Горящая земля Корнуэлл Бернард

– Теперь мы убьем вас всех! – завопил он.

Слуга принес ему огромный щит с нарисованным на нем топором.

Я не уверен, что Харальд заметил происходящее на дальнем берегу реки, – этот берег скрывали от него дома Феарнхэмма. Он мог предполагать, что саксы атакуют с тыла; вообще-то, конунг должен был все утро получать донесения о битве. Как рассказал мне Стеапа, преследующие саксы то и дело встречались с отставшими датчанами на дороге, идущей от Эскенгама. Вот только внимание Харальда было сосредоточено на холмах Феарнхэмма, где, как он считал, угодил в ловушку Альфред. Он мог проиграть битву на южном берегу и все-таки выиграть королевство на северном. Поэтому Харальд повел своих людей вперед.

Я собирался позволить датчанам атаковать нас в надежде на то, что древний земляной вал даст нам дополнительную защиту, но, когда строй Харальда двинулся вперед с оглушительным ревом ярости, я увидел, как они уязвимы. Харальд, может, и не сознавал, какая беда обрушилась на его отряды на другом берегу реки, зато многие его воины поворачивались, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Люди, опасающиеся нападения с тыла, не будут сражаться со всем жаром. Мы должны их атаковать.

Я вложил в ножны Вздох Змея и вытащил Осиное Жало, свой короткий меч.

– «Свиная голова»! – закричал я. – «Свиная голова»!

Мои люди поняли, чего я хочу.

Они повторяли это сотни раз, прежде чем попытались выполнить маневр в бою, но теперь часы практики окупились сполна, когда я повел их с земляного вала и через ров.

«Свиная голова» – это клин, наконечник копья из людей, и я не знал более быстрого способа сломать «стену щитов». Я шел впереди, хотя Финан пытался оттеснить меня в сторону.

Датчане замедлили шаг, – возможно, их удивило, что мы покинули вал, а может, они наконец поняли, что ловушка захлопнулась. Единственный способ выбраться – уничтожить нас. Харальд точно осознал это и проревел приказ идти вверх по склону. Я же кричал своим людям, чтобы они поторапливались.

Этот бой начался так быстро. Я вел клин вниз по некрутому спуску, а Харальд понукал своих людей, чтобы те двигались вверх, но датчане были сбиты с толку, они вдруг начали бояться, и «стена» врагов стала распадаться еще до того, как мы до нее добрались. Некоторые воины послушались Харальда, другие попятились, поэтому строй их прогнулся. Но в центре, где развевалось знамя с черепом волка и топором, остатки «стены щитов» держались твердо. Там собралась корабельная команда Харальда, и именно туда был нацелен мой клин.

Мы издавали оглушительный боевой клич. Окованный железом щит тяжело давил на мою левую руку, Осиное Жало было отведено назад. Этот меч с коротким клинком предназначался для колющих ударов. Вздох Змея был изумительным мечом, но длинным, как топор с длинным топорищем, и мог стать помехой в битве в «стене щитов».

Я знал, что, когда мы врежемся во вражеский строй, придется прижиматься к врагам так же тесно, как прижимался бы к любовнице, и что в подобной давке именно короткий меч станет смертоносным.

Я нацелился на самого Харальда. Он не надел шлема, полагаясь на то, что блестящая на солнце кровь приведет в ужас его врагов. Датчанин и впрямь приводил в ужас: огромный здоровяк, рычащий, с дикими глазами. С его слипшихся волос капало красное, на его щите было изображено лезвие топора. Оружием ему служил боевой топор с короткой рукоятью и тяжелым лезвием.

Он вопил, как демон, не сводя с меня глаз; ощеренный рот кровавой маски.

Помню, когда мы рвались вниз по склону холма, я подумал, что он пустит в ход топор, чтобы меня рубануть. Тогда мне придется вскинуть щит, а сосед Харальда, смуглый человек с коротким мечом, сунет клинок под нижний край моего щита и выпотрошит меня.

Но справа бежал Финан, и это означало, что смуглый датчанин обречен.

– Убейте их всех! – прокричал я воинский клич Этельфлэд. – Убейте их всех!

Я даже не повернулся, чтобы посмотреть, ведет ли Алдхельм своих людей вперед, но он их вел.

Все, что я чувствовал, – это страх перед боем в «стене щитов» и подъем духа перед боем в «стене щитов».

– Убейте их всех! – вопил я.

И щиты врезались друг в друга.

Поэты говорят, что в Феарнхэмм явились шесть тысяч датчан, а иногда исчисляют их десятком тысяч. Без сомнения, чем старше будет становиться эта история, тем больше будет численность наших врагов.

По правде говоря, я думаю, что Харальд привел около шестнадцати сотен человек, потому что часть его армии осталась у Эскенгама. А сейчас у него было больше людей, чем тогда у Эскенгама и Феарнхэмма. Он приплыл из Франкии примерно на двухстах судах, и на этих судах могли находиться пять или шесть тысяч воинов, но меньше половины из них нашли лошадей, и не все всадники прискакали к Феарнхэмму. Некоторые задержались в Кенте, где заявили свои права на захваченную землю, другие грабили Годелмингам.

Итак, сколько же нам противостояло людей? Возможно, половина войск Харальда пересекла реку, когда мои войска и воины Алдхельма атаковали. Не больше восьмисот человек. Причем некоторые из датчан даже не стояли в «стене щитов», а все еще искали добычу в домах Феарнхэмма.

Поэты говорят мне, что враги превосходили нас числом, но, по-моему, на нашей стороне сражалось больше воинов.

И мы были более дисциплинированны. И еще у нас имелось преимущество: мы находились выше людей Харальда. И вот мы ударили в его «стену».

Я нанес удар щитом. Чтобы «свиная голова» сработала, атака должна быть быстрой и жесткой.

Помню, я вновь прокричал воинский клич Этельфлэд:

– Убейте их всех! – И потом прыжком одолел последнее разделяющее нас пространство, вложив весь свой вес в левую руку с тяжелым щитом.

Мой щит врезался в щит Харальда, так что того отбросило назад. Я ткнул Осиным Жалом под нижним краем своего круглого щита. Клинок ударил и пронзил. Момент неясности, замешательства. Я знаю, что Харальд обрушил свой топор, потому что его лезвие искалечило кольчугу у меня на спине, хотя и не коснулось кожи. Мой внезапный прыжок, должно быть, вынес меня за пределы досягаемости топора. Позже я выяснил, что мое плечо превратилось в сплошной темный кровоподтек, и понял, что сюда попало топорище, но во время боя я не почувствовал боли.

Называю это боем, но вскоре все было кончено.

Что я помню, так это как пронзало Осиное Жало, помню ощущение клинка, вошедшего в плоть. Я понял, что ранил Харальда, но потом тот вывернулся, уйдя влево, отброшенный в сторону весом и скоростью нашей атаки, и Осиное Жало высвободилось.

Финан справа прикрывал меня щитом, когда я врезался во второй ряд и опять сделал выпад Осиным Жалом, продолжая двигаться вперед.

Я ударил датчанина железным умбоном и увидел, как копье Райпера вышибло ему глаз.

В воздухе висел запах крови, звучали вопли, чей-то меч мелькнул справа от меня, пройдя между щитом и моим туловищем. Я просто продолжал идти вперед, а Финан полоснул коротким мечом по руке напавшего на меня. Вражеский меч бессильно упал.

Теперь я двигался медленно, толкая людей впереди, в то время как меня толкали те, кто шел сзади. Я делал Осиным Жалом короткие сильные выпады, и в моих воспоминаниях эта часть битвы вершилась в полной тишине.

Конечно же, тишины быть не могло, но так мне кажется, когда в памяти всплывает битва при Феарнхэмме.

Я вижу гримасы. Вижу мелькание клинков. Вспоминаю, как присел, толкая вперед. Я помню взмах топора слева от меня и как Райпер поймал топор на щит и щит его раскололся. И как споткнулся о труп лошади, которую Харальд принес в жертву Тору, но меня потянул вверх датчанин и попытался выпотрошить меня коротким клинком. Этот клинок остановила золотая пряжка моего пояса, и я помню, как резанул Осиным Жалом промеж ног врага и дернул клинок назад, а потом наблюдал, как глаза датчанина распахнулись от ужасной боли. А после он внезапно исчез, и – так же совершенно внезапно – передо мной не осталось больше щитов. Впереди были лишь огород с овощами, навозная куча да домик – его изувеченная соломенная кровля грудой лежала на земле. Я помню все это, но я не помню никакого шума.

Позже Этельфлэд сказала мне, что наша «свиная голова» прошла прямо через строй Харальда. Так, должно быть, это выглядело с вершины холма, откуда она наблюдала, хотя мне все это казалось медленной и тяжелой работой. Но мы и вправду прошли сквозь строй датчан, раскололи «стену щитов» Харальда, и теперь должна была начаться бойня.

Без «стены щитов», где сосед помогает соседу, каждый датчанин сражался сам за себя, а наши люди, восточные саксы и мерсийцы, все еще стоявшие в строю – щит сомкнут со щитом, – резали, полосовали и пронзали обезумевших врагов.

Паника распространилась быстро, как огонь на сухом жнивье. Датчане бежали, и я жалел лишь о том, что наши лошади остались на вершине холма, под охраной мальчишек, иначе мы пустились бы в погоню и перебили бы врагов.

Но некоторые люди Харальда пытались сопротивляться. Всадники, те, что готовились обогнуть холм и напасть на нас сзади, ринулись на нашу «стену щитов», однако лошади не очень-то хотели атаковать плотные ряды. Датчане колотили копьями по щитам, заставив наш строй прогнуться, к тому же к ним присоединились другие. «Свиная голова» потеряла форму клина, но мои люди оставались вместе, и я повел их навстречу внезапной яростной атаке.

Конь попятился от меня, молотя копытами, и я принял на щит гремящие удары. Жеребец щелкнул на меня зубами, а его всадник рубанул сверху вниз мечом; железный край щита остановил клинок. Мои люди окружили атакующих, которые осознали опасность и оттянулись назад… И тут я впервые увидел, зачем они вообще атаковали.

Они пытались спасти Харальда. Два моих воина захватили его знамя – окрашенный красным волчий череп на древке со штандартом, изображающим лезвие топора, – но сам Харальд лежал в крови среди горошка.

Я закричал, что мы должны его захватить, но на моем пути был конь, и его всадник все еще дико размахивал мечом. Я вонзил Осиное Жало в лошадиное брюхо и увидел, как Харальда тащат назад за лодыжки. Огромный датчанин перебросил своего конунга через седло, а другие повели лошадь прочь. Я хотел добраться до них, но Осиное Жало застряло в теле содрогающегося коня, всадник которого все еще тщетно пытался меня убить, поэтому я выпустил рукоять короткого меча, схватил врага за запястье и дернул. Раздался вопль, когда конник свалился с седла.

– Убей его! – прорычал я человеку, стоявшему рядом со мной, и высвободил Осиное Жало.

Но было поздно: датчане ухитрились вытащить раненого Харальда. Я вложил Осиное Жало в ножны и взялся за Вздох Змея.

В этот день сражения в «стене щитов» закончены. Теперь мы будем охотиться за датчанами по переулкам Феарнхэмма и за его пределами.

Большинство людей Харальда бежали на восток, но не все. Две наши атаки раскололи орду датчан, стиснули ее, и некоторым пришлось спасаться на западе, углубляясь в Уэссекс.

Теперь реку пересекали первые всадники-саксы, преследующие беглецов. За датчанами, которые убегут от этой погони, будут охотиться крестьяне. Тех, что бежали на восток, увозя своего раненого вождя, было больше, и они приостановились в полумиле от Феарнхэмма, чтобы собраться с силами. Но как только появились сакские всадники, эти датчане продолжили отступление. И в Феарнхэмме тоже все еще оставались враги. Они укрылись в домах, где мы охотились на них, как на крыс.

Датчане молили о пощаде, но мы не даровали ее, потому что все еще были рабами неистового желания Этельфлэд.

Я убил человека на навозной куче, рубанув его Вздохом Змея и располосовав его горло наконечником меча. Финан в погоне за двумя датчанами ворвался в дом, и я поспешил за ним, но оба врага были уже мертвы к тому времени, как я влетел в дверь.

Финан швырнул мне золотой браслет, а потом мы оба окунулись в освещенный солнцем хаос.

Всадники галопом скакали по улице, выискивая врагов. Я услышал крик позади хижины, мы с Финаном побежали туда и увидели огромного датчанина – на руках его блестели серебряные и золотые браслеты, на шее висела золотая цепь; он сражался с тремя мерсийцами. Я понял, что это капитан корабля, человек, который привел свои команды на службу Харальду в надежде найти себе земли в стране восточных саксов. Но вместо земель нашел могилу в краю восточных саксов.

Он был умелым и быстрым, его меч и помятый щит сдерживали атакующих, а потом датчанин увидел меня и по моему военному снаряжению распознал во мне богача. В тот же миг трое мерсийцев шагнули назад, чтобы предоставить мне привилегию убить здоровяка.

– Крепко держи свой меч, – сказал я ему.

Тот кивнул. Он взглянул на амулет-молот, висящий у меня на шее. Датчанин потел, но не от страха. То был теплый день, а все мы были в кожаной одежде и кольчугах.

– Жди меня в пиршественном зале, – сказал я.

– Меня зовут Отар.

– Утред.

– Отар Наездник Шторма, – представился он.