На секретной службе Донской Сергей

Выдавив из себя растерянную улыбку, он присел и уперся руками в пол, постаравшись при этом как можно больше сократить расстояние, разделяющее его и вооруженного противника.

– На пол! – прикрикнул тот.

– Так? – Бондарь принял стойку «упор лежа», не соприкасаясь грудью с паркетом.

– Не задавай дурацких вопросов.

Рядом с первым парнем возник второй, в такой же белой рубахе, однако при галстуке другой расцветки. Родимое пятно на его щеке напоминало сургучную печать. Он тоже держал в руках взведенный пистолет.

Широкие плечи обоих охранников соприкасались. Стоять рядом в дверном проеме им было тесновато, но они, похоже, привыкли действовать сообща – тот, что с волевой челюстью, и тот, что с родимым пятном. За их спинами можно было разглядеть часть полутемного помещения, служившего здесь чем-то вроде комнаты отдыха. Догадку Бондаря подтвердило продолжительное бормотание сливного бачка унитаза, доносящееся оттуда.

– У вашего шефа расстройство желудка? – спросил Бондарь. Его лицо, обращенное к парочке, выражало сочувствие.

– Заткнуться! Опустить голову! Не двигаться!

Это уже походило на истерику, а истеричных мужчин Бондарь не уважал. Даже вооруженных современными пистолетами. Даже обладающих крутыми подбородками.

Сделав стойку на руках, он на мгновение застыл вниз головой, после чего, как следует оттолкнувшись ладонями от пола, бросил туловище в направлении опешивших парней. Расставленные ножницами ноги одновременно ударили в две отвисшие челюсти, в унисон клацнувшие.

Парни даже вскрикнуть не успели.

Бондарь, завершивший кувырок, обрушился на них, как вихрь. Первым получил свое тот, который задумал вскинуть пистолет. Оглушив его расчетливым ударом под ухо, Бондарь уделил внимание второму охраннику.

Этот оказался более устойчивым. Лишь после того, как ему поочередно досталось локтем, кулаком и коленом, он мягко осел на пол, издав слабый стон, прежде чем отключиться окончательно. Ну, прямо барышня, сомлевшая от избытка чувств.

– Охраннички, называется, – прокомментировал Бондарь. – Хорошо, что хоть пушки со страху не побросали.

Процесс разоружения занял не более десяти секунд. Забирая у парней пистолеты, Бондарь поочередно сломал им указательные пальцы, застрявшие в предохранительных скобах. Нельзя сказать, что парни даже не пикнули, расставаясь с оружием. Приходя в себя от боли, они издавали протестующие вопли, но моментально умолкали, поскольку Бондарь, не церемонясь, лупил их по головам рукоятками их же собственных пистолетов.

– Извините, но некоторых лежачих очень даже бьют, – сказал он мужчине, застывшему на выходе из туалета. – Для их же пользы. Кстати, с кем имею честь?

Мужчина расщедрился лишь на невнятное карканье.

Обритый наголо, но зато с кустистыми седыми бровями, он беспрестанно шевелил пальцами, которые никак не могли справиться с «молнией» брюк. На его немолодом лице застыла смешанная гримаса страха и ненависти. С виду ему можно было дать лет пятьдесят пять, но Бондарь смело накинул еще десяток годков, уж слишком много пигментных пятен красовалось на лысом черепе мужчины. Когда они заметно потемнели на фоне побледневшей кожи, Бондарь вспомнил, что сжимает в руках оба конфискованных пистолета, швырнул их за спину и ободряюще улыбнулся:

– Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Ведь вы Григорий Иванович?

– Гри… – выдавил из себя мужчина. – Ив…

– Пинчук?

– Пин… Да…

– А это, как я понимаю, ваши охранники. – Бондарь кивнул на бесчувственных парней, рубахи которых были уже не такими белоснежными, как минуту назад.

– Ох… охранники, – согласился Пинчук.

Надо полагать, он собирался сделать только один утвердительный кивок, но голова его совершила не менее пяти возвратно-поступательных движений, прежде чем Бондарь предложил:

– Может, пройдете в кабинет, Григорий Иванович? Только сначала прикройте дверь в туалет, если вас не затруднит. Этот запах не слишком располагает к беседе. Закончился освежитель воздуха?

Пинчук хотел было что-то ответить, но его опередил охранник, все это время валявшийся на пороге комнаты отдыха. Вскочив на ноги, он издал воинственный клич и попытался боднуть Бондаря в живот.

Пришлось посторониться, пропуская его в глубь кабинета. Развернувшись к проскочившему мимо противнику, Бондарь предупредил:

– Кончай это. После драки кулаками не машут.

– Машут! – сипло возразил ринувшийся на него охранник.

Исполнив пируэт с высоко задранной ногой, он нанес ею удар. Бондарь отклонился. Ботинок охранника врезался в дубовую панель с такой силой, что напольный плинтус побелел от осыпавшейся штукатурки.

– Х-ха! – Охранник в лопнувших по швам брюках приготовился лягнуться еще раз.

Дважды впечатав кулак в его солнечное сплетение, Бондарь рубанул ребром ладони по мощному загривку, проследил за шумным падением противника и удовлетворенно кивнул:

– Перекур. – С этими словами он действительно достал сигарету, поднес к ней зажигалку и, поглядывая на Пинчука сквозь облачко сизого дыма, предложил: – Проходите же в кабинет, Григорий Иванович. Больше нам никто не помешает.

Пинчук уже успел справиться с «молнией» брюк, а пигментные пятна на его коже приобрели естественный ржавый оттенок.

– Я могу отказаться? – спросил он, держась неестественно прямо.

– Нет, – заверил его Бондарь.

– Тогда зачем задавать лишние вопросы, не понимаю?

Минут через десять, когда Голавлев подтвердил по телефону, что слышит в трубке голос именно того человека, который должен обеспечить Пинчуку безопасность, атмосфера в кабинете изменилась в лучшую сторону. Этому способствовало также исчезновение горе-охранников, которым пришлось поднимать свое оружие неповрежденными левыми конечностями.

– Вы сломали им руки? – спросил Пинчук, когда дверь за ними закрылась.

– Всего лишь пальцы, – заверил его Бондарь. – Указательные.

– Напрасно вы с ними так.

– А мне кажется, что урок пойдет им на пользу. Меньше будут в носу ковыряться.

– Напрасно, – повторил Пинчук. – Они хорошие ребята.

– Разве есть такая профессия – «хорошие ребята»? – удивился Бондарь. – Вы платите им деньги именно за это?

– Мои телохранители…

– Как могут охранять чужие тела те, кто не в состоянии уберечь собственные? – Удостоверившись, что собеседнику нечего ответить на этот вопрос, Бондарь, не переводя дыхания, задал следующий: – Кстати, сколько всего охранников вы кормите?

– Это не рыбки, чтобы их кормить, – сварливо сказал Пинчук.

– Но и не несчастные сироты, чтобы их содержать.

– Вы приехали учить меня уму-разуму?

Бондарь примирительно улыбнулся:

– Я приехал помочь вам, чем смогу. А для этого я должен получить ответы на некоторые вопросы, только и всего. Один из них уже задан. Сколько человек вас охраняет?

Прежде чем ответить, Пинчук подергал себя за кустистую бровь:

– До последнего времени я вообще обходился услугами одного телохранителя. По сути дела он исполнял обязанности водителя и… мнэ-э… адъютанта.

– Денщика, – утончил Бондарь. – Вы что, совсем не заботились о своей безопасности?

– Времена бандитских разборок давно закончились. – Пинчук взялся за вторую бровь. – Кроме того, мой статус защищал меня лучше всяких пистолетов. Еще недавно я даже не закрывал автомобиль на улице. Никто в Одессе не осмелился бы посягнуть на мою собственность.

– Потому что он был бы примерно наказан, так?

– Естественно. Ему бы голову оторвали.

– Вот видите, а вы говорите, что времена бандитских разборок закончились, – укоризненно сказал Бондарь. – Кто обеспечивает вам «крышу»?

– Это к делу не относится, – отрезал Пинчук. Его лысый череп воинственно наклонился, когда, опершись обеими руками на ручки кресла, он подался вперед. – Моя крыша – это только моя крыша.

– Я просто хотел сказать, что она совсем худая. Протекает.

– В смысле?

– В смысле, каплет. Кап-кап.

Бондарь многозначительно посмотрел вверх.

– Вы о чем? – Пинчуковские глаза тоже машинально поднялись к потолку.

Пришлось разъяснить:

– Кто-то сливает информацию о вас.

– Быть того не может!

– Позвольте с вами не согласиться, – сказал Бондарь. – Кто именно вас прикрывает?

Пинчук с шорохом погладил свой пятнистый череп.

– Честно говоря, все возникающие проблемы мне помогает решать наша доблестная милиция, но там никто не осведомлен о характере моих сделок. Я отстегиваю замначальнику УВД чисто условную долю от чисто условной прибыли, и мы оба довольны друг другом. Это мой старинный приятель. В свое время я председательствовал в райисполкоме, так что у меня сохранились полезные связи.

– Не такие уж полезные, – заметил Бондарь, – учитывая переплет, в который вы попали.

– Да-да, – согласился Пинчук, плечи которого поникли. – Даже не знаю, как быть. Я устал жить в постоянном страхе. После того, что случилось с Тарасиком и Андрюшей, я вздрагиваю от малейшего шороха, скрипа двери или телефонного звонка… Как я должен к вам обращаться?

– Меня зовут Бондарь, Евгений Бондарь.

– Ох, Женя, не дай бог вам пережить такое. Половину жизни растишь деток, вторую половину жизни жалеешь об этом.

Пригорюнившийся Пинчук закрыл ладонью глаза, но тут же опомнился и выпрямился в кресле. Было видно, что сломить его окончательно пока что не удалось, но все же это уже не тот сильный, уверенный в себе человек, каким он хотел казаться.

– Я помогал вашей организации на протяжении нескольких лет, – прошептали его губы. – Теперь вы должны помочь мне.

– Я здесь как раз для этого, – напомнил Бондарь.

– Тогда слушайте, – сказал Пинчук, нахохлившись в кресле. – Все началось после моего возвращения из Ирана. Там был подписан протокол о намерениях, то есть я в принципе договорился с иранцами о продаже первой партии систем противовоздушной обороны. На третий день после этого мне позвонили. Мужской голос потребовал, чтобы я отказался от контракта. – Пинчук прочистил горло коротким кашлем, похожим на собачий лай. – Я послал его на три, четыре и даже на пять букв. Последовали новые телефонные звонки, сюда и домой. На некоторые из них пришлось отвечать Ксюше. Она жутко перепугалась, бедняжка. У нее началась бессонница, пропал аппетит…

– Кто такая Ксюша? – перебил рассказчика Бондарь.

– Да уж не кошка, – ответил Пинчук. – Моя жена. Оксана.

– Как она пережила смерть Андрея и Тараса?

– Стоически, – гордо ответил Пинчук. – А ведь в ее возрасте любые потрясения воспринимаются особенно болезненно. Двадцать пять лет. Молодо-зелено.

– Стоп, стоп! – воскликнул Бондарь, заподозрив, что он плохо вник в суть дела. – Сколько же лет было вашим сыновьям?

Его голос звучал взволнованно. Ему представились два румяных бутуза в подгузниках, к которым подкрадывается мрачный тип, держащий в руке пузырек с синильной кислотой.

– Тарас был чуточку младше Оксаны, – смущенно признался Пинчук, – зато Андрюша – старше. Их родная мать давно умерла.

– Значит, Оксана приходилась сыновьям мачехой?

– Да, а что здесь такого?

– Продолжайте, – попросил Бондарь, решив вернуться к этой теме позднее.

Пинчук принялся бесцельно перебирать бумаги, разбросанные на столе:

– Угрозы продолжались вплоть до последнего дня. Сообразив, что переубедить меня не удастся, эти выродки убили моих мальчиков. Сразу обоих. Если бы они предупредили меня об этом заранее, я бы услал детей из города. Но все произошло так внезапно…

«Беда всегда неожиданна, – подумал Бондарь, – особенно для тех, кого она настигает».

– Что случилось потом? – спросил он.

Голос Пинчука задрожал:

– В день похорон мне опять позвонил какой-то тип. Он высказал мне свои сволочные соболезнования и намекнул, что следующий на очереди я сам. Прощаясь, нахально поинтересовался, мучают ли меня угрызения совести за то, что я не сумел уберечь своих сыновей. Ублюдок! Хотел бы я до него добраться!

Пинчук стиснул пальцы вокруг невидимого горла неведомого врага. Его дыхание сделалось затрудненным, как у астматика. Желание отомстить за смерть сыновей пересиливало страх за собственную шкуру.

Бондарь понимал его чувства и ценил их.

– Что случилось потом? – мягко спросил он, закуривая новую сигарету.

Пинчук провел рукой по глазам:

– Пару дней я оплакивал Тараса с Андрюшей. Все было, как в тумане… Потом позвонили мужики из вашей конторы, пообещали прислать надежного человека, который разберется с убийцами. Но незадолго до появления этого человека, то есть вас, Женя, раздался еще один звонок. Мне посоветовали отказаться от услуг московского Джеймса Бонда и опять пригрозили расправой, особо подчеркнув, что это предупреждение последнее. Таким образом, у меня есть трое суток на размышление.

– Забавно, – вырвалось у Бондаря.

– Что именно вам кажется забавным? – спросил Пинчук, к которому вновь вернулась способность язвить. – Сходите к могилам моих мальчиков, и ситуация сразу представится вам в ином свете, уверяю вас.

– Я хотел сказать, что меня удивляют методы шантажистов. Вас проще убить, чем запугивать. Ведь, насколько я понимаю, без вашего участия сделка не состоится?

– Ай, какое заблуждение, Женя. Эти мерзавцы преследуют сразу две цели. Во-первых, они заботятся о том, чтобы самонаводящиеся комплексы ПВО не достались иранским Вооруженным силам. Во-вторых, убеждают меня продать партию некой курдской организации, название которой вылетело у меня из головы. – Пинчук похлопал себя по лысому черепу. – Нужно быть полным идиотом, чтобы не унюхать тут запах большой политики. А я далеко не идиот, Женя. Во всяком случае, не полный. Так что зарубите себе на носу. – Пинчук обрушился грудью на стол, перейдя на свистящий шепот. – У вас тоже есть только трое суток на то, чтобы взять ситуацию под свой контроль. Если за это время убийцы моих сыновей не понесут наказание, я подпишу договор хоть с курдами, хоть даже с самим Масхадовым, чтобы насолить Кремлю. И плевать мне на вашу грозную контору, Женя. Выгода должна быть обоюдной, иначе это не бизнес, а…

– Жизнь, – обронил Бондарь, давя окурок в пепельнице. – Обычная жизнь, в которой ничего не отмеряется поровну. И которой, несмотря ни на что, дорожат как полные, так и неполные идиоты.

– Тогда можете считать меня исключением из правил, – произнес Пинчук, брови которого ощетинились подобно парочке воинственно настроенных гусениц. – Я не так уж дорожу жизнью.

