Макияж для гадюки Александрова Наталья

– Да, – отозвалась Надежда и опустилась на стул.

Она очень боялась таких официальных голосов. От них не приходилось ждать ничего хорошего.

– Надежда Николаевна? – уточнил официальный голос.

– Да, это я… – ответила Надежда и на всякий случай схватилась за сердце. – А что случилось?

– Гражданин Соколов Павел Петрович вам знаком?

– Д-да… – еле слышно проговорила Надежда.

Она вспомнила вчерашний эпизод в темном подъезде, и сердце провалилось куда-то вниз. Неужели с Пашей случилось что-то страшное? Неужели его все-таки достали те парни в черном?

– Я попрошу вас приехать по адресу… – И незнакомый голос назвал Надежде адрес собственной ее однокомнатной квартиры.

– Зачем? – в ужасе спросила Надежда Николаевна.

И незнакомый голос ответил именно то, чего она больше всего боялась:

– На предмет опознания гражданина Соколова.

Так и есть! Павла нашли у нее в квартире и убили!

– А вы… кто? – Надежда инстинктивно прижала к себе кота – единственное оказавшееся в эту страшную минуту рядом с ней родное существо. Кот фыркнул и деликатно высвободился.

– Старший сержант Огурцов, – отозвался незнакомец.

– Я сейчас приеду…

Она бросила трубку, вскочила как во сне, на автопилоте вылетела из дома, поймала на проспекте частника и помчалась в Озерки. Перед ее внутренним взором вставали картины одна ужаснее другой. Ей представлялся Паша, лежащий на полу в луже крови. В груди у него было огромное пулевое отверстие. Или – торчала рукоять ножа…

Расплатившись с водителем, Надежда буквально взлетела на пятый этаж. Дверь ее квартиры была открыта. В прихожей топтался крупный молодой милиционер с наивным веснушчатым лицом и большими оттопыренными ушами.

– Гражданка Лебедева? – проговорил он, удивленно уставившись на красную, растрепанную Надежду.

– Да! – воскликнула та, хватаясь за сердце. – Где он? Или вы его уже увезли?

– Зачем увезли? – Милиционер невольно попятился, отступая в сторону кухни. – Куда увезли?

– В морг! – выкрикнула Надежда страшное слово.

– Почему в морг? Он здесь… – И парень распахнул дверь кухни.

Надежда Николаевна зажмурилась, чтобы оттянуть страшный момент. Затем она собралась с силами и открыла глаза, ожидая увидеть одну из представлявшихся ей по дороге картин.

Однако она увидела совсем другое.

Павел Петрович сидел посреди кухни на табуретке, красный как рак. Под левым глазом у него наливался изумительный живописный синяк. Правое ухо распухло и горело, как Вечный огонь на Марсовом поле. Руки он сложил на коленях, а взгляд опустил в пол, как будто изучая узор линолеума. Рядом с ним сидел унылый коренастый милиционер лет тридцати с отчетливо намечающейся лысиной. Он разложил на кухонном столе какие-то бумаги и заполнял их, от усердия высунув кончик языка и покачивая ногой.

– Паша! – воскликнула Надежда, подбегая к Соколову. – Ты жив!

– Понимаешь, Надя, – проговорил тот виновато, – я выходил утром по делам, а когда вернулся, забыл отключить сигнализацию… ну, тут вдруг эти… ребята ворвались и повалили меня на пол…

– А гражданин Соколов попытался оказать сопротивление, – вредным голосом сообщил милиционер, не отрываясь от бумаг.

– Понимаешь, Надя, я подумал, что это… злоумышленники, – признался Павел Петрович, – ну, после вчерашней истории…

– Что за история? – заинтересовался милиционер и поднял глаза. – С вами вчера что-то произошло?

– Ничего-ничего! – хором воскликнули Надежда Николаевна и Павел Петрович. – Совершенно ничего!

Милиционер окинул их долгим подозрительным взглядом и хмыкнул:

– Допустим… значит, гражданка Лебедева, я так понимаю, что вы опознаете находящегося здесь гражданина Соколова?

– Опознаю, – с тяжелым вздохом согласилась Надежда.

– Тогда распишитесь вот здесь. – Он ткнул кончиком ручки в пустую графу. – И очень вас прошу, предупреждайте своих гостей, чтобы они своевременно отключали сигнализацию…

– Конечно, – энергично кивнула Надежда, расписываясь в клеточке.

– Так и быть, мы не станем возбуждать дело по факту сопротивления при исполнении обязанностей… не станем, Малинин?

– Не станем, – отозвался из коридора лопоухий милиционер и появился на пороге кухни.

– Спасибо… – пробормотала Надежда. – Может быть, чаю? Или кофе? У меня печенье есть, домашнее…

– Мы вообще-то торопимся… – задумался старший сержант Огурцов, – но если уж домашнее…

Через полчаса Надежда Николаевна проводила Малинина и Огурцова и закрыла за ними дверь. При этом она заметила выглянувшую на площадку соседку Марию Петровну. Вид у соседки был весьма заинтересованный, но Надежда сделала вид, что не понимает намеков, и захлопнула дверь своей квартиры.

Когда Надежда вернулась на кухню, Павел Петрович обиженно проговорил:

– Еще печеньем домашним их угощать… а они меня, между прочим, на пол и руки за спину…

– Я же тебе говорила, что, приходя, надо в первую очередь отключить сигнализацию! – проговорила Надежда Николаевна голосом занудной учительницы младших классов.

– Ну да… а я забыл, задумался, – покаянно признался Павел Петрович, – а они сразу на пол и руки за спину…

– Ну конечно, ты, как всякий профессор, очень рассеянный, – подначила его Надежда, – все время думаешь о чем-нибудь умном… а простые житейские вещи забываешь. Поэтому и папочку перепутал…

– Да не я перепутал, а девица эта! – воскликнул в сердцах Павел Петрович.

– Ну ладно, – сжалилась над ним Надежда, – после драки кулаками не машут.

Она намочила полотенце холодной водой и приложила к горящему уху Павла Петровича. С синяком уже ничего нельзя было сделать, теперь он пройдет все стадии – сначала станет фиолетовым, потом с прозеленью, и через несколько дней начнет желтеть. Полностью же желтизна спадет только через неделю, так что можно надеяться, что в Париж Павел Петрович попадет с обычным лицом и французы не испугаются. Однако на всякий случай Надежда все же смазала синяк рассасывающей мазью и нашла в ящике стола темные очки.

– Скажи, Паша, – спросила она с обманчивой лаской в голосе, – будешь ли ты меня слушаться?

– А у меня есть выбор? – ответно спросил несчастный профессор Соколов.

– Вообще-то нет, – честно ответила Надежда. – Так что теперь нам точно ничего не остается, кроме как идти по тому списку. Кто там у нас первый – Севрюгина?

– Севрюгина Л.Б., – с выражением прочитал Павел Петрович, достав из ящика стола злополучный список, – улица Сверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь…

– Ну вот и хорошо, – удовлетворенно кивнула Надежда, – улица Сверхсрочников отсюда недалеко, так что с нее и начнем.

– Ну и как ты собираешься войти к незнакомым людям? – скрипел Павел Петрович, карабкаясь вслед за Надеждой по лестнице. Он и без того чувствовал себя утомленным и разбитым после столкновения с милицией.

Лифт в доме номер семь по улице Сверхсрочников не работал, к счастью, подниматься пришлось не очень высоко – на пятый этаж.

– Я полагаюсь на интуицию, – отмахнулась Надежда Николаевна, – в общем, буду действовать по обстоятельствам…

Едва она прикоснулась к кнопке звонка, дверь двадцать восьмой квартиры открылась и перед Надеждой возникла дама, как принято говорить, бальзаковского возраста, то есть то ли прилично за сорок, то ли около пятидесяти. На самом деле Бальзак писал о тридцатилетних женщинах, но с тех пор представления о возрасте значительно изменились.

Дама была весьма солидной комплекции. На ней был синий шелковый халат, расписанный золотыми иероглифами, из-под которого некрасиво выпирала обильная рыхлая плоть.

Только Надежда открыла рот, чтобы выдать какую-нибудь домашнюю заготовку, как хозяйка перехватила у нее инициативу и выпалила:

– Как вы быстро! Я вас еще и не жду! Ой, а вы с мужем? А я не одета! – И она не без кокетства поплотнее запахнула халат.

Павел Петрович скроил на лице самую свою приветливую улыбку и на всякий случай спрятался за Надежду. Надежда пыталась что-то сказать, но хозяйка говорила без умолку, не давая ей вставить ни слова.

– Анджелочка мне так вас и описывала! Нет, ну она же мне просто как родная! Это такая женщина, что поискать. Но только ведь вы совсем худенькая, так вам и не обязательно что-то делать, вам можно все себе позволять… как я вам завидую! Это же просто мечта…

– Это я-то худенькая? – с грустью проговорила Надежда Николаевна.

Она уже много лет неустанно боролась с лишним весом, и борьба эта шла с переменным успехом. Сейчас Надежда находилась на такой стадии, когда вес временно победил. Конечно, по сравнению с мадам Севрюгиной – а Надежда надеялась, что видит перед собой именно ее – она была еще очень даже в форме, но никогда нельзя сравнивать себя с худшими образцами. Это приведет к уступкам и ослаблению позиций, а в конечном счете – к неизбежной капитуляции перед надвигающейся полнотой. Перед собой нужно поставить какой-то лучший образец, положительный пример, можно даже сказать – недостижимый идеал.

Надежда Николаевна в качестве такого идеала выбрала французскую актрису Катрин Денев.

Но мадам Севрюгина и слушать ее не хотела.

– Вы худенькая! – воскликнула она с жаром. – Вы просто тростиночка!

– А вы мне льстите… – грустно проговорила Надежда.

Тем временем хозяйка провела гостей на кухню и показала Надежде Николаевне пол-литровую банку, в которой пузырилась какая-то отвратительная светло-коричневая жидкость. Банка испускала такое зловоние, что у Надежды запершило в горле и слегка закружилась голова.

– Вот он, – проговорила хозяйка с глубоким, но каким-то странным чувством, – я вам уже отсадила порцию. Как Анджелочка мне позвонила, так я его для вас и приготовила.

Надежда смотрела на банку в растерянности. Мадам Севрюгина перехватила ее взгляд и трактовала его по-своему.

– Вы не волнуйтесь, что он такой светленький, он просто еще молоденький. Это он поначалу всегда такой, когда его отсадишь. А он у вас поживет и станет темненький, как у Анджелочки.

– А как его… – неуверенно начала Надежда, и ее посетила ужасная мысль. – Неужели это принимают внутрь?

– Ну конечно! – Мадам Севрюгина выразительно округлила брови. – Ой, так я же вам сейчас дам бумажку, там все написано! – И хозяйка вытащила из стенного шкафа листок бумаги.

«Инструкция по применению древнего священного тибетского гриба», – прочитала Надежда. Ниже шла целая страница мелкого, убористого текста. Читать все подряд не хотелось, но сразу же попался на глаза абзац, в котором утверждалось, что применение «древнего священного тибетского гриба» помогает похудеть за месяц на десять килограммов.