Уровень. Война Мелан Вероника

С этого момента события завращались, как гигантское, поддетое рукой великана, колесо.

В 14:25 Дэйн Эльконто позвонил хакеру и сообщил о том, что подозреваемая, скорее всего, девушка, приезжавшая в ночь с пятницы на субботу на Пайнтон авеню и всю ночь просидевшая в серебристом седане с номерами «Аха868Нд», и что, собственно, эту машину и требуется отыскать по базам.

В 15:08 Логан Эвертон отрапортовал о том, что искомый седан числится в прокатной компании «Моррисон-Авто» по адресу шоссе Риттон, четвертый километр и сообщил время работы пункта по работе с клиентами.

А уже в 16:28 сам Лен Моррисон, владелец автомастерской и по совместительству, проката автомобилей, наблюдал через пыльное стекло идущих по парковке рослых гостей. Странных гостей – одетых не по погоде, неулыбчивых и чем-то неуловимо похожих друг на друга. Тогда, стоя у кассы, он еще не понял, чем – осознал позже, когда мужчины вошли в помещение и остановились перед прилавком – взглядами. Холодными, спокойными снаружи, но цепкими внутри, чересчур равнодушными взглядами.

Такие не пришли арендовать, авто, нет. Такие пришли… за информацией.

Лен Моррисон не ошибся.

На прилавок между пластиковой коробочкой, доверху наполненной жевательными резинками, которые он выдавал на сдачу и дешевыми авторучками, которые клиенты охотно покупали, так как часто забывали свои, легла фотография одного из его автомобилей. Он узнал его сразу «Серпент – Вектра».

Узнал, и покрылся мурашками, потому что знал, еще тогда знал – надо было по правилам, но жадность пересилила. Черт бы ее подрал…

– Кто арендовал эту машину? Имя, адрес. Лучше скан документа.

Моррисон, стоя у одинокой расшатанной, едва помещающейся в проход между стойкой и прилавком табуретки, молчал.

Вошедшие по какой-то причине внушали ему ужас. У одного, светловолосого, на виске вился белесый шрам, у другого шрама не было, но он и без этого отчего-то казался зверем – наверное, причиной тому был все тот же бездушный взгляд серо-голубых глаз. И заткнутые за пояс пистолеты. Два.

– Я… я не знаю. Она не дала документ. Я знал, что надо было настоять, но… согласился.

Ответ вышел рваным и жалким – Лен уже давно не заикался, а тут вдруг начал.

Темноволосый с холодным взглядом склонил голову на бок.

– Как это не дала документ? Путано объясняешь – не люблю.

Мужчина за кассой от волнения закашлялся.

– Не дала. Потому что дала… д-деньги.

Гости переглянулись. Один другому процедил «Умница девка». В диалог вступил светловолосый со шрамом, и от его вопроса, Лен почувствовал новую поднимающуюся вверх по позвоночнику волну безотчетного ужаса.

– Так, значит, ты выдал ей автомобиль, не взглянув на водительское удостоверение?

Голова человека за кассой дернулась из стороны в сторону – нет. Знал ведь, черт, знал, что подобное выйдет боком. Страховка, там, починка за свой счет в случае чего, но ведь не эти громилы? Их Лен не ожидал увидеть точно.

– Она просто дала тебе на лапу?

– Д-да.

– Много?

– Тысячу.

– Дешево ты продаешься.

От слов мужчины с пистолетами Моррисон почувствовал себя проститукой, отсосавшей в подворотне за полцента, хотя еще пять минут назад считал легко упавшую в карман тысячу внушительными деньгами.

– И что будем делать?

Вопрос прозвучал нехорошо, и в голове моментально всплыл образ раскаленного утюга, поставленного на голый живот – ужас-то какой! – Моррисон вздрогнул и почему-то закричал фальцетом:

– Я расскажу, что помню. Опишу! Все детали, все-все. Все вспомню!..

Кажется, от раздавшегося в магазине крика у мужика с пистолетами презрительно дернулся глаз, а второй со скучающим видом потер шею ладонью и нехотя разочарованно кивнул.

– Рассказывай. И лучше, как ты сам сказал, ничего не забывай.

Лен Мориссон, уже успевший подумать о том, что когда все закончится, он сразу же закроет магазин и мастерскую, и отправиться домой, чтобы накачаться пивом, принялся натужно ворошить память. Скорее бы… Скорее бы отделаться от этих двоих и слинять…

– Невысокая. Русые светлые волосы, ну как песочные…

– Соломенные.

– Да, убранные в хвост. Глаза серо-зеленые, нос прямой, губы не пухлые, но и не тонкие – она все время их прикусывала, одежда совсем неприметная – серая или коричневая… Никакая, в общем.

– Рост. Точно.

– С меня! Может, чуть ниже.

– То есть метр семьдесят два, понятно. Что еще?

– У нее кроссовки были с бежевыми шнурками. Капюшон на кофте. На пальцах ни одного кольца – я почему-то заметил, ногти короткие. Ни одной лишней побрякушки – ни серег, ни цепочки. Майка серая, ноги тощие и взгляд…

– Что взгляд?

– Как у вас.

Моррисон вдруг запнулся, сообразив, что, наверное, сказал что-то не то; в магазине повисла тишина.

В 20.05, когда все вновь собрались вместе и поделились найденной за день информацией, Эльконто хлопнул ладонью по кухонному столу так сильно, что чашка с остатками кофе подпрыгнула, а чайная ложка со звоном вывалилась из блюдца.

– Поверить не могу – меня преследует баба! И за что, спрашивается? И не просто баба, а баба, стреляющая из винтовки, и баба, умеющая мастерить взрывчатку. Это что за проклятье такое?

Стоящий у приоткрытого окна Рен, выпустил изо рта клуб сигаретного дыма.

– А по мне так, она вполне тебе под стать. Ты всегда хотел бабу, вот и получай.

– Это что, тонкая издевка? – Глядя исподлобья, прорычал снайпер. – Я искал другую бабу, понежнее!

– Ну, ты же ее еще не спрашивал, вдруг она печет вкусное печенье и нежно заплетает косички?

– Стив, я давно хотел надавать тебе по шапке, и, кажется, наконец, нашел повод! – Грозный взгляд отыскал стоящего за плечом доктора. – Вы о чем думаете вообще?! Меня пытаются пристрелить, а они – всем скопом, причем! – издеваются над бедным снайпером!

– Бедный. Снайпер. Не звучит. – Философски, с изрядной, впрочем, долей иронии, пробормотал сидящий на стуле Баал, которого Барт нежно покусывал за теребящие морду пальцы. То и дело слышался игривый псиный полурык – давай, мол, двигай ими быстрее, а то легко ловить.

Как только на лицо Дэйна наползла тень напускной обиды, в диалог включился стратег отряда Аарон Канн.

– Ну, убить тебя никто не убьет – мы не дадим, но отловить подозреваемую надо. Причем, еще не факт, что это она. Что с того, что какая-то девка без документов арендовала машину, а потом проспала в ней всю ночь на твоей улице?

– Вообще-то, это довольно подозрительно, не находишь? – Халк Конрад бросил короткий взгляд на Канна, поднялся с одного из многочисленных кухонных стульев и приблизился к стоящему у открытого окна коллеге, размышляя, стоит ли раскурить припасенную на вечер Кейтанскую сигару. – Зачем кому-то вообще спать на улице? Она караулила его джип, но не дождалась его и уснула. Если бы дождалась, бомба под его днищем оказалась бы на сутки раньше.

– Согласен. – Аарон кивнул. – Вероятность, что это она, большая, но, все же, не стопроцентная. Мы не можем пустить пулю в лоб человеку только из-за подозрения.

– Можем. – Безразлично откликнулся ассасин.

– Ты вообще все можешь, я уверен. Но мы так делать не будем. Сначала мы отыщем машину, затем девку, либо сразу девку, и тогда поговорим. А после разговора уже решим.