– А своим бизнесом, Григорий Иванович?

– Тем более. Эта сделка с системами ПВО – последняя в моей биографии. Я отхожу от дел. Хотите помочь своим иранским друзьям, так сначала помогите мне. Нет – идите все в жопу. А умереть я не боюсь. – Пинчук порывисто махнул рукой. – Пережить собственных детей гораздо страшнее, ясно вам?

– Ясно, – коротко подтвердил Бондарь и закурил снова.

Перед его мысленным взором возникли лица жены и сынишки, со дня гибели которых не минуло и года. Пережить их было действительно страшнее, чем умереть, но Бондарь умел выживать при любых обстоятельствах. Так его учили. Правда, иногда оставалось лишь пожалеть об этом.

Пока Бондарь молча курил, Пинчук вспоминал цепочку событий, приведших его к трагическому финалу.

Когда он только начинал свой бизнес, в российской системе торговли оружием назрели кардинальные перемены. Несмотря на существование «Рособоронэкспорта», все новые и новые конкуренты норовили обойти государственного монополиста на крутых виражах кремлевских коридоров.

В ту пору централизация торговли оружием через госпосредника была подчинена одной-единственной цели – сосредоточению прибылей в определенных руках, одна из которой была беспалой, но все равно весьма загребущей. Злые языки утверждали, что на вырученные деньги проводилась предвыборная кампания Сами-Знаете-Кого, понимаешь. «Рособоронэкспорт» трансформировался в чудовищную бюрократическую структуру с многотысячным штатом сотрудников. Фактически появилось новое министерство. Бумажная волокита, многочисленные проверки, затягивание сроков проведения контрактов отпугивали покупателей, которые не были готовы платить непомерные взятки и ждать поставок оружия по несколько месяцев, а то и лет.

Тогда-то на арене и появились новые игроки. Комитет по военно-техническому сотрудничеству начал выдавать лицензии на право поставок оружия абсолютно посторонним юридическим лицам. Первыми урвали свой кусок пирога оборотистые мужики из научно-производственного центра «Прибор», а к началу 2000 года в списке претендентов значилось уже около пятидесяти предприятий. Если бы все они получили право на самостоятельную торговлю оружием, «Рособоронэкспорт» лишился бы львиной части прибыли, достигающей четырех миллиардов долларов в год.

Кому охота терять такие деньги? Оборонщики сблизили свои мудрые головы, пошептались, попили водочки и создали разветвленную посредническую систему, охватывающую всю территорию бывшего Советского Союза. На суконно-протокольном языке это называлось «трансформацией из торгового посредника в инвестиционное агентство военно-промышленных концернов и холдингов». В действительности это означало, что темные лошадки вроде Пинчука получили доступ к торговле российским оружием, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Украинские, белорусские, казахские и даже молдавские фирмы стали чем-то вроде коммивояжеров, лихо сбывающих продукцию российской «оборонки» направо и налево, без всяких взяток и волокиты. Подобное нововведение позволило «Рособоронэкспорту» обставить всех менее расторопных конкурентов и фактически сохранить монополию на оружейном рынке. Пинчук и сотни других аналогичных предпринимателей моментально обогатились, позабыв те унылые времена, когда зарабатывали на экспорте цветного лома или импорте куриных окорочков.

Никто из них не думал тогда, что оружие представляет угрозу не только для тех, против кого оно направлено. А когда до Пинчука дошла эта простая истина, менять что-либо было поздно. Бронепоезд не стоял на запасном пути, он на всех парах летел вперед, и остановить его было невозможно. Разве что выпрыгнуть на ходу, с риском свернуть шею. И Григорий Иванович Пинчук чувствовал себя стоящим на подножке.

– У вас и у меня есть трое суток, – повторил он, выводя собеседника из задумчивости. – Ни дня больше, ни минуты, ни секунды! Вы меня слышите, Женя?

Бондарь уставился на него невидящими глазами.

