Искушения. Роман Чуйкова Виктория

«Моя Жизнь… Поточное течение дней. Да, если подумать, у кого она иная. Однообразие, сменяющееся по кругу: рождение, бытие, смерть. Все! Три составляющие, которые люди пытаются растянуть до максимума. А что меняется? Только нравы!

Жизнь… Столетиями я не задумывалась о ее смысле – жила, выполняя требования и условия, четко соблюдая рамки дозволенного, и меня это устраивало. Да, устраивало полностью! Мудрецы говорят – «Как часто мы забываем о своих грехах, перечисляя их только себе». А я не помню своих грехов вообще. Все что было, то было. И если я до сих пор жива, значит, именно так была запрограммирована моя жизнь сверху. Ни о чем не жалею, ни о чем! И все же, меняются нравы, но не сама жизнь.

Теперь бы мне труднее было предъявлять законы последователям. Я отстранилась. Это было необходимо не только мне, это было нужно, прежде всего, всем вам. Чтобы обрели свободу, почувствовали запах современной жизни, не оглядываясь на меня, мои устои, понятия.

И вы, даже не подозревая, расправили крылья и понеслись навстречу новому миру.

А я…. Мне осталось только думать и вспоминать, припоминать все прожитое и задумываться над ним.

Чем была наполнена моя жизнь? Какие жили и живут во мне Чувства?

Страх перед смертью был, но пока я была ребенком. Боль о потере близких ушла в один день с детством – когда так жестоко ОНИ лишили жизни двух близких мне людей. И я затаилась, переболела, пересмотрела все, что могла пересмотреть. Я выжила, окрепла и спрятала свое сердце в ледяное обрамление. А зачем мне оно, когда вокруг только жестокость. Как я смогу помочь тем, кто во мне нуждается, болея за них?

Даже Вам, мои родные, было нужно только мое хладнокровие, рассудительность, реакция и защита. А еще мои мозги и дар. И я дала все это. Ничего не прося себе. Мне ничего не надо. Я ничего не хочу. Я даже забыла свой возраст, я не помню дня рождения.

Но я помню ВЕСЬ РОД! Я его создала, я его берегла, я его содержала! Хотела ли я этого? Скорее да. Мечтала я о столь долгой жизни? Вот тут – нет. Элементарно втянулась, Попросту привыкла жить. Просто-напросто был контракт, и я его выполняла…

Ах, да, забыла – Любовь! Вы так часто повторяете это слово. ЛЮБОВЬ! Как же без нее?! И я любила, по своему, как умела. Сначала родителей – их не стало. Потом мужа – отдала ему все, а он продолжал быть верен Ей. Той хрупкой, несмелой, непокоренной, оставшейся в далекой юности…

Уважение и покорность – я получила взамен своей любви. И я приняла! Потом сын. Любовь к нему закрыла мои глаза на многое и научила прощать. Затем внуки – тут вообще все запутанно. Чтобы я не делала, как бы ни стучалась к ним – в ответ получила только сухое выполнение требований. А ведь вся жизнь – это сплошное сплетение требований и их выполнения!

Любовь! Это всего лишь слово, звук, мечта – быстро растворяющаяся…

Теперь я не у дел. Что изменилось? НИЧЕГО! Я лишь выполнила один пункт договора, даже не зная, качественно или нет. Не вникая, сколько мне еще осталась влачить свое существование. Я не знаю, что творится за пределами моего заточения, не ведаю, почему все еще жива и запуталась: где видения, в которые я погружаюсь против своего желания, а где сама жизнь.

Простите за все, если сможете.

Не корите за это письмо – не умею писать теплых писем. Да это и не письмо, так записка, на случай если больше не увидимся.

Не оправдываюсь – поясняю. Возможно – советую. Выбросьте из сердца все чувства, они его ранят и укорачивают жизнь.

Ольга»

Глава 1

Она открыла глаза от нежного голоса, зовущего ее. В открытое настежь окно залетал майский ветерок, пошалил немного с занавесками и умчался, оставляя за собой тихий голос, доносящийся с улицы:

– Милая! Ты услышь меня, под окном стою…

Виен опустила ноги, сделала шаг и, отодвинув горшок с буйно цветущим гиацинтом, наклонила голову к переплетениям изогнутой решетки, закрывающей половину окна, увидела мужа, не бывало веселого. Он стоял, одет в легких светлых брюках и сорочке на выпуск, ворот которой расстегнут, хотя, проще сказать, рубашка была застегнута лишь на две нижние пуговицы:

– Спустишься? – тихо спросил он, поднимая руки вверх.

– Пять, нет, десять минут! – так же тихо ответила Ви и исчезла. Носилась по комнате, как школьница, чистя зубы на ходу, одновременно выбирая платье. Наконец, она собралась, одевшись в легкое, небесно-голубое платье, прихватив жакетку, полетела вниз.

Входная дверь была открыта и еще из парадного их особнячка, она увидела сияющий, бежевый Кадиллак, с открытым верхом:

– Где ты его взял? – спросила так просто, даже не ожидая ответа. А Жан, открыл перед ней дверцу, поцеловал руку и прежде чем сесть за руль, достал с заднего сидения ветку белой сирени. Приняв, невольно бросила взгляд туда, откуда он ее только что выудил и восторженно вскрикнула: – Это мне? – искренне радуясь простым, садовым цветам, закрывающим все заднее сидение.

– Тебе, и не просто так… С днем рождения! – говоря все еще тихо, словно боясь разбудить родителей, будто школьник, сидел, развернувшись к ней, положив руку на руль, так и не заведя мотор. Умилялся ею и не решался даже поцеловать. – Вижу, угодил. Хотя, если бы и не знал, что ты обожаешь сирень, догадался бы.

– Это почему еще?

– Ну, вот, опять требуешь ответа. Ты сегодня с утра настоящая почемучка! Как новорожденный.

– А мне и не обидно. Ах да, спасибо! И куда мы?

– Я тебя похищаю! – заявил Жан и рванул с места, с ветерком завернул за угол, сделал круг вокруг имения, словно пытался ее запутать.

– У себя же! – рассмеялась Виен и откинула голову на спинку сидения.

Май! Сад весь утопал в бело-розовом цвете. Лучи восходящего солнца пронизывали каждый цветок, делая его перламутровым. Лепестки кружились, падая на землю, как огромные снежинки, застилая собою все вокруг.

– Так куда мы? – не выдержала, невольно радуясь, что выбрала именно это платье, выбивающееся из бело-розовой гаммы.

– Не далеко! – теперь он вел машину совсем медленно, лавируя между деревьями, увозя ее вглубь сада.

– Это мне и так понятно! Твои же угодья.

– Наши, родная, наши! – крикнул он, оставив все предосторожности. – Столько лет живем вместе. Когда же ты привыкнешь?!

Они проехали конюшни, повернули к дальнему уголку имения, выходящему на бухточку, где ровными рядами стояли десятка два старых яблонь. Под деревьями виднелся круглый столик и два белых кресла. Тонкие кружева скатерти, свисающей до самой молодой травы, танцевали в порывах ветерка.

– Ух, ты! – вырвалось у Виен. – Это ты для меня?! Не верю! – заметила игриво, поглядывая на него из-за ветки сирени.

– А ты видишь здесь еще кого-то? – усаживая ее, спросил муж, улыбаясь. Открыл шампанское и разлил по бокалам. – Любимая! – сделал паузу, собрался было сесть, но задержался: – Еще раз, с днем рождения! Пусть твоя жизнь будет чиста, как этот цвет, игрива, как это вино, нежна, как ветерок!

– И приносила удовольствие, как эта клубника! – засмеялась, видя его волнение, любуясь им, думала: «Столько всего прожито за эти годы, а он впервые так переживает, говоря такие простые вещи, да еще наедине. Или потому, что наедине?»

– Точно! – кивнул Жан, а Виен опять засмеялась: «один ответ, на все вопросы». И не отводя глаз, не выпуская из рук бокал, не сделав даже глотка, проговорила:

– У меня еще, никогда в жизни, не было такого праздника! Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! С утра шампанское, собственный муж такой непредсказуемый и загадочный. Да усядься ты! – он послушно присел, а Виен, дав ему возможность вдохнуть полной грудью, поинтересовалась: – Что же будет дальше?

– Все, что захочется! – раскрепостился, выпил все до капли. – Попробую быть твоим волшебником. И еще! – он снова наполнил бокалы. – Виен, родная моя, прости меня за все годы не внимания.

– Это ты круто завернул… Годы! Твоего невнимания ко мне и месяца не наберется. Проехали, не порть мне, тобою же сделанную сказку. Значит, говоришь – волшебник! А где же голубой вертолет?

– Вертолет?! Балбес! А ведь мог же и додуматься. – Жан растерялся, закусил губу, предполагая, что Виен мечтала именно о путешествии, или действительно хотела вертолет, а не банальный завтрак в собственном саду, но она сжала его кисть, с обожанием глядя в глаза:

– Прекрати! Шуток не понимаешь…. Мне достаточно и Кадиллака. И какого он года?

– Семидесятого, практически ретро. Я его реставрировал, специально для тебя.

– Для меня?! – она оглянулась на машину. – Да, уж…, мы с ним, почти ровесники…. Хотя…, он все же младше… – Виен не забыла свой возраст, она решила, что Жан может принять ее слова, как кокетство, чего она с ним, никогда не допускала. Да и вообще – ни с кем! Их долгая, выдержанная полувеком любовь и без того была полной. Но это утро…. В ней опять взыграла юношеская застенчивость и Ви попыталась отвлечься, чувствуя, как щеки покрываются румянцем: – Ты опять настаиваешь, что бы я села за руль?

– Сколько можно бояться?! – Жан никогда не понимал ее, пожалуй единственного, страха вождения. Сморщил лоб, поднялся и пошел к машине. А Виен подняла голову, прикрыла глаза и вдыхала благоухания сада. Она очень любила весну!

Прошел год, как дети разъехались, оставив их с Николя, в этом доме. Огромном, до неприличия. Это был целый Год, как они не носились по звону колокола, выполняя указания свыше. Двенадцать месяцев, как они с Жаном жили просто для себя, порою, не встречаясь с отцом по нескольку дней и видя Леру, приемную дочь их детей, только на выходные. Это было время, странных и меняющихся ощущений: с одной стороны, всего лишь год спокойной жизни и целый год, как они встречались с детьми и внуками только на праздники. Да, время – понятие растяжимое, непостоянное, многозначимое!

Солнечные лучи играли на ее ресницах, калейдоскоп цветов менялся со скоростью света, и ей было хорошо, по настоящему, хорошо! Она увидела приближающуюся тень, открыла глаза и прищурилась на миг, от яркости солнечных лучей. Жан шел назад, держа в руках ее жакетик и еще что-то, чего она даже не пыталась разглядеть.

– Не по сезону, конечно, – набросил он ей на плечи огромную, пушистую шаль, – но знаю, как тебе была дорога та, старенькая шаль, что Чери присвоила.

– Чери…. – с грустью в голосе повторила Виен, перед глазами сразу стало видение ее старенькой, очень древней кошки, спящей сутками, перебираясь с места на место, бурча, но все так же держа хвост трубой. Сглотнула минутную грусть, склонила голову, прижимаясь щекой к его прохладной руке. И, эта «ментоловая свежесть», остудила ее, но тут же разлилась жаром по всему телу: – Жан! Голос от волнения слегка осип, но Ви не замечала, продолжая говорить: – Это катастрофически приятно! Такая нежность, всегда по сезону. Мягко! – его руки скользнули по плечам, задержались на руках. Виен провела щекой по ворсу и всполошилась: – А это, случайно не намек, что ты скоро возобновишь свои отъезды?

Муж поцеловал ее в макушку:

– Пока не собираюсь! – опять прикоснулся губами к ее голове и отошел: – Виен, я клянусь, что впредь не оставлю тебя, без крайней необходимости. – склонил голову к ее руке, и слегка коснувшись губами, спросил: – Ты взгрустнула, вспоминая о кошке.

– А что скрывать, конечно, я просто жду ее уход, со дня на день.

– Милая, прости, но это не в моих силах. Не могу я кошку сделать бессмертной, не имею права.

– Да я понимаю! Жан, от этого никуда не деться. Просто, понимаешь, я к ней привязалась. Давай не будем сегодня об этом. – сделала глоток, вернула улыбку, наблюдая за ним: – Чем предлагаешь заняться?

– Как это чем? Кутить весь день! – уселся, но не облокотился о спинку стула, не взялся за бокал, просто положил руку на стол, постукивая пальцами: – Давай напьемся и будем делать маленькие глупости, не думая о возрасте, приличии и прочем.

– Весь день? И только вдвоем? – потянулась вперед, накрыла ладонью его руку, возвращая себе тот волнующий трепет, и заглянула в глаза. Она любила «нырять» в покой его глаз, цвета гречишного меда. Только сегодня они изменились, и Виен впервые заметила это и, еще больше замерла душа. Сегодня они напоминали ей смолу вишневого дерева. Такие же темные, с янтарной прозрачностью, влекущие до головокружения!

– А что нам мешает? – моргнул и освободил ее.

– Ничего! Только, я телефон забыла. – вздохнула, понимая, как ей с ним хорошо! Как же он красив, в свои-то, даже страшно подумать, годы! Жан недавно изменил прическу, сделав совершенно короткую стрижку, задиристый вихор, заставлял короткий чуб торчать, от чего муж казался еще моложе, вот только несколько седых волос выбивались из его черного «ежика», но это было даже пикантно. Открытый взгляд, аккуратные брови, ровный нос. Губы тонкие, чуть темнее чайной розы, такие нежные, неимоверно пылкие. Глаза Виен скользнули на чисто выбритый, властный подбородок, как Жан вернул ее из раздумий:

– А зачем он тебе?

– Как это? А дети? Может, вспомнят и позвонят.

– Опять грусть – печаль.

– Жан, они забыли! – засмеялась она. – Это двоякое чувство: с одной стороны, как бы в новинку, а с другой – я же еще не настолько стара, чтобы…

– Вот с чего ты взяла, что они забыли?! Зачем заводишь себя?

– У Дэна новое увлечение – постигает лечение Йогов. Ев с ним. – Виен опустила голову и принялась царапать и сразу же разглаживать скатерть. – А у Эда с Вел… Да ты и сам знаешь.

– Ну вот, еще слез мне не хватало! – открыл еще одну бутылку, дополнил бокалы, и поднял: – За жизнь без слез!

– Спасибо! – сделала два глотка и, не выпуская хрусталь из рук, подняла его вверх, прикрыв один глазик – наблюдая преломление лучей. – Я не расстраиваюсь, я все понимаю! Но очень скучаю. И на этом все! – взмахнула головой, расправила плечи: – Где твои глупости?! Напои меня, и я, наконец, сяду за руль этого монстра, покалечу, десятка два невинных деревец и на утро, сгорая от стыда, опять буду ненавидеть себя за то, что поддалась твоим уговорам. – Жан послушно налил вино. – Если так пойдет, то я скоро попрошу закуски! Я и так уже пьяна.

– Много обещающее начало. Главное – не усни!

– Я никогда не засыпаю, когда пью!

– О! И что я еще не знаю? Ты пьешь?!

– Да ну, тебя! Начал придираться к словам. И чего это ты постоянно смотришь на часы?

– Не постоянно, а первый раз. Пора завтракать! А еще, выдам тебе небольшой секрет, ужин я беру на себя. Буду готовить сам и только для тебя!

– Вау! И закат встретим здесь?

– Если захочешь. Это твой день!

– Еще бы! – взяла бокал, но пить не стала, только втянула запах и поставила на стол.

– Вернуться не хочешь?

– Можно, – прищурила глаза, – если шампанского больше нет.

– Ты, оказывается, можешь забыть о мере. Что ж, выбирай: едем домой, кутить дальше, или я все привезу сюда? – Виен рассмеялась, прикрыв лицо руками. – Ты чего, смешинку проглотила?

– В доме напиваться лучше, есть туалет! Прости! Просто мне эта ситуация напомнила фильм. Ну, сам посуди, там всегда герои в узком пространстве и им ничего не надо – ни душ, ни прочее.

– Хохотушка! Поехали, буду баловать тебя вкусненьким и всем, что к нему прилагается! – он подхватил ее, кружа, поднес к машине. – За руль?

– Только трезвой!

Взяв охапку сирени, Виен пошла в дом, не дожидаясь мужа.

– Ой! А я и не заметила…. – едва глаза привыкли к темноте помещения, Виен заметила, что все вазы, на пролетах лестницы, были наполнены различными сортами сирени. – Ты что, весь сад опустошил? – крикнула она Жану. – Кто из соседей предъявит иск?

– Это не я! – ответил он снизу.

– Как не ты? – остановилась и ждала.

– Сам удивлен! – Жан шел не спеша, держа в руках все, что она забыла в машине, разглядывая каждый вазон: – У тебя, оказывается, еще и поклонники имеются!

– С днем рождения! – услышали они голос Михаила, старшего над охраной и близкого друга Жана. – Надеюсь, не убьет меня твой ревнивец?

– Не убьет! – обняла его Ви. – Он сегодня не муж, а волшебник. Теперь я понимаю, что ему будет легко творить волшебство, с таким штатом помощников. Михаил, а как догадался, что я ее люблю?

– Так об этом все знают. – простодушно ответил мужчина.

– Сюрпризы! – поцеловала она его в щеку. – Спасибо! – прижалась к стене, пока Жан, соблюдая этикет, уважение и любовь, открывал перед ней дверь. А к ним уже шел Николай, с небольшим серебряным ведерком, полным ландышей:

– Я так, скромненько! – пояснил отец. – С днем, сама знаешь чего, дочка!

– Николай, огромное спасибо! В этом ведерке, частичка души! И это намного значимей откупа. Ах, родные, если бы вы только знали, как приятно отмечать свой день в кругу настоящих мужчин: осыпанной любимыми цветами, с головы до самых ног. С клубникой в шампанском, или наоборот…. Ник! Ты хоть, не умчишься сегодня, куда-нибудь, по неотложным делам?

– Я? Умчаться? А у нас сегодня что-то намечается? – разыгрывая удивление, спросил Николя: – Тогда – нет!

Запах детства и ранней юности ударил ей в лицо, лишь приоткрыли дверь.

– Садовые тюльпаны и яблоневый цвет! – не поворачиваясь к комнате, проговорила она. – Я угадала?!

– Откуда мне знать, я был с тобой все утро. – пожал плечами Жан.

– Откуда?! Это ты мне скажи, как ты мог вернуть мне радости юности? Это, этого же никто не знал! – Она отдала ему все цветы и вошла – гостиная, спальня пестрели яркими цветами, разбавленными бело-розовыми лепестками яблоневого цвета. – Мне всегда, в школе, а потом и дальше, парни дарили такие охапки. Подруги смеялись, что не розы, ни гвоздики и прочее, а мне это было, как глоток воздуха! Розы – это прекрасно, но они круглый год, а эти, простые цветочки, момент, дорогой, яркий и на всю жизнь проникающий в сердце!

– Так значит парни?! – закрывая дверь, уединяясь от всего дома, Жан замер у входа, пока она, витая по прошлому, прикрыв глаза, раскрывала секреты юности:

– А ты как думал? Я нормальный человек. – оглянулась, а он уже исчез, унося за собой аромат сирени.

– И много у тебя было парней? – поставил букет в заранее приготовленную напольную вазу и подошел, подхватывая подарок отца.

– Есть сомнения? – глянула на него Виен, прищурив глаз. – Достаточно, чтобы вспоминать на склоне лет! Поставь, пожалуйста, ландыши в спальню.

– На склоне! Тогда ладно. – отнес и уже стоял рядом, обняв за талию: – Сегодня же, хоть половинку дня, посвяти мне!

Шаль упала на пол и руки Виен взлетели на его плечи.

Глава 2

Яркое солнце безжалостно пробивалось сквозь тонкую штору окна. Виен, повернулась на бок, сдвинула голову в тень и, сложив руки под щеку, спросила:

– Ты меня сегодня кормить собираешься? От двух клубник в шампанском, и следа не осталось…

– Ого! – Жан глянул на часы. – Солнце в зените, а мы еще не завтракали. – вскочил, засуетился, забегал по комнате собирая свои вещи, так же спешно оделся и, послав ей воздушный поцелуй, направился к двери: – Я убежал готовить!

– Давай! А я приду, взглянуть на тебя, да и поруководить. – натянула к подбородку простынь, села опираясь о спинку кровати и достала мобильный. Несколько пропущенных вызовов, в том числе и от детей, а так же две смс, приблизительно одного текста: «Муль! Не дозвонились. С Днем Рождения!!! Всего, всего!!! Надоест праздновать в одиночку – звони!»

И она позвонила, но ни один из телефонов детей не ответил.

– Ну и ладно, перезвонят! – отправила сотовый на тумбочку, потянулась, поднялась, кутаясь в простынь и направилась в душ.

Виен – жена, мать, бабушка. Невысокого роста, на голову ниже своих дочерей, а уж мужчин и того больше. Худенькая, ладная, темноволосая. Под сводом длинных ресниц всегда сияют голубые, как майское небо, глаза и сереют, если она злится. Курносый нос, маленький рот, две ямочки на щеках. Матовая, персиковая кожа, и мягкий голос. Ей за шестьдесят, а она все еще любит мужа, волнуется за детей, обожает и балует внучек. Она плачет от радости и смеется трудностям в лицо. Наиглавнейший подарок Жана – бессмертие, с уникальным даром, слышать мысли. Но сегодня дар молчал, возможно, Боги тоже решили сделать ей подарок.

Практически закончила макияж, когда вернулся муж и с серьезным лицом, стоя в двери, сообщил:

– Обед готов, сударыня! Мужчины ждут.

– Иду, иду! – махнула рукой, улыбающемуся в зеркало мужу, еще раз взглянула на себя, – Собственно, для кого я наряжаюсь?

– Для себя, милая, я ж тебя люблю, какая есть!

Спустились вниз и Жан, опять церемонно склонился, открывая перед ней дверь.

– С Днем Рождения, мамуля! – закричала семья, свистя и стреляя в хлопушки, внуки верещали, а дочери продолжали смеяться, радуясь, что удался сюрприз. – С Днем Рождения тебя! – по очереди расцеловали ее ИВ, Игорь и Жаннетт!

– Вот ведь шпионы – спасибо! – отвечая на приветствие, стирала она слезы радости.

Обед медленно перетек в ужин. Затем Вел взяла все в свои руки и увела всех в кинозал, на демонстрацию очередного своего шедевра, под коротким названием: «МА». Усадила мать в центре, положила обе руки на плечи, став сзади, словно удерживая ее от побега, а Виен и не собиралась никуда убегать, как и расставаться с самыми дорогими подарками – открытками, сделанными ручками внучек.

– Скоро будет салют – напомнил семье Эд. – В честь нашей мамочки!

– Ой, салют-то, рановато, – засмеялась она, – давай обойдемся фейерверком. И вообще, Вел и все-все – спасибо! Праздник удался!

Звонок в центральную дверь, насторожил буквально всех, Виен даже вздрогнула:

– И кто еще? – оглядев семью, спросила она. – Вроде все в сборе.

– Я открою. – Жан быстрым шагом удалился, пришел раньше охраны, однако там уже никого не было. – Странно! Не могло же послышаться всем?! – произнес он, вглядываясь вдаль, решил выйти, посмотреть террасу и подъездную дорогу, но споткнулся об коробку, средних размеров. Поднял, осмотрел, прислушался, еще раз покрутил в руках – никаких обозначений. Белая бумага, заклеенная со всех сторон. Не пустой. По весу – килограмма два. Жан задумался:

– Да нет! Кому нужно подкладывать что-то опасное?! Скорее, кто-то хотел сделать сюрприз Вилен. – Сделав несколько шагов, остановился. – Лучше перестраховаться! – и набрал номер старшего сына: – Эдгар, пожалуйста, спуститесь с Дэном, но так, что бы Ви ничего не заподозрила.

– Что случилось? – они появились практически сразу и у обоих был встревоженный взгляд.

– Вот, нашел у двери. Возможно, кто-то решил так Виен поздравить, но… – Жан так и стоял на том же месте, где нашел «подарочек», прижимая его к себе.

– Да все правильно. – Эд положил руку на ящик и опустил голову, прислушиваясь. – Безопасность нам не повредит. Проверим и отдадим. – они сразу ушли в мастерскую и Эд, достав свою проверенную аппаратуру, прослушал пакет. – На взрывчатку не похоже, тихо там.

– Ага, если часовой механизм, – сказал Дэн. – то понятно, а если там, что-то современное?

– Так! – Жан подошел ближе, – отойдите. Открою сам, а то вы начнете это просвечивать и прочее. Потратим уйму времени, и Виен забьет тревогу.

– Только осторожно! – попросил Эдгар, но послушно отошел.

– Сам знаю! – Жан медленно подрезал один конец, не на стыках, рядом. Проволоки не было. Разрезав по кругу, снял одну сторону, затем вторую. Все было чисто. Простая картонная коробка. Проверив крышку, Жан поднял ее и в удивлении брови его взлетели вверх – в глаза сверкнул золотой вензель, начищенный, крупный.

– Можно расслабиться! – успокоил он сыновей, доставая очередной ларец.

Ярко красный, собранный из различных размеров рубинов, без мозаичного рисунка, просто подогнанных по размерам. Края, как и в предыдущих, отделаны золотым кованым рисунком. На крышке монограмма из двух букв кириллицы: «Б» входящая в «В».

– Укладывай! – сказал Эд. – отдадим Виен, словно и не видели. Уверен – это для нее, а потом поломаем голову от кого, зачем и для чего.

Все давно переместились в большой колонный зал второго этажа, где в столовой сменили ужин, на легкие закуски, сладкое и напитки. Виен с девушками сидели у открытой балконной двери, внучки выплясывали, Ив и Ник курили на балконе.

– Вы нас не потеряли? – появился первым Дэн, как всегда с улыбающимся и счастливым лицом.

– Пока нет – ответила Ев. – Но еще немного и возможно, что да. Где отлучались, кого веселили?

Дэн кивнул на Жана, не собираясь, пусть и шутливо выяснять отношения в такой день.

– Родная! Возможно, у тебя есть тайный поклонник. – громко говорил Жан, торжественно ступая рядом с Эдом и неся в вытянутых руках коробок. – Вот оставили у двери. Извини, открыл. Была без подписи и подарочной упаковки.

– И правильно сделал. – Виен даже не поднялась, ожидала его приближения. – Что там?

Жан поставил на стол коробку, прищурив глаз, глянул на лица женщин и достал из нее ларец.

– Сколько рубинов! – воскликнула Жаннетт, подлетев ближе, и сразу же принялась ее ощупывать.

– Да! Интересная вещичка – погладила его Виен. – И что, никаких признаков хозяина?

– Нет! – ответил Жан.

Жаннетт рассматривала ларчик очень внимательно, наклоняясь все ниже и ниже, не заботясь, что Ви его даже не успела, как следует увидеть.

– Забавная вещь. – проронила Жаннетт. – Старинная. Там есть что-то, внутри, но она не открывается. Вы видите замочек?

– Нет! – ответили девушки, хотя Вел так и тянуло заняться ею прямо сейчас. Виен встала, бросила на ларец быстрый взгляд:

– Потом разберусь – отодвинула в сторону, почесала нос, как бы унюхав нечто необычное. – Где мой фейерверк? – и первой направилась к выходу.

****

Ночью Виен накрыли сны, тревожные, захватывающий дух, скрывающиеся за пеленой одного цвета – крови. Лица незнакомых людей, на которых читалось, то удовольствие, то наслаждение, приближались к рубиновому барьеру, расплываясь и удалялись, кружась в вихре гуляющего, воющего волком ветра. Она ворочалась, отгоняла сон, но он догонял ее, повторяя последние мгновения, продолжался.

– Чего так рано? – Жан не открывая глаз, обнял ее, прижался и уткнулся носом в плечо.

– Не спится. – отодвинулась она. – Где шкатулка?

– В кабинете. Я убрал ее от всех подальше.

– Жаннетт будем рассказывать про коллекцию? – не обращая внимания на его сонное состояние, Виен продолжала задавать вопросы.

– Не стоит. – зевнул Жан и открыл глаза. – Она через время отвлечется от него и забудет.

– Думаю да. – кивнула Виен и передумала подниматься, уставилась в потолок, задумалась.

Жан приподнялся.

– Задумчивая. Снилось хоть вещее?

– Кровь, лица незнакомцев. Ничего существенного. Уйдет к обеду. Лучше скажи, планы на сегодня есть?

– Конечно! А не отправиться ли нам, всем вместе, на шашлычок? Поиграем с детворой на природе…. – Виен засмеялась, удивив его. – Ты чего?

– Да как-то, извини, смешно. Живем, окруженные той самой природой, а как что-то случается, так ищем место для шашлычка. Ну, не надо хмуриться. Я за вылазку! Я с удовольствием объемся приготовленным тобою мясом!

– То-то! Я говорю не о нашей площадке, но и не в общественные места. Отправимся к конюшне, заодно и покатаетесь. Малышек уже можно приучать к седлу. Лера выросла, пони перейдет к ним.

– Да, выросла! Но вот подарок останется ее. Попросим в аренду. Я тут днями наблюдала за ней, Лера лучше нас держится в седле и лошади все ее любят. Труби сбор. Тем более что Нийка уже командует и с минуту на минуту начнет носиться по этажам.

– Вся в тебя. Я еще не проснулся, а ты уже командуешь.

****

Жаннетт уехала в июне. Пробыв у них месяц, насытила их своим позитивом и беззаботностью, так и не вспомнив о шкатулке. Все это время семья была в полном сборе и, как не странно, никто никуда не торопился. Казалось, все забыли о нежданном сюрпризе от тайного посланника, пока Жан, в один из вечеров, не уточнил:

– Что с ларцом делать? Отнести вниз или пусть пока стоит у меня в кабинете?

– Ларец! – воскликнула Виен. – А я о нем забыла. Хочу взглянуть на него еще раз, а потом и решу, что с ним делать.

– Сейчас принести?

– Пожалуйста!

Виен сидела, долго осматривая вещичку, гладя его двумя руками, потирая монограмму, нажимая на буквы:

– Что же ты такое? – шептала она, но в голову ничего не приходило. Ни малейшего намека, ни капли догадки: кто подбросил, а главное – зачем?!

– Все мудришь? – Жан ушел, пришел, а она все еще не отошла от подарка:

– Увы. Ни одной наметки! Радует лишь то, что и плохого предчувствие не возникло. Убирай, займусь в долгие зимние вечера.

Глава 3

Жизнь необычной семейки Гаев, из небольшого Рода бессмертных, не стояла на месте. Вот уже и шестилетние двойняшки, развитые не по годам, готовились к школе. Споров по выбору учреждения не возникло, определили их в школу, куда ходила старшая, приемная, дочь Валерия. Так же незаметно подошел день аттестации Славок.

– Влада, Мира! – заглянула в детскую Вел. – Мы опоздаем. Собирайтесь быстрее.

– Я не хочу! – неожиданно заявила Владислава.

– Что? – не поверила своими ушам Вел, от неожиданности не нашлась, что сказать и определив руки на пояс, уставилась на дочку.

– Ну, что смотришь. – тут же заявила девочка и даже топнула ножкой: – Я не хочу!

– Мне позвать отца? – настроение Вел менялось и она начинала сердится.

– Испугала. – хмыкнула дочь и уселась на диванчик, задрав ноги.

– Владислава! Как ты разговариваешь с мамой?! – возмутилась Вел.

– Не кричи на нее. – заступилась Мира, став между ними.

– Девочки! Сегодня важный день. Вы сейчас же одеваетесь, спускаетесь, сдаете экзамены, и я вас накажу. Если вы не хотите одеваться сами, я позову Катерину, но вас одену, свожу и накажу. Только тогда уже строго.

– Ой-ой-ой! – скорчила мордашку Влада. – Страшно!

У Вел дернулась рука, всыпать дочери, впервые, по полной программе, но она сдержалась:

– Не зли меня! – сказала твердо, выпрямилась, как стальной прут и зыркнула на них сердито. – Не напрашивайся. Ударю раз, трудно будет остановиться.

– Милые, ну что так долго? – Эд, не дождавшись их, открыл дверь и, как оказалось, вовремя.

– Вот! – показала Вел рукой на дочерей. – Не хотят ехать.

– Славки! Нас ждут великие дела! – заявил он весело, не понимая в чем загвоздка.

– Ой, па, прекрати. – не двигаясь с места, Владислава махнула рукой и скосившись на мать, отвернулась: – Великие дела! Подумаешь – противные тетки будут сидеть с умным видом, типа им интересно, а сами нибельмеса не понимают. Да и все давно решено – деньги рулят! А деньги у нас есть. – она глянула на сестру, затем на отца и поднялась: – Ну, ладно, съездим. – сделала одолжение. – Только, чур, мы не виноваты.

– В чем? – хватая ее, переводя все в шутку, спросил Эд и, надев на нее юбочку, застегивал сандалики.

Вел заплела Миру и передала ее Эду, взявшись за косы Влады.

– Больно! – заверещала девочка, – что ты, как граблями.

Эд вздрогнул, тон ребенка его удивил, но выдержал и это. Затем подхватив детей под мышки, снес в машину. Усадил на заднее сидение и пристегнул. Дорогой молчал, обдумывая поведение детей, негласно решив, сначала, обговорить без их присутствия. Шлепок, вскрик привлек внимание родителей – девочки подрались. Эд остановил машину, оглянулся к ним: