Аромат золотой розы Таро Марта

Глава четвертая. Тайный гроссбух

Через плотно зашторенные окна гостиной пробивалось утро. Отзвуки городской жизни – стук колёс по мостовой, крики разносчиков, разговоры людей у фонтана – прежде чуть слышные, час за часом становились всё громче и теперь слились в один враждебный гул. Сейчас время стало врагом, оно бежало вперёд, не возвращая назад того, что успело отнять. Вечер забрал, но, не вернув, растаял. За ним и ночь не проявила милосердия, а пришедшее следом утро и вовсе стало палачом.

Часы в гостиной пробили восемь. Переливы этой старой пасторальной мелодии обычно умиляли Генриетту, однако нынче они показалась ей ужасным похоронным звоном. Серебристые колокольчики убивали надежду, что всё наладится и тётка вернётся. Генриетта сорвалась со своего места в углу дивана, где просидела уже несколько часов, и, не в силах совладать с ужасом и отчаянием, заметалась по комнате.

– Тихо, дорогая, тихо, – прозвучал рядом ласковый голос. Орлова поймала руку девушки и крепко сжала. – Нам сейчас нужно собраться с мыслями, вспомнить всё – любые мелочи, даже на первый взгляд ничего не значащие, – и хотя бы предположить, что могло произойти.

Генриетта вздрогнула, как будто с разбегу налетела на стену, но тутже опомнилась. Конечно же, фрейлина права, надо не паниковать, а действовать! Девушка сжала руками виски. В ладони ударом молота отдалось частое биение крови в жилах. Да что ж это такое? Растерянность? Это ещё можно простить, но страх? В лондонских трущобах они с тётей видели и не такое, там за пару фартингов можно было получить нож под рёбра. Тогда они с Луизой вечно были начеку, но ничего не боялись. Что же изменилось теперь? Мир остался прежним, просто женщины де Гимон изнежились.

«Соберись!» – приказала себе Генриетта.

У тётки никого, кроме неё, на этом свете не осталось, а значит, и у Генриетты не было выбора – она просто обязана выручить свою единственную родственницу из беды.

– Давайте вспоминать, – вновь напомнила о себе Орлова. – Повторите, пожалуйста, ещё раз, что сказала вам тётушка перед отъездом.

– Она собиралась ехать в контору месье Трике. Мы договорились, что Луиза предупредит поверенного о нашем отъезде, а мэтр приостановит дело с истребованием наследства моего отца. Вот и всё, разговор мог занять не более четверти часа, тётя должна была вернуться самое позднее к полуночи.

Генриетта заметила разочарование, мелькнувшее в глазах собеседницы. Это было понятно, ведь за бессонную ночь Орлова всё это уже не раз слышала. Но что юная герцогиня могла добавить, если действительно ничего другого они с тётей не обсуждали? Впрочем, хрупкая фрейлина и не думала сдаваться – она задала новый вопрос:

– А почему вы не послали за месье Трике? Ведь у меня создалось впечатление, что вы обе почти не выходили из дома. Что изменилось на сей раз?

– Мэтр не приехал. Мы ждали его с утра, а он так и не появился. Тётя сказала, что мы не можем уехать, не предупредив поверенного.

– Вот как?.. – протянула Орлова, но Генриетте почему-то показалось, что она предвидела такое развитие событий, по крайней мере, выражения удивления на её лице точно не было, и девушка уточнила:

– Вы думаете, что с Трике случилось несчастье?

– Похоже на то, – подтвердила Агата Андреевна и объяснила: – Как я поняла, ваше дело было для мэтра не только выгодным, но и очень почётным, ведь он занимался наследством герцога. Кстати, вы много получаете после отца?

Генриетта замешкалась, ведь подобные разговоры считались в свете вульгарными, и ради тётки юная герцогиня очень старалась соответствовать своему новому положению, но сейчас выбора не было. Отбросив все сомнения (о манерах вспомним, когда вернём Луизу!), девушка ответила:

– Денег там вроде бы совсем нет. Я получаю имение и дом в Тулузе. Зато поместье очень большое – земли много, и виноградники, как говорят, сохранились.

– А на что тогда рассчитывал месье Трике? Как он получит своё вознаграждение за труды? – уточнила Орлова.

– Ему обещано двадцать тысяч франков. Тётя заплатит сама. Её мастерская приносит очень хороший доход, и Луиза сможет найти такую сумму. Однако, если потребуются дополнительные деньги, тётя займёт их у миледи. – Заметив непонимание, мелькнувшее в глазах Орловой, девушка уточнила: – У светлейшей княгини Черкасской! У миледи есть личное состояние, но, если вдруг будет нужно, нам поможет и её муж – князь Алексей. Деньги нотариус должен был получить сразу после оформления моего наследства в королевской канцелярии.

Орлова в задумчивости помолчала, а потом подвела итог:

– Получается, что это дело и впрямь было для Трике не только почётным, но и выгодным. Тогда, как человек разумный, он должен был выказать безусловное почтение к таким выгодным доверителям. Поэтому нам остается только одно – сделать неутешительный вывод, что с мэтром произошло что-то ужасное, иначе он никогда бы не пропустил визит к вам в дом.

Руки Генриетты мелко задрожали. Почему-то она сразу представила распростёртую на полу сухонькую фигуру в чёрном.

– Вы думаете, что он мертв?..

– Пока не знаю, – вздохнула Агата Андреевна.

Фрейлина поднялась с кресла у камина, где просидела всю ночь, оглядела своё синее шёлковое платье, надетое ещё к ужину, и предложила:

– Я переоденусь во что-нибудь попроще и поеду в контору месье Трике. Вы напишете мне адрес?

– Лучше я сама отправлюсь с вами, – возразила Генриетта.

Орлова в сомнении покачала головой, но на лице юной герцогини было написано такое упорство, что фрейлине пришлось уступить:

– Ну, смотрите…

– Не сомневайтесь во мне! – твёрдо произнесла девушка. – В лондонском порту слабые не выживали, а мы с тётей как-то справлялись.

– Ладно, вы меня убедили, – сдалась Орлова. – Но тогда придётся ехать в хозяйском экипаже, в фиакре я вас не повезу.

Кучеру было велено запрягать лошадей, и четверть часа спустя закутанные в плащи женщины вышли на улицу, чтобы отправиться в свою рискованную поездку.

Улицы перетекали одна в другую, становясь все уже и грязнее. Исчезли портики с колоннами, лепнина и мраморные львы, теперь за окном экипажа проплывали лишь узкие практичные фасады. На каждом крохотном пятачке драгоценной столичной земли, пусть даже размером с обувную коробку, тянулись ввысь дома и домики. Буржуа и чиновники, да и потомки обедневших дворянских родов селились в этих парижских кварталах – изнанке богатых улиц. Почти что рядом – но в другом мире. Здесь не было зелени. Даже крохотный палисадник казался непозволительной роскошью. Какие цветы, если на месте клумбы можно построить комнатку, а над ней (одна над другой) ещё три? Но в этом царстве практичности имелось и своё очарование – строгая однозначность. Лавки и конторы, а над ними – жилые комнаты. Впрочем, ни Орлову, ни юную герцогиню де Гримон здешние виды нисколько не волновали. Они приехали сюда за другим.

В узеньком переулке из шести домов запряжённый четвернёй лаковый экипаж маркизы де Сент-Этьен казался настолько чужеродным, что, сбежав по подножке на брусчатку мостовой, Генриетта даже поёжилась под любопытными взглядами соседей месье Трике. Головы кумушек в пышных чепцах торчали чуть ли не изо всех окон.

– Зря мы приехали в карете, – наклонившись к уху спутницы, шепнула Генриетта, – всё-таки нужно было взять фиакр.

– Дело не в нас, – так же тихо ответила ей Орлова. Фрейлина кивнула в сторону крыльца, и Генриетта наконец-то поняла, что привлекло внимание любопытных – на крыльце дома Трике, заложив руки за спину, скучал жандарм.

Ужас сдавил ей сердце. Она рванулась вперёд и, проскочив мимо охранника, влетела в контору своего поверенного. Не зная, что делать дальше, девушка остановилась посреди комнаты, а следом за ней в помещение ворвался жандарм.

– Что это вы себе позволяете?! – возмущенно завопил он. – Сюда нельзя! Идёт обыск…

Орлова поспешила вмешаться:

– Простите нас, капрал – миролюбиво заметила она. – Мы приехали как раз по поводу вашего дела – хотим сделать заявление. Проводите нас к своему начальнику.

Острый глаз Генриетты зафиксировал чуть заметное движение руки почтенной дамы, когда в карман возмущённого жандарма скользнула монета. Это возымело действие: воинственность стража порядка поутихла, жандарм вздохнул и осведомился:

– Вы из-за нотариуса пришли?

– Да, конечно, – подыграла ему фрейлина.

– Ну, идите по лестнице на второй этаж, – окончательно смилостивился жандарм. – По этому делу сам господин префект приехать изволили. Майор Фабри.

Орлова крепко сжала локоть Генриетты и потащила девушку к лестнице.

– Не говорите пока ничего, лучше послушаем, что скажут нам, – прошептала Орлова.

Генриетта кивнула в знак согласия и, пропустив свою спутницу вперёд, поднялась на второй этаж. С лестничной площадки через открытые двери комнат были видны трое жандармов. Они рылись в ящиках, рассматривали какие-то вещи, а за большим квадратным столом восседал тучный офицер с пышными седыми усами и длинными бакенбардами. Судя по властным повадкам, это и был префект. Орлова направилась прямиком к нему и, приняв скорбный вид, начала разговор:

– Добрый день месье, если, конечно, так можно сегодня выразиться. – Не давая офицеру опомниться, фрейлина вдруг запричитала: – Ах, майор, мы с герцогиней так рады, что расследование этого дела поручили именно вам. Вы понимаете, что месье Трике, вёл дела нашей семьи? Для герцогини так же, как и для меня, случившееся стало огромным потрясением!

Изумлённый майор поднял на напористую гостью заплывшие чёрные глазки, а потом поискал взглядом ту самую герцогиню, о которой ему сообщили. Генриетта любезно улыбнулась, и на лице префекта отразилось неподдельное восхищение, он поднялся из-за стола и с грацией циркового медведя поклонился.

– Ваша светлость… – пророкотал майор.

– Герцогиня де Гримон. Очень рада познакомиться, – всё так же старательно улыбаясь, произнесла Генриетта, а потом представила офицеру свою спутницу: – Мадемуазель Орлова – моя близкая подруга.

Фрейлина расцвела лучезарной улыбкой и продолжила начатый разговор:

– Майор, вчера вечером мэтр Трике должен был привезти герцогине на подпись важные бумаги. Мы собирались переехать в наш дворец в Фонтенбло, но нотариус так и не появился, и нам пришлось даже отложить отъезд, а теперь вот это известие…

– Да уж, – сразу поверив, что гостьи всё знают, отозвался жандарм. – Теперь он вам точно ничего не привезёт, ищите себе другого нотариуса.

– Но как же так? Он – такой почтенный человек, мы ему всецело доверяли, – с горечью сказала Орлова.

Майор вновь бросил взгляд в сторону Генриетты, скромно застывшей за плечом спутницы, и слегка пожурил фрейлину:

– Герцогиня, конечно, слишком молода, но вы-то должны были лучше разбираться в людях. Ваш нотариус явно имел грешки, не подходящие человеку его профессии, за что и получил пулю в живот. Не при её светлости будь сказано…

Мгновенно поняв, что ей лучше уйти и развязать Орловой руки, Генриетта скромно предложила подождать спутницу на первом этаже и выскользнула из комнаты.

«Там у покойного нотариуса была контора, а жандармы начали с жилых комнат и до кабинета ещё не добрались», – сообразила она.

Генриетта не знала, что нужно искать. Но, может, она поймёт, когда увидит? Сбежав с лестницы, девушка огляделась по сторонам. В просторной комнате, занимавшей весь первый этаж, мебели оказалось немного. Под средним из трёх окон расположился большой тёмный стол. Забрызганное чернилами зелёное сукно на его столешнице затёрлось, а кое-где даже иссеклось. Рядом со столом высилось массивное кресло с высокой резной спинкой, под окнами выстроились в рядок тяжёлые чёрные стулья с жёсткими сиденьями, а у противоположной стены стояли три громоздких шкафа.

«С чего начать?» – спросила себя Генриетта.

Ей казалось, что наиболее важные документы и те, что всегда должны быть под рукой, окажутся в столе. И впрямь, в шкафах сквозь пыльные стёкла виднелись кожаные переплёты толстенных книг и перевязанные шнурами стопки бумаг.

«Сборники законов и архив», – поняла Генриетта и решила, что начнёт со стола, а к шкафам вернётся позднее. Если успеет.

Она наугад дёрнула центральный ящик и поняла, что тот закрыт на ключ. Ящиков в столе было три. Неужели все заперты? Генриетта потянула правый, ящик оказался открытым и плотно забитым бумагами. Девушка просмотрела первый лист, потом другой, быстро пролистала ещё с десяток. Все они были многочисленными копиями купчих. Дома и имения по всей Франции обрели через месье Трике новых хозяев. То, что листы были лишь копиями документов, Генриетте подсказал почерк. Все бумаги были заполнены одной рукой, и эту руку девушка знала. Она достала из кармана листок с адресом, написанным месье Трике. Лист даже не пришлось прикладывать к купчим – почерк однозначно был одинаковым.

– Ну и что нам это даёт? – пробормотала Генриетта.

Пока она нашла лишь подтверждение того, что мэтр Трике вёл много дел, а это и так было широко известно. Наскоро перелистав все листы в стопе, девушка окончательно убедилась, что там собраны лишь купчие. Она аккуратно сложила листы и задвинула ящик на место. Теперь наступил черёд левой стороны стола. Здесь ящик тоже оказался незапертым, а вот бумаг в нём было существенно меньше: стопа из пары десятков листов, была аккуратно перевязана синим шнуром. Генриетта вынула документы и удивилась – под перекрестьем шнура на первом же листе стояла её собственная подпись. Девушка вчиталась и поняла, что видит перед собой прошение о возврате наследства герцога де Гримона, которое она ещё два месяца назад подписала для месье Трике.

«Разве всё это не отнесли в королевскую канцелярию?» – спросила она себя. Но нотариус давным-давно отчитался, что бумаги не только сданы, но уже даже и рассмотрены. Недаром тётка со дня на день ожидала решения по делу.

От ужасного подозрения вновь затряслись руки. С трудом развязав шнурок, Генриетта перебирала листы. Все они относились к делу об истребовании её наследства. Отрицать очевидное больше не имело смысла: на столе лежала пачка документов, которые мэтр Трике, по его уверениям, давно передал во дворец. Открытие было ошеломительным!

«Неужели Луиза узнала о том, что Трике нас обманывал, начала скандалить и поплатилась за это? – предположила девушка, но сразу же отогнала кошмарную мысль: – Нет, тётка не видела этих бумаг! Слишком уж аккуратно перевязан пакет. Если бы произошла ссора, то такой тщательности в упаковке уже не было бы».

Времени на рассуждения у Генриетты не было, но в одном она не сомневалась: собственные документы нужно изъять, пока сюда не добралась полиция. Собираясь к нотариусу, юная герцогиня поверх платья надела свободную тальму, и теперь постаралась засунуть под неё бумаги. Это с трудом, но удалось. Теперь Генриетта не могла нагибаться, да и дышалось ей с трудом, но наградой за её упорство стала неожиданная находка – когда она вытащила документы, на дне ящика остался лежать чёрный ключ.

– От центрального…

И точно, ключ мягко повернулся в смазанном замке, и Генриетта потянула за старинную кованую ручку. Ящик оказался почти пустым: внутри лежали лишь несколько разномастных листочков, исписанных названиями и цифрами. Девушка присмотрелась. Цифры в столбиках стояли напротив названий и, скорее всего, означали суммы.

«Взять или не взять?» – спросила себя Генриетта.

Возможно, что эти листки помогут полиции раскрыть убийство мэтра Трике, а может, и нет. Но у самой Генриетты есть дела поважнее – нужно найти тётку. Девушка мысленно извинилась перед майором, свернула бумаги в трубку и сунула их в карман тальмы.

Что ж, теперь шкафы! Генриетта заглянула сквозь стёкла и поняла, что её первое предположение оказалось верным. На тиснёных корешках книг поблескивали выцветшим золотом названия Кодекса Наполеона и сборников законов, а перевязанные стопки бумаг состояли из всё тех же купчих, выписанных в прошедшие годы. Может, в шкафах что-то и прятали, но найти это Генриетта точно не успевала. На лестничной площадке второго этажа зазвучал преувеличенно громкий голос Орловой. Фрейлина рассыпалась в благодарностях, превознося любезность майора Фабри. Генриетта поспешила к лестнице и с равнодушным видом облокотилась на перила.

– Дорогая, где вы? – позвала Орлова.

– Я здесь, – откликнулась девушка.

Через мгновение Орлова появилась рядом и, склонившись к уху Генриетты, прошептала:

– Пока не станем говорить префекту о Луизе! К тому времени, когда ваша тётя приехала сюда, Трике был уже мёртв почти сутки. Если Луизу похитили, то нам нельзя насторожить преступников. Нужно, чтобы они связались с вами и потребовали выкуп. Подождём ещё один день…

Агата Андреевна увлекла свою спутницу к выходу и почти затолкала её в экипаж. Только когда кучер тронул, Орлова с облегчением сказала:

– Трике обнаружили далеко за городом. Он был убит при весьма шокирующих обстоятельствах: его нашли в кустах у реки с пулей в животе, а недалеко от него лежала застреленная женщина. Ту убили в спину, ясно, что бедняжка убегала прочь, пытаясь скрыться. В том месте есть маленькая церквушка, построенная у целебного источника, как видно, жертва стремилась под защиту её стен. Наш майор уверен, что та женщина – вдова, известная всей округе своим доступным поведением, пришла на свидание к нотариусу. Кто-то из других ухажёров этой деревенской вакханки приревновал и пристрелил обоих любовников.

– Не похоже это на Трике, – с сомнением заметила Генриетта.

На пропахших отбросами портовых улицах она навидалась всякого, в том числе и шлюх, и бабников. Месье Трике никак не походил на мужчину, одержимого страстью. Жадность? Да! Деньги? Конечно! Но не похоть…

– Майор уверен в своей догадке, – возразила Орлова. – Самый последний аргумент он придержал напоследок: под верхний край жилета у Трике был засунут розовый бутон – чуть распустившаяся белая розочка.

– Не может быть… – выдавила из себя Генриетта и поняла, что её руки вновь заходили ходуном.

Не понимая, что случилось, фрейлина с испугом уставилась на неё.

– Тётя зовёт меня Розита – «розочка». Об этом знаем только она и я, – превозмогая отчаяние, чуть слышно сказала девушка.

Орлова обняла её.

– Мы не будем делать никаких выводов, пока не соберём все доказательства, – твёрдо сказала фрейлина. – Роза – это просто совпадение. Трике убили на сутки раньше, чем Луиза выехала из дома. Раз о прозвище знали лишь двое, значит, человек, положивший цветок за пазуху нотариусу, не мог намекать на ваши отношения с тётей. Я скорее соглашусь с майором, что это – знак, оставленный ревнивцем.

– Дай-то бог! – Генриетта перекрестилась.

Она постепенно успокоилась и наконец-то вспомнила о бумагах. Коротко рассказав своей спутнице о том, что обнаружила в столе нотариуса, Генриетта вытащила документы из-за пояса, а потом достала свёрнутые в трубочку листочки из кармана тальмы.

– Так получается, что Трике целых два месяца водил вас за нос? – поразилась Орлова. – Нотариус рисковал вашим расположением, своей репутацией и крупным вознаграждением! Но зачем? Не в этом ли кроется причина всех бед? Чтобы на такое решиться, он должен был рассчитывать в этом деле на ещё больший куш. Давайте посмотрим его записи, связанные с деньгами, может, там что-нибудь и найдётся.

Генриетта собрала рассыпавшиеся по сиденью разномастные листочки с цифрами и протянула их фрейлине.

Агата Андреевна просмотрела верхний и заметила:

– Похоже, что это – гроссбух нашего мэтра. В первой графе стоит название проданной или купленной собственности, потом – дата сделки и сумма вознаграждения. Вот только что значит последняя графа? В ней имена, а под ними суммы.

– Может, это другие нотариусы? Из тех, что прежде на него работали?

– Возможно! – согласилась Орлова. – В случае чего поищем их по именам. Видите, у каждого купленного дома рядом записан адрес, а у каждого имения – ближайший город.

Агата Андреевна просматривала записи и передавала листочки Генриетте. Девушка пока не видела ничего необычного – все было одинаково: к каждой сделке Трике привлекал, по крайней мере, одного помощника, и выплачивал ему вознаграждение самое малое раз в десять меньше, чем получал сам.

– Ого! – воскликнула вдруг Орлова и, протянув Генриетте листок, спросила: – Это вам ни о чём не говорит?

Фрейлина указала на запись в первой колонке. Чётким угловатым почерком мэтра Трике там было выведено: «Гримон, Тулуза», в следующей колонке стояла цифра «пять». Проникший в окно кареты солнечный луч скользнул по листку, осветив добавленные к пятёрке четыре жирных нуля.

Глава пятая. Странный расклад

В гостиной было светло, как днем. Огромную двухъярусную люстру на четыре дюжины рожков, конечно же, не зажигали, но зато в настольных жирандолях, в настенных бра и в двух парных торшерах меж окон сияли разгоревшиеся свечи. Тёплый золотистый свет казался спасением – он изгонял страх. Из сумрака, даже из лёгкой тени, теперь выползала печаль. Она вела за собой тоску, а там и до отчаяния было рукой подать. Может, кто-нибудь и посчитал бы это суеверием, но Орлова знала, что делала. Да будет свет! Она защищала себя и девушку, ставшую по воле судьбы её подопечной.

Огоньки свечей отражались в полированных боках светлой мебели, скользили тенями по мраморному фризу камина, золотистые блики играли в складках атласных портьер. Орлова надеялась, что в этой залитой светом большой и уютной гостиной, где все уже стало ей своим и привычным, Генриетте будет спокойнее, чем в собственной спальне.

Фрейлина перебирала бумаги, добытые юной герцогиней, но думала отнюдь не о именах и цифрах. Она наблюдала за девушкой, оказавшейся в таком отчаянном положении. За годы придворной службы Агата Андреевна навидалась всякого и научилась прекрасно разбираться в людях. Поведение Генриетты никак не походило на изнеженность аристократок, обычно так себя ведут сильные и стойкие девушки из низов. Она не падала в обмороки, не рыдала, наоборот, казалось считала, что именно на ней лежит миссия по спасению тётки.

«Как интересно! Настоящий храбрый солдатик, – с уважением оценила Орлова, из-под ресниц поглядывая на сосредоточенное лицо девушки. – Генриетта считает себя ответственной за благополучие семьи. А ведь Луиза, похоже, даже и не подозревает, что её Розита выросла… Так кто же в этой семье старший?»

Агата Андреевна отодвинула в сторону кипу бумаг и, решив проверить свои догадки, заявила:

– По всему выходит, что дело связано с наследством. Возможно, что опасность пришла из прошлого. Расскажите мне о жизни вашей семьи. Вдруг мы найдём зацепку…

Генриетта с готовностью кивнула, опустилась в соседнее кресло и нерешительно спросила:

– Мне рассказывать лишь то, что помню сама, или и то, о чём говорила Луиза?

– Вспоминайте всё! А о том, что вам рассказывала тётя, как можно подробнее.

Теперь пауза оказалась долгой, но Орлова девушку не торопила. Фрейлина по собственному опыту знала, что исповедь бывает трудной. Наконец Генриетта решилась:

– Я родилась в тюрьме Тулузы, куда мои тётя и родители попали по доносу, – начала она. – Якобинцев уже разгромили, и мои родные, шесть лет скрывавшиеся под видом крестьян на уединённой мызе, стали надеяться, что всё обойдётся. Но кто-то узнал в скромной крестьянке герцогиню. Отца с мамой и Луизу арестовали. Восемь месяцев просидели они в тюрьме, ожидая приговора. В тот день, когда я родилась, им его как раз и вынесли – смерть на гильотине.

Генриетта говорила спокойно, но жилка, вздувшаяся на её виске, подсказала Орловой, что рассказ дается юной герцогине совсем не просто.

– Луизе тогда только исполнилось восемнадцать. Она попросилась на встречу к начальнику тюрьмы и предложила ему себя в обмен на мою жизнь. Тётя и сейчас красива, а тогда была чудо как хороша, и тюремщик не устоял. Луиза однажды сказала, что этот человек повёл себя благородно – спас жизнь нам обеим. Он разрешил уйти и ей. Каким-то непостижимым образом со мной на руках Луиза смогла пройти через всю страну и добралась до Англии.

Девушка замолчала, не зная, что говорить дальше, и Орлова подсказала:

– А что вы потом делали и где жили?

– Мы поселились в Лондоне. Тётя работала швеёй у модисток на Бонд-стрит. Мы жили в ночлежке в порту. Там на матрасах в одной большой комнате спало десятка три эмигранток. Сначала за мной присматривали то одна, то другая, а лет с двенадцати я начала сама зарабатывать…

Орлова обомлела. С такой исключительной красотой юная герцогиня без труда могла «заработать» известным способом. Как видно, мысли фрейлины отразились на её лице, поскольку Генриетта слабо улыбнулась и уточнила:

– Я пела на улицах, и иногда добрые люди кидали мне мелочь, кусок хлеба или яблоко. А потом Луиза заболела, ей становилось все хуже и хуже, она начала слепнуть, и модистки выгнали её. Мы больше двух лет жили на то, что я зарабатывала пением.

«Вот откуда в девушке появилась эта подспудная уверенность, что она в ответе за свою семью, – поняла наконец Орлова. – Она уже была кормилицей!»

Генриетта страдальчески поморщилась, как видно, воспоминания и впрямь были мучительными, и Агата Андреевна подсказала:

– Но ведь Луиза поправилась!

– По правде сказать, нас спасло чудо. Когда тётя была уже так слаба, что счёт её жизни шёл на дни, а я в отчаянии бегала по людным местам в надежде хоть что-нибудь заработать, мне повстречалась княгиня Екатерина. Она, можно сказать, вырвала меня из рук полисмена, арестовавшего меня за попрошайничество. Миледи забрала нас с тётей к себе и пригласила доктора, а тот смог вылечить Луизу.

– Княгиня славится своей добротой и щедростью!..

– Она – святая! Когда тётя стала поправляться, миледи спросила, что Луиза хочет теперь делать. Тётя рассказала ей о своей заветной мечте – шить красивые платья с тонкой вышивкой. Шёлк по шёлку. Тогда княгиня помогла: купила заброшенную фабрику и придумала, как переделать старые корпуса в мастерскую и жильё для работниц. Луиза набрала француженок-эмигранток и начала шить платья по собственным эскизам. Теперь её наряды вошли в моду по всей Европе и хорошо продаются. Понятно, что для нашей семьи это основное подспорье, но я считаю, что Луиза уже заслужила отдых. Я хочу получить наследство и отдать поместье ей, а сама надеюсь стать оперной певицей. Примадоннам хорошо платят. Я поклялась себе, что моя тётя больше никогда не будет ни в чём нуждаться.

Да уж, наметанный глаз и теперь не подвёл Агату Андреевну, а опыт подсказал правильный вывод: юная герцогиня де Гримон оказалась стойкой, волевой и благородной девушкой. Проверяя последнюю догадку, Орлова спросила:

– Так ваше увлечение вокалом имеет житейскую основу? Я думала, что вы поёте по призванию.

Грустная улыбка Генриетты была бы уместнее на лице взрослой и умудрённой жизнью женщины, да и прозвучавшие слова оказались просто философскими:

– Когда родной тебе человек умирает от голода, призвание – непозволительная роскошь. Я уже никогда не смогу забыть эту истину…

Агата Андреевна задумалась. Из рассказа Генриетты выходило, что других родственников – претендентов на наследство де Гримонов, кроме неё и Луизы, не было, да к тому же если уж и убивать одну из женщин из-за поместья в Лангедоке, то логичнее устранять наследницу.

– Вы точно знаете, что земли вашего отца не продавались другим хозяевам? – уточнила фрейлина. – Ещё Наполеон издал указ, что потерянное имущество возвращается иммигрантам лишь в том случае, если оно не было продано местными властями с торгов. Нынешняя власть поступает так же.

– Я точно не знаю, – честно призналась Генриетта, – всеми делами занималась Луиза. Но в письме, присланном из королевской канцелярии, было сказано, что я могу вступить в права владения имением отца, да и месье Трике ничего не говорил о покупателях наших земель.

Орлова вздохнула. Как оказалось, словам месье Трике верить не стоило, но зачем посыпать раны солью, лишний раз напоминая об этом девушке? Теперь надежда была лишь на бумаги. Вдруг там что-нибудь, да обнаружится? Агата Андреевна вновь взялась за листочки с цифрами. Все они были похожи, менялись лишь даты и адреса. Хотя последний листок немного отличался от других: там стояли лишь суммы и даты, а ещё в самом низу под чертой было выведено «Всего от Р.» и красовалась шестизначная сумма.

«Похоже на подведение итогов, – прикинула Орлова, – скорее всего, эти суммы, прошедшие через руки Трике, поступили от одного человека, зашифрованного под буквой “Р.”. Кто-то явно не бедствует, раз может платить такие деньги!»

– А если сложить? – подумала она вслух.

– Что?.. – не поняла Генриетта.

– Попробовать сравнить суммы в последнем листе и во всех предыдущих.

Агата Андреевна разложила листки рядком на столе, а итоговый взяла в руки и принялась сравнивать цифры. Первые две позиции совпали сразу, а третью она искала долго и нашла предпоследней по дате. Путаница была изрядная, однако все цифры в конце концов нашлись, а когда фрейлина начала ставить против совпадающих позиций точки, вскоре выяснилось, что на итоговый лист Трике выписал все свои поступления почти за год. Результат оказался очень интригующим.

– Ну что ж, получается, что у нашего нотариуса имелся очень богатый доверитель, – поделилась своим открытием Орлова. – Все деньги пришли к Трике через господина «Р.».

– А как же поместье Гримон в Тулузе? – спросила Генриетта. – Мы ещё не платили за него денег, да и вознаграждение там должно было быть двадцать тысяч, а мэтр уже внёс наше имение в список, да ещё с большей суммой.

– Да, здесь обозначены пятьдесят тысяч, – отозвалась Орлова, разглядывая бумажку. – И ведь это единственная запись, где под цифрой вознаграждения нет даты. Возможно, что Трике ещё только планировал его получить.

– Так, может, он просто хотел вытянуть из нас доплату? – с надеждой предположила Генриетта. – Поэтому и не сдавал документы, чтобы мы прониклись его заботами и оценили трудности. Возможно, хотел, чтобы мы дозрели до взятки? Тётя уже так переживала, так рвалась уехать, что мэтр вполне мог её убедить выдать дополнительные деньги за мифические «услуги».

Жаль было разочаровывать девушку. Что бы Орлова сейчас ни отдала за надежду, но иллюзии стали для них непозволительной роскошью, и фрейлине пришлось сказать правду:

– Эта сумма внесена в перечень как поступившая или ожидаемая от «Р.». Ни вы, ни Луиза никак не подходите под эту букву.

– Только если не знать, что тётя зовёт меня Розитой.

– Нет, это не тот случай! Вы не передавали нотариусу никаких сумм, более того, судя по датам, когда он уже получил почти половину денег из перечня, вы ещё оставались в Англии и слыхом не слыхивали ни о каком месье Трике.

– Да, действительно, – согласилась девушка, – мы услышали о нём только зимой в Вене. Елена Черкасская – сестра князя Алексея, ставшая в замужестве маркизой де Этьен, – пригласила нас пожить в своём парижском доме и дала письмо к своему поверенному.

– Похоже на то, что мэтр Трике взялся обслужить двух заказчиков, претендующих на одну и ту же собственность. В таком случае один из этих легковерных доверителей недобросовестного поверенного неминуемо будет обманут. К сожалению, из вас двоих мэтр выбрал своего постоянного «Р.».

Орлова задумалась. Смутная мысль о том, что в этих записях есть какая-то несуразность, тревожила её, но что было не так, фрейлина понять не могла. Название поместья, адрес, дата, фамилия помощника и его вознаграждение. Кто же такой этот таинственный «Р.», кидающий огромные суммы на покупку имений и домов?

– Миллионы франков… – протянула Орлова в раздумье.

– Нет, здесь – семьсот восемьдесят тысяч с мелочью, – возразила Генриетта, – до миллиона Трике не дотянул.

– Если поверенный получил почти восемьсот тысяч франков за свои услуги, то сами приобретения стоят миллионы. Этот «Р.» богат, как Крез!

– Неудивительно, что Трике решил обмануть Луизу: у нас таких денег нет, – с горечью заметила девушка.

Генриетта была права. Трике – человек прагматичный, а его заказчик, судя по размаху, весьма могущественен, и, узнав, что мэтр взялся вести дела наследников имения Гримон, «Р.» мог рассердиться на нотариуса. Убив Трике, он оправился в контору. Служанка уехала в деревню (ох, неслучайное, похоже, совпадение!), а убийца пришёл в дом своей жертвы в поисках улик, подтверждающих его подозрения, и тут ему, как снег на голову, свалилась Луиза. «Р.» понимает, что он не ошибся, и тогда… Что? Убийство или похищение?

Делиться своими сомнениями с юной герцогиней Агата Андреевна не собиралась – это было бы бесчеловечно, ведь девушка и так настрадалась. Если Луиза убита, то рано или поздно полиция найдёт её тело. Но в этом случае им следует завтра же утром заявить об исчезновении мадемуазель де Гримон, чтобы жандармы знали, кого ищут. Но если «Р.» озабочен истреблением женщин, претендующих на имение в Лангедоке, тогда ему нужна наследница, а не её тётка. Преступник должен выйти на связь с Генриеттой. Играя на чувствах девушки, он попытается заманить её туда, где сможет убить. Понятно, что они этого не допустят, но зато дадут Луизе шанс сохранить жизнь. В этом случае им сейчас лучше молчать об исчезновении старшей из дам де Гримон, чтобы ни в коем случае не встревожить преступника.

«Что же делать? – спросила себя Орлова. – Заявлять в полицию или нет?»

Ответа она не знала, а ведь от него зависела человеческая жизнь, и тогда фрейлина решилась:

– Давайте попробуем погадать на Луизу, – предложила она собеседнице.

– Как это? – растерялась Генриетта и побледнела, – а если карты скажут, что тётя…

Она не могла произнести слово «смерть», но Агата Андреевна и так всё поняла. Орлова не собиралась говорить юной герцогине, что при подобном раскладе хотела схитрить и промолчать. Но девушка так испугалась, что фрейлина предпочла выбрать из двух зол меньшее, поэтому с готовностью согласилась:

– Как скажете! Давайте не будем…

Генриетта вскочила с кресла и, раскачиваясь, как маятник, принялась ходить вдоль края ковра. Её лицо пошло красными пятнами, а на лбу заблистала испарина. Орлова так жалела бедняжку, но чем здесь можно было помочь? Девушка всё-таки сумела подавить страх. Сжав кулаки до белизны в костяшках, она застыла напротив Орловой и прошептала:

– Другого способа узнать хоть что-нибудь о Луизе ведь нет?

– По крайней мере, мне ничего другого в голову не приходит, – призналась Агата Андреевна.

– Тогда погадайте, пожалуйста!..

Орлова молча кивнула и пошла в свою спальню за картами.

Орлова тасовала колоду, и Генриетта не могла оторвать взгляд от карт. Таких она ещё не видела: крупные, почти с ладонь, они немного напоминали игральные, но в толстой колоде мелькало множество незнакомых картинок, а вместо привычных червей и треф, на картах взлетали острые мечи, выстраивались в ряды кубки и монеты. Это были карты Таро.

Агата Андреевна долго тасовала колоду, время от времени переворачивая карты: крест-накрест, справа налево, а потом наоборот. В другой раз Генриетта засыпала бы Орлову вопросами, но сейчас могла думать лишь о Луизе. Вдруг в эту самую минуту с тётей происходит непоправимое?!

«Нет, – приказала себе Генриетта, – я должна думать только о хорошем. Нечего притягивать к себе несчастья!»

Она постаралась сосредоточиться и вновь с надеждой посмотрела на Орлову. Фрейлина выбрала из колоды карту с дамой, восседавшей на троне. В руках дама держала кубок. Орлова выложила карту на стол и предложила Генриетте:

– Вы самый близкий Луизе человек. Задайте вопрос!

– Какой? – тихо спросила девушка.

– Самый главный…

Генриетта прикрыла глаза и замерла. Она молчала, а Агата Андреевна сидела напротив с колодой карт в руках и ждала. Наконец девушка решилась, поглядела в лицо Орловой и тихо спросила:

– Что случилось с моей тётей – Луизой де Гримон?

Фрейлина протянула Генриетте колоду, подсказав как правильно её снять, а потом принялась раскладывать карты на столе. Её пальцы порхали легко и быстро, и через мгновение вокруг дамы с кубком в интригующем порядке лежал целый расклад. Агата Андреевна что-то скороговоркой пробормотала по-русски и принялась переворачивать карты «рубашками» вниз. Она делала это молча, иногда замирая, и от зоркого взгляда Генриетты не укрылась тревожная складка, на мгновение мелькнувшая между бровей фрейлины.

– Что? Плохо? – не выдержала девушка. – Пожалуйста, скажите. Мне нужно знать!

Орлова подняла взгляд, и юная герцогиня прочла в нём сочувствие.

«Боже! – мысленно взмолилась Генриетта. – Я не могу потерять Луизу! Только не это!..»

Поняв, что тянуть с ответом больше нельзя, заговорила Орлова:

– Здесь нет самого страшного – смерти, – твёрдо сказала она, – а остальное можно пережить, тем более что карты сулят нам благополучную развязку. Но сейчас дела очень плохи. Ситуация обострилась до предела.

Орлова указала на карту, где рука в перчатке сжимала огромный меч, а потом по очереди провела кончиком пальца по картинкам, где мужчины и женщина с мечами в руках со всех сторон угрожали королеве с кубком.

– Я не стану забивать вам голову объяснениями, сейчас не до этого, но расклад говорит о том, что Луизе угрожают опасные люди, их трое – двое мужчин (старый и молодой) и женщина. Но вы можете успокоиться: в раскладе нет вас, Генриетта. Вы не виноваты, Луизу похитили не по ошибке, не вместо вас.

– Но почему? – поразилась девушка, – у тёти нет врагов, она со всеми ладит, работницы в мастерской обожают её. Кто мог пойти на такое и почему?

– Причин может быть множество: зависть к успеху Луизы, прошлые обиды этих людей, их алчность, а возможно, и ревность. Ведь ваша тётя – и впрямь красавица, да к тому же ещё молодая. Сколько ей?

– Тридцать пять…

– Ну, вот видите.

Агата Андреевна смешала карты. На самом деле расклад её неприятно поразил: в нём всем правили «Мечи», что возводило опасность, нависшую над мадемуазель де Гримон, до уровня смертельной, но были две карты, резко менявшие картину. Исчезнувшая Луиза, оказывается, имела сердечную тайну: в её жизни был любимый мужчина, а в конце всей этой запутанной истории мадемуазель де Гримон ждал семейный союз.

«Генриетта все равно мне не поверит. Мне и самой сложно в это поверить, – размышляла Орлова аккуратно складывая карты в сафьяновый футляр. – Может, я что-то не так понимаю? Но, похоже, это как раз тот случай, что, как говорится, поживём-увидим?»

Однако фрейлина уже получила ответ на главный для себя вопрос: они пока не будут заявлять о похищении Луизы в полицию. Кто-то из этих троих меченосцев должен скоро проявиться. Интересно, кто же это будет? Мужчина или женщина?

Глава шестая. Сон и явь

Снова мужчина! И опять девочка! Луиза знала, что это сон. Вечный кошмар преследовал её почти восемнадцать лет. Очень хотелось проснуться, но почему-то не получалось. Она держала на руках новорождённую племянницу – единственную надежду их обречённого рода. Крохотное существо успело прийти в этот мир до того жуткого часа, когда её мать встретилась с гильотиной. Это само по себе уже было чудом. Господь помог де Гримонам, и за то, чтобы этот хрупкий росток сохранился и вырос, можно было отдать жизнь. Луиза знала, что делать: надо выкупить малышку. Передав девочку ещё слабой после родов невестке, она попросила караульного доложить начальнику тюрьмы, что имеет к тому личный и секретный разговор. Тюремщик не удивился, это было в порядке вещей: многие заключённые доносили друг на друга, выкупая себе жизнь смертью другого человека. Караульный ушёл, а через четверть часа вернулся за Луизой и отвёл её к коменданту. Начальник тюрьмы, тоже привыкший к подобным сценам, окинул заключённую высокомерным взглядом.

– Ну, что скажешь, красотка? – насмешливо спросил он. – Хочешь выкупить свою жизнь, забрав чужую?

– Нет, месье, я хочу спасти мою племянницу: малышка родилась два часа назад, – бесстрашно ответила Луиза. – Я добровольно отдам вам свою девственность, если вы разрешите передать девочку в какой-нибудь из монастырей.

– Так ты девица… – протянул мужчина, и глаза его сверкнули плотоядным блеском, – и настоящая красавица, как я погляжу.

Комендант подошёл к Луизе, одетой в рваное крестьянское платье, протянул руку и грубо сжал её грудь, но затем отступил, уселся на стул и принялся раскуривать трубку. Может, исхудавшая и измученная аристократка не понравилась этому уже немолодому пресыщенному мужчине? Затаив дыхание, ждала Луиза его решения. Наконец тюремщик поднял на неё глаза и приказал: