Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет Рейфилд Дональд

Предисловие

Критский народ, к сожалению, производит больше истории, чем может переварить.

Саки. Шутки Арлингтона Стринггема

В этой истории Грузия рассматривается, во-первых, политически, то есть как территория с сегодняшними границами (с точки зрения международного права); во-вторых, географически, как закавказские земли, простирающиеся от Черного моря до стечения рек Иори и Куры и от Главного Кавказского хребта до Малого Кавказа, близ устья реки Чороха и верховья реки Куры; наконец, Грузия рассматривается с исторической точки зрения, то есть с границами, которые некогда включали части современной Турции, Азербайджана и Армении. В Х веке Грузия, как утверждал церковный юрист Гиорги Мерчуле, была страной, где обедню отправляют по-грузински.

Грузины считают, что грузин – это и уроженец Грузии, вне зависимости от этнической принадлежности, и тот, для кого грузинский язык является родным. Грузинский язык принадлежит к картвельской языковой семье, родственности которой с какой-либо другой языковой семьей ученым пока не удалось установить. Картвельская языковая семья также включает мингрельский (мегрули) и лазский языки (оба в принципе являются диалектами одного «занского» языка и отличаются друг от друга главным образом тем, что на лазский влияет ислам и турецкие язык и культура. И мингрельский, и лазский языки близки к грузинскому, как польский к русскому, так что до некоторой степени они взаимно понятны. Двумя тысячелетиями раньше, по всей вероятности, мингрельский и грузинский были просто наречиями одного и того же языка. Четвертый член картвельской группы – сванский, на котором говорят не больше 50000 горцев на южных склонах Главного Кавказского хребта. Сванский является до такой степени архаичным языком, что отличается от грузинского больше, чем, например, румынский от французского. Мингрелы и сваны, как правило, свободно владеют и грузинским.

Последние две тысячи лет Абхазия, пусть даже с длительными перерывами, является составной частью Грузинского государства, хотя абхазский язык, как северо-западный кавказский, не является родственным языком грузинского. Таким же образом закавказские осетины (которых римляне и греки называли аланами) – иранский этнос, потомки древних скифов – давным-давно считаются и грузинскими подданными, которые свободно общаются по-грузински. История Грузии поэтому включает, хотя не постоянно, и историю Абхазии и Осетии. Подобным образом такие меньшинства, как грузинские армяне и азербайджанцы (не говоря уж о других тюркских народах) и грузиноязычные евреи тоже участвуют в эволюции Грузинского государства.

Вплоть до конца XVIII века хронология некоторых событий грузинской истории часто остается спорной, даже загадочной. Как и в России, до 1918 года в Грузии действовал юлианский, а не григорианский календарь: с 1801 по 1900 год юлианский календарь отстает от григорианского на двенадцать дней, с 1901 по 1917 год – на тринадцать.

Транслитерация грузинского на кириллицу представляет известные проблемы: например, русский [к] может отражать три разных грузинских звука и буквы. Мне показалось проще употреблять приблизительную транскрипцию в повествовании, не отличая, например, придыхательных смычных грузинского языка от глотализованных, а в указателях и библиографии, чтобы не было путаницы, прибегать к латинской транскрипции, которая с помощью диакритических знаков точно воспроизводит очень рациональную грузинскую азбуку. Для личных имен и географических терминов вообще предпочитается транслитерация грузинской формы, то есть, например, Давит, Гиорги, Тамар, Тбилиси, Картли, а не Давид, Георгий, Тамара, Тифлис, Карталиния; русские названия, как, например, река Кура (по-грузински Mt’k’vari, по-турецки Кур, в древности Кирос), как и некоторые другие (Имеретия, Кахетия), сохраняются в порядке исключения.

До 1783 года грузинская историография ограничивается относительно скудным, хотя давно установленным циклом источников. Самым известным из них является начальная грузинская летопись, «Жизнь Картли», картлис цховреба, которую подтверждают (и которой иногда противоречат) отрывочные сведения древних византийских и армянских летописцев. Новую информацию предоставляют и археологические раскопки, и только недавно переведенные тексты иранских и турецких историков. С 1783 по 1917 год русские архивы, в особенности Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссией (13000 страниц удивительно полной документации, опубликованных в начале XX века), а также воспоминания путешественников и чиновников дают очень полное представление о Грузии XIX века. С тех пор как открылись архивы Коммунистической партии и Министерства внутренних дел Грузии, стало возможно полностью составить историю Грузии после 1917 года.

Я многим обязан своим грузинским друзьям и знакомым, среди которых надо поименно поблагодарить Шукию Апридонидзе, Нинель Мелкадзе и Русико Амиреджби, которые помогали мне разыскивать новые и забытые публикации. Я очень благодарен Тбилисской публичной библиотеке, Омару Тушурашвили (директору архивов Министерства внутренних дел) и тбилисским букинистам. Несмотря на сталинскую тиранию, грузинская историография советского периода часто отличается своей объективностью и научной тщательностью. Сегодня, когда независимая Грузия преодолела анархию 1990-х годов, некоторые историки и бывшие государственные чиновники опубликовали монографии, статьи и материалы, которые проливают свет на проблемы и давнего, и недавнего прошлого.

В Европе грузинские материалы разбросаны по многим библиотекам и архивам. Я благодарен Британской академии за грант, который позволил мне ездить по библиотекам и архивам Парижа, Болоньи, Рима и других городов. В Великобритании мне очень помогала библиотека Кембриджского университета. К сожалению, именно тогда, когда я начал эту книгу, лондонская Школа востоковедения (SOAS) затеяла ремонт и зарыла все свои кавказские материалы и старую периодику в старую шахту, тем самым надолго лишив британских историков уникальных источников.

Русское издание отличается от английского тем, что я смог внести поправки и новую информацию: некоторыми улучшениями я обязан зорким глазам своих читателей, особенно грузинских, среди которых покойный Арианэ Чантуриа оказался блестящим корректором. Из французских дипломатических архивов в Нанте и в Париже, относящихся к консульству в Тбилиси, я почерпнул новые материалы для этого издания, за которые я благодарю архивистов французского Министерства иностранных дел.

Хотя я уже полвека занимаюсь русским языком и русской литературой, я сознаю, что англичанин никогда не станет вровень с носителем языка. Поэтому я выражаю безграничную благодарность жене, Анне Пилкингтон, которая проверяла весь текст, устраняла ляпсусы, шероховатости и проливала свет на непонятные места.

Дональд Рейфилд2013

1

Появление картвелов

Происхождение, или этногенез, картвельского народа, или картвельских народов, как и происхождение любого народа, начинается раньше первых письменных источников. Это утверждение основано скорее на предположениях и мечтаниях, нежели на науке или логике. Главным источником предположений является лингвистика: грузинский язык до сих пор носит на себе следы своих первых контактов и своих субстратов за последние столетия, даже тысячелетия. Топонимика позволяет нам угадывать, на каком языке говорили обитатели любого края; раннюю историю освещает и археология, позволяющая понять многое относительно культуры, численности населения и периодизации, но не способная достоверно установить этнические и лингвистические связи между чертами прошлого.

Еще со второго тысячелетия до н. э. сохранились в Анатолии немногочисленные лаконичные, но четкие надписи на глине и камне, оставленные Ассирийской, Хеттской и Урартской империями. Это списки завоеванных и подчиненных соседей-вассалов, среди которых можно с уверенностью узнать предшественников сегодняшних картвелов (грузин, мингрелов, лазов и сванов). Приблизительно за 500 лет до н. э. греческие историки и географы начинают более пространно писать о нравах и быте обитателей Северо-Восточной Анатолии и Колхиды (Восточного Черноморского побережья), но хронология не всегда надежна, и трудно отличать настоящие наблюдения от легенд и слухов[1].

Самый древний лингвистический материал можно найти в современных картвельских языках: основной запас слов, например мкерди – грудь; куди — хвост; згмартли — мушмула; рка — рог; (к) рцхила — граб; пири — лицо; еквси – шесть; швиди — семь; тревс — тащит и т. д., подразумевает связи картвельских языков с каким-то индоевропейским диалектом, в котором согласная система близка к итало-кельтской группе, откуда происходит латинский язык[2]. К тому же названия «благородных» зверей, например оленя и кабана, на которых охотятся аристократы, намекают на индоевропейское происхождение. Мы обнаруживаем аналогичное явление и в английском с его аристократическим нормандским слоем, и в венгерском, где названия «благородных» зверей – исконно венгерские, а «неблагородных» – славянские. Такое явление предполагает завоевание и покорение оседлого народа и языка чужой аристократией и ее языком. Есть в грузинском языке и грамматические черты, особенно в именном спряжении и в глагольной морфологии (временах и залогах), которые очень похожи на индоевропейские модели. Поскольку эти черты встречаются и в сванском, который ответвился от других картвельских языков несколько тысяч лет назад, индоевропейский субстрат в грузинском можно считать очень древним, по времени совпадающим с вторжением индоевропейцев в Анатолию три-четыре тысячи лет назад. (С тех пор грузинский язык щедро заимствует из соседних индоевропейских языков, из древне-, средне- и новоперсидского например[3], но эти заимствования можно датировать довольно точно.) Любопытно и то, что грузинские названия некоторых растений, например самшита (бза), совпадают с теми неиндоевропейскими названиями, которые мы находим в греческом языке пиксос: по-видимому, носители картвельских языков общались с носителями доиндоевропейских языков средиземноморских стран.

Имеющиеся данные доказывают, что после падения Хеттского государства грузины были связаны с Урарту, которое господствовало в Центральной и Северо-Восточной Анатолии с раннего бронзового и железного века (1200–700 до н. э.). Точно неизвестно, какие царства или племенные союзы, с которыми Урарту воевало или вступало в переговоры, включали картвелов, но народы, известные ассирийцам и Урарту в течение четырехсотлетнего периода как мушки, диаухи, уитерухи и кардухи, могли быть картвельскими. До сих пор комбинация согласных м-с-х, м-с-к встречается в названии города Мцхета (столица до 500 н. э.), юго-западной провинции (сегодня тюркоязычной) Самцхе (земля месхов); в Дагестане еще не так давно грузин называли месхи или мосхи. Около 1100 года до н. э. ассирийский царь Тиглатпаласар упоминает народ мушки в Юго-Восточной Анатолии: по-видимому, после поражения мушки переселились на север. Греческие источники называют горы около Трабзона родиной мосхов. Позднее мушки-месхи связываются в основном с Восточной Грузией (Иберией или Картли), которая к 300 году до н. э. образовала государство, когда объединились племена, населявшие долину реки Куры. До христианства в Мцхете обожествляли луну (бога Армаза) и Задена, бога плодородия, таким образом продолжая религию хеттов. Тем не менее не исключено, что термины мушки, мосхи, месхи являются «плавающими» названиями, точно так же, как термин валлийский для англичан обозначает кельтов, для чехов – итальянцев, а для болгар – румын.

Самым древним известным названием Центральной Грузии, то есть долины Куры, является Иберия. Это слово иногда считают производным от финикийского ‘эбр — «там», толкуя его как типичное двойное название, так как восточные страны иногда носят то же название, что и западные. Поэтому существует и испанская, и кавказская Иберия, и балканская, и кавказская Албания (современный Азербайджан). В конечном итоге Иберия происходит скорее от спери, северо-восточноанатолийского народа, известного Геродоту как саспери[4]; от спери, по всем правилам исторической фонологии, происходит и армянское название грузин – (и)вирк. Современное название грузин (Georgians) появилось в результате контаминации персидско-тюркского гурджи (от армянского вирк) с культом святого Георгия, которого почитали грузинские христиане и язычники.

Названия некоторых народов и провинций, которые входили в сферу интересов Урарту, до сих пор сохраняются в названиях современных грузинских провинций: от хурритского (Урарту) диаухи вполне разумно произвести современную южную грузинскую (и армянскую) провинцию тао (армянское тайк: в Урарту суффикс – хи, как армянское – к, обозначает множественность). Сегодняшнее Джавахети (армянский Джавахк), несомненно, унаследовано от урартского Забахае; таким же образом сегодняшняя Шавшети на грузино-армянской границе отражает урартскую Шешет.

Кардухи являются еще одним народом, упомянутым греками, который мог быть картвельскими подданными Урарту. Некоторые выводят сегодняшний этноним картвели именно от Кардухи. По всей вероятности, однако, карт – родственный термин индоевропейского гард и обозначает народ, живущий за укрепленными стенами[5], как те грузины, которые заселили район около Мцхеты.

Несмотря на их историческую связь с Урарту, удивительно, как мало урартский язык отражается на картвельских. Один лишь общий термин бросается в глаза – kira, связанный с нырянием или с превращением, а в Урарту – со значением земля. В Грузии до сих пор поется архаичная урожайная песня Иври-арали, тари-арали, ари-арали, которую можно отождествить с урартским воззванием к богу плодородия: «Господи Арале, мощный Арале, дай, Арале»[6]. Грузинский (и армянский) термин арцив — орел – существует и в урартском, но это широко распространенная индоевропейская и хеттская лексема. (Отношения как грузинского, так и армянского языков с языком Урарту довольно загадочны: на удивление мало армянских слов можно сопоставить с Урарту, так что можно сказать, что урартское ярмо не сильно давило на языки соседей и вассалов.)

Когда Грузия переходит из легенд в историю, появляются уже две, а может быть, и три отдельных страны. Первая, Иберия, – это ядро будущего объединенного государства (сегодняшние Картли и Кахетия), то есть страна к востоку от горы Лихи, которая отделяет реки, впадающие в Каспийское море (Кура), от рек, впадающих в Черное море (Риони и Чорох). Вторая страна – Колхида, Черноморское побережье от Трабзона до сегодняшней Гудауты: ее границы с Иберией до сих пор проходят около горы Лихи. Третьей страной можно считать Сванетию, древнюю Суанию, которая две-три тысячи лет назад была гораздо больше, чем сегодня, и простиралась до побережья. Сванетия тогда подчинялась то Колхиде, то Иберии (то их сюзеренам); временами она могла быть поделена на части или существовать автономно. Греческие географы и сам факт того, что в сванском языке до сих пор существуют идиомы о мачтах и парусах, свидетельствуют, что раньше сваны были приморским народом, возможно заселявшим устье Кодора.

Намного раньше Иберии в исторических памятниках упоминается Колхида: Урарту не раз сталкивалось с мощным царством Кулха на своих северных границах. До какой степени Колхида тогда была картвельским государством или конфедерацией разных племен, мы не знаем. К VI веку до н. э., судя по легенде о Ясоне и Медее и по археологическим данным, греческие колонии были разбросаны по всему побережью Колхиды от Кавказского хребта до Трабзона (тогдашнего Трапезунда). В Северной Колхиде довольно пестрый племенной союз сохранял независимость и самостоятельность, к тому же уже существовали города вдали от моря и греческих колоний. Один такой город предположительно находился на реке Риони недалеко от Поти (тогдашнего Фазиса) и назывался Ая (название может быть связано с полулегендарным царем Эетом; Гомер отождествляет Аю с островом Цирцеи, а позже греки называли всю Колхиду или сегодняшний Кутаиси Ая). Более известен древний колхидский город – Археополь, сегодняшний Нокалакеви («бывший город»), где ведутся обширные раскопки[7]: местные называли его Цихегуджи («крепость царя Куджи»). Еще один город под Кутаиси назывался Родополь (Вардисцихе, «город роз»). Главным политическим и культурным городищем, основанным не позже VIII века до н. э., был Вани в Центральной Колхиде.

