Народная монархия Солоневич Иван
Народно-Монархическое Движение, защищая частную собственность и частную инициативу, имеет в виду только и исключительно интересы народного хозяйства. Мы признаем свободу хозяйственной конкуренции, ограниченную только в случаях самой крайней и очевидной необходимости, или гигиенической (винная монополия), или технической (почта и телеграф), или экономической (железные дороги), или военной (мобилизация промышленности). Однако, отстаивая права частной инициативы, Народно-Монархическое Движение будет точно так же отстаивать и права всякой коллективной инициативы. Императорская Россия была страной, в которой по тем временам «обобществленный сектор народного хозяйства» был больше, чем где бы то ни было в мире. Государственный Банк контролировал все банки России и имел исключительное право эмиссии кредитных билетов. Большинство железных дорог принадлежало казне, а оставшиеся частные дороги стояли накануне «выкупа в казну». Государство владело огромными земельными пространствами, владело заводами и рудниками. Земская медицина была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде во всем мире. Земства начинали строить свою фармацевтическую промышленность – с помощью государственного кредита. Русское кооперативное движение было самым мощным в мире. Таким образом, в Царской России существовала: а) свободная конкуренция частного хозяйства и б) свободная конкуренция частного хозяйства, государственного хозяйства, земского, городского кооперативного и артельного, причем государство в равной степени помогало всем, кто умел работать. Ибо государственная власть не принадлежала ни капиталу, ни проф союзам, ни кооперативам, ни земствам: она принадлежала Государю Императору, который в чисто хозяйственном отношении был заинтересован в том же, в чем был заинтересован каждый человек страны, чтобы был хороший и дешевый ситец. И совершенно не был заинтересован в том, на какой фабрике этот ситец производится: на казенной, кооперативной, земской или частной. В чисто хозяйственном отношении русская монархия является полномочной и полномощной представительницей ваших личных интересов – разумеется, при том условии, что вы не являетесь социалистическим бюрократом. Наша политическая экономия, которая и по сей день питается чужими цитатами, до сих пор не удосужилась проанализировать реальную хозяйственную жизнь дореволюционной России. В этой реальной хозяйственной жизни России были такие явления, как офицерское «Вольно-Экономическое Общество» – самое, кажется, старое кооперативное общество Европы, имевшее самый крупный в России универсальный магазин. Был казенный Тульский оружейный завод, который работал в несколько раз лучше современных ему частных иностранных заводов. Были такие явления, так сказать, административно-хозяйственного порядка, как интендантство, которое в Русско-японскую войну было по существу преступным сообществом воров и грабителей, а к 1914 году было поставлено на исключительную высоту: в 1912 году был проект передачи интендантству снабжения хлебом и мясом городского населения таких гарнизонных городов, как Ковель, Гродно, Сувалки и другие, – интендантские цены были в три раза ниже частных.
Если бы наша политическая экономия занималась нашей действительностью, а не чужими цитатами, то она обнаружила бы тот факт – сейчас кое-как подтверждаемый и нашей левой прессой, – что Царская Россия была… самым социалистическим государством мира. И что почему-то именно в России целый ряд коллективистских предприятий – начиная от казенных заводов, бывших государственной собственностью, и кончая сибирской кооперацией, опиравшейся на мелкую частную собственность, бесконечными «артелями», строившимися по принципу «трудовых коллективов», офицерской кооперации, опиравшейся на нищенское офицерское жалованье, – проявил большую хозяйственную жизнеспособность, чем где бы то ни было в мире. Что «самодержавная власть» не только никак не препятствовала всяким «обобществленным формам», но и всячески поддерживала их – и там, где это было нужно (кооперация), и даже там, где это не было нужно (община). Или, иначе, что самодержавная власть искала наилучших способов хозяйствования и поддерживала все то, что оказывалось лучшим, совершенно не зависимо ни от Оуэна, ни от Маркса. И если по проверке практикой, а не догмой эта практика оказывалась ошибочной (община), самодержавная власть искала иных путей.
Однако такие поиски уже чисто технически возможны только в том случае, если в стране есть СИЛА, находящаяся вне круга эгоистических интересов банков, заводчиков, профсоюзов, бюрократов, профессоров и даже приват-доцентов, – СИЛА, независимая ни от какого узкогруппового интереса. СИЛА, которая в Одном Лице воплощает в себе интересы всей страны, вместе взятой, – то есть не только ее нынешнего поколения, но и ее грядущих поколений всей нации во всех ее слоях, группах, народах и народностях.
Здесь может возникнуть довольно естественное недоумение. В самом деле, если Императорская Россия была «самой социалистической страной» того времени, то полная социализация ее большевиками является только естественным завершением старого исторического процесса. Или, что почти то же: большевики только продолжают хозяйственную политику Императорской России. Там был «царский социализм», здесь – «пролетарский социализм», но все-таки социализм.
Совершенно необходимо всегда помнить о том, что социализм не является огосударствлением той или иной отрасли промышленности – он является принципиальным отрицанием права частной собственности, то есть и права частной инициативы: частная инициатива без частной собственности немыслима технически. Государственный сектор народного хозяйства Императорской России имел в виду в конечном счете интересы частной собственности – социалистическое хозяйство СССР имеет в виду ее полную ликвидацию. Государственный Сибирский путь, построенный по государственной инициативе и на государственные средства, имел в виду открыть огромные пространства Сибири для проявления частной инициативы во всем ее разнообразии, – частной инициативе такая постройка была бы не под силу. Выкупая в казну данную железную дорогу, Императорское правительство имело в виду целый ряд очень сложных соображений, часто жертвуя доходностью дороги для экономического оживления данной области. Строя казенные военные заводы, Императорское правительство имело, в частности, в виду не только непосредственные интересы обороны страны, но и недопущение к жизни той группы капиталистов, которые материально были бы заинтересованы в войне. Императорское правительство в одном направлении расширяло государственный общественный сектор (железные дороги), в другом – ликвидировало его (община, удельные земли Алтая). «Выкуп в казну» имел в виду хозяйственные интересы нации. Социализация имеет в виду карьерные интересы партии. «Выкуп в казну» мог остановиться на данном этапе, «социализация» остановиться не может. «Выкуп в казну» исходил из чисто технических соображений, социализация исходит из чисто теоретических. Так было в Англии: из чисто теоретических или демагогических соображений социализировали железные дороги и потом выяснили: социализированные железные дороги не могут конкурировать с автотранспортом – нужно социализировать и автотранспорт. Победоносная социалистическая партия растет за счет притока новых членов, и эти новые члены требуют для себя новых мест и постов. Не будучи никак подготовленными к этим местам и постам, они «снижают качество продукции» и объясняют это саботажем. С разной степенью отчетливости этот процесс развивался параллельно и в СССР, и в Германии, и в Англии. Разная степень отчетливости объясняется главным образом разницей в возрасте социализма: в СССР лет за тридцать он прошел весь путь, в Германии лет за пятнадцать – полпути, в Англии лет за пять он находится только в начальной стадии дальнейшего развития. Причем в Англии – при отсутствии гражданской войны – он дал результаты лучшие, чем в СССР 1918–1923 гг., но худшие, чем в Германии 1933–1938-го. И за тот же период времени – за пять лет, с 1945 по 1950 год, социалистическая, хотя и победоносная, Англия в чисто хозяйственном отношении успела уже катастрофически отстать от освобожденной от социализма Германии.
Народно-Монархическое Движение никак не протестует против государственных, кооперативных, земских и прочих форм хозяйства, но только при том условии, чтобы эти формы не носили насильственного характера, чтобы они не устраняли ни частной собственности, ни частной инициативы – чтобы они служили делу Нации, а не интересам партии.
Самодержавие и самоуправление
Нам могут сказать: все это, может быть, теоретически и хорошо, но практически все это – утопия. И мы можем ответить – это не утопия, а факт. Не беспочвенные посулы для будущего, а совершенно реальная историческая действительность. В самом деле, даже по признаниям левых историков (см. ниже) московское самодержавие все время работало для самоуправления, а когда самодержавие пало (Смутное время), то оно было восстановлено самоуправлением. Когда самодержавию удалось справиться с крепостным правом, оно сейчас же возродило самоуправление. В Московской Руси и самодержавие, и самоуправление неизменно поддерживали друг друга: и только наследие крепостного права изувечило эту традицию. Император Александр Второй был убит уже после подписания им манифеста о созыве Земского собора (Собора, а не Думы!), а крестьянское самоуправление было ограничено дворянством. Самодержавие противоречит самоуправлению только в том случае, если «самоуправление» превращается в партию и если самодержавие превращается в диктатуру. В Москве этого не было. В Санкт-Петербурге это было: в наш XVIII век отсутствовали и самодержавие, и самоуправление. Самодержавие, восстановленное Императором Павлом Первым, привело к возрождению самоуправления при Императоре Александре Втором. Но в петербургской атмосфере русской жизни наше «средостение», т. е. наша интеллигенция, или, что то же, наша бюрократия, покушалась – как бюрократия – на права самоуправления и – как интеллигенция – на права самодержавия. В результате мы остались и без самодержавия, и без самоуправления.
Банальная интеллигентская терминология определяет «самодержавие» или как «абсолютизм», или как «тиранию». По существу же, «самодержавие» не может быть определено терминологически, оно должно быть описано исторически: русское самодержавие есть совершенно индивидуальное явление, явление исключительно и типично русское: «диктатура совести», как несколько афористически определил его Вл. Соловьев. Это не диктатура аристократии, подаваемая под вывеской «просвещенного абсолютизма», это не диктатура капитала, сервируемая под соусом «демократии», не диктатура бюрократии, реализуемая в форме социализма, – это «диктатура совести», в данном случае православной совести. Русское самодержавие было организовано русской низовой массой, оно всегда опиралось на Церковь, оно концентрировало в себе и религиозную совесть народа, и его политическую организацию. Политической организацией народа, на его низах, было самоуправление, как политической же организацией народа в его целом было самодержавие.
Национальный вопрос
Республиканский образ правления никак не гарантирует прав самоуправления – Франция самоуправления не имеет вовсе. Монархическая Россия имела разные формы самоуправления – от почти республиканского в Великом Княжестве Финляндском, до авторитарного в Хиве и Бухаре. Монархическая Германия имела чисто республиканские формы самоуправления (ганзейские «вольные города») и чисто монархические (Баварское Королевство). Республиканская Польша не имела вовсе никакого самоуправления. «Республиканский» Новгород Великий был жестоко централизованным хищником. Монархическая Германия была неизмеримо богаче, сильнее, организованнее и культурнее республиканской Франции. Кроме того, монархическая Германия и монархическая Россия все время шли вверх, республиканская Франция все время шла вниз, русское самодержавие было всегда самым верным стражем русского самоуправления, и русское самоуправление – почти всегда, кроме последних десятилетий, – было верной опорой самодержавия. Республиканские Новгород, Польша, Венеция, Франция беспощадно эксплуатировали свои «колонии», русское самодержавие было нянькой для русских «инородцев», хотя и не для всех. При наличии полутораста народностей был неизбежен индивидуальный подход к каждой из них. Почти в одно и то же время почти одинаковое самоуправление получили Польша и Финляндия. В «руках разумного народа», как выразился по адресу финнов Император Александр Второй, это самоуправление создало маленькую страну, организованную лучше, чем какая бы то ни было иная страна в мире. В руках народа неразумного она создала порядки, которые немецкая поговорка определяет как «польское хозяйство» – балаганное увеселение, где вы за недорогую цену можете бить посуду. Цена «польского хозяйства» в самой Польше была значительно более высокой. Но и это – с нашей точки зрения – не оправдывает ни разделов Польши, ни попыток ее насильственной русификации: наша польская политика – со времени Екатерины Второй работавшая в чисто немецкую пользу – была ошибочной политикой, и без войны с Германией исправить ее было почти невозможно. Еврейская политика была неустойчивой, противоречивой и нелепой: ее основной смысл заключается в попытке затормозить капиталистическое развитие русского сельского хозяйства. Поэтому при Императоре Николае I евреи пользовались полным равноправием и даже получали баронские титулы; крепостное право все равно не допускало в деревне никаких капиталистических отношений. При его отмене была сделана попытка не допустить капитализма в разорившиеся дворянские гнезда. При Николае Первом еврейство было лояльным по адресу Империи, при последних царствованиях оно перешло на сторону революции, чтобы в этой революции потерять еще больше, чем потеряли другие народы России. Ибо Гитлер был тоже последствием русской революции.
Объективный ход хозяйственно-политического развития России снимал с очереди еврейский вопрос, но никакое «развитие», конечно, не ликвидирует и не может ликвидировать антисемитизма как известного общественного настроения: он был при египетских фараонах и он есть при американских президентах. Но все это не касается русской монархии, которая не была ни просемитской, ни антисемитской: русская монархия рассматривала каждый национальный вопрос в зависимости от каждого индивидуального случая.
«Национальный вопрос» в России – это сумма полутораста вопросов. Единственный разумный ответ на всю эту сумму был дан в наших «Тезисах» издания 1939 года.
1) Мы категорически отбрасываем политику насильственной русификации.
2) Каждый гражданин и каждая этническая группа имеют право говорить, печатать, учиться на любом языке, который эта группа пожелает.
3) Национальное самоуправление реализуется в рамках областного самоуправления и ведет свою работу на своем языке.
4) Русский язык, как общегосударственный язык, остается обязательным для внешней политики, армии, транспорта, почты и прочее. Все местные дела ведутся на любом местном языке.
Народно-Монархическое Движение исходит из совершенно твердого убеждения, что ни один из населяющих Россию народов, получив полное местное самоуправление и при условиях свободного голосования, ни на какие сепаратизмы не пойдет: это – профессия очень немногих бесплатных, а еще более платных политиканов австрийской или немецкой выучки. Попытки «раздела России» наше Движение считает преступлением не только против России, но и против тех народов, которым удалось бы навязать отделение от их общей родины. Удача – хотя бы и частичная – этих попыток привела бы к чудовищному регрессу и культурному, и политическому, и хозяйственному. Она, в частности, означала бы ряд войн между разными петлюрами за обладание разными уездами. Если бы все территориальные вожделения всех наших сепаратистов сложить вместе, то для всех них не хватило бы и двух Российских Империй. Столкновения всех этих вожделений решались бы войнами – и хозяйственными, и огнестрельными. Империя вернулась бы к положению удельного периода – со всеми соответственными культурными, хозяйственными и политическими последствиями – вплоть до завоевания ее новыми гитлеровскими ордами.
Устойчивость
Для того, чтобы нация могла создать что-то ценное, нужна устойчивость власти, закона, традиции и хозяйственно-социального строя. Если этой устойчивости нет, невозможно никакое творчество. Почти невозможен и никакой труд.
Русский хлебороб, получив, наконец, свою землю, должен иметь уверенность в том, что на завтра или послезавтра эта земля не будет коллективизирована, социализирована или солидаризирована. Если этой уверенности нет, у него остается только один путь – путь хищнического хозяйства. Он не станет рассчитывать ни на десятилетия, ни даже на года. Вместо того, чтобы удобрять землю, он будет вынужден ее истощать. Вместо того, чтобы переходить к более интенсивным формам сельскохозяйственной культуры – животноводству, садоводству и прочее, он будет вынужден следовать принципу: «хоть день, да мой». Ибо ему будет совершенно неизвестно, что станет с его землей, если завтра придут к власти коллективисты, социалисты, солидаристы или коммунисты: что они предпримут с его землей?
Совершенно конкретный исторический пример еще не изгладился из памяти русского крестьянства. Большевики, захватывая власть, выбросили лозунг «Земля крестьянству», в сущности, эсеровский лозунг. Придя к власти, они ввели военный коммунизм. Сорвавшись на военном коммунизме, вернулись к принципам мелкого крестьянства, и Бухарин бросил свой знаменитый лозунг: «Обогащайтесь!» Кое-как «обогащенного» хлебороба ликвидировали под корень коллективизацией деревни. И вот будут сброшены большевики, и получит наш хлебороб свой участок, и решительно не будет знать, что ему делать: «ложиться спать или вставать». Обогащаться или, в предвидении какого-то самоновейшего экономического изобретения, покорно и предусмотрительно идти по путям деревенской бедноты? Пропивать хлеб свой насущный и не заботиться о завтрашнем дне: довлеет дневи политика его?
В совершенно таком же положении окажутся промышленник, купец, ремесленник. Этот слой людей в период нэпа именовался почтительно: «наше красное купечество» – потом его послали в Соловки. Правда, и наши нэпманы вели хищническое хозяйство – еще более хищническое, чем вело его крестьянство этих времен. Нэпман до предела эксплуатировал оборудование арендованных им фабрик и мастерских, но ни модернизировать, ни даже обновлять его он не мог: не было смысла. В таком же положении русские хозяйственники окажутся после большевиков, если перед ними станет вырисовываться перспектива солидаризма. Что будет в этом случае значить «функциональная собственность»? И как далеко будет она отстоять от марксистских Соловков?
Совершенно в таком же положении окажутся писатели и ученые, поэты и композиторы: вот засел Лев Толстой лет на пять за «Войну и мир». Какое «мировоззрение» окажется победоносным к моменту окончания книги? Будет ли новым властителям приемлема «Периодическая система элементов», или появится какой-то новый Лысенко, который найдет у Толстого, Менделеева, Павлова, Мичурина и прочих антисолидаристический уклон и, будучи профессиональной бездарностью, станет травить всяческий русский талант. А ведь никакой талант никогда не сможет творить «по указке» какой бы то ни было партии. Тем более в том случае, если «указка партии» будет меняться так же, как меняется «генеральная линия» ВКП(б). Вы начали работать над «Войной и миром», периодической системой элементов или «Жизнью за Царя». Или над вашим хутором. Или над вашей мастерской. И вы не знаете, что из всего вашего труда завтрашние «властители дум» (и полиции) сделают послезавтра.
В наших русских послебольшевицких условиях будет поистине чудовищная нужда во всем, что нужно для человеческой жизни, а не для уничтожения человеческих жизней. Наша легкая промышленность и ремесло или недоразвиты, или разрушены. Торговля совершенно разгромлена. Жилищный фонд разорен. Нам до зарезу нужна будет творческая инициатива десятков миллионов людей, и над этими миллионами повиснет угроза новых социальных экспериментов, и их инициатива будет подрезана в корне. Тем более что именно в наших русских условиях всякое социальное прожектерство принимает особенно уродливые формы.
Никакой талант, никакое творчество, никакая созидательная работа технически невозможны без какой-то гарантии устойчивости власти, закона, традиции и социально-хозяйственного строя страны.
В числе прочих противоречий и контрастов, которыми так обильна русская жизнь, есть и такой: между тремя последовательными и последовательно консервативными факторами русской жизни – Монархией, Церковью и Народом – затесалась русская интеллигенция, самый неустойчивый и самый непоследовательный социальный слой, какой только существовал в мировой истории. Слой в одинаковой степени беспочвенный и бестолковый – бестолковый именно потому, что беспочвенный. С момента своего рождения на свет Божий эта интеллигенция только тем и занималась, что «меняла вехи»:
- И я сжег все, чему поклонялся,
- Поклонялся всему, что сжигал.
Были «шестидесятники», которые, наконец, нашли истину. Потом появились «семидесятники» и объявили шестидесятников дураками. Потом появились «восьмидесятники» и объявили семидесятников идиотами. Были сенсимонисты и фурьеристы. Были народовольцы и чернопередельцы. Были меньшевики и большевики. В эмиграции эта коллекция пополнилась фашистами всевозможных разновидностей, от младороссов до солидаристов. Все эти разновидности имели или имеют совершенно одинаковую хозяйственную программу, в которой за густым частоколом восклицательных знаков спрятана хозяйственная, а следовательно, и всякая иная диктатура партийной бюрократии.
Устойчивость всей национальной жизни в стране у нас поддерживали три фактора: Монархия, Церковь и Народ. В истории же нашей интеллигенции каждое поколение или даже каждые полпоколения клали свои трудовые ноги на стол отцов своих и говорили: «Вы, папаши и мамаши, – ослы и идиоты, а вот мы, гегелята и октябрята, – мы умные». «Мы наш, мы новый мир построим» – вот и строят. Разрушают до основания «старый мир» и начинают строить все новые и новые отсебятины. Пока монархия была жива – эти отсебятины ограничивались книжным рынком. А после победы интеллигенции над Монархией, Церковью и Народом: а) неразбериха керенщины, б) военный коммунизм, в) новая экономическая политика, г) период коллективизации. Каждая «эпоха» разрушала до корня то, что строила предшествующая. Надо надеяться и нужно работать для того, чтобы с этой «традицией» интеллигенции покончить, наконец, навсегда.
Читать бесплатно другие книги:
