отсекающими ударами и уничтожение по частям. Попытки японского командования провести контратаки и деблокировать окруженную группировку закончились неудачей. К утру 31 августа территория МНР была полностью очищена от японских войск.

4 и 8 сентября японские войска предприняли новые попытки проникновения на территорию Монголии, однако сильными контрударами были отброшены за линию государственной границы. 15 сентября 1939 г. было подписано соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе р. Халхин-Гол, которое вступило в силу на следующий день.

Горькое поражение не позволило японцам осуществить на практике создание в конце 30-х гг. XX в. буферного государства на советском Дальнем Востоке. Оно несколько охладило воинственный пыл японских милитаристов и вынудило их проводить более осторожную политику по отношению к СССР. Однако это не означало окончательного отказа Японии от своих планов. Штаб КГВ просил Генеральный штаб императорской армии увеличения в Маньчжурии японских войск путем введения воинской повинности для местного населения и ввода новых частей с островной Японии. Особое внимание обращалось на авиацию, танковые и артиллерийские части, улучшение технического оснащения дислоцирующихся в Маньчжурии соединений.

24 марта 1941 г. состоялась встреча Сталина с министром иностранных дел Японии Ё. Мацуокой, который объяснил причины, по которым он просил его принять. Сообщил, что собирается посетить Германию и Италию. После возвращения из поездки желал еще раз посетить Москву с целью улучшения японо-советских отношений. Сталин ответил, что желание Мацуоки остановиться на обратном пути в Москве будет приветствоваться. Улучшение отношений между СССР и Японией вполне возможно, и если новая встреча необходима, то он готов встретиться еще раз. Мацуока рассказал, что в Японии верховная власть находится в руках императора (Тенно). Однако это не совсем верно, ибо в Японии уже давно коммунизм. Мацуока назвал его моральным коммунизмом. Англосаксонские традиции нанесли ущерб Японии, а промышленный переворот затормозил развитие морального коммунизма. Однако сейчас, продолжал Мацуоко, создалась группа лиц, правда, незначительная, которая стремится распространить свои принципы на все Великое азиатское пространство и которая называет принцип своей политики японским словом «Хаккоицю», что в переводе означает «всемирный мир, основанный на справедливости». Мацуока заявил, что если Сталин понимает, что он хочет сказать, и если у советской стороны будет соответствующее понимание и желание идти вместе, то Япония готова идти рука об руку с Советской Россией.

Касаясь японо-китайской войны, Мацуока отметил, что Япония ведет войну не с китайским народом, а с англосаксами, т. е. с Англией и Америкой. Япония ведет войну с капитализмом и индивидуализмом, а Чан Кайши является слугой англосаксонских капиталистов. Поэтому японо-китайский конфликт нужно рассматривать под этим углом зрения. В связи со сказанным Мацуока просил учесть намерения Японии в Китае. В ответ Сталин сказал, что какова бы ни была идеология в Японии или даже в СССР, это не может помешать практическому сближению двух государств, если имеется взаимное желание обеих сторон[75].

Уже 12 апреля состоялась вторая встреча Сталина с Мацуокой, в ходе которой последний заявил, что за время своего пребывания в СССР хотел заключить пакт о нейтралитете, но без всяких условий в порядке дипломатического блицкрига. Он считал, что подписание такого пакта будет полезным и целесообразным не только для Японии, но и для СССР. Констатировал, что его желание не увенчалось успехом. Он уезжает с сожалением, что пакт не подписан. Мацуока напомнил, что он пригласил Молотова посетить Японию. Личные визиты, а также ответные визиты могут способствовать сближению двух стран, и это могло бы иметь положительный результат для японо-советских отношений.

После этого министр иностранных дел Японии высказался по следующим моментам:

– Япония имеет с Германией союзный договор, однако из этого не вытекает, что Японии нужно связывать силы СССР. Наоборот, если что-нибудь произойдет между СССР и Германией, то Япония предпочтет посредничать между СССР и Германией;

– коренное разрешение отношений между Японией и СССР нужно разрешить под углом зрения больших проблем, имея в виду Азию, весь мир, не ограничиваясь и не увлекаясь мелочами. Если так подходить к коренному разрешению японо-советских отношений, то мелкие вопросы могут быть разрешены с течением времени и мелкими вопросами можно будет даже пожертвовать. Если подойти под углом зрения больших проблем к случаю, когда СССР будет стремиться выйти через Индию к теплым водам Индийского океана, то он считает, что это нужно допустить, и если СССР захочет иметь порт Карачи, то Япония будет закрывать на это глаза. У него сложилось убеждение, что судьбу Азии решают две силы – Япония и СССР;

– для того чтобы освободить Азию, нужно избавиться от англосаксов, а потому перед такой задачей нужно отказаться от мелких вопросов и сотрудничать в больших вопросах;

– Япония ведет борьбу с Китаем, но не с китайским народом, с которым Япония воевать не хочет. Она хочет добиться изгнания из Китая англосаксов. Чан Кайши – агент англо-американского капитала, и ради этого капитала он ведет борьбу с Японией;

– относительно т. н. морального коммунизма Мацуока говорил, что он не согласен с политическим и социальным коммунизмом, но в основном он также придерживается коммунизма и решительно настроен против англосаксонского капитализма. Его предложение заключается в том, чтобы СССР и Япония вместе изгнали влияние англо-американского капитализма из Азии.

Сталин отметил, что СССР считает принципиально допустимым сотрудничество с Японией, Германией и Италией по большим вопросам. Однако пакт четырех еще не назрел, т. к. Гитлер заявил, что не нуждается в военной помощи других государств. Сталин считал, что только в том случае, если дела Германии и Японии пойдут плохо, может встать вопрос о создании этого пакта. Поэтому СССР и ограничивался вопросом пакта о нейтралитете с Японией. Вопрос назрел. 30 лет Россия и Япония смотрят друг на друга как враги. Между Россией и Японией была война. Был заключен мир, но он не принес дружбы.

У Сталина не было возражений против текста пакта, только пункт о Маньчжоу-Ди-Го и МНР вызывал сомнения. Если между Японией и СССР будет существовать пакт, то поле для конфликтов между Монголией и Маньчжоу-Ди-Го останется. Сталин предложил в той или иной форме сказать относительно двух данных стран, т. к. в противном случае получилось бы, что Япония может напасть на МНР, а СССР – на Маньчжоу-Ди-Го. В результате будет война между СССР и Японией.

Мацуока ответил, что предложение советского правительства передал японскому правительству. Так как у Японии с Маньчжоу-Ди-Го не союзные отношения, то Мацуока считал, что лучше о ней и МНР сказать в декларации. Сталин сказал, что все равно где, и заявил, что разногласий по этому вопросу нет. Остаются разногласия относительно протокола о ликвидации концессий.

Против пакта у Мацуоки также никаких возражений не было, кроме редакционных поправок. Что же касается протокола о ликвидации концессий, то он считал, что т. к. в скором времени будут заключены торговый договор и рыболовная конвенция, то создастся хорошая атмосфера для разрешения вопроса о концессиях, а пока что он хотел бы ограничиться передачей Молотову конфиденциального письма и подписать пакт о нейтралитете без протокола.

Сталин заявил, что все беседы, которые вел Мацуока с Молотовым, и его беседа убедили его в том, что в переговорах о пакте нет дипломатической игры и что Япония действительно хочет серьезно и честно улучшить отношения с СССР. В чем он раньше сомневался. Теперь у него эти сомнения исчезли. Сталин сказал, что не хотел бы затруднять положение Мацуоки, который вынужден довести до конца борьбу со своими преемниками в Японии, и готов облегчить его положение, чтобы он, Мацуока, добился здесь дипломатического блицкрига.

Тогда Мацуока заявил, что по концессионным вопросам лучшим и коренным способом его разрешения была бы продажа Японии северной части о. Сахалина, но т. к. советская сторона не принимает этого предложения, то нужно найти иной способ разрешения вопроса о концессиях. Мацуока не мог взять на себя обязательства по ликвидации концессий в 2–3 мес., т. к. ему нужно вернуться в Японию и там работать, чтобы правительство и народ поняли необходимость этого. Он имел инструкцию, где говорилось о продаже Северного Сахалина, но т. к. СССР не соглашался, «то ничего не поделаешь».

Сталин подошел к карте и, указывая на Приморье и его выходы в океан, сказал: «Япония держит в руках все выходы Советского Приморья в океан – пролив Курильский у Южного мыса Камчатки, пролив Лаперуза к югу от Сахалина, пролив Цусимский у Кореи. Теперь Вы хотите взять Северный Сахалин и вовсе закупорить Советский Союз. Вы что, хотите нас задушить? Какая же это дружба?»

В ответ Мацуока сказал, что это было бы нужно для создания нового порядка в Азии. Кроме того, Япония не возражала против того, чтобы СССР вышел через Индию к теплому морю. Ему непонятно, почему СССР, имеющий огромную территорию, не хочет уступить небольшую территорию в таком холодном месте. Это создаст спокойствие в этом районе. Сталин ответил, что это даст спокойствие для Японии, а СССР придется вести войну в Индии. По мнению советского лидера, это не годилось. Сталин считал, что желание японцев взять Северный Сахалин сродни желанию мешать жить Советскому Союзу.

Далее уточнялись поправки, решались различные технические вопросы. В заключение беседы Сталин, Молотов и Мацуока договорились о выделении представителей обеих сторон для уточнения текста пакта и составления совместной декларации относительно МНР и Маньчжоу-Ди-Го и т. п.[76]

13 апреля 1941 г. пакт о нейтралитете между Японией и СССР был подписан. Однако этот шаг необходимо рассматривать как очередной маневр японской дипломатии. В Японии полагали, что в случае агрессии Германии против СССР, несмотря на заключенный договор о нейтралитете, Япония выступит на стороне Германии. Мацуока в беседе с германским послом в Японии Э. Оттом заверил, что в случае конфликта между Германией и Россией Япония нападет на последнюю.

Необходимо отметить, что Япония заблаговременно была информирована о намерении Германии напасть на СССР. Более того, японское военно-политическое руководство ждало этого нападения, связывая его с собственными планами по захвату советских территорий на Дальнем Востоке и в Сибири. Еще 10 июня 1941 г. оно разработало документ под названием «Курс мероприятий по разрешению нынешних проблем», где было зафиксировано, что в ходе предстоящей германо-советской войны, когда складывающаяся обстановка станет выгодной для Японии, против Советского Союза будут применены вооруженные силы. То есть подразумевалось, что политика Японии в отношении советско-германской войны будет носить выжидательный характер. Японские вооруженные силы будут готовы выступить против советского Дальнего Востока в зависимости от успеха действий немецко-фашистских войск на Восточном фронте.

С 25 июня 1941 г. в Японии стали регулярно проводиться заседания координационного комитета и императорской ставки. На них именно Мацуока настаивал на принятии политического решения в пользу немедленного выступления Японии против СССР вслед за Германией. Он считал, что Японии необходимо успеть выступить еще до победы Германии, чтобы не оказаться обделенной. «Если Германия победит и завладеет Советским Союзом, Япония не сможет воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для этого». Мацуока полагал также, что не следует опасаться возможного выступления США на стороне СССР в противоборстве с Германией. Он считал, что Соединенные Штаты не захотят помочь России, т. к. они ее ненавидят. Доказывал, что успешные боевые действия японской армии против СССР ускорят окончание японо-китайской войны. Эти действия смогут повлиять на Чан Кайши, подтолкнуть его на заключение мира с Японией[77].

К 25 июня японский Генеральный штаб, осуществляя подготовку нападения на Советский Союз, разработал график практической реализации этого плана, который был утвержден ставкой японского военного командования. Он включал в себя следующие позиции: принятие решения по мобилизации – 28 июня; издание директивы о мобилизации – 5 июля; начало переброски и концентрации войск – 20 июля; начало военных действий – 29 августа; переброску четырех дивизий из Японии – 5 сентября; завершение операции – середина октября. Анализ этого графика свидетельствует о том, что командование японских вооруженных сил, планируя нападение на Советский Союз, рассчитывало, как и германский вермахт, осуществить против СССР «молниеносную» войну, аналогичную немецкому плану «Барбаросса»[78].

Однако недавнее поражение на Халхин-Голе несколько скорректировало планы японского правительства, что сыграло свою роль в отказе Японии от нападения на Советскую Россию в декабре 1941 г., когда войска Германии стояли под Москвой. Это позволило в самые трудные дни обороны столицы перебросить с Дальнего Востока до 20 стрелковых дивизий и несколько танковых соединений, сыгравших важную роль в отпоре врагу. А в дальнейшем Красной армии перейти в контрнаступление.

Из телеграмм итальянского посла в Японии М. Инделли, направленных им 2 июля 1941 г. в МИД Италии, следовало, что министр иностранных дел Японии Мацуока уже вызывал к себе послов Италии и Германии. Им были сделано устное и строго конфиденциальное сообщение в отношении политики японского правительства перед лицом войны, проходящей между Италией и Германией с одной стороны и Советской Россией – с другой. Министр заявил, что Япония готовится соединить свои силы с силами двух союзниц, чтобы активно бороться с коммунистической угрозой, и намерена, наблюдая за развитием ситуации, со всей своей решительностью уничтожить коммунистический режим, который там установлен.

В то же время, сообщал итальянский посол, японское правительство хотело обеспечить себе во французском Индокитае опорные пункты, дающие возможность Японии усилить свой нажим на Великобританию и США. С этой целью «Япония осуществляла постоянную бдительность на Тихом океане, включая юго-западную часть океана, с целью сдерживания этих держав и будет продолжать эти свои усилия, интенсифицируя их там, где это необходимо. Инделли полагал, что японское правительство не замедлит действовать сообразно с целями и духом трехстороннего пакта»[79].

В ходе Второй мировой войны военно-политические верхи милитаристской Японии лелеяли планы создания в пределах советского Дальнего Востока марионеточного образования со столицей в г. Чите. Из сообщения Харбинской резидентуры НКГБ СССР от 15 июля 1941 г. следовало, что штабом КГВ был разработан план создания на советском Дальнем Востоке буферного государства в рамках территории бывшей Дальневосточной республики. С занятием немцами Москвы планировалось сформированные из русских эмигрантов (преимущественно казаков) части ввести на территорию СССР, поднять восстание и независимо от размера захваченной территории провозгласить антисоветскую власть. Временным наместником на Дальнем Востоке планировался атаман Г. М. Семенов[80], который должен был обратиться за помощью к Японии и КГВ. Предполагалось, что японцы должны были ввести войска на Дальний Восток, начав действия против Красной армии. Тем самым японцы избегали объявления войны.

В связи с этими планами русский отдел японской военной миссии (ЯВМ) имел задание выяснить дислокацию советских войск на Дальнем Востоке и подготовить воззвание к русскому населению с призывом к восстанию. В это время 24 июля 1941 г. секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г. А. Борков направил И. В. Сталину шифртелеграмму, в которой сообщал о том, что Военному совету Дальневосточного фронта правительством предписано провести большие учебные сборы приписного состава. По его мнению, командование в основном правильно решает эту задачу. Его во всем этом деле смущало то, что военные руководители спешат с вопросами эвакуации семей начальствующего состава. Он указал, что в шифровке Генштаба РККА от 21 июля в пункте 10 сказано: «Семьи начсостава из угрожаемых районов эвакуировать в восточные области СибВО, и в первую очередь семьи начсостава частей, убывших в другие округа».

22 июля на имя начальника УНКВД СССР по Хабаровскому краю поступила шифровка за подписью заместителя наркома внутренних дел СССР комиссара ГБ 3-го ранга В. В. Чернышова, адресованная органам НКВД Хабаровского, Приморского краев, Бурят-Монгольской, Якутской АССР, Читинской и Иркутской областей, в которой приказано вывезти из угрожаемой прифронтовой полосы в тыловые районы семьи работников НКВД и уже 30 июля доложить об исполнении указания.

Борков понимал, что готовиться к эвакуации из прифронтовой зоны некоторых семей, и тем более детей и престарелых, необходимо. Но не ожидал, что так быстро надо от планов перейти к действию. В связи с этим просил Сталина дать указания по этому вопросу. Сталин написал ответ: «Хабаровск. Секретарю крайкома Боркову. Семьи пограничников и комсостава нужно эвакуировать из прифронтовой полосы. Отсутствие такого мероприятия привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев. То же самое может случиться при внезапном нападении японцев»[81].

Ожидая оккупации японскими войсками советского Дальнего Востока, свою выгоду в будущем военном конфликте искали и третьи силы. Из письма резидента НКВД СССР в Чунцине об отношении гоминьдановцев к нападению Германии на Советский Союз и подготовке Японии к войне против СССР от 30 июля 1941 г. следовало, что эту войну с нетерпением ожидал Чан Кайши. По его расчетам, за германским выступлением против СССР последует японское. Это должно было повлечь за собой общее ослабление СССР и Японии. Отсюда – неизбежный вывод японских войск из Китая и в перспективе почетный для Китая мир.

Выступление Японии против СССР способствовало разрешению и внутреннего вопроса в Китае – т. н. коммунистической проблемы. Ибо, как заявляли гоминьдановцы, войска КПК обязаны были защищать свое пролетарское государство, т. е. СССР. С этой целью, развивая боевые действия в северном направлении, КПК вынуждена будет покинуть занимаемый ею пограничный район Шеньси – Ганьсу – Нинся и уйти в Маньчжурию.