Врачи школы Гиппократа предупреждали греков, что колхидские болота грозят колонистам зобом и малярией, в результате чего колхи будто стали нездоровыми, приземистыми и смуглыми. В то же время нездоровая жара и влажность делали Колхиду плодородной и богатой землей. Она давно славилась своим льном и другими товарами, хотя торговле мешало отсутствие валюты: колхи пользовались не монетами, а бронзовыми кольцами больше 8 кг весом (стандартными ассирийскими гирями). Существует мало сведений о том, как и кем управлялись картвелы и другие народности Северной Колхиды. Не исключено, что царь Эет был исторической личностью: во II веке н. э. Арриан объезжал Колхиду и докладывал императору Адриану о местах и руинах, оставшихся со времен Эета, которые ему довелось видеть. Плиний пишет, что некий царь Саулак (скифское имя, изображен на монете II века до н. э.), потомок Эета, был первым золотоискателем в Колхиде[8].

Странно, что ни один колхидский царь не носит картвельского имени. Куджи, которого грузинские летописцы относят к III веку до н. э., значит по-абхазски «волк». Сам Эет, отец Медеи в греческих легендах, возможно, был абхазом: по-абхазски Хаит – бог моря. Среди имен правителей Колхиды во II и I веках до н. э. мы встречаем Аристарха (грека) и Саулака (иранца-скифа). Что касается местного названия Колхиды – Мингрелия (по-грузински самегрело), то в нем без сомнения виден картвельский корень эгр, который отражен в классическом названии Колхиды, Эгриси, и соответствует мингрельским названиям племен, известных Ксенофонту и Геродоту как марг. Само слово «Колхида» может быть связано с названием южной провинции Грузии Кола, к которому прибавляется урартский суффикс – хи, обозначающий «народ». Позже римские историки, пишущие о Колхиде, которую называют Лазика, упоминают еще один картвельский народ – лазов. Название лазы, по всей вероятности, проистекает от сванского ла-зан, «страна занов». (Сегодня многие лингвисты считают лазов и мингрелов одним народом – «занами».)

Греческие и римские географы утверждают, что в городе Диоскурия (потом Себастополь, Цхуми, а сегодня Сухум) люди были необыкновенными полиглотами: там говорили на 70 или даже 300 языках. К I веку до н. э. Колхида, вероятно, разделилась на северное сильно эллинизированное государство и на южную конфедерацию разнообразных племен, которая одно время находилась во власти Персии. В начале н. э. Колхида носила название Лазика; когда ослабло византийское влияние, превратилась в Эгриси, а во время объединения Грузии называлась Абхазети. В любом случае страна была этнически очень пестрой; ее племенами, когда они сплотились, правили или абхаз, или зан (мингрел или лаз), или сван, или скиф, или представители ныне уже выродившегося этноса. Уже к 500 году до н. э., богатые греческие портовые города, Фазис (основанный Фемистагором Милетским, недалеко от сегодняшнего Поти с огромной, давно заиленной гаванью), Гиен (недалеко от сегодняшней Очамчиры) и Диоскурия (Сухум), оказывали сильное экономическое, если не политическое влияние на аборигенные внутренние города Родополь, Цихегуджи и Вани (известный грекам как Сурис).

Греческие источники скудны: некоторые просто цитируют утерянные географические учебники. Ассирия и Урарту отмечали только сражения и победы. Первое свидетельство разнообразного состава Колхиды мы находим в записи ассирийского царя Тукулту-Нинурты I (1245–1209 до н. э.), «40 царей на Верхнем (то есть Черном. – Авт.) побережье». Археология пока мало что добавляет: Диоскурия лежит нераскопанной под водой или под фундаментами Сухума, а развалины Гиена, который был наполовину подземным городом, и Фазиса до сих пор не найдены. Колхские города были большею частью деревянные и сгорели дотла, когда в 49 году до н. э. с севера напал босфорский царь Фарнак, а через два года с запада – пергамонский царь Митридат. Отношения между греческими колонистами и колхами были в целом мирными. Только в Диоскурии обострились этнические конфликты: бронзовая стела IV века до н. э. свидетельствует о вооруженной стычке. Греческие колонии были однородными, большею частью милетского происхождения, с храмами, посвященными Аполлону. Города, где жила колхская элита, постепенно подвергались греческому религиозному влиянию: главный храм Вани был посвящен Левкотее и имел собственного оракула.

Греческие источники утверждают, что колхским царством правили скептухи, «носители скипетра», точно так же, как иранскими провинциями правили варанака («носители дубины»): в колхских раскопках уже найден один золотой скипетр. Мы не знаем, однако, свидетельствует ли правление скептухов о том, что управление страной было делегированным или просто находилось в упадочном состоянии. Неизвестен и этнический состав Колхиды: Фазис на севере и Апсари на юге, вполне возможно, отражают абхазский корень – пса-, «вода». Поразительно, что на гробах отсутствуют картвельские антропонимы: Метос, Отойос, Дедатос, Микакадос, Мелабес, Хорсип, Оразо – греческого, анатолийского или иранского происхождения.

Не менее темно происхождение Восточной Грузии (Иберии, или Картли и Кахетии). Самые ранние грузинские летописи, составленные между VIII и XI веками н. э., может быть, пользовались не только более ранними, теперь уже утерянными материалами, но и устными свидетельствами: в течение повествования миф постепенно превращается в правдоподобную легенду и наконец становится фактом, поддающимся проверке. Как многие европейские народы, иберийцы имеют своих «Рема и Ромула» или «Леха и Чеха». У многих древних грузинских городов есть мифический основатель: Мцхетос для Мцхеты, Одзркос для Одзркве, и эти богатыри слывут наследниками Картлоса (брат которого оказывается Гаосом, отцом армян). Сам Картлос является потомком Фогармы, правнука Ноя. Только в IV веке до н. э., когда завоевание Александром Македонским Персии преобразовало Закавказье (которое он все-таки сам объехал), повествования Жизни Картли и Обращения Картли освобождаются от фантастики и обращаются к действительности.

В надписях, отмечающих урартские царские победы, в Анабасисе Ксенофонта и в рассказах Геродота мы узнаем об Иберии еще меньше, чем о Колхиде. К этим редким сведениям кое-что добавляют археологические открытия. Первые анатолийские империи сталкивались с народами Северного Кавказа раньше, чем с картвелами, но тогда, очевидно, предки черкесов и других северокавказских народов находились южнее, чем сегодня. Хеттские надписи (до 1200 до н. э.) упоминают кашки в Северо-Восточной Анатолии; тот же народ ассирийцы называли кашка, против которых воевал царь Тиглатпаласар около 1100 года до н. э.: по всей вероятности, это кашог, как потом называли черкесов. Ассирийцы упоминают абешла, наверное, известных грекам как апсилы, а нам – как абхазы, в то время как кавказские албанцы, с их столицей Бардави, может быть, были известны ассирийцам как парда. Среди соседей и вассалов хеттов названы предки армян, хайаса и зухма (современная Армения называется Хайастан, а грузины называют армян сомехи).

Археологическая история Грузии начинается в каменном веке: страна имела постоянное население Homo sapiens уже десятки тысяч лет. В Закавказье выращивали зерно, пасли скот, делали вино, обрабатывали металлы не позже, чем в любой другой части света. Конечно, доказать, на каком языке говорили и к какому этносу принадлежали эти люди каменного века, невозможно. Захоронения дают только минимальную информацию: найдены и длинные скелеты с узкими черепами, и более широкоплечие, приземистые анатолийские типы. Как в других странах, анализ ДНК показывает поразительную постоянность населения в течение тысячелетий. Несмотря на завоевания, смены языка, этноса и культуры, освидетельствованные историей, ДНК у 80 процентов населения воспроизводит ДНК доисторического населения.

В конце неолита, около 1500 года до н. э., особенно в горах Триалети, на юге от Тбилиси, похоронные обряды и могильные предметы, например изображения божеств, очень походили на могильные предметы в Азербайджане, Армении, в месопотамской культуре Миттани и Хеттской империи. В некоторых захоронениях в Триалети есть признаки человеческих жертв (рабов или слуг усопшего).

Около 800 года до н. э. урартские надписи упоминают не меньше семи краев, которые можно считать картвельскими: Кулха (Колхида), Уитерухи (может быть, сегодняшнее Одзрхе), Катарза (сегодня перевал Годердзи между курской и чорохской долинами и вообще вся провинция Кларджети), Забахае (современное Джавахети), Луша (не исключено, что это лазы), Эриахи (может быть, урартское название восточной провинции Эрети, но вероятнее всего, название предков кавказских албанцев) и, наконец, Иганехи (может быть, известные грекам как эниохои, несмотря на то что Эниохои находились около Диоскурии и на востоке от Трабзона и могли быть или сванами, или мингрелами). Царь Аргишти описывает правителя Иганехи (по-урартски Этиухи) как царя всего Закавказья. Из всех народов, упомянутых Урарту и Ассирией (а их было шестьдесят на границах этих империй в XII веке до н. э.), мы чаще всего встречаем диаухи: урартские цари по имени называют трех правителей диаухи, Сиени, Асна и Утупуршини. (Надо учесть, что люди и места, которые, по всей видимости, были картвельскими, редко носили картвельские имена – подразумевается, что картвельская элита хорошо приспособилась к хеттским или хурритским обычаям, – точно так, как уже в нашу эру грузинские правители часто носят греческие, осетинские или персидские имена.) В 1112 году Сиени, царь диаухи, был взят в плен ассирийским царем Тиглатпаласаром. его освободили, когда диаухи заплатили ассирийцам дань и отпустили своих пленных. Диаухи были единственным достаточно значительным протокартвельским народом, чтобы ассирийцы и урартские цари признавали их «царей». Тиглатпаласар три раза воевал против этих «северных» людей. В 845 году Салманасар III напал на царя диаухи Асна и заставил его платить дань; в 790 году столица диаухи, Шашилу, была взята урартским царем Менуа. Менуа, судя по всему, занял провинцию Шешети (сегодняшнюю грузинскую Шавшети, около турецкого города Шавшат), унизил диаухского царя Утупуршини и заставил диаухи сровнять свои крепости с землей. (На востоке от страны диаухи лежало Забахае, сегодняшнее Джавахети.) Через пять лет Аргишти, наследник Менуа, собрал 15760 пехотинцев и 66 колесниц и опять начал воевать: только в одной провинции он взял 105 крепостей и 453 поселка и заставил Утупуршини отдать ему 20 кг золота, 4426 лошадей и 28510 рабов: очевидно, диаухи были богатым народом. Потом Аргишти одержал победу над соседним картвельским племенем уитерухи (для греков – обизерои, потом для грузин одзрхе) и оставил свой гарнизон в их столице Уриенаи. Интересно, что колхидские картвелы не помогали диаухи и уитерухи в борьбе против Урарту. К началу VIII века до н. э. урартские войска уничтожили государство диаухи: прошло 350 лет до момента, когда Ксенофонт в 401 году наткнулся на народ Таохои.

Победив восточных картвелов между истоками рек Чорох и Кура и около озера Чылдыра, Урартская империя столкнулась с западными картвелами в Колхиде, которая включала по крайней мере одну провинцию диаухи, Хушани. В 743 году царь Сардури II напал на колхского царя Имешу и взял его столицу Илдамуш (у истоков реки Чорох). в Илдамуше Сардури заказал себе «железную печать» от уже знаменитых колхских кузнецов.

Как диаухи, так и колхи исчезают с лица истории в 735 году. Урарту просуществовало недолго. Из предгорья Северного Кавказа прискакали кочевники: по Черноморскому побережью – киммерийцы, по берегу Каспийскому – скифы, другие через Крестовый перевал. Эти завоеватели были главным образом иранскими, и среди них находились, по всей вероятности, отряды абхазов и черкесов. Они разорили все Закавказье и Северно-Восточную Анатолию: их войска даже достигли границ Египта. Ассирийский царь Саргон II (772–705 до н. э.) отмечает, что киммерийцы в 720 году разогнали урартские силы на верхней Куре.

Со временем скифские и киммерийские завоеватели осели или как наемные солдаты, или, судя по топонимике, как постоянные мирные жители от Триалети до Каппадокии (оба названия – иранского происхождения). Их путь отмечают не только тысячи бронзовых наконечников стрел, но и курганы, где захоронены лошади и даже колесницы. Свой след они оставили и в грузинском языке: например, хиди, «мост», который мы находим и в мингрельском, должно быть, является ранним заимствованием из осетинского языка победителей. В 676 году до н. э. киммерийцы объединились с покоренным ими же урартским царем Русой II. Вместе они разрушили гетерогенную Фригийскую империю царя Мидаса в Центральной и Западной Анатолии. Эта империя известна как империя мушки, хотя вряд ли эти мушки были связаны с месхами, которые являются предшественниками восточных картвелов. Но западных и восточных мушки объединяет религия: и те и другие почитают хеттского бога луны Армаза и лувийского бога Сантуша, то есть иберийских богов Армаза и Задена, свергнутых христианскими миссионерами в IV веке н. э.

Падение Урарту, из-за вторжений киммерийцев и скифов, развязало руки различным картвельским племенам: в последующие триста лет они могли мигрировать и распространяться на запад и на север. Некоторые племена, включая уитерухи-бизерои и катарза-кларджи, перешли перевал Годердзи в сторону Черного моря, вклинившись между Северной и Южной Колхидой, и создали обширный ареал для грузинского языка, на котором теперь будут говорить от устья Чороха до слияния рек Кура и Алазани, отрезав мингрельский в Северной Колхиде от родственного языка лазов на юго-западе. К III веку до н. э. антропоним месхи всплывает в двухстах километрах к северо-востоку, от провинции Самцхе до города Мцхета: грузинский народ спускается с гор между истоками Чороха и Куры к слиянию Куры и Арагви, из недоступного горного убежища на главный перекресток Закавказья, где пересекаются пути торговцев и захватчиков с севера, востока, юга и запада.

В греческих документах диаухи упоминаются как таохои. Геродот, описывая картвельские племена около 450 года до н. э., называет их саспери, очевидно, картвельским именем, так как префикс са- приставлен к корню спер, который является прототипом слова ибер. (Современный город Испир в Северо-Восточной Турции, несомненно, связан с этнонимом спер.) Геродот считал, что саспери представляют собой единственный значительный народ, живший между Колхидой и новой империей (или племенным союзом) мидийцев. (Мидийцы – северо-восточный иранский народ; союзники Вавилона, они разрушили Ассирию в 600 г. до н. э. и потом, как союзники скифов, завоевали Урарту. Только в 549 г. до н. э. они уступили место персидскому царю Киру, основателю империи Ахеменидов, который властвовал по всей Анатолии и Персии, пока Александр Македонский не покорил ее в 330 г. до н. э.)

Под властью мидийцев и Ахеменидов колхские и иберские грузины достигли если не единства, то равенства. Саспери, то есть иберийцы, образовали 18-ю сатрапию Персидской империи, а колхи (которых Геродот делит на мосхов, тибаренов, макронов, моссиноек и марсов) – 19-ю. Сатрапиям были выгодны ахеменидские оперативная полиция, монетизация, дороги и караван-сараи и невыгодны высокие налоги и обязательная военная служба. Судя по всему, каждые пять лет Колхида посылала ахеменидскому царю по 100 мальчиков и 100 девушек: эти переселенцы находились на службе по четыре года, трудясь на таких грандиозных стройках, как сусские укрепления. Военные начальники у марсов и колхов и у саспери, или иберийцев, носят персидские имена, Фарандат и Масистий[9]. Когда Дарий Великий и Ксеркс воевали против Греции, колхские солдаты, похоже, подчинялись собственным офицерам. Южные части Колхиды и Иберии остались вне сатрапий и подчинялись напрямую Ахеменидской империи, пока Александр Македонский не уничтожил ее.

Поскольку прибрежные греческие города сохранили независимость, надо полагать, что и Северная Колхида не входила в 19-ю сатрапию. Можно только догадываться, до какой степени греческие колонисты Диоскурии, Гиена и Фазиса или греки около «глубокого лимана» (батис лимен, сегодня Батум) смешались с туземным населением. Вероятно, колонисты были преимущественно мужского пола и женились на местных женщинах. Есть, однако, некоторые признаки насильственного колониального господства, как, например, поджог побережных деревень, где туземцы занимались ткачеством в VI веке до н. э. Вообще же Северная, эллинистическая Колхида процветала. Обрабатывались драгоценные камни, с VI по III век до н. э. чеканили множество мелких серебряных монет, главным образом гемидрахм, некоторые с греческой буквой, указывающей монетный двор, все с мужской головой на аверсе, с бычьей или львиной головой на реверсе. Денежная система была, очевидно, хорошо развита, хотя мелочь была так обильна и такого плохого качества, что охотники XVIII века н. э. пользовались ею как дробью. Обилие импортных товаров – египетские скарабеи, финикийские четки – подтверждают репутацию Колхиды как страны, разбогатевшей на экспорте льна, конопли, дегтя и рабов. (Один колхский раб стоил 153 драхмы, что составляло шестимесячное жалованье ремесленника.) От города Фазиса получил свое название фазан: как утверждает Аристофан, греки считали фазанье мясо роскошью из Колхиды. Тяжелые пирамидальные ткаческие гири свидетельствуют о развитой кустарной промышленности. Богатые колхи жили в каменных домах с черепичными крышами; бедные – под соломенными крышами или в пирамидальных бревенчатых хижинах на буграх, нарытых на колхидских болотах. Судя по железным сохам и большим бывшим пашням, в Центральной Колхиде выращивали зерно, хотя климат, особенно приморский, был благоприятен только для проса. Археологами были найдены большие железные ядра от катапульт, что означает, что у колхов были вооруженные силы с артиллерией. Что удивительно, письменное наследие ограничивается немногим: именами на саркофагах, гончарными буквами, монограммами на греческом и арамейском языках на черном застекленном киликсе, арамейскими буквами на кусочке золотого листа, найденном в Вани. Погребальные обычаи, от кремации в ямах до захоронения в больших кувшинах, указывают, что население было разнобразным: чувствуется и киммерийское, и горнокавказское влияние. Чем ближе к Иберии, тем заметнее влияние Северного Кавказа, примером чего может служить сделанный из золота птичий клюв.

Плутарх, писавший о Колхиде пятьсот лет спустя, утверждает, что тогда Северная Иберия, как и Северная Колхида, были автономны. Археологические находки этого периода показывают, что, хотя массы по всей Грузии жили бедно, начинала появляться поразительно богатая элита: их могилы набиты золотом и драгоценными камнями. При власти Ахеменидов возникали мощные, мастерски построенные каменные центры, например Уплисцихе, Урбниси и Каспи. Количество оружия в могилах свидетельствует, что элита была военная, несмотря на то что она жила под защитой ахеменидского «pax imperialis». Из каменных центров один Уплисцихе можно отнести к VIII веку до н. э. Однако в то время как Колхида была густо покрыта торговыми и промышленными поселениями, иберские города были скорее либо укрепленными убежищами на время войны, либо храмами, посвященными анатолийским божествам, предназначенными для жрецов и паломников.

На очень короткое время Черным морем овладела ахеменидская Персия: в 459 году до н. э. она заключила мир с Каллиасом афинским, объединив таким образом впервые в истории Грузии всех картвелов. Первый период иранского господства в Грузии – сначала под властью мидийцев, а потом Ахеменидов – длился триста лет, с середины VII до IV века до н. э. Следов в истории он оставил очень мало. Главным его последствием был процесс лексических заимствований из иранских языков, который будет продолжаться до конца XVIII века н. э. Из малоизвестного языка мидийцев, староперсидского и авестийского религиозного языка грузинский язык почерпнул много основной лексики, например стумари, «гость»; корень маспиндзели, «хозяин»; гандзи, «клад»; спилендзи, «медь»; корень саване, «обиталище»; цминда, «чистый, святой»; эшмаки, «чёрт»; дроша, «знамя».

В 463 году до н. э. Перикл Афинский отвоевал Черное море и, по всей вероятности, прибрежные города Колхиды. Греческие колонии в Южной Колхиде, например Пичвнари, вблизи от сегодняшнего Кобулети, во время персидской оккупации продолжали преуспевать. К 410 году до н. э. Ахеменидская империя раскололась в братоубийственной междоусобице; брат царя Артаксеркса завербовал греческих наемных солдат. Переворот не удался. Отступление греков-наемников описано в Анабасисе Ксенофонта. Основной заботой Ксенофонта было вернуться домой, но его путевые наблюдения являются первым свидетельством очевидца о нравах и быте древних грузин. Ксенофонт излагает, что колхи, макроны (вероятно, мингрелы) и кардухи освободились от персидского ярма; похоже, кардухи, самые восточные картвелы, тогда воевали с армянами, а эспери (саспери, или иберийцы) были подвластны армянину Тирибазу, вероятно, сатрапу 18-й персидской сатрапии. Ксенофонт считает таохои самым агрессивным картвельским племенем: многие не подчинялись сатрапу, запираясь в крепостях, защищаясь камнями от вражеских сил, прибегали к массовому самоубийству, прыгая с утеса, если поражение неминуемо. Граница между 18-й персидской сатрапией и «свободной» Иберией тогда проходила через территорию таохои.

Когда люди Ксенофонта спустились в устье Чороха, они наконец могли объясниться с туземцами: в прибережном городе Гимниасе греческий солдат, родившийся в Колхиде и привезенный рабом в Грецию, переводил на мингрельский местных марсов и макронов (цанои, грузинские заны). Ксенофонту казалось, что тибарены и халибы (имя этого народа происходит от их знаменитого сплава чугуна) – те же мингрелы. Единственным некартвельским народом, с которым Ксенофонт сталкивается по пути в Колхиду, были скифы, по всей вероятности, последние потомки кочевников, которые вторглись с севера тремя столетиями ранее. Когда Ксенофонт покидал Трабзон, отправляясь на запад, по пути в Герасун он наткнулся на сварливых моссиноеков. Несмотря на картвельский префикс мо- и сходство этого названия с североколхскими санигами, которые могли быть как сванами, так и мингрелами, несмотря на деревянные дома-башни, моссиноеки вряд ли были картвелами, так как их название явно происходит от мосин, индоевропейского, а может быть, и тракского слова, обозначающего «башню». Ксенофонт вспоминает их с ужасом: они пили терпкое вино, ели мясо дельфинов, открыто совокуплялись и поджигали башни, в которых запирали своих королей.

Когда через семьдесят лет после Ксенофонта греки вернулись в Восточную Анатолию, это гораздо более радикально сказалось на Грузии и на всем известном к тому времени мире.

2

Происхождение Картлийского царства

Летопись Иберии (Иберия – это сегодняшние Картли и Кахетия, то есть средняя полоса долины Куры и долины рек Арагви, Алазани и Иори, которые текут на юг от Главного Кавказского хребта) начинается с вторжения Александра Македонского в Анатолию и разорения им ахеменидской Персидской империи в 334–331 годах до н. э. Грузинские и римские источники утверждают, что Александр завоевал Иберию. Сначала от него отбивались дикие племена на севере от Куры, но в конце концов он их прогнал и посадил на трон в новой столице Мцхете то ли грузина, то ли македонского сатрапа Азона. На самом деле Александр вторгся в Персию через Междуречье и подошел к Кавказу только тогда, когда его войска преследовали иранские силы по Западному побережью Каспийского моря. Следы греческого влияния на Иберию несомненно видны в IV веке до н. э. на таких предметах, как красная черепица аттических размеров (33 см), помеченная греческими буквами[10]. Само слово крамити («черепица») заимствовано от греческого слова керамис. Благодаря уничтожению Ахеменидской империи греками иберийцы получили возможность сами решать собственную политическую судьбу. Если верить грузинскому Обращению Картли, царь «Ариан-Картли» (Южной Иберии, находившейся в персидском владении) переселился на северо-восток вместе с десятками аристократов и тысячами других подданных и стал владыкой «внутренних иберийцев», которые уже жили около Мцхеты. Археологические данные подтверждают слова летописца: около Куры строились новые укрепления, в могилах найдено значительное количество оружия. Вообще на археологию можно полагаться больше, чем на летописи, и археология подтверждает связь месхов (южных картвелов) с новой столицей Мцхетой. Считается, что Азон привез с собой божества Гаци и Га и воздвиг золотые и серебряные кумиры в Мцхете. Может быть, Азона выдумали летописцы, которые сочиняли историю через девятьсот лет (по армянским летописям, Александр Македонский назначил сатрапом иберийским не Азона, а реально существовавшего Митридата (337–302 до н. э.), отца Митридата I, царя Понтийского, и в то же время назначил Арана царем кавказских албанцев). Так или иначе, кто бы ни был вождем Картли, грузины из Кларджети и Тао завоевали Центральную Иберию. Летописцы осуждают Азона: он был тираном, которого ненавидели за тяжелые налоги и брезгливое отношение к местному населению. Азона поддерживали сто тысяч «римских» (вероятно, греческих) солдат, и, когда эти наемники предали сатрапа, его победил первый царь Картли, Парнаваз[11].

Для летописцев Парнаваз был богатырем. Единственным, кто подтверждает его легендарное существование, является армянский летописец V века н. э., признавший грузинских царей «потомками Парнаваза». Историческое наследие свидетельствует, что Парнаваз – лицо не фиктивное. Грузия, которая образовалась после его царства, указывает на него как на создателя первого Грузинского государства. Если вести отсчет с более конкретных данных о жизни последующих царей, можно приписать Парнавазу невероятное, ветхозаветное долголетие: он мог родиться в 326 году и царствовать с 299 по 234 год до н. э. Его имя, как и у многих ранних грузинских царей, образовано от иранского корня фарна — «божественное сияние». Его мать, судя по всему, была персиянкой, а дядя Самар, воевода мцхетский, – иберийцем. Летопись рассказывает, что благодаря Азону Парнаваз остался сиротой; потом, во время охоты, он наткнулся на клад, привидевшийся ему во сне, и таким образом смог финансировать восстание против Азона. Легче поверить тому, что он заключил договор с Куджи, царем Эгриси (Центральной Колхиды), выдав за него свою сестру. Убив Азона на поле битвы, Парнаваз затем признал верховную власть Селевкидов, наследников Александра, которые в городе Антиохии управляли остатками Македонской империи. Парнаваз разделил Грузию на княжества: в Иберии было семь княжеств, а Эгриси-Колхида стала автономной. Такое деление предвосхищает структуру Грузии уже в византийские времена: скорее всего, летописец просто ретроспективно приписывает его древнему, полумифическому Парнавазу. Значимой чертой реформы Парнаваза является то, что «внутренняя» Картли, ядро Грузии от слияния Арагви и Куры на восток, отдается во власть спаспети, воеводы или генерал-губернатора: из-за такого деления власти создалось ложное представление, что с тех пор в Иберии существовало двоевластие, как будто один царь владел правым берегом Куры, а другой – левым. На самом деле спаспети обыкновенно был близким родственником царя и подчинялся ему.

По преданию, Парнаваз воздвиг огромную статую лунного божества Армаз на горе с видом на Мцхету (поэтому место называлось Армазцихе, «крепость Армаза»). Таким образом, не опровергая старых поверий, Парнаваз дал грузинам общую, единую религию, в которой луна стала главным божеством. (Кстати, Страбон упоминает храм лунного бога на границе Колхиды и Иберии[12].) Продолжая политику объединения, Парнаваз объявил грузинский язык государственным. Ему же приписывают первую грузинскую письменность: если это правда, то письменным языком стал арамейский в своебразной местной «армазской» форме, которую археологи часто находят в надписях на игорных бабках, языческих алтарях и на гадальных дощечках паломников[13].

Сам наполовину иранец, Парнаваз олицетворял пестрый этнический состав своего царства еще и тем, что женился на дзурдзуке (чеченке или ингушке с Горного Кавказа), а дочь выдал за осетина. Такие семейные союзы помогали будущим иберийским царям влиять на кочевников и горцев Северного Кавказа. Они могли или закрыть им доступ к Дарьяльскому ущелью, или пропускать их в Закавказье, чтобы они нападали на соседей, враждебных Грузии. Страбон пишет, что иберийские горцы «могут собрать многие десятки тысяч и своего народа, и из скифского и сарматского народов в любое время, когда им что-нибудь угрожает»[14]. Парнаваз не только укрепил свою власть на юге, но и расширил империю до берегов верхнего Аракса в Армении и на юго-запад до устья Чороха.

По преданию, от Парнаваза престол перешел к сыну его Саурмагу. Саурмаг значит по-осетински «черная рука»: может быть, Саурмаг был не сыном, а зятем Парнаваза. Саурмаг тоже прожил неправдоподобно долгую жизнь, царствуя с 234 по 159 год до н. э. К иберийскому пантеону Саурмаг прибавил еще два божества, Айнину и Данину, но как в Колхиде, так и в Иберии продолжали почитать «солнце, луну и пятеро планет», как вспоминает автор VII века в «Мученичестве святого Эвстатэ». На бронзовой доске, найденной в Вани в Колхиде, нарушителей клятв предупреждают, что они будут отвечать «матери-земле, солнцу и луне».

Саурмаг, как и его предшественник, старался ассимилировать осетин и чеченцев: он переселил «половину дзурдзукского народа» с другой стороны перевалов на верхнюю Арагви: местная топонимика до сих пор подтверждает, что имело место чеченское переселение, обогатившее Иберию грозными бойцами, а иногда необузданными грабителями. Согласно разным источникам, в 169 году до н. э[15]. в квартале Занави Мцхеты появилась еврейская община (беженцы с юга): там найдены ивритские надписи и еврейские могилы с I века н. э. Ясно, что Саурмаг придерживался политики привлечения полезных иностранцев. Скоро в городах Иберии (как и в Кавказской Албании) проживали сирийцы (говорящие на арамейском), армяне и иранцы.

Саурмаг подчинялся Селевкидской империи, которая все еще правила Анатолией и Сирией. Но к концу царствования Саурмага единству Селевкидской империи положило конец крепкое Понтийское царство Юго-Восточного Черноморского побережья. Правитель Понта Фарнак I расширил территории, завоевав почти все южное побережье: вскоре армяне потеряли Трабзон, и Понт напал на восток, поглотив Южную Колхиду и угрожая Иберии. Теперь иберийцы и Селевкиды нуждались во взаимной помощи. На востоке и юго-востоке Иберии появилась еще одна враждебная сила – воинственные иранцы Парфийского царства. В 247 году до н. э. царем Парфии стал Аршак: в течение короткого времени Парфия и Иберия вместе воевали против Армении, которая возродилась благодаря междоусобицам, ослаблявшим власть Селевкидов. К тому времени, когда Саурмаг умер, армяне уже отобрали у картвелов южную часть Тао (на север от сегодняшнего Эрзурума).

