Варкрафт. Дуротан Кристи Голден

4

– Прошло уже три полных солнца после тех переговоров, но, кажется, никто не может говорить ни о чем другом, – с недовольной гримасой пожаловался Оргрим, сидящий верхом на Кусаке.

– По-видимому, и ты в том числе, – ответил Дуротан. Оргрим нахмурился и замолчал; видно было, что он слегка смутился.

Друзья вдвоем отъехали на расстояние лиги от селения в поисках топлива для костра. Не худшее задание, которое можно получить, но не такое интересное, как охота, хоть и необходимое. Топливо поддерживало жизнь клана зимой, и чтобы оно созрело и высохло до нужного состояния, требовалось время.

Но Оргрим был прав. Гарад, конечно, размышлял о том визите. Он даже не вышел из своей хижины на следующее утро. А вот Гейя вышла. В ответ на любопытный взгляд Дуротана, мать сказала, проходила мимо него:

– Твоего отца встревожило то, что сказал Гул’дан. Гарад просил меня найти Дрек’Тара, чтобы мы втроем обсудили, как то, о чем говорил зеленый чужак, повлияет на Духов и что нам делать с нашими традициями.

Это был длинный ответ на вопрос, заданный всего лишь приподнятыми бровями, и Дуротан тут же насторожился.

– Я тоже приду на это совещание, – сказал он. Волосы Гейи, заплетенные в косы и украшенные косточками и перьями, будто взлетели в воздух, когда она отрицательно замотала головой.

– Нет. У тебя есть другие обязанности, которыми ты должен заниматься.

– Я думал, что отец не заинтересовался Гул’даном, – сказал Дуротан. – А теперь ты мне говоришь, что будет совещание. Как сын и наследник вождя, я должен на нем присутствовать.

– Это только разговор, не больше, – отмахнулась мать. – Мы вызовем тебя на совет, когда будет нужно, сын мой. Как я уже сказала, у тебя есть другие обязанности.

Собирать дрова. Разумеется, никакие обязанности, которые выполнял даже самый незначительный член клана, не считались унизительными для вождя, так как Северные Волки считали, что каждый орк имеет свой голос и свою ценность для клана. Но все-таки… Что-то происходит, а Дуротана оставляют в стороне, и ему это не нравилось.

Его мысли вернулись к тому случаю, когда, еще в детстве, ему поручили собирать хворост для костра, на котором готовили еду. Юный орк тогда громко сетовал, потому что ему хотелось поупражняться в бою на мечах с Оргримом, и Дрек’Тар сделал ему выговор.

– Неразумно и опасно рубить деревья, когда нам не нужны крупные стволы для постройки жилищ, – сказал Дуротану шаман. – Духу Земли это не нравится. Он дает достаточно веток для наших нужд, их иглы сухие и быстро загораются. Только ленивые маленькие орки скулят как волчата, когда приходится сделать несколько лишних шагов, чтобы проявить уважение к Духу.

Дуротан, разумеется, был сыном вождя, и ему не понравилось, что его назвали ленивым маленьким орком, который скулит, как волчонок, поэтому он отправился выполнять поручение. Позднее, уже взрослым, он спросил у Дрек’Тара, правду ли он тогда сказал.

Шаман рассмеялся.

– Правда в том, что глупо без разбора валить деревья, – ответил он. – И к тому же слишком близко от селения – это известит чужаков о нашем присутствии. Но… да. Я считаю, что это проявление неуважения. А ты разве нет?

Дуротану пришлось согласиться, но он прибавил:

– А правила Духа всегда совпадают с тем, чего хочет вождь?

Широкий рот Дрек’Тара растянулся в улыбке.

– Только иногда, – ответил он.

Теперь, пока Дуротан ехал рядом с Оргримом, ему в голову пришла одна мысль. «Рубить деревья…»

– Гул’дан говорил, что когда южные орки рубят деревья, они пахнут… плохо.

– Нет, вы послушайте! – шутливо возмутился Оргрим. – И кто теперь говорит о Гул’дане?

– Нет, правда… Как ты думаешь, что это значит? И кровавое яблоко… он показал его нам, из него исчезли семечки.

Оргрим пожал могучими плечами и указал рукой на рощицу впереди. Дуротан увидел сухие упавшие ветки на кучках высохших бурых иголок.

– Кто знает. Может быть, южные деревья решили, что они больше не хотят, чтобы их рубили? Что касается яблока, я и до этого надкусывал яблоки, в которых нет семечек.

– Но откуда колдун мог знать это? – настаивал Дуротан. – Если бы он разрезал яблоко и в нем все же оказались бы семечки, его со смехом выпроводили бы из нашего селения. Он знал, что их там не будет!

– Может быть, это яблоко уже было разрезано. – Оргрим спрыгнул с Кусаки и развязал пустой мешок, готовясь заполнить его хворостом. Кусака начал описывать круги, пытаясь лизнуть Оргрима в лицо, и орку пришлось тоже ходить кругами, смеясь:

– Кусака, прекрати! Нам надо навьючить тебя.

Дуротан тоже рассмеялся.

– Ваш танец оставляет желать… – Слова застряли у него в горле. – Оргрим!

Его друг тут же насторожился, услышав, как изменился голос Дуротана, и посмотрел в ту же сторону. В нескольких шагах от них, почти незаметное в серо-зеленых ветвях сосны, на коре дерева виднелось белое пятно – свидетельство того, что кто-то отрубил ветку.

Дуротан и Оргрим охотились вместе с тех пор, как научились ходить; детьми они вместе выслеживали воображаемую добычу или грубые игрушки из кожи. Они настолько полно чувствовали друг друга, что словами не выразить. Сейчас Оргрим ждал в напряженном молчании указаний сына своего вождя.

«Наблюдай», – учил Дуротана отец. Ветку срубили – не сломали и не оторвали. Получается, тот, кто это сделал, носит оружие. Из среза еще сочился янтарный сок, так что срезали ее совсем недавно. Снег под пострадавшим деревом был примят ногами.

Несколько мгновений Дуротан стоял неподвижно и просто слушал. Он слышал только тихие вздохи холодного ветра и шелест сосновых иголок. Чистый аромат проник в его ноздри, когда он глубоко вдохнул воздух. Но он уловил и кое-что еще: запах меха и не показавшийся ему неприятным мускусный запах – не странный цветочный запах дренея, а запах другого орка.

А поверх этих двух знакомых, известных запахов резко выделялся третий – резкий металлический запах крови.

Дуротан повернулся к Острозубу и положил ладонь на нос волка. Зверь послушно опустился на снег и замер – он двигался беззвучно, как и его хозяин. Волк не двинется с места и не завоет, если на него не нападут или его не позовет Дуротан.

Кусака, обученный так же хорошо волк из одного помета с Острозубом, подчинился аналогичной команде Оргрима. Оба волка смотрели на своих хозяев умными золотистыми глазами, а те осторожно двинулись вперед, огибая снежные сугробы, под которыми могли скрываться ветки, треском выдавшие бы их присутствие.

Из оружия в их распоряжении имелись только топоры, зубы волков и их собственные тела. Этого с лихвой хватило бы, чтобы справиться с обычными опасностями, но рука Дуротана чесалась от желания сжать боевой топор или копье.

Они шагали по направлению к деревьям с обрубленными ветками. Дуротан дотронулся до одной из влажных меток на коре, потом показал рукой на истоптанный снег, обращая внимание друга на то, что незваные гости не прятались. Этим оркам было все равно, узнает ли кто-то об их присутствии. Дуротан нагнулся, чтобы осмотреть следы. В нескольких шагах от него Оргрим сделал то же самое. После быстрого, но тщательного осмотра Дуротан поднял четыре пальца.

Оргрим покачал головой и показал пальцами обеих рук другое число.

Семь.

Дуротан скривился. Они с Оргримом были орками в самом расцвете сил, здоровыми, быстрыми и сильными. Сам он легко мог справиться с двумя, даже с тремя или четырьмя другими орками, вооруженный лишь топором. Но семеро…

Оргрим посмотрел на него и показал в глубину рощицы. Друг рвался в бой, как всегда, с самого своего рождения, ему не терпелось напасть на нарушителей границ, но Дуротан медленно покачал головой – нет. Оргрим сдвинул брови, словно молча издал восклицание.

Об этом сложили бы грандиозный «лок’ваднод», но хотя Дуротана за такой подвиг потом прославляли бы в песнях после его героической смерти, они с Оргримом находились слишком близко от селения. Дуротан сложил руки, словно качал младенца, и Оргрим нехотя кивнул.

Они вернулись к своим волкам, по-прежнему съежившимся в снегу. Дуротану пришлось сдерживать себя, чтобы сразу же не вскочить в седло. Вместо этого он погрузил пальцы в мягкую густую шерсть на горле Острозуба. Волк поднялся, медленно помахивая хвостом, и несколько шагов прошел рядом с Дуротаном, пока рощица и приметы опасности не остались позади. Только когда Дуротан убедился, что их не услышали и не преследуют, он вскочил на Острозуба и поскакал к селению со всей быстротой, на которую были способны огромные ноги волка.

Дуротан направился прямо к хижине вождя. Не объявляя о себе, он толчком распахнул дверь.

– Отец, там чужаки, которые…

Слова замерли у него на губах.

Хижина была, как и требовал закон клана, самой большой в селении. Одну стену закрывало знамя. Доспехи и оружие вождя занимали один угол, а кухонные принадлежности и другая повседневная утварь были аккуратно расставлены в другом. Обычно третий угол заполняли меха для постели, скатанные и убранные в сторону, когда семья бодрствовала.

Но не сегодня. Гарад лежал на шкуре копытня на жестком земляном полу, укрытый второй шкурой. Гейя одной рукой поддерживала его голову и наклоняла ее вперед, чтобы вождь Северных Волков мог понемногу глотать из тыквенного ковша, который был у нее в другой руке. Когда Дуротан вошел, и она, и Дрек’Тар, стоящий рядом с ней, резко повернули к нему головы.

– Закрой дверь! – рявкнула Гейя. Потрясенный Дуротан быстро повиновался. Он сделал два шага на своих длинных ногах и опустился на колени рядом с Гарадом.

– Отец, что с тобой случилось?

– Ничего не случилось, – проворчал вождь, с раздражением отталкивая прочь дымящуюся жидкость. – Я устал. Можно подумать, что сама смерть склонилась надо мной, а не Дрек’Тар, хотя иногда мне кажется, что это одно и то же.

Дуротан переводил взгляд с Дрек’Тара на Гейю. У обоих были мрачные лица. У Гейи был такой вид, будто за последние три дня она не спала ни минуты. Дуротан вдруг только сейчас увидел, что в волосах матери те же бусы, что и во время визита Гул’дана, а ведь Гейя никогда не носила ритуальные украшения после того, как церемония закончена.

Однако обратился он к шаману:

– Дрек’Тар?

Старый орк вздохнул.

– Это не болезнь из числа тех, что мне известны, и не рана, – произнес он. – Но Гарад чувствует себя…

– Слабым, – договорила Гейя. Голос ее дрожал.

Значит, вот почему она настояла, чтобы Дуротан отправился за хворостом на три дня. Мать не хотела, чтобы он находился здесь, в селении, и задавал вопросы.

– Это серьезно?

– Нет, – проворчал Гарад.

– Мы не знаем, – ответил Дрек’Тар, будто вождь ничего не говорил. – И именно это меня тревожит.

– Ты думаешь, это имеет какое-то отношение к тому, что сказал Гул’дан? – спросил Дуротан. – О том, что мир заболевает?

О том, что болезнь подбирается к Хребту Ледяного Огня.

Дрек’Тар вздохнул.

– Возможно, – ответил он. – Или это просто пустяк. Инфекция, которую я не могу распознать и которая, возможно, пройдет со временем, или…

– Если бы это была инфекция, ты бы ее знал, – твердо заявил Дуротан. – Что говорят Духи?

– Они взволнованы, – ответил шаман. – Им не понравился Гул’дан.

– Кто может их винить в этом? – сказал Гарад и подмигнул сыну, чтобы подбодрить его, но эффект оказался обратным. Весь клан встревожили грозные предсказания зеленого орка. Гараду было бы неразумно появляться перед народом в таком состоянии. Гейя и Дрек’Тар правы, что ждали, пока он выздоровеет, чтобы…

Дуротан выругался. Его так потряс вид отца в подобном состоянии, что он забыл, что заставило его ворваться в их жилище.

– Мы нашли следы чужаков в лесу, на расстоянии лиги к юго-востоку, – сообщил он. – От них пахнет кровью. Ее много – больше, чем просто от убийства на охоте. И это старая кровь.

Маленькие глазки Гарада, влажные и налитые кровью, при этих словах прищурились. Он откинул верхнюю шкуру.

– Сколько? – спросил он, пытаясь подняться.

Ноги вождя подломились, и Гейя подхватила его. Мать Дуротана была сильной и обладала многолетней мудростью, однако впервые на памяти Дуротана родители показались сыну старыми.

– Я соберу боевой отряд, – решил Дуротан.

– Нет! – это был громкий протестующий крик, приказ, и Дуротан невольно остановился – так глубоко укоренился в нем инстинкт, требующий повиноваться командам отца.

Но у Гейи он отсутствовал.

– Дуротан справится с этими непрошеными гостями, – сказала она. – Пусть он возглавит боевой отряд.

Гарад оттолкнул жену прочь. Этот жест был сердитым, властным, но Дуротан знал, что отцом руководит страх. Обычно, если он отнесся бы к Гейе так непочтительно, она бы ответила ему на удар. Пусть Гарад был вождем, но она была женой вождя и не терпела подобного обращения.

Сейчас она этого не сделала, и от этого Дуротана охватил леденящий холод.

– Послушайте меня, – обратился Гарад ко всем. – Если я не поеду на встречу с грозящей опасностью, клан подумает, что я слишком слаб. Они и так уже возбуждены из-за той чепухи, что наговорил Гул’дан. Если они сочтут, что я не в состоянии руководить… – Он покачал головой. – Нет. Я поведу этот боевой отряд и вернусь победителем. И тогда мы разберемся с происходящим – с позиции победителей. Я докажу Северным Волкам, что в состоянии их защитить.

Его логика была неопровержима, хотя Дуротан всей душой ей противился. Он взглянул на мать и увидел в ее глазах безмолвную просьбу. Сегодня она не будет сражаться бок обок с Гарадом. Впервые в их жизни Гейя заподозрила, что муж не вернется. Клан не мог позволить себе потерять его, ее и Дуротана в одной ужасной схватке. Сердце наследника вождя сжалось от боли.

– Я не спущу с него глаз, мать. С ним ничего…

– Мы отправляем слабых в изгнание, Дуротан, – перебил его Гарад. – Таков наш обычай. Ты не будешь прикрывать меня и не будешь вмешиваться. Если такова моя судьба, я приму ее, и сделаю это без чьей-либо помощи, верхом на моем волке или на своих двух ногах. – Даже произнося эти слова, вождь слегка покачнулся. Гейя подхватила мужа, и на этот раз, когда он отстранился, он сделал это мягко, не обидно для спутницы всей своей жизни. Он протянул руку за ковшом и несколько мгновений смотрел на него.

– Расскажи мне, что ты видел, – обратился он к Дуротану и стал слушать сына, прихлебывая целебный отвар.

5

Гейя и Дуротан помогли Гараду облачиться в боевые доспехи. В отличие от охотничьих, они были рассчитаны на то, чтобы выдержать удар топора, молота или булавы, а не рогов и копыт. Звери наносят удар в центр тела или в грудь и ноги. Орки тоже целятся в эти места, но у орка, оружие которого рассчитано на ближний бой, особенно уязвимы плечи и горло. Именно поэтому у боевых доспехов горло защищает толстый кожаный воротник, а плечи – толстые накладки, утыканные металлическими шипами. Но для расы, превыше всего почитающей честь, доспехи менее важны, чем оружие. А оружие, которым сражаются орки, очень тяжелое. Например, завещанным Оргриму предками оружием был Молот Рока, от которого получила свое имя его семья. Он представлял собой огромный кусок гранита, дважды обернутый куском кожи с золотыми заклепками, на толстой дубовой рукояти, которая сама по себе могла служить оружием.

Гарад же предпочитал для охоты родовое оружие – Удар Грома, а в битву брал с собой громадный топор, названный им Секачом. Это был обоюдоострый стальной клинок, старательно заточенный так, что его лезвие стало тонким, как лист, и он полностью соответствовал своему названию. Гарад редко брал его с собой, но сегодня он с гордостью повесил этот топор за спину.

Дуротан никогда не был так горд тем, что он сын Гарада, как в тот момент, когда через некоторое время отец вышел из хижины. Он шагал еще более прямой, чем обычно, его темные глаза сверкали праведным гневом. Оргрим уже поговорил с воинами клана, и большинство из них тоже надели боевые доспехи.

– Северные Волки! – прозвенел голос Гарада. – Мой сын принес вести о незваных гостях в наших лесах. Об орках, которые пришли на нашу территорию не открыто, как положено отряду охотников, а крадучись и скрываясь. Они рубили ветви наших деревьев, и они пахнут давней кровью.

При воспоминании об этом Дуротан подавил невольную дрожь. Любой орк считал запах свежей крови, пролитой ради пропитания или ради защиты чести, хорошим запахом. Но застарелая кровь, которая воняет затхлостью, разложением… ни один орк не согласится пахнуть так. Воин купается в крови, но после смывает ее и переодевается в чистую одежду, чтобы отпраздновать победу.

Неужели это те самые Красные Ходоки, о которых говорил Гул’дан? Неужели они называют себя так потому, что всегда покрыты кровью своих жертв? Когда Гул’дан рассказал об этом клане, Дуротан склонен был радушно принять его охотников, если они придут на территорию Северных Волков. Любой орк, отказавший колдуну, достоин уважения. По крайней мере, так он считал, пока не ощутил их запах.

Убитым существам следует позволить двигаться дальше – душам орков и душам их меньших братьев и сестер, таких как копытни, вплоть до самого маленького снежного кролика. Их убивают и едят или сжигают, возвращая земле, воде, воздуху и огню. Шкуры выделывают и красят, никогда не оставляя окровавленными и гниющими.

Эти мысли ужасали Дуротана, как и каждого Северного Волка, которые внимательно слушали слова своего вождя.

– Мы поедем и сразимся с этими незваными гостями, – продолжал Гарад. – Мы выгоним их из наших лесов или убьем их там, где найдем!

Он поднял Секач и прокричал:

– Лок’тар огар! Победа или смерть!

Северные Волки на бегу подхватили его клич и кричали вместе с ним, подбегая к своим рвущимся в бой волкам. Дуротан вскочил на Острозуба, бросив быстрый взгляд через не защищенное доспехами плечо на отца. Всего на мгновение усталость, которая лишила сил Гарада совсем недавно, промелькнула на лице вождя. Затем – и Дуротан понимал, что только благодаря решимости и упрямству, – усилием воли Гарад прогнал ее.

У Дуротана вдруг перехватило дыхание, словно его горло сжала невидимая рука.

В дороге Гарад старался заставить себя думать быстрее. Северные Волки мчались к рощице пострадавших деревьев, не пытаясь скрываться. Его сын и Оргрим доложили, что видели следы семи орков, но, несомненно, нарушителей было больше. Возможно даже, что основной отряд численностью превосходил Северных Волков, которых всегда было немного. Одно несомненно: никто из орков не заметил никаких признаков того, что у чужаков были волки. В конце концов, Красным Ходокам, если это они, предстоит столкнуться с десятком воинов, а на деле даже с двумя десятками – северные волки обучены сражаться бок о бок с орками, которых они считают скорее друзьями, чем хозяевами.

Этого будет достаточно, чтобы уничтожить пришельцев. По крайней мере, Гараду придется на это надеяться. И придется надеяться, что он продержится достаточно долго, чтобы совершить то, для чего приехал сюда, а потом вождь вернется домой и продолжит бороться с этой проклятой, унизительной слабостью.

Эти симптомы напоминали состояние, вызванное укусом мелкого, но опасного насекомого, которого орки называют диггером. Его жертвы на много дней ослабевали, лишались энергии и сил, что приводило орков в ужас. Боль, конвульсии, сломанные конечности – с этим всем они умели справляться. Но безразличие и летаргия, вызванные этим насекомым, их очень пугали. Однако ни Гейя, ни Дрек’Тар не заметили следов укуса диггера. А Дрек’Тар вдобавок не узнал у Духов ничего – совсем ничего – о природе этой таинственной болезни. Когда Дуротан пришел и рассказал о пахнущих кровью врагах, Гарад понял, что это знамение. Он должен встать и сражаться. Он соберется с силами и победит болезнь, так же как прежде побеждал всех других врагов.

Победа в этой схватке также поднимет боевой дух клана. Мрачные предсказания Гул’дана, его пугающее появление, его странная рабыня и, более всего, его зеленая кожа – все это плохо подействовало на Северных Волков. Пролитая кровь врагов очень приободрит их. И Гарад жаждал еще раз ощутить на себе брызги горячей крови законной добычи. Может быть, это испытание, посланное Духами, и триумф вернут ему бодрость. Болезнь подстерегла их клан, не обойдя даже вождя, но он отразит ее атаку, как уже бывало прежде.

Наглые чужаки оставили широкий след из раненых деревьев, их следы темными пятнами выделялись на истоптанном снегу. Северные Волки шли по этим следам, перекрывая их отпечатками лап своих волков. Следы вели к серой дуге подножий холмов. Вершина Горы-Предка тонула в низких облаках.

Чужаки ждали их, и Гарад был этому рад.

Их оказалось всего семнадцать. Они стояли шеренгой, прямые и безмолвные. Доспехи и оружие Северных Волков свидетельствовали об их северном происхождении, а снаряжение чужаков представляло странную смесь из разных стилей: вареной кожи, меха, металлических пластин. Оружие у них было столь же разнообразное.

Но не это заставило резко остановиться некоторых членов клана. Гарад понял, что они остановились, когда увидели, что броня врагов, руки и лица – все покрыто темными, высохшими, зловонными отпечатками окровавленных ладоней.

Один такой орк, самый крупный и устрашающий на вид, стоял в центре, на несколько шагов впереди остальных. Гарад предположил, что это вождь пришельцев. Его обритую голову не покрывал шлем.

Гарад с презрением смотрел на него. Эти Красные Ходоки, если перед ними и впрямь они, не смогут долго выживать на севере. Здесь воины берегут волосы и закрывают голову. Оргрим был единственным Северным Волком, который взбунтовался против обычая. Волосы и шлемы помогали сохранить тепло, а также голову их владельца на плечах. Сейчас Гарад снесет эту лысую голову и увидит, как она упадет на снег, растопив его горячей кровью.

Недавно Гейя настаивала, чтобы вождь не принимал участия в бою; она почти умоляла его. Никогда прежде она не вела себя так, и ее страх встревожил Гарада больше, чем собственная болезнь. Жена была самой отважной из всех известных ему орков, и сейчас вождь понял, что был ее единственной слабостью. Они так давно женаты, что Гарад не мог даже представить себе, что она не бросится в бой рядом с ним. Но такой момент наступил, и он понимал, почему Гейя решила остаться в селении.

Эта изнурительная болезнь не к лицу орку, и она пройдет. Он не позволит ей одолеть себя.

Он не станет обрекать свою Гейю на необходимость мчаться в бой без него.

Гарад издал тихое горловое рычание, собрав все свои силы и направив их на выполнение двух задач – поднять Секач и открыть рот, чтобы издать боевой клич.

Его крик почти сразу же подхватили другие Северные Волки. С двух сторон от него скакали его сын и Оргрим, и, как уже было много раз (только сейчас с ними не было Гейи), вождь и молодые орки бросились вперед в едином, внушающем ужас строю. Их волки почти соприкасались боками, но потом они разделились, и каждый устремился к своей цели.

Гарад взял на себя вожака. Глядя на него, тот улыбнулся и кивнул. Топор в его руке блестел от чего-то липкого – вероятно, от древесного сока. Несомненно, этот непочтительный орк раньше рубил им ветки деревьев. Гарад решил использовать охвативший его гнев как источник энергии и почувствовал, как у него прибавилось сил. Да, то была самая настоящая энергия, пусть и рожденная жаждой крови.

Лысый орк издал крик и бросился к Гараду. Толстые ноги несли его вперед со всей быстротой, какую допускал снег. Но пеший орк не мог соперничать с сидящим верхом на волке, и Гарад с усмешкой налетел на врага.

Лед тоже готов был сражаться. Его пасть открылась, красный язык вывалился из-за острых белых зубов. Гарад обеими руками поднял Секач, выжидая момент, когда можно будет наклониться и отрубить голову врага одним ударом.

Но в этот момент орк крикнул:

– Мак’гора!

Гарад резко откинулся назад, и Лед неловко свернул в сторону. Гарад никогда прежде не слышал, чтобы орк потребовал мак’гору в разгар боя. Красных Ходоков наверняка ждало поражение. Просить, чтобы исход боя решил поединок, было чистой трусостью. Если бы Северные Волки были так малочисленны, они бы все равно сражались до конца против превосходящего числом противника. Они бы никогда не попытались изменить исход боя, сведя его к поединку!

Отвращение Гарада к Красным Ходокам усилилось, но одновременно в глубине его души промелькнула тревога. Будь вождь в своем обычном состоянии, он бы ни в чем не уступил этому южанину, но сейчас руки и ноги Гарада уже грозили предать его. Он не был уверен, что у него хватит сил.

Но как он мог сделать вид, будто не слышал вызова? Если другие его слышали и увидят, что вождь не принял вызова на поединок, позор падет на голову Гарада, а не чужака. Его враг заметил нерешительность на лице Гарада, и его губы изогнулись над клыками в жестокой ухмылке.

Гарад не мог вынести такого оскорбления. Он спрыгнул с волка. Слегка споткнулся, но быстро пришел в себя, собрав для этого всю свою волю. «Ты сильный, – сказал он себе. – Ты вождь, а это чепуха. Ты победишь этого противника, и твои Северные Волки уничтожат Красных Ходоков».

– Я принимаю вызов! – зарычал он и бросился в атаку.

Перепачканный соком деревьев топор лысого орка столкнулся с мощным Секачом, словно он бы всего лишь детской игрушкой для тренировок, и с поразительной легкостью отбил удар. Гарад опомнился и крепко сжал топор, стараясь не упасть. Потеря равновесия грозила гибелью.

Теперь уже Красный Ходок пошел в атаку, и Гарад застонал от усилия, которое потребовалось ему только для того, чтобы поднять Секач и парировать смертоносные удары. Больше он ничего не мог сделать; в его руках и ногах, во всем его теле не осталось сил для нападения. Слишком поздно он осознал, что сделал ошибку, согласившись на этот поединок. Вождя охватили горе и ярость, придавшие ему сил, которых хватило, чтобы поднять огромный топор и опустить его, нанеся сокрушительный горизонтальный удар.

Но чужого орка уже не оказалось на прежнем месте. Он отскочил в сторону и теперь открыто насмехался над усилиями Гарада. Остальные Северные Волки явно побеждали в бою. Красные Ходоки хорошо сражались, но они увязли в снегу, и численный перевес был на стороне противников. Лысый орк оглянулся, криво усмехаясь.

– Лучше я закончу это быстро, – сказал он. – Ведь только мы с тобой знаем, что это мак’гора.

Он поднял свой топор. Гарад застонал от гнева и попытался, в свою очередь, поднять Секач. Вождь беспомощно смотрел, как задрожали его руки, когда он приподнял топор всего на несколько дюймов, а потом оружие выпало из его слабых пальцев.

Все равно. «Пусть будет так, – подумал Гарад. – Я умру в честном…»

И внезапно он понял. Противник Гарада знал, что победить вождя будет легко.

Нож! Клинок Гул’дана…

Все внутри у него заледенело от этого ужасного понимания.

А потом топор Красного Ходока опустился.

6

Северный волк не нуждался в другом всаднике, кроме мертвого тела своего хозяина. Огромный зверь жалобно взвыл, когда упал Гарад, и бросился вперед, на его убийцу, который погиб быстрой и кровавой смертью. Теперь Лед стоял, весь дрожа, пока Дуротан привязывал тело отца к сильной спине волка. Глаза орка и волка встретились, и Дуротан увидел в больших янтарных очах волка отражение своего собственного горя. Большинство орочьих кланов считали, что волки, на которых они ездили, всего лишь звери – ездовые животные, и ничего больше. Менее ценные, в некоторых случаях, чем боевое оружие, – волки умирают, их нельзя передать по наследству своим детям.

Северные Волки никогда так не считали. У них волки выбирали себе хозяев, а не наоборот, и оставались с ними до тех пор, пока эти узы не разрывала смерть. Лед будет горевать не так, как горевал бы орк, но его горе все равно будет настоящим. Дуротан гадал, позволит ли Лед когда-нибудь сесть на свою спину кому-то другому. От сострадания к огромному зверю и к матери, которой только предстояло узнать душераздирающую новость, сердце Дуротана сжималось. Он позволил себе всего одно мгновение, чтобы прочувствовать потерю: «Отец. Друг. Учитель. Вождь».

Жизнь у Хребта Ледяного Огня была трудной и с течением времени становилась все труднее. Нет ничего неестественного в том, что отец покидает этот мир раньше своего ребенка. Но тяжелее всего было смириться с тем, как именно умер Гарад. Отец был мудрым, сильным, успешным предводителем своего народа много лет. Он не заслуживал такого позорного конца.

Дуротан и многие другие стали свидетелями того, что Гарад погиб из-за того, что не смог удержать в руке Секач.

Теперь Дуротан стал предводителем Северных Волков – по крайней мере, в данный момент, – и все они смотрели на него. Когда он убедился, что привязи, удерживавшие отца на волке, надежны и выдержат обратный путь к Хребту Ледяного Огня, он отвернулся ото Льда и оглядел отряд.

– Сегодня мы выехали, чтобы ответить на вызов, – сказал он. – И мы на него ответили. Мы победили. Наши враги лежат и остывают на снегу, и мы устранили угрозу нашему клану. Но эта победа дорого нам досталась. Мы потеряли Гарада, сына Дуркоша, сына Рокука – вождя нашего клана. Он умер так, как он и любой Северный Волк пожелал бы сам: в бою, отважно защищая свой клан от явного врага.

Он помолчал, раздувая ноздри, готовый подавить любое возражение, любое противоположное утверждение. Но все молчали, хотя снег тихонько заскрипел, когда некоторые орки смущенно переступили с ноги на ногу, избегая смотреть на Дуротана.

– Мы отвезем его домой в молчании. Как его сын, я – его наследник, если Духи не сочтут меня недостойным. – «Или кто-нибудь не бросит мне вызов», – подумал он, но не произнес это вслух. Дуротан не мог ничего поделать, если эта мысль уже пришла кому-нибудь в голову, но не хотел сам посеять это семя.

Однако тень сомнения никуда не ушла. Гарад пал в неудачный момент, и это было плохим предзнаменованием для Дуротана – и для Северных Волков.

Решимость вытеснила горе. Когда Дуротан вскочил на Острозуба, среди всего этого хаоса и движения, молодой вождь знал одно: он сделает все, что в его силах, чтобы почтить память великого орка и обелить его имя.

Гарад долго пробыл вождем, и поэтому немногие из присутствующих видели ритуал, который должен был сейчас начаться. Все члены клана Северного Волка, от самого седого орка до самого крохотного сосунка, пришли к особому кругу, который велел обозначить Дрек’Тар. Он находился недалеко от селения, но на некотором расстоянии от него, на открытом участке, достаточно просторном, чтобы все могли стать свидетелями происходящего. Дуротан с болью осознал, что, хотя сейчас на этом месте должно произойти горестное событие, здесь же клан устроит танцы в честь Дня летнего солнцестояния.

Тело Гарада положили на погребальный костер. На него ушло большинство дров, собранных кланом. Дуротан с горькой иронией размышлял о том, что именно поиски дров стали причиной необходимости этого костра.

Все это казалось таким неправильным. Четыре дня назад они даже не слыхали о зеленом орке по имени Гул’дан. Еще сегодня утром Гарад еще дышал, а клан пребывал в блаженном неведении об ужасной угрозе Красных Ходоков. Дуротан спрашивал себя, сможет ли он когда-нибудь изгнать из ноздрей вонь засохшей крови.

Тело Гарада обмыли, но в его грудной клетке по-прежнему зияла дыра. Подобно шрамам на живом теле, раны убитых были почетными для них. Если орк погибал в схватке – в бою или на охоте, – повреждения, унесшие его жизнь, выставляли на всеобщее обозрение, чтобы все в клане видели, что он пострадал ради благополучия клана. Гарада одели в доспехи, в которых он погиб, поврежденные ударами, лишившими его жизни. Юному орку больно было видеть неподвижные руки и ноги отца.

Более молодые шаманы, прислуживающие Дрек’Тару, выкладывали камни вокруг погребального костра, оставляя проход для Дуротана. Камни держали в руках, пели над ними и только потом выкладывали, с большим почтением. Дуротан чувствовал: энергия по мере того, как члены клана приходили и молча садились возле очерченного круга, энергия вокруг них нарастала с каждым мигом.

Наконец круг был почти завершен. До этого Дрек’Тар тихо стоял в стороне, положив руку на шею Мудроуха. Теперь волк вошел в круг из освященных камней и ввел в него хозяина. Дрек’Тар отпустил волка, что-то тихо сказав ему и погладив, а затем выпрямился.

– Северные Волки! – крикнул он. – Мы знаем, что за наш образ жизни стоит сражаться, и сегодня наши воины это сделали. Большинство вернулось с победой, но одного уже не будет с нами в этой жизни. Любого павшего воина мы бы оплакивали и воздавали бы ему почести за его жертву. Мы сделаем так и сегодня, но собрались мы не только для этого. Орк, который пал сегодня, это Гарад, сын Дуркоша, сына Рокука. Наш вождь. И поэтому мы должны просить благословения Духов Земли, Воздуха, Воды, Огня и Жизни для его сына, Дуротана, чтобы он мог руководить нами так же хорошо и мудро, как его отец.

Почти никто не роптал – ритуал прощания был слишком важным для подобного проявления неуважения. Однако некоторые зашевелились, отводя взгляд, и в Дуротане пробудился гнев. Он проигнорировал его, не отрывая взгляда от Дрек’Тара и ожидая сигнала войти в круг.

Но первой шаман вызвал мать Дуротана. Голос его звучал мягко, когда он произнес:

– Гейя, дочь Зунгала, сына Керзуга. Ты была спутницей жизни Гарада. Рука той, которая любила его больше всех, должна зажечь огонь.

Обычно заплетенные в косы, длинные волосы Гейи ныне свободно ниспадали почти до самой талии. Шагая вперед, она была прямой, как сосна. Только Дуротан, который хорошо знал мать, видел в ее глазах блеск непролитых слез. Позже она заплачет, они оба заплачут, оставшись наедине со своей болью, но сейчас, когда покров горечи омрачил память о любимом муже и отце, им необходимо было олицетворять силу.

«Если Духи думают так же, как некоторые члены клана…»

Нет. Он не уделит таким мыслям внимания даже на долю секунды. Гарад был великим вождем орков. Дуротан знал, что сам он ничего не сделал, чтобы опозорить свою семью, свой клан или Духов. Все будет хорошо.

Должно быть хорошо.

Его ладони сжались в кулаки.

– Дуротан, сын Гарада, сына Дуркоша. Выйди в круг. Предстань перед судом Духов, которых наш народ почитал с начала времен и которые будут существовать даже тогда, когда нас забудут и никто не будет больше воспевать наши имена.

Краем глаза Дуротан заметил, что Оргрим напряженно смотрит на него. Орк медленно, демонстративно, приложил кулак к своей широкой груди и вздернул подбородок в знак уважения. Через несколько мгновений его примеру последовало несколько других орков, потом еще, и к тому моменту, когда молодые шаманы замкнули круг священными камнями, весь клан салютовал сыну Гарада. Дуротан бросил на Оргрима благодарный взгляд, а потом приготовился к тому, что будет дальше.

Дрек’Тар ничего не рассказал ему об этом, заявив, вполне логично, что, так как с ним никогда ничего подобного не происходило, он не смог бы правильно все объяснить.

– И я подозреваю, что для каждого все происходит по-своему, – прибавил он. Дуротан знал точно одно: когда Духи будут его оценивать, они одновременно будут поддерживать связь с Дрек’Таром.

Дрек’Тар держал в руках пучок дымного листа. Высушенные и туго сплетенные стебли этой травы издавали при горении сладкий аромат. Сейчас они не горели, а медленно тлели, и дым тонкими струйками поднимался вверх. Дуротан подошел к шаману и опустился перед ним на колени, а тот, держа в одной руке длинные стебли травы, взмахами другой руки стал гнать дым на Дуротана.

От травы шел приятный запах – чистый и свежий. Дрек’Тар отдал дымный лист Палкару, своему помощнику-шаману. Третий шаман, Релкарг, протянул Дуротану чашу, и тот осушил ее. Жидкость была горячей и густой, сладкой от сока, который источали деревья. Он вернул пустую чашу Релкаргу и ждал новых указаний.