Волчонок Ваня Суслин Дмитрий

Волку стало стыдно. Он заскулил, как щенок, и исчез в лесу.

Только после этого Роман почувствовал невыносимую боль в правой руке, словно ее обожгло раскаленным железом. Рукав рубашки стал горячим. Он понял, что это кровь…

Но ему было не до себя. Несколько секунд Роман простоял, не решаясь подойти к поверженному ребенку. Он никогда не видел мертвых детей и очень не хотел, чтобы это произошло. Но надо было идти. Может еще не все кончено?

Надежда зажгла слабый огонек в душе Романа, и он подошел к мальчику.

Ваня лежал на спине. Роман увидел его бледное лицо, и не столько умом, сколько каким-то седьмым чувством понял, что мальчик жив…

Человек редко испытывает истинное настоящее чувство радости. Наверно, всего несколько раз в жизни. Роман сейчас испытал именно такую радость, когда взял на руки уже начавшего приходить в себя Ваню.

Мальчик застонал. Роман прижал его к себе и подумал, что больше ни за что не даст его в обиду. Никому. Люди всегда полны благородства к тем, кого они спасли.

– Теперь все будет хорошо, – пробормотал вожатый, обращаясь то ли к себе, то ли к ребенку.

* * *

– Смотри, волк! – закричал младший лейтенант Терентьев.

Двое его напарников завертели головами и тоже увидели волка. Тяжело дыша, он бежал к реке.

– Может, это собака? – спросил рядовой Арсентьев.

– Какая тебе собака? – уже шепотом сказал младший лейтенант. – Смотри, как у него, гада, хвост струится прямо по земле. У собак он всегда вверх торчит. А ну за ним!

Выхватив пистолеты, милиционеры побежали за волком.

Тот бежал не спеша, словно делал это просто для собственного удовольствия. Бежал красиво и плавно. Казалось, его лапы даже не касаются земли. Даже когда Терентьев выстрелил в него, он ни на йоту не увеличил скорости.

Видимо, младший лейтенант промахнулся. Из-за того, что он сделал это перед подчиненными, милиционер разнервничался и промахнулся еще два раза. А ведь он был лучший по стрельбе во всем отделении!

– Ах ты, зараза! – выругался он и побежал за волком во всю силу своих легких.

Двое его рядовых Арсентьев и Егоров бежали за ним. Они не стреляли, только пыхтели, стараясь не отстать от командира и не потерять его из вида. Они не могли понять, зачем это нужно – гоняться за волком или за собакой ночью, когда можно пойти куда-нибудь отдохнуть после утомительного вечернего дежурства.

Но лейтенант бежал. Охота захватила все его естество. Им овладел азарт. Он был азартным человеком.

Тишину ночи прервали еще два пистолетных выстрела, перебудив детей и всех остальных обитателей близлежащих лагерей, которых здесь было как грибов.

Только теперь волк побежал быстрее. И все-таки он не свернул в лес, который был всего лишь в десятке шагов от него, а с еще большей уверенностью устремился к реке.

Зачем понадобилась волку Волга?

Волки не могут жить без воды. Неужели он так хочет пить?

Обо всем этом на ходу думал младший лейтенант, во что бы то ни стало поклявшийся убить зверя.

Вот и река. Огромная и величественная. Ночью она кажется еще шире, чем днем.

Волк с шумом бросился в воду и поплыл.

Через несколько секунд на том месте, где волк вбежал в воду, уже стоял Терентьев. Он тщательно прицеливался в темневшее в воде движущееся пятно.

Остальные милиционеры сильно отстали. Они уже не бежали, а шли, тихо проклиная свою жизнь. Когда прозвучали три выстрела, они вздрогнули.

– Полгода работаю с младшим, а все не могу привыкнуть к его выходкам, – поделился с Арсентьевым Егоров.

– Что ты хочешь? – сказал ему Арсентьев, – УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ кого-то, как он там говорит?

Когда он подошли к младшему лейтенанту, тот стоял, чуть ли не по колени в воде и всматривался в темноту.

– Не пойму, то ли попал, то ли нет, – тихо проговорил он себе.

– Ладно, лейтенант, – утешил его Егоров, – завтра утром около плотины найдут твою собаку с целой обоймой в брюхе, и получишь ты свою премию.

Терентьев уловил в его словах издевку и взбесился.

Рядовой Егоров! – истеричным голосом закричал он, – не смейте со мной так разговаривать!

Егоров не стал с ним препираться. Младший лейтенант работал всего несколько месяцев, а уже прослыл довольно вредным и обидчивым офицером. Егоров просто отошел в сторону. В данном случае он очень хорошо понял, почему младший лейтенант так расстроен…

Арсентьев оказался хитрее. Он тоже минуту всматривался в воду, а потом уверено сказал:

– Не, точно вы попали, товарищ младший лейтенант. Вон она плывет, ваша собака.

– Да не собака это, – уже более спокойным голосом сказал Терентьев, – а волк. Сколько вам говорить?

* * *

Неприятности начались у Терентьева на следующий же день.

Сначала жена ему устроила скандал по поводу его несвоевременного возвращения домой, на два часа позже обычного, и ничего не хотела слушать про дежурство и внеурочные. А ведь жена офицера милиции! Когда же он попытался рассказать ей про волка, то она пришла в ярость, думая, что теперь он над ней издевается напрямую.

В подавленном настроении он пошел на работу, и был, как громом оглушен приказом майора Емельянова отправиться на плотину Н-ского водохранилища и заняться найденным там утопленником.

Терентьев никогда еще не имел дел с трупом. Ему заранее стало нехорошо. С ним опять ехали Егоров и Арсентьев. Теперь они смотрели на младшего лейтенанта без снисходительности. Такое бывает с каждым милиционером, когда он идет на свое первое дело с трупом. А некоторые так и не смогли к этому привыкнуть, и для них это стало трагедией их работы.

Естественно, что Егоров и Арсентьев и сами не были счастливы от перспективы возиться с покойником, да еще с утопленником. Каждый ехал с гнетущим чувством и пытался отвлечься хоть самым пустым разговором.

На плотине их встретили парни, работающие на электростанции. Они возбужденно что-то говорили, но до Терентьева почти не доходил смысл их речей. Милиционеры прошли на низенькую пристань, которая уходила в воду прямо у плотины. Там уже колдовали осводовцы.

Терентьев увидел голую ступню белую, как мел, и пошатнулся. Егоров его поддержал. Женщина из подразделения суд медэкспертизы уверенно прошла мимо них и стала задавать присутствующим вопросы. Защелкал фотоаппарат.

Прозвучало слово «убийство». Оно подействовало на Терентьева, как удар молнии. Он понял, что пора брать себя в руки и подошел к эксперту. Это была очень крупная и уверенная в себе баба, без каких бы то ни было эмоций делавшая свое дело. Ее вид подействовал на младшего лейтенанта отрезвляюще. Он тоже достал папку для протокола, вытащил ручку и взглянул на утопленника.

Это был мужчина невысокого роста. Совершенно голый. Он лежал на спине.

– Отлично выглядит, – как бы, между прочим, сказала Терентьеву эксперт. – Утонул этой ночью, не раньше. А ну переверните его на живот.

Ее помощник наклонился над трупом, взял его за плечи и перевернул.

– Так, – эксперт удовлетворенно хмыкнула, – на лицо пулевые раны. От пистолета. Стреляли на дальнем расстоянии. Тебя как зовут-то, молодой? Записывай, слышь? Ты чего застыл? Пиши. Я, что ли, за тебя писать буду?

Терентьев дрожащей рукой стал выводить какие-то каракули в протоколе, потом не выдержал, позвал Арсентьева и приказал ему заполнять протокол вместо него.

– Труп, наверно, в город увезут? – спросил он на обратном пути Егорова. Он его хоть и недолюбливал, но все равно считал более опытным в службе человеком.

– Туда. А сегодня вечером телек смотри. Покажут его портрет, может, его жена и признает.

Егоров засмеялся.

Терентьев отвернулся от него и стал смотреть в окно мчавшейся «Волги».

Прошло несколько дней, и младший лейтенант уже начал забывать про дело с трупом. Ему повезло: труп оказался безобидный. Он слышал про случаи, когда ребятам приходилось иметь дела с телами уже полуразложившимися, вздувшимися или расчлененными. Его труп, как сказала баба эксперт, был как огурчик – чистенький и свеженький. Только две маленькие дырочки в спине.

Впрочем, это уже дело уголовного розыска.

К несчастью, дело это оказалось для Терентьева совсем не чужим. Таким не чужим, что ближе не бывает. Дорого обошлась младшему лейтенанту ночная погоня за волком…

Все началось, когда его неожиданно вызвал к себе полковник Викторов, начальник областного отдела. Он сидел в кабинете вместе с майором Емельяновым, и, когда Терентьев вошел, они оба воззрились на него с нескрываемым любопытством.

Далее между ними произошел длинный и очень странный для Терентьева разговор, суть которого заключалась в том, что как показали данные различных проверок, человек, которого нашли в Волге несколько дней назад, был застрелен из пистолета Макарова. Далее проверка показала, что этот пистолет, из которого был убит найденный в реке мужчина, являлся табельным оружием с серийным зарегистрированным номером. Терентьев почувствовал, как у него из под ног начала уходить земля, когда полковник Викторов сообщил ему, что это его, младшего лейтенанта Терентьева, оружием был застрелен утопленник…

– А теперь, дорогой, – сказал, грузно садясь в кресло, полковник, – пока ты здесь среди своих, расскажи нам, как все это произошло и с каких это пор милиционеры стали отстреливать неизвестных мужчин.

Терентьеву нечего было сказать. Он не понимал, что с ним происходит, что ему говорят, и чего хочет от него добродушный полковник Викторов. Он смотрел на своих начальников взглядом, полным такого выразительного недоумения, что будь перед ним кто-нибудь другой, он бы никогда не поверил в тот бред, который про него несли. Но полковник Викторов и майор Емельянов были стреляные воробьи. Они не собирались верить честным глазам младшего лейтенанта.

– Так, значит, ты не стрелял три ночи назад, если я тебя правильно понял? – спросил полковник Викторов.

– Так точно, стрелял, – подавленно сказал Терентьев. – Но я стрелял не в человека…

– Вот как? – полковник оживился. – А в кого же тогда?

– Так точно, товарищ полковник. Не в человека. Я стрелял в волка.

Полковник даже крякнул.

– В волка? В какого такого волка? Ты что нам голову морочишь?

– Никак нет. В волка. У нас же до сих пор тревога не свернута по поводу волка.

– Ага, кажется, начинаю понимать, – пробормотал полковник после того, как Емельянов что-то долго ему нашептывал. – Свидетели есть?

– Так точно. Рядовые Егоров и Арсентьев. Они были со мной, когда я стрелял.

Далее стражи порядка еще что-то долго говорили между собой. Вызвали Егорова и Арсентьева, допросили их и долго думали, что же все-таки произошло. И что это за мужик, которого нашли в Волге. Но этот вопрос так и остался неразрешенным. Зато у Терентьева, Егорова, Арсентьева и их начальников целый месяц болела голова по поводу ночных выстрелов.

Но этим история Терентьева только началась. Он с того дня, как узнал, что его пули убили незнакомого человека, затосковал и понемногу стал отключаться от происходящих вокруг него событий. Люди начали замечать за ним странности. Он стал заговариваться и нести разную чушь. Говорил что-то про волка, про утопленника. В конце концов в милиции стали собирать на него документы, чтобы с почетом отправить на пенсию по инвалидности. Как никак, но он был двоюродным племянником генерала Кочубова…

Но провожать его на пенсию не пришлось. С младшим лейтенантом произошел несчастный случай, глупый, как все несчастные случаи. Когда он вечером пошел в дежурный магазин, чтобы по приказу жены купить свежего белого хлеба, на него накинулась огромная бездомная собака. Несчастный младший лейтенант бросился от нее наутек, выбежал на дорогу и был сбит грузовиком, ехавшим на высокой скорости. В больнице «скорой помощи», куда его привезли, он и скончался. Пришел в сознание перед самым концом, широко открыл глаза и закричал на склонившихся над ним врачей:

– Волки, волки! Я не стрелял! Не стрелял!..

И умер.

В газете даже поместили некролог с сообщением о его смерти.

* * *

Маша и Лариса встретили Романа на улице перед дверью в дачу. Они и в самом деле были напуганы невероятно. Когда увидели вожатого с мальчиком на руках, облегченно вздохнули и обрадовались совершенно искренне. Когда вошли внутрь и увидели, что Роман истекает кровью, то снова страшно испугались, но не растерялись и тут же принялись за дело.

Они все четверо, Роман так и не выпустил из рук съежившегося Ваню, вошли в его комнату, и девушки сразу занялись и мальчиком и вожатым.

Ваня почти не пострадал. У него на плече красовались три крупные царапины, и больше на нем, как не искали дотошные вожатые, ничего не было. Даже ступни ног не побились во время бега по земле, усыпанной сосновыми иголками и шишками.

Зато Роман пострадал очень серьезно. Кровь из его раны на руке лилась ручьем.

– Где это тебя так? – с участием спросила Романа Маша.

– Волк, – ответил тот.

Глаза девушек расширились от изумления.

Роман в нескольких словах рассказал, что с ним произошло.

Он сделал это без всякого желания похвастаться, просто он только сейчас окончательно понял, что с ним и Ваней случилась удивительная история. Он рассказывал обо всем девочкам, а ему казалось, что все это было не с ним, а с кем-то другим. И вовсе не он вытащил мальчика, можно сказать, из пасти волка. Такое бывает только в кино. В жизни такого не бывает…

Рана на руке, однако, говорила о другом. Царапины на плече мальчика тоже.

Девушки очень неплохо обработали рану и забинтовали Роману руку. Ване тоже досталось. Лариса выкрасила его йодом, и он стал коричневым, как негритенок. Царапины на плече мальчика были крупные, но неглубокие. Практически он отделался только испугом.

Когда закончили с ранами, стали обсуждать, что делать дальше. Сообщать про случившееся начальнику лагеря или не сообщать? Вопрос был сложный и деликатный. Все трое, вернее все четверо, нельзя забывать про Ваню, понимали, что для них это может кончиться трагически. Кое-кому раскаяние грозило увольнением или выговором, кое-кого за бегство после отбоя обязательно отчислят из лагеря и вернут в интернат… Никого такая перспектива не устраивала.

Через несколько минут разговора решили это дело похоронить в собственном архиве и не доводить его до общественности. Это всех устраивало. С Вани взяли слово, что он не будет распространяться о волке среди детей и взрослых. Мальчик, который все еще дрожал от испуга, охотно поклялся, что будет нем, как могила.

Все, казалось, было улажено, и компания уже готова была разойтись, но тут Маша вдруг что-то вспомнила и недобро посмотрела на Романа и Ваню.

– Мы забыли самое главное.

– Что?

– Волк, – трагическим голосом сказала Маша. – Он ведь вас, получается, укусил. Он укусил вас? Укусил?

Роман не понимал, что так удивляет напарницу, но вынужден был с ней согласиться.

– Укусил.

– И Никаншина укусил? Укусил? Говори. Ты же говорил, что волк держал его в зубах. Держал?

– Держал…

– Конечно, держал, – уверено сказала Лариса. – У него все плечо в следах от его зубов. Как это он не успел…

– Вот об этом мы уже молчать не можем, – Маша сказала это таким трагическим голосом, что всем, кто ее слышал стало не по себе.

– О чем ты говоришь? – спросила ее Лариса.

– Бешенство, – уже спокойным, но обреченным голосом сказала Маша.

– Что ты имеешь в виду?

Машу действительно никто не понимал.