За исключением Египта, великая империя Александра Македонского уже была разрушена. В начале II века до н. э. к Анатолии подступала новая Римская империя. В Греции римляне сражались с селевкидским царем Антиохом III и в 188 году до н. э. вынудили его отдать им всю Анатолию севернее Таврских гор. В то время как до прихода в Иберию первых римских легионеров пройдет еще сто лет, Армения воспользовалась победой римлян над Селевкидами незамедлительно, завоевав и мидийские, и иберийские территории. Грузия, объединенная Парнавазом, раздробилась: провинция Аргвети, где Колхида граничит с Иберией, вернулась к Колхиде; на десятки лет Средняя Колхида, если не вся страна, стала автономным государством. Уже в III веке до н. э. были колхидские монеты с надписью «Царь Акес»[16]. К 150 году до н. э. Колхида опять чеканила собственные серебряные монеты (при Парнавазе и Колхида, и Иберия чеканили золотые монеты, похожие на статеры Александра Великого). В некоторых районах Колхиды теперь поселились иранские захватчики: Плиний Старший упоминает, что во II веке до н. э. царь Саулак (по-осетински саурлаег означает «черное лицо») вывозил из Колхиды и золото, и серебро[17].

Потеряв власть над Колхидой, Саурмаг разрушил все содеянное Парнавазом: возможно, поэтому иберийские аристократы восстали против него и он сбежал к дзурдзукам, надеясь там найти войска, которые подавят восстание, и создать новую элиту. У Саурмага не было наследника мужского пола: он усыновил иранского царевича Мириана и выдал за него свою дочь.

Мириан I царствовал предположительно со 159 по 109 год до н. э.: отразив нападение дзурдзуков на Кахетию, он перешел перевал и разорил Чечню; во избежание последующих нападений он укрепил Дарьяльское ущелье. Мириан не смог остановить экспансии Понта и Армении. В 111 году до н. э. царем Понта стал Митридат VI Евпатор, который постепенно аннексировал всю Колхиду, кроме северной части. Хуже того, Митридат VI заключил союз с Арменией, удвоив тем самым опасность для Иберии.

От Мириана I трон унаследовал его сын Парнаджом, который царствовал до 90 года до н. э. Летописцы упоминают только одно достижение Парнаджома: над новой крепостью по ту сторону реки от Армаза он воздвиг памятник еще одному анатолийскому божеству, Задену. То ли из-за этого, то ли в результате того, что Иберия продолжала уступать территорию врагам, Парнаджома убили собственные аристократы, поддержанные армянами. Его сын (будущий Мириан II) попросил политического убежища у парфянского двора и иберийский престол предложил Аршаку (в римских и греческих источниках Аршак известен как Артаксий), который слыл сыном армянского царя Артавазда, но мог претендовать на иберийский престол, так как был женат на княжне из рода Парнаваза. Сведения о царствовании Аршака (с 90 по 78 до н. э.) очень скудны, возможно, потому, что на время утихли междоусобицы и войны. Странно только то, что Аршак, будучи армянином по происхождению, будто бы укрепил город Цунда в Джавахети на границе Иберии и Армении.

С 78 по 63 год до н. э. в Иберии царствовал Артаг, по-видимому сын Аршака. О начале царствования сведений нет, но позже он стал первым иберийским царем, известным римлянам (Аппиан, Кассий Дион, Евтропий и другие летописцы римских войн с Митридатом Евпатором называют его Артокий), и существует довольно точная информация о его действиях к концу царствования. Из-за Митридата VI римляне решились вторгнуться в Иберию, так как понтийский царь угрожал римской гегемонии, завоевав греко-сарматское Боспорское царство около Азовского моря на границе тогда известного мира и потом занял Северо-Западную «Малую» Армению и Колхиду, готовясь напасть и на Анатолию. Царь Великой Армении Тигран II встал на сторону Митридата VI, направил свои войска в Северо-Западную Парфию и овладел Кавказской Албанией, воспользовавшись тем, что римляне были озабочены появлением армии Митридата и в Греции. В конце концов Митридата выгнали из Греции и из большей части Анатолии не только римляне, но и местные бунтовщики. Тем не менее Митридат VI в 73 году до н. э. начал свою третью, последнюю, войну против Рима: изначально в 69 году до н. э. римляне направили своего генерала Лукулла против союзника Митридата, Тиграна II. Иберийцы и кавказские албанцы боролись рядом с армянами: особенно страшны были копья иберийцев. Мы не знаем, ради армян ли воевал Артаг или чтобы защитить Иберию от римлян, но в любом случае участие Артага в этой войне неизбежно привело к нашествию римлян на иберийские земли.

Зимние холода и бунтующие солдаты заставили Лукулла отступить; в 66 году до н. э., однако, Гней Помпей возобновил военные действия и одержал блестящую победу. Митридата выгнали из Анатолии (по пути, в долине Чороха, он столкнулся с враждебными ему иберийцами), и он прошел всю Колхиду. До Босфора он не добрался: сын Митридата VI Махар, который наследовал босфорский престол от отца, отказался принять его, и Митридату пришлось вернуться в Диоскурию. Еще один неблагодарный сын, Фарнак, восстал против отца, и в 63 году до н. э. Митридат покончил с собой. Тиграну II, мечтавшему вернуть себе трон, узурпированный его сыном, тоже Тиграном, пришлось заключить довольно унизительный договор с римлянами, пожертвовав западными владениями и обещав в качестве союзника Рима платить ему дань. Гней Помпей все еще продолжал преследовать Митридата, но важнее для него было сделать и Иберию, и Кавказскую Албанию либо союзниками, либо вассалами Рима: закрыв высокие перевалы, оба царства могли запретить северным кочевникам спускаться в Закавказье; римляне считали этих кочевников самой серьезной угрозой своей власти. К тому же Помпей хотел захватить «шелковый путь» от Индии и Китая через Каспийское море (воды которого Помпей лично вкусил), Кавказскую Албанию, Иберию и Колхиду до Черного моря. В декабре 66 года до н. э. царь Артаг и албанский царь Ороиз с 70000 иберийцев и кавказских албанцев напали на римлян на Куре: битва закончилась перемирием. Помпей перезимовал на верхней Куре и весной спустился в Иберию, убив 9000 иберийцев и взяв в плен 10000, прежде чем спуститься дальше, чтобы расправиться с кавказскими албанцами. Как и Тигран II, Артаг послал к Помпею своих уполномоченных и просил мира; но в отличие от Тиграна он подстерегал римлян вблизи Мцхеты. Помпей, однако, опередил Артага и захватил мцхетский гарнизон. Артаг перешел Куру и сжег мосты. Помпей сначала завоевал Внутреннюю Иберию на южной стороне Куры, а когда в летнюю жару реки обмелели, перешел и Куру, и Арагви вброд, вырубил леса и разгромил войска Артага. Иберийский царь вынужден был отдать своих сыновей в заложники и подарить Помпею «золотые кровать, стол и трон», клянясь остаться верным римским подданным. Только после этого он мог сдаться, не опасаясь, что его увезут в кандалах в Рим. (Когда для Помпея потом устроили триумфальное шествие в Риме, он продемонстрировал народу трех иберийских аристократов, одного колхидского скептуха, двух кавказских албанцев, сына Тиграна II, пятерых сыновей Митридата VI и двух дочерей иудейского царя Аристобула.)

Покорив Артага, Помпей перешел из Иберии в Колхиду, расширив тропинку через перевал Лихи, чтобы по ней могли проехать его колесницы. С помощью угроз и насилия он дошел до берега моря и назначил грека Аристарха губернатором подавленной, если не полностью покоренной, Центральной Колхиды. Помпею не хотелось сталкиваться с враждебными северными племенами – сванами, абхазами и черкесами: цель была достигнута, так как Митридата уже выгнали и лишили всякой опоры. В конце концов Помпей вернулся в Иберию, чтобы таким же образом наказать кавказско-албанского царя Ороиза, как раньше он наказал Артага. К 64 году до н. э. Закавказье фактически состояло из трех царств, тесно связанных с Римом: протекторат Колхиды находился в том же положении, ибо Аристарх подчинялся напрямую Дейотару, проримски настроенному правителю Пафлагонии. В Сухуме найдена одна драхма с надписью «Аристарх Колхидский», но без всякого княжеского титула.

О жизни в артагской Иберии можно получить представление из описаний Страбона, который использовал доклады Феофана Милетского, в 66 году до н. э. сопровождавшего армию Помпея. Страбон подчеркивает отличия иберийских горцев от жителей долин: горцы выглядели как скифы, а жители долины – как персы: вероятно, разницу можно приписать тому, что иберийские цари селили на севере осетин и чеченцев с Кавказа, а в долине осталось первоначальное картвельское население. Страбон осуждает систему правления, при которой часть власти передается в руки брату или тезке правящего или предыдущего царя (что навело некоторых историков на недостаточно обоснованное предположение о том, что в Иберии существовало двоевластие), и отмечает теократическую власть жрецов, которые служили и законодателями, и посредниками. Третье сословие, по Страбону, составили свободные фермеры и военные (кстати, слово ери тогда значило и «народ», и «армия»), а также «царские рабы» или крепостные. Другие слои общества, например чужеземцы, жили в коммунах. Страбон описывает архитектуру городов и говорит, что дома хорошо отстроены, с черепичными крышами. Но иностранных торговцев или порабощенных военнопленных Страбон не упоминает[18]. Археологи отмечают, что во II веке до н. э. могилы часто были лишены погребальных даров, мертвецов иногда хоронили в огромных винных кувшинах (квеври), что указывает на постепенную смену военного общественного строя мещанским и ремесленническим.

Римляне взяли заложниками не всех сыновей Артага. В 63 году сын Артага Парнаваз II (в грузинских летописях его называют Бартом или Братман) унаследовал престол, и его двадцатилетнее правление было для Иберии-Картли периодом спокойным и мирным.

О Колхиде тех времен мы знаем гораздо меньше. Должно быть, она была достаточно хорошо развитой страной: Страбон насчитал не меньше 120 мостов на дороге от пограничного города Шорапани до Фазиса. Без сомнения, митридатские войны и войны наследников Митридата VI, не говоря уже о римской гражданской войне 49 года, когда Цезарь сражался с Помпеем и с Дейотаром Пафлагонским, разорили Колхиду: побережье страдало, когда в 66 году до н. э. Митридат VI бежал на север; в 48 году сын Фарнак, царь Боспорский, вторгся с севера, пытаясь напасть на Малую Армению и проримский Понт. После битвы при Фарсале в 48 году Цезарь одержал окончательную победу (Помпей вскоре умер в Египте) и через год выгнал из Колхиды Фарнака (именно тогда он воскликнул «Veni, vidi, vici – Пришел, увидел, победил»). За это время, однако, Фарнак успел ограбить всю Колхиду, особенно храм Левкотеи в Вани, который он сровнял с землей; но, вернувшись в Босфор, Фарнак пал жертвой своего наместника Асандра. Боспорское царство Цезарь отдал своему союзнику Митридату Пергамскому, который тоже погиб от руки Асандра: и этот конфликт не только помешал восстановлению Колхиды, но нарушил мир и в Иберии. Вплоть до своей смерти в 18 году Асандр занимал часть Колхиды. После 47 года остальная Колхида, средняя и южные области, перешли к понтийскому царю Полемону I на сорок лет; потом Пифодора, вдова Полемона, принесла своему второму мужу Архелаю, царю Каппадокии, Колхиду в приданое. Колхида оказалась на время частью семейной империи, ибо Зенон, сын Полемона, стал царем Армении с 18 по 34 год н. э. В 17 году н. э. император Тиберий попытался вернуть Колхиду в Римскую империю, но к 38 году и Понт, и Колхида уже принадлежали Полемону II, внуку Полемона I, на время получившему во владение и Боспорское царство, в то время как его брат Котис стал царем Малой Армении. Империя эта просуществовала недолго: уже в 69 году Полемону II пришлось подавить восстание, которое поднял в Понте его бывший раб, а теперь адмирал его флота Аникет.

К 63 году, когда Нерон развязал войну против Парфии, римляне утвердили свою власть, и Трабзон, где стояли легионы Корбулона, стал столицей римских провинций Понта и Колхиды. В Колхиде, однако, римская власть не распространялась за границы прибрежных гарнизонов. Жители Трабзона были большею частью картвелы, «генниохи и макроны», а на севере от устья Чороха, в Гонио, где разместился главный римский гарнизон, территория была заселена лазами и иберийцами. Фазис, Диоскурия и другие греческие поселения еще не восстановились после войн предыдущего века, и Трабзон как свободный город с собственным монетным двором стал и коммерческим, и политическим центром восточной части Черного моря.

Северной Колхиде приходилось страдать от конфликтов между северо-восточными кавказскими племенами, а ее портам и греческим колониям – от пиратства варваров. Согласно Иосифу Флавию, римские гарнизоны, которые располагали всего 3000 пехотинцами и сорока судами, могли защищать только гавани. В 50 году н. э. самый северный порт Питиус (сегодня Пицунда) полностью разрушили, по всей вероятности, сваны. В том же 50 году жертвой грабителей пала и Диоскурия, которой в предыдущие сто лет, вероятно, владел сванский царь с огромной армией и советом в 300 человек.

Из-за гражданских войн Рим постепенно терял господство над Иберией, Арменией и Кавказской Албанией. Парфия же становилась все более могущественной: в 53 году до н. э. она разгромила армию Марка Лициния Красса, заставив Армению искать других, восточных союзников. (В 53 году для армянского царского двора ставили пьесу Еврипида Вакханки, и этот спектакль оказался последним событием эллинистической Армении: представление испортили солдаты, подбросившие голову Красса на сцену к актерам, которым пришлось импровизировать.) К 40 году до н. э. Парфия уже отняла у Рима бо2льшую часть Анатолии. Через четыре года Марк Антоний нанес ответный удар, но атака была неудачная, так как Армения, Иберия и Кавказская Албания встретили римлян враждебно. Марк Антоний вернулся со второй армией под командой Публия Канидия Красса. Этого было достаточно, чтобы иберийский царь Парнаваз II передумал, объявил себя другом римлян и вынужден был помогать Крассу воевать против соседа, албанского царя Зобера, который тоже подчинился римлянам. Этот эпизод был слишком унизителен, чтобы быть упомянутым в грузинских хрониках, но описывается Кассием Дионом вполне убедительно. Парнаваз II недолго переживал свое унижение, так как Мириан (сын Парнаджома, сбежавшего за пятьдесят лет до этого в Иран) вернулся с парфянскими войсками в Картли. У Парнаваза II еще оставался один колхидский союзник, его зять Картам (имя осетинское), потомок Куджи, колхидского царя и союзника Парнаваза I, но и тот и другой погибли после нашествия армии Мириана II. От семьи Парнаваза II уцелела только дочь, которая сбежала в Армению и там родила от Картама сына Адерки.

Когда Мириан II восстановил династию Парнавазидов на иберийском престоле, он был уже стар и процарствовал всего десять лет. Все эти годы он сотрудничал с Римом и блокировал перевалы на Кавказе, чтобы северные мародеры не тревожили римлян. Рим больше не нападал на Иберию: император Август официально объявил, что Иберия и Кавказская Албания заслужили «римскую дружбу». Судя по монетам этого времени, на протяжении всего I века Иберия доминировала и в Колхиде. Уход Римской империи, однако, оставил пустое место: теперь цельности Иберии угрожали Парфия и ее союзница Армения, хотя настоящие конфликты начались только через пятьдесят лет после смерти Мириана (в 20 до н. э.).

После Мириана II царствовал Аршак II (или Арсук), армянин по матери. Уже в 1 году н. э. против Аршака II восстал Адерки, сын колха Картама и дочери Парнаваза II Артаксиадской династии. Войска Адерки убили Аршака II, свергнув уже второй раз династию Парнаваза. Царь Адерки (которого летописцы зовут Рок) стал известен за границами Грузии под именем Парсман (Фарасман) I.

При Парсмане I Иберия начала жить в мире и согласии с соседями, даже с воинственными племенами Северного Кавказа. Союз с горцами предостерегал южных и восточных соседей от любых провокаций по отношению к Парсману, который к тому же пользовался покровительством римлян. Тацит пишет, что в 23 году четыре легиона стояли на границе Иберии и Кавказской Албании, но он противоречит грузинским летописям, приписывая действия Парсмана I следующему иберийскому царю, Митридату (Михрдату) I. Благодаря содействию Рима Парсман смог аннексировать Армению, которая давно колебалась, не решаясь, у кого искать защиты, у римлян или у парфян. В 18 году император Тиберий возвел Зенона, сына понтийского царя Полемона, на армянский престол. Назвавшись Арташ, Зенон царствовал до 34 года, когда парфянский царь Артабан III сверг понтийскую власть и сделал собственного сына Аршака царем Армении. Но парфянская знать отвергла выбор Артабана и попросила Тиберия назначить им царем армянина Тиридата.

Парсман I заявил, что римляне уже обещали передать Армению Иберийской царской династии: в следующем году, с помощью кавказских албанцев и северных иранцев, Парсман напал на Армению, выгнал парфянские силы, подкупил армянских аристократов, взял столицу Артаксату на реке Аракс и возвел своего брата Митридата на армянский престол. Парфянский царь Артабан III собрал армию, сделал генералом своего сына Орода и сам вербовал албанских и сарматских наемников, чтобы отбить у иберийцев Армению. У Парсмана уже были свои сарматские наемники, которые закрыли кавказские перевалы и тем лишили Артабана доступа к подкреплению. Битва между парфянской конницей и иберийско-сарматской пехотой закончилась тем, что Парсман I лично расколол шлем Ороду одним ударом: Ород ускакал, но слухи о его гибели привели парфян в полное смятение.

С помощью скифских войск Артабану III все-таки удалось выгнать из Парфии Тиридата, назначенца Тиберия, но свергнуть Митридата, брата Парсмана, с армянского престола он не смог, поскольку нападение на иберийцев грозило ему столкновением с легионами Вителлия.

Армянский венец оказался для Митридата тяжеловат: через несколько лет его вызвал в Рим император Калигула и заковал в кандалы, поскольку он, надо полагать, пытался выведать у парфян о возможности союза, чтобы угодить пропарфянской армянской элите. К счастью, в 47 году император Клавдий реабилитировал Митридата, после того как парфяне воспользовались его заточением, чтобы вновь вступить в Армению. Римляне старались помочь Митридату, разрушая армянские крепости и давая иберийцам занимать северные равнины Армении; к тому же Клавдий запретил армянскому царю Котису вмешиваться и лишил парфянского генерала Демонакта армянских подкреплений. Вернувшись на престол, Митридат, однако, возбудил сильное недоверие своего старшего брата Парсмана тем, что опять начал заискивать перед парфянами и отказался просить у римлян легионы, которые бы помогли Парсману напасть на кавказских албанцев. (В конце концов Митридат и без римской помощи одержал победу над албанцами.) В 51 году Парсман подослал в Армению своего сына Радамиста, будто бы с согласия римлян, чтобы подорвать власть Митридата.

Теперь Парсман I оказался повелителем трех царств – Иберии, Великой Армении и Кавказской Албании. Римлянам показалось, что их клиент и союзник зазнался. Сын Парсмана Радамист появился при армянском дворе под видом перебежчика из Иберии и убедил дядю Митридата, что поссорился с отцом. На самом деле он тайком подкупал армянских аристократов, чтобы они перешли на сторону Иберии. Вскоре Радамист опять сбежал. Вернулся он уже с иберийской армией и осадил армянскую крепость Горнея. Радамист уговорил римский гарнизон покинуть крепость. Возмущенный командир гарнизона Касперий поехал в Иберию, требуя, чтобы Парсман снял осаду. Парсман же вместо этого приказал Радамисту взять Горнею, и Радамист, подкупив еще одного римского генерала, добился выдачи Митридата. По приказу Парсмана и Радамиста Митридат вместе с семьей был убит.

Ни Рим, ни Парфия не могли простить Иберии завоевания Армении. В то время как римской армии из Сирии и Каппадокии не удалось взять летнюю резиденцию армянских царей, парфянский царь Вологас (Валарш, ц. 51–80) без труда выгнал всех иберийцев из Армении. Однако парфяне покинули Армению, пораженную и чумой, и голодом. На короткое время Радамист восстановил свою власть, но его вскоре выгнала армянская знать. В конце концов на престол взошел брат парфянского царя Тиридата, положив конец двадцати годам иберийской власти в Армении.

То ли ради укрепления союза с римлянами, то ли для предотвращения государственного переворота, то ли просто из бессердечной мнительности, но по приказу Парсмана I его сын Радамист был убит. Тацит подозревает, что Парсман подослал Радамиста в Армению просто для того, чтобы скрыть его от ненавидящей пасынка мачехи, которая хотела, чтобы престол передали ее собственному сыну Михрдату (Митридату); да и вообще Радамист якобы презирал отца за «боязливость». В 58 году, когда Парсман умер, Иберии все-таки досталась часть Армении, так как император Нерон послал легионы Корбулона, чтобы наказать Тиридата. Хотя Тиридат сохранил престол, он потерял территорию на северных и западных границах Армении, которые римляне раздали царям Полемону Понтийскому, Аристобулу Малоармянскому, Антиоху Коммагенскому и Парсману Иберийскому.

Вторая жена Парсмана добилась своего: в 58 году царем Иберии стал ее сын Митридат-Михрдат I. Теперь римские историки и археологические данные оказываются неопровержимыми по сравнению с грузинскими летописями, которые были составлены через 700 лет, когда устные предания успели исказить, а исторические факты стереть или придумать. Грузинские летописи вообще молчат о Михрдате, зато утверждают, что два других сына Парсмана I, Картам и Братман (оба не известны ни археологам, ни римским историкам), унаследовали престол, после чего будто бы царствовали несколько поколений диархов (Парсман с Каосом, Азорк с Армазелом). Михрдат, кажется, царствовал 48 лет: не исключено, что за это время царствовал еще один иберийский правитель. Однако арамейская (армазская) надпись упоминает мать Михрдата, что намекает на то, что Михрдата короновали ребенком, когда его мать-вдова еще была регентом. Армянский историк Хоренаци убежден, что Митридат был еще жив в конце 70-х и что уже в царствование императора Домициана его заменил Картам, грузинские же летописи относят аланские нашествия именно к этим годам и к царствованию Азорка и Армазела. Хронологию еще сильнее запутывает серебряная миска, найденная в богатой армазской могиле, на которой читается арамейская надпись: «Я, царь Флавий Дадес, подарил эту миску Берсумасу, витаксу». Вряд ли Митридат приобрел себе римское прозвище, хотя потом один абхазский царь назвал себя Юлианом. Или же эта надпись относится к неизвестному нам царю IV века, который принял имя Флавия, чтобы показать свою близость к императору Константину[19]; или Дадес – это вариант имени Цатэ, которым звали двух достоверных царей Колхиды?

Главным событием царствования Михрдата I был мир, заключенный в 63 году между Римом и Парфией, в результате которого Великая Армения стала вассалом Парфии, a Рим получил символические полномочия назначать новых армянских царей. Это обеспечило мирное сосуществование Рима, Парфии и Иберии на последующие пятьдесят лет. Армения, впервые получившая гарантию стабильности, стала ведущей региональной державой. Михрдат тем временем использовал осетин для укрепления мощи Иберии и в 60-х годах дал им возможность напасть на римлян и на парфян, открыв Дарьяльский перевал. В 72 году осетины заняли Армению: царь Тиридат уцелел только потому, что срезал аркан, наброшенный ему на шею, и заключил мир, женившись на осетинской княжне Сатиник. Император Нерон, в свое время приветствовавший Тиридата в Риме, планировал кампанию против осетин и помог армянам. В конце концов, римляне помогли армянам отогнать осетин за Куру, убить их вождей и сломать иберийско-осетинский союз. Тем не менее без осетинской помощи вряд ли Михрдат мог бы отнять у армянских захватчиков южную часть Иберии на правом берегу Куры.

Проармянские настроения иберийских аристократов делали новые вылазки нежелательными. Чтобы воспрепятствовать осетинам, император Веспасиан послал легионеров укрепить Армази, что подтверждает надпись 75 года на греческом языке, найденная на берегу Куры, в которой Михрдат называется «другом цезарей и царем любящих Рим иберийцев». (Другие надписи в Армази, на арамейском и на греческом, именуют Михрдата «сыном великого царя Парсмана»; в армазском некрополе четырнадцать строк на арамейском от имени витакса (по-персидски питиахш, «визирь») Шарапаса восхваляют военные успехи Михрдата.) Конфликты с Арменией продолжали вспыхивать до конца царствования Михрдата (Картама). В одном случае в Дарьяльском ущелье заточили армянского генерала, в другом – армянские войска взяли Мцхету и не отступали, пока Иберия не отступила от пограничной зоны; в конце концов армянская армия потерпела поражение в Джавахети, и Иберия вернула себе пограничные земли и крепость Цунду, установив мир между Иберией, Арменией и Осетией-Аланией.

Как тогда поступили римляне, до сих пор неясно. Судя по надписи на латыни, найденной в 70 километрах от Баку, XII легион Фульмината даже после 84 года еще стоял в Кавказской Албании. Вряд ли римляне тогда помогали иберийцам властвовать над кавказскими албанцами, так как оба царства еще были союзниками Рима. Император Траян развязал войну с Парфией в 114 году, в то время как открытые военные действия между Иберией и Кавказской Албанией впервые начались в 130-м.

После смерти Митридата в 106 году престол унаследовал Амазасп I, вероятно, брат усопшего. Амазасп участвовал в кампании Траяна против Парфии: погиб он около Нисибиса (сегодня Нусайбин, в Юго-Восточной Турции) в 116 году. В Риме сохранилась (на греческом) его эпитафия: «Амазасп, отпрыск славного царя, брат царя Михрдата, чье отечество находится у каспийских ворот, ибериец, сын иберийца, здесь похоронен у священного города, построенного Никатором. У реки Мигдонии, которая орошает оливы, этот соратник вождя героических сынов, явившийся к своему командиру, чтобы сражаться с парфянами, погиб, не успев запятнать свою мощную руку, увы, вражеской кровью: о копье, о лук, о меч – пехотинец и кавалер, скромный как девушка». Победа Траяна превратила Армению сначала в римскую провинцию, а потом в подвластное Риму царство под династией Аршакидов. Для Иберии Армения уже не представляла опасности, как и Парфия, которая следующие 45 лет жила с Римом в мире.

Сын Амазаспа, Парсман II, взошедший в 117 году на престол, скоро прославился как Парсман Храбрый. Грузинские летописи намекают, что близость Армении и Рима заставила Парсмана II договариваться с Ираном. Несомненно и то, что Парсман, истинный космополит, владевший арамейским, греческим и персидским, порвал с Римом и в 129 году перестал почитать императора Адриана и платить ему дань. В этот момент Адриан находился в Каппадокии, откуда прислал Парсману подарки (включая живого слона) более ценные, чем любому другому анатолийскому или закавказскому царю. Парсман II глубоко оскорбил Адриана, отправив ему в ответ лишь шитые золотом плащи. Результат оказался плачевным: вместо иранской протекции Парсман II столкнулся с римским гневом. Как и его предшественники, Парсман отбивался от римлян, открывая перевалы и пропуская осетинские дружины через Иберию, чтобы грабить римские протектораты Армению и Кавказскую Албанию. Пострадала и Парфия: ее царю Вологасу II пришлось заплатить дорогой выкуп.

При Адриане римляне решили установить более тесные связи с колхскими племенами, и в 131 году император послал в Грузию своего верного советника Флавия Арриана, губернатора Каппадокии. Арриан объездил всю Колхиду не только как разведчик, но и из любопытства, желая осмотреть все уже легендарные городища и храмы. В своем докладе Арриан описывает бурную смену племенной власти и границ: от Трабзона до Диоскурии он перечисляет враждебных, анархических мингрелов и лазов, сванов, махелонов и хенниохов (которыми правил царь Анхиал, признанный императором Траяном), потом зудрейтов (неизвестный нам этнос) в устье Чороха; картвелы-лазы, кажется, тогда господствовали по всему побережью Колхиды от Чороха до Диоскурии[20]. В Диоскурии Арриан узнал, что саниги (сваны) и абазги (абхазы) не подчинялись Риму. Другие кавказские племена, например апшилы, стали более влиятельными: по крайней мере одного царя, переименовавшегося Юлианом и просившего защиты у римлян, признал император Траян. (Через шестьдесят лет император Марк Аврелий сослал армянского сатрапа Тиридата за то, что он убил царя апшилов.)

Несмотря на римскую протекцию, Колхида II века н. э. была в относительно варварском состоянии. В III веке наблюдаются новые способы захоронения, которые можно приписать раннехристианскому влиянию, но в отсутствие сильной государственной власти Колхида была не в состоянии ни подавить, ни принять новую религию.

В Иберии же римское влияние оставило неизгладимый след. Римский известковый раствор скреплял более высокие каменные крепости; иберийские аристократы строили себе виллы по-римски – с ваннами и обогревом полов; римские серебряные монеты заменили в Иберии парфянские драхмы. В 131 году Арриан приехал в Иберию уже, кажется, римским послом и составил для императора Адриана многосторонний и достоверный обзор Иберии. В 134 или в 138 году, когда императором стал Антонин Пий, римско-иберийские отношения вдруг укрепились. Парсман II решил поправить дело: он уступил некоторые территории, потом поехал с женой и сыном в Рим. Там его приняли сердечно и пригласили принести жертву на Капитолийском холме и полюбоваться на свою конную статую в храме Беллоны[21]. Пребывание иберийского царя подтверждает неразборчивая надпись на каменной плите в Остии, которая относит поездку к консулату Фабиана. Как часто бывает в ранней грузинской истории, хронология противоречива: Фабиан служил консулом с 141 по 144 год, а Парсман II, по всей вероятности, умер в 138 году. Если гостем Антонина Пия был Парсман III, внук Парсмана II, то он был слишком молод, чтобы приехать с женой и ребенком, ибо он родился в 134 году и царствовал под регентством матери до 155 года.

Вслед за Парсманом поехал в Рим парфянский царь Вологас (II или III), который жаловался римлянам на двурушничество иберийцев и просил вернуть ему престол. Парсман, однако, торжествовал: его дипломатические успехи сделали его богатырем в грузинских легендах, где он будто бы побеждал в поединках с персидскими борцами со львами, и в летописях, где он будто бы выгнал самозванца, нанятого иранцами. Но последними смеялись парфяне: Парсмана Храброго отравил подосланный ими повар.

Кто унаследовал престол после Парсмана, не совсем ясно. Грузинские летописи упоминают некоего Гадама (может быть, Радамиста), который продержался недолго. Более убедительна армазская могильная надпись на греческом и на арамейском: «Я – Серафита, дочь Зеваха-младшего, питиахша царя Парсмана, и жена Йодмандагана победоносного, победителя многих состязаний, гофмейстера Ксефарнуга, великого царя иберийцев, и сына Агриппы, гофмейстера царя Парсмана. Плачьте, плачьте о той, которая умерла, когда ей был всего двадцать один год». Может быть, после Парсмана II Иберией управлял Ксефарнуг, который, судя по странному неупоминанию его родителей или прав на престол, не говоря уж о его осетинском имени, мог быть самозванцем либо обывателем, вознесенным счастливым браком на трон.

Гадам или Ксефарнуг (может быть, одно и то же лицо) умер через три года, завещав престол младенцу Парсману III, который царствовал очень долго и мирно. В 185 году престол унаследовал сын Парсмана Амазасп II: он отбил атаку осетин, но потом должен был бороться с бунтующими аристократами, будто бы подкупленными армянами и осетинами. В 189 году Амазасп II погиб на поле битвы, и его племянник Рев I, один из бунтовщиков, захватил власть.

Несмотря на то что Рев отобрал у дяди престол насильственным путем, его зовут Справедливым, может быть, просто для красоты, как тогда звали парфянских царей. Но христианские летописцы отдавали должное Реву, возможно, потому, что он с терпимостью относился к христианам, появившимся тогда в еврейской общине в Иберии. Все это время Иберия была свободна от войн, может быть, из-за семейных связей Рева: по некоторым источникам он был сыном армянского царя Вологеса (установив тем самым династию Арсакидов в Иберии), к тому же он женился на Сефелии, греческой княжне. В 216 году Рев умер: на трон взошел его сын Вачэ, который в 234 году завещал престол сыну Бакуру I: тот умер в 249 году, и царем Иберии стал Михрдат II. Только в грузинских летописях упоминаются эти четыре царствования, которые, очевидно, никаких следов вне Иберии не оставили. Тем не менее цари Вачэ и Михрдат II очутились лицом к лицу с возродившейся Персией, когда царь Ардашир (ц. 226–241), победив парфянского царя Артабана V, основал династию Сасанидов и вдохновил всю Персию пламенной зороастрийской верой. Единственным свидетельством иберийско-персидского контакта в это время является арамейская надпись на серебряной чаше, вероятно, подаренной каким-нибудь послом и найденной в армазском саркофаге: «Папак, питиахш божественного Ардашира, подарил эту чашу Арзамасу, питиахшу страны Гурзан (Иберия)». Монета, найденная в саркофаге, датирует саркофаг периодом после 253 года.

Странно, что во II и в III веках нет никаких признаков политического объединения или даже сближения Иберии с Колхидой. По археологическим материалам видно, что торговля и культура переходили с запада на восток и наоборот, но ни династических браков, ни договоров между Колхидой и Иберией не было. До Рима было далеко: римляне оставили гарнизоны только на берегу Черного моря, несмотря на то что в начале III века император Септимий Север на короткое время покорил Лазику (как теперь называли Колхиду). Все, что можно предполагать о колхидской политике этого времени, – это то, что преобладающая власть была за картвелами-лазами и что лазский царь Пакор (по-персидски Бакур) был признан императором Антонином Пием.

После 150 года Иберия стала сильной и мирной. Процветала международная торговля, которая, когда беспорядки в Колхиде-Лазике мешали провозу, шла горными путями через Осетию. Неприступные крепости еще стерегли оба берега Куры, но на мирное состояние страны указывают богатые, просторные аристократические усадьбы, расположенные около Мцхеты.

Через сто лет Парфянская империя развалилась, агрессивный сасанидский Иран шаха Шапура I (ц. 242–272) начал угрожать всему Закавказью: еще раз Иберия была вовлечена в бурную эпоху войн. Сасанидские надписи упоминают Амазаспа III как царя Иберии с 260 по 265 год. Поскольку это совпадает с концом царствования Михрдата II, Амазасп III был, по-видимому, иранской марионеткой. После Михрдата II и призрачного Амазаспа III престол перешел к Аспагуру I: он был из Арсакидов и, вероятно, сын Михрдата II. Лютая борьба Аспагура с сасанидским Ираном, его союз с римскими императорами Аврелием и Каром вовлекли Иберию в историю классического мира. Но римская поддержка была слишком слаба, чтобы спасти престол Аспагура (которого римляне звали Аспакур), и иберийский царь попросил убежища у осетин, умерев в осетинской ссылке около 284 года. Сасаниды сильно влияли на иберийскую жизнь: в грузинский язык входит огромное количество среднеперсидских слов. Такие заимствования красноречиво описывают иберийское общество в III веке: азнаури («свободный гражданин, дворянин»); происходит от иранского корня ара- «дородный»; рочики (от персидского роч, «день») означает «ежедневный паек раба»; харки (от персидского хараг) – «налог, дань». Как и язык, ландшафт и общество сильно менялись. Внушительные укрепления и оросительные каналы, впоследствии расширенные целым рядом иберийских царей, требовали рабского труда. (В IV веке царь Кавказской Албании Урнайр заставлял военнопленных греков работать каменщиками и гончарами.)

Шапур I напал не только на Иберию: он пошел еще дальше на запад через Армению в Колхиду-Лазику и покорил махелонов и генниохов. Рим уже не был в состоянии помогать ни Колхиде, ни Иберии. Незадолго до того, в 253 году, напали остготы, которых все путали со скифами, разорив все восточное побережье Черного моря и изгнав римские гарнизоны и мирных граждан (уцелел только римский гарнизон в Питиусе-Пицунде). Одновременно и на Дунае, и на Рейне на римлян нападали готы и другие германские племена. Иранцам такой шанс показался заманчивым, и Шапур, как и Ксеркс, решил захватить Черное море. Шапуру повезло: в 260 году он покорил всю Лазику и захватил в плен императора Валериана (по словам римлянина Юлия Капитолина, иберийцы хлопотали за выкуп Валериана). Сасанидская надпись на трех языках объявляет Колхиду и «Махелонию» иранскими землями, хотя лазы изгнали иранцев из Колхиды-Лазики. Рим надолго потерял свое влияние, и Лазика попала под власть ирано-сарматского царя Саурмата.

Шапур одновременно объявил Иберию своим вассалом и признал царем Иберии своего ставленника Амазаспа III, которого он считал четвертым по рангу из всех властителей Сасанидской империи. Грузинская летопись Жизнь Картли признает, что Амазасп обладал реальной властью, но упрекает его в «пристрастии к персам»; летописец рассказывает, что Амазасп III боролся против осетинского нашествия, потом против римлян и мингрелов из Колхиды, не говоря уж о своих же аристократах, но в конце концов погиб в битве, в которой потерпел поражение и сам Шапур.

Нисибисский мирный договор 297–298 годов между римлянами и иранцами наконец положил конец войнам. Целых сорок лет ничто не нарушало мира: иранцы признали над Иберией и Арменией римский суверенитет, выражавшийся в том, что каждый иберский или армянский царь должен был принимать символы власти от римлян. Но Колхида осталась вне западного мира, куда она вернулась, только когда император Константин перенес свою столицу в Византию-Константинополь, в 315 году послал наместника в Фазис (Поти) и построил новые гарнизоны на колхидском побережье.

Абешура, дочь Аспагура, вышла замуж за Михрана, сасанидского князя (Жизнь Картли настаивает, что Михран на самом деле – сын нам неизвестного иберийского царя Лева. Имя Михран указывает на то, что этот князь происходил из михранидского племени парфян). Абешура умерла, когда Михран еще был ребенком, но в 284 году он все-таки стал иберийским царем, учредив новую династию Хосроидов. Михран был приемлемым и для Ирана, и для Иберии, несмотря на то что никакой реальной связи с первоначальным Парнавазом он не имел. Вопреки своим иранским предкам и сасанидской власти, Михран оказался необыкновенно независимым: приняв христианство, он стал Мирианом III и за свое долгое царствование радикальным образом изменил политическую ориентацию Иберии, которая отныне будет тянуться к эллинистическому миру.

3

Обращение

Айет: «Я считал бы наилучшим покоряться более разумным, которые сохраняют дружбу к своим и верность договорам… Когда об этом от нас услышат и в этом разберутся персы, они, по справедливости, будут обходиться с нами дружественно».

Агафий Миринейский (Схоластик). О царствовании Юстиниана

Первые тридцать лет царствования Мириана III прошли спокойно: иберийский монарх ограничивал права местных аристократов-губернаторов, которые еще не стали удельными князьями, их все еще назначал царь. Прошла воинствующая эпоха Шапура I: империи Римская и Иранская подверглись нашествиям степных кочевников, а на Грузию внешние силы уже не давили, как раньше. Вплоть до Нисибисского мира 298 года Мириан вел себя в течение сасанидско-римских войн как вассал и принимал сторону персов. А после Нисибиса он стал клиентом Рима. Судя по Табуле Пеутингериане, карте IV века для римских торговцев[22], Грузию пересекали международные торговые пути, от Колхиды до Иберии, от Себастополя (раньше Диоскурия, теперь Сухум) до Каспи, Мцхеты и дальше, в Армению и в Иран. В Колхиду и, может быть, уже в Иберии, проникала христианская религия (Прокопий утверждает, что «церковь у лазов давно существует»). К 300 году христианство, несомненно, уже нашло себе опорный пукт в прибрежных городах Колхиды: первое послание Петра было адресовано христианам в Понте, и в 325 году Питиус (Пицунда) отправил своего епископа Стратофила на Никейский собор. (Именно в Питиус императрица Евдокия сослала святого Иоанна Златоуста в 404 году.)

Объявление христианства государственной религией было не делом совести, а политическим решением. Благодаря Нисибисскому мирному договору 298 года Иберия вместе с Колхидой перешли в римскую сферу влияния: торжество императора Константина Великого, который в 313 году издал Миланский эдикт о веротерпимости, восстанавливающий права христиан на собственность, привел к военным победам и к объявлению Константинополя, бывшей Византии, новой столицей империи, на полторы тысячи километров ближе к Грузии. Армения первая, затем Иберия и, наконец, Кавказская Албания оставили язычество или персидский зороастризм и приняли христианство.

Летопись этой большой перемены, Обращение Грузии, можно считать самым богатым творческим достижением средневековой грузинской литературы. Ученые большею частью считают, что Обращение было составлено в XI веке (некоторые настаивают на VIII)[23] из более раннего материала, впервые записанного уже в VI веке[24]. Сегодня уже стало невозможно распутывать сложную ткань из легенд и фольклора. Грузинские источники рассказывают, что Нино, рабыня (слово ткве тогда означало еще и пленного, и чужеземного человека) и монахиня, бежала из Каппадокии, что ее заметили, когда она проповедовала христианство в еврейской общине, и что она прославилась тем, что вылечила царицу Нану (жену Мириана) от смертельно опасной болезни. Потом, когда Мириан отправился на охоту, произошло затмение солнца, которое засветило опять только после того, как Мириан помолился Богу. Он понял, что Бог его предупреждал, что надо искать просвещения у Нино, и приказал построить в Мцхете собор Животворящего Столпа (по-грузински свети цховели), так называемый потому, что ангелы воздвигли за ночь столп, слишком тяжелый для работников. (Только следы этой первой церкви остались в фундаменте средневековой церкви, которая заменила ее.) По традиции Мириан III обратился в православие в 334 году, но солнечное затмение в этом году было видно не ближе, чем в Александрии Египетской[25]. Единственный год в IV веке, когда затмение солнца произошло над Мцхетой, – 317-й. Кажется, решение обратиться в христианство было преждевременно, до Никейского собора 325 года, когда и Рим и Византия объявят христианство государственной религией, но эта ранняя датировка соответствует хронологии обращения армянского царя Трдата в 301 году. Армянские летописи описывают, как Трдат бросил своего секретаря-христианина святого Григория Просветителя в яму и как в 288 году в Армению пришли в поисках убежища монахини родом из Рима, скрываясь от преследований императора Диоклетиана. Царь Трдат потребовал, чтобы самая красивая из них, Рипсиме, вышла за него замуж, а когда она отказалась нарушить клятву целомудрия, Трдат замучил 37 монахинь. Только через тринадцать лет, когда Трдат превратился, хоть и в переносном смысле, в кабана, святого Григория вытащили из ямы, чтобы вылечить царя и обратить его в православие. Григорий Просветитель стал первым католикосом Армении: тогда спасшаяся монахиня по имени Нунуа переехала в Иберию, чтобы проповедовать веру грузинским торговцам. (По средневековому преданию, первым христианским царем Иберии был Бакур, двоюродный дед по матери Петра Иберийца, которого часто отождествляют с богословом Псевдо-Дионисием Ареопагитом (411–491). В одной грузинской летописи есть вставка, которую поддерживают интересные, но скудные археологические данные[26], утверждающая, что апостол Андрей в 37 году обратил в христианство тех лазов, которые проживали около перевала в Хуло, и что он потом обосновался в Ацкури. В 402 году римский историк Руфин Аквилейский, переводя Историю церкви Евсевия Кесарийского, подтверждает два пункта в грузинской летописи: пленная женщина вылечила царицу и затмение солнца обратило царя в христианство[27]. По летописи Грузинской православной церкви, первый архиепископ Картли, Иованэ, служил с 335 по 363 год, положив начало череде католикосов и патриархов, нарушенной впервые в 1811 году, когда Зусская православная церковь отменила грузинскую автокефалию[28].

Трдата III убили в 330 году армянские аристократы-язычники. Мириану III повезло: он безнаказанно разбил старые идолы и обратил в христианство если не горцев, то жителей долины. (Нино заболела и умерла, когда собиралась пойти в горы.) Может быть, иберийцам тем легче было принять христианство, что при Шапуре I в середине III века многие уже стали манихеями, и пророк манихейства Мани, хотя обожествлял свет и огонь, сам был «крестителем», признавал Христа Мессией и осуждал плотские пороки. К тому же христианство уже пустило корни в Колхиде (для римлян Лазика, для иберийцев Эгриси), где церковь в Археополе-Нокалакеви была построена уже в IV веке. Именно тогда, по византийским источникам, обратились и лазы, и апшилы (сегодняшние абхазы), хотя в VI веке цари Лазики иногда поддавались иранскому давлению и отступали от веры. С 487 года церковь в Иберии объявила автокефалию, подтвержденную Синодом 681 года в Константинополе. А лазские епископы еще шестьсот лет подчинялись патриархату в Константинополе, хотя к VII веку Поти уже имел своего митрополита, а Сухум – архиепископа.

Западные и восточные грузинские церкви поэтому остались отдельными. В Иберии, как дар за обращение в христианство, несомненно осуществленный византийскими лингвистами и миссионерами, появилась собственная азбука, великолепная асомтаврули, литургия и Новый Завет на грузинском. В Лазике греческий остался единственным церковным и письменным языком. Церковная служба на грузинском способствовала объединению картвельских племен в Иберии, но цари и племена Лазики, как и ее церковный язык, не обладали силой, которая могла бы объединить государство. Тем не менее христианство сблизило два картвельских государства, и грузинские христиане из Лазики и из Иберии скоро прославились за рубежом: Евагрий Понтийский, который приехал в Египет с Черноморского побережья, был известным аскетом IV века[29], а в V и VI веках Петр Ибериец (он же, возможно, Псевдо-Дионисий Ареопагит), внучатый племянник князя Вараза-Бакура Иберийского, основал в Иерусалиме монастырь. С 400 года грузинские монахи вместе с монахами других народов в иерусалимском монастыре Святого Креста (где найдена грузинская мозаическая надпись 430 года) отправляли церковные службы на своем родном языке. Скриптории, где грузинские монахи переводили с греческого, сирийского и армянского, появились в начале V века: в Палестине – Мар Саба, в Сирии – Антиохия, в Египте – Фивы.

В 338 году христианская Иберия подверглась испытанию: Мириан объявил войну северным кавказцам, которые без предупреждения перестали поддерживать Иберию наемными силами и совершали набеги с гор, разоряя страну. Годом раньше умер император Константин, который всем внушал страх; тогда персидсий шах Шапур II (309–379) затеял двадцатипятилетнюю войну, чтобы восстановить древнюю персидскую гегемонию в Анатолии и Закавказье. Армяне, как и Мириан III, старались угождать и Шапуру, и Риму. К 360 году армянские и иберийские цари получали субсидии и подарки от римлян, поощряющих сопротивление персам.

В 361 году Мириан умер. Хотя, судя по всему, в последние шестнадцать лет царствования он делил власть с сыном Ревом II, престол унаследовал не Рев, а Саурмаг, который был чужим и, судя по имени, осетином. Саурмаг II начал свое царствование с того, что вместе с Римом объявил войну Ирану. Император Юлиан осадил персидскую столицу Ктесифон, но атаку отбили, и Юлиан умер от ран два года спустя. Следующий император уступил Персии всю Армению, и в мирном договоре 363 года Иберия даже не упоминалась. Саурмагу II не осталось иного пути, кроме союза с армянским царем Аршаком II (ц. 345–367). Оба царя боролись против персидского нашествия. Аршака взяли в плен и казнили, а в следующем году персы вступили в Иберию, свергли Саурмага II и возвели на трон второго сына Мириана III, Вараза-Бакура (известного Западу как Аспакур).

Император Валенс считал, что этот переворот нарушил мирный договор 363 года. В 370 году он послал генерала Терентия с двенадцатитысячным войском в Иберию. Вараз-Бакур согласился на компромисс: раскол Иберийского царства на две части. Саурмаг II управлял правым берегом Куры вместе с территорией, граничащей с Лазикой и Арменией, а Вараз-Бакур и его наследник Михрдат III, который тоже считался вассалом Персии, управлял левым берегом Куры, то есть Северо-Западной Иберией. Раздел продлился восемь лет: 9 августа 378 года в городе Адрианополе римлян сокрушили готы и аланы: Рим уже не был в состоянии защищать Иберию. В 384 и 387 годах, подписав Акилисенский мирный договор, римляне отказались от Иберии и от большей части Армении, которая раскололась на Малую Армению (римский протекторат) и на большую Персармению (которая в 428 году, когда царя Арташира IV свергли, стала персидской провинцией).

К 378 году Вараз-Бакур окончательно прогнал Саурмага II: Иберия стала полностью сасанидским княжеским уделом. После смерти Вараза-Бакура недолго царствовал Михрдат III, который завещал престол Варазу-Бакуру (Аспакур) II. Вараз-Бакур II, довел до конца дело Мириана III. От византийских императоров и патриархов Иберия получала епископов, священников и архитекторов. Строились церкви, в которых, по византийскому обычаю, отправляли службу и читали тексты (сначала Новый Завет, псалмы и литургию) на родном, то есть грузинском, языке. Даже по современным понятиям византийцы оказались блестящими лингвистами и каллиграфами: они создали для иберийцев, как уже создали для армян и создадут для кавказских албанцев, уникальную, идеальную азбуку, не только вдохновленную греческой и финикийской азбуками, но и хорошо приспособленную к своебразным согласным грузинского языка: каждому звуку соответствовала одна буква. Единственный недостаток был в том, что эти буквы легче резать в камне, чем писать на бумаге[30]. Хотя первая грузинская надпись датируется 430 годом, вероятно, азбука была создана на несколько десятилетий раньше. Грамотность станет таким же важным двигателем политического объединения и религиозного обращения в государственную монотеистическую веру, каким являлся и союз с Римом-Византией. Как только Иберия приняла христианство, она начала распространять его. Недавно обнаруженный церковный язык Кавказской Албании – староудинский язык – заимствовал некоторые ключевые термины из грузинского: старогрузинский агвсеба, «пасха», – староудинский ахсиба; мадли, «благодать», – мадил; савардзели, «трон», – са’оврзел; сахе, «образ», то же по-староудински. Через грузинский язык в староудинский вошли и греческие слова. Кавказско-албанские цари славились набожностью: в 463 году царь Вачэ II отрекся от престола и принял монашество (хотя тремя годами раньше иранцы заставили его стать апостатом); в 489 году царь Вачаган II воздвиг памятник Григорию Просветителю. После кавказских албанцев очередь была за осетинами, которых еще пятьсот лет иберийцы старались с византийской помощью обратить в христианство.

Несмотря на Акилисенский договор 387 года, по которому Армения делилась между Римом и Персией, и преобладающее влияние Сасанидов, Вараз-Бакур II не прекращал строительства церквей. Персия колебалась, решая, подавлять или терпеть христианство и другие незороастрийские религии. Сам Шапур II мечом заставил армянских христиан почитать Зороастра, а его внук Шапур III (ц. 383–388) назначил христианина губернатором Персармении. После Акилисенского договора мир долго не нарушался; тем не менее Персия все это время могла подчинять Иберию своей воле, как уже подчинила Армению. Только на западе римляне удерживались: тайком они осваивали Кларджети, из юго-западных провинций Иберии самую близкую к Понту и к Черному морю.

В 394 году царем Иберии стал Трдат, брат жены Вараза-Бакура II; через двенадцать лет сын Вараза-Бакура Парсман IV взошел на престол. По сирийским источникам, Парсман служил, пока он был наследником, при константинопольском дворе, но ему пришлось вернуться домой, когда разоблачили его связь с императрицей Евдокией. Парсман IV царствовал всего три года, но успел утвердить независимость страны, отказываясь платить персам налоги и в то же время натравливая белых гуннов на римлян. Михрдат IV, младший брат Вараза-Бакура II, унаследовал престол и продолжил борьбу на двух фронтах. Ему удалось отнять у римлян Кларджети, но на восточном фронте его взяли в плен: он умер в плену у персов (точно неизвестно когда – не раньше 411-го, не позже 425 года). Сын Михрдата, Арчил I, царствовал около двадцати лет, а к концу своего царствования оказался лицом к лицу с гораздо более страшным врагом, сасанидским шахом Йездигердом II (ц. 438–457), который твердо решил навсегда отменить независимость и царства Кавказской Албании, и Иберии. Йездигерд вызвал знать всех трех закавказских стран в Персию и приказал их принять зороастризм: когда они возвращались домой, их сопровождала группа зороастрийских священников. Народные мятежи были подавлены, но один храм (атеш-га) V века, недавно раскопанный в Тбилиси, свидетельствует, что религиозная кампания Йездигерда прошла не без успеха. Следующий шах Пероз (ц. 459–484) формально аннулировал Кавказско-Албанское царство, но позволил сыну Арчила, Михрдату V, царствовать дальше в Иберии. По словам Жизни Картли, Арчил вел себя довольно дерзко, даже нападая на соседнюю Кавказскую Албанию. Возможно, из-за того, что Михрдат IV был женат на Сагдухте, дочери персидского князя Барзабода, враждебно настроенные сасанидские власти его щадили.

Весь IV век, пока Иберия отбивалась от травящих ее Западной и Восточной империй, Лазика извлекала пользу из сложного положения и сплачивала собственный народ, от пригородов Трабзона до Питиуса-Пицунды, от Черного моря до горы Лихи. К 395 году, когда император Феодосий умер, знать Лазики властвовала над смешанным населением – лазами, мингрелами, сванами и абхазами. Лазика даже отняла у Иберии пограничную провинцию Аргвети и ключевые торговые пункты Шорапани и Сканду. Лазское хозяйство расцветало: тогда река Риони была судоходна от самого моря до Шорапани, и лазские зерно, лен, лес, ремесленные изделия и сами ремесленники вывозились в Византию. Византия считала Лазику стратегически необходимой для своей безопасности. После нападений готов предгорьем Северного Кавказа владели хунны, и сванские, и абхазские перевалы, которые принадлежали лазам, служили воротами в Римскую империю: их надо было стеречь. Тем не менее в 395 году хунны проникли через Каспийские ворота и угрожали спокойствию всего Закавказья, пока через сто лет они не стали наемниками Византии.

В отличие от Иберии у Лазики не было независимости: для византийской казны она была источником доходов и поэтому должна была получать одобрение от Константинополя при восхождении нового царя на престол. К V веку, сообщает Прокопий Кесарийский, Лазика перестала платить налоги и поставлять рекрутов, а византийское утверждение нового лазского царя стало проформой. Лазский царь сам назначал людей из своей знати, чтобы править абхазами и сванами, и себастопольский (сухумский) гарнизон был уже не византийским, а лазским. Но у Лазики и Византии еще были общие интересы: надо было защищаться от нашествий хуннов, осетин и персов. В 456 году царь Губаз (или Гумбаз) I (его имя означает по-осетински «передняя нога быка») объявил независимость Лазики; византийские войска, которых отправили через море, чтобы расправиться с царем, не смогли устоять и отступили. Теперь обе стороны просили у Ирана поддержки, но зря, так как Иран тогда боролся с тюркскими эфталитами (белыми гуннами). Борьба была такой отчаянной, что на время Иран и Византия забыли взаимную ненависть и стали союзниками, пока тюркских кочевников не изгнали в Среднюю Азию. Губаз отправил уполномоченных в Константинополь и, чтобы умиротворить императора, передал лазский престол своему сыну (который уже был соправителем Лазики). В 465 году Губаз получил личную гарантию неприкосновенности и сам приехал в Константинополь, в персидской одежде и с «мидийской» свитой. Губаз очаровал императора Льва I остроумием и яркой христианской набожностью[31]: Лазика поплатилась за свой мятеж только тем, что она уступила Византии гражданскую власть на побережье от Трабзона до Батума. Следующие шестьдесят лет Лазика провела в мире и согласии с Византией. Единственный конфликт у Губаза возник со сванами, которые хотели завладеть собственными крепостями и тщетно искали поддержки у Ирана.

К середине V века в Иберии произошло возрождение: на престол вступил молодой Вахтанг I Горгасали (волчья голова). Он оказался таким же обаятельным и сильным царем, как Парнаваз I или Мириан III. Подобно Парнавазу, он объединил, пусть на короткое время и не полностью, западных и восточных картвелов в одно государство; ему тоже удалось сбросить персидское ярмо. Жизнеописание Вахтанга I, как и жизнь Парнаваза I или Мириана III, – путаница из мифов, фактов и выдумок: Жизнь Вахтанга, написанная Джуаншером, может быть, в VIII веке и включенная в Жизнь Картли, оказывается нашим главным источником. По-видимому, Вахтанг был сыном Михрдата V и персиянки Сагдухт; он унаследовал престол в семь лет, под регентством своей матери. Царица Сагдухт, как послушная дочь, съездила к своему отцу Барзабоду, тогда иранскому питиахшу (генерал-губернатору) в кавказско-албанской столице Бардави, и уговорила его хлопотать перед шахом, чтобы Вахтангу разрешили остаться христианином. Барзабод и шах благородно ответили, что отныне и христианство, и зороастризм являются государственными религиями: они отправили в Мцхету верховного мага, который занял место рядом с христианским архиепископом. С 410 года Персидская христианская церковь пользовалась доверием иранских властей, так как ее несторианская и потом монофизитская доктрина отчуждала ее от враждебного Ирану византийского православия.

Семидесятипятилетнее царствование Вахтанга кажется сказочным: его смерть на поле битвы от стрелы, выпущенной бывшим рабом, который знал, где щели в панцире царя, будто бы случилась в 522 году. Получается, что Вахтанг погиб, когда ему было 82 года (с чем можно сравнить лишь хорошо засвидетельствованное участие в бою, тоже с персами и на лошади, семидесятипятилетнего царя Эреклэ II в 1795 г.). Не исключено, что иберийский царь Гурген, который, по словам Прокопия, помогал Юстину в 520 году бороться с персами, был не Вахтангом Горгасали, а его наследником, не упомянутым грузинским летописцем.

Как и прославленные предшественники, Вахтанг сблизил Иберию с обеими соседними империями, заключая династические браки. В девятнадцать лет он женился на Балендухт, возможно, дочери шаха Хормизда III (ц. 457–459). Она умерла, рожая царевича Дачи, и Вахтанг женился на Елене, родственнице, хотя и не дочери, императора Зенона (у Зенона были две дочери с другими именами, и вообще византийский закон запрещал императору отдавать своих дочерей чужеземцам). Джуаншер утверждает, что целью Вахтанга было сохранение политического равновесия: он являлся председателем закрытого совета, в котором вторым лицом был спаспети (главный командир), но в который входили и христианский епископ, и зороастрийский маг.

Прежде всего, однако, Вахтанг был бойцом. Он всю жизнь сражался против одной из двух империй или за нее, в зависимости от интересов Картли. Уже в 16 лет он отличился доблестью, нападая (как союзник персов) на осетин и гуннов, спасая свою сестру Мирандухт от гуннского плена и делясь добычей с кавказско-албанскими и персидскими союзниками. Потом осетины и гунны перешли на сторону иберийцев (их оружие найдено в общих братских могилах). Из-за этой войны Вахтанг мог надолго ограничивать или давать доступ осетинам, чеченцам и дагестанцам через перевалы Кавказского хребта. Без сомнения, именно за доблесть шах отдал ему свою дочь Балендухт.

Уверенный в поддержке шаха и даже персидской армии, в конце 460-х годов Вахтанг боролся за объединение Лазики-Эгриси с Картли. Он уже расширил свои владения на восток и на север, присоединив к царству и современную Кахетию, и Сванетию: следующей задачей было отвоевать у Лазики пограничную провинцию Аргвети. До этого он уже забрал у Византии свою юго-западную провинцию Кларджети, назначив Артаваза, своего молочного брата (в кавказских культурах молочный брат считается близким родственником), губернатором Кларджети и приказав ему строить церкви, монастыри и укрепленные города, из которых главным будет столица Артануджи. Несмотря на свою христианскую и прогреческую идеологию, Вахтанг все-таки дорожил персидским наследством: артануджские камни расписаны типичными сасанидскими мотивами – лани пьют у источника жизни, и латинские кресты переплетаются с зороастрийскими мотивами. Горный ландшафт Кларджети стал для грузин убежищем, недоступным персидским войскам, даже если им удалось преодолеть Центральное Картли; к тому же дороги и перевалы, ведущие к Черному морю и к реке Чорох, шли через Кларджети. В то же время Вахтанг укрепил летний дворец Уджарму на дороге от Тбилиси в Кахетию, чтобы защищать Картли от Персии, Армении или Кавказской Албании. Эрети, крайняя восточная провинция, на границе Кавказской Албании, стала княжеством, управляемым царевичем.

Иберия была уже большой страной: власть надо было перераспределить. Столицами Мцхета и Тбилиси с окрестностями управлял спаспети с титулом великого князя; по Джуаншеру, назначили еще девять правителей провинций, которые властвовали над всеми недавно завоеванными Вахтангом территориями, включая Эгриси и Сванетию (правитель – князь Самнагир). Абхазия сохраняла автономию, и большая часть Лазики осталась под византийской опекой.

Как и византийцы, Вахтанг короткое время поддерживал шаха Пероза в борьбе против эфталитов, которые угрожали границам Северо-Восточного Ирана; в 472 году он даже принял сторону Персии против Византии, получив в награду власть над всей Лазикой. За пять лет до этой смены политики, в 467 году, когда Иран еще не воевал с Византией, Вахтанг попросил императора признать автокефалию иберийской церкви: он хотел, чтобы епископов назначал не патриарх в Константинополе, а царь в Мцхете. В результате епископы Иберии и потом Лазики теперь подчинялись царю, который часто назначал епископами своих родственников, тем самым объединяя церковь и государство. Утверждение автокефалии грузинской церкви можно считать неизбежным последствием Энотикона императора Зенона, который таким объявлением церковного единства хотел положить конец расколу между православными диофизитами и теми монофизитами, которые управляли армянской и другими восточными церквами. В 467 году Вахтанг поссорился со своим архиепископом Микаэлом: Микаэл ударом ноги сломал царю зуб; царь отправил его в Константинополь, чтобы Микаэла наказали за оскорбление царского величества. (Микаэла заточили в диофизитский монастырь.) В Антиохии, а потом в Константинополе помазали католикосом Иберии Петрэ, более гибкого церковника. Византийский патриарх по просьбе Вахтанга помазал Самоэла I (467–502) архиепископом и назначил еще двенадцать епископов, угодных царю. На долгое время иберийская церковь перестала быть яблоком раздора между константинопольским и антиохийским патриархатами. (Что касается грузинской литургии, например включения слов «который был распят» в Трисагион (Трисвятое) (Свят, свят, свят), грузины предпочли константинопольским обычаям обычаи Антиохии и епископов Амасии.) Почему Вахтанг поссорился с Микаэлом, трудно сказать: может быть, потому, что царь осудил монофизитство (армянский историк Парбеци порицает Вахтанга за то, что тот «бросил армян на произвол судьбы»); может быть, царь решил подчиниться не Константинополю, а Антиоху; вероятнее всего, архиепископ противился царю, захватившему власть у церкви.

Чтобы удалиться от буйных епископов в Мцхете, Вахтанг назначил столицей Иберии Тбилиси, в тридцати километрах на восток, а в Мцхете построил новый собор, чтобы город оставался духовной столицей страны. (Летопись рассказывает стереотипическую легенду о том, как во время охоты Вахтанг спустил сокола, который сбил фазана над горячим источником («Тбилиси» значит «теплый (источник)»). Вахтанг построил еще один великолепный собор в Болниси (473–495), где, как в Артануджи, христианские мальтийские кресты переплетаются с пальмовыми ветками и изысканными зороастрийскими золотыми узорами.

Стратегически важные пограничные провинции, Кахетия и Эрети, тоже стали новыми епархиями. Там, где образовывали новые епархии, распространялись православная вера и грузинский язык, даже у национальных меньшинств, говорящих на чеченском или осетинском. Тем не менее лазские епископы все еще подчинялись не Самоэлу в Мцхете, а патриарху в Константинополе.

В 470-х годах царь Вахтанг Горгасали чувствовал себя вне опасности с политической, военной и экономической точки зрения, тем более что он был родственником императора: теперь ему казалось, что можно смело отмежеваться от Персии. К концу этого десятилетия он изгнал зороастрийских магов из Картли, попросив военное подкрепление у Византии. Константинополь молчал целых четыре месяца, а за это время персидские войска успели прорваться в Центральное Картли: когда посол приехал из Константинополя, единственная помощь, которую он предлагал, – это посредничество в составлении мирного договора между Вахтангом и шахом Перозом. Иберии пришлось заплатить дань и предоставить Персии вооруженные силы; единственной уступкой Пероза было обещание больше не распространять в Грузии зороастрийскую веру.

В 482 году, однако, и иберийцы, и персы потерпели поражение в войне против эфталитов: это стало для Вахтанга предлогом отказаться от мирного договора. В Тбилиси он задержал и казнил персидского питиахша (генерал-губернатора), который давно принял зороастризм и стал скорее персидским наместником, чем чиновником Вахтанга. (В первом шедевре грузинской прозы Мученичество Шушаник, будто написанном епископом Иакобом Цуртавели, духовным отцом мученицы, Варскен предстает как неисправимый злодей, замучивший свою армянскую жену Шушаник за то, что она не захотела отречься от христианства.) Армяне восприняли казнь Варскена как благородную месть, а шах Пероз – как смертельное оскорбление: шах только что назначил Варскена питиахшем Кавказской Албании, где власти уже не смотрели дружелюбно на иберийского царя, с тех пор как его дядя Барзабод и двоюродный брат Вараз-Бакур умерли. Вахтангу казалось, что именно теперь настало время для конфронтации: шах Пероз только что отозвал армию из Армении, чтобы подавить восстание в Кавказской Албании; отец мученицы Шушаник, армянский князь Вардан II, поддерживал Вахтанга. Но армянский командир Вахан Мамиконян не доверял собственным войскам и говорил: «Я знаю силу и бесстрашие иранцев и слабость и коварность византийцев». Мамиконян все-таки послал Вахтангу подкрепления, и, с помощью отряда провизантийских гуннов, иберийцам сначала повезло на поле битвы: им удалось изгнать целую персидскую армию. Иранская месть была страшна: в 483 году армии Михрана и Атрнерсе полностью сокрушили силы Иберии и Армении. Вахтанг убежал в горы, умоляя армян помочь ему: сначала армяне одержали победу над иранцами, но гунны в этот раз дезертировали, и армянская знать разочаровалась. Когда готовились к бою на низких берегах Куры, армянская знать подослала к иранцам послов, предлагающих перейти на иранскую сторону. Покинутая на поле битвы, кавказская армия была полностью деморализована. Армяне отступили в Тао; Центральную Армению разорил персидский генерал Хазаравухт, который потом отправился в Иберию, чтобы задержать, выгнать или убить Вахтанга, а потом вернуться в Северно-Восточный Иран и напасть на эфталитов. Вахтанг оказался в отчаянном положении: собственная знать бросила его, и Византия, озабоченная борьбой в Италии с остготами, отказывала ему в помощи. Царь сбежал в Лазику. Он вернулся в Иберию, кажется, в 484 году, после того как шах Пероз погиб в бою с эфталитами. Генерал Хазаравухт уже вернулся в Персию, а следующий шах, Балаш, еще неуверенный в прочности его престола, добивался перемирия на северо-западном фронте.

Мир длился всего семь лет: в 491 году новый шах Кавад I затеял семнадцатилетнюю войну против Византии, после того как император Анастасий, потесненный на всех фронтах, отказался платить дань. Вахтанг не захотел присоединиться к Каваду, который сразу напал на Иберию. В этот раз Вахтанг отправил семью вверх по Куре в неприступное убежище, а сам собрал силы в Мцхете и в Уджарме. Персы выжгли всю Восточную Иберию. В конце концов (в 502 или в 522 г.) в Уджарме состоялась решительная битва: Вахтанг отбросил персов на восток, до Рустави, сам въехал в персидский лагерь и лично убил Бартама, сына шаха, но позже умер в Уджарме от ран. Смерть Вахтанга воодушевила персов: они взяли и Тбилиси, и Мцхету. В 520-х годах Византия и Иран наконец подписали мирный договор, по которому все старые границы восстанавливались. Уже в 518 году Тбилиси управлял персидский марзпан (губернатор, как правило, из местного этноса), Пиран Гушнасп из знатного рода Михранов. Пиран только что обратился в христианство и вскоре стал мучеником.

Не исключено, что мифический царь Гурген, упоминаемый некоторыми историками, – это не искаженное имя Вахтанга Горгасали, а другой царь-лишенец, даже византийская марионетка. Прокопий рассказывает, что этот «Гурген» нашел приют в Лазике и что Пераний, Пакурий (по-грузински Бакур) и Фазас, отпрыски Гургена, служили в византийской армии. Рассказ Прокопия подтвердить нечем. Во всяком случае, археология доказывает, что грузинская армия тогда бежала вверх по реке Куре: там вдруг появляется множество каменных крестов и христианских стел[32].

Царствование Вахтанга кончилось неудачей, но он так близко подошел к победе и к полному объединению Грузии, что стал для следующих царей образцовым правителем, а его цели – стержневыми. В фольклоре он был легендарным. Странно, что от него вне Кавказа следов осталось мало. Фреску в иерусалимском монастыре Святого Креста побелили в XVIII веке; гемма, сохраненная в Британском музее, с надписью в-р-танги (среднеперсидское варан-хосрв-танг) была последним его изображением[33].

Пока Вахтанг Горгасали воевал за независимость, Лазика наслаждалась шестидесятилетним миром, если не учитывать передачу Аргвети Иберии или персидское нашествие 484 года. В 520 году Персия объявила широкомасштабную войну на суше и на море против Византии, и Лазика стала полем битвы двух империй. Лазские цари колебались, чью сторону принять, каждый раз уповая, что одна из них окажется менее жестокой и хищной, чем другая. Сама Лазика разваливалась. В Себастополе-Сухуме возникло уже в начале VI века наследственное княжество, поддержанное Константинополем: архон (губернатор провинции) Анос, вероятно, из абхазского племени Анчба, превратился в князя. Как абхазы, так и сваны пошли собственным путем. Уже в 542 году Византия обратила всех абхазов в Пицунде в христианство: под надзором императорского евнуха Эйфрата абхазы отреклись от обрезания и от торговли рабами. Себастополь и Пицунда стали основой новой Абхазии, которая постепенно разрослась, пока не окружила всю опустошенную Лазику.

Около 520 года лазский царь Цатэ I, отрекшись от христианства, просил подтверждения не у Византии, а у шаха Кавада. Накануне войны Сеос, персидский посол в Константинополе, объявил, что Лазика является по историческим законам персидской провинцией. В 523 году Цатэ вызвали в Константинополь, где он взял назад свою клятву Персии и вновь принял христианство. К счастью, Иберия уже восстала и помешала персидским силам отомстить Лазике. Все, что шах Кавад смог, – это жаловаться Византии на вероломство Цатэ. В 528 году иранская армия перешла через всю Иберию и взяла у Лазики пограничные крепости Шорапани и Сканду. Ответ императора Юстиниана (ц. 527–565) был решительным: византийцы захватили Лазику. Через четыре года не менее энергичный шах, Хосров Ануширван (ц. 531–579), унаследовал иранский престол. И Юстиниан, и Хосров царствовали долго и беспощадно, решительно расширяя свои империи, так что и Лазика, и Иберия оказались в продолжительной, изнуряющей войне, хотя в 532 году на короткое время персы признали, что Лазика принадлежит к сфере византийского влияния, и даже в мирном договоре разрешили иберийским гражданам, которые нашли убежище в Лазике, вернуться домой. Мирный договор даже не упоминает царство Иберия, подразумевая, что Персия в самом деле молчаливым согласием отменила независимость Иберии.

В 532 году византийские гарнизоны заняли города Лазики, укрепили столицу Цихегуджи и основали главную военную базу в новой крепости Петра (еще неизвестно, где находилась Петра), не обращая внимания ни на интересы, ни на желания местного населения. Византия назначила губернатора-стратега, который оказался жуликом; его заменили Иоанном Цибэ, который вел себя еще хуже, забрав в свои руки всю лазскую торговлю. Царь Губаз II и лазская знать, ограбленные и обездоленные Цибэ, послали к шаху Хосрову своих уполномоченных, которые предлагали открыть персам доступ к Черному морю, если они освободят Лазику от византийцев.

В 542 году Хосров вступил в Лазику и был лично принят Губазом II: началась двадцатилетняя война (с короткими перерывами) между Ираном и Византией. Персы и лазы убили стратега Цибэ, заняли Петру и поставили там персидский гарнизон. Скоро персов отвлекло от оккупации Лазики византийское нашествие под руководством знаменитого полководца Велисария. Губазу и его народу пришлось быстро раскаяться в новом союзе. Персы привезли с собой большое число зороастрийских магов и установили и религиозный, и экономический гнет. ходили слухи, что Хосров собирался убить Губаза и переселить крестьян из Ирана в Лазику. В самом деле в 548 году персидские власти подослали убийц к Губазу, которого предостерег Парсман – человек из лазской знати. Испуганный Губаз направил послание Юстиниану, извиняясь за свое апостатство и умоляя императора помочь ему. В ответ Губаз получил армию из 7000 византийцев под командой Дагисфея и тысячу мингрельских наемников (цанои): таким образом византийско-иранская война возобновилась. Губазу с византийцами, однако, не удалось захватить Петру, и они вдруг оказались лицом к лицу с персидским генералом Михр-Михрое (которого греки называли Мермерой). Дагисфея перехитрили, хотя Губаз смог удержать власть над большей частью Лазики и главные персидские силы отступили, чтобы сражаться в Армении. Тем не менее 5000 оставшихся персидских солдат перебили византийско-лазскую армию. В 550 году вторая персидская армия под командованием генерала Хориана вторглась в Лазику и была разгромлена на реке Цхенисцкали.

Несмотря на победу, Лазика переживала смутное время. Юстиниан заменил Дагисфея другим полководцем, Бессом. Против Губаза и Бесса восстали сначала сваны, потом абхазы. Абхазы были возмущены тем, что византийские генералы отменили их автономию. Вождь сванов, Сепарна, даже прибег к персидской протекции, а абазг Опситэ, потерпев поражение, сбежал от византийцев через Кавказ, чтобы искать убежища у гуннов. Вплоть до VII века Абхазия, которой правил виантийский архон, оставалась разгромленной и разоренной. Апшилы, разъяренные тем, что иранский генерал попытался изнасиловать командира их гарнизона, помирились с Губазом и с византийцами. В 555–556 годах произошел второй сванский мятеж: византийский генерал Сотерих провозил через Сванетию субсидию для осетинских союзников Византии, а сваны подозревали, что Сотерих намеревался передать осетинам сванские пограничные крепости. Сваны перегородили дорогу Сотериху; тот приказал высечь сванов. В ответ сваны убили Сотериха, его двух детей и свиту, забрали деньги, предназначенные для осетин, и попытались уговорить иранцев, которые теперь отступали в Персию, напасть совместно на византийцев. Византия отомстила, но Лазика непоправимо распадалась.

Защищаясь от персов, византийцы взяли крепость Петра и сровняли ее с землей, чтобы она не попала еще раз во вражеские руки. Скоро, в 551 году, Мермерой вернулся: сначала он осадил Археополь, но осада не удалась, и он окопался в Мухури, недалеко от Кутаиси, тем самым отрезав Северную Лазику от византийцев и изнуряя южные крепости голодом. Вся Северо-Восточная Лазика оказалась в руках персов. В 552 году по очередному мирному договору Византия признала персидский суверенитет в Лазике.

В следующем году Мермерой захватил еще больше территорий. Царь Губаз пожаловался Юстиниану, что византийское руководство не справилось. Юстиниан отозвал генерала Бесса, а два других византийских генерала, Мартин и Рустиций, донесли Юстиниану, что Губаз опять пытается договариваться с персами. Юстиниан приказал своим вождям привезти, если нужно – насильно, Губаза в Константинополь. В 554 году царя Губаза пригласили в Хопу на Черном море, арестовали и убили.

Читать бесплатно другие книги:

Очень хочется наконец-то определиться: жить по «Домострою», по «совести» или как говорит личный коуч...
Воспоминания Вернера фон Сименса (1816–1892) – драгоценная находка для исследователей научно-техниче...
Задиры, плаксы, ябеды, лгунишки, задаваки, хвастуны и виртуозы игры на нервах – это никакие не монст...
Молодые, острые, безумные, ритмичные, джазовые. В таких восторженных эпитетах обычно описывают двадц...
«Хагакурэ» – наиболее авторитетный трактат, посвященный бусидо – кодексу чести самурая. Так называли...
Пол Реймент, герой романа, на полной скорости летящий по жизни и берущий от нее по максимуму, внезап...