У изголовья прошлых лет Мосова Вера
– Братская любовь не предполагает всего, что случилось этой ночью, – едва сдерживая слёзы, сказала Женька. – А мы теперь можем говорить только о братской любви, не более.
– Вспомни историю! Она знает немало браков между родственниками!
– Это инцест! – бросила она резко, буквально пришпилив его к креслу этим словом, поднялась и направилась к двери. – Не провожай! Я хочу побыть одна.
Как же ей хотелось послать к чёрту всех своих родственников с их тайнами и секретами! Всех, кто только что разрушил её жизнь.
Она шла и плакала. Горько. Навзрыд. Хорошо, что улицы в этот час были почти безлюдны. Светка, увидав её лицо, лишилась дара речи. Когда Женька, всхлипывая и вытирая ладонью слёзы, поведала ей о своём горе, та смотрела на неё ошалелым взглядом, не зная, что и сказать. Наконец она собралась с мыслями и решительно произнесла:
– Не паникуй раньше времени! Пока это только твои фантазии, ничего конкретно утверждать ты не можешь. Приедешь домой, разберёшься с этой историей, и всё встанет на свои места! Но даже если это так, разве плохо обрести брата?!
– Какой брат?! – закричала Женька.– Не нужен мне никакой брат!
Она опустилась на колени и тихо заскулила.
– Женечка, миленькая, успокойся! Ещё ведь ничего не ясно! Может, тут совсем другая история!
Светлана гладила подругу по голове, не зная, чем ещё можно её утешить.
– Свееет, – прошептала Женька, продолжая всхлипывать, – я, кажется, влюбилась.
– Вот! И правильно! Я тебе говорила! Клин клином!
– И что мне теперь с этим клином делать? – в голос разрыдалась Женька.
Светка уложила её на кровать, накрыла пледом и присела рядом.
– Поспи немного, а я пока наши вещи соберу.
– Я не усну!
– Тогда просто полежи.
Та послушно закрыла глаза, но продолжала всхлипывать.
Они уже сидели в вагоне, когда пришло письмо от Ильи. Дрожащей рукой взялась Женька за смартфон и стала читать.
«Дорогая Женечка!
Я расспросил всю свою родню: отца, деда Тараса и его старшую сестру Янину. И то, что я узнал, меня совсем не радует.
Прадед мой, Илья Тарасович Буткевич действительно в годы войны жил на Урале. Тогда многие предприятия эвакуировались вместе с работниками. А он был ценным специалистом, как утверждает дед. Когда началась война, ему было лет тридцать, был женат и имел трёхлетнюю дочь Янину. Жена его, моя прабабушка в июне 1941 года работала медсестрой в пионерском лагере, и дочка была при ней. Детей эвакуировали в первую очередь, и они уехали вместе с лагерем, раньше деда. Так они потерялись и всю войну искали друг друга. До него дошла информация, что семья погибла в бомбёжке, он их горько оплакивал и решил остаться в тех краях. Там он сошёлся с какой-то женщиной. Позднее, в конце 1945 года он получил известие, что семья его оказалась жива, и вернулся домой. А та женщина, с которой он жил на Урале, была беременна и родила дочку уже после его отъезда. Видимо, это и была твоя прабабушка. Имени её никто не помнит, но ту фотографию прислала она. Это точно.
Вот и вся история, сестрёнка».
И Женька опять залилась слезами, отвернувшись к стене. Только уже не навзрыд, а украдкой от Светки, у которой просто сердце разрывалось при виде плачущей подруги. Но разве могла она не заметить вздрагивающих плеч и с трудом сдерживаемых всхлипов?
– Жень, а почему бы вам не быть вместе, если ты влюбилась? Илья ведь не отказывается от тебя? Он же тоже тебя любит!
– Он мой брат! – не поворачиваясь, проговорила Женька.
– Троюродный! А история знает массу примеров, когда женились и более близкие люди! В прошлые века молодые люди влюблялись в своих кузин, венчались и прекрасно жили! Я где-то читала, что кровное родство предполагает более глубокие, более нежные чувства. Это же особая духовная близость, тяга друг к другу на генетическом уровне! А в древнем Египте, например, даже с родными сёстрами браки допускались!
– А потом они рожали уродов и маялись с ними всю жизнь! – всхлипнула Женька.
– А ты не рожай! Разве возможность быть вместе с любимым человеком не стоит небольшой жертвы?
– Ничего себе – небольшая жертва! Тебе хорошо говорить, ты уже родила, а я должна всю свою жизнь без детей прожить?
– Ну, почему же без детей? Ты в каком веке-то живёшь? При современных технологиях и реально существующем банке спермы вполне можно родить здорового ребёнка! Не факт, что и Илюхин ребёнок непременно родится больным! А может, наоборот, гений будет?! Мать Пушкина, например, доводилась своему мужу троюродной племянницей! И родила гениального сына!
Женька промолчала, и подруга отступилась от неё. Пусть успокоится, потом сможет посмотреть на ситуацию более трезво.
Но разве тут успокоишься? Эх, бабушка Женя! Как же так? Почему ты выбрала именно этого мужчину? Почему и Женьке из всех парней на проекте должен был приглянуться только Илья? Это Всевышний так забавляется? Шуточки шутит? Тасует, играючи, людские судьбы и наблюдает сверху, как людишки тут маются. А вот нетушки! Не сдастся она! Сейчас главное – добраться до дома, а там уж как-нибудь. Постепенно жизнь наладится, и всё встанет на свои места.
С этими мыслями Женька и заснула.
Поезд плавно скользил вдоль перрона, когда в толпе встречающих мелькнул огромный букет роз нежно-кремового оттенка. Именно такие розы Женьке всегда нравились. У кого-то радостная встреча. Счастливые! Но лучше этого не видеть. И она поспешила достать свой чемодан.
