Холодная Зона Завацкая Яна
Священник неожиданно широко улыбнулся, его черные глаза мечтательно заблестели.
– Ну что вы, – сказал он, – там есть многое. Они летают в космос. Вы, мистер Гольденберг, мало интересуетесь окружающим миром. Но астрофизики видят, что из колд-зоны запускают множество спутников, они регистрируют взлетающие космические корабли. Их корабли летят на Луну и Марс. А что там происходит, в Колд-зоне – на самом деле здесь никто не знает. Ведь в наше время истина создается на новостных порталах, и именно та, что устраивает сильных мира сего. Но сказать, что там одни концлагеря и террористы – это… ну, скажем так, сильное преувеличение. Я даже думаю, мистер Гольденберг, что там жизнь не намного хуже, чем в Федерации.
До вечера Рей просидел в скромной гостиной дома священников – здесь всего работали четверо из ордена Оскара Арнульфо, да еще в больничке несколько медсестер-монахинь. Сейчас здесь никого не было, и Рей скучал. Никакой коммуникационной системы, книги – религиозные, распятие, статуэтки. Но здесь по крайней мере чисто, спокойно, можно выпить чистой воды, хотя еды тоже не наблюдалось. На обед в крошечную трапезную собрались медсестры, живо болтавшие меж собой по-испански (хотя две из них имели европеоидную внешность), отец Фелипе и еще один падре по имени Камило – высокий и костлявый. Рея вежливо о чем-то спросили, но в основном говорили о своем, хотя из вежливости – по-английски. Рей все равно ничего не понимал – о какой-то партии лекарств, операционной и враче, который, кажется, обещал приехать. Рею показалось, что священники и сами неплохо разбираются в медицине.
Он ел гороховый суп, показавшийся необыкновенно вкусным – очевидно, с голодухи. Ведь с утра маковой росинки не было во рту. Хлеба выдали каждому по кусочку, и Рею показалось, что святые отцы поделились с ним своими пайками – ему дали два небольших неровных куска. Больше на обед ничего не было, и Рей утешил себя мыслью, что сегодня же в Далласе нажрется как следует.
Интересно, а как они вот так живут – годами? Святые люди! И ведь наверняка у них есть гражданство Федерации.
После обеда Камило попрощался и убежал в больницу, а Фелипе уселся с Реем в гостиной и стал перематывать чистые бинты. Они тут бинты стирали (а Рей думал, что такие примитивные способы перевязки давно ушли в прошлое).
– Если не трудно, возьмите тоже бинт, помогите, – предложил отец Фелипе. Рей неловко взял в руки марлевую ленту, стал сматывать ее. Руки падре работали умело, словно он всю жизнь только этим и занимался.
– Рук не хватает, – пояснил падре, – больные помогать не могут, мы держим тут только самых тяжелых.
– Это же ад какой-то, – вырвалось у Рея. Фелипе с интересом взглянул на него.
– Понимаете… – Рей счел нужным объясниться, – раньше в странах третьего мира… ну там была какая-то своя жизнь, люди были довольны даже. У нас некоторые приезжали из отпуска и говорили – там все нищие, но счастливые, спокойные, смеются, живут своей жизнью, а у нас один стресс. Но здесь, сейчас в ЗР… неужели в ЗР везде так?
– Здесь относительно неплохо, – покачал головой отец Фелипе, – поверьте мне. Я был во многих местах. Был в Африке, Пуэрто, был в Европе – Хорватия, Польша. Там, где ближе Федерация, граница – вот как здесь – всегда лучше. Кто-то едет за границу, присылает деньги потом, помогает. А там, где граница далеко… поверьте, туда вам лучше совсем не ехать.
Рей помотал головой. Отложил смотанный наполовину бинт.
– Да, многое изменилось, – признал он, – но все-таки, отец Фелипе, признайте – не открывать же границы Федерации. Если все это хлынет туда – тогда и Федерации-то не будет. Там по крайней мере все живут хорошо, обеспеченно. Там настоящая жизнь. И так было всегда – кто-то живет хорошо, нормально, а кому-то не везет. Разве не так?
Падре взял новую ленту из коробки.
– Поверьте, Рей, это вам кажется, что в Федерации все живут хорошо и обеспеченно. Мир еще хуже, чем вы о нем думаете.
– Разве нет? У нас есть базис. Все граждане получают минимум, необходимый для удовлетворения потребностей. Даже если работать лень.
Падре Фелипе слегка улыбнулся.
– Не буду вас разубеждать. Если вы думаете, что на базисе жить хорошо… Хотя, конечно, здешние люди тоже так думают и мечтают о такой жизни.
– Вот именно, – мрачно сказал Рей.
– На самом деле free trade area[1] – то, что вы подразумеваете под нашим миром, то есть все, кроме никому не известной Холодной Зоны – она вся разваливается. И Федерация тоже. Я полагаю, что мы живем в последние дни.
Рей фыркнул.
– Ну, это ваши религиозные идеи…
– Да нет. Мы ведь не иеговисты и не адвентисты седьмого дня, чтобы конец света предсказывать. Мы только знаем, что он когда-нибудь будет. Но ФТА загнется скоро, и это не религиозные соображения, дорогой мистер Гольденберг. Вы знаете, что если бы не изобрели способы дешевого искусственного выращивания растений, человечество вымерло бы после войны? Плодородной почвы осталось мало, радиация. Попытки здесь выращивать маис – довольно скромные, и урожаи плохие, хотя в почву вбухивают тонны удобрений. Если бы не стали производить еду на фабриках – всех нас давно уже не было бы. И так со многими вещами. Наша планета уже в коме, уже на аппаратах, понимаете? Снизилось содержание кислорода в воздухе – вы этого не замечаете, как и все мы, привыкли, но оно снизилось, потому что стал умирать фитопланктон, океан страшно загрязнен. Мы уже адаптировались, у нас больше красных кровяных телец, чем у ваших современников – но мы не знаем, как решать проблему дальнейшего вымирания океанской флоры. Поколеблена земная кора, ушли под воду целые страны. Вымирание видов животных достигло катастрофических масштабов. У нас очень мало осталось лесов, вообще природных ландшафтов. И все это продолжается, хотя экологи работают, международные фонды, гранты, гринпис… Я уже не говорю, что примерно 30 % поверхности суши на Земле смертельно опасны из-за радиоактивного заражения. И это не безлюдные местности, а как раз бывшие населенные. Вы слышали высказывание, которое приписывают Эйнштейну – насчет оружия четвертой мировой войны?
– Что это будет каменный топор?
– Да. Так вот, так не случилось лишь потому, что во время третьей мировой человечество совершило отчаянный скачок. Новая НТР, ряд новых революционных изобретений – и вот мы уже независимы от почвы и не так сильно зависимы от океана, плюс дешевые материалы для куполов для ограждения радиоактивных зон. Но вы видите, как мы живем в ЗР. Кризис растет, мистер Гольденберг, и рано или поздно должен наступить конец.
Рей взглянул на большие часы-ходики на стене. Часы были украшены резьбой – какие-то святые, кресты, церковные шпили.
– Мне, пожалуй, надо идти, падре. Мы договорились с кузеном… Не понимаю, почему они ушли без меня?
– Видимо, им было стыдно перед вами, – мягко сказал отец Фелипе, – ведь вы не из нашего мира. Еще не вполне из нашего.
– Но почему стыдно? Я человек широких взглядов. Он даже не сказал, куда они собираются.
– Вернее всего, в подпольный бордель, мистер Гольденберг. Здесь немало таких. Детей туда продают, там ни о какой добровольности речи не идет. И там позволено все. Пытки, изнасилования. Даже убийства. То, что все-таки запрещено на территории Федерации. Туристы ездят сюда в основном за этим. Или на сафари, о котором я уже говорил. Или – и это еще лучший вариант, – подыскивают себе девушек, чтобы их увезти в Федерацию, оформить какой-нибудь личной прислугой, дать вид на жительство, ну и иметь покорную и радостную наложницу. Я, признаться, удивился, когда увидел вас – у вас был не такой вид. Сразу понятно, что вы впервые попали сюда и поражены.
Рею вдруг стало неловко. В общем-то он приехал – или его привезли сюда – как раз по одной из этих причин.
– Падре, я… Я пойду, наверное, уже. И вот, – он достал кошелек из кармана и бросил его на стол, – здесь вся моя наличность, около ста долларов. Возьмите, пожалуйста, на ваши нужды.
Глава 6. Исторический клуб
Шестичасовая смена заканчивалась. Из отверстия тестера на ленту с секундным интервалом вылетали проверенные коммы – плоские блестящие прямоугольники; лента уносила их за поворот, где проворные манипуляторы снабжали каждый прямоугольник прозрачным тонким браслетом для ношения на запястье. И дальше – на склад готовой продукции.
Внимание Ли было поглощено правым отверстием, из которого к ней на стол поступали забракованные коммы. Не часто – раз в несколько минут. Ли проверяла их вручную. Чаще всего причина брака оказывалась тривиальной: ошибка сборки, попавшая соринка. В сущности, и эти коммы были отличными приборами, скорее всего, брак никак не проявит себя, но тестировщица без колебаний скидывала их в отверстие утилизатора слева у стола. Однако иногда линия начинала сбоить на чем-то одном, и вот здесь следовало установить причину брака и передать сигнал оператору линии. Ли выявила сегодня семь таких сбоев. Теперь уже около часа шла рутина, и Ли подумала, что вот эта монотонность опасна – легко отвлечься и не заметить важной закономерности в браке.
Берешь рукой в перчатке маленький комм, укладываешь на поверхность тестера, включаешь, прогоняешь по режимам. Все понятно, запаздывание. В мусор. И уже падает следующий брак. А справа скользит бесшумно линия с готовыми приборами; школьный цех производил бытовые коммы, но недавно освоил еще и специальные варианты – геологический комм, туристический, а теперь вот авиационный. Предками современных коммов были приборы мобильной связи, созданные еще при капитализме, до войны. Ли видела в музее образцы каких-то старых айфонов или как они назывались, – там удивляло обилие ненужных функций, сложность эксплуатации, ненадежность. А вот важнейших функций комма – связи с другими приборами – они не имели. Но ничего удивительного, ведь это первые образцы, а прогресс не стоит на месте. Новые процессоры позволяют создать крошечный и абсолютно универсальный прибор, компьютер со всеми функциями – хотя большинством из них можно воспользоваться только в присутствии планшетов, терминалов, клавиатур, мониторов, квантовых компьютеров и различных гаджетов. Комм способен связаться с любым другим прибором и обеспечить любые функции – от простой голосовой связи до медицинской диагностики и участия в голографических интерактивных фильмах. И конечно, хранит всю нужную тебе информацию. А величина совсем небольшая – можно приклеить на кожу, можно носить на запястье. Говорят, уже разрабатывают коммы, которые развертывают в воздухе экран, чтобы пользоваться им хотя бы как планшетом, для чтения и письма.
Нет, никакой закономерности в браке Ли не замечала пока. А до окончания смены совсем немного, бегут секунды на электронном табло, Ли покачивается на эргономичном «седле» – сидячая работа вредна, но на «седле» еще куда ни шло. Приятнее работать на пищефабрике, как малыши – бегай между грядками, выставляй приборы, проверяй грунты. Но Ли уже взрослая, четырнадцать лет. Место тестировщицы она получила совсем недавно, тестировщики, операторы линий – все это для старших ребят, они с Гулькой одновременно получили эти специальности, и это предмет гордости. Ли каждый раз ходила на работу, безумно гордясь собой. В принципе, она могла бы работать, как большая, на «Электроне» – здесь и так цех «Электрона». У нее есть рабочая специальность. На самом деле, конечно, знаний меньше, чем у нормального тестировщика, они-то два года учатся. Но на практике Ли вполне может выполнять эту работу.
Скучновато стало. Ли тихонько начала напевать: «Звездные линии на черной карте». Очень популярная песня, и мелодия красивая. Привязывается, сил нет. Проверила еще прибор. И еще один. Все тривиальный брак. Смахнула в мусор. Спела еще «Хайнаньский десант». В перегородку постучали. Это был Олег, сменщик из восьмого отряда.
– Все нормально? – спросил он, усаживаясь в «седло». Ли с облегчением размяла ноги.
– Никаких ЧП. Посмотри по третьему случаю в журнале, я занесла, это опять сбой на седьмом участке, но думаю, что они там уже исправили. Уже час такого брака не поступало. Но надо посматривать. И если что, на ремонтников, может, самим надавить, – торопливо говорила Ли. Олег уже принял первый бракованный комм и тестировал его. Кивнул в ответ.
– Все понятно. Счастливо отдохнуть!
– Спокойной смены, – стандартно пожелала Ли и двинулась в раздевалку. Она любила после смены пройтись по цеху неторопливо. Зрелище завораживало. Медленно ползли серые ленты, взлетали и рушились манипуляторы, в разном ритме, с разной скоростью, гудел огромный пресс, сверкали вспышки, – все это казалось исполинской дискотекой роботов с цветотехномузыкой. Танцы разворачивались, как массовка в балете, и во всех этих сложных точных механических движениях была математическая закономерность – не понять с ходу, но ощущается. Ли часто думала о том, как можно было бы выразить все это движение в уравнении – ведь наверняка можно, если поразмыслить! Многочисленные звуки, лязги, шипение, тоны аппаратуры сливались в сплошной гудящий фон. Кажется, здесь совсем не нужны люди, но на самом деле меж линиями снуют ремонтники, девчонки и парни в белых костюмах, обвешанные приборами и инструментами.
Ли вздохнула от полноты чувств. У выхода в служебку чуть не столкнулась с Гулей. Темные глаза операторши ярко блестели.
– Ты как, проблему с каскадом решила? – спросила первым делом Ли. Подруги пошли к раздевалке.
– Я передала ремонтникам. Такое уже было. Пришлось заменять полностью оборудование на седьмом, – озабоченно сообщила Гуля. – Даже не знаю, что они в этот раз решат.
– Но ты так передала, что они поняли? А то прошлый раз, пока они прониклись, две смены однотипный брак пер!
– Не волнуйся, – усмехнулась Гуля, – уж я им передала – так передала.
Девочки вошли в раздевалку. Сбросили блестящие антипылевые комбинезоны. Гуля умылась и стала закалывать растрепавшиеся черные волосы. Копна у нее была роскошная, так что Гуля охотно носила длинные прически. Ли просто надела форму хаки, затянула ремень на поясе.
– А ты чего в зеленке? У нас же семинар сейчас, – заметила Гуля.
– Да, но когда я должна была переодеваться? После обеда я еще пересдавала стрельбу, а у Ломика, знаешь, попробуй явись в школьном.
– Да, он у нас, блин, военная косточка, – согласилась Гуля, – разберется как следует и накажет кого попало. Пошли?
Ли мимоходом глянула в зеркало, подтянула узел юнкомовского шнурка, пригладила встопорщенный светлый клок на макушке. Вышла вслед за Гулей. Гульнар была смуглянка с глазами-маслинами. Васильково-синяя свободная блуза ей очень шла (как и большинству, впрочем), рядом с ней Ли – светленькая, с нежной белой кожей, сероглазая, сейчас одетая в хаки – смотрелась контрастом. «Мы обе ничего», – с гордостью подумала Ли. Гордость эта относилась не столько к их виду, сколько к тому, что они вот только что работали вместе; и от них обеих зависело качество продукции, подведет одна – придется больше напрягаться другой. Но подруга не подведет, на нее можно положиться. И на всех – ну почти на всех, не считая, может, новичков – можно положиться. И это здорово! Такое вот чувство единства, ответственности друг перед другом и за общий результат было знакомо девчонкам с самого раннего возраста.
Собственно учеба занимала в коммуне мало времени в сравнении с обычной школой, хотя объем обязательных учебных программ был даже больше. Фактически заниматься приходилось три или четыре учебных часа в день (не считая, разумеется, военки раз в неделю и спортивных тренировок три-четыре раза). И почти все занятия, кроме практических (как, например, вождение транспортных средств, салверология, уход за младенцами, техническая грамотность, прикладная психология), проводились индивидуально, за монитором. Куратор лишь контролировал прохождение программы и регулярно принимал зачеты. Программы были разработаны Новосибирским Педцентром и уже с успехом применялись во всей Евразии.
Они были ясными, компактными, рассчитаными на различные типы восприятия и интеллекта. Таким образом, три часа по сорок пять минут использовались без малейших потерь и сверхэффективно.
В обычной школе – а они мало изменились по сравнению с довоенными временами, хотя теперь и в школах внедрялась новосибирская программа – очень много времени уходит неизвестно на что. Попытки успокоить класс, беседы о дисциплине. Подтягивание отстающих. Разборки и выяснения отношений. Просмотр ненужных фильмов, дискуссии, опросы (один отвечает, остальные мучаются проблемой, как пережить безделье). Фактически учебное время – когда дети усваивают знания, повторяют их или делают упражнения – занимает хорошо если процентов двадцать от всей школьной «работы». К этому добавляется разница в темпах усвоения, в результате чего «быстрые» ученики теряют время, а «медленные» вообще не успевают усвоить учебный материал.
В коммуне все ненужные занятия были безжалостно выброшены и каждый усваивал знания и навыки в собственном темпе. Учились не в классе, а у личного терминала, в одиночку. Оценки были индивидуальными и нужны лишь для сравнения собственных достижений; чаще использовались простые зачеты.
Но, кроме обязательной для каждого программы, в школе было множество клубов, групп, секций по интересам. Ли даже не была уверена, обязательно ли участие в таких проектах. Но она не знала ни одного человека, который в них не участвовал бы.
Сама она в детстве, посоветовавшись с куратором, занималась последовательно ботаникой (ей нравилась работа на фабрике, интересно было и собирать гербарии), гистологией (микроскоп, препараты – это же так здорово!), потом выяснилось, что она здорово обгоняет других по математике и физике. Лийя какое-то время болталась в матсекции. И наконец, когда ей было одиннадцать, девочка окончательно «приземлилась» в астрофизической группе. Интересно, что в астрофизику Лийя пришла не как многие – через романтическое увлечение звездным небом и фантастикой, а увлекшись разбором гравитационных уравнений Эйншейна.
Восторг и страсть к звездному небу пришли потом.
Астросекция тоже изредка проводила популярные лекции для желающих, как и выступала на школьных и интеркоммунальных научных конференциях. А теперь девочки направлялись на открытую популярную лекцию, организованную Историческим Клубом. Время начала было поставлено так, чтобы на показ как раз успела третья смена из цеха.
Дожевывая взятые в фойе козинаки на палочке, девушки протолкались сквозь ряды и уселись в середине зала, у прохода. Огромный вогнутый экран впереди тихо мерцал, выступающие историки внизу на его фоне казались крошечными.
Лекция почему-то долго не начиналась. Комм слегка завибрировал на руке. Лийя провела по сенсору и улыбнулась.
Бинх редко писал ей что-нибудь. Он уже год как закончил школу, и Ли думала сначала, что старший товарищ забыл ее. Ну кто она такая? Малявка, подопечная. У него и в отряде были хорошие друзья, хотя своей девушки не было. Но потом Бинх начал писать. Он не звонил, не разговаривал с ней – лишь посылал короткие сообщения один или два раза в месяц. «Привет, Лучик, – писал он, – как жизнь?» Ли поднесла комм к лицу и еле слышно надиктовала ответ. «Привет, Бинх, все прекрасно, вот отработала смену, сижу на лекции у историков. Давно не слышно от тебя ничего. Как ты там? Когда приедешь в гости?» Выпускники коммуны частенько заезжали домой, проведать, школа для большинства стала куда ближе родной семьи, если эта семья вообще была. Может, Бинх приедет на побывку. Ли подумала, написать ли о жизни подробнее, но додумать эту мысль не успела, так как лекция уже началась. Она нажала кнопку «сохранить» и стала слушать.
Стоявший внизу парень – кажется, из двенадцатого отряда, – начал говорить первым.
– Здравствуйте, товарищи!
Он сделал паузу и обвел глазами ряды, медленно затихающие – слушать и проявлять внимание к говорящему ребят учили целенаправленно, с первых классов.
– Меня зовут Марат Чернецов, я, как и все остальные мои товарищи здесь, занимаюсь периодом конца ХХ – начала XXI века. Лекция сегодня будет необычная. Она посвящена теме разрушения Первого Союза и первых двух периодов реакции. На мой взгляд, это время было особенно интересным в постсоветских республиках, в частности, в России; интересно оно было не с точки зрения событий – их происходило сравнительно немного: локальные войны, обычные капиталистические кризисы, разрушение советского наследия. Интересно оно было с ментальной точки зрения – что творилось в головах этих людей, переживших крушение Союза. Поэтому мы решили, что лекцию будет читать не кто-нибудь из нас, а человек из прошлого. И вот мы пригласили ее! Мы решили, что это будет обычная девушка, из городских служащих. Мы, конечно, ее подготовили… Это было не так-то легко! Проектом занимались семь человек вплотную в течение полугода, и еще помогали многие. Но зато теперь мы можем дать вам не просто общее представление об эпохе – это мы все и так изучали по программе. Наша лекция поможет вам понять, как чувствовал и что думал средний городской житель той эпохи, оболваненный пропагандой, конечно. Но все-таки необходимо предисловие! Заранее прошу извинения у старших, но на фильме присутствуют также младшеклассники, которые еще не изучали эпоху. Для них мы подготовили небольшую вводную лекцию.
Читать бесплатно другие книги:
