Библиотека Душ Риггз Ренсом

Глоссарий странных терминов

СТРАННЫЕ – тайная ветвь человеческих существ или животных, благословением – или проклятием – которой являются сверхъестественные черты. В древности их почитали, позднее они стали внушать окружающим страх и их стали преследовать. В настоящее время странные – это изгои общества, старающиеся не привлекать к себе внимания.

ПЕТЛЯ – ограниченная местность, где без конца повторяется один и тот же день. Петли создаются и поддерживаются имбринами как убежища для их странных подопечных, в обычном мире подвергающихся постоянной опасности. Петли на неопределенное время откладывают процесс старения их жителей. Но обитатели петель ни в коем случае не являются бессмертными. Время, проведенное в петле, представляет собой постоянно накапливающийся долг, за который приходится расплачиваться стремительным старением, стоит им задержаться вне петли дольше определенного промежутка времени.

ИМБРИНЫ – способные менять свой физический облик матриархи мира странных существ. Они могут по собственному желанию превращаться в птиц, производить манипуляции со временем, и на них возложена защита странных детей. На древнестранном языке слово имбрина (которое произносится имм-бринн) означает «оборот» или «обращение».

ПУСТТЫ – чудовищные, в прошлом странные существа, которые алчут душ своих бывших соплеменников. Их изможденные тела похожи на трупы, но у них мускулистые челюсти, в которых скрываются мощные, похожие на щупальца языки. Они тем более опасны, поскольку невидимы ни для кого, за исключением некоторых странных людей. В настоящий момент известно лишь об одном таком ныне живущем человеке – Джейкобе Портмане. Такой же способностью обладал и его покойный дедушка. До недавнего усовершенствования, расширившего их возможности, пустты не могли проникать в петли. Именно поэтому странные люди и предпочитали петли в качестве места жительства.

ТВАРИ – пустта, поглотившая достаточное количество странных душ, превращается в тварь, которая видима всеми и ничем не отличается от нормальных людей, за исключением одной детали – своих лишенных зрачков, абсолютно белых глаз. Они невероятно умны, а также являются ловкими манипуляторами и искушены в искусстве смешиваться с толпой. Они способны потратить годы на то, чтобы проникнуть в общество как нормальных, так и странных людей. Они могут оказаться кем угодно – бакалейщиком из лавки на углу, водителем автобуса на вашем маршруте, вашим психоаналитиком. История их борьбы со странными людьми – это история убийств, ужаса, похищений и иных преступлений с использованием пустот как убийц. Смысл собственного существования они видят в том, чтобы отомстить странным людям и взять их мир под свой полный контроль.

Глава первая

Чудовище стояло так близко, что с легкостью могло дотянуться до нас языком. Оно не сводило с нас глаз, а в его ссохшемся мозгу роились фантазии на тему убийства. Даже окружающий его воздух был наэлектризован жаждой нашей смерти. Пустты рождаются с жаждой поглощать души странных существ, и мы стояли перед ней наподобие буфета, прижавшись спинами к искореженной телефонной будке. Эддисон, которого можно было заглотить в один присест, смело стоял у моих ног с грозно поднятым хвостом. Эмма оперлась о мою руку в поисках поддержки. Она еще не оправилась от удара и не смогла бы зажечь огонек ярче спички. Станция подземки напоминала ночной клуб после бомбежки. Из лопнувших труб с визгом вылетал пар, образуя дрожащие призрачные завесы. С потолка свисали расколотые мониторы. Казалось, какой-то великан свернул им шеи. Все вокруг, включая пути, было усеяно разбитым стеклом, сверкающим в истерических вспышках красных аварийных фонарей подобно гигантскому диско-шару. Бежать нам было некуда – с одной стороны стена, с другой море битого стекла. А всего в двух шагах перед нами существо, единственный инстинкт которого требовал разорвать нас на части. И все же оно не двигалось с места и даже не пыталось сократить расстояние. Пустта покачивалась на пятках, подобно пьянице или сомнамбуле. Казалось, она вросла в пол. Ее голова с маской смерти поникла, а ворох языков напоминал гнездо усыпленных мной змей.

Я. Это сделал я, Джейкоб Портман из Флоридской глубинки. В настоящий момент этот ужас – воплощение ночных кошмаров и мрака – убивать нас не собирался, потому что я попросил его этого не делать. Я бесцеремонно приказал ему снять свой язык с моей шеи. Пошел, – сказал я. Вон, – сказал я. Я не знал, что человеческий рот способен воспроизводить звуки языка, на котором я это произнес. И – о чудо! – это подействовало. В его глазах пылала ярость, но тело повиновалось моему приказу. Каким-то образом я укротил это чудовище – наложил на него заклятие. Но спящие существа просыпаются, а действия заклятий заканчиваются. Особенно если эти заклятия наложены случайно. Я чувствовал, как звереет пустта под обмякшей теесной оболочкой.

Эддисон ткнулся носом в мою ногу.

– Сейчас сюда явятся другие твари. Это чудище нас отсюда выпустит?

– Поговори с ним еще, – дрожащим и срывающимся голосом попросила Эмма. – Прикажи ей проваливать.

Я попытался подобрать нужные слова, но они от меня ускользали.

– Я не знаю как.

– Минуту назад знал, – напомнил Эддисон. – Мне показалось, что в тебя вселился демон.

Минуту назад эти слова просто сами слетели у меня с языка, прежде чем я успел хоть что-то понять. Теперь, когда я пытался их повторить, это напоминало ловлю рыбы голыми руками. Они ускользали, едва я успевал их коснуться.

Убирайся! – закричал я.

Это прозвучало по-английски. Пустта не шелохнулась. Я напрягся, впился взглядом в ее чернильные глаза и предпринял еще одну попытку.

Убирайся отсюда! Оставь нас в покое!

Снова английский. Пустта наклонила голову, как озадаченный пес, но в остальном осталась неподвижна, как статуя.

– Она ушла? – спросил Эддисон.

Кроме меня, ее по-прежнему никто не видел.

– Она все еще тут, – ответил я. – Я не знаю, что с этим делать.

Я чувствовал себя ужасно глупым и беспомощным. Неужели мой дар так быстро исчез?

– Ничего страшного, – вмешалась Эмма. – В любом случае, бесполезно что-то объяснять пустте.

Выбросив вперед руку, она попыталась зажечь пламя, но оно тут же зашипело и погасло. Это ее, похоже, окончательно обессилило. Я крепче обнял ее за талию, опасаясь, что она упадет.

– Побереги силы, спичка, – посоветовал ей Эддисон. – Я уверен, что они нам еще пригодятся.

– Если это потребуется, я буду драться с ней голыми руками, – заявила Эмма. – Самое важное сейчас – пока не поздно, найти остальных.

Остальные. Мне казалось, я до сих пор вижу, как они исчезают в глубине тоннеля. Одежда Горация была в полном беспорядке. Бронвин при всей ее силе нечего было противопоставить пистолетам тварей. Енох был совершенно оглушен взрывом. Хью воспользовался хаосом, чтобы сдернуть с Оливии ее тяжелые туфли и увлечь за собой, едва успев поймать улетающую девочку за пятку. И все они исчезли после того, как их, плачущих и испуганных, вооруженные твари затолкали в поезд. Наши друзья исчезли вместе с имбриной, спасая которую мы чуть не погибли. И сейчас поезд уносил их сквозь недра Лондона к судьбе, горшей, чем смерть. Уже слишком поздно, – подумал я. Стало поздно в тот момент, когда солдаты Каула штурмом взяли ледяное убежище мисс Королек. Стало поздно в тот вечер, когда мы приняли злобного братца мисс Сапсан за нашу обожаемую имбрину. Но я поклялся себе, что мы найдем наших друзей и нашу имбрину, чего бы нам это ни стоило, даже если мы обнаружим лишь их тела, даже если для этого понадобится поплатиться и собственной жизнью.

Итак, размышлял я: где-то в этой мерцающей темноте имеется выход на улицу. Дверь, лестница, эскалатор, все это было где-то у дальней стены. Но как туда попасть?

Убирайся к чертовой матери с моей дороги! – заорал я, предпринимая еще одну отчаянную попытку.

Естественно, снова английский. Пустта замычала, как корова, но не двинулась с места. Все было тщетно. Слова исчезли.

– План Б, – сообщил я друзьям. – Поскольку она меня не слушает, придется ее обойти. Будем надеяться, что она так и будет стоять, где стоит.

– Как именно мы будем ее обходить? – спросила Эмма.

Чтобы пройти как можно дальше от пустты, было необходимо пробраться сквозь горы битого стекла, изрезавшего бы обнаженные ноги Эммы и лапы Эддисона. Я задумался над этой проблемой. Я мог бы взять на руки собаку, но все равно оставалась Эмма. Я мог выбрать осколок стекла побольше и вонзить его в глаза чудовищу. Однажды этот прием меня уже спас. Но если бы мне не удалось убить его первым же ударом, оно наверняка тут же очнулось бы, и тогда погибли бы мы. Единственное, что оставалось, – это пройти по узкому свободному от стекол проходу между пусттой и стеной. Но он был действительно очень узким – не более полутора футов в ширину. Даже прижавшись к мрамору спинами, нам с трудом удалось бы протиснуться в эту щель. Я опасался, что такая близость к пустте или, того хуже, случайное ее касание способно нарушить хрупкое оцепенение, удерживающее ее от нападения. Но кроме этой последней возможности нам оставалось разве что отрастить крылья и перелететь через голову чудовища.

– Ты сможешь идти? – спросил я у Эммы. – Или хотя бы переставлять ноги?

Она выпрямилась, опустив руку, которой обнимала меня за талию.

– Думаю, что смогу.

– В таком случае вот как мы поступим – нам придется мимо нее проскользнуть. Места мало, но если прижмемся спинами к стене и будем осторожны…

Эддисон тут же меня понял и вжался в телефонную будку.

– Ты думаешь, стоит к ней приближаться?

– Нет, не думаю.

– Что, если она очнется, когда мы будем…

– Не очнется, – заявил я с уверенностью, которой не испытывал. – Просто не делайте резких движений и… что бы ни происходило… не прикасайтесь к ней.

– Теперь ты наши глаза, – вздохнул Эддисон. – Да поможет нам Птица.

Подняв с пола длинный и тонкий осколок стекла, я сунул его в карман. Сделав два шага к стене, мы прижались к холодным мраморным плитам и начали двигаться в сторону пустты. По мере нашего приближения ее глаза поворачивались и она по-прежнему пристально следила за мной. Всего несколько осторожных шагов в сторону, и нас окутала волна источаемого пусттой смрада, настолько зловонного, что у меня даже слезы на глаза навернулись. Эддисон закашлялся, а Эмма прижала к носу ладонь.

– Еще совсем чуть-чуть, – срывающимся от отчаянного напряжения и деланного спокойствия голосом произнес я.

Я вынул из кармана осколок стекла и сжал его в кулаке, держа острым концом вперед. Я сделал шаг, затем еще один. Теперь мы были так близко, что, протянув руку, я смог бы прикоснуться к чудовищу. Я слышал, как бьется его сердце. С каждым нашим шагом этот стук учащался и становился все громче.

Не двигайся, – по-английски прошипел я. – Ты моя. Я тебя контролирую. Не двигайся.

Я втянул живот и прижался всеми позвонками к стене, боком вползая в тесный проход между стеной и пусттой.

Не двигайся, не двигайся.

Скользя спиной по стене, я медленно переступал. Я затаил дыхание, в то время как влажное и сиплое дыхание пустты участилось и из ее ноздрей заклубился зловонный черный пар. Ее явно раздирало невыносимое желание нас поглотить. В свою очередь я с трудом удерживался от того, чтобы не броситься бежать. Я запретил себе и думать об этом как о поведении жертвы, но никак не хозяина положения.

Не двигайся. Не двигайся.

Еще несколько шагов, несколько футов, и мы бы ее миновали. Ее плечо было в миллиметре от моей груди.

Не…

И тут она пришла в движение. Одним стремительным рывком пустта повернула голову и все тело и оказалась прямо передо мной.

Я застыл.

– Не двигайтесь, – произнес я на этот раз вслух, обращаясь к друзьям. Эддисон спрятал морду в лапы, а Эмма замерла, ледяными пальцами как клещами сжав мое запястье. Я приготовился к неизбежному – к ее языкам, ее зубам, к концу.

Назад, назад, назад.

Английский, английский, английский.

Шли секунды, и, к моему изумлению, мы оставались в живых. Не считая мерно поднимающейся и опускающейся грудной клетки, существо не шевелилось, похоже, снова окаменело.

Я попытался миллиметр за миллиметром скользить вдоль стены. Пустта провожала меня взглядом, подобно стрелке компаса слегка поворачивая голову в моем направлении. Казалось, ее тело соединено с моим какой-то невидимой нитью. Но оно не двинулось вслед за нами, не распахнуло свои челюсти. Исчезни заклятие, которое я каким-то образом на нее наложил, и в следующую секунду мы все были бы мертвы.

Пустта лишь наблюдала за мной. Ожидая распоряжений, которые я не умел отдавать.

– Ложная тревога, – прошептал я, и Эмма с облегчением шумно выдохнула.

Мы миновали проход, отклеились от стены и зашагали прочь настолько быстро, насколько могла идти прихрамывающая Эмма. Немного отойдя от пустты, я оглянулся и увидел, что она уже полностью развернулась и стоит лицм ко мне.

Стой на месте, – по-английски пробормотал я. – Молодец.

Пройдя сквозь стену пара, мы увидели бездействующий из-за отключившегося электропитания эскалатор. Его окружало слабое свечение – из мира сверху проникал манящий дневной свет. Мир живых, современный мир. Мир, в котором у меня были родители. Они оба находились здесь, в Лондоне, они дышали этим воздухом. Всего в шаге отсюда.

Эй, привет!

Немыслимо. Но гораздо труднее было представить себе, что и пяти минут не прошло еще с тех пор, как я все рассказал отцу. Во всяком случае, самое главное: Я такой же, как дедушка Портман. Я странный. Они все равно никогда не поймут, но, по крайней мере, теперь они знают, и мое отсутствие уже не будет восприниматься как предательство. У меня в ушах все еще звучал голос отца, который умолял меня вернуться домой, и по мере того, как мы медленно приближались к свету, меня внезапно охватило постыдное желание стряхнуть руку Эммы и броситься бежать. Я хотел вырваться из этой удушающей тьмы, разыскать родителей, вымолить у них прощение, а затем забраться в роскошную кровать их гостиничного номера и уснуть.

И это было самым невообразимым. Я ни за что не смог бы так поступить. Я любил Эмму, и я ей об этом сказал, и я ни за что бы ее не оставил. И не потому что я был очень благородным, смелым или великодушным. Я не являюсь носителем этих качеств. Отнюдь. Но я боялся того, что, если я ее оставлю, моя душа разорвется на части.

Да и остальных тоже. Остальных. Наших несчастных обреченных друзей. Мы должны были их найти. Но как? Поезд, на котором они скрылись в тоннеле, был последним. И ясно, что после взрыва и сотрясших станцию выстрелов метро работать больше не будет. Оставались лишь две возможности – одна ужаснее другой: спуститься в тоннель и пойти за ними пешком, надеясь, что там не будет пустот, либо взобраться по эскалатору и столкнуться с тем, что ожидает нас на поверхности (скорее всего, с ликвидационной командой тварей), и, уже оценив обстановку, решить, что предпринять.

Я знал, какой вариант лично для меня предпочтительнее. Я был сыт по горло мраком, и уж точно с меня было довольно пустот.

– Давайте подниматься, – произнес я, увлекая Эмму к замершему эскалатору. – Надо найти безопасное место, где ты сможешь восстановить силы, пока мы будем строить дальнейшие планы.

– Ни в коем случае! – воскликнула она. – Мое состояние не имеет значения! Мы просто не можем бросить остальных!

– Мы их не бросаем. Но необходимо быть реалистами. Мы ранены и беззащитны, а остальные уже очень далеко. Скорее всего, они уже вышли из метро и их ведут в какое-то другое место. Как мы вообще сможем их найти?

– Так же, как я нашел вас, – вмешался Эддисон. – С помощью нюха. У странных людей совершенно особенный запах, знаете ли. Но его могут уловить только такие собаки, как я. А уж как благоухает ваша компания! Думаю, это из-за страха. К тому же вы давно не мылись…

– Значит, мы идем за ними! – заявила Эмма.

С неизвестно откуда взявшимися силами она потащила меня к путям. Я сопротивлялся, держа ее за руку.

– Нет, нет… Поезда уже наверняка не ходят, а если мы пойдем за ними пешком…

– Опасно это или нет, я их не оставлю.

– Эмма, это не просто бессмысленно, это опасно. Они уже уехали.

Она вырвала руку и захромала к путям. Споткнулась, с трудом удержавшись на ногах. Ну, скажи же что-нибудь, – одними губами попросил я Эддисона. Догнав ее, он остановился прямо перед ней.

– Боюсь, что он прав. Если мы пойдем пешком, запах наших друзей рассеется задолго до того, как нам удастся их найти. Даже мои выдающиеся способности имеют свои границы.

Эмма посмотрела на тоннель, затем перевела взгляд на меня. Выражение ее лица было мученическим. Я протянул ей руку.

– Прошу тебя, пойдем. Это не означает, что мы сдаемся.

– Ладно, – угрюмо пробормотала она. – Ладно.

Но не успели мы и шага сделать обратно к эскалатору, как из темноты тоннеля раздалось:

– Я тут!

Голос был тихим и знакомым, с отчетливым русским акцентом. Это был складывающийся человек. Всмотревшись в темноту, я сумел разглядеть лежащее в стороне от рельсов тело. Одна рука была поднята. Во время стычки его подстрелили, и я был уверен, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но вот он лежит внизу и машет нам рукой.

– Сергей! – воскликнула Эмма.

– Ты его знаешь? – подозрительно спросил Эддисон.

– Он был одним из странных беженцев мисс Королек, – пояснил я.

Сверху донесся быстро нарастающий вой сирен. К нам приближались проблемы – возможно, закамуфлированные под помощь. Мне стало ясно, что еще немного и мы не сможем ускользнуть отсюда незамеченными. Но не могли же мы его там оставить.

Эддисон бросился к Сергею, огибая самые большие груды стекол. Эмма позволила мне взять ее под руку, и мы медленно побрели за Эддисоном. Странный лежал на боку, полузасыпанный осколками и перепачканный кровью. Похоже, ранение было серьезным. Его очки в проволочной оправе треснули, и он их беспрестанно поправлял, пытаясь получше меня рассмотреть.

– Это чудо, чудо, – еле слышно прохрипел он. – Я слышал, как ты говорить на языке чудовищ. Это настоящее чудо.

– Никакое это не чудо, – ответил я, опускаясь возле него на колени. – Я уже утратил эту способность. Ее больше нет.

– Если дар внутри, это навсегда.

Со стороны эскалатора до нас донеслись шаги и голоса. Я отгреб стекло в сторону, чтобы поднять складывающегося человека на руки.

– Мы заберем тебя с собой, – сказал я ему.

– Оставьте меня, – прохрипел он. – Меня очень скоро не станет…

Не обращая внимания на его возражения, я подсунул руки под его тело и встал. Он был длинным, как жердь, но легким, как перышко, и я держал его на руках, как большого младенца. Его тощие ноги свисали с моего локтя, а голова безвольно опустилась мне на плечо.

Двое неизвестных с грохотом сбежали по эскалатору и остановились у его подножия, в круге бледного дневного света, всматриваясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы осторожно присели, надеясь, что нас не заметят. В конце концов, это могли быть обычные пассажиры, рассчитывающие сесть в поезд. Но тут я услышал писк рации, а затем в их руках вспыхнули фонари, лучи которых ярко осветили их светоотражающие куртки.

Возможно, это были спасатели, но с таким же успехом это могли быть твари под видом спасателей. Этого я определить не мог, пока они совершенно синхронно не содрали со своих лиц панорамные солнцезащитные очки.

Все ясно.

Только что наши шансы на спасение сократились ровно наполовину. Оставались лишь пути и тоннели. Нам ни за что не удалось бы от них убежать, но у нас еще была возможность скрыться. И похоже, что среди хаоса разрушенной станции мы остались незамеченными. Лучи фонарей обшаривали пол. Мы с Эммой попятились к путям. Если бы нам удалось скользнуть в тоннель… Но Эддисон, черт бы его побрал, не шелохнулся.

– Пошли, – зашипел я.

– Они из скорой помощи, а этому человеку нужна помощь, – ответил он.

Это прозвучало слишком громко, и лучи тут же метнулись в нашу сторону.

– Всем оставаться на месте! – взревел один из мужчин, выхватывая из кобуры пистолет, в то время как второй схватился за рацию.

И тут одно за другим стремительно произошло два совершенно неожиданных события. Первым было то, что, когда я уже собирался бросить складывающегося человека на рельсы и вместе с Эммой прыгнуть вслед за ним, из тоннеля раздался оглушительный рев и возник, стремительно приближаясь, ослепительный луч прожектора. На станцию ворвался поток затхлого воздуха, вытесняемого, разумеется, поездом, который продолжал движение, несмотря на взрыв. Второе событие ознаменовалось мучительной болью у меня в животе. Пустта каким-то образом разморозилась и теперь прыжками неслась на нас. Уже через мгновение после того, как я ее ощутил, я увидел и ее саму. Она бежала сквозь клубы пара, широко раскрыв черные губы, отчего ее языки извивались, со свистом рассекая воздух.

Мы очутились в ловушке. Если бы мы бросились бежать к лестнице, нас бы подстрелили и искалечии. Прыгни мы на рельсы, нас бы снес поезд. И мы не могли укрыться в поезде, потому что оставалось еще десять секунд до его остановки и двенадцать до открытия дверей, после чего прошло бы еще десять секунд, прежде чем они закрылись бы снова. Но задолго до этого мы бы уже погибли так или иначе. И я сделал то, что часто делаю, когда у меня заканчиваются идеи, – посмотрел на Эмму. По отчаянию, написанному на ее лице, я понял, что она осознает всю безнадежность ситуации.

Но ее упрямо выдвинутый подбородок говорил о том, что она все равно собирается что-то предпринять. Только когда она, пошатываясь и вытянув перед собой руки, шагнула вперед, я вспомнил, что она не видит пустту. Я хотел ее предупредить, дотянуться до нее и остановить, но язык мне не повиновался, и я не мог схватить ее, не уронив вначале складывающегося человека. Но тут рядом с ней оказался Эддисон. Он лаял на тварь, а Эмма тщетно пыталась возжечь пламя. Между ее ладонями вспыхивали и гасли искры, как будто она щелкала разрядившейся зажигалкой.

Тварь расхохоталась, взвела курок пистолета и прицелилась в Эмму. Пустта мчалась на меня, подвывая в унисон с визгом тормозящего позади меня поезда. Именно в этот момент я понял, что все кончено и я уже ничего не могу предпринять для того, чтобы это предотвратить. Одновременно что-то внутри меня расслабилось и боль, которую я всегда ощущал в непосредственной близости от пустты, тоже исчезла. Эта боль напоминала протяжный высокочастотный вой, и как только она стихла, я обнаружил, что она скрывала собой какой-то другой звук, какое-то невнятное бормотание на самой границе сознания.

Слово.

Я бросился на него. Обхватил его обеими руками. Взвился и закричал во все горло. Его, – произнес я на чужом мне языке. Слово состояло всего из двух слогов, но включало множество значений. И как только оно сорвалось с моих губ, результат оказался мгновенным. Бежавшая на меня пустта резко остановилась, по инерции немного проехав вперед, затем повернулась в сторону и метнула язык, трижды обвившийся вокруг ноги твари. Потеряв равновесие, та выстрелила. Пуля срикошетила от потолка, после этого пустта перевернула тварь вверх ногами и подбросила в воздух.

Мои друзья не сразу поняли, что произошло. Пока они стояли с раскрытыми ртами, а вторая тварь что-то кричала в рацию, я услышал, как за моей спиной открылись двери вагона.

Это был единственный шанс на спасение.

– ПОШЛИ! – заорал я, и они меня послушали.

Эмма, спотыкаясь, бежала к поезду, Эддисон путался у нее под ногами, а я пытался пройти в узкие двери со скользким от крови и торчащим во все стороны складывающимся человеком. Наконец нам, всем троим, удалось ввалиться в вагон.

Снова раздались выстрелы. Это тварь наугад разряжала обойму, пытаясь попасть в пустту.

Двери начали закрываться, но тут же снова распахнулись. «Освободите, пожалуйста, двери», – раздался из динамиков жизнерадостный голос диктора.

– Его ноги! – воскликнула Эмма, показывая на длинные ноги складывающегося человека и торчащие наружу носки его туфель. Я успел убрать их из дверного проема за долю секунды до того, как двери захлопнулись. Болтающаяся в воздухе тварь выстрелила еще несколько раз, прежде чем раздосадованная пустта швырнула ее о стену и она неподвижной кучей сползла на пол.

Вторая тварь уже бежала к выходу. Его тоже, – попытался произнести я, но было уже поздно. Двери закрывались, и, рывком тронувшись с места, поезд быстро набирал скорость.

Я огляделся, радуясь тому, что вагон, в котором мы очутились, оказался пуст. Что подумали бы о нас обычные люди?

– Ты в порядке? – спросил я у Эммы.

Она сидела очень прямо и тяжело дышала, пристально глядя на меня.

– Благодаря тебе, – ответила она. – Ты и в самом деле заставил пустту все это сделать?

– Думаю, да, – неуверенно ответил я.

– Это потрясающе, – тихо произнесла она.

Я пытался понять, она восхищена или испугана. Или восхищена и испугана одновременно.

– Мы обязаны тебе жизнями, – сообщил мне Эддисон, ласково тычась носом мне в руку. – Ты совершенно особенный мальчик.

Складывающийся человек засмеялся. Опустив голову, я увидел на его искаженном болью лице улыбку.

– Вот видишь? – произнес он. – Я же сказал тебе, что это чудо. – Он тут же посерьезнел. Схватив меня за руку, он сунул мне в ладонь квадратик картона. Фотографию. – Моя жена и мой ребенок, – прошептал он. – Наш враг захватил их очень давно. Если вы найдете остальных, возможно…

Взглянув на фото, я вздрогнул. Это был маленький, размером с небольшой бумажник, портрет женщины с ребенком. Было ясно, что Сергей носит его с собой уже очень давно. Хотя люди на снимке были довольно симпатичными, сама фотография – или ее негатив – серьезно пострадали, возможно, едва не сгорев в пожаре, подвергнувшись воздействию таких температур, что сохранились лишь искаженные фрагменты лиц. Прежде Сергей никогда не упоминал о своей семье. С тех пор, как мы познакомились, он вообще не говорил ни о чем, кроме необходимости собрать армию из странных людей, путешествуя из петли в петлю и набирая в эту армию всех, кто выжил после рейдов и зачисток тварей и пустот и все еще был способен сражаться. Но он ни разу не сказал, для чего ему нужна армия. Он хотел вернуть жену с ребенком.

– Мы и их найдем, – пообещал я.

Мы оба знали, насколько мала вероятность их спасти, но сейчас он нуждался в этих словах.

– Спасибо, – произнес он и расслабился посреди расползающейся по полу лужи крови.

– Ему осталось недолго, – произнес Эддисон, лизнув лицо Сергея.

– Возможно, мне удастся выделить достаточно тепла, чтобы прижечь и закрыть рану, – пробормотала Эмма.

Шагнув к Сергею, она начала тереть ладони.

Эддисон потерся носом о живот Сергея поверх рубашки.

– Вот тут. Рана здесь.

Эмма приложила ладони по обе стороны от указанного Эддисоном места. Услышав шипение плоти, я выпрямился, борясь с головокружением.

Посмотрев в окно, я увидел, что мы еще не выехали за пределы станции. Возможно, водитель снизил скорость из-за каких-то обломков на путях. Мигающие аварийные огни выхватывали из темноты то зарывшееся в стекло тело мертвой твари, то искореженную телефонную будку, где на меня впервые снизошло озарение, то пустту… Я вздрогнул, увидев, что она небрежно, как будто выйдя на утреннюю пробежку, трусит по платформе параллельно поезду, отстав на несколько вагонов.

Остановись. Не приближайся, – по-английски выпалил я, глядя в окно. Мои мысли путались по мере того, как мою голову снова заполняли боль и вой.

Набрав скорость, поезд ворвался в тоннель. Я прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пустту. Позади был только мрак, а затем последовала очередная красная вспышка и я на мгновение увидел застывший кадр – летящую пустту. Ее ноги уже оторвались от платформы, а языки обвили поручни последнего вагона.

Чудо. Проклятье. Я еще не успел разобраться в том, что же все-таки со мной произошло.

Я взял его за ноги, а Эмма за руки, и мы осторожно уложили Сергея на длинное сиденье. Он лежал без сознания, вытянувшись во весь рост и слегка покачиваясь в такт движению поезда под рекламой пиццы «Испеки дома». Если ему предстояло умереть, мне казалось, это не должно произойти на полу.

Эмма приподняла его тонкую рубашку.

– Кровотечение остановилось, – доложила нам она, – но если он в ближайшее время не окажется в больнице, ему не выжить.

– Он в любом случае может умереть, – возразил Эддисон. – Особенно в больнице в настоящем. Представь себе – через три дня он приходит в себя, его рана затянулась, но все остальное почти отказало, потому что ему уже двести и еще птица-знает-сколько-лет.

– Может, и так, – вздохнула Эмма. – С другой стороны, я буду очень удивлена, если через три дня хоть кто-то из нас останется в живых, в каком бы то ни было состоянии. И я не знаю, что еще мы можем для него сделать.

Я уже слышал о том, что два или три дня были максимальным сроком, в течение которого любое странное существо, ранее жившее в петле, могло провести в настоящем, прежде чем начнется стремительное и неотвратимое старение. Этого времени хватало для того, чтобы наносить в настоящее краткие визиты, но остаться в нем странные не могли. Это позволяло путешествовать между петлями, но отбивало всякую охоту задержаться. Только самые отчаянные головы и имбрины совершали вылазки более нескольких часов – стоило замешкаться, и последствия были ужасны.

Эмма поднялась. В бледно-желтом освещении вагона ее кожа приобрела болезненный оттенок. Она тут же пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за одну из металлических опор. Я взял ее за руку и усадил рядом с собой. Силы окончательно ее покинули, и она буквально сползла на сиденье. Я тоже был измучен, потому что уже двое суток почти не спал и не ел нормально, не считая тех редких моментов, когда нам приходилось обжираться, как свиньям. Мне было страшно, и я вечно куда-то бежал в этих чертовых туфлях, натирающих ноги. Я уже забыл, что жизнь бывает другой. Но худшим представлялось то, что всякий раз, когда я говорил на языке пустот, как будто лишался какой-то части себя, и я понятия не имел, как мне это вернуть. Я ощущал такую усталость, которой раньше даже не мог представить. Я обнаружил в себе нечто новое, некий новый источник силы и власти. Но он был истощим и конечен, и я задавался вопросом, не истощаю ли я себя, истощая его.

Я решил, что подумаю об этом в другой раз, а пока попытаюсь насладиться несколькими неожиданными моментами покоя и тем, что я сижу, обняв Эмму, и ее голова на моем плече. Она едва дышала. Возможно, я поступил эгоистично, ничего не сказав друзьям о пустте, увязавшейся за нашим поездом. Что мы могли с этим поделать? Альтернатива была проста – либо она нас настигнет, либо нет, либо убьет, либо нет, и от нас ничего не зависело. Когда мы в следующий раз с ней столкнемся – а я был уверен, что этот следующий раз обязательно настанет, – я либо найду слова, способные защитить нас от ее языков, либо нет.

Эддисон прыгнул на сиденье напротив, лапами отпер защелку на окне и слегка его приотворил. В вагон ворвался злобный вой поезда и теплый удушливый воздух тоннеля. Он замер, носом читая запахи. Его глаза блестели, а морда подрагивала. Мой нос не улавливал ничего, кроме застарелого запаха пота и какой-то гнили, но Эддисон, похоже, ощущал что-то еще, что-то, нуждающееся в тщательной проверке и трактовке.

– Ты их учуял? – спросил я.

Пес меня услышал, но ответил не сразу, пристально глядя в потолок и как будто додумывая какую-то мысль.

– Учуял, – наконец произнес он. – Они оставили за собой отличный четкий след.

Даже на такой скорости он поймал запах странных людей, проехавших здесь несколькими минутами ранее в закрытом вагоне предыдущего поезда. Это меня восхитило, о чем я ему тут же сообщил.

– Спасибо, но это не только моя заслуга, – ответил он. – В их вагоне кто-то тоже, видимо, открыл окно, иначе запах был бы значительно слабее. Возможно, это сделала мисс Королек, зная, что я попытаюсь их догнать.

– Она знала, что ты здесь? – удивился я.

– Как ты нас нашел? – вмешалась Эмма.

– Секундочку, – резко прервал нас Эддисон. Поезд замедлил ход, въезжая на следующую станцию, и чернота за окнами сменилась белизной кафельной плитки. Он снова высунул нос в окно и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. – Не думаю, что они здесь вышли, но на всякий случай будьте готовы.

Мы с Эммой встали, пытаясь по возможности заслонить собой складывающегося человека. Я с облегчением отметил, что на платформе совсем мало людей. Я удивился тому, что они вообще там были, как и тому, что поезда продолжали ходить, как будто ничего не произошло. Я подозревал, что об этом позаботились твари в надежде, что мы клюнем на эту наживку, сядем в поезд и облегчим им задачу нашей поимки. Вне всякого сомнения, мы сильно отличались от современных жителей Лондона.

– Веди себя естественно, – попросил я Эмму. – Сделай вид, что ты всю жизнь здесь живешь.

Это, похоже, показалось Эмме забавным, и она подавила смешок. Наверное, это действительно было смешно, с учетом того, что мы везде были чужими, а уж здесь и подавно.

Поезд остановился, и двери распахнулись, скользнув в стороны. Эддисон глубоко втянл носом воздух. В вагон вошла ученого вида женщина в куртке. При виде нас она замерла с открытым ртом, а затем резко развернулась и поспешно вышла. Нет уж, увольте. Я ее не винил. Мы представляли собой странное зрелище – грязные, в одежде, много десятилетий назад вышедшей из моды, и к тому же забрызганной кровью. Наверное, глядя на нас, любой решил бы, что мы только что убили несчастного мужчину на лавке позади нас.

– Веди себя естественно, – фыркнула Эмма.

Эддисон снова повернулся к нам.

– Мы на правильном пути, – поведал он. – Мисс Королек и все остальные, вне всякого сомнения, тут побывали.

– Они не вышли на этой станции? – спросил я.

– Я не думаю. Но если я не учую их на следующей платформе, мы поймем, что заехали слишком далеко.

Двери захлопнулись, взвыли электродвигатели, и мы поехали дальше. Я подумал, что нам необходимо каким-то образом переодеться, и уже хотел поделиться этим соображением с Эммой, как вдруг она вздрогнула, как будто что-то вспомнив.

– Эддисон? – окликнула она пса. – Что случилось с Фионой и Клэр?

При упоминании их имен я ощутил, как меня обволакивает новая тошнотворная волна тревоги. В последний раз мы видели их в зверинце мисс Королек, где Фиона осталась вместе с Клэр, которая была слишком больна и не могла продолжить путешествие. Каул сказал нам, что побывал в зверинце и захватил девочек в плен. Но он также сказал нам, что Эддисон мертв, а значит, его словам верить нельзя.

– Ах, – мрачно покачал головой Эддисон. – Боюсь, что ничего утешительного я вам не скажу. Вынужден признаться, в глубине души я надеялся, что вы о них не спросите.

Кровь отлила от лица Эммы.

– Рассказывай, – прошептала она.

– Конечно, – вздохнул он. – Вскоре после того, как ваша группа ушла, в петлю вторглась банда тварей. Мы забросали их взрывающимися яйцами, после чего разбежались и спрятались. Старшая девушка, лохматая такая…

– Фиона, – кивнул я, ощущая, как бешено бьется мое сердце.

– Она прибегла к своему искусству, чтобы нас спрятать – среди деревьев и в выращенном ею подлеске. Мы так здорово в нем затаились, и нас совсем не было видно. Твари еще долго бы не смогли нас оттуда извлечь. Но они пустили газ и вынудили нас выйти на открытое место.

– Газ! – воскликнула Эмма. – Негодяи клялись больше никогда в жизни его не использовать!

– Выходит, они солгали, – заметил Эддисон.

Когда-то в одном из альбомов мисс Сапсан я видел фото такой атаки: похожие на призраков твари в масках с баллонами для дыхания спокойно стояли, распыляя в воздух тучи ядовитого газа. Хотя этот газ и не был смертельным, он причинял неимоверную боль, потому что горло и легкие начинали гореть огнем. Поговаривали также, что он запирает имбрин в их птичьих телах.

– Когда они нас окружили, – продолжал Эддисон, – нас начали допрашивать, требуя сообщить, где находится мисс Королек. Они перевернули ее башню вверх дном в поисках карт, дневников и я не знаю чего еще. Когда бедняжка Дердра попыталась их остановить, ее застрелили.

Перед моими глазами на мгновение возникла длинная морда эму-рафа – застенчивая, со щелью в зубах и очень милая. У меня внутри все оборвалось. Кто мог убить такое существо?

– Бог ты мой, это ужасно, – пробормотал я.

– Ужасно, – легко согласилась Эмма. – А девочки?

– Малышку схватили твари, – ответил Эддисон. – А вторая… она начала сопротивляться, вся эта потасовка происходила у самого края утеса, и она упала.

Я моргнул:

– Что?

На мгновение передо мной все расплылось, но в следующую секунду мир снова обрел отчетливые очертания.

Эмма напряглась, но, глядя на нее, было совершенно невозможно определить, что она чувствует.

– Что значит упала? С какой высоты?

– Это была настоящая пропасть, обрыв не меньше тысячи футов высотой. – Его мясистые щеки горестно обмякли. – Мне очень жаль.

Я тяжело опустился на лавку. Эмма осталась стоять, стискивая опору с такой силой, что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Нет, – решительно заявила она. – Нет, этого не может быть. Возможно, она за что-нибудь ухватилась, пока летела вниз. За ветку или уступ…

Эддисон уткнулся взглядом в заплеванный жвачками пол.

– Это возможно.