– Глянь-ка! – воскликнула Светка. – Это же твой Казанова с букетом! Неужели тебя встречает? А откуда он узнал?
Женька снова повернулась к окну: по платформе, рядом с вагоном, шагал Игорь и махал ей рукой.
– Только не вздумай сейчас простить его! – строго сказала подруга. – Иначе ты с ним ещё хлебнёшь горя! Он сразу почувствует, что ты не в себе, и тут же воспользуется ситуацией. Утешит несчастную, а потом снова возьмётся за своё. Кобель, знаешь ли, он и в Африке кобель!
Женька молчала.
– Я выхожу первая, ты за мной! – скомандовала Светка и двинулась вперёд, потянув за собой чемодан.
Женька послушно пошла следом.
– А где же твой Стас? Он не встречает тебя? – удивлённо спросила она подругу, выходя из вагона.
– Наверное, занят, как всегда. Да и зачем? Я прекрасно доберусь до дома на такси.
Женьке захотелось сказать что-нибудь нелицеприятное про Светкиного мужа, но она сдержалась. К тому же, к ней уже бросился Игорь с букетом тех самых роз.
Встреча с ним ничего не всколыхнула в Женькиной душе. Она приняла цветы, сухо поблагодарила и пошла рядом с бывшим женихом по платформе. Светка не отходила ни на шаг.
– Может, ко мне? – предложил Игорь. – Я приготовил для тебя сюрприз!
– Спасибо! – усмехнулась Женька. – Твой последний сюрприз меня очень впечатлил, поэтому лучше без них. Я домой.
– Я довезу тебя! Моя машина припаркована вон там, в сторонке!
– Спасибо, мы на такси!
– Жень!
Она остановилась и повернулась к Игорю, всем своим видом изображая внимание. Он заговорил с мольбой в голосе:
– Сегодня в Доме кино закрытый показ нового фильма, в котором я снимался в прошлом году. У меня пригласительный билет на два лица. Пойдём, а?
– Нет! – твёрдо ответила Женька, возможно, даже слишком твёрдо. – У меня другие планы на этот вечер.
Развернулась и пошла следом за Светкой.
– Ну, ты молоток, подруга! Так круто отшила нашего Казанову! – прошептала Светка, когда они сели в такси. – Может, придёшь вечерком к нам?
– Нет, у меня и в самом деле очень важные планы на вечер. К тому же, мне надо потихоньку вещи перетаскивать в бабушкину квартиру.
– Давай, я завтра на машине подъеду, и всё перевезём.
– Давай! А сегодня я возьму только самое необходимое и сразу туда.
Женьке не терпелось поскорее заглянуть в старую прабабушкину папку, которая невероятным образом изменила её жизнь. А если бы она тогда не увидела этот снимок? Ведь всё могло сложиться совсем по-другому. Они с Ильёй были бы вместе и ничего не знали о своём родстве. Только лучше ли это?
Глава 7
Голубая кровь
Наконец-то Женька добралась до заветной папки. В первую очередь она пересмотрела все фотографии в надежде увидеть среди них лицо своего прадеда. В прошлый раз она не особо обращала внимание на незнакомые мужские лица, а сейчас с пристрастием разглядывала их. Вот он! Илья Тарасович Буткевич. Женька взяла в руки небольшой снимок. Фото мутное, но узнать можно. Она внимательно разглядывала лицо человека, сыгравшего роковую роль не только в судьбе её прабабки, но и в её, Женькиной, судьбе. Должны же быть в нём хоть какие-то черты правнука. Но нет, не похож Илья на своего прадеда! Ну и что? Женька тоже на свою прабабку не похожа. Да и баба Маша не очень-то похожа на неё. Значит, бабушка в отца пошла, в род Буткевичей, уж глазами-то точно! Да и форму лица, очертания губ, скорее всего, она переняла от отца. Интересно, а на кого же тогда походит мама? Уж явно не на бабу Машу. Значит, на своего отца? На того мужчину в сером костюме, спина которого однажды мелькнула возле загса? Вполне возможно. Поскольку Женька унаследовала мамину внешность, стало быть, и она похожа на него. Но кто же он? Жив ли ещё? Интересно было бы на него взглянуть. Может, и его фото сохранилось? Но как теперь понять, он это или нет, если даже мама никогда его лица не видела? Стоп! Если мама похожа на него, значит, надо в незнакомых мужских лицах искать мамины черты.
Женька ещё раз перебрала все фотографии, но ничего похожего не нашла. Со старых чёрно-белых снимков на неё смотрели совершенно чужие люди. Вот группа рабочих, вероятно, строителей, стоит на фоне большого плаката, на котором крупными буквами написано: «Магнитостроевцы! Сдадим объект…» Следующая строка закрыта фигурами людей. Что они там собрались сдавать? Новый цех? Или жилой дом? Присмотревшись повнимательнее, Женька нашла среди строителей девушку, похожую на Евгению Петровну. Вероятно, это она в молодости. А вот она сидит за кульманом, что-то чертит. Во взгляде – серьёзность и сосредоточенность. Молодая, красивая, уверенная в себе. Женька внимательно вглядывается в её черты, потом снова перебирает старые снимки. Со всех фотографий веет совершенно другой, незнакомой ей жизнью.
Одно фото выделяется особо. Оно явно дореволюционное, напечатанное на плотной бумаге, а на обратной стороне необычная надпись: «Фотографическое ателье П. П. Павловъ. 1916 годъ». На снимке запечатлена счастливая семья. Молодая дама в широкополой кружевной шляпке и красивом платье с оборками сидит на стуле с высокой спинкой. Голова слегка откинута назад, спина прямая. Левой рукой она обнимает стоящую рядом с ней девчушку с широко распахнутыми глазами, в которых читается ожидание чуда. Пышное платьице на девочке перетянуто широким пояском, на голове – соломенный капор, завязанный под подбородком атласными лентами. Позади них стоит важный господин в тёмном сюртуке и светлой рубашке. Его правая рука лежит на плече женщины. На лице читается довольство. Кто они такие и какое отношение имеют к ней, Женьке? Неужели эта юная барышня и есть Евгения Петровна? Сложно сказать. Но неспроста ведь прабабушка хранила это фото.
Женька отложила снимки в сторону и вынула из папки остальное содержимое: толстую тетрадь, исписанную всё теми же фиолетовыми чернилами, и множество разрозненных листочков, на которых были либо стихи, либо карандашные наброски. Похоже, прабабушка тоже любила рисовать, видимо, это у них семейное. Некоторые рисунки были подписаны по-французски. Женька бегло просматривала их и складывала в стопку. Она решила оставить это на потом, а сейчас начать с тетради. Но глаз её невольно зацепился за первую строфу на одном из листков:
- Неизбежность случайных встреч,
- Односложность невнятных фраз,
- Невозможность в слова облечь
- Нерастраченных чувств запас…
Женька прочла и задумалась. Она представила молодую Евгению Петровну, которая стоит у окна, сложив руки на своём большом животе, и смотрит вслед уходящему от неё мужчине, отцу её будущего ребёнка. Зачем он встретился на её пути? Это была неизбежность или случайность? Или неизбежность и случайность одновременно? Но разве так бывает? А может, и Женькино знакомство с Ильёй было неизбежностью? Или всё-таки случайностью? Господи! У них даже имена совпадают! Илья Тарасович и Евгения Петровна. Илья и Евгения.
Как тонко всё срежиссировано! Как хитроумно!
Женька отложила листочки и раскрыла тетрадь. Уже знакомым ей почерком посередине первой страницы было написано: «Долг обязывает меня начать эти записи, дабы потомки мои знали свои корни». Перевернув страницу, она углубилась в чтение.
Оказалось, что прабабушка Женя происходила из дворянского рода. Матушка её, Мария Александровна Данилова, выпускница института благородных девиц, в январе 1912 года вышла замуж по взаимной любви за отставного офицера Петра Евгеньевича Лаврова. В конце этого
же года, как раз накануне Рождества, у них родилась дочь. Пётр Евгеньевич ждал наследника и хотел назвать его Евгением в честь своего отца, да и по святцам это было вполне подходящее имя. Рождение дочери смешало его планы, но после недолгих раздумий новорожденная была наречена Евгенией.
Жили они тогда в Москве, на Якиманке, в небольшом особняке. Детство Женечки Лавровой было счастливым и беспечным ровно до той поры, пока в её жизнь не ворвалось страшное слово «революция». И всё разом перевернулось с ног на голову. Их прежде весёлый и гостеприимный дом стал тихим и печальным. Матушка часто стояла на коленях перед образами, батюшка был молчалив и задумчив. В тот год и Рождество было каким-то невесёлым, и пятый день рождения Женечки праздновался без приглашённых гостей, лишь в узком кругу её семьи. А однажды, уже после нового года, испуганный дворник Гаврила принёс недобрую весть: Петра Евгеньевича застрелили. Тут же, на Якиманке, когда он возвращался домой. Была ли то шальная пуля, случайно настигшая его, или кто-то намеренно целился в «недобитого буржуя», никто того не знает. Лихое было время. Дом погрузился в траур, матушка плакала и молилась, а пятилетняя Женечка с тревогой смотрела на неё. Этим и запомнилась девочке зима 1918 года.
А весной их особняк реквизировала новая власть, и Мария Александровна с дочерью были просто выброшены на улицу. Дальние родственники приютили их на время, и началась жизнь, полная бед и лишений. Вскоре им повезло, и матушка устроилась домашней учительницей в семью профессора медицины, который теперь служил новой власти. Она обучала французскому языку и музыке двух его дочерей. В качестве оплаты ей положили питание и проживание в профессорской квартире, где им с дочкой выделили небольшую комнатку. И это стало для них спасением. Женечка часто присутствовала на матушкиных занятиях и вскоре уже неплохо изъяснялась по-французски и могла играть на фортепьяно небольшие пьески, благо, что хозяева позволяли ей пользоваться инструментом. Всё это давалось ей легко, без особого напряжения. Когда девочке пришло время учиться в школе, Мария Александровна устроилась туда учительницей и вскоре получила от властей своё жильё – просторную светлую комнату в большой коммунальной квартире.
Женька отложила тетрадь и вернулась к старинному семейному фото. Теперь она более внимательно вглядывалась в лица. Неужели этот господин доводится ей прапрадедом? А дама в шляпе – прапрабабушка? Тогда эта восторженная девочка, что так светло и ясно смотрит на неё со снимка, и есть прабабушка Женя. Ей ещё неведомо, что ждёт их впереди, как не знают того и её родители.
Ночью Женьке снились какие-то особняки, кареты, нарядные дамы и услужливые лакеи. Едва проснувшись, она вновь взялась за прабабушкину тетрадь, но неожиданный звонок оторвал её от чтения.
– Туманова, мы сегодня переезжаем или как? – бодрый голос Светки вернул её в реальность.
– Ой, извини, я совсем забыла! Увлеклась мемуарами прабабушки. Так интересно, что невозможно оторваться.
– Вот-вот, ты там чтением увлечена, а я тут отбиваюсь от твоего Казановы!
– Чего ему опять? – недовольно спросила Женька.
– А ты не догадываешься? – усмехнулась подруга. – Телефончик твой просит, ты ведь симку-то поменяла!
– И что?
– Что-что! Держу оборону!
– Интересно, когда он отступится?
– Когда ты пошлёшь его подальше! И лучше матом!
– Не могу я матом! – рассмеялась Женька. – Мне моя голубая кровь не позволяет! Ты представляешь, я узнала, что мои предки были дворянских кровей!
– Да ладно!
– Честное слово! Приедешь – покажу тебе кое-что интересное.
– Ладно, еду! Выходи! Мои ушли на самокатах кататься в парк, мы с тобой как раз успеем вещи перевезти. Меня Их Величество Супруг отпустил аж на целых два часа!
Женька тут же представила недовольную мину Стаса, с которой он благосклонно позволил жене навестить подругу.
Приехав со Светкой к матери, Женька первым делом спросила у неё:
– Ты знала, что бабушка Женя у нас из дворян?
– Не так давно узнала, мама мне рассказала перед смертью. Ей когда-то бабушка строго-настрого запретила говорить об этом. Время такое было, что за дворянское происхождение можно было угодить далеко и надолго. Вот она и хранила всё в тайне, оберегала нас. Сейчас-то другое дело, нынче все в дворянство метят, – усмехнулась она. – Да что с него толку-то? Разве что самолюбие потешить. Все мы одинаковы, какие бы титулы себе не присваивали.
– Ну, не скажите, тётя Саша, – вступила в разговор Светка, – на вас с Женькой только глянешь и сразу видишь – дамы благородного происхождения! Какие лица, какая осанка! А кожа! Только у аристократов могла быть такая нежная белая кожа! И тонкая кость! В общем, породу ничем не испортишь!
– Кстати, о породе, – прервала её Женька. – Я сегодня пересмотрела кучу старых снимков. Мы с мамой мало похожи на аристократическую прабабушку Женю. А на бабу Машу не похожи совсем! Отсюда вывод: наша так называемая породистость, как выразилась Света, досталась нам по другой линии, от твоего отца, мамочка! И мне очень хотелось бы хоть одним глазочком на него посмотреть.
– Тут я тебе ничем не помогу, – развела руками Александра Сергеевна. – Я уже сказала, что никогда его не видела.
– А ты никогда не задумывалась, почему у тебя такое имя? Практически мужское.
– Ну и что? Я тоже дала тебе почти мужское имя! – возразила мать. – Это совершенно ни о чём не говорит.
– А вдруг говорит? – не унималась Женька. – Я узнала, что бабушку Женю назвали так лишь потому, что отец её ждал сына и хотел дать ему имя Евгений в честь своего отца. А если баба Маша, зная эту историю, решила поступить так же и дала тебе имя твоего отца? Может быть, его звали Александром?
– Но он мог быть и Сергеем, раз у меня отчество Сергеевна.
– Тогда его звали Сергеем Александровичем! Вдруг он тоже ждал сына и хотел назвать его Сашкой? В честь своего отца.
– Жень, уймись! Оставь свои фантазии! Он не мог никого ждать! Его никогда не было в моей жизни!
– В твоей не было, а в бабушкиной-то был!
– Всё! Хватит! Эти домыслы ни к чему не приведут, – остановила её Александра Сергеевна. – Давайте лучше вещи выносить. И не забудь взять в холодильнике два контейнера с едой. В одном – салат, в другом – котлеты. Я специально для тебя приготовила, а то сидишь там, наверное, голодная.
Женька кивнула. Мама, как всегда, права – она так увлеклась чтением, что даже поесть забыла.
Светка помогла ей занести сумки в квартиру и попросила показать найденные реликвии. Женька разложила перед подругой содержимое папки. Та долго разглядывала старые снимки, потом взяла один из листков и прочла вслух:
- Богинею в лёгких сандалиях
- Явлюсь я в минуту покоя,
- И пояс хитона на талии
- Распустишь ты лёгкой рукою…
– Это что, бабуля твоя сочинила? – удивлённо спросила Светка.
– Думаю, да, – кивнула Женька. – Видишь, тут много исправлений и помарок, значит, она писала и правила. Это, так сказать, первоисточник. Раритет.
– А крутая у тебя прабабка была! Богиня в лёгких сандалиях! Это ж надо такое придумать!
– Да, похоже, она была человеком весьма неординарным, – согласилась Женька. – Стихи, рисунки, мемуары. Читаю и диву даюсь, настолько всё это интересно.
– Есть женщины в русских селеньях! Неудивительно, что Илюхин дед увлёкся ею, – сделала вывод Светка. – Кстати, об Илье. Он не звонил тебе?
– Нет, пока не звонил, но прислал несколько писем.
– Ответила?
– Нет. Не знаю, как мне теперь себя вести с ним.
– Всё тебя учить надо! Держись просто, как и прежде, как будто ничего страшного не произошло.
– В том-то и дело, что произошло! Всё произошло!
– И это было так страшно?
– Это было волшебно! Страшное случилось потом.
– Отмети всё, что потом. Оставь только то, что волшебно.
– Да как же я это отмету? Вот оно, всё тут! В этих бумагах! В этих старых фотографиях! Вот, знакомься – Илья Тарасович Буткевич, – при этих словах Женька протянула подруге старое фото. – Наш с Ильёй общий прадед!
– А Илья на него совсем не похож! – заключила Светка, внимательно рассмотрев снимок.
– Ну и что? Я тоже! А я, между прочим, такая же его правнучка, как и Илья!
– Блин! Санта-Барбара какая-то! – в сердцах проговорила Светка, вынимая из кармана зазвонивший телефон. – О! Меня уже хозяин к ноге призывает. Пока, подруга! – помахала она рукой, направляясь к выходу.
Закрыв за Светланой дверь, Женька остановилась в раздумьях, чем же ей вперёд заняться – разобрать привезённые вещи или продолжить чтение?
– Вещи, конечно, важнее, – произнесла она вслух и отправилась читать дальше.
Глава 8
В буднях великих строек
Женечка Лаврова росла смышлёной девочкой. Учёба давалась ей легко, и, окончив школу, она так же легко могла бы поступить в институт. Выбор пал на факультет иностранных языков. Но при подаче документов пришлось заполнить анкету, где одним из вопросов был такой: «Чем занимались ваши родители до 1917 года?» Естественно, её происхождение сыграло свою роковую роль, и в институт её не приняли. А вот в ремесленное училище взяли без проблем, страна нуждалась в рабочих кадрах. И потомственная дворянка начала осваивать премудрости профессии строителя, а точнее, штукатура-маляра. Подруга Тамара, с которой они вместе учились, уговорила её по окончании учёбы поехать возводить Магнитку. Получить комсомольские путёвки на стройку века не составило труда, и вскоре Евгения оказалась на Южном Урале.
Романтика трудовых будней, о которой девушки знали из газетных передовиц, на деле оказалась борьбой за выживание. Поскольку основные силы строителей были брошены на металлургический завод, который постепенно рос и расширялся, то пресловутый жилищный вопрос в Магнитке решался не так уж быстро. Вокруг завода лепились наскоро поставленные бараки, сменившие первые землянки и палатки. В одном из них, холодном, перенаселённом, с убогой печкой-буржуйкой и нужником на улице, пришлось поселиться и юным москвичкам. При виде этого жилища, дыхнувшего им в лицо смесью пота, затхлости и кислых щей, энтузиазма у подруг несколько поубавилось. Но они всё равно верили, что сумеют преобразить эту убогую жизнь своими собственными руками. Город строился практически с нуля и задумывался как центр нового, социалистического образа жизни. Работать приходилось на износ, да ещё на стройплощадках, продуваемых колючими степными ветрами. Но громкое слово «соцсоревнование» каким-то невероятным образом поднимало людей на трудовые подвиги. Конечно, не все приехавшие сюда добровольцы выдерживали непростые условия жизни, находились и такие, кто просто сбегал. Подруги поклялись себе, что не спасуют перед трудностями, чего бы им это ни стоило, и старались изо всех сил.
Женька отложила тетрадь. Какой ужас! Её прабабка, дворянка, бог знает, в каком поколении, воспитанная на хорошей литературе и классической музыке, безупречно владеющая французским языком и обладающая явным литературным даром, работала на стройке маляром-штукатуром! Да ещё в таких жутких условиях! Как же она всё это вынесла? Женька представила себя разжигающей буржуйку в холодном бараке, как когда-то это делала юная Женечка Лаврова. Вот она берёт непослушными, дрожащими от холода пальцами отсыревшие спички, вот несколько раз чиркает, пытаясь выбить огонь, но всё безрезультатно. Наконец появляется слабенькое пламя. Девушка подносит спичку к скомканной старой газете, вспыхивает огненный столб и тут же перебрасывается на шаль, в которую она укутана. Жуть! И как бабушка тогда не обгорела? Быстро скинула шаль и полила её водой из ковшика, но при этом промочила валенки, и пришлось их сушить возле печи. А без валенок в бараке холодно!
Каждую историю, описанную прабабушкой, Женька словно примеряет на себя. Вот она идёт к реке за водой. Холодный порывистый ветер буквально пронизывает насквозь, задирает полы старенького пальто, сбивает с ног. Но без воды никак нельзя, и надо шагать дальше. Сегодня её очередь.
Мысленно представляя себе эти картины, Женька поёживается, словно от холода. А каково же это – пережить всё наяву? Она идёт на кухню и ставит чайник, как будто хочет согреться за свою прабабушку, которой так не хватало тепла в той далёкой степи. Но оставить чтение она не может, история её не отпускает, и, пристроив тетрадь рядом с чашкой, Женька вновь погружается в чтение, одновременно прихлёбывая горячий чай.
Постепенно подруги привыкли к трудностям и уже их не замечали. Осознание того, что когда-нибудь в построенные ими дома заселятся люди, словно подогревало их изнутри. Однажды в бригаде появилась новая работница. Её звали Алия. Она была родом из глухой башкирской деревни, грамоты не знала, плохо говорила по-русски и потому обычно молчала. А ещё она почему-то всего боялась, вздрагивала при каждом ударе топора или молотка плотников. Позднее Евгения узнала, что Алия приехала сюда со спецпереселенцами и живёт в лагере за колючей проволокой, в убогой землянке, где холодно и сыро. За короткий промежуток времени от её большой семьи почти никого не осталось, лишь она да младший брат. Вши, клопы, крысы – всё это стало частью их жизни в лагере. Там постоянно вспыхивали эпидемии, и было множество смертей. Евгения поняла, что она ещё легко отделалась при своих дворянских корнях. Подумаешь, в институт не приняли! Вот Алия, например, дворянских корней не имела, всего лишь была дочерью зажиточного крестьянина, кулака, как называли его власти. А он просто хотел, чтобы в доме был достаток, чтобы его большая семья не голодала, и потому много работал. Вот и вся его вина. За это и угодил в разряд врагов народа и сгинул в южно-уральской степи. Тамара с Евгенией сразу взялись опекать девушку, порой угощали её чем-нибудь вкусным или дарили что-то из своих тёплых вещей. Алия смущалась, краснела и не знала, что сказать. Вскоре у неё появились тёплые варежки, связанные Марией Александровной из овечьей шерсти. А зачем Евгении несколько пар варежек? Она с удовольствием поделилась с подругой. Тамарин полосатый шарфик и такая же шапочка с помпоном очень удачно подошли к смуглому лицу Алии, сменив унылый, весь изъеденный молью платок. Девушка не знала, как ей благодарить своих новых подруг, и смотрела на них преданными глазами.
Женька опять откладывает в сторону тетрадь, берёт лист ватмана, карандаш и набрасывает картинки строящегося города. Вот река Урал и деревянный мост, который соединяет её берега. По мосту шагают девушки в комбинезонах, обляпанных брызгами краски и извести, в повязанных вокруг голов косынках. Из-под них выбиваются развеваемые ветром локоны. Девчата шагают с левого берега реки, где живут в одном из низких бараков, притулившихся на заднем плане возле дымящих домен. Одухотворённые лица, широкий шаг, уверенность во взглядах. Одному из девичьих лиц Женька старается придать черты Евгении Петровны. Та широко улыбается и держит под руки своих подруг. Получилось что-то наподобие плаката времён великих свершений социализма. Женька отошла, посмотрела со стороны и вздохнула. Показать бы этот рисунок Илье. Интересно, что бы он сказал? Она отложила работу в сторону и потянулась за чистым листом.