– Какие же вы глупые! – она даже возмутилась. – Волк, или кто там был, мог быть бешеным! Если это так, то вы оба, – она кивнула на Романа и Ваню, – через две недели умрете от бешенства.

На лицах мальчика и Романа появилась растерянность.

Это действительно была проблема.

Вожатые понимали, что, пожалуй, им придется идти на покаяние к начальнику лагеря в надежде на помилование. По комнате пронесся вздох разочарования. Несколько минут все томительно молчали. Вдруг, когда уже никаких предложений не было, Лариса хлопнула себя ладонью по лбу.

– Кажется, я знаю, как это уладить! Тебе, Роман, надо завтра самому во время тихого часа зайти в медпункт и сказать, что вас с Никаншиным укусила собака. Незнакомая собака. Она бежала мимо и напала на Ваню. Ты, Роман, его спас, но она вас успела покусать. И все это произошло перед завтраком. То есть завтра. Так что в принципе этого еще не произошло. А Ваня эту ночь переночует у тебя в комнате, чтобы мальчишки ни о чем не узнали. Мы им скажем, что нашли Никаншина на чердаке. Так что получится, что он никуда из дачи и не убегал.

Все посмотрел на Ларису с восхищением. Особенно Ваня Никаншин. Он никогда не видел, чтобы взрослые, да еще и педагоги, так здорово врали.

План Ларисы оказался гениальным. Только…

Только со следующего дня Роман и Ваня Никаншин, взявшись за руки, отправились в медпункт, где им обоим после небольшого допроса сделали прививку от бешенства. Очень больную прививку. И мальчика, и вожатого просто согнуло после того, как игла выходила из их животов.

– Посидите на кушетке, отдохните, – посоветовала им врач лагеря Анна Васильевна, – а завтра приходите в это же время.

– Завтра? – Роман был поражен. – Зачем?

В страдающих глазах Вани стоял тот же вопрос.

– Как зачем? На прививку.

– На какую прививку? – пролепетал Роман.

– От бешенства. Что ты удивляешься, Рома? Мы только начали курс. Еще тридцать девять уколов.

– Тридцать девять уколов! – Роман только сейчас вспомнил, что от бешенства и в самом деле делают сорок уколов в живот. Это знает каждый ребенок. Вожатый почувствовал, как в ужасе прижался к нему Ваня, и посмотрел на него с сожалением.

Ваня увидел в глазах вожатого немой упрек и понял, что тот тоже боится уколов.

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ УКОЛОВ.

Так они стали товарищами по несчастью.

Это было их ПЕРВОЕ НЕСЧАСТЬЕ.

Дни пошли один за другим. Так как больше о волке не было слухов, лагерь начал понемногу успокаиваться. Но начальник лагеря, пользуясь тем, что не было никаких сообщений о поимке или ликвидации хищника, чрезвычайное положение не отменял. Это, конечно, вызывало сильное недовольство и среди детей, и среди взрослых, но он был непоколебим как скала, отчего некоторые самые отъявленные нарушители дисциплины даже его зауважали.

Роман и Ваня Никаншин аккуратно каждый день ходили на прививку. Ежедневные страдания их сильно сблизили. Роман строго настрого запретил детям приставать к Ване и неуклонно за этим следил. Но и сам Ваня сильно изменился после той ночи. Он стал намного спокойней в отношениях с другими детьми. Претензий на лидерство больше в нем не наблюдалось. Ребенка словно подменили. Он перестал драться, спорить и ссориться со всеми подряд и даже стал избегать детского общества, предпочитая ему одинокие прогулки по территории лагеря. Он мог часами сидеть в кустах и о чем-то подолгу размышлять. Когда дети все-таки делали попытки вывести его из себя, то у них ничего из этого не получалось. Ваня просто не обращал на них никакого внимания. В конце концов, от него отстали. Он стал жить спокойной и размеренной жизнью. Если, конечно, жизнь восьмилетнего мальчика можно назвать размеренной. В общественной жизни он никак себя не проявлял, не участвовал ни в каких мероприятиях, в игры включался неохотно, и очень часто пропадал из поля видимости вожатых. Романа это особенно не волновало. Ваня перестал плохо себя вести, и теперь вожатый на него почти не обращал внимания. Он вспоминал про него только, когда надо было отправляться на прививку от бешенства.

Ох, как надоели эти каждодневные мучения! Живот превратился в какой-то сгусток боли, которая не покидала ни на одну минуту в сутки и напоминала о себе даже во сне. Каждый раз, когда они шли в медпункт, Роман заглядывал Ване в глаза и спрашивал:

– Страшно?

– Страшно, – каждый раз честно признавался мальчик.

– И мне страшно, – вздыхал Роман. – Но за глупости надо платить. И мы с тобой платим сполна. Пошли.

И он опять брал мальчика за руку, словно опасался, что тот может убежать, и они шли принимать мучения.

Кончилась первая смена. Началась вторая. Роман поменял напарниц. Теперь он работал не с Машей и Ларисой, а лишь с одной девушкой. Начальник считал, что будет слишком жирно, если некоторые вожатые все три смены будут работать по трое на отряд, Девушку звали Олей. Она была чертовски мила и привлекательна. Даже Роман оценил эти ее качества и перестал быть букой, каким был прежде.

Ваня Никаншин опять был в отряде Романа. Он сам пришел к нему в начале смены и попросился в его отряд, теперь уже десятый. Роман удивился, но мальчика принял. Ему было даже немного приятно, что Ваня пришел к нему после того, как имел столько неприятностей от Романа в первую смену. Он открыл в мальчике еще одно качество: Ваня не был злопамятен.

В десятом отряде дети были еще младше, чем в девятом, и у Романа забот прибавилось. Дети были кто после первого, кто после второго класса и еще не постигли все сложности жизни без родителей. Роману и Оле было нелегко вдвоем уследить за ними, и тут у них неожиданно появился помощник. Это был Ваня.

Среди детей, которые были на год-два его младше, Ване с легкостью удалось утвердить свой авторитет. К тому же и сами они подобрались в этот раз совсем уж несамостоятельные, и стать среди них лидером Никаншину было совсем нетрудно. Да и сам он уже не очень стремился к власти среди детей.

Но недели через полторы, после начала смены случился странный случай, который немало поразил Романа.

Кто-то из старших ребят начал приставать к одному совсем маленькому и слабенькому мальчику и так его запугал, что тот даже не осмеливался рассказать об этом вожатым. Максимка, так звали этого мальчика несколько дней терпел издевательства малолетнего негодяя, пока свидетелем одной из таких сцен не стал Ваня Никаншин. Мальчишка, вернее даже подросток был на две головы выше Вани, но того это не остановило. Как, молния кинулся он на обидчика и вцепился ему в глотку. Подросток закричал, словно на него налетел не малыш, а дикая кошка, и подоспевшие вожатые, которые были поблизости, освободили его из объятий Никаншина. Естественно началось следствие. Всех троих допрашивали Роман, Оля и вожатый с воспитателем из того отряда, в котором был «преступник».

Ваня молчал как партизан. Ни на какие вопросы не отвечал. Другой мальчик раскололся моментально. Как и все подонки, он оказался полным трусом. В его глазах, когда он стал рассказывать, как на него набросился Никаншин, стоял такой невыразимый ужас, что его даже сильно и не наказали, велели только, когда его навестят родители, отвести их к начальнику лагеря.

Никаншина Роман не стал наказывать, потому что не видел для этого повода, а за то, что он вступился за младшего, похвалил. Ваня никак не отреагировал на похвалу, но Роман увидел в его глазах какую-то недетскую грусть. Это его встревожило. Не должны быть у детей такие грустные глаза, даже если они и несчастны. Теперь Роман твердо решил поговорить с мальчиком. Отношения у них были отличные. Почему бы и нет?

– Пойдем, поговорим, – сказал он ему как взрослому.

Ваня не сказал ни слова, но покорно поплелся за вожатым в его комнату.

– Что с тобой происходит? – спросил Роман мальчика, как только они оказались вдвоем. – Ты в последнее время какой-то не такой. Ты не болен, Ваня?

Ваня пожал плечами. Роман даже потрогал ему лоб. Так, на всякий случай. Температуры у ребенка явно не было.

– Так что же с тобой?

– Ничего.

Самый распространенный мальчишеский ответ.

– Нет, с тобой явно что-то происходит, – Роман чувствовал, что навязывается, и от этого ему было очень неприятно, но и отступать не хотелось. Он должен понять, почему ребенок так изменился. – Мне кажется, что тебе здесь не нравится. Это так?

Ваня опустил голову, и вожатый понял, что его догадка верна. Надо же, но Роман этому нисколько не удивился. Очень редко детям нравится быть далеко от родителей с чужими, чаще всего совершенно равнодушными к ним, людьми.

– Тебе в детдоме лучше? – осторожно спросил он.

От этого вопроса мальчик так вздрогнул, словно его только что сильно ударили по лицу. Он на миг взглянул Роману в глаза, и вожатый понял, что такой вопрос он больше никогда никому не задаст. Он много бы дал, чтобы и в этот раз не произносить его.

Разговор не клеился. Не получался. Он походил на обычный диалог между ребенком и воспитателем, в котором нет ни грамма искренности, только желание прекратить его, как можно скорее.

– А где бы ты хотел быть?

– Не знаю. Ничего я не хочу.

– Ну, уж этому я тебе ни за что не поверю, братишка, – Роман взял Ваню за руки и приблизил к себе. Заглянул в глаза. – Совсем ничего?

Мальчик глядел на Роман уже умоляюще. Видимо этот разговор ему был совсем невмоготу. Вожатый подумал, что вместо задушевной беседы он просто устроил Ване какую-то моральную пытку с глупыми и навязчивыми вопросами, на которые он и сам бы никому не стал отвечать.

– Ладно, – вздохнул Роман, – иди, Волчонок.

Он и сам не понял, как это у него вырвалось.

Ваня, который уже направился, было к двери, услышав, последнее слово, повернулся и внимательно посмотрел на вожатого. Он сжал кулаки, выставил их перед собой, разжал, заскреб в воздухе пальцами и вдруг прорычал:

– Р-р-р!!!

Так просто, без всякой злобы, как нормальный ребенок, КОТОРЫЙ ИГРАЕТ В СОБАКУ.

И даже показал свои маленькие белые зубки.

Романа это позабавило. Неожиданно для себя он вдруг тоже прорычал:

– Р-р-р!!!

И он тоже выставил перед своим лицом ладони с раскрытыми и приготовившимися схватить пальцами. Мгновение, и Ваня оказался в объятиях Романа. Он нисколько не испугался. Видно было, что это ему очень нравится. Когда лицо Романа приблизилось с открытым ртом к лицу мальчика, тот счастливо засмеялся и сквозь смех опять прорычал:

– Р-р-р!!!

– Р-р-р!!! – прорычал в ответ Роман.

А потом волчонок завыл:

– У-у-у!!!

И, обняв Романа, опять засмеялся.

Роман тоже засмеялся.

– Ты тоже повой, волк Роман, – попросил Ваня.

Роман повыл и подумал, что будет, если вдруг кто войдет в его комнату и увидит, чем он занимается? Но ему было так хорошо, что он забыл обо всем на свете и завыл:

– У-оу-у!!! – очень здорово у него это получилось. Ваня даже застыл от восторга.

Обычная детская игра. Так часто играют маленькие мальчики со своими отцами или старшими братьями.

Как игру воспринял ее и Роман.

А вечером ему стало невыносимо тоскливо и почему-то захотелось куда-то убежать. Не важно куда. Лишь бы бежать. Долго, долго, пока не устанут ноги, и не прервется дыхание.

Он встал около двери после того, как все дети были в постелях, и задумался. Так задумался, когда нет никаких мыслей, только хаотические цветные образы. Без всякой логики. Он думал и не видел, как неподалеку остановилась Лариса, та самая, с которой он работал в прошлую смену. Лариса шла в дачу, где ее ждал плаврук, и туда же должна была прийти и Маша. Увидев Романа, она остановилась, потому что что-то в нем показалось ей странным. Когда она поняла что, ей стало жутко. Мурашки побежали по ее спине.

ГЛАЗА РОМАНА СВЕТИЛИСЬ.

Не отражали свет, а именно СВЕТИЛИСЬ. САМИ ПО СЕБЕ ОНИ ГОРЕЛИ ЖЕЛТЫМ ОГНЕМ.

Лариса пошла прочь и вдруг увидела, как из окна дачи, около которой стоял Роман, на нее взглянули еще два желтых огонька.

– Ой, мамочка! – прошептала Лариса и побежала прочь. Через несколько секунд она поняла, кому принадлежали два других огонька. Это был Никаншин. Ваня Никаншин. Лариса была в этом уверена. Она превосходно видела в темноте, Почти как кошка. Это точно был Ваня. Мальчик, который был в ее отряде в прошлую смену…

Сначала ей стало страшно, но потом она прибежала в комнату плаврука, там было светло, весело, и она быстро забыла о том, что видела. Утром она даже посмеялась над собой. Мол, какая она трусиха и чего только не видит в темноте от страха!

Роман проснулся с невыносимой головной болью. Он с трудом разлепил глаза и поплелся умываться. Около одной палаты он остановился. Оттуда доносился чей-то стон. Роман готов был спорить на что угодно, что это плачет Ваня. ЕГО ВОЛЧОНОК. Он открыл дверь и вошел. На кровати, у окна катался, сжав руками колени, Ваня Никаншин. Плакал действительно он. Роман подошел, и сердце его сжалось от жалости к нему. Он вспомнил, что мальчику тоже каждый день делают больнущую прививку в живот. Он и сам вспомнил про свою боль и поморщился.

Ваня увидел, что он не один и замолчал. Поднял заплаканное лицо и прижался к Роману, словно тот мог снять его боль.

– Живот болит? – Роман погладил Ваню по голове.

– Нет.

– Нет? – Роман удивился. – А что ты ревешь?

– Голова, – простонал Ваня.

– Голова? – Роман почувствовал, как в его голове тоже взорвалась очередная бомба. – Надо же, у меня тоже болит голова. Очень сильно. Ну не плачь, это от духоты. – В комнате было невероятно душно. – Пойдем, умоемся холодной водой, а потом я тебе дам таблетку, и ты немного полежишь. Все пройдет.

Потом, когда это все было сделано, он немного посидел около Ваниной постели.

– Не легче? – спросил он, чтобы не молчать.

– Легче, – сказал Ваня, но было видно, что говорит он это просто так, чтобы успокоить Романа.

– А у меня все еще болит, – вздохнул вожатый.

– Роман, – прошептал вдруг мальчик, – можно я сегодня не пойду на прививку?

– Ну, уж нет, брат, – вожатый был непреклонен. – Тут я ничего не могу поделать. Думаешь, мне приятно ходить на укол каждый день? Совсем нет. Я тоже страшно боюсь уколов.

– Правда? – не поверил Ваня.

– А то?

Тут труба продудела подъем, и их разговор прервался.

А после завтрака они опять пошли на прививку.

Это была уже двадцать пятая прививка. Осталось еще пятнадцать. Первым, как всегда, сделали укол Роману, потом Ване.

Было как никогда больно. Роман сжал зубы, когда лекарство стали вводить внутрь, чтобы не закричать.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Своеобразный антипод второй великой антиутопии XX века – «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Что, в ...
Вы мечтаете открыть свой собственный детский клуб и не знаете, с чего начать?...
В мире будущего информационные технологии решают все. Ноу–хау России – суперпроцессор "Хризолит" – с...
Вам теперь не нужно бояться смерти. Доктор Шимановский ее отменил. Но если вы все-таки умерли – не о...
Оливия Кармайкл, журналистка телекомпании Си-эн-си, жаждала только сенсаций и карьерного роста, но н...