Космический скиталец Поселягин Владимир

Очнулся я от нескольких факторов. От боли в боку и руке и от чириканья голосов над собой… или рядом. Никак не могу определиться, сознание плавает. Я ещё не полностью пришёл в себя, из-за слабости не было сил даже открыть глаза, но уловить, что говорят на неизвестном мне языке и явно мальчишки-малолетки, смог.

Тут у меня невольно вырвался стон, и я открыл глаза, разглядев над собой двоих вихрастых нечёсаных и грязных мальчишек, что явно сдирали с меня одежду. Один держал что-то вроде пиджака, а другой сворачивал рубашку со следами крови. Кто-то ещё дергал меня за ногу, и я понял, что лишился обуви, когда моё обнажённое тело приласкал ветерок. Мальчишки, заметив, что я очнулся, спокойно встали и направились куда-то в сторону. Их, кстати, было трое, последний нёс обувь, явно мою. О таких, как я, говорили: «У него фотографическая память». Не знаю, встречусь ли я ещё с этими наглыми ворами, обирающими раненых и ослабленных, но, если да, попытаюсь им напомнить о нашей встрече. Лица запомнил.

Мне едва хватило сил повернуть голову и увидеть, как грабители исчезли среди груд металлолома, ранее явно бывших какими-то механизмами. Я в этом не особый спец, хотя пилот и со стажем, а в этих механизмах прослеживалась обтекаемость летательных аппаратов, но вот уж больно они были большими и незнакомыми. Какими-то неземными, я бы сказал.

Вокруг был мусор, и, судя по тому, что во многих местах что-то острое впивалось в тело, я на нём и лежал. Я никак не мог сосредоточиться, странным вокруг было всё, но одно как-то ускользало от моего сознания. Я посмотреть на небо, вернее, на красно-жёлтое солнце. Не знаю, где находился, но я явно был не на своей родной планете. Да и последнее, что помнил перед тем, как очнулся здесь, намекало, что Творец мне дал шанс.

То, что я успел ощутить себя не в моём теле, то есть не пятидесятитрёхлетним крупным мужиком, а костлявым мальчишкой лет десяти на вид, я принял с некоторым безразличием, сил удивляться просто не было, и снова потерял сознание.

Осторожно выглянув, я быстро осмотрелся. Так называемая улица между остовами летательной техники была пуста, только ветер трепал изодранный пакет, зацепившийся за выступ на корпусе чего-то остроносого со срезанной кормой. Понять, чем это было ранее, трудно. Вся эта техника, включая наземную – я видел раздавленные грузовики в завалах, – лежала в несколько рядов. Например, на этой улице их высота доходила до сорока, а где и до пятидесяти метров. Однако, как ни крути, вся она была незнакома, и определял я её наугад. Например, огромный остов мог принадлежать только судну, ранее бороздившему просторы Вселенной. Вычислил я это просто. Для воды обтекаемость не та, да и киля не было. В воздух такую махину поднять – это постараться надо, но вот когда я заметил на корме дюзы, а на бортах места для орудийных башен, всё как-то быстро встало на свои места.

Вчера, когда очнулся, первое время я старательно приходил в себя и проверял состояние тела. Травмы были довольно серьёзные, тем более без надлежащего медицинского ухода. Руку и бок мне разбороздило что-то острое, причём что-то одно, глубина и рваные края ран были одинаковы. Кровь уже не текла, хотя, судя по слабости, потерял я её изрядно, но сукровица ещё сочилась. Мне понадобился час, чтобы собраться с силами и попытаться встать. При этом приходилось контролировать каждое движение. Причина проста: ранее я был верзилой, чуть-чуть не дотягивая до двух метров, а тут мальчишка, который даже до полутора не вытянулся, хотя где-то был близко. Может, даже метр тридцать.

Хрустя мусором, я встал и понял, что это для тела непривычно: острые края разных обломков сразу же впились в нежные подошвы. Боль я чувствовал отовсюду – и на руке, и на боку, и на подошвах, – и это ободряло. Живой. Когда ты уходишь из жизни по своей воле из-за трагической ошибки планирования, можно сказать из-за случайности, то второй шанс пробуждает жажду жизни. Поэтому, несмотря на желание тела где-то прилечь и умереть от слабости, обезвоживания и сильной кровопотери, я усилием воли заставлял его двигаться. С каждым движением я ощущал тело всё лучше и лучше, хотя оно всё равно чувствовалось, будто руку или ногу отсидел. Очень похоже. Но, к счастью, всё это довольно быстро проходило.

Шатаясь от слабости, я поднял голову и посмотрел на тёмный покатый бок летательного аппарата, в тени которого лежал до этого. На этой части механизма, над тем местом, где я лежал, был ясно различимый след крови. Видимо, моё новое тело скатилось сверху, зацепилось за ту загогулину, что пропорола мне бок и руку, и упало на кучу мусора, где меня и обнаружили мелкие падальщики. Вот что странно – выше этого аппарата ничего не было, получается, я упал с него или, что более вероятно, меня скинули, и я безвольной тушкой скатился на землю с некоторыми повреждениями.

За то время, что находился в сознании, я как-то быстро стал считать это тело своим. В той жизни я подходил к порогу старости, тут же мне дали новое, молоденькое тело, думаете, я просто так дам себя его лишить? Фигу, я выживу назло всем!

Что было дальше, описать несложно: на подгибающихся ногах я стал уходить с открытой местности, где лежал, к одному из проходов. К сожалению, эта лёжка просматривалась с трёх сторон. Между этими грудами мусора и механизмов были протоптаны тропинки, вот я и свернул на ближайшую. Когда тропинки закончились и на пыли и мусоре не стало других следов, я свернул к остову чего-то большого и тарелкообразного и, продолжая хрустеть, только уже не мусором, а неизвестной мне травой и кустарником, направился к нему. При приближении я обнаружил валявшуюся в траве некую большую деталь, предположительно часть брони, причём вогнутую, в которой я заметил скопившуюся дождевую воду.

Слабость у меня была сильная, но трезвости рассудка я не терял, и мысли были довольно чистыми. Прохромав к этому импровизированному тазику, я встал на колени и, продолжая зажимать одной рукой рану на боку, другой, не пострадавшей, осторожно зачерпнул воды ладошкой и языком попробовал её на вкус. Вроде обычная вода. Никаких примесей я не почувствовал. Судя по следам, тут после дождей часто появлялась и испарялась вода – остались контуры на металле, так что я зачерпнул больше и сделал глоток, давая живительную влагу своему обезвоженному организму. После этого я осторожно промыл водой раны и поднявшись с колен, продолжая хромать изрезанными на мусоре подошвами. Зашёл внутрь привлёкшего моё внимание аппарата, благо открытый проём находился на высоте полуметра, на последних силах прошёл вглубь, запнулся о что-то, напоминающее полиэтилен, и упал. На ощупь завернувшись в него, я почти мгновенно уснул. Сознание погасло, как вырубили. Видимо, организм отдал все силы на этот переход.

Утро меня встретило неласково, болело всё, что можно. Но это меня только радовало. Жив, и это главное. Вчера я ушёл от того места, где впервые пришёл в сознание, метров на четыреста, дальше уйти просто сил не было, и если кто-то захочет меня найти, то по следам крови от изрезанных ног это будет сделать нетрудно, поэтому вся моя сущность кричала: нужно менять временное убежище и искать лучше.

– Да и попить не помешает, – прохрипел я, с трудом ворочая распухшим языком.

Вот ещё одна странность. С координацией движений я справился быстро и шагал достаточно ловко по мере крохотных сил, то есть с телом освоился, благо опыт есть, но то, что за всё время, будучи в сознании, я так и не обратил внимания, что и строение зубов и челюсти другое, то есть непривычное мне, – вот это был казус. Вон я даже не заговорил ни разу для пробы, только одна мысль была в голове: уйти подальше. А заговорить только сейчас попробовал. Что ж, не голос, а карканье какое-то.

Открыв глаза, я облегчённо убедился, что всё ещё в детском теле и реальность настоящая. Да и боль это подтверждала. К тому же выяснилось, что у меня ещё и синяки по всему телу. Вон у левого колена вообще гематома на полноги. Вчера не чувствовал, но сегодня это вовсю болело.

Шурша полиэтиленом, с кряхтеньем я встал и с интересом осмотрелся, осторожно крутя тяжёлой головой.

Вчера, пока я шёл этими железными катакомбами, двигался больше на автопилоте, мало обращая внимание на действительность. Сейчас же, несмотря на продолжавшуюся слабость, осмотрелся не только с интересом, но и с некоторой настороженностью. Мало ли тут всяких ушлёпков.

Судя по проникающим внутрь аппарата лучам солнца, снаружи явно был день. Да и пустой живот это подтверждал – я явно пролежал здесь сутки, так как в прошлое своё пребывание в сознании голода не чувствовал. Как бы то ни было, снаружи было светло, и через проёмы в помещение или, вернее, отсек неизвестного мне судна проникал свет, позволяя осмотреться. Что тут говорить, ветер закидал внутрь песок и мусор, в основном то, что было лёгким, типа пакетов и других подобных материалов, поэтому полиэтилен, в который я заворачивался, сразу привлёк моё внимание.

Он был тяжёл, значит, его сюда принесли, и он был полузасыпан. С трудом нагнувшись, я смог выдернуть его из-под слоя песка. Надежда не оправдалась, тайника там не было. Завернувшись в полиэтилен – кусок был небольшим, но мне хватило с лихвой, – я вышел, даже, скорее, выковылял наружу и, подойдя к железке с водой, снова попил, после чего, осматриваясь, двинулся дальше. Нужно было сменить убежище, мало ли. Привычка жить в одиночку и мало показываться на людях была у меня в крови. Да и в профессии прошлой жизни она пригодилась. В прошлой жизни в течение двадцати трёх лет я был наёмным убийцей экстра-класса, работая по всему голубому шарику, что назывался Земля.

Далеко я не ушёл, буквально через сто метров наткнулся на тропинку, которая и вывела на эту улицу, которую в данный момент насторожённо осматривал. Вроде никого нет. Мне требовалось перебраться на другую сторону улицы. Потому что в той стороне, куда я направлялся, были отчётливо видны три столба дыма, уходившие вверх. Ветра сегодня не чувствовалось, поэтому столбы были прямые. Только уже на высоте, изгибаясь, уходили в сторону.

Убедившись, что улица пуста, я осторожно перебрался через какой-то остов и скатился на землю по покатому боку. Но, к сожалению, зацепился полиэтиленом за какой-то выступ и снова остался нагишом, причём упал на ноги и, не удержавшись, на задницу. Больно.

В это время я услышал приближающийся незнакомый свист, это придало мне сил встать и дёрнуть за край полиэтилена, содрать его с подлой закорючки. Убежать я не успел, да и сил уже не осталось. Буквально в паре шагов от меня завис в метре от земли какой-то летательный аппарат. Не знаю, на антиграве или другой фигне, но похоже. В открытой кабине сидели двое и с удивлением смотрели на меня. Вдруг водитель зло оскалился и стал что-то делать, тут меня скрутило судорогой и бросило на землю. Тело оказалось полностью парализовано, но я всё ещё находился в сознании.

Неизвестные, разговаривая на незнакомом мне языке, похожем на тот, на котором говорили мальчишки, подошли ко мне и осмотрели. Причём водитель кривился, рассматривая раны. Они о чём-то поговорили, покачали головой и, взяв меня за руки и за ноги, бесцеремонно закинули в кузов. Стало ещё больнее. Уроды, я всё чувствовал, но так и не мог пошевелиться.

– Принц! – окликнул меня дежурный по этажу. Обернувшись, я внимательно посмотрел на него. Сегодня у меня знаменательный день, которого я довольно долго ждал, поэтому был несколько на взводе. Такое слегка незнакомое чувство неопределённости.

Принц – это моё прозвище в приюте. Принц со свалки – так меня сначала величали за высокомерность и отчуждённость, но потом сократили до Принца. Я всегда был отшельником и работал только для себя, не пропуская в свою скорлупу других людей. Особенно женщин. Отношения с ними всегда были мимолётными. Так же я вёл себя и тут, вот это прозвище ко мне и прилипло. На Земле у меня было прозвище Князь, видимо, судьба такая – носить прозвища с дворянскими корнями.

Дежурный был из второй возрастной группы, то есть со дня на день её воспитанникам тоже исполнится шестнадцать лет и они покинут стены ненавистного мне приюта. Я же с удовольствием займусь работой, подработкой которой занимался последние пять лет с момента попадания в это тело.

– Что? – спросил я, слегка угрожающе показав зубы. Была у меня такая привычка ещё в той жизни, и в этой, похоже, она была так же неистребима.

– Борт велел прийти к нему после того, как получишь удостоверение. Он о чём-то хотел поговорить с тобой.

– Я ему не собачка бегать по первому же вызову. Надо – пускай сам меня ищет, – хмуро буркнул я и, развернувшись на каблуках ботинок, направился вниз по лестнице в холл, чтобы покинуть здание приюта. Жаль, не навсегда, мне ещё предстояло вернуться.

Выйдя на улицу, я направился в сторону станции монорельса. Мне требовалось попасть в здание корпорации «Нейросеть», где я собирался получить временное удостоверение личности, с которым наконец смогу нормально устроиться на работу.

Думаю, пока есть время – тут до станции пешком минут двадцать идти по тенистой аллее, – можно рассказать, кто я такой и как попал на эту планету, бывшую мусорку, в данное время ставшую курортной зоной. Забавное переориентирование? Но так оно и было, чуть позже я поясню, как это получилось.

Сперва о себе. Правда, особо говорить не хочется, даже для себя я сторожился. У меня за жизнь было множество имён и фамилий, но первоначально звался Олег Сумцев. Ну что я могу рассказать? Обычная советская семья, садик, переезд в Москву, школа, армия. Служил я в артиллерии, корректировщиком. Зацепил конец Афгана. Потом гражданская жизнь, перестройка и всё остальное. В девяносто третьем повстречался со школьным другом, который искал работника для не совсем законного труда. Он был бригадиром одной из московских ОПГ. Не знаю, почему я предложил свои услуги, тогда было просто скучно, но сейчас я понимаю, что мне не хватало драйва. Отработал, получил деньги и отработал своего друга, который хотел меня убрать. Зачистить, так сказать, свидетеля. Потом было множество заказов, включая ближнее зарубежье, пока я не вышел на мировой уровень, благо большую часть денег тратил на своё совершенствование.

Не скажу, что то, что я делал, мне нравилось, я просто выполнял то, что хорошо умел. Нашёл бы работу по душе, без сомнений сменил бы профессию, но я так её и не нашёл. Последний мой заказ был самый жирный. Десять миллионов евро. Требовалось убрать одного украинского конфетного олигарха. Платили за быстроту. Я тогда решил уйти на покой, и эта сумма вполне подходила для моих целей. Но действовать пришлось на грани фола. Может, я постарел и потерял хватку, всё-таки пятьдесят три, но после того, как я выполнил работу, при отходе меня зацепил снайпер охраны. Серьёзно зацепил. Я залёг в каком-то тупике и, когда послышались шаги, понял, что другого выхода у меня не осталось, и, приставив ствол к виску, спустил курок. Короче, лоханулся я с тем заказом, не надо мне было его брать, но хоть не стыдно перед заказчиком – уйти не смог, но цель уработал стопроцентно. Теперь не будет конфетный магнат портить людям жизнь.

Очнулся в теле мальчишки. После того как я провалился во время последнего заказа, чувства как-то перегорели, и те первые два дня возрождения я был как на автомате. Потом меня обнаружили служащие утилизационного комбината и передали администрации. Те уже вызвали сотрудника приюта, провели проверку и по ДНК выяснили, что я не только не приютский, но ещё и не числюсь жителем планеты и империи. В принципе благополучные граждане империи Люмер проходили регистрацию ДНК в шестнадцать лет при получении временного удостоверения личности. Приютские же, которые тайком бегали на территорию утилизации техники, проще говоря свалки, все были запротоколированы. Короче, тело моё ни в каких базах не значились. Как позже выяснилось, работники, что меня нашли, узнав об этом, очень расстроились. Империя Люмер была продвинутым государством, но некоторые законы у неё были, на мой взгляд, аморальными. Это я об узаконенном рабстве. Проще говоря, меня можно было спокойно зарегистрировать как раба одного из служащих, а потом продать, заработав лишнюю копеечку. Они же приняли меня за приютского. Но это ладно, чуть позже я с ними повстречался, но это совсем другая история. Ха, я потом их служебный транспорт долго продавал через третьих лиц…

Н – да, опять отвлёкся. Так вот, пробив меня по базам, даже с полицией связались, выяснили, что я нигде не значусь, более того, разговариваю на незнакомом языке. Меня, не спрашивая моего разрешения, зарегистрировали гражданином империи, взяв образец ДНК, и приняли в приют. С языковым барьером тоже проблем не возникло, после врачей, которые залечили раны в капсуле, даже шрамы исчезли, отвели меня в небольшую комнатку, где было три кресла вроде парикмахерских с сушилками для головы. Посадили в одно, подрегулировали по высоте и включили. Почти сразу я отрубился.

Очнулся, похоже, на следующий день в комнате, где было четыре кровати. Все пустые. Рядом на стуле была сложена одежда. Обычная: майка, рубашка, штаны, бельё и носки с ботинками.

Чувствовал я себя на удивление хорошо, но на всякий случай этого явно не показывал. Местные меня настораживали. Когда я сел и осмотрелся, дверь в комнату ушла в сторону и через порог переступил худой и слегка бледный мужчина в свитере с высоким воротником. В водолазке, по-земному.

– Очнулся? – спросил он, с интересом посмотрев на меня.

Я не ответил, анализируя ситуацию. Она меня несколько удивила, даже озадачила, так как я понял, что он сказал, хотя этого языка до настоящего момента не знал.

– Ты меня понимаешь? – спросил неизвестный.

– Д-да, – неуверенно ответил я.

– Это хорошо. Я дежурный наставник Каян Рун. Ты находишься в приюте для мальчиков в городе Солнте планеты Гурия империи Люмер. Тебя обнаружили работники перерабатывающего комбината на своей территории и, приняв за одного из наших воспитанников, вызвали нашего сотрудника, который и доставил тебя сюда. Мы проверили все базы, но ничего не смогли выяснить. В поисковых базах полиции ты также не числишься. Поэтому вопрос у администрации приюта такой: кто ты?

– Я не помню, – неуверенно ответил я. Это был самый логичный ответ в моей ситуации, и я им воспользовался.

– Ничего страшного, бывает и такое. В случае если тебя ищут родственники, то быстро найдут и заберут из приюта… Теперь ответь мне на несколько вопросов. Сколько тебе лет, мы знаем благодаря медикам. Тебе одиннадцать лет и два месяца, но вот хотелось бы знать имя и фамилию.

– Я не помню, – повторил я.

– Ничего, это поправимо, – улыбнулся наставник.

Через час я был зарегистрирован в приюте под именем Ворта Трена. Половина приютских носили фамилию Трен, это вроде Иванова по-русски. Ворт тоже распространённое имя. Хорошо, что в приюте я оказался единственным Вортом Треном. Хотя воспитанников в нём было больше трёхсот человек, больше парней с такими данными мне не встречалось.

Вот так и началась моя жизнь в приюте. Первый месяц я адаптировался. Честно скажу, увиденное мне не понравилось категорически. Приют оказался территорией малолетних банд и затюканных преподавателей. Выход был свободный, утром свалил – можешь до вечера пропадать по своим делам. Главное – раз в неделю на перекличке быть, а так живи как хочешь. Я и нашёл себе занятие.

Теперь расскажу о самой планете, имевшей интересное название Гурия. Тысячу двести лет назад её выкупила одна гигантская корпорация для своих нужд. Она построила на поверхности огромный перерабатывающий комбинат и стала зазывать заинтересованных в утилизации любой техники. Так как эта сфера деятельности была ещё не занята, к планете потянулись транспорты с разной устаревшей, а то и разбитой в боях техникой. Со временем комбинат передавался из рук в руки, проходил модернизацию и усовершенствовался, но горы техники, что сбрасывали грузовые платформы, забирая их из трюмов транспортов, не уменьшались, работы было много. Двести лет назад на планету завезли несколько установок терраформирования, и за сто лет планета приобрела вполне неплохой вид, даже открылось несколько курортов. А ведь до этого без скафандра жилой купол и не покидали. Во куда техника дошла!

На облагораживание планеты хозяева тоже не жалели сил. В последнее время курорты Гурии стали достаточно популярны. Вон даже на свалку часто привозили экскурсии посмотреть на остовы кораблей тысячелетней давности. В данный момент население планеты насчитывало шесть миллионов человек, были столица, на окраине которой я сейчас жил, и несколько других городов поменьше.

Работу я нашёл неплохую. Детский труд был широко распространён в империи, поэтому после анализа ситуации и разговоров с другими воспитанниками – встречались там и нормальные – я направился в администрацию корпорации и устроился на работу с официально зарплатой в двенадцать кредитов в месяц. С учётом, что специалисты получали сто кредитов, а чернорабочие взрослые тридцать, довольно неплохо. В других местах и десять фиг получишь, за восемь горбатиться почтут за счастье.

Именно на этой почве у меня и произошёл первый конфликт с одной из приютских банд. С бандой, которой командовал тот самый Борт. Они потребовали процент от зарплаты за спокойную жизнь. Я ответил отказом. Такое развитие ситуации я давно предвидел, выяснив всю подноготную банд у приютских мулов – в приюте мулами называли всех, кто работал, а не бандитствовал, – которые им платили. Так что с момента попадания в приют после небольших уроков об истории государства и других ненапряжных предметов посещал спортзал и готовился. Голыми руками я, конечно, с ними не справлюсь, тем более у банд было настоящее оружие, которое частенько изымала полиция, устраивая неожиданные рейды в приюте. Я один такой уже застал, но кто поверит, что у этих зверёнышей не припрятано ещё что-то опасное? Хотя в империи простым гражданам запрещено было владеть любым оружием.

Единственно дозволенным был шокер, но и на него можно получить разрешение только после того, как исполнится шестнадцать лет. Приютские это оружие очень любили. Особенно во время охоты на молоденьких девушек. Сколько таких пострадало от их действий и остались с поломанными судьбами? Наверное, и не пересчитаешь. Именно поэтому у нас на окраине столицы так популярны были средства защиты от шокера. Кому охота попасть под луч и чувствовать, как над тобой измываются малолетние подонки, воплощая свои юношеские сексуальные мечты, зачастую извращённые?

Я об этом хорошо знал, так как имел стабильный бизнес по продаже собственноручно собранных средств защиты. Я собирал в неделю где-то штуки три и продавал их по пять кредитов. Такие средства держали всего три-четыре выстрела шокера, в отличие от тех, что продавались в магазинах, те могли и десять выдержать, но зато стоили в три раза меньше.

Где-то через месяц при случайной встрече среди шестёрок Борта я опознал тех троих, что ограбили меня в первый день моего пребывания на этой планете, поэтому готовился серьёзно, найдя обломок арматуры и замотав его в тряпки. Хорошее оружие ближнего боя. В итоге я поколотил всех присланных за данью служек Борта – жаль, его самого не было – и, отправив обратно, велел сообщить главарю, что я никому никогда не плачу. С тех пор у нас с Бортом, которому недавно исполнилось шестнадцать, был вооружённый нейтралитет. Он подсылал ко мне своих прихвостней в надежде, что они всё-таки доберутся до моей шкуры, а я топил их тела в канализации, на радость крысам. Короче, я постоянно ожидал от Борта подлянки. Поэтому требование дежурного встретиться с ним меня насторожило. Все знали, что как только я получу удостоверение, то свалю из приюта.

Ах да, тех троих я подловил по одному и вернул должок. Пусть теперь они попытаются выжить со сломанными руками и ногами на свалке. Как я позже узнал, ни один не смог.

Спустившись по ступенькам на площадь, я пересёк её, по приютской привычке насторожённо поводя глазами в поисках опасности, и, пройдя кассы, где потратил аж восемь сантимов, сел на электропоезд. Столица раскинулась на берегу местного тёплого моря, что привлекало курортников пляжами, благо планету облагородили вполне качественно. Приют находился на окраине Солнте, поэтому, чтобы добраться до центра, приходилось пользоваться общественным транспортом, что сильно било по карману. Вроде восемь сантимов немного, но я мог питаться на них два дня. Да вон рубашка, которая была на мне, выданная в приюте, стоила пять сантимов. Да ладно, сегодня день такой, что можно и потратиться. Сев на мягкое сиденье и откинувшись на спинку кресла, стал смотреть в окно, наблюдая, как разгоняется поезд, и продолжил вспоминать.

За пять лет жизни в приюте обо мне, то есть о теле, владельцем которого я единолично стал – прошлый обладатель никак не проявил себя, как будто был мёртв, – так никто и не вспомнил и не отправил запрос на розыск в полицию. Сам я тоже мало что смог узнать об этом теле, хотя когда отловил обокравших меня, то тщательно опросил. Те выдали интересную информацию: мол, над свалкой летал новенький и дорогой катер и зависал иногда в неопределённых местах. Вот ребятки и решили проверить ближайшую точку, где и нашли меня. Также я вместе с зубами выбил из них другую информацию: одежду они уже продали, в карманах было пусто, но вот у меня в носке на правой ноге был спрятан медальон из неизвестного материала. Зверёныши уже проверяли его, не ценный. Медальон мне вернули. Был он размером с пивную пробку, толщиной миллиметра четыре. То есть достаточно толстым. По ребру шёл красивый орнамент, на лицевой стороне – треугольник с пересечёнными линиями углами. С другой стороны надпись: «Честь и достоинство».

Жил я в приюте нормально, последние три года вообще появлялся раз в семь дней, на линейку, отметиться. Были, как я уже говорил, тёрки с бандами, но я их решил. Причём решил кардинально, все попытки наездов и тёмных без жалости отбивал прутом и другими подручными средствами. Мне тоже доставалось, хотя я и подтягивал себя в физподготовке. Жаль, тренера не смог найти, но я и сам с опытом.

Все травмы мне залечивали в приютском санпункте, где находилась старая латаная-перелатаная лечебная капсула древнего года выпуска. Но главное, она работала и лечила. Правда, сломанную руку и челюсть восстанавливала аж два дня, потратив целый картридж. Так то Свич, старый запойный медик, который должен был лечить нас бесплатно, но он просто пропивал пять картриджей, что ему выдавали раз в неделю на нужды приюта, поэтому приходилось платить за лечение из своих.

Чёрт, опять на приют скатился! Короче, о моей работе на благо корпорации на утилизирующем комбинате. Не знаю, как другие, но я считаю, мне повезло. Когда меня принимали на работу, то, посмотрев на худенького одиннадцатилетнего мальчишку с большими жалобными глазами, пожилой сотрудник печально вздохнул и сделал мне прозрачный намёк. Я сделаю ему хорошо, а он отправит меня на лёгкую работу с увеличенной зарплатой. Одним словом, я нарвался на педофила, пользующегося своим положением. Детская проституция на Гурии была распространена, поэтому я особо не удивился.

Со мной он не договорился и, злобно шипя и держась за разбитую коленную чашечку, отправил в цех утилизации военной техники. Причём там работали только взрослые мастера подтверждённых квалификаций и ни одного ребёнка. В общем, подсуропил. Работа здесь действительно была адская, я не приходил – приползал в свою комнату, которую делил с тремя такими же мулами. Понятное дело, такие работники не пользовались уважением большинства зверёнышей, ну, кроме меня, конечно. Большая часть из них познакомилась с моим кулаком и любимой арматуриной.

Начальник цеха ходил в отдел кадров с просьбой перевести меня на другую работу, убеждая, что я могу погибнуть. Но пострадавший от меня сотрудник, как раз и оказавшийся начальником отдела кадров, отказал. Ничего, за пять лет я стал признанным спецом среди мастеров. Если бы у меня стояла нейросеть, такой имплант в голове, то даже без выученных баз знаний я мог сдать на категорию специалиста. Правда, узкого профиля.

Работа адская, и, конечно, зарплата в двенадцать кредитов была слишком мала для неё, но большая часть мальчишек держалась за эту работу не из-за них, а из-за возможности полазить в остовах техники и снять с неё что-то ценное. Именно из-за этого рядом со свалкой находилась барахолка, где продавалось всё и вся и куда работники свалки приносили всякое старьё, зарабатывая на этом хоть и небольшие, но не облагаемые налогом деньги. Естественно, этим увлекался и я. Честно скажу, по-крупному мне повезло только один раз, когда я нашёл в разбитом челноке лазерный пистолет семисотлетней давности. К этому времени я был завсегдатаем барахолки и знал всех скупщиков, так что понимал, что настоящую цену мне не дадут, максимум четверть. Поэтому решил продать его через планетарную сеть, которая называлась Галанет. Был также выход и в межмировую сеть. Так вот я провёл все проверки анализатором и, зарегистрировавшись анонимно, выложил снимки пистолета на аукционе. Продавать я решил на Гурии. Жаль, что в столице было всего четыре миллиона жителей и среди них так мало коллекционеров! Мой лот купили через неделю. Мы договорились встретиться с покупателем в кафе, где я должен был получить наличные. Цена пистолета в сети была две тысячи триста кредитов, я же продал его за тысячу семьсот двадцать. Пришедший мужчина в форме флотского офицера удивлённо осмотрел меня, но ничего не сказал. Быстро проверив пистолет анализатором, разобрал, опробовал и, достав бумажник, выложил требуемую сумму, после чего ушёл с покупкой. И всё это молча.

Когда он ушёл, я облегчённо вздохнул – думал, меня кинут, хотя к ноге была примотана любимая арматурина. Но нет, деньги получил честно. Они легли к остальным, которые я собирал с момента поступления на работу. Причина для накоплений была веская: я хотел свалить из империи, благо в Содружестве, куда она входила, было ещё около сорока государств. Главное, во многих из них запрещено рабство. А то я насмотрелся на бедолаг с ошейниками и измученным видом. Правда, один раз прошёл старик с гордо поднятой головой. Но это скорее исключение из правил. Сейчас-то меня защищает государство, но когда получу удостоверение, то выйду из-под этой защиты. Кому задолжаю – и всё, раб. Нет уж, сваливать надо из империи. Причём побыстрее. Правда, в ближайшее время этого сделать не получится, хотя именно сегодня я выхожу из-под защиты государства в связи с совершеннолетием.

Так вот, насчёт денег. У меня была причина для накоплений, которые на данный момент составляли три с половиной тысячи кредитов, ну, плюс мелочь. Всё дело в этих самых нейросетях. Сейчас я объясню, что это такое.

Вся система обучения в Содружестве, куда входит империя Люмер, стандартизирована. С восемнадцати лет людям ставят нейросеть, на которую можно закачивать базы знаний по разным специальностям для дальнейшего изучения. Чем выше индекс интеллекта, тем быстрее процесс обучения. Наличие базы по специальности не даёт навыков её использования, её надо выучить, осмыслить, то есть сделать эти знания своими. Проще говоря, поработать по этой специальности, чтобы знания полностью усвоились. Только после этого становится возможным применение полученных навыков в работе. У начальника цеха, где я работал, стояла нейросеть «Управленец-ЗМ», за которую он заплатил аж пятьсот семьдесят кредитов, плюс имплант на память пятьдесят единиц стоимостью ещё пятьсот кредитов. С учётом того, что за три тысячи кредитов можно купить малый грузовой корабль с установленным гипердвижком, становится понятно, что это всё дорого. Но это только нейросеть и имплант, базы знаний в стоимость не входят. И хотя начальник прикупил всего две базы четвёртого ранга и шесть третьего, на это у него ушло ещё две тысячи кредитов. Чтобы стать хорошим специалистом, нужно хорошо вложиться в себя. Но об этом я расскажу чуть позже. Продолжу о нейросетях.

Так вот, изучать базы можно самостоятельно или в учебном заведении, которое имеет возможность ускорить обучение, а также предоставить практические занятия и помочь приобрести минимум профессиональных навыков. Дальше надо получить подтверждение уровня знаний или сертификат. Человек представляет документы или протоколы использования знаний и навыков в объёме, установленном законом, для присвоения профессиональной квалификации. Личное участие не обязательно, достаточно отослать их по общепланетарной сети. На каждую дисциплину и уровень выученных знаний существуют разные варианты проверок: выход по нейросети в квалификационное учреждение, которое присваивает тот уровень, что вы освоили, и сдача экзамена под протокол – контрольный тест знаний и работа на виртуальном тренажёре – или же протоколы практического использования знаний, которые просто отсылаются в это учреждение. Чем выше уровень и больше знаний, тем более квалифицированным специалистом ты являешься и тем выше твоя заработная плата.

Всем гражданам государств, входящих в Содружество, включая империю Люмер, предоставляют бесплатную установку нейросети, которая обладает многими полезными функциями: повышается на десять единиц интеллектуальный уровень, существенно возрастает скорость обработки информации, улучшается реакция, а также нейросеть ведёт пассивный мониторинг физического состояния, предупреждая о заболеваниях и увеличивая продолжительность жизни. За дополнительную плату возможно установить улучшенную или специализированную нейросеть для будущей профессии, также можно внедрить импланты, увеличивающие различные характеристики организма.

Иметь нейросеть – насущная необходимость не только для обучения. Любое управление техническими средствами и компьютерами осуществляется только через выходы для подключения на голове или руках. На этом принципе построена вся технология Содружества, и без установки нейросети мне не найти даже низкооплачиваемую работу в таком технологически развитом обществе.

Помимо основных функций нейросеть имеет встроенный коммуникатор с часами и будильником, обладает возможностью протоколирования событий и контрактов, заключения договорённостей на расстоянии и, наконец, после установки заменяет идентификационную карту. Останется только универсальная карта, куда заносятся данные о физическом, психическом и индексе интеллектуального состояния разумного – карта ФПИ, она же – удостоверение личности, которая нужна для устройства на работу, ведь помимо основных параметров туда же заносят всю информацию о профессиональных достижениях, квалификациях и уровнях специальностей.

Вот такая штука эта нейросеть, и, естественно, мне она необходима. Ставить, как другие приютские, бесплатную нейросеть, которая стоит всего сто десять кредитов, я не собираюсь. Причин несколько, и все они очень веские. Первая: согласно исследованиям учёных, нейросети влияют на мозг. Если установишь бесплатную и через несколько лет поменяешь её на специализированную, это может сказаться на уровне освоения и обучения, а также управления техникой. То есть, по их мнению, лучше ставить сразу ту нейросеть, с которой проживёшь всю жизнь. Вторая причина не менее веская. Я живу в рабовладельческой империи, значит, могу попасть в рабство, и этого я опасаюсь в последнее время довольно серьёзно. Люди с интеллектом выше ста пятидесяти единиц очень редки. Я скачал из сети общедоступные тесты для проверки уровня своего интеллекта, и четыре разных теста стабильно выдавали у меня сто семьдесят и сто восемьдесят единиц. Получается, если обо мне узнают, то вполне могут похитить или заполучить в рабство любыми средствами, даже законными, это здесь вполне в порядке вещей. Повод могут выдумать, главное – заполучить будущего специалиста. В других государствах этого нет, поэтому я и собираюсь покинуть империю. Для неё я слишком ценный специалист из-за редкости. Также могут меня продать корпорациям, причём официально, и буду я горбатиться почти бесплатно на чужих дядь. Нет, я этого категорически не хочу. Поэтому мне требовалось скрыть уровень своего интеллекта, однако я должен получить подтверждение выводов после тестов, поэтому и ехал в город. Только там я могу пройти бесплатное профессиональное обследование, которое предоставляет только одна корпорация, а именно «Нейросеть».

Понятное дело, после тестов я был в некоей эйфории, так как мог рассчитывать на инженерную нейросеть, а это мегакруто. Для примера, чтобы стать пилотом космического корабля, нужно иметь базовый уровень минимум сто двадцать единиц интеллекта, и это только для малых и средних кораблей. Для больших интеллект пилота должен быть сто пятьдесят. Техником может стать человек с не меньше чем ста десятью единицами интеллекта, а вот инженеру требуется уже двести. Сейчас объясню, почему это такая редкость. Большая часть жителей империй, а это примерно семьдесят пять – восемьдесят процентов, имеют интеллект от восьмидесяти до ста, то есть фактически балласт. Процентов десять – пятнадцать – от ста до ста двадцати, пять – от ста двадцати до ста пятидесяти и где-то два процента – выше ста пятидесяти. Выше отметки двести единиц – это где-то сотая доля процента. Вот и получалось, что профессия инженер редкая и хорошо оплачиваемая. К примеру, прибыл корабль с сильными повреждениями корпуса. Произвести ремонт сможет ТОЛЬКО инженер, так как техники занимаются в основном ОБСЛУЖИВАНИЕМ корабельных систем и заменой повреждённых блоков, но никак не серьёзным ремонтом. Из-за этого и цены на ремонт кораблей в доках и верфях больно большие. Поэтому и работа вольным инженером быстро окупает все затраты, главное – найти деньги и время, чтобы стать им. Брать кредит в банке – я не сумасшедший подписываться на добровольную кабалу. Слишком много препятствий стоит у меня на пути. Хотя если прикинуть, то кредит в банке я могу взять не больше чем на восемьсот кредитов. Ориентировочно. Размер кредита зависит от интеллекта: чем он выше, тем больше кредит. Так-то. Но, как я говорил, это не для меня.

Я узнал из сети, сколько примерно платят инженерам за работу. Правда, только тем, кто на вольных хлебах, а это от десяти до пятидесяти тысяч кредитов за одну работу в зависимости от сложности. Потому что инженеры действительно редкость. Многие корпорации, у которых на контрактах, а фактически в рабстве находятся подготовленные инженеры, сдают их в аренду, получая немалые барыши. Такого я не хотел и вылезти из нищеты собирался своими силами.

Зарегистрироваться и получить нормальное гражданство я мог в любом месте. На каждой улице были пункты регистрации, совмещённые с банкоматами. Заходишь, закрывается бронированная дверь, и набираешь, что тебе нужно, ну или вставляешь карточку, она же – удостоверение, если хочешь положить или снять деньги. Вот в этих пунктах, ответив на вопросы интеллектуального теста и сдав на анализ свою пробу ДНК, приложив ладонь к сенсору, и можно получить удостоверение гражданина и вступить в жизнь совершеннолетнего. Но мне такой способ не подходил, хотя он был относительно безопасным: в тестах для понижения интеллекта можно и напортачить, хотя многие, наоборот, заучивают, чтобы повысить его, но в диагностических капсулах при приёме на работу сразу устанавливается правда, и таких обманщиков легко разоблачают.

Нет, я направлялся в город по другой причине. В здании корпорации «Нейросеть» тоже можно получить удостоверение личности и пройти бесплатный тест на интеллект, попросив служащего не вносить результат в карту. Чтобы планировать своё будущее, мне требовалось быть уверенным в уровне интеллекта, а проверить его можно только там. Тем более служащие «Нейросети» вне политики государств, и подкупить их очень сложно. Хотя и возможно, но я сомневался, что проверяющий сдаст меня охотникам за мозгами. В крайнем случае я буду знать, кому кинуть предъяву – всё лучше живому человеку, чем думающей железке, в которой сидят вирусы и докладывают охотникам.

Я старался планировать свои шаги. Вот, например, для специализированной инженерной нейросети деньги у меня были, но мне требовались ещё импланты. Хорошо бы плюс сто на интеллект и память, но таких денег у меня пока нет и не знаю, появятся ли за два года до установки нейросети. Там посмотрим. И это только импланты. Чтобы получить специализацию инженера и сдать на все положенные сертификаты, нужно денег на базы тысяч пятнадцать, а то и больше. Понятно, таких сумм у меня пока нет, но я надеялся найти выход.

Те, кто попадал в рабство корпораций, получали и нейросети, и базы. Но должны были отработать за них двадцать лет. Выплата заранее не предусмотрена. Некоторые корпорации искусственно завышают долг, чтобы специалист проработал у них дольше. Есть у них такие пункты в контрактах, не подкопаешься. Нет уж, я сам себе хозяин.

Кстати, приютские банды устраивают охоту на тех мулов, что получают на руки удостоверения. Ведь за несколько лет работы они по-всякому что-то да скапливают, хотя сомневаюсь, что кто-то достиг моего уровня, и спешат положить заныканные деньги на счёт. Потому как, когда регистрируется удостоверение, автоматически открывается счёт в банке Содружества, который есть в любом городе любого государства. Вот малолетние банды и отлавливают мулов, когда те несут накопления к банкоматам. Похоже, Борт решил поиметь деньги и с меня, хотя, может, он хочет встретиться со мной и не поэтому – я же не идиот сразу лезть к копилке, и он это отлично понимает.

Поезд начал притормаживать на очередной станции, и голос из динамика, объявивший нужное мне название, вырвал меня из размышлений. Я поспешил встать и пройти к выходу с остальными пассажирами. Кстати, если на окраине я в своём наряде не выделялся, то здесь был как белая ворона, хотя в приюте раз в год выдаётся новая и крепкая одежда, правда однообразная, и я предпочитал на неё не тратиться.

Пройдя мимо двоих полицейских, которые с интересом посмотрели на меня, я с тонкой струйкой пассажиров прошёл турникет с охранной рамкой и вышел на типичную для всех станций монорельса площадь. Переходя её, я миновал фонтан, играющий солнечными бликами, и подошёл к зданию корпорации «Нейросеть». Естественно, не с моим рылом лезть к парадному входу, для таких, как я, то есть для бедноты, был другой, чёрный. Туда я и направился.

Как я уже говорил, процедура была бесплатная. Так что я подал заявление и вместо тестирования на интеллект прошёл в помещение, где лёг в диагностическую капсулу. Она, настроенная на меня, выдала точные результаты.

– Давненько мне не попадали клиенты с такими параметрами, – сказал Грег, улыбающийся парень, что обслуживал меня, наблюдая, как я покидаю капсулу.

– Сколько? – спросил я, внутренне замерев.

– Сто девяносто одна единица. С учётом того, что ты растёшь и развиваешься, есть шанс, что к восемнадцатилетию, к моменту установки нейросети, достигнешь двухсот единиц, базового инженерного минимума. Советую использовать для развития интеллекта специальные развивающие программы и тесты.

– Я в курсе. Уже полтора года ими пользуюсь. Лучшее, на мой взгляд, работа профессора Лейбеля, она заставляет задуматься.

– Это да, – согласился парень, кинув на меня уважительный взгляд.

– Я прошу вас при создании и оформлении карты ФПИ не вносить мои интеллектуальные параметры. Мне хотелось знать их самому. Для этого и пришёл.

– Я понял тебя. Не внесу, не волнуйся.

Мы прошли в кабинет служащего, где я сел в кресло и стал терпеливо ожидать, пока Грег оформит удостоверение. Наконец парень повернул ко мне монитор и попросил проверить, всё ли правильно. Взглянув в него, я подтвердил, что он нигде не ошибся. Через минуту синтезатор на столике в углу зашумел, и из него в приёмное гнездо выпала небольшая карточка размером с кредитку.

– Получи своё первое, хоть и временное удостоверение, гражданин, – торжественно вручил мне карточку ФПИ Грег.

– Спасибо, – чуть улыбнулся я.

На этом мы расстались. Я вышел из кабинета и, пройдя коридор с множеством одинаковых дверей, за которыми работали с людьми такие же, как Грег, менеджеры, покинул здание. На улице я подошёл к банкомату, который, судя по горевшей надписи, был занят. Когда из него выпорхнула миловидная девушка, я зашёл в небольшое помещение и дождался, пока за мной закроются бронированные створки. Кстати, в помещении банкомата, согласно требованиям банковской безопасности, мог находиться только один человек.

На потолке вспыхнул плафон, а на экране терминала загорелась дежурная надпись с просьбой воспользоваться его услугами. Я достал новенькое удостоверение и сунул его в приёмник. Подтвердив регистрацию номера и счёта в банке Содружества, я достал из тайников на ремне десять банкнот по десять кредитов и по одной опустил их в приёмник. Через несколько секунд появилось уведомление, что на моём счёте находится ровно сто кредитов. Всё, счёт действителен и запаролен на меня, одна из частей паролей – это моя ДНК.

На этом я закончил свои дела в центре города и, покинув помещение банкомата, направился к станции монорельса. Пора возвращаться в трущобы. Мне нужно продержаться там ещё два года. Установить нейросеть с имплантами, закачать базы и, наконец, исполнить свою мечту: оказаться в космосе. Я им просто бредил, так что, если бы интеллекта хватало на работу пилота, без сомнения, выбрал бы её. Но и инженерная мне тоже была интересна. Вот такой я разносторонний человек. Жаль, что нейросети были узкоспециализированы, то есть если я могу быть, например, с инженерной нейросетью отличным инженером, то пилотом даже с хорошо поднятыми базами буду хреновым. И это ещё слабо сказано. Так что выбирать надо что-то одно. Хорошо бы универсальную нейросеть поставить, но такая стоит за двадцать пять тысяч кредитов, огромнейшие деньги, для меня фактически нереальные. Таких в ближайшее время у меня точно не будет.

Когда я ехал обратно, моё внимание привлекли двое парней в рабских ошейниках. На вид им было не больше семнадцати – восемнадцати. Особо меня в них заинтересовала одежда, она стоила раз в десять дороже моей. Да и вид у них был здоровый и довольный, затравленными и измождёнными они не выглядели. Для таких рабов создают отдельные импланты подчинения, что вживляют в голову. С ним они не могут ослушаться хозяина. Может, парни работают в проституции? В империи, как это ни отвратительно, детская проституция довольно развита и даже находится под защитой государства. Именно из-за неё в империю Люмер со сменой гражданства переезжают всякие извращенцы. Пока я тут жил, частенько с ними сталкивался. Хозяева, что имеют рабов, могут делать с ними что хотят, никаких законов о правах раба здесь нет, всё на совести хозяина. Хочет продавать их для утех других – пожалуйста! Вон недавно война с директоратом Рейко была, так этих южного вида рабов заметно прибавилось на улицах столицы.

Хмуро сплюнув, я вышел на своей станции и направился в приют. Все свои немногочисленные пожитки я давно из него перетаскал в тайник, поэтому в приюте меня ждало лишь одно, хотя нет, два дела. Это отметиться у директора и выписаться с баланса приюта как совершеннолетний и, вполне возможно, встретиться с Бортом и его шестёрками. Встреча настораживала, к ней требовалось подготовиться. Поэтому, пройдя тропинкой через парк, я нырнул в кустарник, где спрятал свою любимую арматурину перед поездкой в центр столицы, и сунул её за спину, укрыв рубашкой.

С директором и его секретарём проблем не было, ещё трое кроме меня сегодня вылетали из гнезда. Нас поздравили, переписали данные с новеньких удостоверений и выдали небольшое выходное пособие. Оно заключалось в сумке с ремнями для ношения в руках, в которой находились футболка с эмблемой приюта и шесть брикетов солдатских пайков. Всё, на этом приют переставал нас содержать.

От директора я с парнями сразу направился к выходу. Где меня и перехватил один из мелких шестёрок Борта. Делая таинственный вид, он кивал куда-то в сторону парка. Идиотом я не был, поэтому, дав пинка салаге, поспешил к улице, что вела к барахолке, за которой находились территория комбината, где я работал.

Ушёл я чисто, затерявшись среди покупателей и продавцов на барахолке. Время было послеобеденное, тем более выходной, народу хватало. Через двадцать минут я стоял у проходной, где дежурил скучающий охранник. Проверив мой детский пропуск, он пропустил меня на территорию. Несмотря на то что я тут часто мелькал, охранники не могли запомнить всех, так как через одни только эти ворота в день проходило больше пяти тысяч рабочих, а таких ворот было восемь, не считая грузовых.

Проигнорировав гравитележку, которая использовалась как транспортное средство, я свернул к зданию администрации. Мне требовалось переоформиться в связи с получением документа. Теперь я взрослый и буду получать не двенадцать кредитов, а тридцать, а то и сорок, как младший мастер. Начальник цеха обещал похлопотать, тем более прошлый начальник отдела кадров ушёл на повышение, покинув планету.

В отделе кадров я долго не задержался. Оформил стандартный рабочий договор, написал заявление на сдачу категории – начальник цеха обещание выполнил – и направился в общежитие для работников комбината. Место в четырёхместной комнате стоило пятьдесят сантимов, то есть полкредита в месяц. Жить с чужими для меня людьми я не хотел, поэтому решил снять отдельную комнатку за полтора кредита. Хватит ютиться с другими постояльцами. Я одиночка по жизни, хотя это уже говорил. До сих пор тошно вспоминать, как мне было тяжело в приюте, особенно в первые дни.

Управляющий общежитием, зарегистрировав меня, выдал номер комнаты и пароль к двери. Заплатил я сразу за год вперёд. Кстати, питание в эту сумму не входило, требовалось платить в столовой дополнительно, да и готовили там так себе, почти как в приюте. Хотя сытно, ну и ладно.

Народу в здании шлялось изрядно, но я спокойно поднялся на пятый этаж и, пройдя по длинному коридору, оказался у нужной комнаты. Прежде чем войти, я огляделся. Удобства были отдельно и находились от моей комнаты метрах в ста, столовая на первом этаже. Конечно, как временное прибежище пойдёт, но жить так постоянно не хотелось. Я ввёл пароль и толкнул дверь. Как и ожидалось, каморка была крохотная. Три на четыре метра с небольшим окошком. Но ничего, разберёмся. В комнате находились самодельная, сваренная из железных уголков кровать с матрасом, но без белья, тумбочка и стол с единственным стулом. Нормально. Хотя потребуется купить бельё, холодильник и небольшую кухонную плиту, чтобы готовить в комнате. Эти покупки на первом месте, остальное по мере обживания.

Бросив сумку на матрас, я подошёл к входной двери и, как пользователь, сменил пароль. Всё, дверь настроена только на меня. После этого я покинул помещение и, посетив удобства, вышел из здания общежития, поспешив в свой цех: мне требовалось проставиться, тем более я всё заранее приготовил. Местные жители мало чем отличались от земных, даже традиции были схожи. Вот только одного тут не было – рукопожатий, здоровались на словах и приветственным кивком.

Простава прошла нормально, день был укороченный, так что после работы остались все. Я в обязательном порядке пригласил и начальника цеха. Хороший мужик и отличный спец, его знания совсем немного не дотягивали до инженерных, но он и этому был доволен. Получал он прилично, не чета мне, порядка двухсот сорока кредитов, копил на нейросети для внуков и правнуков, ему самому было за сто пятьдесят лет. Как оказалось, средний срок жизни здесь – до двухсот пятидесяти лет, я, как узнал, охренел от этой радостной новости.

Я тоже приложился, когда тосты перешли в беседы за жизнь. Дальше мне тут находиться было не обязательно, я уже не первый раз бываю на таких вечеринках, поэтому, распрощавшись с мужиками, выпивки им хватит до позднего вечера, вышел из цеха и, поёжившись от вечернего жара, не спеша потопал в общежитие. Мне вообще-то сегодня вечерком хотелось сбегать на барахолку и прикупить всё, что было нужно для жилья, но мужики настояли, и я выдул целый стакан шила – смеси спирта с лимонной эссенцией. Так что меня от этой убойной смеси стало заметно шатать. Сознание у меня было более-менее в норме, только конечности плохо слушались, но силы воли добраться до своей комнаты, запереться и свалиться на пустую кровать, подложив под голову сумку с пайками, хватило.

За два часа до начала работы меня разбудило верещание будильника, встроенного в наручный коммуникатор, который я забыл снять, поэтому проснулся не только от ревуна, что я использовал вместо сигнала, но и от вибрации. Вытащив затёкшую руку из-под сумки, я отключил будильник и, зевнув, хмуро осмотрелся. Состояние было так себе, но голова не болела.

– Зашибись, я ещё и одетым спал, – пробормотал я, посмотрев на помятую одежду.

У меня даже полотенца и мыла не было, поэтому, придя в душевую комнату, я занял свободную кабинку и, повесив на держатели одежду, просто ополоснулся под холодным душем. До начала работы оставалось полтора часа, так что у меня ещё было время сбегать к одному из моих убежищ, где я часто ночевал, и притащить вещи, чтобы обустроить комнату. Хотя бы для гигиены, остальное можно купить.

На улице было свежо и ещё темно. Утро пока не вступило в свои права. Покинув территорию жилых зданий, я прошёл через производственные комплексы, махнул рукой знакомому охраннику, что скучал у проходной в наш цех, и остановился в ожидании. Погрузчики работали посменно и днём и ночью, в отличие от цехов, где был нормированный рабочий день. Обычно тут притормаживали грузовые гравитележки, которые притаскивали на разборку в цеха корпуса старых кораблей и другой техники, так что можно было быстрее добраться до нужного мне места. Да, одно из моих убежищ находилось в старом корпусе люмерского танкера шестисотлетней давности. Корма у него была смята, да и корпус деформировался, но попасть внутрь было можно, правда, не зная как, вход фиг найдёшь. Я и сам нашёл случайно.

Вот, наконец, послышался свист, и показалась тележка, в кабине которой сидел оператор примерно моих лет. Хотя я в этом сомневался. Думаю, парень старше меня, без нейросети тележкой не поуправляешь. Правда, и ручное управление присутствует, при большом опыте можно пользоваться и им, но слишком оно дубовое.

Когда прожекторы тележки осветили меня, оператор притормозил и приглашающе махнул рукой. Все охотники за артефактами, что лазили по остовам древней техники, пользовались этими тележками, и я тоже. Пешком-то несколько десятков километров…

К моему удивлению, на подножках уже стояло шестеро искателей: четверо моих лет, двое постарше, лет двадцати пяти. Вряд ли они собирались что-то искать, скорее всего, ехали к схронам, чтобы потом отнести найденное к скупщикам. Так же став на подножку, где было свободное место, я крепко ухватился за скобу. Когда мы выехали за территорию производственного и разборочного комплексов, оператор прибавил скорости, и мы понеслись на семидесяти километрах в час – на подножке скорость ощущалась очень хорошо. Двое парней сошли раньше, потом настала моя очередь, и я толкнул парня, что стоял передо мной, а тот махнул оператору, сидевшему в кабине за бронестеклом.

Когда тележка притормозила, я спрыгнул на землю и торопливо, не обращая внимания на удаляющееся транспортное средство, направился в ближайший проход. Весь местный лабиринт я знал как свои пять пальцев, поэтому даже в темноте не мог заблудиться.

Осмотревшись, я нырнул под корпус старого рудовоза, прошмыгнул мимо смятых обломков старых крейсеров, в которых я с трудом в своё время опознал марку «Тулуз». За ними и находился танкер, где было моё лежбище.

В одном месте танкер подмял под себя обломки какого-то корабля, который я так и не смог опознать за это время, под днищем у него было свободное пространство. По-пластунски преодолев огромную махину, я оказался в тупике, куда было можно попасть только тем путём, что проделал я. Подойдя к груде обломков у борта танкера, я стал убирать их в сторону, пока не открыл проход. Всё, я в убежище.

Конечно, пол был с лёгким креном, но мне это не мешало. Набив сумку вещами, в основном чистым бельём и средствами гигиены, я сложил и убрал следом мой рабочий комбинезон с эмблемой корпорации, привязал к боку рабочие ботинки и направился к выходу.

К жилым зданиям я вернулся тем же путём, только в этот раз гравитележка была не порожней, а несла груду металлолома, которая ранее была малым кораблём, кажется гражданским шахтёрским. Древность, одним словом. Почему-то свалку у комбината не трогали, это были зоны семь и восемь. Может, потому, что сюда водили экскурсии, где было множество древних кораблей? Возили остовы в основном из дальних секторов.

Войдя в свою комнату, я первым делом разложил по полкам тумбочки вещи. Потом, сняв одежду, в которой вчера проходил весь день, и надев комбинезон прямо на голое тело, сунул ноги в ботинки, зашнуровал их, попрыгал на месте, после чего посмотрел на время, спустился на первый этаж, взял поднос и встал к подаче в очередь работников в таких же комбинезонах и ботинках. Близнецы, одним словом.

После завтрака я поспешил на работу в свой цех, к привычной работе. Наш цех считался самым тяжёлым по безопасности труда. За время моей работы на корпорацию тревогу по эвакуации всех работников и окраины столицы включали трижды. Все эти ЧП случались в нашем цехе. Обычно как? Привозят древнюю рухлядь, которая должна была пройти дезактивацию и изъятие боеприпаса ещё перед отправкой на свалку, но бывает, что военные раздолбан что-то упускают. Вот у нас трижды такое и случалось. Вообще-то на самом деле чаще, но справлялись сами. Однако мы не в состоянии дезактивировать кварковую бомбу, тем более было широко известно их нестабильное состояние. Нам дважды встречались эти бомбы, в третий раз была торпеда. Как было можно не заметить эту торпеду, находящуюся в пусковой, непонятно. Загляни в окно пусковой – и увидишь хвостовики. Но вот случалось и такое. А так – работа была интересна и очень познавательна.

Следующие три недели прошли как обычно, за это время я полностью обустроил свою комнату, превратив её в жилую. Кровать мне не понравилась, поэтому я вернул её на баланс управляющему и прикупил на барахолке складную, с несколькими комплектами постельного белья, а также отличный анатомический матрас.

Сталкерство на свалке я не забросил и после работы стабильно посещал обломки и обыскивал их в поисках тайников экипажей кораблей. Вон один пилот заказал мне найти деталь гипердвигателя для своего старого корабля. Новая стоит примерно шестьсот кредитов, я ему нашёл такую же за двести. Всё в плюс.

За это время я не раз посетил свою нычку и благополучно положил все свои накопления на счёт, оставив пару десятков кредитов на жизнь. Зарплата шла мне на карточку, а жил я на те деньги, что зарабатывал поисками артефактов. Где-то в месяц сто кредитов в среднем я имел железно. Но, бывало, и везло, о пистолете и детали к гипердвигателю я уже рассказывал. Ещё я повстречал тех работников, что нашли меня, и, скажем так, поквитался. Они, наверное, до сих пор не могут понять, кто обработал их шокером и угнал служебную технику. На ней, кстати, я заработал семьдесят восемь кредитов, хотя стоила она все двести.

В других цехах начальники имели процент с искательства. В моём же такого не было, но все находки, что обнаруживались на притаскиваемых в цех военных кораблях, отходили начальнику и нескольким мастерам. Это был железно их приработок. Мне там ничего не светило, даже если находил я.

Так прошло полгода. Я работал и постоянно повышал своё благосостояние. Находки мои были во множестве: я делал фото коммуникатором, потом искал в сети, и если они были ценными, то перетаскивал через дыры в охранном периметре и продавал когда на барахолке, когда и напрямую коллекционерам. Как бы то ни было, за эти полгода я неплохо поднялся на артефактах, пополнив свой счёт на тысячу триста кредитов, и это не считая зарплаты, которую не тратил. А она после сдачи зачёта на квалификацию достигла в месяц сорока пяти кредитов.

Сейчас я находился на территории барахолки в свой выходной, в контейнере, который владелец превратил в интернет-кафе, если по-земному, и лазил по сети с помощью компа. У меня было с собой более сорока фото разных непонятных предметов. Семнадцать оказались дешёвыми пустышками, которые почти ничего не стоили, даже затрат на доставку до барахолки, но вот какие-то палки с набалдашниками, оказалось, имели цену. Поисковик по фото сразу нашёл похожие предметы, и, сравнив, я убедился в их полном совпадении. Оказалось, эти палки – энергетические стержни для реакторов древних.

Жили до Содружества в древности другие народы, многие после вымерли, может, кто-то убрался из этой части Вселенной. Но что-то от них осталось, вроде вот этих стержней. Узнав их цену, я чуть не подскочил. За один стержень предлагали четыреста кредитов. На соседней планете империи давали четыреста пятьдесят, но туда их надо ещё доставить. Два прыжка на среднем корабле – ну их. Из предложений на Гурии меня заинтересовало только одно. Стержни также выкупала корпорация «Нейросеть» и наша корпорация «Ритон». Корпорация «Нейросеть» давала за стержень аж четыреста двадцать пять кредитов. Выбор был очевиден.

Изучив инструкцию по использованию стержней, я только улыбнулся. В описании было сказано, что если набалдашники матово-чёрные, то они заряжены энергией. Если серые, то пусты и ничего не стоят. Мои были чёрные.

Правда, их количество я не знал. Там находилось два одинаковых контейнера, я открыл верхний, где лежало четыре стержня. Сделал фото и закрыл его. Во второй я не лез. А рядом обнаружил средний контейнер с солдатскими пайками. Так как срок годности у них был до бесконечности, их можно было с лёгкостью толкнуть на барахолке. Кредитов пятьдесят железно заработаю.

Изучив всё по стержням, я на миг задумался и отправил сообщение по номеру, указанному в заявке на покупку этих самых стержней, сообщив, что у меня есть несколько единиц для продажи, и попросив подтвердить цену в заявке.

Через минуту пришло ответное письмо, что предложение их заинтересовало и они готовы забрать товар сегодня же, попросив сообщить количество товара.

Подумав, я ответил, что четыре точно есть, по остальным требуется уточнение. Попросил подождать и перенести переговоры по купле-продаже на вечер. Получив согласие, я продолжил методично работать с поисковиком. У меня ещё есть снимки находок. По закону я вроде как ворую у своих, но дали бы цену нормальную, сдал бы им без разговоров, получив вознаграждение.

Через полчаса я с облегчением разогнул спину и зевнул. Кроме фото со стержнями выиграло ещё одно, где была какая-то загогулина с непонятными надписями, найденная мной в кабине планетарного катера трёхсотлетней давности. Оказывается, это было церемониальное оружие одной народности на окраине нашей империи, и стоила она двести двадцать кредитов. Так что можно её коллекционерам втюхать.

Подумав, я вышел на сайт коллекционеров и выложил новый лот, зарегистрировав его на анонима, но предоставив свой счёт. Сразу же с моего счёта в банке снялись два кредита. Аукцион официальный, и требовалось платить, чтобы выложить на нём что-либо. Причём меня забавляло то, что можно продавать что угодно и особо не заморачиваться документами, вот даже целый раздел с рабами есть. Как я уже говорил, недавно война отгремела с соседней республикой, так что бывших смуглолицых граждан этого государства с ошейниками теперь хватало. Правда, победы не было, засчитали ничью. Сейчас переговоры идут о перемирии.

Выложив фото загогулины, я отключил комп от сети, встал и, доплатив Хакиму, хозяину кафе, за дополнительное время, направился к выходу. И столкнулся с Бортом.

С ним за это время меня пути не сводили, хотя его шестёрок изредка видел. Правда, в последнее время он обновил себе людей, набрав из малолеток. Большая часть его подчинённых разбежались с совершеннолетием. Кто куда устроился. Это Борт в свои семнадцать продолжал нагло терроризировать приют.

Встреча с главой одной из приютских банд была неожиданной для меня, но не для уже натурального бандита. Заматерел Борт за те полгода, что я его не видел, но и я всё это время не щи на печи хлебал.

– Какая встреча! – развёл он руками, радушно улыбаясь.

Позади главаря стояло шестеро его приближённых и две накрашенные девчонки-малолетки. Видимо, подстилки главаря.

– Век бы не видеться, – хмуро ответил я. – Что надо?

– Зачем так грубо, Принц? Ведь мы вышли из одного приюта, можно сказать, из одного лона. Значит, надо держаться друг друга, а иначе съедят.

– Меня замучаются есть. Вопрос не снят. Что надо?

– Поговорить. Серьёзно и без свидетелей. Если договоримся, обещаю, ты не пожалеешь.

– Я уже жалею. Ладно, у Хакима пока пусто, у него посидим.

Я развернулся и боком, не теряя Борта из виду, скользнул обратно в охлаждённое кондиционером помещение кафе.

В углу у Хакима была небольшая барная стойка и несколько столиков. Вот один мы и заняли, а люди Борта устроились так, чтобы нас не мог никто подслушать.

Поскрипев стулом, Борт осмотрелся и, достав из кармана глушилку, включил её, чтобы нас не смогли прослушать с помощью электронных средств слежения. Дорогая штучка, семьдесят кредитов стоит, уж я-то знаю, три штуки похожих продал на барахолке.

– Время – деньги, – сказал я, сложив руки на груди.

– Ты, Принц, всегда куда-то торопишься. Нет чтобы посидеть со старым знакомым, поговорить.

– Минута моего времени стоит кредит. Будешь продлевать? – иронично спросил я, приподняв правую бровь.

– Ладно… Не буду ходить вокруг да около. Нужно починить вот эту вещь. Платят полновесными кредитами, – проговорил Борт, одновременно что-то чиркая на салфетке.

Передвинув салфетку к себе, я прочитал, что там было написано, и, задумчиво посмотрев на собеседника, спокойно спросил:

– Ты подставить меня хочешь? Вот за это я попаду на рудники на всю свою жизнь, на все двести пятьдесят лет. Хотя я столько не проживу, лет через семьдесят сдохну от радиоактивной пыли.

– Ты не слышал суммы, предлагаемой за ремонт.

– Убей меня платой.

– Сейчас, – ответил Борт и снова начал чиркать на салфетке.

– Ранил, – усмехнулся я, рассмотрев сумму.

– Ты можешь её починить без диагностического стенда? – уточнил Борт.

– Этот вопрос нужно было задавать сначала… Да, я в состоянии это сделать, если есть запчасти.

– Твой ответ?

– Мне нужно подумать.

Я откинулся на спинку сиденья и стал размышлять. И чем больше я размышлял, тем больше понимал, что это подстава. В любом случае меня сделают крайним. Более чем уверен, что заказ исходит от серьёзных людей, только вот в чём сомнение: серьёзные люди к такой шавке, как Борт, не сунутся. Сдать их полиции? Вариант, хотя и не хотелось бы попадать к ним даже в качестве свидетеля. Другой вариант – сообщить начальнику цеха. Вот это лучшая идея, он через свои каналы сможет договориться с начальником службы безопасности комбината и поспособствовать разруливанию ситуации. В этом случае я остаюсь белым и пушистым. К тому же в случае заявки в полицию информация может уйти бандитам, у них точно там есть свои люди. Про комбинат не уверен, но там больше шансов.

– Мало, – изрёк я.

– Да тут… – начал было Борт возмущённо и притушил голос, зашипев: – Две тысячи кредитов.

– Более чем уверен, дают пять, а то и больше. Смысл тебе лезть в эту историю из-за мелочи?

– Ну хорошо, три.

Ха!

– Три с половиной, – выдавил Борт.

– Четыре – и договорились. Только договор я подписывать не буду. Так, на словах договоримся.

Главарь размышлял долго, наконец сказал:

– Ладно, четыре. Но помни, мы тебя из-под земли достанем.

Заниматься этой работой я всё равно не собирался, поэтому кивнул:

– Я жду перевода на свой счёт этой суммы.

– Получишь пока половину, остальное по окончании работы, – всё-таки вставил последнее слово Борт.

Но не на того нарвался.

– Не советую меня обманывать, прямо сейчас жду перевода.

– Счёт давай, – буркнул главарь и стал работать со своим наручным коммуникатором.

Через минуту мой счёт в банке пополнился двумя тысячами. Я рассчитывал выйти из этой ситуации без последствий, а тут смотри, даже с прибытком!

– Сейчас поедем на место, где находится предмет, требующий починки, а также инструменты и запчасти.

– Хорошо, только в туалет схожу.

– Ты идиотом меня не считай. С коммуникатором не пойдёшь, вдруг решишь нас слить. Не советую. Коммуникатор оставь и можешь сходить.

Я для вида посомневался, запаролил коммуникатор, расстегнул ремень на запястье и положил прибор на стол, после чего, встав, направился в туалет. Один из парней пошёл следом и занял соседнюю кабинку.

Не знаю, кто у Борта в подручных, но работал он неплохо: догадался притащить в туалет ещё одну глушилку и врубил её на случай, если у меня есть ещё один коммуникатор. Не ошибся, есть. Только вот для военного прибора эта самоделка была не помехой, через минуту сообщение ушло на почту начальника цеха с пометкой очень срочно, а я, нажав на очистку, вышел из кабинки, помыл руки и прошёл в помещение кафе.

Над содержанием письма пришлось постараться, чтобы в нём чувствовалась паника и мольбы о помощи. Если в двух словах, там было краткое, с ошибками, будто писал торопливо, сообщение, что меня схватили, угрозами добились согласия починить запрещённую к хранению и использованию снайперскую винтовку «Примо» и ведут к месту, где я должен это сделать и где меня впоследствии убьют. Не забыл я вписать и адрес, где находился.

Почти сразу пришло сообщение, что письмо принято и прочитано.

Эта винтовка самая страшная штука в истории стрелкового вооружения Содружества. Изготовили её всего пять тысяч единиц для спецподразделений империи Амар семьсот лет назад. Понятными путями она быстро оказалась в руках бандитов, причём в достаточно большом количестве, и наступили чёрные дни для телохранителей. Снайпер мог находиться за четыре километра от цели, выстрелить и спокойно скрыться, пока охрана суетилась у разорванного тела. А дело в том, что для прицела не важны стоявшие на пути дома и другие преграды. Блоком наведения, который я, скорее всего, и должен починить, можно настроить полёт пули так, что она обогнёт все препятствия и, пробив, например, четыре метра бетона, попадёт в цель. Блок наведения нацеливается на ауру человека. Как действовали снайперы: корректировщик снимал параметры ауры цели, хватало расстояния с полкилометра, передавал данные стрелку, тот вводил их в блок наведения, направлял винтовку в сторону цели, дожидался значка, что цель захвачена, и нажимал на спуск. Всё, цель стопроцентно поражена. Того гения, что сконструировал блок наведения для этого оружия, говорят, казнили особо изощрённым способом. А я лично думаю, его просто спрятали, чтобы он и дальше творил.

Когда стали гибнуть олигархи, политики и даже главы государств, было собрано общее совещание, где постановили уничтожить все винтовки этой модели и запретить продолжение разработки подобной линии оружия. Как ни странно, приказ глав государств Содружества был выполнен. На обладателей этого оружия была устроена настоящая охота. Их убивали без жалости, уничтожали практически поголовно. Выживали только те, кто добровольно его сдавал. Сейчас накал спал, но закон остался прежним. Вот в такую историю я попал. С гнильцой история.

Поэтому, выйдя из туалета, я не пошёл сразу к Борту, а направился к стойке, где показал Хакиму два пальца. Он знал, что это означает, и поставил на стойку два больших запотевших бокала пива с шапками пены. Подхватив бокалы – пусть Борт платит, – я подошёл к нему и, сев напротив, протянул один бокал:

– Угощайся.

– Пить захотелось? – ехидно спросил он.

– Это от нервов. Когда нервничаю, всегда пить охота.

– Ну-ну, – буркнул он, опуская нос в пену и делая большой глоток.

Я поступил умнее, сдул пену и тоже отхлебнул, только немного. Чтобы потянуть время и не насторожить зверька, что сидел напротив, я спросил:

– Тогда, когда я получил удостоверение. Что ты хотел от меня?

– Зачем тебе это? – косо посмотрел он на меня.

– Отомстить решил?

– Не стоит вспоминать старые обиды. Это время прошло.

– Я слышал, из приюта стали пропадать ребята. Ты решил открыть свою контору охотников за головами? Смотри, можешь обжечься на этом.