На втором её рисунке девушки стоят на лесах с мастерками в руках. Они штукатурят стены жилого дома. Вот это будет Алия, смуглая черноволосая красавица со слегка раскосыми глазами. Профиль получился вполне удачным. Она наклонилась к бадье с раствором и смотрит на Тамару, прабабушкинину подругу. Та уверенно держит в руке мастерок, бросая с него на стену вязкий раствор. Кажется, сейчас она начнёт его прихлопывать и разглаживать, выравнивая поверхность стены. А Евгения Петровна стоит спиной, она увлечённо работает шпателем. На заднем плане Женька попробовала изобразить соцгород, подробно описанный прабабушкой. Одинаковые трёхэтажные домики, уходящие вдаль, – проект известного немецкого архитектора, специально приглашённого в Россию. Простота и удобство. Скоро сюда въедут новосёлы, откроются в городе первые бани, столовые, детские сады. А однажды по его улицам пройдёт и первый трамвай, украшенный портретами Сталина.
Женька посмотрела на часы. Уже давно за полночь, а она так увлеклась прошлым, что и про сон забыла. Она быстро застелила постель и, укладываясь, проговорила с улыбкой:
– На новом месте приснись жених невесте!
Вообще-то, ей ещё вчера надо было вспомнить про это заклинание, но лучше поздно, чем никогда.
Жених и в самом деле приснился. Бывший. Почему-то они вместе едут на велосипеде. Вдруг Игорь оказывается вовсе не Игорь, а Илья. Он старательно крутит педали, а Женька сидит впереди него на раме – так её в детстве папа катал. Волосы развевает ветерок, подол платья вздымается парусом, а губы Ильи нежно касаются Женькиной макушки. Неожиданно на дорожке появляется щенок. Он забавно переставляет свои короткие лапки, пытаясь убежать от велосипеда, а Илья, желая отогнать его в сторону, нажимает на звонок, который тренькает так громко, что Женька просыпается.
Оказывается, кто-то звонит в дверь.
– Ну, ты и спишь, Туманова! Уже полдень! – заворчала впорхнувшая в квартиру Светка и посмотрела на помятое лицо подруги. – Понятно! Всю ночь читала, да?
Женька сонно кивнула.
Следом за подругой вошли её пятилетние отпрыски Сеня и Веня.
– Можно я парней у тебя оставлю на пару часиков? У них в группе карантин. Извини, что без предупреждения, но я звонила, а ты трубку не брала. Мне надо очень срочно в одно место смотаться.
– А Стас чего? – сонно пробурчала хозяйка.
– А Стас сегодня работает! Первый день!
– Поздравляю! Это достижение! – усмехнулась Женька.
Закрыв за подругой дверь, она усадила мальчишек за стол, выдала им по листу ватмана и коробочку цветных карандашей, а сама отправилась на кухню варить кофе.
Когда она вернулась, то увидела, что мальчишки старательно раскрашивают её вчерашнюю работу. Девушки на лесах уже одеты в зелёные комбинезоны, разрисованные под камуфляж, а новые домики весело смотрят на неё под пририсованным в небе солнышком и сияют разноцветными стенами: жёлтыми, синими, оранжевыми.
– Что вы натворили? – в ужасе закричала Женька и схватила свой рисунок.
– Тётя Женя, мы просто хотели сделать тебе сюрприз, – поспешил оправдаться Сенька.
– Так ведь намного красивее! – добавил Венька.
– А разрешения спросить можно было? – сердито спросила она.
Парни захлюпали носами, и Женьке стало неловко за свою строгость.
– А давайте сделаем макет города! – предложила она – Представьте, что мы с вами строители! И перед нами голая степь. Вот такая! – и она положила на стол крышку от большой картонной коробки.
– А что такое степь? – поинтересовался Венька. – Это как коробка, что ли?
– Нет, не коробка. Это такое место на нашей планете, где нет леса, только трава и мелкие кустарники, там обычно гуляет ветер и светит солнце. А зимой всё занесено снегом и дуют злобные ветра, перемещая снег с одного места на другое.
– Значит, вот эта коробка – степь понарошку? – уточнил Сенька.
– Да, степь понарошку, – подтвердила Женька. – А мы с вами – строители, мы приехали сюда, чтобы построить город.
– И город будет понарошку?
– Конечно! Сейчас я принесу клей и бумагу, и мы будем возводить бумажные дома. Вот такие же красивые, как и те, что вы разрисовали.
И работа закипела. К возвращению Светланы в «нарошечной» степи уже стояли разноцветные домики, они были приклеены к картону ровными рядами, образуя улицы города. На бульваре в центре коробки выросли деревца, а по нарисованным рельсам бежал красно-жёлтый трамвайчик. Вдоль улиц стояли столбы-спички, а к ним были привязаны чёрные нитки-провода.
– Ничего себе! – воскликнула Светка, увидав, с каким старанием трудятся воображаемые строители.
– Мам, смотри! Это детский сад! А это школа! А тут у нас будет бассейн! – наперебой кричали мальчишки, тыкая в макет своими пальчиками.
– Ну, ты даёшь, подруга! В тебе умер великий педагог! – восхищённо проговорила Светка. – С таким увлечением они обычно только в компьютерные игры режутся.
– Им надо развивать мелкую моторику, – пояснила Женька. – Это очень важно для учёбы, у вас ведь школа не за горами.
– Замуж тебе надо выходить! И своих рожать, пока не поздно! – заключила подруга. – Судя по твоим предкам, да ещё с такой мамашей, это будут очень талантливые детки.
Женька в ответ лишь улыбнулась.
Вскоре гости уехали, забрав с собой «нарошечный» город, а Женька поспешила открыть заветную тетрадь. И чем больше она читала, тем большим уважением проникалась к своей прабабушке, которая никогда не пасовала перед трудностями, а преодолевала их и шла вперёд.
Через какое-то время она уже была назначена бригадиром. Постоянная тяга к знаниям, живой пытливый ум и желание постичь премудрости строительного производства, с которым она столкнулась волею судьбы, подвигли девушку поступить в строительный институт. Её дворянское происхождение тут никого не интересовало. Ведь теперь она была представителем пролетариата. Проучившись несколько лет без отрыва от производства, Евгения Петровна получила диплом инженера-строителя.
К началу 40-х годов она уже работала в проектном бюро строительного треста. К тому времени подруга Тамара вышла замуж за доменщика и переехала жить к нему, а Евгения получила отдельную комнату в одном из построенных ею же домов. Но её личная жизнь никак не складывалась. Парни, пытавшиеся ухаживать за нею, были малообразованны и неинтересны. Даже те, кто учились вместе с ней в институте. Ежегодно она навещала матушку, проводя в столице каждый свой отпуск. Та уговаривала дочь вернуться домой, и Евгения уже было собралась это сделать, тем более что и работа подходящая ей в Москве нашлась, но тут началась война. И опять жизнь закружилась-завертелась, неся новые беды. Стали прибывать эвакуированные из других городов заводы: оборудование, документация, люди. Прибывших расселяли в недостроенные дома, которые были ещё без внутренней отделки, подселяли в квартиры, уплотняя местное население, да и старые бараки опять сгодились под жильё. Завод стал работать на оборону. А вскоре в город начали приходить эшелоны с ранеными. На базе клубов, школ и других общественных зданий развернулись госпитали. Многим жителям города пришлось сменить профессию, ведь военное время требовало большого количества рабочих рук. Так Евгения Петровна начала трудиться на производстве снарядов.
Женька закрыла тетрадь. Она только успела порадоваться за прабабку, жизнь которой стала налаживаться, как вдруг подступила новая беда. Надо всё это переварить. Сейчас лучше переключиться на что-то другое, и она решила заглянуть в компьютер. Там было несколько писем от Ильи. «Женечка, почему ты мне не отвечаешь?» – спрашивал он в каждом из них. «Изучаю историю семьи», – коротко ответила она.
Глава 9
Вопросы без ответов
История прабабушки так захватила Женьку, что она не могла думать ни о чём другом. Что бы она ни делала, куда бы ни шла, она всё время прокручивала в голове события тех лет, мысленно рисовала картины прошлой жизни. Она пыталась представить, как выглядела комнатка Евгении Петровны, которую та наконец получила. Наверное, кроме кровати, там был какой-нибудь буфет или комод, наподобие тех, что достались в наследство Женьке. А вот книжный шкаф точно был. Прабабушка рассказывает, как в войну к ней подселили эвакуированную женщину с маленьким сыном. И тот шкаф стал стенкой, разделившей жилище на два крохотных личных пространства.
Новая работа Евгении Петровны была связана с изготовлением снарядов. Женька не представляла, что она там делала. Работала на станке? Но этому надо было специально учиться. Да и не женская это работа. Хотя в войну повсюду работали женщины. И ещё подростки. Да и необходимые профессии осваивались в сокращённые сроки. А может, она занималась изготовлением ящиков для снарядов? Или укладывала их? Об этом прабабушка Женя ничего не писала. Не написала она и об Илье Тарасовиче. Вернее, она упоминала о нём, как о грамотном инженере, интересном собеседнике, но о своих чувствах к нему или об истории их отношений почему-то умолчала. Женька поняла, что познакомились они на заводе, что общались исключительно по работе. От других работниц Евгения Петровна узнала, что Илья Тарасович потерял свою семью и тщетно пытается её найти. Но говорить об этом он не любил. Но ведь родила же она ребёнка! Ведь что-то же было между ними! Как узнать об этом?
Женька представила, как после войны прабабушка приехала в Москву с маленькой Марусей на руках. Матушка её, Мария Александровна обрадовалась приезду дочери и внучки. Так они и жили втроём в той самой комнате, где когда-то выросла Евгения Петровна. Она быстро нашла работу в столице, а Марусю (будущую Женькину бабу Машу) вверила своей матери, которая с удовольствием посвятила ей всю себя. До самого своего последнего дня. И беда ли, что у них всего одна комната на троих? Главное – война позади, и все они вместе. Уже много позже переедут они в отдельную квартиру, которую выделит Евгении Петровне её стройтрест. Вот в эту самую, где теперь предстоит проживать Женьке.
Она снова и снова брала в руки снимок, где молодая женщина держит на руках годовалую дочь. Всматривалась в их лица. А ведь прабабушка и в самом деле неспроста так нарядилась. Она сделала это исключительно для фото, потому что знала, что отправит карточку отцу своего ребёнка и хотела хорошо выглядеть. Она хотела ему нравиться!
Годы жизни в столице, описанные прабабушкой, тоже не пролили никакого света на историю её любви. Она словно не хотела говорить об этом. Но об этом говорили её стихи. Они дышали любовью, даже если в них ни разу не встречалось это слово. Женька вновь и вновь перебирала листочки, перечитывала ровные прабабкины строчки. Некоторые она уже знала наизусть. Иногда, глядя на фотографию бабы Маши, она декламировала:
- Кленовый лист, лоскутик солнца,
- Лежит на мокрой мостовой.
- Ему дочурка улыбнётся
- И вновь напомнит облик твой.
- В её глазах твой взор сияет,
- Её улыбка – твой привет.
- И пусть тебя она не знает,
- В ней – мой вопрос и твой ответ.
Навещавшая подругу Светка тоже любила почитать стихи Евгении Петровны. Иногда они вместе разглядывали её рисунки, пытаясь понять, что та хотела сказать. Чаще это были какие-то разрозненные фигурки, цветы, деревья. Иногда рисунок являлся иллюстрацией к стихотворению.
– Смотри, – поясняла подруге Женька, – каждая картинка как будто о чём-то говорит. В ней явно выражено настроение.
– Вообще-то, меня больше интересует твоё настроение, – заявила однажды Светка. – Но я вижу, что ты уже в порядке, на стенки больше не лезешь. И спасибо твоей прабабке за это! Она отвлекла тебя от твоих горестей.
– Пожалуй, – согласилась Женька. – Я и в самом деле очень увлеклась её судьбой.
– Вот и славненько! А у меня тут работа намечается. Запускается один интересный проект. Исторический, кстати! Ты со мной?
– Опять хлопушкой?
– Нет. Художником по гриму, конечно. Я уже порекомендовала тебя.
– С удовольствием! – радостно ответила Женька. Она уже начала скучать по работе.
Приступать ей предстояло через пару недель. Она решила пока заняться реставрацией старой мебели и начать с комода. Вынув маленькие верхние ящики, чтобы хорошенько ошкурить их, Женька обнаружила у задней стенки комода завалившийся туда пожелтевший от времени конверт. Сердце ёкнуло и забилось в предвкушении чего-то интересного. Письмо из прошлого! Оно было адресовано бабе Маше. Обратный адрес говорил, что пришло это послание из Магнитогорска, отправитель – Тамара Груздева. Уж не та ли Тамара, что была подругой прабабушки? Женька вынула из конверта тетрадный листок в клеточку и погрузилась в чтение.
«Здравствуй, Машенька!
Спасибо тебе, что сообщила о Женечкиной кончине. Мне очень жаль. Она была замечательным человеком и надёжным другом. Я часто её вспоминаю.
Ты спрашиваешь о своём отце. Я не так уж много знаю о нём, хотя и была с ним знакома. Его зовут Илья Тарасович Буткевич. Родом он из Белоруссии. В войну был здесь в эвакуации. Он потерял свою жену и дочь. Кто-то сообщил ему, что они погибли в бомбёжке. Ближе к концу войны он стал встречаться с твоей мамой. Они были очень красивой парой. Весной 1945 года, когда уехали эвакуированные, которые были к Женечке подселены, он перебрался к ней, и я видела, что они были очень счастливы. Он решил остаться тут, раз дома его никто не ждёт. А потом, уже зимой, перед самым новым годом, пришло известие, что семья его нашлась, жена и дочь оказались живы. Илья не знал, что ему делать: и Женю бросить не мог, и домой душа рвалась, всё-таки дочь там у него была и родители. Помаялся он так, да и решил ехать. Она гордая была, Женечка наша, и сильная, не просила его остаться, хотела, чтобы сам свой выбор сделал. Вот он его и сделал. Я знаю, что потом он писал ей, спрашивал, кто родился. Знаю, что она ему отвечала и даже карточку твою детскую отправила. Но однажды он прислал письмо, в котором попросил не писать ему больше, не рвать душу. Это она со мной уже позже поделилась, когда я к вам в гости приезжала.
И на вопрос, жив ли сейчас твой отец, я, к сожалению, ответить не могу. И адреса его не знаю.
Вот и всё, что я могу тебе рассказать, Машенька».
Женька дважды перечитала письмо. Оно подтверждало всё, что прежде написал ей Илья. На почтовом штемпеле можно было разобрать дату, письмо пришло в мае 1970 года. В то время у бабы Маши уже была двухлетняя дочь Сашенька. Александра Сергеевна. Получается, что бабушка Маша тогда осталась совсем одна, с малышкой на руках. Мама говорила, что у неё была какая-то няня. Надо будет расспросить её поподробнее. Теперь, когда с историей прабабки всё более-менее стало ясно, Женька поняла, что судьба бабы Маши ей тоже мало известна. И если прабабку она никогда не видела и знала лишь по рассказам, то бабушка Маша была очень близким ей человеком. Она читала внучке книжки, рассказывала сказки перед сном, а по воскресеньям водила её в парк, где они непременно покупали мороженое. А ещё она учила Женьку читать, помогала ей с уроками. Слёзы вдруг навернулись на глаза. Баба Маша! Родной, близкий, дорогой человек. Женька ощутила беспредельную тоску по ней. Как же странно получилось: сейчас она уже многое знает про Евгению Петровну, а о бабе Маше, любимой своей бабулечке, она не знает почти ничего! Женька бросилась вновь пересматривать содержимое всех ящиков и полок, какие только были в квартире. Вдруг баба Маша тоже оставила свои записи?! Но поиски не увенчались успехом – ни тетрадей, ни писем внучка не нашла. А жаль. И Женька переключилась на реставрацию старой бабушкиной мебели, но мысли её постоянно возвращались в прошлое.
Однажды она сидела на балконе и зачищала шкуркой ящик комода, когда позвонила Светка.
– Ты дома? – спросила она.
– Дома.
– Сейчас подъеду! – и подруга отключилась.
Вскоре у подъезда остановилась Светкина машина. Женька поспешила на кухню включить чайник. Пока она там хлопотала, раздался звонок. Не глядя в глазок, хозяйка распахнула дверь, ожидая, что это подруга, но перед ней стоял Илья. Женька остолбенела, совершенно лишившись дара речи.
– Привет! – сказал он с улыбкой.
– Привееет, – недоумевая, откуда он взялся, ответила хозяйка, впуская его в квартиру.
– Извини, что я без предупреждения, просто боялся, что иначе ты не захочешь меня видеть.
Читать бесплатно другие книги:
