Не там и не тогда. Когда началась и где закончилась Вторая мировая? Паршев Андрей

Спецгруппы НКВД – НКГБ – МГБ действовали с августа 1944 г., с осени 1946 г. они назывались «агентурно-боевыми». Группы создавались из взятых в плен и перевербованных бойцов УПА. Командир одной из таких групп, начальник отделения отдела борьбы с бандитизмом Тернопольского УНКВД майор Соколов, в период с марта 1945-го по январь 1946 год уничтоживший несколько десятков оуновцев, был представлен к званию Героя Советского Союза (правда, не получил его).[57]

Группы часто возглавлялись бывшими оуновцами. На Волыни действовали спецгруппы во главе с бывшими куренными УПА «Максимом Вороном» (Петр Власюк), «Соколенко» (Василий Левочко), бывшим шефом связи областного провода ОУН «Комаром» – Иосифом Кравчуком и др. Ими был уничтожен уже упоминавшийся начальник штаба УПА «Карпович» и другие командиры УПА. Власюк был представлен к ордену Красного Знамени, Кравчук – к ордену Отечественной войны 1-й степени.[58]

Уже к июню 1945 г. в западных областях УССР действовало 156 таких групп (1783 человек). Ими широко применялся леендированный допрос, под видом сотрудников оуновской Службы безопасности (СБ). Вот как описывает эти события полковник милиции в отставке Николай Перекрест, в то время – боец такой группы:

«Создавались мобильные группы, которые под видом бандеровцев уходили в свободный поиск. Если натыкались на боевку (так бандеровские отряды назывались) – уничтожали. Очень эффективно. Не было такого шума, как при общевойсковых операциях. Или еще – “вертушки”. Это такая спецоперация, чтобы дать подозреваемому проявить себя. Везут задержанных, по дороге под видом бандеровцев на конвой “нападают” наши же сотрудники, знающие украинский язык. Разыгрывали натурально – внезапно, жестко. Для достоверности могли конвоиру и прикладом врезать. А подозреваемых везут не в наручниках и не связанными. Нападающие делают вид, что всех воспринимают как одну компанию: “Ага, попались, москалики!” Наши молчат, готовясь достойно встретить “последний час”, а те бьют себя в грудь: “Так мы ж свои, хлопцы!” А хлопцы “не верят”: “А у кого работал? А какой он из себя? В каких операциях с ним участвовал? А кто про тебя сказать может? Ну ладно, живи пока”. Или водили по лесу: ну-ка, если ты наш, должен знать схроны. Не знаешь – значит, опер, а ну “до гиляки”! Это значит: “на ветку”, повесить. Те еще выпаливают фамилии, адреса, о своих делах рассказывают. Потом имитировали расстрел “краснопогонников”, так они называли военнослужащих НКВД, и… в лес. А через какое-то время нарываются на наш патруль. Стрельба, погоня, и пленный снова попадает к “москалям”. Только знают о нем уже гораздо больше. Очень тонкая игра. Там у нас был свой “момент истины”».[59]