– Трое суток – подходящий срок, – сказал он наконец. – Главное – подобный ультиматум избавляет меня от необходимости нянчиться с вами с утра до вечера, Григорий Иванович.

– Я тоже был счастлив с вами познакомиться, – съязвил Пинчук. – Нашу встречу можно считать на этом законченной?

– Она в самом разгаре. У меня к вам еще масса вопросов. Первый: кто из ваших сотрудников был в курсе того, что вы собираетесь подписать контракт с иранцами?

– Да все, буквально все. Но сейчас они отправлены в отпуск без содержания.

– Как давно?

– Им было объявлено об этом на поминках. Не могу сказать, что они были счастливы.

– Ну, на поминках вообще не принято проявлять веселье, – пробормотал Бондарь. – Ладно, оставим ваших сотрудников в покое. Они ведь не могли знать о предстоящем визите московского Джеймса Бонда? Так, кажется, назвал меня звонивший?

– Он сказал: «сраный московский Джеймс Бонд», – уточнил Пинчук, остававшийся, несмотря ни на что, прирожденным одесситом.

Глаза Бондаря заметно сузились:

– Вы предупреждали о моем визите секретаршу?

– Милочку? Зачем забивать ей голову всякими глупостями?

– Как насчет Оксаны?

– У меня от нее секретов нет.

– Это-то и плохо.

– Вы с ума сошли! – выпалил Пинчук. – Я доверяю ей, как самому себе.

На лице Бондаря отразилось глубочайшее сомнение:

– Женщине?

– А вы полагаете, что я женат на мужчине?

Голова Бондаря качнулась из стороны в сторону:

– Лично мне еще не встречалась женщина, которой можно было бы доверить даже самую малюсенькую тайну. На сколько лет Оксана моложе вас, Григорий Иванович? И какой капитал она унаследует в случае вашей смерти?

– Прекратите свои гнусные намеки! – заорал Пинчук, на щеках которого отчетливо проступили склеротические прожилки. – Оксана, может быть, и не пылает ко мне страстью, зато предана мне, как… как…

– Как кошка, – подсказал Бондарь. – Кошка, которая ценит комфорт, а не тех, кто ей этот комфорт создает.

– Вздор!

– Есть возможность проверить это. Давайте скажем Оксане, что договор с иранцами уже подписан? Вы ведь целиком и полностью доверяете своей жене. Следовательно, ничем не рискуете.

– Отстаньте от меня со своими глупостями…

Пинчук вынул из кармана мятый носовой платок и вытер лоб, занимавший на его голове гораздо больше пространства, чем у тех, кто носит шевелюру. Его обвисшие щеки тряслись.

Бондарь понял, что задевать самую болезненную струнку Пинчука пока больше не стоит.

– Может быть, – предложил он, – вы сами поделитесь со мной своими соображениями, Григорий Иванович? Мне пригодится любая зацепка.

Пинчук спрятал платок и глухо сказал:

– Я знаю, что в ту ночь, когда был убит Андрей, он был в казино с одной тамошней шлюшкой. На допросе в милиции она заявила, что видела убийцу и могла бы его узнать. Это был симпатичный брюнет с бакенбардами. Довольно молодой. В цветастой рубахе.

– Как найти эту шлюшку?

– Она танцовщица при казино «Жемчужина» на улице Бебеля, ее зовут Маргарита Кац, Марго. Я на всякий случай выяснил ее координаты. – Продиктовав адрес, Пинчук нетерпеливо заерзал в кресле. – Другие вопросы есть?

Бондарь внимательно посмотрел на него:

– Есть, Григорий Иванович, конечно, есть. И чем дольше мы будем общаться, тем больше будет возникать вопросов.

– Жаль, – вздохнул Пинчук. – Признаться, ваше присутствие начинает меня тяготить.

– То ли еще будет, – лучезарно улыбнулся Бондарь.