– Отдайте мне ее живой – хочу поговорить сам. – Пробудился от тишины хмурый Эльконто; его взгляд уперся в собственные пальцы, сцепленные в замок. – Я должен узнать причины.

– Без проблем. – Согласился тактик. – Отдадим, говорить будешь сам, но для начала неплохо бы ее, все-таки, поймать. Итак, друзья и коллеги, поговорим-ка мы о перепланировке сил. Логан, схемы дома и окрестных районов у тебя?

Взгляд хакера оторвался от экрана телефона; Эвертон коротко кивнул.

– Неси их сюда. Народ, подбираемся ближе, будем мозговать.

Загрохотали вокруг овального кухонного стола стулья, зашуршали разворачиваемые листы бумаги; нераскуренная Кейтанская сигара на секунду зависла под взглядом светло-серых глаз и отправилась обратно в карман.

Слежка теперь мерещилась ей всюду: из-за углов невысоких домов, из проезжающих по проспекту машин, во взглядах редких, попадавшихся навстречу прохожих – разыгрались нервы. Зря она назначила эту встречу так далеко – у затерявшейся между деревьями, в глубине центрального парка, трансформаторной будки – теперь всю эту дорогу придется мотать обратно пешком. А что делать?

Легко шагали по сухому асфальту обутые в кроссовки ноги; пахло бензином и доносимой ветром, с обмелевшей речушки под мостом, травянистой влагой. На Нордейл опустились сумерки.

Весь вечер Ани потратила на разработку деталей нового плана – откинула десятки, если не сотни заведомо проигрышных вариантов, и, в конце концов, пришла к выводу, что на этот раз одной ей не справиться – нужен напарник. Еще один убийца – «крючок», способный отвлечь внимание на себя.

За ней следили, точно следили. Возможно, пока еще не за ней, но за каждым, кто приближался к трехэтажному особняку на Пайнтон авеню. Возможно они (а в том, что вокруг дома находились многочисленные «они», Ани почему-то не сомневалась) отыскали ее ненароком попавшее в камеру изображение, пусть она и пыталась этого избежать – да, ее или взятой напрокат машины, и, значит, по-глупому рисковать нельзя. Именно поэтому сегодня «Серпент – Вектра», тщательно протертый изнутри и снаружи тряпочкой, отправился ночевать на крытую платную парковку, расположенную под круглосуточным торговым центром. Пусть ищут. Там долго искать.

Мимо прогрохотал по мостовой массивными колесами грузовик, оставил после себя растянувшееся вдоль перил облако свежего выхлопа; Ани проводила красные фары взглядом, опустила голову, уперлась взглядом в проплывающие на асфальте трещинки и вернулась мыслями к «напарнику».

Говорят, хочешь что-то сделать – сделай это сам… Она бы и рада, но уже не выйдет. Новую позицию для снайперского выстрела не найти – вокруг лишь низкорослые соседские дома, на крыши которых не пробраться. Курьера или разносчика не подослать – двери, кроме своих, уже не откроют никому – в этом она была уверена. Пробираться во двор заведомо провальная идея – ее снимут еще на подходе к забору. Идти навстречу цели, обвешанной взрывчаткой? К такому повороту событий она еще не готова – пока не готова.

Может быть, когда-нибудь.

Завтра? Послезавтра? Может, ее жизнь и не жизнь вовсе, а жалкое подобие, но вечерний воздух все еще пахнет травами, все еще сияют, радуя глаз, далекие огни небоскребов, все еще поют по утрам в приоткрытую форточку птицы. Жизнь легко оборвать и невозможно вернуть, а, если так, стоит ли торопиться?

Остается «напарник». Человек, которого она, по сути, подставит – заменит им себя. И, пока Эльконто будет целить в другого, она выстрелит ему в затылок из-за угла. Из тени. И успеет скрыться. Это, если все пройдет хорошо. Если…

Пронеслись по мосту еще несколько машин – съехали с пригорка, остановились у далекого перекрестка; одновременно зажглись стоп-сигналы. Справа, за перилами, шевелилась, овеваемая ветром, зеленая трава; остывший ветерок пробирался под тонкую спортивную кофту, ласкал разгоряченный, длительной ходьбой затылок. Ани оторвала взгляд от земли и посмотрела на небо – на далекие темно-синие неровные облака – втянула одновременно легкий и тяжелый аромат ночного города и подумала о том, что жизнь, пусть даже такая жизнь, все-таки, хорошая штука и о том, что не хотелось бы ее терять.

Еще через пять минут по правой стороне показалась высокая кованая ограда центрального парка Нордейла.

– Зачем перед выстрелом я должен въехать ему в машину? Какой смысл?

Пришедший на встречу мужик, оказался не дураком – Ани никак не могла решить, плюс это или минус, но собственную роль продолжала играть безупречно: она – обиженная девушка, которой изменил парень. Бывший парень. Ведь нельзя все так и оставить? Надо наказать, да, наказать. Убить жестоко? А рога наставлять не жестоко? Она ведь платит, так что, меньше вопросов, дядя.

– Въехать нужно за тем, чтобы он подумал, что это простая авария, и вышел разговаривать.

– А так он подъедет к дому и не выйдет, что ли?

– Он очень быстро скроется с глаз – мало времени. Или вообще запаркуется в гараже. – Она вовремя поймала себя на том, что переключилась на сухой профессиональный тон и быстро вернулась к фальшивому раздраженному. – А если вы врежетесь ему в багажник, притворитесь пьяным или неосторожным водителем, вы его задержите на улице. (Для меня) Сумеете выйти сами, дождетесь, пока выйдет он, и сделаете выстрел.

– Ты хочешь, чтобы все было именно так?

– Да, так. Я буду наблюдать издалека, сидя в машине. Хочу убедиться, что он мертв.

– Злобная ты стерва.

Ани промолчала. Шевелился от ветра, растущий на углу зеленый куст; к этому моменту в парке полностью стемнело, вдоль центральных аллей зажглись фонари, но сюда их свет не пробивался, и серовато-белая будка, как и стоящие рядом люди, тонула во мраке.

Мужик, назвавшийся Ридом, курил. Она не стала. Незачем оставлять лишние детали, особенно, если что-то пойдет не так – покурит позже, когда останется одна.

– А кто будет платить за разбитую машину?

– Я.

– Богатая ты. – Фыркнули из темноты.

Буду бедная, – не стала произносить Ани вслух. – Убьешь ты его или нет – скорее всего, нет – но после этой оплаты у меня останется на жизнь всего пять тысяч. Жалкие пять тысяч на, возможно – ей так хотелось на это надеяться – новую жизнь. Совершенно другую жизнь.

(Главное, создай для меня заветную паузу, отвлеки на себя внимание и задержи его на улице, и тогда я заплатила не зря)

– Во сколько он появится у дома?

До этого они больше препирались, нежели говори по существу – этот же вопрос означал, что незнакомец, все-таки, берется за работу.

– Он возвращается около восьми. Адрес, имя и описание машины, на которой он подъедет тут.

Ани-Ра достала из нагрудного кармана два свернутых вчетверо листа.

– Если не в восемь, то в половине девятого.

– Деньги?

– Половину отдаю сейчас. Остальное после выполнения.

Рука нащупала в кармане тугую пачку из снятых ранее в банкомате купюр, извлекла ее на свет и положила в мужскую ладонь.

– В том, что мертвый, сама будешь убеждаться?

– Хотите вторую часть суммы? Тогда лучше, чтобы он был мертвым.

Мужик усмехнулся – изо рта дохнуло табаком. Он не верил таким, как она – мстительным дурам, и презирал их, но Ани было на это глубоко наплевать – главное, чтобы он запомнил ее именно такой: обиженной, туповатой и мстительной. И уж кого из них следовало презирать, так это его, Рида, потому что только идиот мог в мирной жизни добровольно выбрать профессию убийцы, а, значит, им и жертвовать не жалко.